Текст книги "Просроченное завтра (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 49 страниц)
Глава 27 «Разбитый телефон»
Алена сделала все возможное, чтобы утро походило на все предыдущие добеременные утра: она сварила кашу из отрубей, которую Дима обожал есть с вареньем, и улыбалась во весь рот, но не ему, а чтобы скрыть подступающие к глазам слезы. Поскорей бы он ушел. Но он не уходил – и виновата была в этом она сама: Дима вдруг почувствовал себя желанным и до последнего оттягивал момент расставания.
– Не хочу на работу, – проговорил он, прижимаясь к Алене боком, чтобы не тревожить живот. Живот он погладил: – Маму не обижать!
Алена перестала улыбаться: папа довольно обидел маму ночью. Куда уж до него малышу!
– Давай уже иди! В трафике стоять будешь, – уже открыто злилась Алена.
– Так все равно ж буду, – улыбнулся Дима. – Лишние пять минут с вами того стоят. Купить что-нибудь на ужин? Индийского?
– Дима, я на этой неделе рожать не собираюсь, так что хватит меня стимулировать!
Улыбка сползла с его лица за намек на вырванную зубами ночную любовь, и он кивнул:
– Тогда готовь ужин.
– Приготовлю, – отрезала Алена. – Будет повод прогуляться пешком до Сефвея.
Но сразу в магазин она не пошла. Схватила со стойки трубку телефона и уселась на диван. Цифры с карточки для международных звонков Алена набирала по памяти и с матерью говорила так, точно читала со сцены заученный текст:
– Врач сказал, что ходить еще недели две. Никаких намеков на раскрытие нет, так что не надо спрашивать меня когда. Хотя бы ты не спрашивай – меня на каждой кассе об этом спрашивают. Когда-нибудь. Мам, я сообщу уже по факту, хорошо? Как бабушка? Пусть она хотя бы не нервничает. У меня все будет хорошо.
Заканчивала Алена разговор уже с закрытыми глазами, катая свободной рукой коляску, которая собранной уже месяц стояла в углу салона. Они не знали, куда ее приткнуть. В самой детской коляска казалась еще более неуместной.
Алена минут пять гипнотизировала телефонную трубку, прежде чем ввести цифры по новой. С первого раза набрать их правильно не получилось, и Алена даже отложила телефон в сторону – типа, знак позвонить в другой раз. Она боялась, что услышав голос Стаса, не выдержит и расплачется. Ей было жутко стыдно за ночь и за ложь, которой она прикрывала перед ним отношения со своей пока еще законной половинкой.
– Ты чего так рано? – спросил Стас то ли грубо, то ли просто устало.
– Извини, я просто ухожу гулять и когда вернусь, ты будешь уже спать. Я на это надеюсь, – добавила она поспешно.
– Лен, я еще в офисе и домой пока не собираюсь, так что можешь позвонить, когда вернешься с прогулки.
Алена сжала губы, почувствовав на глазах слезы. Но нельзя было даже шмыгнуть.
– Я сейчас не в тему? – произнести это ровным голосом у нее все равно не получилось.
Стас смягчил голос:
– Лен, ты всегда в тему. И я буду рад услышать тебя еще раз. У тебя все хорошо?
Зачем он спросил? Она и так, услышав его голос, держалась из последних сил.
– Ты плачешь? Что случилось?
Теперь можно было шмыгать в открытую.
– Ничего, – Не скажешь же ему про ночь. – Мне просто страшно.
На том конце провода явно усмехнулись.
– Все бабы рожают. Ревут и все равно рожают. Ты не какая-нибудь особенная…
Она не особенная. Вот как! Конечно, Алена прекрасно понимала, что Стас не пытается ее унизить, он пытался по-дурацки пошутить. Не вышло – ей было не до плоских шуток. Ей вообще было не до шуток.
– Все бабы рожают… – только голос уже не дрожал. Шутка помогла собраться. – Вот легко вам, мужикам, говорить. Кто-нибудь из вас попробовал бы родить хотя бы раз…
– Елена Борисовна, – Алена приготовилась к нравоучению. Она изучила за эти полгода все интонации Русскова. И новые тоже. – Поверьте, вы нам тоже постоянно тыкаете – другие могут, а тебе, козлу, слабо? Но мы же не ревем. Мы молча доказываем, что не слабо.
– Я тебя когда-нибудь тыкала чем-либо? – в голосе Алены теперь звучал вызов.
Она так сильно толкнула коляску, что та докатилась по ковру аж до противоположной стены.
– Лена, мы же не жили вместе. Все впереди, – рассмеялся Стас по-прежнему устало. – Я уже морально готов.
– И ты вот так же смеялся над Альбиной?
Повисла тишина. Вот зачем она сказала про мать Олеси, зачем?! Но слово не воробей.
– Я так же ее поддерживал, – ответил Стас сухо. – Или ты считаешь, что я могу помочь как-то иначе? Так скажи. Я тупой, сам не додумаюсь.
Такая она! Тупая, раз ругается с единственным важным в ее жизни человеком просто так, на ровном месте.
– Мне страшно, Стас, – пошла Алена на попятную. – А вдруг все пойдет не так…
Стас тут же перебил ее:
– Лена, ну, конечно, все пойдет так… Так как надо, а не так как ты хочешь. Не заводись. У тебя все будет хорошо.
– И ты нисколько за меня не боишься? И тогда не боялся? – все же не сумела промолчать Алена.
– Мне некогда было бояться. Я работал. И сейчас я собираюсь делать тоже самое. Я ничем не могу помочь тебе в твоем бабском деле. Тем более, через океан. Поэтому буду делать мужское, в котором не прошу помощи у тебя.
Алена почувствовала новую обиду:
– А мне казалось, я тебе очень даже помогаю. Или ты считаешь, что твоя Рита все сама делает? – Алена повысила голос. – Я даже ваши формы заполняю собственноручно, не надеясь на нее.
– Лена, я тебя похвалить должен, как маленькую? – сорвался Стас, хотя пока еще не орал. – Предлагаешь ввести вашу западную систему еженедельной отчетности, кто кого перещеголяет в ничегонеделанье? – голос его понизился до шепота, и Алена решила, что к нему кто-то заглянул. – Лена, ты уже большая девочка. Тебя не надо гладить по головке за каждый шаг.
Он не один? Да и плевать!
– А ты меня никогда и не гладил по головке. Ты только замечал мои ошибки…
Пауза была короткой.
– Лена, сходи погулять! – Стас забыл про шепот. – Успокоишься, позвони.
– Да я вообще могу тебе не звонить!
Она швырнула телефон на пол. Ковер и крепкая пластмасса корпуса спасли телефон от смерти. А ее – нет: Алена вдруг почувствовала, что ненавидит Стаса не меньше, чем Диму.
Распрекрасный Станислав Витальевич просто работает. Как всегда. Никто в его семье даже не догадывается об ее существовании! Алена не сомневалась в его конспирации. Просочись хоть намек на отношения, Марина ей тут же бы написала. А так, даже видя ее в списке менеджеров под девичьей фамилией, сестра Стаса даже здрасьте не сказала. Руссков партизанит, потому что не обязан ставить никого в известность про свою личную жизнь. А она – чтобы не подставить себя. Какую выволочку он устроил ей за Маринкину ложь про их роман – ему, видели-те стыдно перед мамой и бабушкой, а то, что она врет матери и свекрови – это нормально, это издержки ситуации.
Ему хорошо оттуда командовать, а она тут один на один со всеми проблемами. Один на один с Думовым. Две недели – да она за две недели с ума сойдет. И не факт, что он не сведет ее с ума после просьбы о разводе. Почему Стас такой уверенный, что все будет окей? Он Думова в глаза не видел.
А ей смотреть мужу в глаза с каждым днем все труднее и труднее, а после этой ночи – просто невыносимо. Она пару раз чуть не порезала палец, пока строгала салат. Потом плюнула и достала кухонный комбайн – ужин готов, но она совсем не готова ко встрече с мужем. Официальным. Мужем она его уже не считала.
А вот отцом своего ребенка ей придется назвать его очень скоро. Весь день – то ли из-за нервов, то ли в силу большого срока – живот был каменным. Даже пришлось считать интервал между схватками. Нет, не оно – то пятнадцать минут, то полчаса: на сегодня отпустило. Но не попустило.
Вечером, когда Дима явился с цветами, Алена, вместо того, чтобы порадоваться новому букету, пожалела старый, почти не подвядший. Он был подарен за ребенка, а этот явно за дурацкую ночь. Других дат у них нынче нет. Кажется.
– Правда смешно, что ребенок получит американский паспорт раньше родителей? – пошутил Дима.
Думал, что пошутил. Алена сейчас не воспринимала шуток. Лицо ее сделалось еще серьезнее.
– Какая разница..
– Да так, просто сказал. Кстати, у нас врач в пятницу?
Алена кивнула.
– Тогда я все верно написал своим, что на этот день никаких митингов не назначать.
– Ничего не будет в пятницу, – сурово заявила Алена.
– А вдруг? Тебе легче ходить будет…
– Знаешь, рожай сам, раз такой умный! – вспылила Алена на ровном месте.
– Думаешь, я бы тебя заставлял, если б мог сам…
– А ты меня, значит, заставил? – перебила Алена зло. – Это не случайно было? Она спросила и сама испугалась догадке: а вдруг?
– Лен, выдохни! – Дима на секунду сделался серьезным и снова улыбнулся: – Я боюсь не меньше твоего. Мне, наверное, надо было пять футболок положить, а не две.
Нет, не может такого быть…
– Сумка пустая. Можешь, хоть десять положить. Главное, фотик заряди.
Проку от него все равно не будет, пусть хоть фотографии ребенка будут.
– Лена, я не сенильный. Я помню.
Но в пятницу ничего не произошло. После встречи с врачом Алена отвезла Диму обратно в офис. Ездили на ее машине, потому что в ней стояло автокресло и лежали две сумки: для мамы для родов и для малыша на выписку.
В воскресенье с утра хмурилось, но дождь так и не полил.
– Поедем в лес гулять. Там почти везде ровная дорожка. Только пару подъемов, – настаивал Дима. – Ну, а вдруг это наш последний выходной вдвоем?
– Дим, нас по любому же трое, – не сдавалась Алена. – Я не хочу. Вот в сорок недель тащи меня в горы, а сейчас оставь дома.
– Ты так до сорок второй доходишь. Долежишься до стимуляции. Пошли! Да что с тобой такое?! Утки вон гуляют, а ты даже утка. Ты лентяйка! Через пять минут чтобы была в машине. Вот в каком виде будешь, в таком и пойдешь зайцев с койотами пугать!
Они минуту буравили друг друга взглядами. Наконец Алена ринулась к входной двери, как была в спортивных штанах и футболке, и схватила кроссовки. Дима не нашел ее куртки и сорвал с вешалки свою, послав в спину жены пару ласковых про ее психи! Но за рулем успокоился и вел машину по серпантину даже слишком плавно, когда Алене хотелось почувствовать тошноту – отругать его было не за что. Пришлось идти гулять. Только шла она впереди, открыто протестуя против прогулки. Дима отставал на пару шагов, открыто демонстрируя индифферентность
– он свое дело сделал: вытащил ее гулять, а со своим фиговым настроением пусть сама разбирается.
Дышалось в хвойном лесу великолепно. Было свежо и не холодно, так что Алена могла даже не застегивать его куртку, но на зло застегнула под самое горло, и натянувшаяся молния грозила вот-вот лопнуть. Дима гонял по тропе шишку, точно футбольный мяч, чтобы не буравить взглядом затылок жены. И все же Алена оборачивалась с недовольным видом, но не требовала прекратить: пусть лучше будет занят шишкой, чем ей.
– Я дальше не пойду. Там горка, – заявила она на второй пройденной миле, поворачивая назад, но Дима сразу бросил шишку и взял ее за руку.
– Это меньше мили. И там на паркинге есть маленький домик. Ну?
Алена поняла, что спорить бесполезно и пошла дальше, но руку вырвала, как только Дима попытался сжать ей пальцы. Однако на полпути сбавила шаг, поняв, что силы покинули ее окончательно.
– На паркинге посидишь. А я сбегаю за машиной, – подбадривала ее Дима.
Она пошла, но уже вцепившись в его руку.
– Стой!
От ее крика он замер.
– Что? – голос его дрогнул.
– Да ничего. Будто что-то хрустнуло. Уже прошло, – и Алена сделала первый шаг, а потом второй и даже отказалась от поддержки.
– Ленка, ты в порядке? – дышал ей в затылок Дима.
– Да, в полном, – она не обернулась. – Это, наверное, кости таза окончательно разошлись. Идти теперь намного легче. Я не утка, нет?
Он ответил на ее улыбку:
– Ты – лебедь.
– Гадкий утенок, так и говори, – усмехнулась Алена не через силу, а впервые за последние дни от всего сердца.
– О, еще какой гадкий! Гадости у тебя с языка так и сыпятся.
Алена отвернулась. Он прав – она ему хамит, но ничего не может с собой поделать. Он – причина всех ее бед. Она с ним простилась в Кранево. Кто просил его звонить в Питере? Она ему телефон не давала!
Утром в понедельник мало кто работает. И уж точно в Питере так рано наемные работники не просыпаются. Но она не хотела идти спать вместе с Димой, поэтому закрылась в кабинете и щелкала мышью больше для успокоения собственных нервов, чем для имитации видимости – вернее, слышимости – работы. Дима вновь попытался сманить ее спать, но она успела за секунду до его появления открыть рабочую программу. А потом, совсем обнаглев, набрала Стасу.
– Понедельник у тебя еще не начался, – удивился он звонку. – Что-то случилось?
– Уже пять минут, как начался. А у тебя – нет?
– Смотря для чего ты звонишь: поговорить или поругаться?
– Я не в тему, поняла.
И отключила телефон.
– Лена, ты маме звонила? – заглянул в комнату Дима.
– Нет, по работе, – не обернулась Алена, почувствовав, как к лицу прилила кровь.
– Почему не спишь?
– Не могу без тебя. Пошли. Первый час.
– Иди ложись. Я приду.
– Я же знаю, что не придешь…
Дима взял ее за руку и попытался поднять из кресла и почти поднял, когда зазвонила брошенная на стол трубка. Алена потянулась к ней, хотя и не знала, что сможет сказать Стасу при Диме. Но Дима перехватил трубку и сбросил звонок.
– Ты что дурак?! – закричала Алена. – Это по работе!
Дима крепко держал ее теперь уже за оба запястья.
– Дурак тот, кто звонит в час ночи по работе, за которую не платят! Пошли спать!
Она попыталась вырваться, но справиться с ним не могла. Подчиниться? Да как же! Стас ведь решит, что это она его игнорирует.
– Пусти, идиот, мне надо перезвонить!
Она извивалась в его руках, не давая обнять.
– Блин, Лена, что ты завелась?! Ночь, ты должна спать. Ты можешь вот-вот родить. Нам каждая минута сна дорога. Какая нахрен работа!
– Пошел вон!
В ответ Дима схватил со стола трубку и запустил ей в стену. Не глядя, но с такой силой, что оба поняли: они остались без телефона. Дима молча вышел, но дверью не хлопнул. Алена схватила мобильник и, наплевав на стоимость звонка, набрала номер Стаса без всякой карточки. Руссков не ответил. А чего она ждала? Набрала еще раз – теперь звонок скинули.
Тогда Алена упала лицом на стол и зарыдала в голос. Дима явно слышал ее рыдания, но не пришел.
Глава 28 «Самый главный человек»
Алена решила лечь спать на диване и воспользоваться гостевой ванной. От одной мысли чувствовать Думова в полуметре от себя ее затрясло. Прижавшись усталость спиной к спинке дивана, Алена замерла, но глаза, несмотря на поздний час, не закрывались: они упрямо смотрели в темноту и видели там, вместо силуэта коляски, Стаса. О чем он подумал? Обиделся? Обиделся, как баба!
Алена снова шмыгнула, снова растерла по лицу слезы, снова попыталась закрыть глаза – и не смогла.
– Ненавижу тебя! – говорила она почти вслух, и ей даже хотелось, чтобы Думов ее услышал.
Но услышал малыш, зашевелился и погнал маму в туалет. Он ворочался, и Алена уже протоптала в гостевую ванную дорожку, а в этот раз вернулась обратно прямо с порога.
– Ты когда-нибудь наконец уляжешься?
Это возник в коридоре Дима, щурясь на горящий в ванной комнате свет. На часах половина четвертого. Алена недавно проверяла, давя в себе желание набрать Стасу еще раз.
– Что случилось?
Это Дима смотрел на ее стиснутые ноги. Он помешал и теперь придется переодеваться. Наплевав на присутствие теперь уже точно постороннего для нее мужчины, Алена стянула штаны и замерла – светлый хлопок стал розовым.
– Кажись, началось… – еле выговорила она.
– Что тебе принести? – выдал Дима, даже не дав ей договорить.
– Я сама!
Алена отодвинула Диму в сторону и, позабыв про выключатель, в темноте добралась до спальни. Оделась и вышла на кухню, где тут же наткнулась на протянутый Димой йогурт.
– На курсах говорили, что надо обязательно жену накормить.
Алена давилась, но запихивала в себя йогурт ложку за ложкой, а вот от почищенной Димой мандаринки отмахнулась:
– У меня схватка. Засекай время!
Дима не сразу сообразил обернуться к микроволновке, и Алена крикнула ему, куда смотреть.
– Лучше дыши, а не ори на меня! Тебе больно?
– Не так чтобы… Просто ощутимо. Тетка была права. На улице не родишь. Дима, новая!
– Пять минут.
– О, Боже! Сразу?
Она скова оттолкнула руку с мандаринкой и пошла в спальню собирать пасту и щетки.
– Лена, сядь! Я сам все сделаю.
– Я не хочу сидеть. Лучше позвони в госпиталь.
Но он вернулся с мобильным, не став даже проверять судьбу стационарного телефона. Алена остановила его злым взглядом, и он стал молча смотреть на живот, который она сжимала двумя руками.
– Ну, звони уже!
Он сжал губы, но лишь на мгновение. Нажал на телефоне кнопки и протянул его Алене.
– Ты не умираешь, позвони сама. Я ведь даже слов таких не знаю, которые они будут спрашивать!
Ответил приятный мужской голос, и Алена с трудом произнесла фамилию мужа. Затем ответила на все вопросы о своем самочувствии и попыталась выяснить, как можно к ним попасть ночью. После ее тирады по-прежнему спокойный мужской голос попросил ее успокоиться.
– Приезжайте к шести, когда мы откроем главный вход. Никогда не надо спешить.
Она швырнула телефон на кровать.
– Что мы будем делать целый час? – уставилась она на Диму отсутствующим взглядом.
– Я знаю, чего мы точно не будем делать, – ответил Дима, присаживаясь к ее животу. – Звонить в Питер.
Алена сжалась, хотя и понимала, что Дима уже забыл про разбитый телефон и думает только об их матерях, почти уже бабушках. Но сама Алена даже в этот момент могла думать только о Стасе. Она не позвонит ему в положенный час и после ночной перепалки Руссков подумает, что это точно ссора или еще хуже – разрыв.
– Лена, тебе так больно?
Как сказать, что плачет она от совсем другой боли, которая не пройдет через десять часов. Не пройдет никогда… Да сколько же может в ее жизни быть недоговоренных фраз, недосказанной правды… Одна ложь, постоянно лгать… Всем и обо всем. Даже в такой момент как рождение первенца. И первенец не от того мужчины и первым был у нее не тот… У нее все не то…
– Нашла время рожать – в понедельник!
На шутку Димы она совсем зажмурилась, и он прикрыл ладонями ее руки, лежащие на ставшем вновь каменном животе.
– Попытайся дышать!
– Дима, можешь уйти? Я сама решу, что мне делать!
Она, кажется, решила еще в Питере – в долгожданных объятиях Стаса, что сделает все возможное и невозможное, чтобы в них вернуться. Но сейчас она не могла решить, что именно для этого надо сделать…
Дима вышел, и она услышала, как тот начал возиться с чаем. Да чтоб провалился его чай вместе с ним в тартарары!
Алена сжала живот на очередной схватке. Владевшее ей чувство было странным: ни страх, ни ожидание, ни беспокойство… Что-то другое, чувство обреченности – она обязана дать жизнь ребенку, который сам того не зная единственный стоит на пути к счастью своей матери. Алена знала, что будет больно, но совершенно не боялась приближающихся схваток. Она боялась завтрашнего дня, когда ребенок будет лежать у нее на груди и она наконец скажет его отцу правду. Нет, не завтра. Через неделю, но и через неделю ребенок будет лежать у нее на груди…
Дима держал чашку, пока Алена пила. Он держал ее, чтобы она пила, потому что-то с большим трудом заставил ее это сделать.
– Лена, выдохни. Все будет хорошо. Слышишь меня?
Она слышала, но не хотела слышать его голос. Почему, почему на его месте не Стас?! Алена с неприкрытой злостью оттолкнула руку с пустой чашкой и пошла к входной двери обуваться.
– Ну что ты такой медленный?! – закричала она, справившись со шнурками.
– Первый раз за нашу семейную жизнь ты готова к выходу раньше меня, – попытался пошутить Дима, но наткнувшись на непроницаемое лицо жены, оставил эту идею и просто закинул на плечо рюкзак. – Я взял и твой лэптоп тоже. Вдруг тебе работать приспичит.
– Спасибо, – буркнула Алена, действительно чувствуя благодарность за ноутбук.
В машине схватки усилились, и Алена наоборот попросила сбавить скорость. Наконец они доползли до больницы, и Дима запарковался на улице как можно ближе к входу. До дверей Алена чуть ли не бежала, заявив, что хочет успеть до следующей схватки. Диме даже пришлось ее догонять, потому что надо было вытащить из багажника сумку. В холле оставалось по ночному темно, регистратура не работала, и Дима после секундного замешательства сообразил вызвать лифт. В родильном отделении к ним сразу обратились по имени.
– Похоже, тебе одной приспичило рожать в понедельник, – все еще пытался шутить Дима, пока медсестра сверяла данные Алены с имеющейся у нее картой. – Я уж боялся, что палата будет за номером шесть, – дошутил он, когда их провели в седьмой номер.
– У тебя шутки, как у пьяного мишутки, – огрызнулась Алена, и Дима отвернулся к кровати, чтобы взбить подушки, и она без всякой помощи переоделась в больничную рубаху.
Затем обернулась к акушерке, объявившей им, что ей надо прикрепить к животу датчики.
– Но вы можете спокойно гулять, пока гуляется. Если захотите в душ, скажите, и я их сниму.
Только прикрепить их быстро не получилось – малыш резкими движениями постоянно сбивал приборы.
– Ну он же мальчик, – по-прежнему шутил Дима.
– Девочки не лучше, – отозвалась акушерка. – У меня их три. Кстати, следите за монитором, он предупреждает о приближении схватки. Хотя нет, идите гулять, пока гуляется…
И она почти силой вытолкала их в коридор. Они молчали. Дима только постоянно спрашивал, больно ли Алене и может зря они не делают анестезию.
– Дима, отстань! Если мне будет больно, я скажу!
– Хелен! – вдруг подбежала к ним медсестра. – Ты нас доведешь со своим футболистом. Пошли ставить монитор на голову.
– Мне? – не поняла Алена, и акушерка расхохоталась.
– Не совсем тебе!
– Знаешь, он теперь, наверное, похож на инопланетянина с антеннами на голове,
– не унимался Дима, и Алена отправила его вон из палаты за клюквенным соком, чтобы выдохнуть, чувствуя, что от него пока больше нервов, чем проку.
– Дима, дай мне ноут. Мне надо на работу написать, чтобы меня не искали.
– Там рабочий день закончился…
– В бизнесе рабочий день никогда не заканчивается! – перебила его Алена и, стиснув зубы на очередной схватке, принялась набирать Стасу сообщение. Оно было простым: не прикопаешься. Час Икс настал. Ответ пришел сразу, заставив ее улыбнуться: Алекс – Юстасу! Это когда-то было первым сообщением на ее пейджер.
– Что смешного? – поинтересовался Дима. – Может и я посмеюсь?
Алена сделала серьезное лицо:
– Старая рабочая шутка. Ты не поймешь.
Она закрыла ноутбук – все в порядке. Там все в порядке. И тут все тоже будет хорошо. Инопланетянин здесь только Дмитрий Думов – что он вообще делает в ее жизни?
Время тянулось мучительно долго, намного мучительнее, чем проходили схватки. С кровати Алена перебралась в кресло и обреченно поглядывала из-под одеял на круглый циферблат.
– Раз холодно, – улыбнулась медсестра, – то процесс идет. Это очень хороший знак. Пять сантиметров. Полпути пройдено. У тебя все как в книге. Идеальный пациент.
Алена улыбнулась – конечно, ей выдали стандартный набор фраз, но от них сделалось легче.
– Точно в душ не хочешь? – спросил Дима.
Нет, она не хотела. Не хотела раздеваться перед ним, поэтому еще сильнее закуталась в одеяло и высовывалась только за шоколадкой. Время шло. Схватки усилились и теперь Алена висела на Диме, пару раз даже прикусив футболку у него на плече.
– Лен, может будет легче, если кричать, а?
Она мотнула головой. Он дышал вместе с ней, массировал спину, бегал за акушеркой, чтобы та в очередной раз сказала, что проверять нечего, еще слишком рано.
Но Алене уже все давно казалось поздно. Поздно жить и поздно делать анестезию, хотя ей ее продолжали настойчиво предлагать.
– Ленка, не мучайся…
Она взглянула Диме в глаза:
– Домучаюсь! Не хочу, боюсь…
– Я тоже за тебя боюсь, – он тут же перевел взгляд на монитор. – Господи, Лена, это девятый вал будет. Держись…
Она стиснула зубы, хотя и понимала, что лучше действительно кричать, но ей было стыдно дать перед Думовым слабину.
– Лена, которая?
Алена вскинула на него глаза, уверенная, что он снова пытается впихнуть в нее шоколад. Но руки его были пусты.
– Что?
– Ты спросила меня, где эта сука? Которая? Тут проходной двор…
Алена рассмеялась.
– Я такого не говорила. Ты врешь!
– Клянусь, Лен, так прямо и сказала!
Она перевела взгляд на детский столик с лампой, который недавно вкатили в палату. Дима еще пошутил, что, значит, мучиться недолго осталось. Полпути, а не недолго.
– Хочешь лечь? – спросил он, заметив, что Алена заерзала.
– Встать. Хочу встать!
Две схватки они простояли, обнявшись. На третьей Алена съехала по нему на пол.
– Лена, встань.
– Не трогай меня! – закричала она, вырвав руку, и коснулась лбом пола.
Дима вздрогнул и, подтянул к собственному лбу футболку. Он жалел, что жена отказалась от душа. Ему он был жизненно необходим.
– Лена!
Она не отзывалась. Вернее, он не сумел получить от нее ни одного человеческого звука.
– О, черт!
Дима рванулся из палаты, чуть не запутавшись в закрывавшей дверь занавеске.
– Мы же только что проверяли ее! – улыбнулась акушерка, но пошла следом, видимо, поняв, что ее все равно потащат в палату – так еще и за шкирку.
Увидев Алену на полу, она склонилась над ней с тщетными призывами подняться. К ним заглянула дежурная медсестра, и ее спина тут же закрыла от Димы жену.
– Можно анестезию? – подал он голос.
– Поздно! – она выхватила пейджер. – Да поднимите ее уже с пола!
– Нет! – закричала Алена, хотя до нее еще никто не дотронулся.
Дима опустился на колени рядом с медсестрой и что-то сказал Алене, но через секунду уже забыл что. А во вторую секунду в палату ворвался их врач, на ходу натягивая протянутые ему медсестрой перчатки. Теперь и он стоял на коленях, гладил Алену по спине и просил подняться.
– Нет! – еще громче протестовала та, еще сильнее вдавливая колени в пол.
– Нет так нет, – сдался врач без боя и кивнул медсестре, чтобы несла пеленки сюда.
А потом, вздрогнув, тронул за плечо окаменевшего Диму.
– Дмитрий, я за руки. Ты – за ноги. На счет три, понял?
Тот кивнул, но Алена, поймав обрывок их разговора, замотала головой и снова закричала:
– Нет! Я не могу…
– Три!
Они вскочили вдвоем – точно в синхронном плавании, и через секунду Алена уже лежала на кровати.
– Почти, девочка, почти, – говорил врач довольно громко, чтобы перекричать суетившихся медсестер.
Дима оглянулся и сбился со счета: откуда их столько? Только что было всего две. Или у него уже просто двоится в глазах?
– Ты либо коленку держи, либо не мешайся, – улыбнулся врач, и Дима отдернул руку. – Я тебе сказал коленку держать! Хелен, я вижу его. Вижу! Да скажи жене, что видишь голову, она же мне не верит!
– Вижу, – еле выдохнул Дима, не чувствуя уже ни сердца, ни ног, ни рук. – Ленка, еще чуть-чуть, – добавил он уже по-русски.
– Хватит! – перекрыл его голос крик врача. – Хелен, стоп…
– Ай кэнт! – простонала Алена свое «не могу» по-английски.
В руках врача уже лежала голова ребенка, но тут Диму боком оттеснила медсестра, и он увидел уже всего ребенка, когда врач плюхнул того Алене на живот.
– Что стоишь? – поднял он на Диму удивленные глаза. – Фотографируй!
Дима с трудом добрался до стула и чуть не выронил фотоаппарат из чехла, но когда навел объектив на маленькое тельце сына, твердость в миг вернулась в руки.
– Кто-нибудь на часы посмотрел? – послышался зычный голос врача, который впервые заговорил в полный голос. – Что значит, никто? И какое время рождения будем записывать?
Пока все сверялись с часами и мыслями, Алена схватила Диму за локоть.
– Дай мне камеру!
Голос прозвучал так же сильно, как и ночью, и Дима без разговоров сунул фотоаппарат Алене, которая тут же принялась щелкать фотографию за фотографией.
– Дмитрий!
Дима не понял даже, как в его руках оказались ножницы. Они сами коснулись натянутой пуповины, но нажать их он не смог.
– Не режут, – пожал он плечами.
– Режут, режут, – усмехнулся врач. – В первый раз всегда тяжело. Потом приноровишься. Давай, по одной жиле за раз. Давай уже. У тебя сын есть хочет, чего ты копаешься!
Дима выдохнул, но в руках так и не почувствовал недостающей твердости, но «надо» двигало ножницами, а может подстегивал детский крик. Он перекрывал в ушах бой его собственного сердца. Господи, Лена столько выдержала, а он пуповину перерезать не в состоянии!
Наконец ребенка, уже со всех сторон обтертого, но все еще синюшнего, отнесли на весы. Дима не знал, за чем следить: за показателями весов или за руками жены, крепко держащей фотоаппарат. Вот как так – ведь только что на полу валялась, а сейчас играет в заправского папарацци… А у него как тряслись руки, так и трясутся. Хорошо, что ребенка положили к груди. В изголовье есть на что опереться. Но рука нечаянно или нарочно, минуя его волю, подкрепленную здравым смыслом, скользнула на голову жены. Он нагнулся к ней и поцеловал – куда попал: кажется, в висок.
– Спасибо за сына.
Алена не подняла к нему головы. Он и не ждал: он сам смотрел на закрытые глаза новорожденного сына, нервно сглатывая вместе с ним. Только одному было вкусно, а второму – горько от сознания того, что он так и не сумел толком помочь жене. Она все сделала сама, а он так – в стороне постоял, даже не всегда жалея ее. Хотелось, чтобы все скорее закончилось. Вот оно и закончилось. Или только началось?
Малыш открыл глаза – они были темно-синими, но огромными. Он смотрел мимо него на мать и держал ее за палец, а он так – точно действительно примазался. Но потом, когда ребенка спеленутого положили ему в руки, Дима понял, что в его жизни появился кто-то, кто важнее всего, чего он когда-либо знал и любил. Сын.
