Текст книги "Просроченное завтра (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 49 страниц)
Глава 26 «За здравие!»
Макс осторожно затворил дверь, и на ней тотчас отразился отсвет торшера.
– Я думал, ты спишь, – обернулся он к дивану.
Полина лежала на неразобранном прямо в одежде, без подушки, прикрытая лишь пледом.
– Ты что так долго?
В ее голосе сквозило раздражение, которое ему не понравилось и удивило. Он не говорил, во сколько придет, а она сказала, что зверски устала и хочет пораньше лечь спать. И нате. Всю жизнь разбирала диван сама, а теперь ждет слугу и потому злится?
– Да всего на полчаса задержался. Надо было с одним чуваком переговорить.
– А сообщение послать? – не унималась Полина.
– Блин, я же не ночью пришел! Одиннадцати еще нет. Чего завелась с полоборота? Вставай, я разберу диван, – и когда Полина не пошевелилась, Макс процедил сквозь зубы. – Давай я пойду к себе, раз так?
Ответа не последовало, и Макс взялся за дверную ручку. Чего с ней воевать…
– Макс, я встать не могу.
Он обернулся:
– Слушай, уже ж не первый день. Тебе что, целую неделю так плохо?
Он остался в дверях, не зная, куда и зачем его сейчас пошлют.
– У меня нога.
– Чего нога? – не понял он.
– Завтра в травму поеду, тогда и узнаю.
Макс шагнул к дивану, и Полина вскрикнула:
– Только не трогай!
Он замер и повторил вопрос.
– Пальцы, не сама нога. Может, сломаны. Может, ушиб. Но встать я не могу.
– А домой как дошла? Или у дома уже оступилась?
Макс опустился подле дивана на колени, переводя взгляд с бледного лица Полины на спрятанные под пледом обездвиженные ноги и обратно.
– Перед самым спектаклем. Свет настраивали. Я назад шагнула, а там бревно из первого акта. Я о нем забыла… Ну и перекувырнулась. Еще и спину ушибла, но на фоне пальцев это такая ерунда…
– Так ты не играла, значит?
– Какое там не играла?! Кого за десять минут найдешь! Залили ногу обезболивающим, засунули в сапог и вперед. Ну и таблеток наглоталась, конечно. Думала ничего, пронесло. Даже хотела пешком идти. Спасибо, администратор не уехал. Из машины я уже не вышла. Он меня на руках нес, но сапог я ему не позволила снять.
Она откинула плед. Сафьяновый сапожок на одной, на второй ноге – носок, но пальцы поджаты – видимо, из солидарности, чтобы справиться с болью.
– Слушай, я не могу… – выдохнул Макс и потер зачесавшийся нос.
– Что значит, не могу? Вот я не могу… Не могу согнуться. И вообще от одной только мысли тронуть пальцы в холодный пот бросает. Сними.
Макс вскочил на ноги.
– Полин, давай скорую вызовем, а?
– Ты что, больной? Так и скажешь – сапог снять помогите, да? Так и скажешь?
– Какой сапог, у тебя ж нога!
– Нога у меня на месте. А на пальцы рентген нужен. Я не хочу ночью в больницу. Я насмотрелась на приемный покой. Иди нафиг! Сними сапог, не будь идиотом! А завтра Алексей Михайлович отвезет меня на рентген. Производственная травма все-таки… Сними сапог, Макс! Ну что, я умолять тебя должна? Так я на колени встать не могу! Или мне соседа звать? Или твою сестру? Блин, ты что совсем…
Полина прикусила губу и даже шмыгнула. Большие глаза блестели – слезы боли и обиды смешались вместе и выкатились на щеки.
– Полин, я боюсь сделать тебе больно, – взмолился Макс.
Лицо Полины перекосилось.
– Мне больно! Мне уже больно! Мне надо снять сапог. Смазать троксевазином хотя бы и забинтовать. У меня все есть. Алексей Михайлович купил… Блин, Макс! Я теперь жалею, что отказалась от его помощи. Он бы слюни не пускал, а взял и сделал. Как мужик!
Макс прикрыл глаза и досчитал до пяти. Не помогло. Подмышки вспотели. В висках стучало. А что если он повредит палец еще больше? Полная дура, раз не поехала в больницу. Ходить же не сможет. А у нее съемки…
Полина подтянула плед к самому лицу, и когда нижний его край коснулся живота, Макс склонился к больной ноге, ища на сапоге молнию.
– Это чулок. Стаскивай. С молнией я бы сама сняла. Встань за диван и резко потяни. Если даже буду орать, тяни все равно. Дубль я не выдержу.
Макс схватился за сапог и дернул. Полина не пикнула. Только согнулась пополам и подтянула коленки к подбородку. Макс едва удержал равновесие и так и остался стоять в обнимку с сапогом, ища, где его пара.
– Брось на пол, – скомандовала Полина и с перекошенным болью и страхом лицом дотронулась до распухшего пальца. – Все в пакете на столе. Пожалуйста, поторопись. И захвати воды, хочу еще таблетку принять.
– Сколько ты их уже приняла?
– Слушай, не задавай вопросы, а делай. Фельдшер тут нашелся. Шляешься непонятно где, когда нужен. А являешься, так воды даже не допросишься!
Макс поставил сапог за диван и встал подле двери, расставив ноги.
– Слушай, Полина. Я понимаю, что тебе сейчас плохо. Но, может, хватит хамить, а? Я все сделаю. Только разговаривай со мной по-человечески, ладно?
Она глянула на него в упор, но промолчала. Он вынул из упаковки таблетку и протянул ей на ладони.
– Дай две, – попросила Полина тихо, и он так же тихо, но твердо отказал:
– Если так сильно болит, надо врача вызывать, а не травить себя.
Она запила таблетку и откинулась на валик дивана.
– Делай быстрее.
Макс осторожно выдавил на палец прозрачный желтоватый гель и начал размазывать по больному пальцу, едва касаясь кожи, и все равно слышал за спиной сдавленное шипение Полины. Когда он заматывал ногу, она пару раз ойкнула в голос, а потом уткнулась в спинку дивана и замерла.
– Полина, а тебе в туалет не надо? Давай я тебя отнесу? Или сможешь на одной ноге допрыгать? Хотя лучше не прыгать, а то в пальцах будет отдавать.
Она согласилась и вцепилась ему в шею. Макс убедился, что в коридоре и на кухне пусто и оставил дверь открытой – иначе им вдвоем было б не поместиться в крошечном туалете.
– Фу, – выдохнула Полина, пытаясь коснуться пяткой больной ноги пола. – Хорошо, что мы уже спим друг с другом, верно? – усмехнулась она. – Иначе, как бы я попросила тебя об этом…
Макс не мог не улыбнуться в ответ. Но улыбка была краткой. Он смотрел на забинтованный палец, и сердце предательски сжималось – а что, если он перетянул или наоборот не дотянул бинт? Какого черта они ждут утра и какого-то Алексея Михайловича?!
– Полина, может не будешь дурить? Давай скорую, а? Я с тобой хоть до утра сидеть буду, а? Там хоть помогут.
– Никто там не поможет. Уложи меня спать и все.
Она вновь повисла на нем, и он кое-как усадил ее на стул, чтобы разобрать диван. Теперь на нем было две подушки. Только раздев и уложив Полину, он решил сходить за чистой футболкой. Дверь открыта – не будет Аленка запираться. Макс на цыпочках подкрался к шкафу и вытащил футболку, ненароком уронив всю стопку. Пока поднимал, глянул на кровать. Идиотка даже не разделась! Таким в девять часов спать ложиться надо, а не со взрослыми мужиками по театрам шляться.
Макс растолкал спящую, и та, хлопая глазами, уселась на кровати.
– Разденься и ляг под одеяло. Ты чего?
Алена тряхнула головой.
– Ничего.
– Ничего? – переспросил он. – Пила, что ли? А-ну говори!
Он тряхнул ее за плечи, но Алена вдруг с невероятной силой оттолкнула брата.
– Макс, сдурел, что ли?! Я сплю! Кто тебя просил меня будить? Я, как собака, устала за эту неделю!
– До такой степени, что не раздеться?
– Да, до такой! Какая тебе разница, в чем я сплю? Уходи!
Но он не закрыл еще дверь, а сестра уже принялась сдирать платье. Еще одна ненормальная на его голову! Они обе говорить нормально разучились… Как хорошо, что Аленка к матери поедет. Может, ей там вправят мозги, которые ей некоторые личности, похоже, вынесли окончательно. Она, по ходу, не только ключи, но и голову забыла где-то. Какой же он все-таки мерзкий… Просто слизняк с манерами рубаха-парня. Держался бы он от Аленки подальше, а то ведь такая дура на все согласится. Ради интереса, как оно со взрослыми богатыми дядьками бывает. А как бывает, всем ясно. Только каждая думает, что с ней будет все иначе. Но матери нельзя трепать нервы. Надо выждать недельку-другую и посмотреть, что этот олень выкинет…
Макс умылся, почистил зубы, но бриться не стал – экзекуций на сегодня довольно. Кровь он пустит себе завтра, а сейчас он бы с удовольствием уснул и ни о чем не думал. Завтра Макс снова хотел встретиться с Антоном. Договорились пересечься возле Никольского собора после утренней службы и пойти к Антону домой поиграть. Летний лед тронулся – Германия уже не кажется чем-то недосягаемым, но если придется ехать с Полиной в травму, а потом везти ее домой, то никакого Антона не будет. Как же его перехватить и предупредить? Непонятно, в котором часу у мужика начинается утро – они недостаточно знакомы, чтобы звонить в любое время дня и ночи, а не пойти Макс не может: личность Антон специфичная. Обидится – не простит. Может, этот Алексей Михайлович отвезет Полину сам? Быстро ее не примут, но ведь она может посидеть в очереди одна? Он только к Никольскому и сразу к ней. Тачку поймает. Только бы она не обиделась. С нее станется. Гордая, где не надо.
Макс осторожно прилег на самый край дивана. Полина не спала то ли из-за ноги, то ли из-за него.
– Я, кажется, опять с сестрой поругался. Какая-то совсем нервная она стала. Во время экзаменов и то спокойнее была, – начал Макс, чтобы не молчать.
Полина прижалась головой к его плечу.
– Мне кажется, что у нее действительно проблемы. Она влюбилась. Только орешек не по ее молочным зубкам. Понимает, что он попользуется ею и выбросит. Хочется и колется, как говорится.
Макс глядел в потолок.
– Моя сестра не влюбится. В него так уж точно. Она прагматичная особа. Даже непонятно, в кого такая уродилась. Одного боюсь, что она не понимает, что он не мальчик и хорошо умеет считать потраченные на бабу деньги. Заставит ведь отработать по полной нашу дуру. У него взгляд зверя, а он все под ягненка косит. Неужели кто-то верит, что он хороший?
– Твоя сестра, например. Она ему верит. Не верила бы, не ходила бы с ним. Но ты зря психуешь. Надо один раз ошибиться, чтоб в другой повезло.
– Она уже один раз ошиблась. А ей до сих пор не везет.
– Тогда и проблемы нет. Одним больше, одним меньше… Чего ты заводишься?
– Да потому что она мне сестра. Сколько раз повторять?
Макс отвернулся и уткнулся лицом в покатый край дивана. Одним больше, одним меньше… Так можно сказать и про нее… Одной больше… Серьезные отношения не начинаются с криков и оскорблений. А Полина и по нему, и по Аленке уже не раз проехалась… Только руки у нее удивительно нежные, но сейчас она не обняла. Не может повернуться, а обнять ее самому тоже не дело – заденешь еще ногу. Пусть лежит так до утра, а утром ясно будет, что с пальцем.
Только утром ничего не прояснилось. Макс размотал бинт – кожа сияла всеми цветами радуги, а дотронуться до пальца Полина ему не позволила. Снова пришлось вести ее в туалет и ванную, предварительно прося соседей уйти к себе в комнату. Алена свалила раньше, чем они с Полиной проснулись. Он помог Полине влезть в штаны и уселся рядом ждать приезда администратора. Надо было сказать про встречу, позвонить он не успел, но Полина выглядела такой несчастной, что Макс не решился открыть рот.
– Алексей Михайлович сказал, что будет сидеть со мной до конца, пока не узнает заключение врача, – выдала Полина, оторвав глаза от пейджера.
Макс ухватился за соломинку.
– Слушай, может мне тогда не надо идти? Я буду только мешать вам.
Полина вперила в него взгляд, от которого его передернуло, и Макс поспешил протараторить:
– Но если я тебе нужен, ты скажи… Я, конечно, пойду.
– Нет, не нужен, – покачала головой Полина. – Мы справимся. Он все равно отвезет меня домой, и я вряд ли куда-то выйду. А вы репетируете сегодня или только играете?
– Вообще-то репетируем, – схватил Макс вторую соломинку, чувствуя, что теперь более-менее держится на плаву. – Но я могу сказать парням, что не приду. Полина, если я нужен…
– Я же сказала, что не нужен! – уже огрызнулась она, но Макс ничего не ответил. Полина держала ногу навесу, ей было больно.
Администратор, невысокий, но хорошо сбитый мужик, хотел снова отнести Полину вниз, но Макс решил сделать это сам, хотя коленки дрожали от страха оступиться. Машина осталась на улице – но во дворе Макс стал чувствовать себя уверенней, хотя продолжал смотреть под ноги.
– Я сейчас отодвину кресло по-максимуму, – сказал Алексей Михайлович, хотя в «восьмерке» это не шибко-то помогало, но Полина сумела поставить ногу на коврик.
– Я зайду перед концертом домой, – пообещал Макс и захлопнул дверь жигулей.
Ложь жгла изнутри. Почему все наложилось друг на друга – этот Станислав, Аленкина дурь, нога Полины, непонятные дела с Антоном… Воскресный день не воскресит, а угробит его. И свечка за здравие не поможет. Только за упокой. Упокой надежд на спокойную жизнь.
Глава 27 «Дорога домой»
Алена повесила трубку и шарахнула по телефону-автомату кулаком с такой силой, словно хотела выбить жетон. Матери лучше не звонить – перевернет все слова, извратит все факты, наведет такую панику, что хоть ищи саван и ползи на кладбище. Нет, ее более чем устраивают джинсы и футболка под плащом. Не устраивает только то, что пришлось надеть под джинсы и футболку, но не одалживать же у Полины еще и нижнее белье. О нем следовало позаботиться заранее, но хорошая мысля приходит, как водится, опосля.
Хотя одна здравая мысль посетила ее вовремя, запретив звонить матери из дома. Макс дрыхнет, как сурок, но у остальных есть уши, как локаторы. Пусть пребывают в неведении для своего же блага – меньше ссор. Алена решила, что вообще больше никому ничего не скажет. С этой минуты все ее действия – это ее собственные действия, даже если они идут вразрез с чьими-то желаниями и ожиданиями. Даже если этот кто-то сам Станислав Витальевич. Она согласна с его тактикой – делать только то, что хочется. Вот так и будет, если вообще будет. Она не сделает первый шаг, но и шага назад от нее не дождутся. Она взрослая и имеет полное право на личную жизнь – даже если она вот такая, на пять минут, оторванных от бизнеса.
Алена проснулась с этой мыслью, и та не развеялась во время пробежки до метро. А разговор с матерью только утвердил ее в правильности решения. Они из другого мира, из деревни и коммунальных квартир – они не могут и не хотят видеть дальше собственного носа. Жизнь вот такая, какая она есть. И она не так уж и плоха. Намного лучше того, что было у нее до кофе с пенкой. Теперь, когда Стас ее поцелует, она ответит на поцелуй значительно лучше, хотя опыт у нее никакой. Серега даже близко не поцеловал ее так за целых два года редких, но все же полноценных встреч, как Станислав Витальевич умудрился сделать это за каких-то шестьдесят секунд.
В ожидании встречи сердце упругим мячиком прыгало со ступеньки на ступеньку подземного перехода. Дедушка Ленин обозревал просторы города, но никому не грозил пальцем. А если бы и грозил, то кроме бешено-стучащего сердца она никого сейчас не слушала. Стас, как вчера в джинсах и ветровке, стоял у подножия памятника, непрестанно крутя что-то в руках, в которых принцесса, затаившаяся в дальнем уголке сердца, мечтала б увидеть букет. Мечтать не вредно – Стас не тратит драгоценные секунды на общепринятые формальности, как не тратит и деньги на ненужные вещи. И вообще принцессе совестно вздыхать по цветам после такого количества подарков, которые она от него получила. Но она бы с удовольствием заменила цветы на поцелуй. Большой. Ну, прямо большущий… Но не получила ничего.
Стас заметил ее приближение и встретил протянутой заколкой – кожаный цветок с бисером и тиснеными листочками.
– Ты рвешь резинкой волосы. Это должно быть лучше. Хотя бы на сегодня. В переходе это было самое приличное.
Она не протянула руки. Даже не поздоровался – сразу перешел к делу. Что у нее в голове, его вообще не волнует. Главное, чтобы она не распускала волосы – расслабляться, детка, будешь с другими, не с ним. Это хуже пощечины. Много хуже. Хорошо, что она без косметики – не красилась, чтобы не возбудить в матери лишних подозрений, а пригодилось для сердечного приветствия. Станислав Витальевич в своем репертуаре. Он вернулся во взрослую жизнь, и можно с чистой совестью и тяжелым сердцем забыть о поцелуе «его младшего брата». Вот как все просто, а она врала Максу и убивалась над нижним бельем, которое ни своим присутствием, ни своим отсутствием не заинтересует Станислава Витальевича.
Стас протянул заколку еще настойчивее и пришлось взять, пробурчав слова благодарности. В карман не сунешь, только на волосы. Доволен? Наверное, ведь улыбка снова на пол-лица, но в ней ни на грамм того, что хотят видеть во взгляде мужчины женщины. Выходит, она не женщина. И будто в подтверждение, Стас предложил купить ей мороженое. Алена отказалась. Следующим пунктом будет приглашение в зоопарк. Наверное, вчера он целовал совсем не ее. А призрак Альбины. Это точно. Иначе бы не смог говорить о бывшей в обществе другой девушки с таким слоновьим спокойствием.
Неутешительные выводы позволили Алене покорно и спокойно вложить руку в протянутую ладонь. Припарковал машину он прямо у площади – никакой прогулки не намечалось.
– Ты здесь где-то рядом живешь? – поинтересовалась она скорее для зачина непринужденной беседы, чем из интереса.
– Нет. Просто это прямая дорога к домику Арины Родионовны.
И это он жаловался на отсутствие такта? Это у Александра Сергеевича такт напрочь отсутствует. Тот сказал бы – к тебе в деревню.
Стас щелкнул замком и открыл для попутчицы дверь. Именно ей Алена себя сейчас ощущала. Даже не желанной, а случайной попутчицей. Как же легко Стас вычеркнул из памяти посиделки на подоконнике. В салоне вновь нестерпимо пахло жареным тестом и мясом. Тяжелый дух перекрывал дынный аромат, хотя желтая красавица лежала прямо за ее креслом.
– Возьми один, пока с пылу с жару, – перегнулся к пакету Стас и вернулся с зажаристым пирожком. – Ну… Я одним уже позавтракал, а ты, уверен, не ела.
А вот и не угадал. Она ела. И даже с большим аппетитом в предвкушении встречи, а сейчас горло перекрыло комом обиды за рухнувший воздушный замок. Спасибо Станиславу Витальевичу за возвращение в пионерское детство – ни рукой, ни плечом не коснется. Так целый день и прошагают рука за руку на пионерском расстоянии на радость маме с бабушкой.
Стас заботливо завернул пирожок в салфетку и протянул ей. Надо теперь съесть и не подавиться. Особенно под музыку битлов. Если кто-то стреляется под музыку Стинга, то ей пора повеситься от слов «эврибади лет вэй хайер даун…» Как же она в детстве пропустила эту фразу? Или поняла буквально? Жирная двойка, которую влепил ей Александр Сергеевич, сейчас запылала на щеках по новой, но Стас, к счастью, либо не запомнил фразы, либо не сумел вычленить знакомые слова из остального текста. Да, в общем, он полностью забыл вчерашний день.
– Здесь минут сорок до вас, верно? – спросил Стас.
– Сейчас скорее всего да, а вот вечером будет часа два, а то и больше.
– А куда мы спешим? Можем вообще выехать ночью. Я вчера в театре замечательно выспался.
На мгновение он взглянул на нее и успел поймать едва погаснувший румянец от битловской песни. Теперь в голове Алены завертелась строчка из вчерашней оперетты: «Без женщин жить нельзя на свете, нет…» И без подколов. Или это намек? Пустое… Задумай он чего на вечер, обязательно поцеловал бы ее на виду у Ленина. Нет, Станислав Витальевич просто шутит. По-дурацки. Без такта. А обижаться – уже ее личный выбор. Это шутки Сашеньки без слез слушать нельзя. Да что б он провалился со своими блядями со Староневского! Зачем он это сказал? Зачем?!
Она смотрела в окно. Остался позади аэропорт. Почти забытый пейзаж – со смерти отца она не ездила домой на машине. Домой… Совершенно не хотелось называть деревню домом. Ее дом – бабушкина квартира в центре Питера. Вот ее дом. А не Гатчинский район Ленинградской области!
– Чем ты вообще занималась по выходным раньше? – спросил Стас, проезжая очередную деревушку в три дома.
– Раньше – это когда? Когда был жив отец, он брал нас каждые выходные в город. Макс таскался с ним по концертам, а я ходила в театры и музеи с бабушкой, а потом одна.
– Почему одна?
– Потому что в городе подружек не было, а у нас никому ничего не надо. Вообще. Я по черному завидовала Максу, когда он уехал учиться. И… – Алена поймала взглядом аккуратные часы Стаса, стрелки которых игриво светятся в темноте. – Спасибо, что взял меня на работу. Макс бы меня выгнал, а я не хочу сюда возвращаться даже в самом страшном сне. Не хочу…
– А как же няня Пушкина?
Только задор его вопроса не перелился в ее ответ:
– Она давно умерла, а я хочу жить. Не здесь.
– Не здесь – это где? Не в России? Потому ты и рвешься в гиды, чтобы ухватить фирмача, так что ли?
Вот и ляпнула! Алена вспыхнула еще сильнее. За ходом мыслей Станислава Витальевича уследить крайне сложно. Надо срочно вернуть их в правильное русло:
– Не здесь значит не здесь. Ни там, куда мы едем. А в гиды я рвусь, потому что у меня там есть хоть какой-то шанс проявить себя… И
– Что и? – в салоне повисла напряженная тишина. – Деньги, да?
– Да, а как же? Но «и» в той фразе – это учеба. Мне надо учиться. Хоть на кого– то.
– Что значит, хоть на кого-то? Тут уж либо, что приносит деньги или к чему лежит душа. А лучше и то, и другое, верно?
– Верно. Потому я хочу в гиды.
– Ну, если хочешь – значит, будешь.
И Стас надолго замолчал, а потом неожиданно спросил, не скашивая на нее глаз:
– Ас нами тебе очень плохо? Только честно!
– С вами? Я же только что поблагодарила.
– Да, я это слышал. С нами не фонтан, я знаю. Часто скучно. И порой противно. Это я тоже знаю. Но зато можно обрасти толстой кожей, а это полезно. Особенно гиду. Особенно при жесткой конкуренции в женском коллективе. Верно?
– Я ничего не знаю про женскую конкуренцию, – промямлила Алена, думая про Лидку. В дерьме никто не хочет барахтаться в одиночку. Обязательно тянут за собой других… Но ее не утянешь. Считают, что она специально сдала всех Михаилу Владимировичу ради собственной выгоды – значит, сдала, и плевать, что все было совсем не так.
– А ты еще много чего не знаешь, Леночка, – доносился, как с другой планеты, голос Стаса. – Много чего. И потому мне за тебя страшно. Ты можешь в это поверить?
Как же надоели эти недомолвки-недоговоренки. За кого он ее принимает? За девочку из младшей группы детского сада? Он же не на двадцать лет ее старше и даже не на две головы умнее!
– Могу, – выдала она жестко, но не решилась добавить, что за нее не нужно бояться. Она прошла огонь, воду и медные трубы! И все же лишняя информация порой действительно лишняя. Лучше сказать просто: – Спасибо.
Да, спасибо. И она будет каждый день говорить спасибо своей работой, чтобы Александр Сергеевич не выступал, будто Стас «снял» ее для себя. Могут отвечать на свои письма без ее помощи – пусть отвечают! Только разорвите для начала контракт!
– Фу… – выдохнул Стас, продолжая, к Алениному счастью, следить за одноколейкой, а не ее постной рожей. – Решительно чувствую себя скучным старым дедом. Самому противно. Очень напоминаю себе отца в моей юности. Не в лучших его ипостасях. Но это не из-за тебя на самом-то деле, а из-за Маринки. Я чувствую себя больше ее папочкой, нежели братом. А коза и рада стараться доводить меня до седых волос.
А она ничего не хочет знать про Марину. Деловые отношения так деловые. Ничего личного. Тогда чего молчит – ждет от нее вежливой заинтересованности? На, получай!
– А как вчера все прошло?
Угадала – губы Стаса дернулись в довольной улыбке. Бедному не с кем поговорить… Саша только на смех поднимет его братские переживания.
– Отлично все прошло. Она была одна, как я и просил. Испугалась.
Кого? Его, что ли? Он без машины. Значит, и без кобуры. Чего бояться?
– А ты разве бываешь страшным? – с почти искренней улыбкой спросила Алена.
– Очень, – И он, кажется, не шутил. Губы не дернулись в улыбке. – Не приведи господь когда-нибудь тебе меня разозлить. Маринка говорит, что я псих. Наверное, со стороны виднее. Но все же разозлить меня довольно сложно. Всем, кроме Маринки. Мне одного ее слова достаточно, чтобы завестись. Но все, хватит о Марине! Она нам испортила субботу, но в воскресенье я от нее сбежал. И от всего… Новый курс доллара будет известен только завтра, так что сегодня будем считать, что все хорошо. У тебя, кстати, все хорошо? Макс не донимал вчера?
– Максу не до меня сейчас. Слава Богу!
Алена спрятала глаза в пол и поджала губы. Если бы он поболтался где-нибудь лишние полчаса, она бы точно вытащила Станислава Витальевича из деловой скорлупы. Сейчас же даже в футболке он был закрытым и холодным, а она предпочла бы получить его горячим, вместо пирожка. Но он купил чебуреки… Что будет дома? Что они подумают про него? Что? Да что бы там ни было, она вновь будет без вины виноватой. Сдался бизнесмену домик Арины Родионовны, ага? Надо же было такое ляпнуть… Ну, а что еще сказать? На кой-ему сдалась она тоже! Если бы была нужна, то это воскресенье они провели бы у него в квартире, а совсем не на маминой кухне. Ему прелюдии не нужны. За шестьдесят секунд она это прекрасно поняла.
– Лен, мы приехали. Куда теперь?
О, елки ж зеленые – она глядела в окно, но даже не заметила в лесу круглые радары.
– А вот прямо здесь и тормози! – от удивления аж закричала Алена, и Стас с такой силой вдавил в пол педаль тормоза, что засвистела резина.
Алена прикрыла глаза. Идиотка, чего она орала…
– Здесь и оставить машину? – спросил Стас спокойно.
Алена махнула отяжелевшей рукой вперед через дорогу.
– Вон домик!
Черный приземистый домишко втиснулся между двумя обычными деревенскими домами и от дороги отгородился обычным забором.
– Здесь долгое время жили ее родственники, Трашковы. Потом дом отремонтировали… Ну, не то чтобы его можно было спасти – он на полметра в землю ушел, и потому шесть венцов настоящие, а так… Люлька, стол, лавки, образа, все притащили сюда, когда дом выкупили под музей. Сюда не в августе надо приезжать, а в июне на день рождения Пушкина. Помню, как маленькой пела «Во поле березка стояла»…
Алена глядела на забрызганное грязью крыло. Колесо провалилось прямо во вчерашнюю лужу. Идиотка. Машина была более-менее чистая. До нее!
– Аленка, ты, что ли?! – вывалилась из калитки старушка.
– Баба Нина, здравствуйте! – точно робот проскрипела Алена, чувствуя, как холодеет спина, а уши наоборот разгораются пожаром.
– Я-то грешным делом решила, что за картошечкой… – прошамкала беззубым ртом старушка, вглядываясь в машину и ее владельца.
– Так мы за картошкой, – не дал ей договорить Стас. – Аленка, твоим надо? Или только моим?
«Аленка» эхом разорвало уши, но за «моих» она Стаса поблагодарила. Умеет шельмец выкручиваться не только на темных лестницах.
– Моим ничего не надо. А Марине возьми еще соленых огурцов. Лучше бабы Нины их никто не солит.
Стас кивнул – может, ему тоже приглянулась идея с Мариной? Он вынул большую купюру и сказал, чтобы без сдачи. Старушка запричитала, и Алена, заметив бегающий взгляд Стаса, поспешила спросить разрешения оставить тут машину, потому что они идут в домик Арины Родионовны.
– Так закрыто ж, Аленка. Они в Суйду все уехали. Что-то там с усадьбой творят… Когда вернутся, не знаю…
– Как так? – Алена беспомощно развела руками. – У меня экскурсия. Они должны были быть открыты…
– В другой раз, – улыбнулся Стас, захлопнув багажник. – Пищи духовной не получилось, зато недуховная теперь есть. Не киснуть! Ты ж не капуста. Садись в машину.
С тяжелым вздохом она залезла на прежнее место.
– Значит, приедем в другой раз, – Стас не тронул ее даже за плечо, не то что за волосы, потому что старушка продолжала зорко следить за ними подслеповатыми глазами. – И вообще два музея в одну неделю для новичка, как я, перебор. Алена, а почему ты сразу не сказала, что ты не Лена, а?
Алена подняла глаза и отчеканила:
– Теперь я Лена. Пожалуйста, никогда не зови меня Аленой.
Стас кивнул и завел машину.