Текст книги "Одна беременность на двоих (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 50 страниц)
– Я не привыкла носить лифчики, и сейчас жду вечера, чтобы наконец вздохнуть свободно. Я даже не хочу надевать пижаму, чтобы насладиться свободой по полной. Знаешь, в Древней Греции не было в домах никакого отопления, и угль жгли только в богатых домах, а так все согревались под одеялами, прижимаясь друг к другу.
Я ещё сильнее натянула на себя одеяло, а Аманда поднялась с кровати и вытащила из шкафа второе.
– Я не против того, чтобы спать под одним, – торопливо сказала я, расстроившись, что она не правильно истолковала мой жест, ведь мы всегда спали под одним одеялом, и летом тоже без пижамы.
Аманда медленно обернулась, и даже в темноте я видела, что она улыбается. Только одеяло она не положила обратно, а вернулась с ним к кровати и легла на самый край, укрывшись им.
– Я знаю, что ты почувствовала, и понимаю твой страх. В этом и была суть демонстрации того профессора, никак не могу вспомнить его имя. У меня было то же самое, когда моя подруга обняла меня совсем не по-дружески, а так если бы она была парнем. У меня всё сжалось внутри – так сильно и так необычно. Ничего подобного я не испытывала с Майком. Тогда я сидела на диване в гостиной у Стива и проклинала свою дурацкую идею, но подруга не видела моего замешательства и продолжала воплощать в жизнь придуманный мною план. В тонкой футболке и без лифчика, когда её рука скользнула мне под волосы, я ни от кого не смогла утаить своего возбуждения. А когда она поцеловала меня, я забыла, что она женщина. Мне казалось…
Аманда замолчала, и я даже подумала, что она уснула, потому что теперь часто засыпала вот так, неожиданно, на полуслове, но по нервно дёргающимся плечам, на которые она не натянула одеяло, я поняла, что Аманда не спит, а просто смотрит в темноту на дверь шкафа, словно призывает скелеты покинуть его.
– Ты не думай, что мы вот так сидели на диване и вдруг начали при них целоваться. Нет, я послала парней на кухню за тортиком, и оттуда они должны были увидеть её руку на моей спине и лёгкий поцелуй. В общем-то так и было, только моё тело сыграло со мной предательскую шутку, и мне было тогда до ужаса стыдно перед подругой, которая тоже не ожидала от меня подобного.
– И что? Вы с этой подругой…
– Нет, – оборвала меня Аманда. – У неё был парень, и это была лишь шутка, но я… Я была шокирована. Я почувствовала с ней то, о чём болтали девчонки в школе. А потом, потом эта сучка Абби подслушала разговор Стива с Майком и в школе подружкам растрепала. Я не могла тогда сдержать себя, я вошла в такой раж, что чуть не убила её. Мальчишкам даже пришлось в женский туалет зайти, потому что девчонки не могли нас разнять. Я думала, Стив перестанет со мной общаться, потому что я просто разодрала лицо его сестре. Хоть следов не осталось, но Абби всё равно меня ненавидит.
Опять повисло неловкое молчание, и я вновь задала вопрос про кино.
– Почему тебе это интересно? – вдруг зло спросила Аманда. – Не можешь побороть желание заглянуть в замочную скважину?
Я шумно отвернулась и сделала вид, что сплю. Да что же это такое, я ведь просто хочу, чтобы она выговорилась, а не желаю посмаковать её трагедию. Неужели не понятно?
– Кейти, ты вот лежишь и думаешь, что я ненормальная, да?
Я молчала, чувствуя себя на допросе, где каждое моё слово стремилось быть использовано против меня.
– У меня, кроме Майка, никого не было, и с женщиной я тоже не спала, я тебе уже говорила это, – сказала Аманда, всё так неподвижно лежа на краю кровати. – Но я общалась с лесби онлайн, пытаясь понять причину моей фригидности, и так и не поняла, всё ещё не поняла. Ты не будешь против, если мы в Рождество уедем обратно? Я думаю, что похороны они назначат на двадцать шестое, а я не хочу туда идти. И дома не могу больше находиться, и на путешествия у меня тоже нет сил. Может, к твоему отцу поедем, а? Ему же там скучно одному.
Я перевернулась на другой бок и уставилась в спину Аманды.
– А матери твоей очень весело? Дочка за полгода приехала на три дня.
Аманда повернулась ко мне, и я увидела в сумраке спальни её влажные глаза.
– Есть моменты, которые надо переживать на расстоянии, чтобы сохранить отношения. Сейчас я не могу видеть мать. Молчишь, да? Я же сказала, что ты окончательно во мне разочаруешься, когда я расскажу о себе правду. Но я всё равно рада, что рассказала.
Она тут же отвернулась, и я хоть и пыталась подобрать какие-то слова, чтобы отреагировать на брошенную мне в лицо реплику обиды, но не смогла. Так и пролежала минут десять, широко-распахнутыми глазами глядя на полукруглую спину Аманды. Я поняла, что она обнимает подушку, как я в прошлую ночь. Что делать? Обнять её? Развернуть к себе и сказать, что в её рассказе нет ничего ужасного? Что у меня тоже не было к своему сербу никаких чувств и даже инстинктов? Просто он предложил, а я согласилась, ведь, как и она, думала, что пора, и никого другого под рукой не оказалось. И ещё была мысль, что этот серб заполнит образовавшуюся в моей душе пустоту. Наверное, он и заполнил на время, а сейчас опять в душе пусто… Чёрт возьми, ведь Стив прав. Он видит меня насквозь, так отчего же он не видел, что творилось с Амандой все эти годы? Лучший друг, аж смешно… Или парни видят только тогда, когда у них есть шкурный интерес, а в других случаях они слепы, как новорожденные котята? А не такая ли слепая я сама, ведь Аманда только что описала мне мои нынешние ощущения… Может, это нормально испытывать подобное в присутствие действительно красивой женщины, если верить тем же грекам, которые ставили во главу угла красоту? Или если верить этому луизианскому профессору, не важно, кто тебя гладит, важно – как…
– Аманда…
Она никак не среагировала на мой тихий голос, и я поняла, что она уснула. Ну что ж, завтра будет новый день, и завтра всегда можно успеть сказать то, что не успела сказать сегодня… Почти всегда и если действительно этого хотеть, и если не будет форс-мажорных обстоятельств… Только утром я отчего-то не обнаружила Аманду в постели, зато услышала её голос и поняла, что они с матерью разговаривают на повышенных тонах. Я старалась не вслушиваться, поэтому шум не складывался в слова, а был похож на рокот океана.
Пока я думала, вставать мне и идти в свою комнату одеваться или же дождаться Аманду здесь и не раздражать её мать своим появлением, Аманда сама ворвалась в комнату и так шарахнула дверью, что я была уверена, что с затрясшихся стен посыпется краска.
– Она требует, чтобы я шла на похороны, потому что там будет весь класс! Да какого чёрта я должна идти к человеку, общение с которым должно было закончиться, как мы надели голубые мантии! Говорит, что это будет невежливо. Какая к чёрту вежливость! Я пошлю им открытку, какого чёрта им нужна там моя рожа, да ещё беременный живот! Одевайся! – вдруг бросила она жёстко и даже грубо. – Пойдём в блинный дом. Я подавлюсь её завтраком.
Я сидела на кровати, укутавшись в одеяло, и смотрела на Аманду, которая была идеально одета, и только волосы её выбились из хвоста, будто она рвала их на себе.
– Оденься и захвати бутылку минералки из холодильника, а я пойду прогревать машину.
Несмотря на погашенную иллюминацию, на спущенные надувные фигурки «санта клаусов» и снеговиков, город дышал Рождеством в это утро сочельника. Все рестораны были забиты, и выбранный нами не стал исключением, поэтому пришлось записаться в очередь.
– Сколько вас? – спросила девушка в рождественском колпаке и сама же ответила с улыбкой: – Два с половиной.
Мы хотели дождаться своей очереди на улице, чтобы не толкаться в маленькой передней, но Аманде тут же уступила место какая-то мама, взяв свою двухлетку на колени, а я осталась стоять у дверей, чтобы ни над кем не нависать. Время тянулось долго, потому что не было возможности поговорить, и я только и смотрела что через стекло двери на проезжающие по дороге машины, которые заставляли думать о Майке, о его семье и, чёрт возьми, о Стиве. Наконец, девушка пригласила нас в зал, мы заказали блины и пошли в туалет мыть руки.
В зале стоял гул, в котором время от времени раздавались взрывы детского смеха и плача. Напротив нас сидели молодые родители, и рядом с ними на диванчике стояло автокресло, укрытое плотным одеяльцем. Отец то и дело покачивал его за поднятую ручку, а я поражалась, как ребёнок может спать в таком шуме.
– Я так и не могу определиться с фирмой, – Аманда смотрела в том же направлении. – Краш—тесты все одинаковые, отзывы лучше не читать, потому что страшно становится. У кого-то крепления во время аварии отстёгиваются, у кого…
– Послушай, – я перебила её на полуслове, чтобы она не начала по-привычке пичкать меня выуженными из интернета страшилками, – посмотри на «крэглисте», что люди чаще всего продают, ту фирму и купи.
– Да вот и странно. В автокреслах после года лидирует «Бритакс», а вот их же переноска отчего-то вообще не популярна, хотя может в цене дело, она в два раза дороже остальных. Но я упрямо не хочу покупать «Грако». Может, всё-таки выбрать «Пег-Перего»? Потому что мне ведь всё равно не нужно, чтобы оно подходило к коляске.
Аманда копалась в телефоне и то и дело передавала его мне, чтобы показать картинки. Я кивала просто так для вида, потому что мне было без разницы, что она в итоге купит. Наверное, все производят кресла по одному и тому же стандарту, только играют на дизайне, толка в котором нет, уж нам-то, дизайнерам, этого ли не знать.
– Я на форуме ещё вычитала, что можно съездить к пожарным, и те установят кресло в машину, – продолжала Аманда воодушевлённо, и я мысленно благодарила судьбу за приятное соседство, которое развеяло грустные мысли. – Надо узнать, кто у нас этим занимается, и обязательно съездить к ним.
– Для начала надо кресло купить, – сказала я и сразу пожалела, потому что улыбка сошла с лица Аманды.
К счастью, нам не пришлось час дожидаться заказа, и прибывшая еда спасла положение. Казалось, что блины ещё никогда не были такими вкусными, как и взбитые сливки на них. Я смотрела, как тает на глазах белая горка, и ловила себя на мысли, что хочу заказать отдельную порцию сливок с шоколадом. Аманда уже дорезала ножиком второй блин и потянулась к бутылке с кленовым сиропом.
– Ты осуждаешь меня? – спросила она, полив тягучей янтарной жидкостью кусочки блина. – Ты считаешь, что у меня сейчас не должно быть аппетита?
– Я никого не осуждаю, – отозвалась тотчас я, быстро проглотив свой блин. – Чувства – это то, что мы не можем контролировать. Человек очень редко на самом деле испытывает что-то по отношению к кому-то. Принято считать, что мы все должны жалеть умершего человека, радоваться рождению ребёнка, переживать, когда кто-то потерял работу, и мы всё это делаем внешне, потому что нас научили внешне выражать сочувствие – взглядом, движениями, словами. Только чаще всего мы лицемерим, потому что наш мозг заранее запрограммирован на ту или иную реакцию на предложенную ситуацию, что информация не успевает дойти до сердца, чтобы вызвать истинное сочувствие.
Аманда молча отправила в рот кусочек блина и принялась жевать, не сводя с меня ярких синих глаз.
– Если бы ты согласилась пойти на похороны, твоя мать подумала бы, что ты действительно переживаешь смерть своего одноклассника, потому что в обществе принято именно так выражать сочувствие. Так как ты отказываешься действовать по вечному плану, ты априори считаешься бесчувственной, хотя в душе можешь переживать в сто раз сильнее людей, пришедших на церемонию.
Аманда отпила из чашки какао, и на губах и кончике носа остался белый след от сливок.
– Проблема в том, что я действительно ничего не чувствую, – сказала Аманда, вытирая указательным пальцем нос.
– Я уверена, что ты чувствуешь, просто чувство облегчения намного ярче и сильнее, поэтому в твоём сознание перебивает чувство скорби. Если взять в пример исторических лидеров, то радующихся их смерти всегда было больше, чем скорбящих, потому что большинство получило освобождение от каких-то пут, но это не делало всех этих людей бесчувственными…
Я на секунду замолчала, пытаясь понять, чтобы такого нафилософствовать ещё, чтобы отвлечь Аманду от грустных мыслей, и Аманда тут же сказала:
– Ты сливок хочешь? Что ты так смотришь на мою чашку? Я тебе с удовольствием отдам всю эту белую шапку, потому что мне уже одной бутылки минералки не хватит.
Она тут же подвинула мне своё какао, и я покраснела. Я совсем не хотела её сливок, я просто старалась не смотреть ей в глаза, потому что вдруг вспомнила свои вчерашние ощущения, когда та поглаживала мою руку, и мне вновь захотелось сказать Аманде, что она не одна такая, но я не знала, как и куда вставить свой комментарий, поэтому с благодарностью принялась копаться ложечкой в сливках.
Потом мы быстро расплатились, взяли на кассе по мятной конфете и поспешили в машину, где Аманда тут же схватила бутылку минералки и вылезла обратно на улицу, захлопнув дверцу. Я смотрела сквозь стекло на её белую спину и думала, что она зря так смущается своей физиологии, ведь роды будут не чета простой изжоге, а туда она согласна взять меня. Ну, честное слово, не из-за фотографий же только! Курсы, курсы, курсы… Мне уже хотелось, чтобы побыстрее прошли эти две недели до их начала, потому что я совершенно не представляла, в чём будет заключаться моя помощь Аманде, и ещё… И ещё я была не совсем уверена, что она примет от меня эту помощь.
– Я посмотрела в интернете и оказывается сегодня автомобильный музей открыт, – сказала Аманда, залезая обратно в машину. – Поехали? Надо же как-то убить день. У меня и фотоаппарат с собой.
– Да я была там много раз. У меня же братья. Они тащили туда родителей каждую зиму. Давай мы уже с твоим… Кстати, ты имя придумала?
– Нет, – тут же ответила Аманда и бросила полупустую бутылку на заднее сиденье. – Я как-то вообще забыла, что имя нужно… Ты даже не думай, что я назову его в честь отца!
Аманда выкрикнула это так зло, что я даже отпрянула от неё и схватилась за ремень безопасности.
– Извини, – тут же сказала Аманда. – Я просто постоянно думаю про Майка. Я совершенно не могу отключить свою голову. Я… Мне стыдно говорить, но я верю, что это Божья кара.
Она пристегнула свой ремень, расправила его под животом и под грудью и завела машину.
– Аманда, – прошептала я, потому что боялась сказать громко то, что, быть может, совсем не хотела слышать Аманда. – Стив сказал, что Майк очень тебя любил и считал дни до твоего приезда.
– Любил? – она не повернула головы в мою сторону, смотря в зеркало заднего вида, чтобы выехать с парковки, но я видела, как скривились в усмешке губы. – Сомневаюсь, что человек, который любит, способен сделать то, что сделал он со мной. Ты думаешь, я как идиотка напилась с ним до беспамятства? Да я выпила полтора бокала красного вина, не больше. Просто он подмешал мне что-то в вино. Он всё спланировал заранее. Высадил Стива, а потом отвёз меня к себе. Я плакала, я просила отпустить меня, но он не только принудил меня к сексу, он ещё заявил, что сейчас я усну, и его родители обнаружат меня в его постели, и я больше никуда от него не денусь, и никакие россказни про девочек мне больше не помогут.
Аманда замолчала и включила музыку. Я тоже молчала, потому что не знала, что сказать. Как-то новая версия не вязалась со старой. Может, Стив прав, Аманда никогда не говорит правду. Но выяснять это я не буду, потому что всё-таки меня её правда не особо-то и касается.
– Чёрт, как же бесят эти брачующиеся на каждом углу! – Аманда резко затормозила на переходе, чтобы пропустить несколько свадебных процессий.
– А я люблю смотреть на невест. Они все такие счастливые…
– Это они, наверное, платьем своим довольны. Вообще не понимаю, чего всех в Неваду-то тянет. Смысл быть частью конвейера? Можно так же спокойно в мэрии расписаться.
– Наверное, это дань моде – расписаться в Рино или Вегасе…
– Я бы предпочла хипповскую свадьбу в платье в цветочек в объятьях Сан-Франциско.
– Ну так стремись к мечте, – улыбнулась я и отчего-то вдруг представила Стива в костюме Элвиса Пресли.
– Я никогда не выйду замуж, – сказала Аманда, когда невесты наконец закончились, и мы смогли проехать дальше вдоль глухих стен домов, расписанных под южные европейские города.
– Когда-нибудь ты его встретишь…
– Ты не понимаешь, и не надо… Я вот тоже не понимаю, какого чёрта столько ёлок рубить, если их не покупают. Растить, рубить, пускать на опилки…
– Ты просто не чувствуешь, что хвоя – это запах детства, запах Рождества, запах хорошего настроения, – тут же отозвалась я и втянула воздух, словно сюда, в закрытый салон автомобиля, мог проникнуть запах пушистых красавиц.
– Серьёзно? – Аманда включила поворотник и стала перестраиваться в правый ряд. – Ты хочешь сказать, что купи мы сейчас ёлку, ты начнёшь улыбаться?
– Ну да, – ответила я тут же, совсем не думая, что Аманда спрашивает меня серьёзно.
Но она зарулила на парковку около ёлочного загона и заглушила мотор.
– Ты что?
– Кейти, ну ты посмотри сколько непроданных ёлок! Завтра они станут опилками, а так они могут сейчас стать причиной твоего хорошего настроения.
Я вышла следом за ней из машины и вошла в загон, где продавец вбивал крест в ствол только что проданной ёлки.
Аманда провела рукой по зелёному забору и сказала задумчиво:
– Мне всегда казалось, что должно работать правило маркетинга: спрос рождает предложения и наоборот. Ведь если они из года в год не могут распродать все ёлки, то для чего их столько выращивать и рубить? Если мы не будем их покупать, их должно становиться всё меньше и меньше, или я чего-то не понимаю?
– Не понимаешь, – я как зачарованная стояла перед ёлкой и вдыхала полной грудью одурманивающий мозг запах. – Миром правит надежда, что в этом году будет намного лучше чем в прошлом. Ну в том плане, что может больше людей захочет купить настоящую ёлку. Аманда, ну как мы повезём её?
– В салон запихнём, – улыбнулась она, направившись в сторону ёлок, которые были с нас ростом. – Вот эта, если верить моему глазомеру, должна поперек войти.
– Как поперек? – моя фантазия отказалась работать, потому что мне бы и в голову не пришло запихивать дерево в машину, но при этом мне так хотелось, чтобы мы всё же купили ёлку. И ещё мне не верилось, что Аманда вообще решила пойти против своих принципов, чтобы доставить мне удовольствие. Ведь это для меня, правда?
Я не задала этот вопрос вслух, но видела, как искрились её глаза, когда она смотрела на моё почти что по-детски счастливое лицо. Я оттащила от забора указанную ёлку. Она критически обошла вокруг неё и удовлетворенно кивнула. А тут и продавец подоспел с заявлением, как нам повезло, потому что сейчас он продаёт их совсем даже не в полцены, а…
– А может вы нам её подарите?
Я не ожидала подобного вопроса от Аманды, как и продавец, но, наверное, тот следовал правилу, что беременным отказывать нельзя, дабы не навлечь на себя несчастье, поэтому просто подхватил ёлку и спросил, нужен ли нам крест.
– Нет, иначе она не влезет в машину.
Продавец извинился, что у него не осталось упаковочных сеток, и перекинул ёлочку через плечо. На парковке он стал озираться, ища машину, но кроме нашей «тойоты» ничего не было.
– Вы кого-то ждёте?
– Нет, мы хотим запихнуть ёлку в салон.
Словами взгляд мужика мне всё равно не описать. Вот если бы под рукой тогда оказались краски… Но всё-таки он донёс ёлку и поставил рядом с машиной, ожидая дальнейших инструкций. Аманда словно вымерила каждый дюйм, потому что ёлка вошла в машину тютелька в тютельку, упёршись в торпеду стволом. Я же еле втиснулась на заднее сиденье и затесалась между пушистых веток, решив не думать о том, как мы будем очищать салон от иголок. Аманда ехала очень плавно, но мне всё равно приходилось поддерживать ствол, чтобы на повороте тот не вышиб правое стекло. Я очень сомневалась, что Аманда могла что-то видеть в боковое зеркало, и тихо молилась, чтобы мы не повстречали легавого, который явно не пожелал бы нам весёлого Рождества… Но мысль, что Аманда сделала всё это ради меня, дурманила голову похлеще запаха хвои.
Глава тридцать седьмая «Китайская мудрость»
О, как приятен в рождественское утро шелест разворачиваемой подарочной бумаги… Нет, всё же намного приятнее видеть улыбку на дорогом лице, когда бумага уже рваными комочками раскидана по полу, и подарок официально вручён. Только улыбка у Аманды получилась больше извиняющейся, чем радостной, и я понимала свою промашку, ведь похожую одежду она собрала в мешок, чтобы развесить в моем шкафу, хотя я и знала, что ничего из этого никогда не надену. Ещё мне вдруг показалось, что у Аманды это такой своеобразный дар Артемиде, только прощалась она не с детскими забавами, а со свободной взрослой жизнью, принося в дар не детские игрушки, а любимую одежду.
– Как ты угадала, – улыбнулась Аманда, стараясь сгладить возникшую неловкость. – Я бы именно их и купила…
Она держала туники на коленях и нервно комкала ткань в руках. Мы были в гостиной одни, потому что мать Аманды ушла в ванную комнату примерять подаренный мной шарфик. Не опасаясь косых взглядов с её стороны, я отложила в сторону скомканную обёрточную бумагу и поднялась с колен. Аманда сидела в кресле, поэтому мне ничего не оставалось, как сесть рядом с ней на подлокотник. Я осторожно коснулась её руки и выудила из пальцев одну из безжалостно помятых туник.
– Аманда, ты глянь в журналах на молодых мамочек, они там все в цветочках и сердечках, а ты от таких суперских восточных мотивов отказываешься! – сказала я переиграно-радостно.
– Я не хочу выглядеть, как эти дуры из журналов. Это убожество, как и розово-сердечные костюмчики для девочек.
Она поджала губы, и я поняла, что случайно напомнила ей про изначальное желание иметь дочь, которое, я думала, давно перестало её мучить. Но видно Аманда так и не смирилась с мальчишескими стрижками под ноль и бейсболом.
– Вспомни, мы рассматривали с тобой фотоальбом про жизнь хиппи в Сан-Франциско в шестидесятых? Там все кормили грудью, и никто от цветочков и пацифики не отказывался, а тут гляди какой вырез, – я специально ещё больше натянула ткань, приложив тунику к себе, – тут не одну, а две сиськи можно достать. И вообще кормишь-то под накидкой – задрал тунику и все дела.
С поджатыми губами Аманда походила на ощетинившуюся кошку, которая вот-вот зашипит.
– Ты так уверенно заявляешь, будто сама выкормила троих детей! – наконец-таки прошипела Аманда, продолжая сидеть ко мне в профиль.
Я примирительно сложила тунику и забрала остальные из рук Аманды, чтобы аккуратно сложить их и убрать – только куда, я пока не решила.
– Ты не обижайся, – сказала вдруг Аманда примирительным тоном. – Просто ты немного не понимаешь, что со мной происходит.
– Так ты расскажи!
Я бросила стопку туник на диван и съехала на пол к ногам Аманды, смотря на неё снизу вверх полными искреннего интереса глазами в надежде, что она чуть-чуть, хоть на мгновение, приоткроет для меня занавес в свой тайно-странный внутренний мир. Но она лишь покачала головой, будто отвечала отказом на не озвученный мной вопрос.
– Я ценю, что ты старалась, но я… Я просто не могу думать сейчас про хипповские кофточки. Ты лучше мой подарок открой.
Не поднимаясь на ноги, я отползла под ёлку и чуть не ткнулась носом в иголки. Запах хвои подействовал на меня лучше любого успокоительного, и я улыбнулась, приподнимая нижнюю ветку, чтобы достать свою коробочку. Под недоуменные взгляды миссис ОʼКоннер мы весь вечер возились с ёлкой, украшая оставшимися шарами и мишурой. Аманда к моему неописуемому удивлению перенесла под живую, благоухающую лесом ёлку все подарки, и даже две коробочки – одну идеально упакованную, а вторую с наспех подклеенной липкой лентой разорванной бумагой. Вот теперь я взяла обе эти коробочки, и протянула одну Аманде.
– Ты же любишь индейские украшения. Мои бусы очень красивые, а твои должны быть ещё лучше.
Я увидела, как засветились её глаза, и голос стал морозно-холодным:
– Стив мне каждое Рождество дарит эту фигню. Если тебе нравится, то я с удовольствием отдам всё, что скопилось за эти годы.
Она сказала это с таким придыханием, будто была древней старухой, за плечами которой было чуть ли не прожитое столетие. – Я сейчас лишь слингобусы носить буду.
– Стив старался…
– Я тоже старалась, а ты так и не открыла мой подарок!
Я сорвала бумагу со свёртка и открыла пластиковый пакет, из которого вынула три странные юбки. Одного взгляда на лейбл «Фри Пипл» было достаточно, чтобы понять, что я подобное не надену. Одна, самая длинная юбка была из серого трикотажа с разрезом во всё бедро, скреплённым несколькими стежками в самом низу у щиколотки, вторая заканчивалась у колен рваными треугольниками, а последняя оказалась мини-юбкой с какими-то гипюровыми кружевами, словно из-под юбки торчала комбинация… Одним словом – ужас, но всё же под выжидающим взглядом Аманды я поднялась с ковра и приложила к себе юбки, все три сразу, самой короткой вверх.
– Аманда, спасибо, но я не очень представляю себя…
– Вот, с индейскими бусами самое то будет, – перебила она меня то ли серьёзно, то ли смеясь.
А я как-то сразу сжалась от неприятных воспоминаний, связанных со Стивом, которые аккумулировались в таком красивом подарке. Явно я никогда не надену их, не говоря уже о тех, что подарены им Аманде. Вдруг я почувствовала в носу влагу и потянула носом. Я продолжала стоять рядом с ёлкой, но вместо запаха хвои в нос мне ударил терпкий запах шоколада.
– Девочки, я даже не знаю, что предложить вам, меня в этом году просто задарили…
Я обернулась к вошедшей миссис ОʼKоннер: та держала в руках две открытые коробки с шоколадом.
– Один бельгийский, это тот, что в форме ракушек, а это горький пористый, тот, что просто кусочками, и ещё…
– Мам, кто это есть будет?
Аманда поднялась из кресла совсем по-беременному, опираясь руками в подлокотники, выставляя вперёд живот, выгибая спину. Неудобнее телодвижения не придумаешь, и руки Аманды тотчас легли на поясницу, чтобы растереть мышцы, затёкшие от долгого сидения.
– Вы будете есть, кто же ещё! Можем шоколадное фондю сделать с фруктами… Аманда, не смотри так на меня. Рождество сегодня. Ты только взгляни, как хорошо смотрится на мне шарфик.
Скажем так, смотрелся он совершенно обыкновенно, и я могла бы сделать палитру намного ярче, а вот улыбка, которая освещала шарфик, была великолепна, и она сглаживала все допущенные мной при валянии шерсти огрехи. Но Аманда, не удостоив мать ответом, прошествовала к роялю и, откинув крышку, провела по белым клавишам рукой, словно стирала пыль. Тяжело вздохнув, села на скамью и опустила руки на клавиши, нашла ногой педаль. Глядя, как упирается в корпус инструмента огромный живот, я представляла скрюченную фигурку малыша. Ночью мы отыскали в дебрях интернета шикарный фильм, снятый аж тридцать лет назад, который качеством исполнения полностью соответствует названию «Чудо жизни». Боже ж мой, какое же это ни с чем не сравнимое чувство – наблюдать, как из головастика постепенно формируется кто-то, похожий на человечка, и как формы его становятся всё более и более привычными, чтобы через сорок недель появиться на свет куклой-пупсом. В начале третьего триместра, этот малыш уже сидит вниз головой, хотя и не догадывается об это, и с ногами, закинутыми за уши. Интересно, а когда он родится, его можно таким вот клубочком опять свернуть? Что за идиотские мысли лезут в голову, когда… Что?
Я ведь продолжала смотреть на Амандин живот и совершенно не услышала, как гостиную заполнили звуки рояля. Аманда наигрывала что-то до боли знакомое, но я не могла вспомнить слова песни, пока она не запела:
– Itʼs Christmas once again in San Francisco. There is not a chance that it will snow. Forty-niners playing in a pool of green. Back east itʼs ten degrees below. I can hear the mission bells a-ringing. Union Squareʼs all dressed in Christmas cheer. Kids are counting days till Christmas morning. Itʼs my favorite time of year. Itʼs Christmas once again in San Francisco. There is not a snowflake to be found. No sleigh rides, no snowmen like you see on the Christmas cards. Oh, but weʼve got a lot of Christmas in our hearts. Some folks say it doesnʼt feel like Christmas if you canʼt look outside and see some snow. But I donʼt recall that it was snowing in Bethlehem two thousand years ago…
Я не могла оторвать глаз от бегающих по клавишам длинным – я только сейчас заметила, насколько они у неё длинны – пальцам, рождающим феерические звуки, то взметающиеся к потолку, то, словно мячик, падающие на пол и вновь отскакивающие от него… Вместе с музыкой взметались ввысь мои мысли о том, что я абсолютно ничего не знаю об Аманде. Оказывается, она великолепно играет, что, конечно, не удивительно для дочери учителя музыки, но я не знала и о том, что её мать преподаёт фортепьяно, и мне казалось, что чёрный рояль в комнате всего лишь красивая часть интерьера.
Аманда продолжала играть и петь, и пусть пела она намного хуже, чем играла, но музыка и голос дурманили меня больше запаха свежей хвои, и я даже не поняла, как в моей руке оказалась шоколадная конфета. Я машинально запихнула её в рот и плюхнулась на диван, чуть не промахнувшись и не сев на пол. Миссис ОʼКоннер присела рядом, продолжая держать в руках коробки, и я выудила ещё пару конфет, глотая их, похоже, не жуя.
– Ешь, ешь, – подбадривала меня хозяйка. – Я после Рождества каждый год не знаю, к кому пристроить весь тот шоколад, которым задаривают меня ученики. Я вам с собой обязательно дам шоколада, с друзьями съедите.
– Мам, – Аманда убрала руки с клавиш. – Я тебе не хотела говорить заранее, чтобы настроение не портить, но мы с Кейти прямо сейчас уезжаем.
Я уставилась на Аманду с не меньшим удивлением, чем её мать.
– Завтра тебе будет не до нас, а я не пойду туда, что бы ты сейчас мне ни сказала, потому что мне лишние плохие эмоции не нужны. Потом сейчас дорога пуста, а завтра народ потянётся с гор в долину, и потом мы хотим съездить к отцу Кейти, а то ему скучно.
Она выпалила всё это на одном дыхании, словно боялась, что мать перебьёт и попросит разъяснить каждый пункт подробно, а в подробности дочь явно не желала её посвящать, да и я сама знала всё лишь отрывками.
– Аманда, ты ведь только приехала.
Миссис ОʼKоннер переложила коробки с шоколадом мне на колени и стянула с шеи шарфик, чтобы, как и дочь недавно, нервно скомкать в руках.
– Мам, ну никто не знал, что такое случится, а сейчас я просто не могу здесь оставаться. Я же не запрусь дома, а все они только и будут говорить, что… Я не хочу никакого негатива. Моему ребёнку это вредно. И я ещё раз повторяю тебе, что это не ребёнок Стива, чтобы ты там не вбила себе в голову. Я ни разу с ним не спала, даже в школе. Мы друзья. Были… Сейчас у меня здесь нет друзей. Мам, и не надо таких глаз! Я знаю, что мы до лета не увидимся, но это ж не конец света.
