Текст книги "Просроченное завтра (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 49 страниц)
Глава 17 «Вот как разводятся мосты»
Стас поймал попутку, чтобы доехать до пристани. Распахнул заднюю дверь машины и, когда Алена без всякой мысли села сбоку, попросил продвинуться. Вот даже как… Ведь не скажешь ему, что ее мутит от выкуренной им наскоро сигареты. И себе не скажешь, что дело только в табаке – слишком долго врала, но ведь это действительно вредно для ребенка. Пока Стас дымил в сторону, она почти ничего не чувствовала – спасала улица, но в салоне автомобиля от него не отвернешься. Даже если против воли, даже ради здоровья ребенка. Глаза в глаза и руки в руки. Стас наконец сделал то, от чего отвлекла его официантка.
– Ты ледяная, – прошептал он, растирая ее онемевшие совсем не от холода пальцы. – Куда тебя несет на Неву?
Он усмехнулся. Она – сжала губы и с трудом выговорила:
– Но я хочу…
– Хочешь…
Не сводя с нее глаз, Стас поднял ее руки к своим губам. Сердце Алены замерло, но поцелуя не последовало: Стас просто начал на них дуть, точно на морозе, а потом снова многозначительно покачал головой:
– Ты всегда хочешь не то…
Она не стала уточнять многозначность его фразы, просто спрятала взгляд в дрожащих под плащом коленях и вырвала руки. Стас не стал удерживать ее – сразу отпустил. Но не успел ничего сказать. Алена перебила его мысли не из страха получить неприятный комментарий на свои действия, а потому что действительно только сейчас обнаружила отсутствие роз.
– Мы забыли букет!
– Не мы, а ты, – теперь уже перебил Стас.
Он прав – не мы, их не существует.
– Хорошо, пусть будет «я забыла»…
Он снова усмехнулся.
– А я хотел, чтобы ты забыла, – улыбнулся Стас и вдруг сделался абсолютно серьезным. – Потому что хочу держать тебя за руку, а не смотреть на твое лицо через целлофан.
И действительно сжал пальцы ее правой руки, да с такой силой, что обручальное кольцо врезалось ей в палец, но Алена не пикнула, ее губы и без кольца были стиснуты из-за страха выдать себя. Откуда снова это тепло, граничащее с ледяной дрожью, которое заполнило все ее существо за долю секунды?
– Иначе мне не верится, что ты рядом. Господи… – Стас неожиданно прикрыл глаза, и Алена в краткую передышку сумела облизать пересохшие губы, без помады они все потрескались. – Утром я думал, что это будет обычный пустой день… Вечером думал, что напьюсь, если она не позвонит…
– Ты разве умеешь напиваться? – едва шевелила губами Алена.
– Ты научила… Но я выкинул при переезде тот недопитый виски и сказал себе: все, больше никогда. Но сегодня купил новую бутылку и почти ее открыл…
Алена только сейчас заметила, что взгляд у него с поволокой.
– Почти? – дрожащим голосом переспросила она.
– Ну не почти, – и он вдруг рассмеялся. Совсем по-простому, как прежде. – Подловила, да? Все время забываю, что ты уже не девочка…
Он вдруг погладил ее золотое кольцо и выпустил руку. Алена тотчас сцепила пальцы в замок – ведь не станет же он их разрывать. И он не стал. Откинулся на свой подголовник и уставился в подголовник пассажирского сиденья. Она не смогла проделать того же: чувствовала спинку только лопатками из-за неснятого рюкзачка. Спину ломило, жутко…
– Я бы тебя не отпускал на месте мужа, – вдруг выдал Стас сипло, и все внутри Алены снова сжалось. – С такой крохой. Неужели ему не страшно было?
Алена едва слышно выдохнула.
– Дима меня отговаривал, но я все равно настояла на поездке.
– И как он сейчас без тебя?
– Дима? – удивилась Алена и тут же поймала насмешливый взгляд Стаса:
– Стас. Маленький Стас, – тут же зачем-то уточнил он.
Впрочем, хорошо, что уточнил, а то Алена уже забыла как назвала нерожденного еще сына.
– Спит. У него две няньки: бабушка и прабабушка. Зачем ему мама?
– И то правда… – Стас снова тихо засмеялся. – Зачем ему мама? Мне его мама сейчас куда нужнее…
У Алены снова внутри все задрожало. О чем он думает, о чем? Она и раньше не понимала его даже при ежедневном общении, а сейчас, через четыре года, перед ней был человек, лишь внешне напоминавший Стаса. Кто он теперь такой?
– Приехали! – объявил водитель, догадываясь или не догадываясь, что спас случайных пассажиров от неслучайных вопросов.
Стас протянул ему деньги, сказав «без сдачи», и, выйдя из машины, протянул Алене руку, совсем, кажется, не думая, как той будет неудобно выползать через одну с ним дверь… Хотя это правильно, ведь нельзя же выходить на проезжую часть.
– Знаешь, я теперь не могу сидеть рядом с водителем, – затараторила Алена, чтобы Стас не сказал ничего нового, связанного с его крепким рукопожатием. – Хочется схватиться за руль…
– Или за ручник! – он не усмехнулся, голос его прозвучал зло.
О чем он сейчас подумал – о том, как встречал ее в аэропорту из Болгарии?
– Да нет, я просто закрываю глаза. Знаешь, – голос ее дрожал, и Алена не знала, что говорить дальше и как вообще можно произносить в его обществе хоть какие-то слова, когда рука в его ладони леденеет, как и виски. – Там даже на переходе останавливаются чуть ли не за пять метров от белой черты…
– Хорошо водишь?
– Тьфу-тьфу-тьфу, почти четыре года без аварий… Сдала, правда, только с третьего раза. Первый раз сглупила – мне сказали, что главное, держать скоростной режим. Ну я и ехала на пару миль меньше дозволенного. Мне сразу вынесли вердикт: боится скорости, нужны часы накатки. Я накатала и вечером перед пересдачей снесла нахрен водительское зеркало – все пыталась поближе подъехать к шлагбауму на парковке.
– И как? Подъехала?
– Угу… Зеркало Дима заменил. Уже потом. А на завтра попросили у друзей машину. Мне дали Мерс, и меня трясло теперь не только от самого экзамена. Я боялась чего-нибудь в ней сломать. Тестер начирикал что-то в бумажке по типу ненужного притормаживания и наезда на поребрик, а в конце сказал: рано тебе, девочка, на такой дорогой машине ездить.
– Там что, не на машине инструктора сдаешь?
– На своей… Ну, а в третий раз я чуть в аварию не попала. Придурок меня подрезал, но у нашей Тойоты прекрасные тормоза оказались. Я в этот раз сдавала женщине. Она сказала, что я не знаю самого главное правила «дай дорогу дураку», и дала права в итоге. Я это правило выучила, но ездить у нас действительно легче, чем у вас…
– У вас, у нас… – передразнил ее Стас, подбираясь пальцами к самому запястью.
– Совсем уже американка.
– Нет, еще два года паспорт ждать.
– Ну так, значит, там пока у них, а тут пока у нас.
– Да я в сумме и двух месяцев здесь не была за последние годы. Мама говорит, у меня даже акцент появился.
– Нет у тебя никакого акцента. Не слушай маму… Впрочем, ты никогда ее не слушала, – добавил Стас зло и бросил ее руку.
Не отпустил, а именно бросил. Хотя и была веская причина для расставания – надо было платить за пароходик. Народу мало. В основном туристы. Алена не знала, Стас нарочно выбрал не увеселительный кораблик или просто спешил увести ее с ветра. На палубу выйти он ей не позволил. Впрочем, она не пошла бы туда и сама. С воды действительно дуло, но холодно было не только от невского ветра: Стас заморозил ее льдом своих слов.
В ресторане с ней сидел совсем другой человек. Эти полчаса изменили его до неузнаваемости. Или не полчаса, а четыре года – она просто только сейчас хорошенько к нему пригляделась. К морщинам добавилось еще больше цинизма. Из господина Не-такого-как-все, он стал таким же как все, у кого в России в карманах водятся деньги.
– Не согрелась? – спросил Стас чуть потеплевшим голосом, и в ответ Алена лишь пожала плечами. – Сейчас вернусь.
Они уже отплыли – куда он? К бару? Только не коньяк – и Алена уже почти закричала ему в спину, но голос сам собой пропал, когда Стас на секунду к ней обернулся. Да ладно, она помочит губы для вида и скажет, что такое крепкое не пьет. А ему после виски хуже уже не будет.
– Чай? – даже удивилась она, когда он поставил на столик две чашки.
– А ты чего ждала? – Стас улыбнулся в полный рот. – Обещанного коньяка? Так еще есть время.
– Я не пью коньяк, – поспешила откреститься Алена.
– А вообще пьешь?
– Ну, там все вино пьют. А крепче не пью. И не люблю, когда пьют другие. Ты знаешь причину.
Стас кивнул.
– Как там мать одна? Как понимаю, Макс ее тоже не особо навещает?
– Да он и обо мне забыл. Даже не приехал. Я его два года не видела. Бред какой– то. Сказал, на пересадке меня перехватит. А нахрена он мне сдался? На пять минут…
– Зря ты так, – Стас развалился на диванчике и почти касался ухом приподнятого плеча. – Иногда и одной минуты хватает. Я рад, что мы встретились. Рад…
Алена отвела взгляд и поскорее схватила кружку. От чая не шел дымок, и она сразу сделала большой глоток. И с трудом проглотила.
– С коньяком, да? – спросила она просто так, ведь прекрасно чувствовала в чае градус.
– Рижский бальзам. Тебе надо согреться.
– Я не могу пить…
– А чего не можешь? Ты ж не кормишь, раз ребенка на два дня бросила.
Сказать правду – спросит, чего лгала? Да ладно, выпьет алкогольный чай. Доктор разрешил ей даже бокал вина пару раз в неделю, но она не пила. Пару раз на встречах пригубила и только. А тут бальзама на чашку не больше пятидесяти грамм будет.
– Я ж пить не умею, – улыбнулась Алена вымученно. – Еще начну глупости говорить.
– А я, может, этого и добиваюсь, – Стас улыбался и крутил по столу чашку. – Чтобы ты стала прежней дурочкой и не играла роль взрослой мамаши.
Алена сжала свою чашку двумя руками – и пальцы наконец согрелись. А, может, ее согрел праведный гнев на его слова.
– Ты меня дурой считал?
Стас пожал плечами.
– Ты хочешь правду или чтобы обидно не было?
– Правду.
– Дурой. Нет, – он подмигнул ей. – Дурочкой. А себя – мудаком, который был настолько слеп, что не видел, как другой мудак лечит тобой свою вечную депрессию. Знаешь, – Стас запрокинул голову на бортик дивана. – Как же мне хотелось набить ему морду. Я только боялся, что не остановлюсь на этом. Возьму и вообще пристрелю.
– Хорошо, что ты этого не сделал, – проговорила Алена шепотом и уткнулась в чашку.
Она пила жадно, уже не различая вкуса алкоголя.
– Светлов сам себя укокошил. Бог не фраер. Я даже уверовал в него.
– Он сказал, что Еве лучше, – Алена не могла заставить себя назвать Светлова по имени. – Это правда?
– Я ее не видел. Эльвира говорила, что да, девочке лучше. Лена, – Стас вдруг подался вперед и чуть не свернул локтями свою чашку. – Откуда он появился, этот твой Дима?
– Мы познакомились с ним в Болгарии, – не стала лгать Алена.
– Светлов сказал другое…
– Потому что я не сказала ему правду.
– А мне ты вообще ничего не сказала…
Алена опустила глаза.
– Извини… Тебе я не смогла бы соврать.
– В Болгарии и что? – не отступился Стас. – Откуда свадьба?
– Ради американской визы. Иначе бы мне ее было не получить…
– Зачем тебе сдалась Америка? С чего вдруг? Это твой брат хотел свалить…
– Мне сдалась не Америка. Я ехала с Димой. А он решил там работать. Штамп же ничего не значит, – она демонстративно погладила свое кольцо. – Мы пожили с ним и поняли, что нам вместе хорошо.
– Ты его не любишь?
Алена вскинула глаза. Как же она ненавидит этот пронзительный взгляд. И разве господин Руссков поставил в конце фразы знак вопроса?
– Теперь люблю. У нас с ним ребенок. Зачем ты это спрашиваешь?
Она увидела, как Стас то ли прикусил, то ли облизал губу, то ли просто тянул с ответом.
– Да просто пытаюсь тебя понять, – наконец выплюнул он через стол, и Алена лишь силой воли удержала спину ровной и не откинулась на спинку своего диванчика и не закрылась руками. – Все четыре года пытался понять. Да вот не то, оказывается, понимал. Все думал, чего ж ты к Светлову в постель прыгнула, если твой жених просто уехал, можно сказать, уплыл в дальнее плавание. Все думал, как же я в ней ошибся… Спасибо, что сказала правду. Спасибо, Леночка, за правду. Значит, не ты сучка, а все-таки я мудак, что не оградил тебя вовремя от Светлова. Ты ж от него сбежала, да?
– От вас обоих! – вырвалось у Алены против воли, или это чай с бальзамом развязал столько лет крепким узлом завязанный язык. – Я не переходящий приз.
Стас убрал со стола локти и снова откинулся на спинку дивана. Только головы не запрокинул – так и буравил ее взглядом, и Алена чувствовала, как у нее начинают гореть уши.
– Вот, значит, как ты обо мне думала.
Она опустила глаза и стиснула кружку с явным желанием расплющить керамику.
– Возьми мой чай. Я даже не отпил. И в нем нет бальзама. Мне и без алкоголя жарко…
Стас действительно поднялся, скинул плащ и швырнул его к окну.
– Пей чай, пока горячий. А я пойду покурю.
Он вышел на палубу. Алена уткнулась в чашку, делая глоток за глотком, будто страждущий в пустыне, потерявший надежду отыскать оазис. Сейчас ей точно понадобится туалет, и лучше сходить туда, пока нет Стаса. А по возвращении, заметив краем глаза его сгорбленную фигуру у поручней, Алена вспомнила, что пачка лежит в кармане плаща. Он забыл про это и не решается вернуться, чтобы не смущать ее. Она схватила плащ, достала пачку, проверила наличие зажигалки, и вышла на палубу.
– Ты забыл…
Она позвала тихо, но он обернулся и выпрямился, опершись на поручни теперь уже спиной.
– Спасибо, – Стас одной рукой забрал у нее сигареты, а другой схватил за запястье. – Ну куда ж ты без плаща. А, впрочем, поздно, – он притянул ее к себе и, развернув лицом к мосту, перекрестил руки у нее на животе, который Алене, конечно же, не удалось втянуть. – Смотри развод мостов, за этим же ты потащила меня на корабль.
Алена тихо сглотнула, вперив взгляд в поднимающиеся пролеты Дворцового моста.
– Я тебя никуда не тащила…
– Не придирайся к словам. Хотя бы сегодня…
И Стас прижался гладко выбритой щекой к ее ледяной щеке, уткнувшись подбородком ей в плечо. Через секунду его хватка сделалась еще сильнее, и Алена впечаталась мокрой спиной ему в грудь.
Глава 18 «Двое утопающих»
Мосты давно развели, а руки Стаса так и остались сведенными на животе Алены. Она ничего не говорила – стояла ни жива, ни мертва, чувствуя через плотную футболку жесткий угол пачки сигарет. И бабочек в животе, но не тех, которых вызвал давным-давно поцелуй в подъезде и другой – на лестнице. Это толкался Димин сын, прогоняя от мамы чужого дядю. Но его мама как раз больше всего на свете боялась окончания объятий. И продолжения разговора.
– Господи, какая ж ты у меня ледяная! – точно очнулся Стас и подтолкнул ее в сторону двери, да так стремительно, что Алене пришлось распластать по внешней стенке каюты всю пятерню, чтобы устоять на дрожащих ногах. – Я покурю и вернусь.
Кури и не возвращайся – стучало в голове у Алены. На негнущихся ногах она дошла до диванчика, даже не заметив, сколько людей еще внутри. Какая разница, когда рядом Стас? Она видит лишь его и никого больше. Как теперь расстаться? С какими словами? Они сейчас причалят и что дальше? Просто попросить проводить до гостиницы и забыть встречу, как страшный сон?
– Согрелась?
Алена держала пустую кружку дрожащими пальцами, совсем забыв про плащ. А Стас накинул на ее плечи оба, и свой тоже. Как же быстро он вернулся – выкурил сигарету в одну затяжку. Она поморщилась – не от его близости, а от запаха табака.
– Стас, сядь, пожалуйста, напротив.
Она сидела почти с самого краю диванчика.
– Я и не собирался садиться с тобой рядом, – огрызнулся он.
Алена вскинула голову: он по-прежнему опирался рукой на спинку ее диванчика.
– Я просто отвыкла от табака. Отойди…
– Извини. Все никак не брошу… Нервы, – закончил он уже на своем прежнем месте. – Все очень и очень нервно на работе.
– Зато ты не пьешь. Молодец.
– Не пью. Но только лишь потому, что постоянно за рулем.
– Кстати, у меня тоже Форд, – Алена поспешила зацепиться языками за нейтральную тему. – Хотела Мустанг с откидывающимся верхом, но когда мы пошли покупать, была только механика. Я могу только на автомате ездить… Пришлось брать Фокус.
– У меня уже не Форд, – ответил Стас коротко, и Алена поняла, что тот не собирается развивать автомобильную тему дальше. – Согрелась? Или взять еще чаю? Может, коньяка? С лимоном. Или снова в чай?
Алена замотала головой.
– Нет, я не хочу. Скоро причалим и домой… Тебе тоже пора домой. Рано небось вставать.
Она снова уловила непонятное движение его губ.
– Уже гонишь? – слетел с них плевок в ее сторону. – Ты же спать не собираешься пока, кажется?
– Но я пойду греться в гостиницу, – Алена с трудом удержала подбородок на месте. Очень хотелось тронуть им шею и заодно зажмуриться.
– Там, думаю, ресторан еще не закрылся. Ты же почти ничего не ела у чехов. Ну, бар-то точно должен быть открыт… Или, в крайнем случае, вытерпим шум ночного клуба. Ну, и гостиничный холл никто не закрыл уж точно. Лена, – проговорил Стас жестко. – Я не хочу расставаться с тобой прямо сейчас. За четыре года четыре часа – это очень и очень мало. Для меня, во всяком случае. Но если я тебе противен, скажи – и я уйду.
Алена сжала губы, но потом все же сумела их разлепить.
– О чем ты хочешь со мной говорить, Стас?
Он пожал плечами, скинув напускную серьезность.
– Да о чем угодно, дуреха! Я же могу просто слушать. Мамы любят говорить о своих детях. Я с удовольствием послушаю про твоего сына. Переворачивается уже, да?
– Нет, – отрезала Алена.
– Понял. Устала. Вырвалась из дома совсем не для того, чтобы говорить о детях. Хочешь потанцевать?
– Я не умею. Ты, кажется, тоже.
– Ну, тогда нам не будет друг перед другом стыдно, – почти рассмеялся он. – Ты хоть не назовешь меня неповоротливым медведем…
– Не могу. Я привыкла к тишине. От курева и громкой музыки у меня разболится голова.
Стас нахмурился.
– Лен, я постараюсь больше не курить. И у меня должна быть жвачка. Проверь в кармане.
Алена сунула руку в карман плаща и, когда достала упаковку Орбита, не смогла сдержать улыбки.
– Ностальгия…
– Там много. Бери себе тоже.
Она взяла одну для себя и протянула другую серебристую пластинку Стасу. Он бросил обертку в пустую чашку. Она тоже. А через пять минут и саму жвачка.
– Отвыкла, – извинилась она, и Стас выплюнул свою тоже.
– И не привыкай. Давай догуляем до Лиговки? В двух плащах тебе не будет холодно.
– А тебе в одном пиджаке?
– Нет… – ответил он таким тоном, что уши Алены просто обуглились. – По рукам?
Стас протянул через стол руку, и Алене ничего не оставалось, как пожать ее. Однако рукопожатие разорвать у Алены не получилось, потому что Стас подтащил ее руку к губам и поцеловал.
– Мы пока еще не деловые партнеры, а просто старые друзья.
Она осторожно высвободила руку. Кораблик причалил к пристани. Стас сунул в карман пиджака лежавшую на столе пачку сигарет и подал Алене руку, но она для начала застегнула на себе оба плаща. Делала она это торопливо, боясь помощи от Стаса, но тот не лез и терпеливо стоял в шаге от нее.
– Отлично выглядишь, – улыбнулся он одобряюще, хотя Алену нисколько не смутил получившийся наряд.
Ей было не по себе от другого – близости Стаса, от его руки на ее локте. Она не может – не имеет права так реагировать на него. Ей не девятнадцать лет, она замужем и в животе у нее растет ребенок от другого мужчины. Внутренний голос чуть не сказал – от чужого мужчины.
Они уже отошли от Невы на приличное расстояние и сделалось значительно теплее. Желая срезать путь, вошли во дворы Капеллы. Здесь, вдали от Невского, все спало: вокруг царила ночь и тишина. Алена со Стасом шагали почти беззвучно. Она вообще слышала только собственное бешеное сердце. Его рука отпустила ее руку и уже которую минуту пыталась прощупать через два плаща позвоночник, то забираясь под рюкзачок, то спускаясь обратно к поясу.
Алена свела лопатки, но уверенности это не придало. Она не могла идти дальше, ноги отказывались ее нести, и если бы в эту секунду Стас не развернул ее к себе, Алена рухнула бы – прямо на мостовую, а не в его объятия.
От ментола, точно от лука, защипало глаза. Алена зажмурилась – да и куда смотреть: ночь, двор, нет даже одинокого фонаря. Зато есть горячие губы, о которых она не вспоминала, но и не пыталась забыть. Холодный ремешок часов скользнул Алене по шее змеем-искусителем, но она даже не пыталась противостоять ему. Она не стояла на ногах – она не балерина, чтобы простоять вечность на носочках. Наконец руки Стаса отыскали позвоночник, сомкнулись на талии и оторвали Алену от земли. На мгновение, на два или целых три… Она не пыталась считать, она не пыталась дышать – и не хотела больше твердо стоять на ногах. Стас закружил ее по двору, или голова кружилась сама. Алена отвечала на поцелуй так жадно, словно губы Стаса были последней соломинкой, удерживающей ее на плаву. Нет, они-то и тащили ее в гибельную пучину разбушевавшихся в душе страстей.
– Лена!
Стас сам задохнулся от головокружительного поцелуя и, продолжая держать Алену на весу, откинулся назад, чтобы увидеть ее глаза. До сих пор закрытые.
– Лена, что мы делаем? Что мы сделали? Что мы наделали? Оба!
Он вернул ее на землю, и она камнем упала на дно пустого колодца реальности, продолжая из последних сил цепляться за шею Стаса. Нет, он сам не отпускал ее
– сейчас его руки еще сильнее прижали Алену к вздымающейся груди. Она топчет его ботинки, но он даже не пытается освободиться.
– Лена…
Она не хочет открывать глаз. Не может. Не должна. Но ресницы для слез не преграда, и вот уже слезы градом катятся по щекам.
– Ленка!
Он отпустил ее, потому что ему понадобились руки, чтобы высушить ее щеки, но годами сдерживаемых поток не так-то просто остановить.
– Не плачь, моя девочка, не надо…
Она пытается открыть глаза, но это выше ее сил. Она до боли закусывает губу и находит дрожащими пальцами лацканы пиджака. Его руки теперь собирают в хвост ее волосы, причиняя нестерпимую боль. Он не может остановиться теребить их, она тоже не может его остановить – не хочет.
– Лена, не уезжай! Слышишь? Я воспитаю твоего сына как своего. Лена, я тебя люблю. И ты любишь меня. Я это вижу, я это знаю, я это чувствую.
Алена по-прежнему молчит и только сильнее прижимается к его груди.
– Лена, ты снова молчишь? Ну сколько можно!
Лацканы пиджака выскользнули из ее пальцев, и ладони нашли волосы – пусть стриженные, но по-прежнему густые. Стас стоял перед ней на коленях, носом вжавшись в грудь, в которой продолжали клокотать рыдания. Алена не могла говорить – просто гладила его по волосам, без остановки.
– Лена!
Стас откинул голову: его глаза горели ярче любых фонарей, ярче фар! В их свете Алена видела, как напряженно сошлись у переносицы брови, как изогнулись на лбу морщины… И чувствовала, как сильные пальцы сжали раздавшуюся от беременности талию. Она видела все это и не хотела видеть, но и зажмуриться не могла.
– Если бы я только знал про этого Диму, этой свадьбы никогда бы не было. Но, Лен, все разводятся, и это нормально. Да, мы просрали с тобой пять лет, но впереди же не одна ночь. Впереди у нас вся жизнь.
– Я не могу… – одними губами и рыданиями проговорила Алена.
– Одна не можешь, а со мной сможешь. Я все сделаю. Я найму адвоката. Все решится как-нибудь. Все образуется.
Он приподнялся с колен, наткнулся на ее губы, и выпрямился уже с ней на руках, не разрывая поцелуя, горького от табака и слез.
– Мне холодно, – проговорила она срывающимся голосом, когда Стас выпустил ее губы, но все еще продолжал касаться кончиком носа ее мокрого лба. – Как же мне холодно!
Ее била дрожь, и это не укрылось от взгляда Стаса. Он обнял ее на секунду и, отстранившись, потащил под арку прямо на руках.
– Сейчас поймаем машину… Может, прямо здесь получится, на Желябова…
– Пусти! Я сама… – взмолилась Алена, чувствуя, как внутри нее от бега все трясется и подпрыгивает.
Стас опустил ее на тротуар и прямо поволок дальше, потому что идти она не могла. Но пришлось чуть ли не до универмага ДЛТ, мимо закрытой на ночь пышечной, пышек из которой так хотелось еще недавно. Сейчас хотелось лишь одного – уткнуться Стасу в грудь и плакать, плакать, плакать…
– Нет! – встрепенулась Алена, когда Стас назвал водителю странный адрес. – Я не хочу к тебе!
– Лена! – остановил он ее строго.
– Нам в Октябрьскую, пожалуйста! – выкрикнула она через голову Стаса.
Но машина не тронулась с места. Водитель среагировал лишь тогда, когда гостиницу подтвердил Стас. С началом движения Алена отодвинулась к окну и начала судорожно вытирать дрожащими руками заплаканное лицо, чуть было не воспользовавшись для этого рукавом чужого плаща. Впрочем, это всего лишь вода, пусть и соленая – косметики на ней ноль.
– Лена, в чем дело? Ты что-то оставила в номере? Что-нибудь нужное?
– Я не поеду к тебе, – повторила Алена и сгорбилась в сторону окна.
– А я не поеду в гостиницу. Я думаю, ты понимаешь причину.
Она кивнула. Он мог увидеть это по ее профилю, к нему она не повернулась.
– Лена, я не пьян, – Стас тронул ее за плечо и, когда Алена снова не среагировала, рывком развернул к себе. – Я сказал все, как есть. И не надо сейчас заливать про любовь к мужу. Хорошие жены так не целуются, ясно?
Она кивнула и проговорила тихо:
– Отпусти.
Он отпустил.
– Лена…
– Поздно, Станислав Витальевич, поздно, – голос Алены задрожал еще сильнее, когда она начала читать пушкинские строчки: – А счастье было так возможно, Так близко!.. Но судьба моя Уж решена. Неосторожно, Быть может, поступила я, – Алена проглотила ненужные слова, ее мать ни о чем не молила, кроме как не связываться с самим Руссковым! – Я вышла замуж. Вы должны, Я вас прошу, меня оставить; Я знаю: в вашем сердце есть И гордость и прямая честь. Я вас люблю (к чему лукавить?), но я другому отдана; Я буду век ему верна.
Стас не перебивал, только выстукивал по подголовнику пассажирского сидения нетерпеливый такт. Сейчас он подголовник сжал двумя руками:
– Лен, я же не настолько неуч. «Онегина» я в школе читал. И так же ты знаешь, что у меня на все имеется собственное мнение. Так вот, – он выдержал паузу, которая по протяженности всего чуть-чуть не дотянула до театральной. – Татьяна полная дура. Тебе, Смыслова, не надоело быть дурой? Может, пора уже начать соответствовать фамилии и наполнить свои действия хоть каким-то смыслом?
– Я – Думова, – прошептала Лена, потеряв голос.
– Тогда подумай. Хорошенько подумай над тем, что я тебе сказал.
– Над чем? – теперь аж выкрикнула Алена. – Над тем, что ты не в состоянии устроить свою личную жизнь? Поэтому хочешь разрушить мою? Лишить моего ребенка отца, который его безумно любит…
– Да только ты-то его не любишь!
– Люблю!
Алена зажмурилась, будто Стас мог ее ударить.
– Хватит врать! Вот честно, хватит врать. Я сыт по горло твоей ложью! Лена, повзрослей наконец. Прими хоть раз в жизни правильное решение!
Он отлепил руки от подголовника, и Алена инстинктивно вжалась в спинку кресла
– рюкзачок распластался по ее спине, от которой уже вряд ли можно было отодрать кофту.
– Какое? Пустить тебя к себе в постель?
– В жизнь! – огрызнулся Стас. – Твоя постель мне нахрен не нужна.
– Я в курсе! Ты мне это очень наглядно объяснил, когда никого, кроме тебя, в моей жизни не было. Тогда, не правда ли, в пустыне, вдали от суетной молвы…
– Да заткнись ты! – Стас так резко отвернулся к своему окну, что машину подбросило, казалось, не на выбоине, а от его телодвижений.
Молчать оставалось не больше минуты. Как только машина затормозила, Алена схватилась за ручку, чтобы выйти первой. Здесь нет других машин на соседней полосе. Но здесь есть Стас, и они столкнулись перед капотом. Сколько он денег швырнул водителю, она не знала и не хотела знать.
– Езжай домой! – закричала Алена и схватилась за первую пуговицу плаща, но Стас притянул ее к себе и впился в губы, точно желал выпить из них ту малость крови, которая еще осталась в синюшных губах.
– Ну зачем ты врешь? – прохрипел он, лишь на секунду оторвавшись от ее губ.
И снова заткнул Алену поцелуем, не дав времени на возможный ответ. Он снимал согласие с ее губ, которые она не вырывала и с языка, которым она стремилась к нему на встречу. Стас только не знал ее мыслей, хотя и сжимал Алене виски с такой силой, точно желал, чтобы голова ее уменьшилась и посторонним мыслям перестало хватать в ней места, и остался лишь он.
– Мы мешаем проехать, – прошептала Алена ему в губы, и Стас ответил так же, почти не прерывая поцелуя:
– Он может сдать назад, а я уже не могу.
Его руки соскользнули со щек на шею, и Алена на секунду даже испугалась, что Стас сейчас ее придушит. Хотя она и так уже не дышала от его близости. Хотела схватить его за руку, но наткнулась на часы. Стас махнул рукой и, продолжая прижимать Алену к себе, взглянул на циферблат.
– Без десяти три. Скоро рассвет, а мы еще даже не ложились. Непорядок.
Он стиснул ей пальцы – намного сильнее, чем могла бы сделать она. И уж точно Алена не могла вырваться. И не хотела этого делать.
