Текст книги "Просроченное завтра (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 49 страниц)
Глава 21 «Тяжелый выбор»
Алена хлопнула дверью такси и направилась в парадную, но на входе столкнулась с Лидкой: школьная подружка выгуливала двух детей, мал-мала меньше.
– Привет.
– Привет.
– Слышала, ты беременна?
– Да.
– Как там в Америке?
– Хорошо.
Лидка задавала вопросы. Алена не отвечала. Бросала лишь общие фразы и наконец сумела распрощаться с назойливой знакомой и войти в подъезд. От матери она уже знала, что все привезли, все установили и все работает. От мужа она успела узнать, что в ее бизнесе ничего не работает. Она орала на него, наплевав на таксиста:
– Ты что, не понимаешь, что нас оштрафуют за такое?! Вот куда ты полез?! Да мне плевать, что она там умирает. Я в токсикоз еще и училась. А вы с Юркой могли неделю потаскать коробки. У меня нет соответствующих документов. Это не выгулять собачку. Это детская рабсила!
– Прекрати орать на меня! – прорычал Дима в трубку. – Я вообще не обязан заниматься твоими коробками. Если ты не можешь обеспечить бесперебойную работу магазина на время отпуска, то не езжай в отпуск. Я зашиваюсь на работе, которая нас кормит и о существовании которой ты, кажется, забыла. Хайскуллеры не дети, и если они за двадцатку упакуют пару посылок, дядя Сэм не будет на тебя в обиде. А я буду, если вместо спасибо еще раз услышу подобное…
– Извини, – выдохнула Алена в трубку.
– Как ты? – спросил тут же Дима. – Все в порядке? Ты же так нервничаешь не из– за каких-то чертовых ошейников. Мать недовольна стиралкой или что?
– Ничего. Гормоны. Наверное… Знаешь, он толкаться начал сильно.
– Ну и зачем ты мне это сказала? Я и так уже, как в детстве, на календаре крестики ставлю до твоего возвращения, Снегурочка. Ты там хоть тепло одета? У вас летние заморозки передавали…
– Я не мерзну. Меня приодели. Ну, ладно, мы уже почти приехали. Пока.
Она не смогла сказать привычное: «Ай лав ю хани», потому что сейчас она его ненавидела. Всем сердцем – какого черта она притащила его тогда в номер! Сидел бы и крутил дальше свои кольца. А она бы нашла в Питере работу и… Когда Стас бы наконец понял, что любит ее, она была бы для него свободной.
– Чего у тебя глаза красные? – спросила мать с порога.
Так она и скажет, что ревела полдня.
– От табака, наверное. В городе ужасно накурено. Или у меня просто чувствительность сейчас повышенная. Я и решила вернуться на день раньше.
Она первым делом открыла ноутбук и проверила рабочий сайт. Нажимая на клавиши, она шевелила губами, произнося единственный английский глагол, который отвечал сейчас ее состоянию – to hate – она действительно ненавидела всех и вся. Своего мужа, свой бизнес, свою учебу и даже – своего ребенка. Она выглянула в окно кухни – из него виднелась река и кладбище за ней – вот бы пойти и утопиться. Жить дальше не было никаких сил.
Алена шарахнула крышкой ноутбука, не заботясь о целости экрана. Вскочила из-за стола и на вопрос матери, что случилось, ответила, что идет спать. Но ей просто хотелось побыстрее сорвать с себя одежду, к которой прикасался Стас. Она прошла голой в ванную и запихнула всю охапку в новую стиральную машину.
– Алена, ты чего в таком виде?
– В каком виде, мама? Я ложусь спать! У тебя кто-то в окна третьего этажа подглядывает? В Штатах я всегда голой по утрам хожу.
– Сейчас вечер…
– У меня утро!
Алена забралась под одеяло, хотя и понимала, что не уснет: грудь ныла, живот тянуло, ноги стыли, сердце билось в грудную клетку затравленным зверьком… Ну что она ждала от этой ночи? Она хотела Стаса! И ничего больше… Если бы Руссков ограничился сексом и улыбкой, она бы проглотила обиду, и они бы разошлись по собственным жизням, может, чуть-чуть вздохнув по упущенным возможностям. Но сейчас, после его признания, когда все встало с ног на голову, разве сможет она спокойно запрыгнуть в колесо своей новой американской жизни? Стас прав – она не сможет подпустить к своему телу Диму, не сможет…
Не ехать, наплевать на чувство долга и стыда. Пусть даже от нее отвернется ее собственная семья, но зато будет Стас. Он наконец-то у нее будет. Со своим жутким бизнесом, неумением парковаться в центре города, с дурацкими подколами, даже с жуткими воспоминаниями про заколку – но зато будет кофе с пенкой, заваренный только для нее, и ночью Станислав Витальевич наконец перестанет накрываться с головой, а если и будет тянуть одеяло, то только ей на нос…
Алена потянулась за телефоном. И почти набрала номер, чтобы закричать: Я твоя! Нанимай адвоката. Освободи меня от Думова и от всего остального кошмара последних пяти лет. Но на последней цифре рука ее сорвалась, потому что Алена почувствовала толчок в бок. Она бросила телефон на пол – благо кровать была низкой – и сжала живот обеими руками:
– Стас лучше Димы. Ты даже не узнаешь, что он тебе не отец, – проговорила она почти в голос.
Потянулась за телефоном, но тут вошла мама.
– Ты звала? – спросила она.
– Я говорила с сыном. Мама, можно мне поспать?
Поговорить со Стасом удастся только вне дома. Она сейчас полежит, а вечером пойдет подышать свежим воздухом. Но вечером ее перехватил Дима:
– Пришел счет из университета. Ты уверена, что потянешь четыре курса?
Он сейчас переведет шестьдесят тысяч баксов за ее обучение, которые университет уже не вернет. Если говорить ему о том, что она не возвращается, то прямо сейчас.
– Чего молчишь? Думаешь? Тут можно через две недели оплатить…
– Давай через две недели! – ухватилась Алена за спасительную соломинку.
– Хорошо. Я лично считаю, что два курса тебе выше крыши во время беременности. Но ты делай, как знаешь. Я не буду тобой командовать. Твоя жизнь – твое решение.
– Я подумаю.
Да, ей о многом надо подумать – как сделать так, чтобы не обидеть Диму. Этот ребенок не был нужен ни в Америке, ни здесь – зачем она его сохранила, зачем? Столько ведь дел – учеба, бизнес… Любовь, в конце концов… Дима хороший, но ведь она его не полюбила, так и не полюбила, потому что не сумела или даже не пыталась освободить свое сердце от другого.
– Я ненавижу вас, Станислав Витальевич! – прорычала она в подушку уже под утро. – Зачем вы признались в любви, зачем…
Но за любовь борются, а не сидят у телефона и ждут: позвонит, не позвонит… Точно на ромашке гадает. Все просто. Нет ничего простого и не может быть. Он не понимает. Он еще и передумает брать ее с чужим ребенком, а она обрубит сгоряча все концы.
– Какие у тебя планы? – спросила мать на следующий день.
Не было у Алены никаких планов. Не было. Даже с Полиной не хотела встречаться. Или надо уехать в город – чтобы отвлечься.
– Я вернусь вечером. Или ночью. Возьму такси, – сообщила она, отправляясь в театр.
Мать ничего не сказала. Дочь выросла, замужем – что тут уже скажешь!
Алена сидела в темном зрительном зале и теребила длинную кофту, потому что хотела сжимать пальцы Стаса, как когда-то давно, в другой – такой простой – жизни. Нынешняя жизнь ужасна… После спектакля они отправились в клуб – и сердце снова сжала тоска: они были здесь с Димой, и в тот миг она считала его спасителем, сейчас же он был ее могильщиком.
Алена невпопад отвечала на вопросы Полины, краем уха слушала музыку. И постоянно поглаживала телефон, который одним звонком мог обрубить все связи с прошлым, но мог лишить и будущего. Кто этот Станислав Витальевич, она же его не знает… Она закрывала глаза и могла спокойно представить, что делает сейчас Дима, но Стаса, взбивающего в чашке пенку, больше не существовало – у него в новом офисе кофейный аппарат. Сколько у него сейчас денег – не поймешь. Костюмы он всегда покупал представительские в счет фирмы. Правда, совершенно не умел их носить, а сейчас научился. И деньги ок давал всегда, не считая. И плевать, что потом им нечем было оплатить товар… Нет, тут она врет. Он не раскидывался деньгами фирмы, он просто не считал личные деньги при ней.
Позвонить – набрать всего каких-то семь цифр – и Стас примчится. Сорвется даже с Северного полюса. Даже, может, купит по дороге букет…
Но нет, она не может сделать это на глазах у всех. Полина не отпустит ее на улицу одну. Проводит до такси. И вот она снова сидит в чужой машине и жмурится, пытаясь сдержать слезы, готовые залить ее собственные мысли. Чужих не осталось – ни Дима, ни Стас не могут думать за нее. А она уже не может думать только за себя. Есть малыш, который не знает, что разделил жизнь матери на до и после. Не будь его, она бы, не раздумывая, ушла от Димы… к Стасу… Но что делать с ребенком?
«Не поднимай чемодан!» – дрожало в ушах предупреждение Думова.
А если поднять? Может, это решит все проблемы? Но эта мысль была короткой, как вспышка молнии. И такой же болезненной, как удар током. Живот зашевелился, хотя никто, кроме самой Алены, не мог этого заметить. Она сжала его растопыренными пальцами и, склонившись к нему головой, зашептала тихое «прости».
Наверное, не очень тихое, потому что таксист обернулся:
– Девушка, у вас все хорошо?
Алена подняла на него заплаканные глаза:
– Со мной все хорошо. Это просто беременные гормоны.
С ней не было все хорошо. Отвлечься ни на что не получалось, даже на сон. Она гуляла с бабушкой, пила чай с мамой, даже пошла в домик няни Пушкина и там во дворе, обняв березку, всплакнула.
– Скучаешь в своей Америке по березкам? – спросила ее старая сотрудница музея.
Алена подняла на нее блестящие глаза.
– Там есть березы. Только все какие-то плакучие.
Там все плакучее, и здесь тоже…
Алена пошла домой в обход. По дороге и тут же вспомнила, как они остановились тут со Стасом, и он узнал от соседки, что на самом деле его новую сотрудницу зовут Аленой. Нет. Она Елена. Она Ленусик… Она – плюнуть и растереть.
Было пыльно. Запахнув плащ и даже немного сгорбившись, Алена прибавила шагу. Вот уже и поворот. Только она не будет переходить дорогу. Там река, а дом тут. Уже и подъезд виден. Вот только обойти машину очередного дачника. У них на Мерсах никто не ездит. Но пассажирская дверь открылась чуть ли ей не по коленкам. Неужели нельзя было в зеркало посмотреть!
– Садись, гулена…
Она села на кожаное сиденье. На автомате подчинившись приказу. Даже не совсем уверенная, что это его голос.
– Что ты тут делаешь?
– Тебя караулю. Уже второй час наблюдаю за парадной. Думаю, выйдет же погулять когда-нибудь.
– А позвонить?
Алена смотрела ровно вперед. Она даже не знала, какого цвета сейчас на Стасе пиджак.
– Я же сказал, что звонить не буду.
– Зачем тогда приехал?
– За тобой, – он тяжело выдохнул, и она увидела его руку поверх ручки автоматической коробки переключения передач. – Я не должен оставлять это решение за тобой. Это было бы нечестно.
Он сжал ее пальцы так, как она мечтала об этом в театре. Но они были не в зрительном зале, а в машине, пусть и с тонированными стеклами. И они не были зрителями, они играли закрученную ими же самими трагикомедию.
– Лена, только не плачь.
Он развернул ее к себе, и Алена утонула лицом в мягком джемпере. Он был без пиджака, но в рубашке. Зато без галстука. Наверное, ему, как и ей, было тяжело дышать.
– От него нужно только нотариально заверенное заявление на развод. Какого-то специального заявления из-за твоей беременности не требуется. Даже если у вас есть совместное имущество, мы делить ничего не будем, от всего откажемся. Все должно быть очень просто.
Алена отстранилась и вынырнула из-под его руки.
– А почему ты решил, что он согласится?
Стас передернул плечами:
– А смысл удерживать женщину, которая тебя не любит? И когда у женщины никаких материальных претензий к тебе нет. Легко отделался, можно сказать.
– Стас, я о ребенке говорю.
– Зачем ему ребенок?
– Зачем? И это спрашиваешь ты?
Стас отвернулся и стиснул пальцами руль.
– Это другое. Это был живой ребенок, которого ты растил, учил ходить, говорить… А это… Что он есть, что его нет… Это ты его чувствуешь…
– А ты? – Алена схватила его пальцы и сунула себе под кофту.
Стас попытался отдернуть руку, но она держала ее крепко прижатой к своему животу.
– Я ничего не чувствую, – проговорил он. – Тогда почувствовал, а сейчас нет. Еще рано.
Алена отпустила его руку.
– Позвони ему. Поговори. Скажи правду. Не согласится, будем думать дальше. Что? Что ты так на меня смотришь?
А она смотрела, потому что не могла понять, как можно вот так спокойно говорить о подобных вещах.
– Скажи, Стас, а тебе нисколько не жалко Диму?
Он хохотнул: не усмехнулся, а именно рассмеялся. Но ответ его прозвучал зло и резко:
– С какой стати я должен жалеть дурака, который женился на бабе, которая его изначально не любила? Чего молчишь?
А она молчала, потому что боролась с подступающими слезами. В последнем разговоре Дима сообщил ей, что купил коляску. Сказал, слушал любимого Бон Джови и вычитал в интернете, что один из его музыкантов сам придумал дизайн для коляски сына, назвав его «Рокстар Бэби» – она черная, ну так у них будет мальчик. И там надувные колеса, можно легко по горным дорожкам возить: и у нее съемная люлька для первых месяцев, а потом нормальный реклайнер. Он закрыл глаза на цену и заказал. Теперь просил прощения, что не посоветовался.
– Но я уверен, что она тебе понравится. Там хорошие ревью были…
Она ничего ему не сказала, кроме «пока», потому что к горлу подкатил соленый ком.
– Если бы… Если бы я приехала одна год назад… – Алена снова упала Стасу на грудь. – Он соглашался на аборт, если я не хочу от него ребенка. Но я сказала – да, хочу. Слышишь, Стас? Я сказала ему да!
– Если бы не ребенок, ты бы осталась со мной? – спросил Стас глухо, или это Алена так вжалась лицом ему в грудь, что джемпер закрыл ей уши.
– Да! – она отстранилась. – Но у нас с Димой будет ребенок!
– Сколько у тебя недель?
Ее прошибло электрическим разрядом.
– Много, – еле выдавила она из себя. – Он живой, он шевелится… Как же можно?
Она ведь сама недавно думала о том же, так отчего ей так страшно было услышать про аборт от Стаса?
– Ты что, совсем дура? Я не предлагаю тебе избавляться от ребенка. Я говорю про твоего мужа. Он ведь и шевелений его не чувствовал. Скажи, что передумала, но ребенок уже есть и это данность, но жить ты с ним не хочешь. Это будет наш с тобой ребенок, – Стас стиснул ее плечи сильнее, чем до этого руль. – Наш, понимаешь? Не его. Для него это пока лишь звук, понимаешь?
– Для него не звук, – Алена еле выговаривала слова. – У него жена во время беременности раком заболела и они на таком же большом сроке дали согласие на аборт. Ее все равно не спасли. И она до последней минуты жалела, что не родила ему дочь. И он, еще долго жалел, что у него не осталось ребенка от любимой женщины… Он очень ждет его, понимаешь?
– Чего я должен понять? – Стас своим криком чуть не оглушил Алену. – Что ты требуешь от меня отказаться от бабы, которую люблю и которая любит меня, потому что эта дура хочет быть честной с каким-то мудаком, который воспользовался слабостью глупой девчонки и утащил с собою в Америку. Это я должен понимать?
– Не смей называть его мудаком! – взвизгнула Алена. – Дима не знал ничего про вас с Сашей. Он просто предложил мне получить американское гражданство. И я сказала ему да! Я сказала! Слышишь? Можешь звать дурой меня! И про этого ребенка сказала да я, понимаешь? Я! Я! Я!
Она снова вцепилась в джемпер, и Стас снова гладил ее по спине и целовал в волосы.
– Ты не дура. Дурак здесь я! Дурак, слепой дурак! Но исправить нельзя только смерть, а мы пока еще живы. И довольно молоды. Лена, мы живы… Ну зачем же хоронить нашу любовь?
Она снова отстранилась:
– Твоя Лена мертва, – проговорила она таким же мертвым голосом. – Она утонула, ясно? Захлебнулась в вашей со Светловым злости! Дима меня спас от этого ужаса, дал мне новую жизнь, и я рожу ему ребенка, которого он хочет. И он любит меня, слышишь? Не себя, не свою боль, не свою мертвую дочь, как ты, а меня! У тебя был шанс! Ты его упустил! Ты швырнул меня Светлову!
– Никакому Светлову я тебя не швырял! – Стас даже оттолкнул от себя Алену, и та вжалась в черную кожу сиденья. – Я поверить не мог, когда узнал… Лена…
– Швырнул! – кричала Алена, отбиваясь от его рук. – Швырнул! Зная, что я люблю тебя! Я же с ума по тебе сходила. Ты это видел и говорил про Олесю, только про нее! Ты и сейчас не видишь меня, не видишь! Тебе просто удобно взять меня, пусть даже с ребенком. И ты никогда! Никогда не простишь мне Сашу!
– Да уймись ты, идиотка! – он встряхнул ее, и Алена привалилась уже к закрытой двери. – Я забыл этого козла! – Стас говорил медленно и четко. – Мне плевать, кто у тебя был до меня. Мне плевать, кто отец этого ребенка. Я хочу с тобой семью, понятно?
– Ты не понимаешь, – мотала Алена головой. – Не понимаешь… Ты не представляешь, сколько я всего сделала за эти четыре года, через какой ад прошла ради этих чертовых ошейников…
– Тебе нужна Америка? – перебил ее Стас. – Ты боишься потерять гражданство из-за развода? Про это я тоже узнал. У меня достаточно денег купить там бизнес и гражданство. Твоя гринка зависит от статуса мужа, как я понимаю? Я думаю, что там можно будет сделать трансфер на меня. Мне плевать, сколько это будет стоить!
– Вот именно, что тебе плевать! – глухо выдала Алена. – Ты все проверил, ты все рассчитал. Как истинный бизнесмен. Все, еще даже не получив от меня согласия…
– Какое к черту согласие? – Стас шарахнул по рулю, но Алена все равно инстинктивно зажмурилась, будто это влетело ей. – Лена, я тебя люблю.
– Ты уверен? – голос ее дрожал. – Уверен, что умеешь любить?
– Лена, – он покачал головой. – Когда ты повзрослеешь… Ну что тебе надо? Что я должен такого сделать, чтобы ты наконец сказала – да, он меня любит?
– Я не знаю, Стас. Мне страшно… Позволь мне поехать к нему и поговорить. Я не могу сделать это по телефону. И там у меня врач… Хороший врач… И если я рожу там, у ребенка автоматом будет американское гражданство.
– Лена, что ты несешь? Ты расстаешься с мужиком. Пусть он прилетает сюда говорить с тобой. Тебе от него ничего не надо, услышь ты наконец! А у ребенка все будет и здесь. Лена, у меня сейчас все хорошо в бизнесе. С деньгами я тебе здесь Америку куплю! А хочешь – езжай в Финку к Маринке.
– Он платил за мою учебу…
– Сколько? – перебил Стас. – Назови сумму, и я верну ему все до последнего цента. Тогда тебе станет легче? Дело в деньгах? Я могу купить тебе спокойствие, могу?
– Нет, не можешь! – Алена схватилась за ручку двери. – Открой, пожалуйста. Я хочу выйти, мне душно.
– Лена…
– Не провожай меня. Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Я замужем.
Она хлопнула дверью черного Мерседеса и на мгновение привалилась к машине, почувствовав головокружение, но быстро обретя равновесие, пошла к дому. Спину жутко тянуло, и она выгнула ее, точно балерина, хотя гордой походки не получилось. Не получилось даже просто красивой. На носочках она умеет лишь целоваться. Уходить от мужчины красиво у нее не получается. Уходить… Она всегда бежала без оглядки. Так зачем она сейчас впустила похороненное прошлое в свою устроенную жизнь?
Глава 22 «Не отрекаются любя»
Алена не успела войти в подъезд, когда у нее зазвонил телефон. Дима забыл сказать очередной бред? Или мать переживает, куда она пропала? Или…
– Кто везет тебя в аэропорт? – спросил Стас абсолютно бесстрастным голосом.
– Такси.
– Я тебя везу. Называй день и время.
– Не надо…
Алена обернулась: Мерседес стоял на прежнем месте.
– Я тебя не спрашиваю.
– Мне в половине пятого утра надо быть в Пулково. Не надо…
– Что не надо? Я буду у тебя в три часа, нормально или надо раньше?
– Стас, я возьму такси… Мама…
– Я знаком с твоей мамой. Скажи, что мы обсудили новый бизнес. Сеть зоомагазинов…
– Стас, хватит надо мной смеяться!
– Я не смеюсь, Лена. В моей жизни давно не осталось места для смеха. Одна трагедия какая-то. Так какого числа мне станет совсем хреново?
– В пятницу.
– Лена, я приеду. Обсудим наши дела по дороге. Я так быстро не отстану, не надейся. Я люблю тебя, девочка. Очень-очень.
Алена ничего не ответила, отключила телефон и попыталась сунуть в карман, но в спортивных штанах кармана не оказалось – она забыла про это и чуть не уронила телефон на раздолбанный асфальт, а потом снова чуть не разбила, швырнув на стол рядом с ноутбуком. Мать, как обычно, не вовремя оказалась за спиной дочери.
– Чего у тебя происходит?
– Проблемы с бизнесом, – ответила Алена, стоя к матери спиной. – Две беременные не могут с ним справиться. И да, меня Стас в аэропорт отвезет.
Она надеялась, что произнесла имя ровно. Только бы мать ничего не спросила: губы уже дрожат, и слова будет не произнести.
– Какой Стас?
– Станислав Витальевич, какой еще-то?!
Алена выкрикнула свой ответ зло и глухо, развернулась, чтобы выйти из кухни, пока еще не поздно. Рыдания клокотали уже в самом горле.
– Откуда он взялся? – схватила ее мать за локоть.
– Он никуда не пропадал!
Алена вырвалась, рванула в комнату и, наплевав на все, шарахнула дверью, как в детстве. И как в детстве мать вошла за ней следом. Но Алена не могла больше сдерживаться. Она согнулась пополам и намочила уже все пальцы, которые с такой силой вжала в лицо, точно пыталась снять гипсовый отпечаток. Мать не уходила и, наконец присев на кровать, просто привлекла дочь к себе. Алена вцепилась ей в плечи и зарыдала в голос.
– Алена, что случилось? Из-за чего ты плачешь?
– Я же сказала! – Алена нашла в себе силы лгать и дальше. – Из-за своей Машки… У нас только все устаканилось… Мама, это столько трудов, столько бессонных ночей, столько нервов… Как, как я могу все это бросить?
– Зачем бросать?
Алена принялась вытирать лицо. Рук не хватило, пришлось схватить край одеяла.
– Потому что… Ты все равно не поймешь!
Алена отвернулась к стене с ковром, продолжая всхлипывать. Мать была рядом, но так далеко. Алена чувствовала себя в полном вакууме. Ей казалось, что четыре года она дышала полной грудью, ни от кого ничего не скрывая, и вот снова она один на один с ложью! А правда – правда настолько жестока, что ее не говорят родным людям.
Бабушка тоже стояла в дверях, вслушиваясь в разговор.
– Но живете-то вы на зарплату Димы, – не унималась мать.
Живем… Теперь, кажется, жили… Куда же делось светлое будущее, которое казалось таким близким, почти осязаемым. Она собственноручно разбила фонарь в конце тоннеля, ответив на поцелуй Стаса.
– Мам, это все сложно. Мы не получаем прибыли, зато столько всего списываем на бизнес: бензин, рент, даже ужины в ресторане. Я даже авиабилет спишу…
– А это-то как? – почти серьезно спросила мать.
Алена наконец повернулась к ней.
– А я на бизнес-встречу прилетела, – голос уже почти не дрожал. – Со Стасом. Не знаю только, получится ли у нас сотрудничество. Но сейчас, кажется, только ему под силу удержать мой бизнес на плаву.
– Зачем ты его впутала?
– Он сам захотел. Новые горизонты. Так, мама, бизнес работает. Я не дурака валяла четыре года. Я училась… жить.
Мать смотрела на нее слишком внимательно, и Алена поняла, что еще не все сказала. Но сидеть рядом больше не могла, поэтому встала.
– Маринка, его сестра, уехала с мужем в Финку, и налаживает брату связи с финскими производителями. Я буду заниматься американскими товарами. Сколько можно заколками для пуделей торговать!
– Но если так все хорошо, чего же ты ревела? – прокурорским голосом выдала мать.
– А потому что сама я ничего не смогла сделать. А хотелось доказать ему, что смогу…
– Кому ему?
– Станиславу Витальевичу. Он научил меня многому. Но в итоге пришлось идти к нему на поклон, чтобы он вытащил меня из дыры, в которую я сама себя загнала.
Алена смотрела мимо матери, мимо бабушки – в окно, и радовалась, что из ее бывшей комнаты реку не видно.
– И как Дима к этому отнесется?
Алена резко обернулась и почти выплюнула матери в лицо:
– Мой бизнес Диму не касается. Это мой бизнес.
Мать наконец поднялась с ее кровати, и Алена сразу же села обратно.
– Я вас не понимаю. Обоих, – покачала головой мать. – Диму я вообще не знаю. Может, он такой и есть, странный… А ты стала другой. Совершенно другой.
– Мама, мне надо полежать. Можете закрыть дверь? И не надо меня будить. Я специально оставила телефон на кухне.
Мать кивнула и вышла. Алена вжалась щекой в подушку и подтянула ноги к животу. Уснуть бы и не просыпаться. Никогда.
И Алена действительно прожила оставшиеся до отъезда дни в полусне.
– Мама, никаких конфет, ничего. Я полечу с пустым чемоданом. Дима сказал ничего не брать.
Но брать пришлось. Конфеты от свекрови, к которой Алена съездила в среду.
– Ты очень плохо выглядишь, – сказала ей мать Димы. – Плохо себя чувствуешь?
– Нормально. Так… Просто спать постоянно хочется.
– Хорошо, что ты не простыла у нас.
– Я старалась.
И еще она старалась уйти побыстрее и не поддаться искушению позвонить Стасу. Она держала телефон глубоко в кармане плаща и размазывала желание по асфальту, шаркая подошвами кроссовок. Они увидятся в ночь пятницы. Увидятся и простятся. Навсегда. Она так решила. Она давно так решила – еще тогда, когда он отвез ее на самолет в Болгарию.
В пятницу он приехал, как и обещал, в три часа ночи. Никто не ложился. Вернее, поспали, как перед Новым годом, вечером.
– Мне подниматься или как? – спросил он по телефону.
И мать, будто догадалась про вопрос и шепнула:
– Пусть хоть чая попьет.
– Поднимайся чай попить, – так и сказала Алена, не слыша собственный голос за бешено стучащим сердцем.
Он явился гостем из прошлого: в джинсах, футболке и ветровка. Другой, более дорогой, но все же лишившей его солидности бизнесмена в шелковом костюме и при галстуке. Только часы остались на руке напоминанием, что у этого человека каждая минута на счету.
Мать смутилась, как и почти что пять лет тому назад. Бабушка все так же суетилась. А Алена стояла истуканом, пока он не выдал:
– В ногах правды нет. Садись.
Она села – будто вся жизнь ее теперь всецело зависела от желаний этого мужчины.
– Я без сахара. И мне ничего не надо, не беспокойтесь, пожалуйста, – остановил он бабушку.
А на Алену вовсе не смотрел: не хотел смущать. Потом встал и выдал:
– Я спущу чемодан вниз и буду ждать в машине. Не буду мешать прощанию.
Алена кивнула – он помешал уже всему, чему только мог помешать. Тому, что она сама позволила ему тронуть.
– Когда ж я тебя увижу теперь? – обняла ее бабушка.
– Летом, я приеду с ребенком.
– Доживу ль…
– Доживешь. Не говори так, – и Алена сильнее обняла бабушку, поразившись тому, насколько выше ее стала.
С мамой обнялись чуть ли не мимоходом.
– С Максом не ругайся, – сказала та строго. – Ему тяжелее, чем тебе.
– Конечно, мама, мне очень легко, – вырвалась Алена и уселась на стул.
Посидели на дорожку, и Алена попросила не провожать ее вниз. За спиной тихо щелкнул замок квартиры, в которой прошло ее детство, но взрослость, кажется, так и не наступила. Взрослый человек не бегает от двери к двери, не зная, которую открыть.
Стас вышел из машины и открыл для нее пассажирскую дверь. Вернулся за руль и сразу поехал. Времени с лихвой. Можно не гнать, но он гнал. Впрочем, как всегда. Хотя и обгонять было некого, он съехал на обочину, пропылил и резко тормознул. Сорвал с себя ремень безопасности и рванул к себе Алену настолько, насколько пустил ее ремень.
– Как я скучал! – прохрипел он, отрываясь наконец от ее губ. – Хотел приехать, но бил себя по рукам… Напоминал себе вот про это!
Он поднял ее руку, чтобы вытащить на свет обручальное кольцо. Алена попыталась вырвать руку – не получилось. Он притянул ее к лицу и вжался в ладонь губами, а свободной рукой отстегнул второй ремень. Теперь между ними была лишь ручка коробки передач, но Стас взял ее на себя, на свой живот, и снова жадно целовал Алену, которая сама тянулась к нему, уверенная, что не сумеет расцепить пальцы и так и останется навечно висеть у него на шее.
– Лена, нам надо как-то это решить. Так невозможно…
Стас сам снял ее руки и теперь прижался губами к обоим кулачкам, целуя их попеременно. Алена не сдерживала слез. Они мерно текли по щекам – перед кем ей красоваться?!
– Только без слез, девочка моя. Куда ж я тебя отпущу такую заплаканную? Я вообще не хочу тебя никуда отпускать!
Он с такой силой стиснул ей запястья, точно надевал наручники, чтобы навечно приковать к себе.
– У тебя в бардачке все еще лежит пистолет? – спросила Алена шепотом, глотая горькие слезы.
Стас замер и ничего не ответил.
– Пристрели меня, пожалуйста. Я не могу без тебя жить. Но и с тобой не смогу.
– Ну чего ты такое несешь, дурочка… – Стас снова прижался губами к ее пальцам. – Я хочу с тобой жить. Хватит мне этих кладбищ… Все так просто…
Он разжал Аленин кулачок и взялся за кольцо, но оно слишком плотно сидело на припухшем пальце и, не причинив Алене боли, скрутить его было невозможно. И Стас даже не стал пытаться.
– Вот видишь! – вырвала Алена руку. – Видишь?
– Вижу только то, что будет трудно. Как всегда. Больно, а как иначе? Но мы справимся.
– Как?
– Вместе. Не отрекаются любя, ведь жизнь кончается не завтра. Я перестану ждать тебя, а ты придешь совсем внезапно… Не отрекаются любя. Я не умею петь, Ленка, но я умею любить. Я действительно умею любить.
– Я знаю. Только я не знаю, что мне теперь делать…
– Рожать, что тебе еще делать? – хохотнул Стас нервно и, схватившись за руль, уставился на пустую ночную дорогу. – Разводиться тебе надо, – он снова говорил жестко. – Вот что делать. Это больно. Я через это прошел. Но сейчас более чем доволен. Тем более тебе-то уж точно не придется с ним видеться. Навряд ли он вернется в Рашу, так ведь?
Алена промолчала. Почему он не едет? Долго они так простоят? Или он решил сделать так, чтобы она опоздала на самолет? Может, это и есть его план?
– Стас, время. Поехали! – почти выплюнула она в лобовое стекло.
Повернуться к нему не было сил. Она бросится к нему на шею и скажет, что не надо никуда ехать, только если к нему домой…
– Мы никуда не опоздаем. Я терпеть не могу опаздывать. Хотя сейчас, впервые в жизни, мне хочется опоздать.
Но они приехали даже раньше. Он донес ее пустой чемодан до стойки регистрации. Он не весил и десяти килограмм. Наверное, весы не были смонтированы правильно, чтобы взвешивать горести и сожаления, которые она увезет с собой через океан. Зато весы в аду, в который она погрузила себя собственноручно, точно показывали перевес.
– Вы вдвоем летите? – спросила девушка за стойкой.
Они переглянулись, и ответил Стас:
– Нет, она одна.
Еще было время: много для прощания и мало, чтобы понять, как встретиться вновь, и потому они молчали и просто стояли обнявшись. Алена радовалась, что он ее не целует. Напряжение достигло апогея и они бы явно сейчас прокусили друг другу губы.
– Позвонишь, как долетишь?
Она кивнула, так и не оторвав лица от его груди.
– Обсудим ошейники для собак.
О, да. Он надел на нее строгий, и она едва дышала в нем.
