Текст книги "Одна беременность на двоих (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 50 страниц)
Аманда со злостью тряхнула телефоном и потом сунула его обратно в задний карман брюк, и только сейчас я заметила, что на её брюках нет боковых карманов.
– Брось, – сказала я, все ещё почему-то чувствуя арбуз, или же это был запах какого-нибудь растения? – Я уже поняла, что это случай Пикассо. Когда люди начинают говорить, что могут рисовать как великий Пабло, то надо отсылать их к его академическим работам. Да и Винсент бы нормально рисовал, если бы у него не было брата, который всю жизнь его содержал, потому что никому нафиг не нужна была эта прогрессивная мазня.
– Да, можно позавидовать, что ему дали возможность самовыражаться, не заботясь о том, чтобы создавать товар. Знаешь, как греки оправдывали рабство? Они говорили, что кто-то рождён работать, а кто-то мыслить. Вот мыслителя от мыслей не должен отвлекать быт… Знаешь, я в марте—феврале постараюсь хоть что-то сотворить, не думая, что мне за это надо получить оценку. Помню, мне Сьюзен, ну та, что у нас двухмерный дизайн вела, сказала: «Пока ты в школе, ты должна делать так, как я тебя учу. А вот потом делай, как хочешь, если сможешь это продать». Мы всё продаём, а покупают только приземлённые вещи. Поэтому и гениев сейчас нет. Короче, смотрела я ролик про девочку какую-то, которой мама поставила ведра с краской и сказала – малюй что хочешь и где хочешь, плевать – отмывать не будем! И сразу все назвали ребёнка гением, а у неё обычная мазня, которую другие мамы с ругательствами со стен смывают. Я вот разрешу своему ребёнку рисовать что он хочет и где хочет.
– Ага, и что скажут хозяева квартиры? – тут же осадила её я и пожалела об этом, потому что Аманда прикусила губу.
– С этим я разберусь как-нибудь сама, – ответила она зло и подняла с гальки свою кофту.
Я тоже поджала губу, проклиная свой язык. Ну чего же мне было не смолчать?! Она ведь сама не дура и понимает, что у неё нет такого брата, как у Ван Гога, и не надо было ей напоминать об этом.
– Погуляем ещё вдоль озера или поднимемся в гору? – спросила я, чтобы отвлечь внимание Аманды от моего комментария, и протянула ей руку.
Только она проигнорировала её, но всё же ответила:
– Давай чуть-чуть поднимемся.
Как только мы отошли от озера, сразу почувствовали, что начался подъём. Аманда шла бодро, а я по-дурацки держала руку вытянутой, словно предлагая ей всё же принять её, ведь маленьким детям кажется, что с мамой за ручку идти намного легче. Но Аманда шла немного впереди, не смотря на меня и не говоря со мной. Я тоже молчала, проклиная свой язык и стараясь найти какую-нибудь тему, чтобы разговорить подругу. Что-нибудь такое, что заставит её забыть о финансовых проблемах и обиде на меня. Только, как всегда в нужный момент, голова оказывалась полностью пустой, и мы, наверное, так и молчали весь путь, если бы нам не попалась навстречу пара с детьми, и женщина не сказала бы с улыбкой:
– Что, нагуливаете схватки?
Мы улыбнулись, и, когда те отошли от нас на приличное расстояние, Аманда обернулась ко мне, держа обе руки на животе.
– Брекстоны? – тут же испугалась я.
– Нет, – отозвалась Аманда упавшим голосом. – У меня что, такой большой живот?
Я внимательно посмотрела на неё. На мой взгляд живот был большим, тем более с учётом, что сама Аманда почти не поправилась, но, конечно, ему было ещё куда расти, хотя я не могла себе представить сейчас Аманду с ещё большим животом – как он уже не перевешивает-то её!
– Ну у всех разные животы, – сказала я. – Помнишь, с нами женщина на акварель ходила? Так мы почти до самих родов не замечали у неё живота. Она постоянно ещё длинные шарфы носила, чтобы лишних вопросов не возникало. Так вот, даже когда она сказала, что беременна, я была уверена, что ей ещё месяца два точно ходить.
– Ну, а мне-то три ещё!
– Да ладно тебе заводиться. Это просто была вежливая фраза. Надо было что-то сказать при виде беременной, вот и сказали заезженную глупость.
Аманда вновь поджала губы и прямо-таки побежала вперёд. Мы достаточно поднялись, чтобы взглянуть сверху на город, но Аманда всё не желала возвращаться.
– А ты не знаешь, это круговая дорога? – спросила она, а я в ответ пожала плечами и предположила:
– Ну они же нам на встречу попались…
Мы пошли дальше, но я стала замечать, что Аманда уже не бежит резво и вновь держится за бок. Я протянула ей воду, и она сделала несколько глотков, чтобы хоть немного утолить жажду.
– Никогда больше не пойдём никуда без карты, – сказала она, снова судорожно ища что-то в телефоне. – Чёрт, навигационка не работает. Что-то с сигналом? Что у тебя с телефоном?
– Да у меня всё дома.
Пошли дальше. Уже обе медленно, потому что не знали, сколько сил нам ещё потребуется, чтобы выбраться из парка. Не знаю, что там в мозгу происходит, но когда видишь вдалеке парковку или же просто знаешь, что остаётся пройти четверть мили, силы откуда-то берутся, а вот неизвестность забирает последние. Я судорожно вглядывалась вниз, пытаясь оценить высоту склонов и близость очередного поворота, но ориентирование на местности никогда не было моим коньком. А Аманда выглядела всё напряжённее и напряжённее, и я предложила остановиться, но та отмахнулась, сказав, что тогда ещё тяжелее будет вновь начать двигаться. Она была права, но, быть может, это касается только простого человека, но не беременной женщины, которой отдых просто необходим. Но не могла же я схватить её за руку и заставить насильно стоять на месте. Благо, что я могла каждые десять минут совать ей в руки бутылку, в которой, правда, уже оставалось воды только на донышке, но Аманда умудрялась сделать один-два коротких глотка и возвращала мне драгоценные капли. Я тоже начала ощущать сухость во рту и могла представить себе, каково сейчас беременной подруге. Но что поделать – мы обе виноваты, что не запаслись картой и запутались в тропах.
– Послушай, – вдруг сообразила я, взглянув вниз. – Здесь склон достаточно пологий, и если мы пойдём по нему, то срежем по меньшей мере полмили. А?
Я боялась, что Аманда сразу откажется, да и я, чем дольше смотрела вниз, тем больше сомневалась в толковости своего предложения. Аманда тоже задумчиво смотрела вниз и вдруг, когда я уже готова была сказать «забудь», шагнула с дороги в колкую выжженную за лето высокую траву, которая, впрочем, сразу закончилась, и склон оказался почти голым с кое-где пробивающейся сквозь ковёр из жухлых листьев ярко-зелёной сочной травой.
Мы принялись осторожно спускаться боком, проверяя перед каждым новым шагом, чтобы старая листва не начала скользить под подошвами. Нам повезло, что последние дни здесь выдались солнечными, и земля не была скользкой. Нам предстояло пройти не так много, если нас обеих не подводил глазомер художников, и всё же идти по наклонной было тяжеловато, тем более Аманде. Я слышала её учащённое дыхание, которое выдавало то ли страх, то ли усталость, ведь пошёл уже второй час, как мы были в парке. Я хотела протянуть ей руку, но в последний момент передумала, потому как сама чуть не оступилась, а увлечь за собой в полет беременную подругу совсем не хотелось. К счастью, скоро уклон стал ещё более пологим, и мы уже смогли двигаться без опаски упасть и даже прибавили шагу. Только вдруг путь нам преградили незамеченные с дороги кусты, которые невозможно было обойти, потому как те пересекали склон длинной грядой. Мы попытались отводить ветви руками, стараясь протиснуться между кустами, и чуть ли не пять минут шли будто по коридору с низкими сводчатыми потолками, которые больше, правда, напоминали катакомбы, ведь из страха выколоть глаз приходилось нагибаться чуть ли не к самой земле, а потом проход вдруг просто исчез.
– Ты что предлагаешь мне ползти? – спросила Аманда, отводя со лба прилипшие пряди.
Я пожала плечами, но другого выхода не находила. Единственным проходом через этот непролазный бурелом служила своеобразная арка из веток двух кустарников, поднять которую у меня не получилось, и потому отверстие дотягивалось нам лишь до пояса.
– Знаешь, – мне на ум пришла идея, которую я со страхом решилась озвучить, – на корточках пройти не получится, да я и не уверена, что ты с животом смогла бы. И на четверенькам нельзя, а то ты живот наколешь. Но, помнишь, на гимнастике в детстве нас учили ползать животом кверху?
И я наглядно продемонстрировала ей гимнастическое упражнение, не обращая внимание на нещадно колющие руки мелкие сучки и высохшие листья.
– Ты там спрячь ладони в рукава кофты, чтобы больно не было, – крикнула я Аманде с той стороны лилипутской арки, потирая ладони, в которых явно засели мелкие невидимые сухие иголки, подобно обычным занозам. Но времени жалеть себя не было, потому что я с упавшим сердцем следила за тем, как Аманда садится на землю и пытается сделать первый шаг. Живот её в расстёгнутой кофте стал похож на сточенный конус, потеряв привычную округлость. Я никогда не видела его таким, и мне стало страшно. Аманда дула себе на лицо то ли, чтобы вновь убрать с глаз надоедливый волос, то ли у неё перехватывало дыхание от натуги, то ли ей было больно. Я проклинала себя и за идею срезать путь, и за ту эквилибристику, которая непонятно чем обойдётся подруге. Тяжело выдохнув, Аманда опустилась у моих ног на землю и, освободив руки, принялась очищать от сухих острых травинок кофту, с трудом захватывая их короткими ногтями. Мои руки засаднило ещё сильнее, но я могла разглядеть на коже лишь противные чёрные точки, потому просто тёрла ладони о штаны в надежде, что сухие колючки отвалятся сами.
– Ты в порядке? – подняла на меня глаза Аманда, подтягивая к локтям рукава кофты.
Я кивнула и задала ей тот же вопрос.
– Всё хорошо, – отозвалась она, но я-то слышала шумное дыхание и видела растопыренные пальцы на вздымающемся животе. Только понять, насколько Аманде плохо, мне было не дано, но то, что она продолжала сидеть и не поднималась, наводило меня на плохие мысли. Не знаю, каким взглядом я смотрела на неё, но вдруг Аманда почти что резко вскочила, но только в самом конце дёрнулась и схватила меня за плечо, чтобы удержать равновесие. Я машинально ухватилась за её локоть, хотя рука скользнула мимо, и если бы Аманда действительно падала, то удержать её у меня бы не получилось.
– Всё хорошо, – сказала она и отступила на шаг, словно боялась, что я вновь попытаюсь дотронуться до неё.
Она имела полное право на меня злиться. Я посмотрела вперёд и поняла, что склон начал уходить вниз ещё круче и спускаться по нему стало слишком опасно, потому что редкие низкие кустарники, за которые можно бы было ухватиться, были разбросаны слишком далеко друг от друга.
– Ты не виновата, – вдруг услышала я за спиной голос Аманды и даже вздрогнула, – я вообще-то сама пошла. Мне кажется, что мы бы уже спустились по дороге, а сейчас… Я даже не представляю, куда нам идти дальше, и сеть… Опять нет сети, чтобы посмотреть карту… Пойдём вдоль склона, что нам остаётся!
И она пошла, только почти сразу остановилась и стала учащенно дышать, держа живот обеими руками. Я побоялась подойти и замерла в отдалении.
– Только Брекстонов не хватало. Без подготовки мы столько прошли…
Я стала вглядываться в даль, но кустарники скрывали от нас дорожки, окольцовывавшие гору, а те, что были выше и доступны обзору, оказались безлюдны. Да и если бы были на них люди, то чем они могли нам помочь? Как ни крути, а идти нам надо своими ногами. Только непонятно как долго и, главное, в каком направлении.
– Может, вернёмся? – осенило меня; собственно вернуться надо было у той чёртовой арки, которую нам пришлось преодолевать ползком.
– Нет, – отозвалась глухо Аманда. – Всегда надо идти вперёд, тогда куда-нибудь придёшь, а пути назад мы всё равно не знаем, а впереди хотя бы зарослей нет, а эти должны же закончиться когда-нибудь.
Мы пошли. Я радовалась отсутствию дождя, смотрела в небо, словно с него мог спуститься орёл и поднять нас на дорогу на своих могучих крыльях. «Ау, где ты?» – так и хотелось крикнуть, ведь не зря нашу землю называют землёй орла и койота, ведь по индейским легендам где-то тут рядом они сотворили первого человека. Так отчего же ему не пожалеть нас, или хотя бы нерождённого человечка. Такой бред лезет в голову из-за страха! Я чувствовала, как скользит у меня в руках бутылка, которую я чуть не потеряла в той арке, когда сунула в карман. Впрочем, вспотели у меня не только ладони, но и шея, по которой я пару раз даже проходилась рукой. Аманда тоже разделась, и когда обернулась ко мне, я увидела влажную полосу на её футболке там, где полукруг живота встречался с грудью.
– Там воды хоть немного осталось?
Я кивнула и протянула ей бутылку – на три глотка хватит. Я же сглотнула последнюю слюну, с ужасом понимая, как плохо сейчас подруге, потому что в беременность жажда переносится ещё тяжелее, особенно, когда влага усиленно уходит из организма вместе с потом. Меня аж передёрнуло, словно от сильного порыва ветра. Хотя я была бы рада сейчас любому дуновению, но из воздуха, казалось, испарилась последняя зимняя влага, сделав его по-летнему сухим.
– Чёрт! Из-за этих Брекстонов теперь так в туалет хочется, – простонала Аманда, сжимая в руках пустую бутылку.
Я сначала поразилась её силе, а потом вспомнила, что эта фирма стала делать какие-то экологические облегчённые бутылки, которые проминались даже тогда, когда внутри оставалась вода. Зачем я думала о всей этой ерунде? Наверное, я просто боялась думать о том, что мы окончательно заблудились.
– Так сядь и пописай. Народу никого! Даже собачников, да и никто не будет выискивать твою голую задницу на горном склоне.
Аманда глянула на меня как-то сурово и поджала губы, а я в это время почувствовала, что тоже нестерпимо хочу в туалет.
– Давай вместе, чтобы не так страшно было, – предложила я и рассмеялась собственной глупости, но что нам оставалось – знать бы, сколько ещё терпеть, мы бы потерпели. Ну, во всяком случае, я.
– Ты только отвернись, – попросила Аманда совсем тихо.
Теперь хотя бы полный мочевой пузырь не мешал, но ноги устали безумно и гудели, да и живот Аманды время от времени каменел, и приходилось останавливаться и пережидать тренировочные схватки. На лбу её и даже на кончике носа уже явственно проступали мелкие капельки пота, и создавалось впечатление, что я смотрю на неё сквозь дождевое окно, а потом я вдруг поняла, что почему-то плачу.
– Кейти, ты чего?
Аманда шла впереди, но в тот момент почему-то остановилась и обернулась.
– Мне страшно, – призналась я. – Я боюсь за тебя.
– Всё будет хорошо. Этот склон скоро закончится.
– Проверь телефон, вдруг можно вызвать службу спасения.
– Ты ненормальная? Ну как они нам помогут?
– Вертолётом, – тут же ответила я и начала тараторить без остановки, словно боялась, что любая пауза тотчас заполнится слезами. – Мы однажды пошли в поход, мне лет десять было, и заблудились. Я не помню подробностей, но отец испугался, потому что оставлял нас на пару часов и так и не дошёл до какого-либо ориентира. Он сумел вызвонить 911, чтобы те попытались определить наше местонахождение. Так они просто выслали вертолёт. Я, впрочем, ещё глупая была и даже не успела испугаться, а если и испугалась, то радость от полёта на вертолёте затмила всё. Но сейчас я думаю, каково было нашим родителям и даже старшему брату…
– Отлично, только мы никому звонить не будем. Мы дойдём, ведь парк этот маленький, мы просто медленно идём.
Мы пошли дальше, и головой я понимала, что она права, и мы выберемся, только сердце противно замирало, и я начала ощущать, что стёрла ногу. Наверное, стёрла я её давно, но только сейчас обратила внимание на боль, или же та стала нестерпимой.
– Подложи листья, – посоветовала Аманда, когда я присела, чтобы взглянуть, на что стала похожа моя пятка.
Так я и сделала, и мы поплелись дальше. С каждым шагом наши футболки всё плотнее и плотнее прилипали к спине. Аманда вновь достала телефон и сообщила, что идём мы всего-то сорок минут, а мне казалось, что прошло не меньше двух часов. Сразу как-то прибавилось сил, и я даже стала меньше хромать, а когда мы увидели просвет между кустами, а через него дорогу, то просто побежали к ней. Это было непередаваемое чувство вновь ощутить под ногами ровную утрамбованную почву. Наверное, так чувствуют себя моряки после длительного плаванья. Мы обе даже ощутили дрожь в ногах – наверное, так выходил адреналин. Мы встали в позу бегуна и принялись дышать, словно загнанные собаки. У меня вспотело даже под коленками, а по ногам противно текло то, что не сдерживали отсутствующие трусы. Мне даже казалось, что я ощущаю запах выделений, или всё же то был пот, ведь я не успела воспользоваться дезодорантом.
Аманда, красная, дула через губу на нос, на кончике которого висела капелька пота. Наверное, я выглядела не лучше. А нам предстояло ещё добраться до стоянки и как-то доехать до дома. Ноги ужасно гудели, и мы с трудом переставляли их.
– Знаешь, – сказала Аманда, тяжело дыша, – иногда судьба посылает нам такие вот знаки, чтобы мы задумались над тем, что делаем. Мы с тобой испугались длинной дороги и решили срезать её, а в итоге нашли ещё больше трудностей.
Я промолчала, потому что не хотела говорить, что мы просто две дуры. Первое правило, которое прописано во всех парковых памятках – нельзя сходить с проложенных троп. Мы же не индейцы, которые спокойно столько веков жили тут без благ цивилизации. Их женщины не только ребёнка в животе тащили, но ещё и поклажу и второго за спиной. Только здоровье у них получше было, а сейчас у меня сердце неприятно сжималось, бок колол, коленка дрожала, и стёртая нога болела. Но как-то мы всё-таки доковыляли до стоянки.
– Хочешь, я поведу машину? – предложила Аманда, когда я уселась за руль, видя, что та продолжает держать руку на животе.
– Нет, ты отдыхай.
Я расшнуровала кроссовок, чтобы дать больной ноге свободу. Было так непривычно ощущать педаль голой ногой, но разгоняться всё равно не получалось, потому что как назло останавливались на каждом светофоре. Глаза начинали слипаться, и я пару раз отключалась на какие-то доли секунды. Организм с трудом справлялся с таким взбросом кислорода, а вот Аманда почему-то не спала.
– Брекстоны? – спросила я, скосив на неё глаза.
– Нет, опять в туалет хочу. Да что ж такое, ведь совсем не пила!
Краем глаза я заметила, как плотно перекрещены её ноги, и сама почувствовала нестерпимое желание, хотя я не выпила за последние несколько часов ни капли. Цепная реакция какая-то, честное слово. Впереди зеленел светофор, и я прибавила газу, чтобы успеть проскочить большой перекрёсток, потому что знала, иначе придётся стоять несколько минут, которые сейчас казались вечностью, а так через пять минут будем дома. Я как загипнотизированная смотрела на зелёный сигнал, но тот вдруг стал жёлтым. Только нога будто приросла к педали газа, и остановить машину я не могла, поэтому ещё больше прибавила скорость, чтобы успеть проскочить на жёлтый свет. Машина вылетела на перекрёсток на огромной скорости. Я молилась, чтобы не загорелся красный, но светофор, подобно огнедышащему дракону, зыркнул на меня своим рубиновым глазом, и я даже почувствовала, как меня бросило в жар. Ладно, выехала-то я на жёлтый, и, если даже там были камеры, они не должны были сработать. Теперь бы доехать до дома и добежать до туалета – впрочем, придётся пропустить вперёд Аманду.
Низ живота скручивало предательской болью, которая вдруг резко прекратилась, когда в уши ударила короткая трель сирены. Я подняла глаза на зеркало заднего вида и похолодела, увидев в нём сине-красные мигающие огни.
– Чёрт! – кажется, мы сказали это с Амандой одновременно.
Взгляд мой упал на спидометр, который показывал тридцать миль, вместо тридцати пяти разрешённых. Я не следила за скоростью, но нога, похоже, сама на автомате ослабила давление на педаль, как только мы проскочили перекрёсток.
– Здесь можно остановиться? – спросила я дрожащим голосом, словно перестала видеть знаки.
– Вон туда вставай, за красной хондой, – прошептала Аманда.
Я крутанула руль, а потом судорожно включила правый «поворотник», поняв, однако, что уже коснулась колёсами бордюра, и подавать сигнал поворота уже поздно. Руки тряслись, и я несколько раз попала пальцем мимо кнопки, открывающей окно со стороны Аманды.
– Успокойся, – сказала она уже чуть громче. – Был жёлтый свет, точно.
В боковое зеркало я продолжала видеть мигающие огни мотоцикла. Через мгновение полицейский в светло-коричневой форме уже наклонился к открытому окну.
– Добрый день, – поздоровался он непринуждённо. – Знаешь, почему я тебя остановил?
Я кивнула, потому что голос куда-то делся. Только сейчас я вспомнила, что документы остались дома, и это машина Аманды, так что моего имени нет даже на регистрационной карте. Я вновь взглянула на полицейского, краем глаза заметив бледную Аманду, которая думала о том же, о чём и я.
– Куда это вы, юная леди, так спешили? Да ещё с беременной подругой?
Я увидела, что взгляд его покоится на животе Аманды, по которому отстукивали барабанную дробь её пальцы.
– Я писать очень хочу, – сразу выдала Аманда очень тихо и покраснела.
Я смотрела на лицо мужчины, возраст которого не могла определить из-за шлема и огромных солнцезащитных очков. Губы его расплылись в широкой улыбке, и мне на миг показалось, что он сейчас проглотит прикрепленный к шлему микрофон.
– У меня сыну месяц завтра исполняется. Я всё помню. Езжайте, но в следующий раз никакой гонки на перекрёстке.
Он хлопнул рукой по капоту нашей «тойоты» и вразвалочку направился к мотоциклу.
– Он что, ушёл? – спросила я шёпотом, боясь взглянуть в зеркало заднего вида.
Теперь у меня была мокрая не только спина, но и грудь, а руки, которыми я судорожно сжимала руль, трясло мелкой дрожью.
– Уехал, – сказала Аманда и начала смеяться.
Смех её был диким-диким, а я, хоть и силилась разлепить губы, не смогла рассмеяться. Зато почувствовала, что больше не хочу в туалет, а может и хочу, но расслабить нужную мышцу у меня вряд ли получится.
– Как же я забыла, что у тебя права дома. Вот дура… Сейчас, если б не его жена, он тебе бы по полной вкатал, и никакой судья бы не помог. Хоть какая-то польза от моей беременности. Давай поменяемся местами.
Я еле вылезла из машины, даже не сумев полностью разогнуть в коленях ноги. Так и обходила машину на полусогнутых. Аманда, выгнув спину дугой и выпятив живот, перелезла с пассажирского сиденья через поднятую ручку ручного тормоза на место водителя, втиснувшись между рулём в то небольшое пространство, которое я оставила, пододвинув кресло почти вплотную, как всегда делала, хотя и помнила, что из-за подушек безопасности надо сидеть от руля как можно дальше. Но сегодня правила были не для нас.
– Хочу к папе, – прошептала я, захлопнув дверцу машины. – Кажется, я ещё не доросла до взрослой жизни.
Аманда улыбнулась, но я так и не смогла растянуть губы в улыбке.
Глава сороковая «Главное верить, что боль не навсегда»
Никогда бы не подумала, что способна одна слопать почти два фунта шоколада. Если бы Аманда не забрала наполовину опустошённую вторую коробку, то я доела б и её, настолько была не в себе. В квартире продолжало вонять гарью. Не помогала даже открытая настежь балконная дверь. Я уселась на самом сквозняке, чтобы жар, охвативший меня в горячем душе, из которого я не вылезала с четверть часа, немного спал. Только всё равно было душно, словно сжавшиеся от испуга лёгкие так и не раскрылись. Я смотрела, как вздымается под полотенцем живот, и вновь и вновь прокручивала в голове встречу с полицейским.
Я чуть не преподнесла папочке отличный подарок к Рождеству в виде повышения страховки, ведь это стало бы моим вторым нарушением, и на скидку для примерного водителя рассчитывать бы не пришлось. Да и скидка для хорошего студента с моими итоговыми оценками за осенний семестр висела теперь на волоске. Надо взять себя в руки и прекратить делать глупости. Надо начинать взрослеть – полтора года до бакалавра, а я чувствую себя выпускницей школы.
Эти грустные мысли я заедала конфетами из коробки, открытой Амандой накануне, когда ей самой захотелось заглушить послевкусие китайской еды. Говорят, шоколад успокаивает нервы. Наверное, я являюсь исключением из правил, потому что зубы уже начало сводить от сладкого, а голова оставалась в тисках воспоминаний и тревог. Я поднялась с дивана и направилась на кухню выкинуть пустую коробку. На стойке лежала коробка пористого шоколада, потому что Аманда никак не могла вчера решить, какого именно шоколада ей хочется. Целлофан был уже снят, так что я спокойно сунула руку под крышку, чтобы засунуть в рот очередную порцию лекарства. Вкуса шоколада я уже не чувствовала, но жевательный и глотательный рефлексы работали отменно.
Аманда, принявшая душ первой, ушла куда-то. Она крикнула что-то, но шум льющейся воды заглушил голос. Я подняла глаза на дверь и увидела, что на крючке нет ключа от почтового ящика, и, как подтверждение моей догадки, через минуту Аманда вернулась с охапкой почты, которая успела скопиться в наше отсутствие. Я взирала на бумажную гору, выросшую на столешнице, пытаясь представить, как всё это поместилось в ящик.
– Ну что за люди! Мы же отписались от всей рекламы, – возмущалась тем временем Аманда. – Всё ведь идёт прямиком в мусор, а сколько деревьев губят! И краски, и человеческого труда!
– А ты подумай, сколько людей останутся без работы, убери рекламу, – промычала я сквозь жевание. – И мы, дизайнеры, кстати, тоже. Чего стоят только кассы самообслуживания в магазинах, это сколько кассиров остались без средств к существованию.
– Ты что, всё съела? – Аманда смотрела на пустую коробку, которую я продолжала держать в руке. – Тебе плохо не будет?
– Неа, – мотнула я головой. – У меня нет аллергии на шоколад. И вообще я тут читала в твоём журнале, – я выудила из сваленного достояния почтового ящика новый номер журнала для беременных, – что есть исследования, которые опровергают мнение, что если ешь в беременность много цитрусовых, у ребёнка обязательно будет на них аллергия. Говорят, наоборот, ребёнок привыкает к ним и потом очень даже любит их есть. Вообще пишут, что есть можно всё, только в меру.
– Вот именно, в меру, – Аманда решила забрать у меня пустую коробку и только тут заметила, что другая тоже начата. – Ты с ума сошла!
Она вырвала у меня из рук коробку, и я отчего-то была уверена, что получу ей по голове, но Аманда лишь швырнула коробку в ведро и схватила начатую с горьким шоколадом, чтобы положить наверх, на холодильник, словно мама, прячущая сладкое от маленького ребёнка.
– Я не могу успокоиться, – сказала я, обиженно шмыгнув носом. – Ты не представляешь, как я струсила в машине.
– И поэтому ты решила сожрать весь шоколад, который всучила нам мать? Иди лучше в ванне полежи!
– Не люблю в ванне лежать, – буркнула я и, скрутив трубочкой журнал, прошествовала с ним к дивану. – Да и вообще калифорнийцев с детства учат воду экономить. Слушай, я никогда не обращала внимания, а ты, когда чистишь зубы, воду в перерывах выключаешь? У вас там, в Неваде, тоже ж пустыня…
– Я – да, а ты?
– Понятное дело, что – да.
– А я тоже не замечала, странно, – сказала Аманда и принялась наливать себе в стакан воды.
– А чего странного? – отозвалась я, машинально открывая журнал. – Не замечаем, потому что делаем это одинаково. Примечаешь обычно лишь то, что отличается. Вот ты, например…
И тут я не нашлась сразу, что сказать, и замолчала.
– Я ношу стринги, а ты бикини, – тут же сказала Аманда, и я отчего-то вспыхнула, словно та сейчас стояла передо мной не в брюках, а нагая с этими чертовыми полосочками. – И ещё ты носишь бюстгальтеры на косточках. Я тебе всегда хотела сказать, но…
Тут замолчала она, и я почему-то напряглась, заметив, как её взгляд скользнул от меня в сторону.
– В общем, ты ну не обижайся, я совсем не хочу, чтобы ты подумала, что я хочу… – затараторила сбивчиво Аманда. – В общем я не ношу на косточках с тех самых пор, как подруга моей мамы… В общем, я уже не помню, как мы пришли к этому разговору, но мама стала ей говорить, что читала где-то, что косточки в бюстгальтере провоцируют опухоли в груди, и подруга тогда со смехом ответила, что она всю жизнь только такие и носит, и…
Аманда вновь замолчала, и я выжидающе уставилась на её губы, которые она нервно покусывала.
– В общем, через пару месяцев после этого разговора она умерла от рака груди. Ты не смотри так на меня. Я ж ничего не знаю об этом, может эти проволоки и ни при чём, но всё же я с тех пор не ношу ничего с поддержкой. И вот не просто же так во время беременности и кормления нельзя носить такие, значит всё же железы пережимают. Ты, конечно, лучше меня всё про рак знаешь, но всё же… Выкини все свои бюстгальтеры, ладно? И ещё, запишись к моему врачу, хорошо?
Я кивнула, но не потому, что собиралась исполнить её просьбу, а оттого, что глаза начало пощипывать от одной мысли про рак и маму. Я тут же уткнулась в журнал, словно могла прочесть хоть одну расплывшуюся строчку. Только бы не всхлипнуть, только бы не разреветься. Да что же такое, нервы обнажены, словно оголённые провода, от одного прикосновения к которым я вздрагивала каждой клеточкой тела.
– Догадайся, – вдруг сказала Аманда, – отчего пожар был? Администрация повесила объявление, что нельзя сушить на электрокаминах белье.
– У нас нет камина, – буркнула я чужим голосом, стараясь не выдать дрожь.
Не знаю, насколько хорошо это у меня вышло, но стакан звякнул о керамическую столешницу, и я поняла, что Аманда направилась к дивану. Я тут же принялась судорожно фокусировать зрение на буквах и прочла отчего-то вслух:
– Как правильно выбрать врача для ребёнка. Аманда, а ты уже выбрала?
Мой вопрос прозвучал одновременно со скрипом дивана. Я была уверена, что тот не скрипел, но что за шум египетских цимбал был тогда сейчас в моей голове? Тело сжалось и закостенело, когда я почувствовала на своей голой шее руки Аманды.
– Холодные? – спросила она, отдёрнув руки, когда я содрогнулась всем телом.
Я машинально замотала головой, не в силах разлепить губ, которые вдруг слиплись, будто их промазали горячим клеем. Я услышала, как она трёт ладони одну о другую, чтобы согреть, а потом к тому звуку добавился хлопок от выдавливаемого крема, и тут же я вновь вздрогнула от холодного освежающего прикосновения, ударившего в ноздри непонятным, но знакомым ароматом.
– Прости, это мой крем от растяжек с маслом кокоса. Он жирный, хороший, а ты расслабься.
Расслабься! Я сжалась так, что влезла бы в кофту на размер меньше нынешнего. Аманда забралась на диван с ногами. Боковым зрением я видела её коленки, словно она могла сейчас сесть в позу лотоса. Я непроизвольно застонала, и движения пальцев Аманды стали мягче.
