Текст книги "Просроченное завтра (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 49 страниц)
эпилог
– Mom, you just don’t understand!
Алена попыталась не улыбнуться в камеру айфона, но не получилось. Она собиралась отчитать Стефана после разговора с Димой, а получилось только любование. Он сменил прическу – поставил себе длинную челку лаком и выглядел… Выглядел так, что хотелось улыбаться.
– Ты тоже не понимаешь нас с папой, – говорила она медленно, хотя и знала, что сын прекрасно понимает русский, просто ленится на нем отвечать. – Ты можешь дружить с кем угодно, но школьные проекты надо делать с теми, кто учится. И если твои одноклассники предпочли пойти играть в баскетбол, то так и надо написать учителю. Проект, сделанный двумя людьми – это проект сделанный двумя, а не пятью. Он никогда не будет должного уровня. Ты боишься сказать правду, боишься?
– Нет. Но так нельзя. Это называется ябедничество.
– Это называется честностью. Учитель не дурак. Он видит, кто работает, а кто нет. Сейчас открывай свой хромбук и мы вместе напишем письмо твоему учителю. Я тебе его продиктую.
– Мам, твой английский полный отстой.
– Спасибо, Стефан.
– Ты сама сказала говорить правду. Что писать?
Через десять минут Алена со вздохом отложила телефон и взглянула на Стаса, который смотрел мимо ее лица на четыре расстегнутых пуговицы офисной блузки.
– Что?
– Таким тоном не говорят со взрослыми мальчиками.
– Ну в чем дело? – спросила она мягче.
– Я уже давно взрослый, даже старый, дяденька. Я про твоего сына. Не командуй. Это его жизнь. Его ошибки. На чужих ошибках люди не учатся.
Алена выдохнула еще шумнее и прижала закрытый ноутбук локтями, подавшись через стол к мужу:
– Ему пятнадцать! Какой взрослый? И там – это не здесь. Там любая оценка считается. Понятно? И ты обещал не лезть в воспитание Диминого сына. Забыл?
Стас по-прежнему смотрел в вырез ее блузки.
– В чем дело? – не выдержала Алена и принялась застегивать ворот.
– Теща не возьмет детей на выходные?
– А у нас будут выходные?
– Как только теща возьмет детей. Свекрови я их не отдам. Там вечно говорят, какой папа плохой…
– А у тещи, какая плохая мама. Стас, ты знаешь, как злится твоя мать, когда дети едут к моей? Знаешь?
Он улыбался.
– Это нормально. Они перманентно на нас злятся. Так дети куда-нибудь поедут в субботу? Я их отвезу куда угодно.
– В лес? На съедение волкам?
– Мне нужно в эту субботу, чтобы их не было дома.
– Станислав Витальевич, скажите уже то, что вы не договариваете…
– Знаете, Елена Борисовна, у вас, матери троих детей, память по-прежнему девичья.
Он достал из кармана расстегнутого пиджака небольшую коробочку и положил на стол.
– Что? – Алена непроизвольно сделала серьезное лицо. – Завтра не день свадьбы, не день рождения, не… – Она закусила губу, чтобы сдержать улыбку, но та ей не подчинилась. – Стас, ты свинья, ты знаешь об этом? Я убью тебя, если там то, о чем я думаю…
Лицо Стаса сияло. Алена судорожно пыталась снять с коробочки ленту. Кто-то дарит кольца, кто-то серьги, кто-то броши из драгоценных металлов и с драгоценными камнями. А кто-то заколки из кожзаменителя, которые ломаются даже на тонком хвосте.
– Лена – это та дата, которую я не забуду. И нынче она круглая. Вот уже двадцать лет, как я тебя люблю. Я понял это только тогда, когда нашел ту дурацкую заколку.
– Ты не понял тогда…
Его лицо тоже сделалось серьезным.
– Лена, не придирайся к словам. У меня образование десять классов. Я начал понимать… У меня взяло двадцать лет, чтобы понять, что я не ошибся. Это она – любовь всей моей жизни. И хрен знает, почему я такой дурак…
– Двадцать лет, – выдохнула Алена и зажмурилась. – Двадцать лет… Стас, ты можешь в это поверить?
– Да. Могу. Каждое утро, когда бреюсь, понимаю, что время убегает. Так к кому едут дети: к теще или к свекрови?
– В любом случае, все четверо будут орать и мы будем самыми плохими детьми и родителями.
– Я и не заслужил звания самого лучшего, – Стас подался вперед и смотрел на жену исподлобья. – Лена, сбагри их куда-нибудь. Я хочу хоть один уикенд побыть мужем, а не отцом. У меня есть шанс? Или я упустил его двадцать лет назад?
– Упустил.
Алена схватила айфон и набрала номер няни.
– Анна Семековна, вы не могли бы задержаться сегодня до одиннадцати? Мы со Стасом хотели сходить в кино. Спасибо огромное.
– Я не хочу в кино, – выдал Стас, когда Алена бросила телефон в сумочку. – И ты не ешь мороженное. Ты на своей чертовой диете… И мне уже не тридцать…
– Вы всегда были тугодумом, Станислав Витальевич… Но к пятидесяти стали тугодумом в кубе!
Алена поднялась из кресла и, бросив ему «одну секундочку», повернула на ручке своего кабинета замок.
– Лена, ты сумасшедшая!
Стас вскочил из кресла.
– За двадцать лет можно уже наконец решиться сделать то, что ты никогда не делал? Заняться сексом в офисе. Тем более, с законной супругой. Помнишь фильм «Близко к сердцу» с Редфордом?
– Ты знаешь все фильмы, которые я смотрел…
Она дотронулась до узла галстука и через секунду галстук уже болтался на спинке кресла.
– Тогда не важно. У нас закрыто. Никто не войдет… И не разочаруется в безупречном боссе.
– А ты не разочаруешься во мне?
Алена стояла к нему слишком близко и сейчас поднялась на носочки. С такого ракурса не видно было морщин, и блеск его глаз оставался все тем же молодым.
– Я слишком много в вас разочаровывалась, Станислав Витальевич. Думаю, через двадцать лет я не придам еще одному разу особого значения.
– Я надеялся хоть одно утро поспать… Без диких воплей, кто снял с зарядки мой телефон!
– В бизнесе, как и в родительстве, нет выходных, забыл? Но можно устраивать себе маленькие радости. Даже нужно…
Их руки встретились, но тут же разошлись: его искали пуговицы на блузке, ее – на рубашке.
– Ты даже не в своем кабинете, так что расслабься.
– Ты, кажется, наоборот добиваешься обратного – чтобы я напрягся.
Да, напряжение не спадало все пятнадцать лет их настоящих отношений. Деньги то появлялись, то исчезали, но папа никогда не появлялся дома вовремя, всегда это было неожиданно. Вот мама приходила по часам и отпускала няню.
– Для чего ты детей родила, для галочки? – упрекала ее мать. – Одного сбагривать отцу. Двух нянькам.
– Мама, это не так. Я работаю по-минимуму. И с няней уроки сделаны. С мамой же все стоят на голове. Что Лада, что Савва. Что собака. У меня дома самый приличный – это попугай.
– Ты сама себе выбрала такую жизнь.
После смерти бабушки Алена почти не бывала в деревне. Она помнила этот ужас первого их прихода туда с автокреслом, в котором спала трехмесячная Лада. Ей рада была, кажется, только бабушка. Та даже Стаса обняла. И ей Алена каждые выходные привозила правнучку, а потом и правнука. А вот старшего правнука она так и не увидела вживую. Дима не был ни разу в Питере. Стефан был всего один раз. Потому что сам настоял. Потому хотел не к маме, а на Чемпионат мира по футболу.
Стас отвез всех детей и в Москву, и даже в Сочи. В кармане у него все время лежало разрешение от Дмитрия Думова на двух языках. Он получал его не в первый раз, но обычно в бланке стояла Испания или Кипр, куда Алена выезжала со всеми детьми.
– Лена, ты плачешь? – перегнулся Стас через дрожащее плечо жены.
Они вернулись раньше одиннадцати. Он проводил до такси пожилую няню и застал жену уже в кровати.
– Я что-то сделал не так? Или это не из-за меня?
Она не сразу отозвалась.
– Он отказался ехать к нам в Испанию. Я предложила Финку. Он тоже отказался.
– Думов рехнулся? – почти выкрикнул Стас, забыв про поздний час.
– Степка отказался, – цыкнула на мужа Алена. – А Думов сказал, что лезть не будет. Типа, надо уважать желания ребенка. Если бы он захотел ко мне на год, Думов бы и не вспомнил про уважение детского мнения. Стас, – она повернулась к нему, держа одеяло у самого подбородка, будто готовилась спрятаться от ответа, накрывшись с головой. – Я настолько плохая мать? Он год меня не видел! И даже Фейстайм от него не допросишься! Сегодня его Думов усадил со мной!
– Лена, – Стас погладил жену по плечу. – Это просто дурнадцать. Ну не о мамах сейчас думают. О друзьях, о девочках, в конце концов!
– Ты тоже думал в пятнадцать о девочках? Ну скажи мне!
– Лен, я о работе думал. У нас не было детства. Это плохо. Детство должно быть. Леночка, ну не надо… Я что-нибудь придумаю. Ну, в крайнем случае, поедешь в Финку или в Ригу за американской визой для Саввы. Или оставь его мне. Бери Ладу и вперед. Ей двенадцать, она не должна его особо раздражать. Не хочешь вообще брать детей, давай дуй куда-нибудь в бизнес-трип. В Нью-Йорк. Степа захочет в Нью-Йорк?
– У нас больше нет бизнеса с Америкой, забыл?
– Но Думов-то этого не знает. Неужели не отпустит на викенд ребенка к маме? Лен, ты куда?
Она уже сунула ноги в тапочки.
– Я все равно не усну. Меня жутко колбасит. Я позвоню с кухни. Никого не разбужу.
– Иди звони!
Стас обреченно махнул рукой и с тяжелым вздохом подтянул одеяло к самому носу.
Алена схватила со стула халат и накинула на тонкую ночнушку. На кухне было чисто – даже идеально. Будто перед визитом свекрови. Все-таки няня слишком держится за место в кризис. Да, такого щедрого хозяина, как Станислав Витальевич, днем с огнем не сыщешь.
– Дим, ты занят?
– Нет. Чего не спишь? Фоллоу Ап со Степкой? Письмо отправил, ушел в школу злой, как черт. Про оценку за проект сообщу, когда сам узнаю. Еще есть вопросы, босс?
– Дим, я не за этим звоню. Я через две недели буду по бизнесу в Нью-Йорке. Пусть Степка ко мне на викенд прилетит. У него как раз в понедельник нет школы. Посади его на вечерний рейс в пятницу. В понедельник вечером он будет дома. Я куплю билеты.
Дима не перебил ни разу, даже простым «угу».
– У него в субботу математика, а в воскресенье карате и испанский. В понедельник гитара.
– Дима… Я буду в Нью-Йорке. Пожалуйста…
– Майн е оун бизнес, Хелен.
Алена сжала телефон до боли в пальцах. Отстань, да? Это тебя не касается? Отлично!
– Твой каламбур не смешон. Я закончу с бизнесом, не переживай. Дай мне провести с ребенком одни выходные. Раз так совпало. Когда я его еще увижу!
– Приезжай в гости, повози его по занятиям. Я разрешаю. Но я не разрешаю срывать его со школы. Он еле-еле ее тянет…
– Еле-еле? Думов, ты рехнулся. У него средний балл «четыре поинт о», еле тянет? Математика, карате… Блин, Думов, кружки у тебя перевешивают мать? Я свожу его на Бродвей, в Метрополитен, если ты уж так боишься, что он ничего не выучит за три дня со мной. Мы гитару послушаем… Отпусти его на лето в Берлин к Максу. Он тебе играть как Эрик Клэптон начнет!
– А ты спроси своего сына, хочет ли он к Максу в Берлин?
– А ты спроси для начала, хочет он на карате или в Нью-Йорк, ладно? Думов, я серьезно. Ты спросишь или я?
Паузы не последовало.
– Вообще-то это я решаю, ехать ему к тебе или нет. Или ты забыла?
Алена прикрыла глаза и сильнее сжала телефон.
– Дима, три года осталось. А то и меньше… Ну чего ты сейчас-то начинаешь? В восемнадцать он, может, пошлет нас обоих.
– Размечталась. Он будет просить оплатить ему Стэнфорд.
– Дим, я оплачу ему университет, не бойся.
– Я боюсь, что с твоим Нью-Йорком он никуда не поступит. Китайцы и индусы жопу рвут, пока некоторые эту самую жопу мочат в Средиземном море!
– Обработал его, да? Твоих рук дело все-таки? Стас прав?
– Конечно, твой Стас всегда прав. Показал моему сыну, что зарабатывать деньги можно и с пятью классами образования!
– Дима, не смей! Не смей таким тоном говорить о моем муже, понял?
– А ты не смей на меня орать, – прорычал Думов. – Забыла, что ты позвонила попросить, нет?
– Извини, – выдавила из себя Алена, скребя ногтями по стеклу обеденного стола.
– Скажи, во сколько ты можешь встретить его в понедельник?
– Я еще не дал своего согласия.
– Дима, пожалуйста.
– Я куплю билеты и пришлю тебе. Мне не нужны для этого деныи твоего мужа.
Алена сжала губы. Вспомнила, как Стас пытался оплатить роды дочери, которые выплатила страховка Димы, с которой он по своему желанию не снял Алену после развода, чтобы она точно родила со своим врачом.
– Так я могу купить нам билеты на какой-нибудь мюзикл?
– Только в оперу его не тащи, ладно?
– Хорошо.
– И не снимай люкс. Не кидайся деньгами. Он не ценит ничего. Хоть в Макдональдс отправляй его работать!
– Дим, я все понимаю. Мы не сорим деньгами. У нас в стране кризис, если ты забыл. И если уж на то пошло, то у твоего сына мать с двумя американскими образованиями. Или ты про мой Мастер онлайн забыл?
– Я надеюсь, твои дипломы помогает твоему мужу.
– Дим, хватит! Я не знаю, что ты бесишься. У тебя все хорошо в жизни. Сам говоришь, самая лучшая китайская жена у тебя. Что ж мой муж тебе покоя не дает?!
Снова пауза.
– Он украл мать у моего сына. И я должен его любить?
Теперь молчала Алена и промокала глаза уголком ворота домашнего халата.
– Дима, поговоришь про Макса? Он готов взять Степу к себе. Я возьму на себя младших, а они будут играть, по клубам походят, хорошую гитару послушают.
– Хорошая гитара в Испании, только вы там не тем занимаетесь…
– Дим, ну у меня детям двенадцать и девять лет… Ну я не могу разорваться. Три дня в Нью-Йорке. Дима, это…
– Прекрати реветь, Хелен. Это был твой выбор, не мой. Я брал себе твоего второго ребенка. А теперь ты попрекаешь меня нашим разводом!
Алена закусила губу.
– Спроси свою Джейн, – проговорила она глухо, – можем ли мы с Ладой приехать на Мемориал Викенд? Если у вас нет планов, можно в Кингс-Каньон на кемпинг поехать.
– А Савву что не берешь? У нас места на даче на всех хватит. Мы в бейсмент еще пару комнат добавили.
– Савва-то беспаспортный. Я не сделала ему паспорт, только форму о гражданстве получила. Стас вообще не в курсе, что ребенок у него гражданин Америки.
– Ну так узнай, что с паспортом.
– В Москву теперь кадо ехать…
– В Нью-Йорк можешь, а в Москву никак? Сапсакы ваши отмерили? И самолеты не летают?
– Дима, хватит! Я не за этим звоню. Мне кажется, я окончательно теряю Степку. Я не знаю, что мне делать.
– Смириться, Лен. Я его тоже теряю. И Джейн перед ним стелется, а толку? Дурнадцать, чего ты хочешь?
– Я могу приехать с детьми? Мне не надо к вам домой. Я дом сниму. Только Степку отпусти со мной.
– Я его не держу. А с Савкиным паспортом не тяни. А то восемнадцать не за горами. Ты ж его в армию не хочешь? Или папа кому надо на лапу даст? Кстати, твои теннанты хотят выезжать. Может, тебе ремонт в доме замутить или совсем кризис?
– Дим, Стас ведь про дом тоже не знает. Я сейчас не могу даже десяти тысяч взять незаметно.
– А раньше могла? Как мы хорошо платим налоги. Ладно уж… У тебя же счет есть американский.
– Это деньги Степы. Я к ним не прикоснусь.
– Дура ты! Это твои деньги. Я их для тебя зарабатывал.
– Дим, купи Степе билет в Нью-Йорк, а с остальным я разберусь. Как-нибудь. И найди новых жильцов. Можешь взять больше, если сможешь. Это все-таки Степкино образование.
– Лена, мне не нужны твои деньги, чтобы оплачивать ему школу. Давай я пущу их на ремонт? Доски гниют, ты-то это понимаешь?
– Дима, делай, как знаешь… Ты – там, я – здесь.
– Лена, делай мужу документы. У вас там полная жопа. У нас тоже хрен поймешь, кто у власти… Но у нас лучше.
– Дим, он никуда не поедет, пока будет в состоянии заработать здесь хотя бы копейку. Я ведь просила его начать бизнес в Штатах, просила…
Алена скова почувствовала, что на грани и сжала переносицу.
– Дим, ты купишь билет?
– Лена, чего ты заладила? Я уже сказал, что куплю. Сейчас прямо и куплю.
– Я тогда прямо сейчас куплю Бродвей. Спасибо, Дим.
– Всегда пожалуйста. Бай.
Алена схватила салфетку и высморкалась. Боже, как же он умудряется за пять минут разговора довести ее до белого каления. Нет – Алена взглянула на часы – говорили они почти десять минут. Она открыла с телефона сайт и купила билеты на мюзикл и себе на самолет. Но осталась онлайн, пока не получила на почту информацию про другой полет: Сан-Хосе-Нью-Йорк.
– Мам!
Алена подняла глаза от телефона: Савва стоял босыми ногами на кафельном полу.
– Мам, полежи со мной. Пожалуйста…
– Первый час ночи!
Она оставила телефон на столе и повела сына за ручку в его комнату. Уложила в кровать.
– Мам, полежи, – захныкал Савва, заметив, что мать уходит.
– Я посижу…
Савва вытянул все еще тонкие ручонки и обхватил Алену за талию, чтобы она точно не ушла. Она уйдет, но через две недели. Уйдет к тому, к которому обещала вернуться, но так и не вернулась. Он тоже тоненькими ручками обнимал ее во сне, не зная, что она уже решила оставить его, променяв на какого-то дядю. А сейчас при встрече даже не обнимет. Нет, это не дурнадцать, это Степка не простил ей измены…
Алена осторожно разъединила ручки младшего сына и на цыпочках вышла из его комнаты. В ее спальне было тихо. Стас спал. Она легла на самый край кровати, потому что на ее половине были его руки. Муж искал ее во сне и не нашел. Как и она сон. Организм уже настроился на время восточного американского побережья. Так мало она не спала с родов, но все же сумела встать и влезть в джинсы и футболку. В квартире было слишком жарко. В комнатах детей уже становилось шумно. Каникулы – можно и не спать. Собака лежала в коридоре и пыталась спать.
– Тихо! Дайте отцу доспать до будильника! Взяли быстро Киндлы и читать, ясно? И не надо мне говорить, что не можете. Я в семь лет все песни Битлз знала наизусть.
– Мам, ну я не хочу по-английски, – недовольно вякнула Лада, вылезая из-за подушки с единорогом.
– Надо. Есть только слово надо. Мы в мае полетим в Калифорнию. Там по-русски никто не говорит.
– К Стефану?
– К нему. А потом еще и к дяде Максу. Так что немецкий сегодня что бы делала без скандала. Я пойду кашу вам сварю.
– Мам! – поднял недовольный голос уже Савва. – Можно хлопья?
– Я сказала – тихо. С этого дня тихо. Иначе к бабушке Вале поедете до конца каникул. Ясно?
Через четверть часа оба недовольные, но тихие приползли на кухню и уставились в овсяную кашу.
– А что такая тишина? Где мертвые с косами? – выполз на кухню и Стас. – Фея тишины прилетела?
– Баба Яга на метле, – улыбнулась Алена. – Доброе утро, папа. Я что-то оглохла, кажется, не слышу…
Дети повторили за ней про доброе утро.
– Я на этой бабе Яге женат, так? – спросил Стас, усаживаясь на стул между детьми.
Лада кивнула.
– Я так и думал. Какие планы на день?
– Проводить папу с мамой на работу, – ответила дочь. – Сесть читать Гарри Поттера на английском. И ждать репетитора по немецкому, так, мама?
– Так, Лада, так…
В машине Алена перестала улыбаться.
– Я лечу в Нью-Йорк через четверг. Вернусь во вторник. Попрошу маму приехать. Пусть проверит у внуков английский. Ты можешь ночевать в офисе. Или у своей мамы. Я проверять не буду.
– Да стерплю я тещу дома, – усмехнулся Стас не особо радостно. – To же мне испугала! Я же с бабой Ягой живу. Мне ничего не страшно.
– И в конце мая я лечу на три недели в Калифорнию с обоими детьми. Конец школы мы пропустим. Вернусь из Нью-Йорка, съезжу с Саввой к американцам в Хельсинки.
– Понял. А где во всем этом раскладе я?
– На работе, – хмыкнула Алена.
– Папа – это тот козел, который за все это платит. Ты успокоилась хоть чуть-чуть?
Стас осторожно провел рукой по волосам жены, но та тут же дернулась.
– Когда ты снимешь уже эти допотопные часы?!
– Когда все волосы тебе выдеру ими. Извини. Думов нынче добрый?
– Да. В хорошем настроении. Видел же, как у них акции поднялись?
– Прости, не слежу за его успехами. Университет Степке все равно оплачиваем мы. Ты успокоилась?
– Нет, не успокоилась. И никогда не успокоюсь, ты же знаешь. Как же мне надоело жить в будущем – ждать это чертово завтра, которое тут же становится вчера… И все по кругу. Только встретились, уже расставаться…
Алена нервно вцепилась в ремень безопасности.
– Ленка, еще две недели! Выдохни! Степка тебе еще десять раз позвонит и скажет, что ты дура. Лада тоже смотрит на меня как на умалишенного динозавра. А ей всего двенадцать.
– Девочки быстрее созревают…
– Ой, не пугай… Я еще от одной восемнадцатилетней не отошел, а ты мне вторую подсунула. А вдруг там эльф?
– Единорог! Папа, ты вообще не в курсе, с кем спит твоя дочь!
– Ленка, пусть это завтра еще долго не наступает. Ты мне ее только вчера родила. Я не готов ее кому-то отдавать!
– Я тоже… Только нас не спросят. Потому что мы тоже не спрашивали.
– А разве было, у кого спросить?
– У самих себя. Только мы и у себя не спрашивали, – Алена прикрыла глаза, ловя ресницами непрошеные слезы. – Три дня. Я вымаливала у него три дня. Двенадцать лет он изводит меня!
– Лена, может, я глупость, конечно, скажу, но… Он тебя, по ходу, до сих пор любит.
– Точно глупость! – почти выкрикнула Алена. – Он меня никогда не любил. Хватит! Это все из-за Степки! Он не справляется с ним! Сколько раз просила его отдать Степу мне. Нет, у них все хорошо!
– Лен, у них все хорошо. Я общался с твоим сыном очень много. И не так, как вы, а на равных. Он хороший парень, добрый, только как с облачка какой-то. Но, может, и не зря называют ваши Штаты страной непуганых идиотов. Может, я мечтал бы быть таким. Но, увы, мы под колпаком не выросли, мы росли под каблуком системы. И я тоже без меры балую детей. Но, елы-палы, жизнь их успеет побить, а погладить могут только родители…
Алена снова почувствовала подступающие слезы.
– А кто Степу гладил? Эта дура Тамара, у которой главное накормить было, как у любой бабушки? Или Дима, который ноги еле притаскивал с работы? Или эта Джейн? Китайки только и умеют затюкивать детей с учебой. Я бросила его, понимаешь?
– Лена, хватит!
Стас шарахнул по рулю и попал на клаксон. Выругался и сжал губы.
– Извини. Я всегда после разговоров с Думовым на стенку лезу. Он меня вампирит. Вот честное слово.
– Ты сама себя заводишь. Потом заводишь меня. Потом достается нашим детям. И по кругу. Мы выбрали этот путь. Мы – никто другой! Я тяну эту лямку. Так какого хрена ты ставишь мне подножки постоянно…
– Стас…
– Лен, не надо! Мне это перманентное состояние «без вины виноватого» уже в печонках сидит. Я был против твоего отказа от сына, был? Я давал тебе денег на адвоката, давал? Я устраивал вам каждый год лето в Европе, устраивал?
– Стас, не надо оглашать весь список, того, что ты для нас со Степкой делал. Я тебе очень благодарна. Но мне от этого не легче. Ты не видишь моей любви к твоим детям. Ты замечаешь только мою боль по Степашке. Это тоже нечестно, Стас! Я свихнусь, если буду молчать. А могу говорить я только с тобой. У меня, кроме тебя, никого нет. Со всеми я должна быть сильной и для всех я бесчувственная сука. Только с тобой я настоящая. Ты сказал мне еще в восемнадцать, что к тебе можно прийти с любыми проблемами, а теперь затыкаешь мне рот’ Я столько ревела в подушку, чтобы меня не слышали. Я столько ревела… Я даже не знаю, откуда во мне столько слез!
Алена не заметила, как Стас остановил машину. Он отстегнул ее и прижал к груди.
– Ну какой от тебя такой толк на работе?
– Дома от меня такой тоже толку нет, – прохрипела она ему в грудь. – Прогуляешь со мной работу? Поехали купим пиццу? Мне кажется, они до сих пор работают. Я могу проверить…
Она полезла в сумочку за айфоном.
– Лена, это у черта на рогах! – остановил ее Стас. – Это так далеко, что туда добираться целых двадцать лет. Ленка, ты выросла. Ты не можешь просто взять и не пойти на работу. Ты не имеешь права. И ты не имеешь права хотеть вернуться во вчерашний день и переиграть его. У нас даже сегодня нет. Оно расписано по часам. Думай про завтра. Думай о том, что можешь сделать. Что сделано, то сделано.
Алена обняла его и тяжело выдохнула. Потом еще и еще. Это помогало от боли в животе, когда она давала детям жизнь. Но с болью в сердце не справлялись даже крепкие объятия.
– Ленка, я люблю тебя. Неужели ты этого вообще не чувствуешь? И Степа любит тебя, а ты это не чувствуешь. Ты черепашка, закрылась в себе и не видишь рядом людей, которые ловят каждый твой взгляд. Возьми хотя бы троих – меня, Ладку, Савку. Что же за кризис у нас такой? Ведь было ж все хорошо. Ведь было? Господи, ты ж меня даже на роды притащила, но я этого парня все равно от тебя не отрезал. Савка как липучка за тобой каждую ночь бегает. Лена, у тебя семья, у тебя большая семья. Не обязательно, чтобы все сразу были вместе, но ведь иногда мы все вместе. Еще в прошлом году мы сидели за одним столом. Лен, и еще будем сидеть, обязательно будем. Не грызи меня, я не железный. Я ж могу сломаться, а дети еще все такие крохотные. Лена, у тебя еще двое детей, ты им нужна не меньше, чем тебе нужен Степа. Лен, ну скажи ты мне хоть что-нибудь! Тебе нужен психолог? Давай позвоним Сашкиному. Я узнавал, он практикует до сих пор. Лен, ты ведь пьешь. Думала, я не вижу. Лен, так нельзя. Ну просто нельзя. Год какой-то идиотский. Но он закончится. Он закончится!
– Стас, извини… Просто извини… – Алена погладила плечи мужа, ища на пиджаке отсутствующие заломы. – Я люблю тебя. Я люблю наших детей. Я не жалею о своем решении. Мне просто плохо. Сейчас плохо. И я действительно не знаю, что с этим делать.
– Иди к врачу, раз не справляешься сама.
– Сейчас весна. У меня просто авитаминоз, наверное.
Стас рассмеялся. Звонко и горько одновременно.
– Купить тебе мандарин? А, мнимая больная?!
– А, может, все-таки пиццу? – улыбнулась Алена сквозь слезы. – И прогуляем работу. И ты меня поцелуешь в чужом подъезде, давай, а?
– Лен, – голос Стаса стал тихим и немного злым. – Тебе не восемнадцать. Мне не тридцать. Мы с тобой двадцать лет знакомы и тринадцать из них женаты. У нас трое детей. У нас собака, с которой никто не хочет гулять. У нас попугай, которого никто не хочет кормить. У нас дел по горло. И сказать, за скольких людей на нас висит ответственность?
Алена выдохнула. Тяжело.
– Ты – прав. Ты, как всегда, прав. Я приготовлю в субботу пиццу. Погуляю с собакой, накормлю попугая, заставлю детей сделать все уроки…
– В субботу? Суббота уже завтра. Так что не давай лишних обещаний.
– Я все сделаю… А ты выспишься наконец. И не надо никуда отправлять детей.
Стас подался вперед, чтобы поймать лбом ее лоб.
– Я могу выспаться, только прижимаясь к тебе, так что можешь ничего этого не делать. Я могу потом все это сделать сам. Ну, кроме пиццы. Сделаю омлет. Он полезнее.
– Завтра?
– Завтра-завтра, а сегодня рабочий день. Пристегивайся, пока эта дурацкая машина не напомнила тебе об этом матом.
– Машина вся в хозяина.
– Или в хозяйку. Или в маленьких хозяйчиков. Которые очень похожи на родителей.
Стас вывел машину на знакомый маршрут. Завтра иногда бывает новым, но чаще всего она старое просроченное сегодня, дающее шанс на еще один шаг в завтрашний счастливый день.
Две недели прошли в оцепенении. Алена очнулась, только когда подняла руку, чтобы помахать рукой Степке. Нет, она не могла сейчас назвать его так – Стефан Думов, никак иначе. Перерос отца, и когда сын не отстранился от объятий, голова матери утонула у него на груди.
– Мам, пока не забыл, – он вытащил пакетик, в котором лежал новый американский паспорт Лады.
Ему уже два года. Она второй раз посылала документы на обновление, находясь внутри страны. Это первый из трех паспортов, которым она собиралась воспользоваться. Алена сунула его в рюкзак и вытащила подарок.
– Папа так и сказал, когда я попросил его поменять царапанный экран. Мам, спасибо.
Но он не поцеловал уже. Просто взял коробочку с надкусанным яблоком, за которой Алена зашла в Эппл-стор, как только прилетела в Нью-Йорк. Самая навороченная модель, но пусть Думов-старший только рот откроет!
Думов-младший молчал. Из него слова надо было только клещами вытаскивать, но наконец он заговорил про монгольское иго, Ивана Грозного, реформы Петра, отмену крепостного права и даже убийство Николая Второго.
– А вы теперь из мировой истории только Россию проходите? – попыталась пошутить Алена, и Стефан тут же переключился на Китай и Англию.
– Стеф, давай не о школе, ладно? Давай про погоду?
Погода выпала на их долю отвратная. Холодная и с дождем.
– Мам, как ты там в своем Питере живешь? – прятался сын в капюшон и под зонт.
– Дома у нас тепло.
Но тут надо было гулять, и они чуть ли не через каждый метр заходили за горячим шоколадом.
– Застегнись. Твой папа меня убьет, если ты с соплями вернешься.
Алена сняла двойной номер и сейчас лежала без сна, вслушиваясь в звуки за стенкой – как пятнадцать лет назад в дыхание малыша. Только малыш не спал: он развлекался с новой игрушкой. Алена тяжело вздохнула. Что ж, его отец прав: она сама выбрала быть мамой с подарками, вместо мамы с борщами. И ее муж прав: назад пути нет, только вперед.
А впереди селфи на новый телефон сына на фоне Нью-Йоркского яблока в центре аэропорта. И потом ее одинокое на ее телефон на фоне уже маленького яблока с видами Финляндии, которые финны водрузили в американском аэропорту подле выхода на посадку к своим самолетам. Алена послала фото на телефон Лады и написала: «Скоро буду дома. Папу не доводить!»
КОНЕЦ
