Текст книги "Одна беременность на двоих (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 50 страниц)

– Только спальник купить надо, – улыбнулась я. – Может, прямо сейчас в магазин поедем?

На часах четыре. Собаку выгуливать в восемь. Времени вагон.

– Много чего купить надо, – кивнула Аманда. – И тортик.

– А его-то зачем?

Вот его-то совсем не надо – я не бегаю, совсем, и пуговица на джинсах врезалась в пупок.

– Примирение отметить, – выдала серьёзно Аманда. – Ты на меня злилась.

Я? Впрочем, можно не возражать, если молчаливое противостояние закончится. И я кивнула, а она ухватила меня за пальцы, позабыв про больной. Я сняла уже пластырь, чтобы быстрее заживало. Однако рана временами побаливала, но я не вырвала руки. Аманда собралась что-то сказать. Наверное, важное, и перебей я её сейчас, другого момента не будет.

– Я в Рино абсолютно одна буду.

Она молчала довольно долго, и я успела испугаться, что следующая фраза должна быть моей.

– И если ты приедешь хотя бы на месяц…

Теперь я обязана была открыть рот.

– Буду няней с проживанием, – попыталась сострить я, чтобы сгладить величественность момента. И, поняв, что шутка провалилась, добавила: – Всё же буду лучше собаки семейства Дарлингов. Кстати, а что с собаками?

– Мать почти всех пристроила. Оставила одну, самую спокойную. Хотя разве бывают биглы спокойными!

Аманда отвернулась, и подбородок ещё больше расслоился, хотя в фас полнота лица оставалась неприметной. Зачем я вновь навела её на нерадостные мысли о матери… И следующая мысль напоминала балансирование на доске, но я решилась её озвучить.

– Это для твоей матери шанс наладить отношения с тобой, – едва различимо говорила я. – И дать внуку то, что она не успела дать тебе.

Молчание Аманды продолжалось целую вечность.

– А для нас, – таким же шёпотом откликнулась Аманда, возвращая немного растерянный взгляд на моё лицо. – Не шанс ли забыть весь этот ужас?

– Какой? – встрепенулась я, испугавшись, что она вновь предложит разобраться со Стивом!

Аманда подскочила со стула, но не схватилась за живот, как делала всякий раз, вставая.

– Я знаю, что достала тебя! – Она подошла почти вплотную к балконной двери, и я не ждала продолжения, но Аманда заговорила. Теперь твёрдо. – Но мне так плохо, что я не в силах держать это в себе.

Что именно? Мысли обо мне? Которые высказывала последнее время. Ничего другого я уже не могла вспомнить.

– Все эти мои мысли про мать, про отца… Да и всё остальное… Я не могу остановиться… Сдержать себя…

Почему она не поворачивается? Я поднялась и сделала шаг к балкону.

– Нет, ты держала. Долго держала.

Я даже протянула руку, но не успела коснуться её плеча. Аманда так резко обернулась, что мы столкнулись животами.

– А у меня больше, – зачем-то сказала она. – Так что тортик точно купим. И потом… Ты всё равно не набрала половины моего веса, как некоторые папашки.

Я втянула живот и отступила. Чёрт, пуговица действительно оставила под пупком след. Я снова подняла глаза на Аманду. Та зачем-то задрала футболку. Её пупок стал похож на приплюснутую спираль.

– Хочешь потрогать ножку?

Когда она в последний раз предлагала мне дотронуться до живота, я не вспомнила бы и приблизительно. Пальцы легли на скользкую блестящую кожу. И почувствовали удар. Такой хороший, сродни взмаху собачьего хвоста. Между пальцами застряло нечто твёрдое. Нечто. Твёрдое.

– Ну как? – теперь голос Аманды дрожал от радости.

– Страшно, – выдохнула я и отдёрнула руку. – Пошли лучше в магазин.

Мы купили спальник. Зелёный с подкладкой в красную клетку.

– Я плачу, – заявила Аманда, когда я полезла за банковской картой. – Потом ребёнок сможет по нему ползать. Я потому и выбрала яркие цвета.

И не успели мы перейти из спортивного магазина в продуктовый, как Аманда схватилась за живот.

– Брекстоны?

Аманда сжала губы и замотала головой.

– Нет, в туалет надо.

Так что тортик я выбирала одна. Думала взять лимонный с меренгами. Даже в корзинку положила, но вспомнила про ненужную нынче Аманде кислоту и поменяла на морковный. Только кусок показался слишком маленьким, и я взяла вторую упаковку.

Кассир долго искал что-то в системе, а потом жалостливо выдал:

– Сожалею, мисс, но на него сегодня нет акции «два по цене одного».

– Я знаю. Пробивайте.

У каждой будет кусок в полтарелки, но раз нет ужина и впереди прогулка с Лесли, то новые джинсы не понадобятся. Ведь так?

– Надо срочно домой, – выдала Аманда, не обратив внимания на количество сладкого.

– Что? – успела испугаться я до продолжения фразы.

– Ничего. Переодеться надо.

Торт оказался до безумия сладким. Не помог и греческий чай. Зато я сумела убедить Аманду выйти из дома не только на прогулку с собакой. На другой день я засунула руку в пластиковую перчатку, и мы отправились рисовать.

– А мы думали, ты уже родила, – норовил сказать каждый и протянуть к животу руку.

Аманда не только не отстранилась, она вновь уселась позировать, только больше двадцати минут не выдержала – малыш разбушевался. И если он колошматил по руке так чувствительно, то о том, что происходило внутри Аманды, не хотелось и думать. Ещё ему понравилась музыка, потому что мы увидели объявление о корридах, испанских балладах, которые под аккомпанемент настоящих старых марьячи инсценировали студенты театрального факультета.

– Правда, в ритм танцует? – прошептала, Аманда, положив мою руку себе на живот.

У меня вспыхнули уши и перестали улавливать какой-либо ритм! В почти пустом зале мы уселись на первый ряд, и мне казалось, что все актёры только и смотрят, что на живот Аманды, а теперь и на мою руку. В голове окончательно смешался испанский с английским, и мои золотоискатели стучали молотами громче железнодорожников, а влюбленная сеньорита оседлала вместо коня мой мозг. Я с нетерпением ждала, когда же завершится песенный экскурс в историю Калифорнии, и Аманда наконец отпустит мою руку. Ладонь горела от соприкосновения с живым существом, который, пусть и не был частью меня, перевернул мою жизнь с ног на голову – это были самые сумасшедшие девять месяцев в моей жизни. Были? Они всё ещё есть.

Глава семидесятая «Ещё рано! Только не сейчас!»

За пару месяцев я успела позабыть, как выглядит медицинский офис, и вновь, как в первый раз, не могла оторвать взгляда от чужих животов, когда осталась ждать Аманду в холле. Читать журналы не хотелось, и я решила пройтись по коридору, увешанному картинами, и остановилась в конце у окна, под которым стояла низкая витрина с погремушками. Мы не купили ещё ни одной. Неужели и игрушки не сочетались в голове Аманды со слингом и тканевыми подгузниками?

– Зачем? Мать явно купила всё, что рекламируют в журналах. А в первую неделю ему ничего не будет нужно, – надулась Аманда, и я испугалась, что врач сказал что-то не очень хорошее. Я так и не спросила, а она так и не сказала про результат анализа на стрептококк. Спросить сейчас или и дальше молчать? Уж лучше молчать, чем в очередной раз нарваться на грубость. Сама скажет, когда будет готова.

Мы вышли из здания, прошли всю парковку и уселись в машину. Молча. Аманда была за рулём и на пути сюда, но сейчас зачем-то ещё дальше отодвинула кресло.

– Куда ему ещё расти, скажи! – выдала она, глядя перед собой.

Между животом и рулём оставалось довольно много места. В сидячем положении живот будто сдувался – наверное, весь переходил в дополнительные подбородки, но о них лучше не заикаться. К тому же, они не портили лицо, а просто делали Аманду похожей на пупса, разодетого под взрослую куклу.

– Врач сказал, что я перехожу. Шейка матки даже не начала размягчаться.

Я пожала плечами.

– Ну и что! Ты только позже в Рино уедешь и больше постановок нарисуешь. Это же здорово!

Только подбодрить её у меня не получилось. Я вновь ошиблась с выбором слова.

– Что здорово?! Он же после сорока недель расти как ненормальный начинает! Как я слона сама рожу?

– Да что ты нервничаешь! Врач же только предполагает. И ничего больше. Ведь так? Дети ж, они ж не предсказуемы!

– Да что ты знаешь о детях!

Аманда махнула рукой и в сердцах надавила на газ. Только газанула не вперед, а назад. Прямо в дерево! Хруст был очень громким. Затмил даже её вскрик.

Аманда сидела истуканом, и я первой выскочила из заведенной машины. Бампер присыпало старой корой, и оценить ущерб не удалось.

– А теперь можешь поехать вперёд? Чуть…

Я сжала губы. От фразы разило сарказмом, хотя у меня и в мыслях не было смеяться над Амандой. Просто я сама струхнула. Против дерева не сработает никакая краска.

– Сама. Я не могу.

И Аманда действительно вылезла из машины, так и не дотронувшись до ключа. Я отыскала ногой газ и ещё раз проверила коробку передач. Сердце выскакивало из ушей. Я дёрнула машину, даже не взглянув в боковое зеркало, чтобы удостовериться, что Аманда отошла, и потому слишком громко выдохнула, увидев её у дерева. Только она и не думала отряхивать бампер. Она держалась за живот. Тренировочные схватки? Или в туалет от страха приспичило?

Я сжала ключи и провела кулаком по бамперу. Дерево магическим образом нас пожалело, отдав на растерзание беременным нервам кору.

– Ничего! – обернулась я к неподвижной Аманде. – Слышишь, даже царапины нет.

Но она не дёрнулась. Только руку выставила – замолчать или не подходить? Я решила не делать ни того, ни другого.

– Фу, – выдохнула наконец Аманда. – Я уже и забыла, что такое брэкстоны. Врач даже давал послушать схватки, но я абсолютно ничего не чувствовала. А сейчас хоть кричи, так сжимает живот.

Я приблизилась на пару шагов.

– Тебе помочь?

– Как ты поможешь?! – огрызнулась Аманда.

– Ну, не знаю, – отступила я на шаг. – За руль сяду.

– Понятно, что сядешь! – с прежней злобой перебила она. – У меня аж руки трясутся после дерева!

Я уселась на место водителя, но не захлопнула дверцу. В зеркало было видно, как Аманда продолжает держаться за живот. Но моя помощь – это вести машину. Больше ничего.

Казалось, прошло минут пять, прежде чем Аманда заняла место пассажира. Лицо каменное. Руки сложены на животе. Молчит, а мне не хотелось первой нарушать зловещую тишину. Но лучше спросить, куда ехать. Может, ей от пережитого страха захотелось съесть что-то необычное, и надо завернуть в магазин. Ещё минуту тишины я выдержала, но больше не смогла.

– Послушай, а может всё же купим игрушку какую-нибудь?

– Зачем? – прозвучал ледяной ответ.

– Я тут подумала… Но, может, я и не права, – тут же добавила я на всякий случай. – Ребёнок же чувствует, что ты не хочешь ехать в Рино, вот и решил не вылезать. А если мы украсим квартиру детскими вещами, он захочет их посмотреть, и вылезет…

– Они две недели ничего толком не видят.

– Что, даже лицо матери? – удивилась я.

– Наверное, оно для него как подушка…

Отличное сравнение! Только мятая подушка… Я завела машину, продолжая ждать объявления маршрута.

– Ну давай заедем в магазин, – разрешила Аманда, и мы поехали в ближайший универмаг, где можно было отыскать что-то со скидкой.

Мне понравился мобиль, но Аманда покачала головой – у нас нет кроватки. Тогда я взяла большую погремушку с мелкими шариками. Аманда опять покачала головой – громко, а ему надо спать. Тогда я схватила синее одеяло с корабликом, но вовремя бросила. Аманда, к счастью, воздержалась от комментария.

– Видишь, покупать-то нечего!

Тогда я стащила с полки ботиночки – такие крохотные. Явно малыш в них на ноги не встанет, но их можно подвесить к лампе, как украшение.

– Зачем деньги тратить?! – не выдержала Аманда. – С ребёнком нужно просто поговорить. И уговорить вылезти.

– Но только через неделю. А то мы же на «Призрака Оперы» идём.

– Я пока рожать не собираюсь. Ещё полных тридцати восьми нет.

– Завтра будет!

За эту неделю мы уже дважды были в театре – после мексиканских баллад побежали на оперу «Отелло» местной труппы – без декораций, на сцене только кровать, на которой мавр убил жену, да ещё и пели на итальянском. Я уж не знала за чем следить – экраном с переводом или жуткими гримасами Дездемоны. Нельзя в театре садиться так близко – актриса была лет на двадцать старше Отелло, и никакой грим её не спас. Я всё ждала, когда тот выкрикнет «Нонна», или как у них там на итальянском будет «бабушка» – но, кажется, именно так написано на упаковке с бискотти —, а Отелло продолжал петь про любовь… В конце я уже только на него и смотрела, игнорируя действо и хор из переодетых мужчинами женщин. Я ждала на роль афроамериканца, и для меня стало откровением, что Отелло на деле араб. По фамилии актёр был мексиканцем, но казался цыганом – высокий, смуглый без грима, и с такой улыбкой, что ему можно было и не петь. Я жалела, что в зале темно, и у меня нет блокнота с карандашом. Его портрет надо было ставить на афишу, а не какую-то дурацкую картину!

– У меня аж голова закружилась от слежения за экраном, – пожаловалась Аманда. – В следующий раз пойдём на что-то на английском.

Я не думала, что этот «следующий раз» наступит так быстро. Я пыталась остановить Аманду, но та не слышала доводов разума.

– Ты не понимаешь, что это мой последний шанс? – выпалила она на мой протест.

Это тоже был мой последний шанс довести проекты до ума. Минус ещё один вечер уменьшал мои шансы получить приличную оценку.

– Ты всё успеешь, а я нет. Потом я ни в какой театр не пойду с ребёнком. И Бродвей не приезжает в Рино!

Да, он приезжает в Сан-Франциско! И дешёвые билеты оказались только в среду днём. Минус ещё один мой день в университете, ведь я согласилась пойти с ней к врачу в учебное время. Вернее, у меня не было выбора.

– А если у меня раскрытие? Я ведь могу не чувствовать. И тогда меня не отпустят домой.

И после такого заявления она купила билеты на мюзикл! Эти билеты отлично сочетались с полиэтиленом, которым она вновь попыталась застелить диван, чтобы сберечь от околоплодных вод.

– Может, три простыни постелить? – спросила Аманда из темноты. – Тогда не будет скользить.

А я думала, что не сплю одна. Какое там скользко? У меня давно не было места для кручения, но даже сквозь пижаму я чувствовала холод пластика.

– А, может, тебе спать в спальнике на полу? Ковролин можно будет отмыть специальным пылесосом.

И Аманда согласилась. Даже как-то умудрилась забраться в спальник вместе с подушкой. Я с радостью стащила с дивана полиэтилен, но уснуть не смогла. Теперь надо было перебраться к стенке, чтобы ненароком не свалиться на пол прямо на Аманду, но я разучилась так спать – и как бы ни легла, упиралась в стенку то спиной, то коленками, и при любом неловком движении выстукивала по ней глупый такт.

– Знаешь, – послышался теперь уже издалека голос Аманды. – Если бы мне оказалась нужна капельница, это было бы лучше.

Я напряглась, но побоялась вставить в паузу глупую реплику.

– Тогда бы я хоть что-то точно знала про свои роды, – продолжила она. – Как думаешь, животные так же боятся родов, как и люди?

Идиотский вопрос, на который невозможно подобрать нейтральный ответ, но я рискнула выдать:

– Нет, они же не читают в интернете страшных историй.

Аманда на минуту замолчала. На слишком долгую минуту, за которую я успела раз пятнадцать прикусить язык.

– Они тоже видят, как звери умирают, – буркнула она и зашуршала спальником. Наверное, отвернулась.

– Аманда, неужели ты именно этого боишься? Какая глупость! – я даже села. – Мы же не дикари больше! Ты кучу анализов сдала, столько УЗИ сделала! Да врачи тебя всю по косточкам разобрали. Сейчас надо сделать что-то сверхъестественное, чтобы отдать концы в родах. Но ты же этого делать не будешь? – попыталась я закончить тираду на смешливой ноте, но всё равно не получила ответа. – Аманда, чего тебя так расстроило, ты можешь сказать нормально? Капельницу ставить не надо! Раскрытия нет. Да и вообще ты же уже, можно сказать, доносила ребёнка. Аманда! – повторила я настойчивее, и спальник наконец зашуршал.

– Врач спросил, почему я не принесла ему план родов. Я ответила, что не понимаю его смысла. Ну, действительно кто будет меня спрашивать, если встанет вопрос кесарева. Они ведь сделают и всё. А эти разговоры, что я не хочу анестезию. Да, не хочу, а вдруг это будет так больно, что я буду умолять позвать анестезиолога. Ну, какой к чертям план! Я только одно ему написала, что при любом исходе режешь пуповину ты.

Повисла пауза. И я слишком долго молчала, не уверенная, что Аманда высказалась.

– А что, можно было отказаться?! – вскричала я с великой надеждой.

– Ты что, сдурела?! – перекричала меня в ночи Аманда. – Такой шанс раз в жизни выпадает. И единицам! Отказываться? К кому ты ещё на роды пойдёшь… А сама рожать будешь, никто тебе ножницы не протянет…

Я упала обратно на подушку. Ладони вновь зачесались, будто в них уже вложили ножницы. Я бы с радостью вернула их доктору. И если не получится, он ведь поможет мне, ведь поможет? Я, кажется, и уснув, задавала этот вопрос. Во сне меня трясло даже больше, чем наяву. Мне снился медицинский офис, приглушённый свет, врач, лицо которого оставалось в тени. Он бегал за мной с ножницами, а я сигала через стулья в поисках двери и нашла её лишь к утру… Только рассказывать про сон не стала. Лучше скорее сбежать на учёбу и позабыть про грядущие роды.

Аманда тоже должна перестать о них думать, потому что собиралась доверстать флаерсы для агентства по недвижимости. А я в спешке доделывала проекты – когда родится малыш, я явно выпаду из университетской жизни минимум на неделю.

– Знаешь, а лучше родить чуть раньше, – выдала Аманда, когда мы уселись в поезд, чтобы ехать в театр. – Если перехожу и будут стимулировать, мать может приехать, потому что будет известна дата. И даже ближе к сорока неделям может приехать.

– Она тебе так сказала?

– Нет, но мне показалось, что она так думает. Уехать от учеников на две недели она не может, но взять неделю отпуска вполне. А я не хочу её видеть на родах. Не хочу делить с ней этот момент.

– А со мной? Почему ты хочешь делить его со мной? – я задала лишь половину вопроса. Не высказанным остался конец фразы: или ты просто боишься идти туда одна?

– А с тобой хочу! И не спрашивай почему. Просто хочу. И всё тут, – и почти уже через минуту добавила: – Если мать перережет пуповину, она станет напоминать мне о своей связи с внуком до конца дней. А ты – нет, понимаешь?

Я кивнула. Конечно, меня ведь не будет рядом. За стеклом мелькали разноцветные коробки домов. Поездка в Рино стала казаться глупостью. У них будет семья – и чтобы там Аманда ни говорила, настоящая. Куда я лезу со своими кисточками и красками?

– Я засекла время, – выдала Аманда, выходя из вагона. – Мы за два часа добрались. Первые роды длятся в среднем часов восемь. Мюзикл идёт два с половиной часа, плюс два часа дороги и ещё час накинь. Мы успеваем в госпиталь!

На лице Аманды играла улыбка, а у меня дыхание захватило. Я дотронулась до её локтя:

– У тебя что, схватки?

Аманда остановилась на середине лестницы, и мне пришлось заискивающе задрать голову.

– Я просто шучу. Ты что?

Я – ничего. Я пыталась отговорить её от поездки. Поезд ведь трясёт. Даже для меня ощутимо, а она до сих пор ойкает на выбоинах в асфальте. Но желание развлечься взяло верх над страхами. Или те только в ночи её одолевают?

Мы успевали забежать за сэндвичем в забегаловку в квартале от театра. Аманда даже взяла колу, подмигнув:

– Может, в последний раз…

Её шуточки не казались смешными. Я её ещё утром спросила про самочувствие, потому что этой ночью она раз десять бегала в туалет.

– У меня всё нормально. Просто в тридцать восемь недель ребёнок вдруг в настоящего слона превратился.

Только в театре я сумела расслабиться, хотя в желудке чувствовалась тяжесть от плохо пережёванной булки, и так же, как и Аманда, я держала руку на животе, пытаясь успокоить неприятные ощущения. Но в отличие от неё действо меня отвлекло, а Аманда постоянно заглядывала в телефон. Может, мать что написала? Не может же ей быть не интересен знаменитый мюзикл. Шикарные декорации, падающая люстра и голоса, какие голоса! Возможно, лицами они не дотягивали до Отелло, но в остальном явно его обошли. Хотя как можно сравнивать оперного певца с ними… И как можно в театре уткнуться в телефон?

После такого я ожидала, что в антракте Аманда предложит уйти, и уже перебрала в голове с сотню доводов, чтобы убедить её остаться, но ни один не казался мне достаточно хорошим.

– Давай походим, – вскочила Аманда первой из всего ряда. – Если они не настоящие, то пройдут.

– Что? – я уставилась в её бледное лицо.

– Я засекала время. Схватки идут весь этот час каждые пятнадцать минут.

Я приросла к креслу, но Аманда сумела выдернуть меня из него.

– Пойдём!

Мы исходили холл и лестницу. Даже на улицу вышли и прошли от одного светофора до другого. Я боялась открыть рот. Только держала её под локоть.

– Кажется, прекратились. Но я хочу в туалет. Иначе не высижу до конца.

– А ты уверена, что мы должны сидеть?

– Мы же в театр пришли, я не хочу просто так уходить…

Мне хотелось сказать, что она всё равно ведь не смотрит, но я промолчала. И поспешила в очередь в туалет. Уже дали звонок, но мы дождались свободной кабинки. У меня самой скрутило живот то ли из-за сэндвича, то ли от страха.

– Ты чего? – Аманда показалась мне бледнее прежнего. – Снова схватки?

– Нет. Но есть кровь на прокладке. Правда, всего пару капель.

– И?

– Пошли в зал, а то ещё не пустят.

И всё равно она остановилась на середине лестницы подле плаката для селфи.

– Давай попытаемся улыбнуться.

И мы попытались.

– Ну как? – спросила я шёпотом минут через двадцать после начала второго действия.

– Он постоянно двигается, – нагнулась ко мне Аманда. – И так больно, что я уже не могу понять, есть ли схватки. Наверное, всё же нет, потому что он обычно при них замирает.

И мы смотрели дальше, а потом я заметила, что Аманда вновь вытащила телефон и показала мне два пальца. Две схватки были? Что, уже не с пятнадцатиминутным разрывом, а чаще? Но два пальца оказались знаком победы – схваток не было, она смотрела, сколько осталось до конца, потому что малыш передавил всё, к чему сумел привалиться. Мы даже не дождались окончания аплодисментов и понеслись в туалет.

– Есть кровь? – метнулась я к Аманде, когда та вышла из кабинки.

Я выглядела хуже после того, как умылась и замочила волосы. Юбка измялась, потому что я воспользовалась ей, как полотенцем, отключившись на мгновение от мозга.

– Нет, но я вновь почувствовала схватку.

Я глянула на часы. Если прибавить шагу, то мы успевали перехватить ранний поезд и не ждать лишние двадцать минут. Аманда двигалась быстро, но как-то всё боком, будто вновь хотела в туалет.

– Ты вообще можешь идти?

Она без слов кивнула. Как мы только не полетели с лестницы, спеша вставить билеты в валидатор. Табло показывало минуту до прибытия поезда, и двери вагона захлопнулись сразу за нашими спинами. Аманда плюхнулась на диванчик и вцепилась в телефон.

– Новая…

Она опустила телефон на живот, будто на столик, и ухватилась за бока, которые, мне показалось, раздулись, словно жабры. Она дышала так громко, что на нас обернулось несколько пассажиров, и кто-то даже предложил вызвать медиков, но Аманда отказалась.

– Всё хорошо, всё хорошо, – убеждала она, кажется не их, а себя. – По плану мне ещё рано рожать.

Подол моего платья теперь стал ещё и мокрым, потому что я тёрла о него вспотевшие ладони. Мы уже насчитали две новые схватки, а до конечной станции ехать минут двадцать. Осталась одна схватка, а потом в машину и в госпиталь. Мы всё успеем, мы всё успеем, шевелились беззвучно мои губы. Я сидела напротив Аманды, но она так и не подняла на меня глаз.

Никогда ещё поезд не подпрыгивал так сильно. Мои коленки трясло не меньше зубов. И никогда он ещё не ехал так медленно. И так резко не тормозил. И вот при очередном торможении я оказалась на полу между сиденьями, но даже не почувствовала голыми коленками ледяной пол. Я уткнулась носом в живот Аманды.

– Только не сегодня. Давай не сегодня… – шептала я едва слышно.

– Ты что делаешь? – впервые заговорила со мной Аманда.

– С ним ведь можно поговорить. И он поймёт, что ещё не время. Так ведь?

– Сядь на сиденье! На нас смотрят! – почти прошипела Аманда, и я подчинилась.

К нам снова подошли, держа наготове телефоны. Спрашивали, кому позвонить? Вызывать ли «911»? Аманда крутила головой и первой вылетела на перрон. Я еле поспевала за ней.

– Мне надо в туалет. Я не могу больше терпеть.

Но мы уткнулись в закрытые двери. Что? Рядом прогуливался охранник, и я нашла в себе силы подойти.

– Все туалеты на станции давно закрыты по решению полиции, вы разве не знали? – Да откуда нам было знать, мы второй раз за год на поезде едем! – Там наркотиками торговали.

– А нам что делать? – появилась за моей спиной Аманда. – Я не могу дотерпеть до дома.

Охранник минут пять изучал её живот, и мы не смели нарушить его животрепещущее молчание. Потом он бросил короткое «идёмте» и повёл нас в служебку.

– Крови больше нет, – выдала Аманда. – Прокладка мокрая, но это ведь не могут быть воды? Слишком мало…

– А схватки, они есть?

И только я спросила, Аманда тут же привалилась к стене. Она дышала, а я лихорадочно пыталась вспомнить номер парковочного места. Обычно мы фотографировали его, а сейчас число показалось обеим таким простым, что мы не стали тратить времени на фотографию. Аманда тоже забыла. Мы вышли на парковку и стали лихорадочно оглядываться, чтобы вспомнить хотя бы направление поиска.

– Ты стой здесь, – указала я на фонарь. – А я обегу парковку.

Аманда согласилась, а какой у неё был выбор?! Мне явно предстояло пробежать кросс. Сумка хлестала по сжавшемуся животу. Я чувствовала, что у меня теперь мокрые не только подмышки, но и трусы, но останавливаться не имела права. Никогда я не думала, что на парковках так мало фонарей. Я пару раз в полутьме кидалась к чужим машинам и чуть не попала под колёса. Один ряд, второй, третий… На седьмом я перестала считать. Просто бежала.

Наконец я ударилась животом о водительскую дверцу «тойоты» и два раза уронила на землю ключи. Пристегнув ремень безопасности, я выдохнула, как Аманда, глубоко и шумно. Теперь только бы ни в кого не врезаться и суметь отыскать короткий путь к дверям вокзала. Когда мне посигналили, потому что я не пропустила машину на знаке «стопа, » я встала как вкопанная и лишь спустя долгое мгновение поехала дальше.

– Соберись, соберись, соберись, – шептала я себе, заметив фигуру Аманды. Она продолжала держаться за живот, и подле неё остановилось несколько человек, но она, заметив машину, замахала мне рукой.

Я затормозила подле неё и ещё сильнее сжала руль.

– Уже двадцать минут, а новой схватки нет, – шепнула она, пристёгиваясь, когда я уже рванула вперёд.

Впереди маячила пробка. Нам за час не добраться до госпиталя. Ну никак.

– Мы ведь домой едем, ведь да? – спросила жалобно Аманда, как будто это я, а не она должна была дать ответ.

– Как ты скажешь, как ты скажешь, – протараторила я, вклиниваясь в плотное движение на трассе.

– Домой. Уже двадцать пять минут, как схватки нет.

Габаритные огни сливались в кровавое море, и очень солёное – я даже приложила пальцы к переносице, пытаясь вернуть потерянное спокойствие. Без паники. Только без паники. Но паника бушевала внутри, безжалостно отрывая нерв за нервом.

Глава семьдесят первая «Час Икс»

Первая мысль по своей простоте и скорости, с которой она ворвалась мне в голову, казалась абсолютной правдой – Аманда разыграла меня. Продуманно и цинично. За пять минут до съезда в сторону госпиталя, она заявила, что ничего больше не чувствует. Даже ребёнок едва ворочается и явно уснул. Что это было: очередная проверка на вшивость? Ей захотелось вдруг узнать, как я поведу себя в час Икс? И как я себя повела? Перепугалась за неё, как последняя идиотка!

Закусив от обиды губу, я нашла в себе силы безопасно довести машину до дома. Только вот в подземном гараже остановилась на долгие десять секунд, чтобы вписаться в парковочное место, не снеся бетонный столб, так у меня вдруг затряслись руки. Зачем нужна была такая проверка? Что я сделала не так, чтобы дать Аманде повод настолько в себе усомниться? Ведь не сотворила же она такой спектакль от скуки! Или же, глядя на актёров, ей тоже захотелось поиграть, и единственным благодарным зрителем оказалась я. Нет, нет, я никогда не скажу ей «браво». Пусть не выходит на поклоны.

И Аманда действительно не вышла из машины. Быть может, я так шарахнула дверью, что даже слепой мог догадаться, что я уже на пределе. Надо было оставить её в гараже и уйти домой. Но я бросила связку ключей на сиденье, а моя осталась в сумке, лежащей рядом с автокреслом. Подождав минуту, я всё же открыла заднюю дверь.

– Возьми, пожалуйста, сумку, – сказала Аманда.

Зачем напоминание? Именно это я и собиралась сделать. Лучше бы сказала, что просидит в машине до утра. Говорить не было ни сил, ни желания После такого вечера я и так буду спать на раскаленных иглах.

Сумка камнем повисла на шее, и я почти закрыла дверь, когда Аманда остановила меня:

– Сумку для госпиталя. Мы сожгли в пробке весь бензин. Лампочка загорелась. Если ночью всё начнётся, придётся ехать на твоей машине.

Я машинально перегнулась через автокресло к сумке и вытащила её, впервые ощутив, насколько та тяжёлая. Что могло так весить? Фотоаппарат точно оставался дома.

– А кресло? – спросила я больше с издёвкой, продолжая на все сто верить в розыгрыш.

– Успеешь поменять машины, когда я уже рожу.

«Да когда ж ты уже родишь?!» – чуть не закричала я, но сдержалась и повесила на плечо спортивную сумку. Что же там такое тяжёлое?

Аманда наконец вылезла из машины и прошла к лестнице какой-то уж совсем утиной походкой, которую я прежде не замечала. Тогда в мозг закралось первое сомнение в правоте моих выводов. Аманда держалась за перила, словно старуха. Я даже крикнула снизу, чтобы она дождалась меня, и она действительно остановилась.

– Как же я перепугалась! – Когда Аманда всем телом навалилась на моё левое плечо, сумка на правом сразу полегчала. – Тётка ещё одна утешала, что родила шестого в лифте госпиталя и сама на руках вынесла его акушерке.

Меня передёрнуло, и Аманда тут же добавила:

– Я с собакой не пойду, а ты оденься.

Не оденься, а переоденься! Мне хотелось залезть под душ, а не гулять с Лесли, но пришлось ограничиться раковиной. Аманда сидела на краю дивана в той же позе, что и в поезде.

– Опять?

Она мотнула головой и молча прошла мимо меня в ванную комнату. Я закрыла глаза и выдохнула, но не успела дойти до двери, как Аманда высунулась из-за косяка:

– Телефон не забудь!

Я не забыла его взять, но так и не включила после театра. Батарейка почти разрядилась, и я отключила в телефоне всё, что было можно, поставив звук на максимум, и извинилась перед Лесли, что длинной прогулки не получится. Коленки болели, словно я пробежала полумарафон. Хотя пару кроссов я точно сдала!