Текст книги "Просроченное завтра (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 49 страниц)
Глава 25 «Не дружите с деловыми партнерами»
Телефон в руке Алены продолжал дрожать, хотя она уже не шла, а стояла рядом со своим Фордом – все от нервов. Надо сесть в машину, а то на крытой университетской парковке жуткое эхо, а она собирается орать. Тихий голос Стас не слышит! Он ее просто не слышит!
– Ты сейчас далеко от зеркала? – задав вопрос, Алена рванула дверь на себя и плюхнулась в кресло.
– Что я должен там увидеть? – в голос Стаса не пробрался смех. – Новую морщинку? Я толком не спал трое суток. Даже глаз своих не вижу сейчас, – и тут он наконец рассмеяться.
– А ты постарайся наконец увидеть бревно в своем глазу! – выплюнула Алена в телефон, соединивший ее с Питером. – Забыл, как требовал от меня встать на место Оксаны? Встань теперь на место Димы!
– С радостью! – прорычал Руссков. – Я только об этом и мечтаю. Быть твоим мужем и отцом твоему ребенку! И не пытайся подловить меня на двойных стандартах: твоя семья не святое, потому что ни один из вас не любит другого! У Светловых, прости, была любовь, а ты была всего лишь развлечением на стороне… Извини, – добавил он тут же хмуро. – Мы зареклись, кажется, обсуждать прошлое? Нам бы с будущим разобраться.
Алена нервно наглаживала руль.
– Стас, чтобы оно у нас было, мне надо прекратить тебе звонить. У меня заканчивается карточка и я не куплю новую. Ты треплешь мне нервы! Мы договорились…
– В одностороннем порядке! – перебил Стас. – Ты знаешь мое мнение по поводу твоего молчания, и я его не менял и не собираюсь менять. Уходя, уходи!
– Знаешь что? – Алена теперь вцепилась в руль дрожащими пальцами, точно желала его вырвать. – До февраля я слушаюсь только одного мужчину – моего врача. И больше никого. Он сказал мне не нервничать. А после каждого разговора с тобой я бегу через дорогу в супермаркет мерить давление! Я не могу сейчас говорить с Димой о разводе. Ты же понимаешь, что это не будет легко. Он может психануть. А моя задача сейчас родить здорового ребенка. И не просто родить, а именно с этим врачом. Он не примет другую страховку. И ни один уважающий себя врач не будет брать на себя ответственность, принимая беременную на большом сроке…
– Лена!
– Не смей перебивать меня! – Алена даже по рулю ударила. – Ты не знаешь, как здесь все работает. Здесь – это не там, ясно?
– Мне ясно одно, что тебе плевать и на мои чувства, и на чувства твоего Думова. Конечно, ребенок важнее, но не настолько, чтобы врать так открыто…
– Я не вру, я не договариваю. Но тебе я говорю правду. Мы даже спим с ним в разных комнатах…
– Только он не знает настоящей причины этому, – Стас тяжело выдохнул и заговорил тихо, делая длинные паузы: – Лена, это некрасиво. Сразу на двух конях седалища не хватит…
– Стас! – Алена завизжала и тут же выглянула в окно, надеясь, что никого не напугала. – Не передергивай! Я сейчас думаю только о ребенке. А с Димой поговорю сразу после его рождения. Три месяца ну реально ничего не меняют уже. И я раньше июня все равно к тебе не приеду. Надеюсь, мы успеем к тому времени разобраться со всеми бумагами.
Что дальше? Молчание обрушилось на обоих лавиной, и они почти минуту не могли из-под нее выбраться. Первым заговорил Стас:
– Лен, если ты перестанешь звонить, мне будет совсем одиноко.
– Если ты обещаешь говорить только о бизнесе, я хоть каждый день буду тебе звонить, – ответила она как можно радостнее. – Мне, знаешь, тоже не весело. Я, казалось, только вчера сдала одни экзамены, а у меня уже середина новой четверти. И ты не представляешь, сколько новогодних ошейников у нас уже купили и какие пришли заказы на всю эту лабуду… Я жду, когда праздники закончатся – после Дня Благодарения всегда идет небольшой спад. Мы выдохнем. Ты так и будешь молчать?
– Я просто тебя слушаю. Ты можешь читать даже стихи на китайском, мне по барабану…
– Иди лесом! – Алена не смогла сдержать улыбку. – У меня действительно карточка заканчивается, а я мне надо еще маме позвонить, пока она в школу не ушла.
– Еще рано для звонков в Питер… Нормальные люди спят ночью.
– Так я не сейчас, – усмехнулась Алена, глядя на часы: бедняга, у него пять утра.
– Я через пару часов позвоню. Просто новую карточку могу только из дома купить. Ты вообще спать когда-нибудь будешь?
– В июне, с тобой. Сейчас я просто отрубаюсь на пару часов, когда получается.
– И где получается, – рассмеялась Алена.
– Знаешь, я тоже умею ревновать, – то ли усмехнулся, то ли хмыкнул Стас.
– Я в курсе. Только я тебе повод не даю.
– А тебе повод дает твоя испорченная фантазия, которую мне не переплюнуть. И я не стану оправдываться. Когда теперь позвонишь?
– Завтра утром перед лекциями. Если только ты обещаешь не нервировать меня перед учебой.
– Я же сказал, что теперь молчу. Я буду тебя слушать, так что можешь зачитывать мне свои конспекты, чтобы не тратить на меня драгоценное время.
– Стас, ты невыносим… Пока.
– Так не пойдет. Я тебе перезвоню.
– Я люблю тебя, Стас.
– Другое дело. Я тоже люблю тебя, Аленушка.
– Пока, Стас…
Алена бросила телефон на пассажирское сиденье и прикрыла глаза. Хотелось спать – безумно хотелось спать, но до кровати она доберется не раньше десяти вечера. Она сделала глоток боржоми и поморщилась. Видимо, неплотно закрутила крышку, и спасительные газы улетучились. Пришлось вылить остатки воды на асфальт парковки.
– Дима, – позвонила она мужу, но тот ответил шепотом:
– Лен, не могу говорить. На митинге. Сбегу при первой возможности. Но можем опоздать, прости.
И отключился.
– Файн! – выругалась Алена и снова бросила телефон на пассажирское кресло, включила радио, настроенное на классическую музыку и вывела машину с крытой стоянки.
До офиса мужа ехать минут пятнадцать – поток вечером идет в другом направлении. Может, удастся даже вздремнуть, пока тот соблаговолит выйти с совещания. Два дня в неделю она закидывала его на работу перед университетом, и вечером забирала, чтобы поехать на курсы для будущих родителей. Сегодня было последнее занятие. Если даже опоздают, не беда – придут пары, уже ставшие родителями, поделиться своим родовым опытом. Кого этот опыт интересует – у всех он собственный, она выше крыши начиталась историй в интернете и даже пару часов потратила на специальный родительский телеканал. Сыта по горло…
– Лен, ты спишь?
Да, она спала. Перебралась на место пассажира, откинула спинку кресла и мгновенно отрубилась. Дима сел за руль и протянул ей стаканчик с какао.
– Сахар не положил.
– А лучше бы положил. Я отрубаюсь.
– А я тебе говорил, дропнуть пару курсов. Но кто меня в этой семье слушает…
– У меня нет сил с тобой ругаться, – выдохнула Алена, делая первый обжигающий глоток.
– И не ругайся. Я ж прав, – усмехнулся он. – Но меня все равно никто не слушает… Лен, – он вдруг внимательно посмотрел в ее бледное лицо. – Может, домой? Ляжешь спать. Мы и так уже все знаем. Тебе диплом нужен? – И когда она кивнула, добавил: – Без него в больницу не пустят, да?
– Без фотика точно не пустят. Я не пущу. Я тебя только в качестве фотографа беру…
– Еще официанта воды принести, – нисколько не обиделся Дима. – С этим я справлюсь и без курсов. А с курсами, может, я еще на что-нибудь сгожусь.
– На роль таксиста тебя не возьмут. Как ты за пятнадцать минут доедешь?
– Лен, я гнать не буду. Даже не надейся. Выпей спокойно свой хот-чоколэйт, потом поедем.
Алена сунула стакан в подстаканник.
– Горячий. Поехали. Я выпью, когда приедем.
Они почти не опоздали. Впрочем, ничего бы интересного они и не пропустили. Последнее занятие полностью посвятили уходу за новорожденным, детскому массажу и всяким секретам спокойного сна для родителей.
– Вы вообще зря не записываете, – улыбнулась инструктор, глядя не только на Диму. – Вы ж ничего не вспомните потом.
– Про фен в ванне и белый шум я как-нибудь запомню, – усмехнулся Дима шепотом и по-русски.
– Особенно с учетом того, что ты постоянно забываешь его включенным, – ответила так же тихо Алена, делая последний глоток уже ледяного какао.
– Особенно с учетом того, что моя жена только плохое обо мне помнит, – и Дима забрал у Алены пустой стакан, чтобы поставить себе под ноги. – Я о нем не забуду, – опередил он возможный комментарий с ее стороны.
Зато дома, когда Дима приколол к пробковой доске над своим рабочим столом сертификат об окончании курсов, на котором были золотом выведены два имени и одна фамилия, Алена чувствительно ткнула его указательным пальцем в спину.
– Не тому радуешься, – сказала так, что он перестал улыбаться. – Это просто бумажка. Дипломом будет свидетельство о рождении. Вот и посмотрим, что мы выучили…
– Инструкцию к никоновскому фотику я уже прочитал! – не сдержался Дима и повернулся к Алене, которая почти дошла до двери в соседнюю комнату.
Он пошел следом.
– Лен, а мы ужинать не будем? Я вообще-то с ланча ничего не жрал…
– Возьми что-нибудь в холодильнике, – буркнула она уже из кресла.
Дима быстро пересек комнатку и прижал ладонью крышку ноутбука.
– Лен, я тоже устаю. Но я тебе не жалуюсь.
Она развернула кресло и чуть не дала ему по ногам. Дала бы, но он успел отступить от ее стола.
– Дим, мне надо закончить проект к пятнице. Можешь не мешать?
– Я вообще могу с работы не приходить, если ты даже поужинать со мной не хочешь!
– Дим, у меня учеба!
– А у меня работа. И тебя никто не просил брать столько курсов. И сидеть тебе за компом столько вредно. И не спать по полночи! Это вредно ребенку… Продолжать, кто и что кому должен?
Алена поднялась – ей видимо не нравилось, что он смотрит на нее сверху вниз.
– У меня бессонница. Сколько раз повторять? Смысл мне лежать по два часа в кровати, если мне не уснуть.
– А потом, когда ты приходишь, мне не уснуть.
– А я тебе предлагала уйти в другую комнату…
– Лен, мать твою! – Дима даже шарахнул по столу ладонью. – Секса у нас нет, ужинов совместных нет! Теперь ты меня еще и в другую комнату выставляешь?!
– Тогда не жалуйся, что я тебя бужу. Я еще и в туалет по пять раз встаю, а буду и по десять. Чего ты так на меня смотришь?
– Да это не я, это ты на меня так смотришь… – тихо выдал Дима, глядя на жену исподлобья.
– Как? Как я на тебя смотрю? – повысила Алена голос, когда Дима не ответил.
– Будто ненавидишь…
– О боже…
Алена обошла его и вышла из комнаты. Он нагнал ее уже на кухне и перехватил дверцу холодильника.
– Иди учись, я сам. Ты точно ничего не будешь есть?
– Я буду йогурт!
Алена схватила упаковку с полки, затем вытащила из ящика ложку и, не задвинув его до конца, ушла в свою комнату к ноутбуку и книгам. Дима закрыл ящик и уставился в холодильник, поняв, что ничего проглотить не сможет. В итоге достал йогурт и начал есть его стоя, облокотившись спиной на кухонный островок. Потом включил чайник и отнес полную кружку жене.
– Извини, – сказала Алена тихо. – У меня просто нервы из-за экзамена сдают.
– Лена, – он присел на самый край стола. – Пообещай, что не будешь записываться на январь. Там же экзамены в начале февраля.
– Не буду, – ответила она. – Доволен?
– Лена, я просто не понимаю, какой смысл так себя добивать. Если бы ты могла закончить учебу до ребенка, это имело бы хоть какой-то смысл.
– Это имеет смысл. Во-первых, – она даже палец загнула, – я не думаю о всякой фигне. Во-вторых, с ребенком будет намного сложнее, чем с животом. И, в-третьих, я хочу завязать с ошейниками.
– Почему?
– Потому.
Дима наклонил голову, чтобы заглянуть в опущенные глаза жены.
– Вы с Машкой поругались?
– Нет, не ругались. Но она у нас умирает всю беременность, а мне важнее получить диплом, чем заработать лишний доллар. Вернее, не просрать еще один.
– Но ты так старалась. И все это…
– Я отправлю все остатки товара в Россию. Там их пристроят. Я не хочу этим больше заниматься.
Дима пожал плечами.
– Делай, как знаешь. Я тут тебе не советчик. Но не рви с Машкой отношения. Мы и так, как на острове. Никого вокруг…
– Дим, – она испепелила его взглядом. – Насильно мил не будешь. Я предложу ей взять на себя весь магазин. Захочет, пусть выкупает мою долю. Нет – извини. Я выведу свою часть, заплачу налоги и все.
– Лен, – Дима понизил голос. – А не может быть такое, что ты просто устала? Ну, бывает… Много на себя взяла. Давай я помогу немного, а?
– Нет, я решила больше этим не заниматься. Это мышиная возня. Я хочу выйти на другой уровень. Тут несоизмеримы затраты с прибылью.
– Но другого пока ничего нет. Как ты представляешь себе жизнь? Будешь с малышом дома сидеть, да? А потом доучишься и пойдешь куда-нибудь работать, или что? Я ведь помню, как тяжело вы, девчонки, продвигались, чтобы вот так…
– Дим! – перебила Алена нервно. – Я уже работаю на своего бывшего начальника. Я буду посылать ему товар и вести местные переговоры. Я встретилась с ним в Питере, как ты и сказал мне сделать.
Дима даже хохотнул.
– Я сказал? Серьезно? – и вдруг действительно сделался серьезным. – Ты уверена, что тебе это все надо? Ну, не в плане опыта, а… Как ты отчитываться собралась дяде Сэму о зарплате?
– Дим, это будет без зарплаты. На дружеских началах. Ты же не против? Я больше времени буду уделять учебе и ребенку, и резюме не будет пустым.
Дима пожал плечами.
– Лен, делай, что хочешь. Я любое твое решение поддержу. Только чтобы без крови, ладно? Все-таки Машка с Юркой наши друзья.
– Дим, без крови не получится. Рвать всегда больно. И правильно говорят, не делай бизнес с друзьями или не дружи с деловыми партнерами.
Дима снова улыбнулся.
– Тебе что, в Питере мозги промыли?
Алена кивнула.
– Да, объяснили, что надо не херней страдать, а деньги зарабатывать.
– Лен, мы прекрасно знаем, как в Питере зарабатывают деньги…
– Дим, пожалуйста… Мое дело отправить товар. Что там будут с ним делать, меня не касается.
– А мое дело уложить тебя спать. Ты на время смотрела?
– Дим, я сказала, что мне надо учиться. А ты иди спать. Мне реально надо, понимаешь?
Он понял и ушел. Алена открыла Аутлук и написала письмо для приставленного к ней Стасом менеджера. Разобралась с остальной перепиской, ввела все данные по поставщикам, закрыла программу и взялась за учебник. Потом снова вернулась в Аутлук и отправила письмо, лежавшее в черновиках. Оно предназначалось Маше.
Спать Алена пошла в третьем часу. Дима приподнял с подушки голову:
– Ты в туалет вставала или только ложишься? – спросил он сонно.
Алена в ответ просто подтянула одеяло к подбородку.
– Лена, – Дима тронул ее за плечо. – Тебе завтра за руль. Так нельзя!
– Отстань, дай мне спать.
И отвернулась. Он придвинулся ближе, и когда попытался обнять, Алена дернула плечом.
– Мне тяжело. Убери руку.
Он молча убрал и повернулся к ней спиной.
Глава 26 «Супружеский долг»
Дима поднял голову от ноутбука, когда Алена прошла мимо дивана, чтобы сесть в кресло напротив него.
– Ты ждала, что Машка придет? – спросил он жену, глядя на живот, который та наглаживала, листая фотоальбом.
– Я ничего не ждала, – отозвалась Алена устало. – Я ей сказала, что бизнес к дружбе не имеет никакого отношения. Она не поняла. Ее проблемы.
– Но расстроилась-то ты…
– Дима, – Алена отложила альбом на столик, разделявший два кресла и чуть подалась вперед. – У меня был замечательный бэби-шауэр, устроенный сокурсницами. Машка все равно чувствовала бы себя там не к месту. Все. Точка. Я навязываться не собираюсь. Мне есть чем заняться. Баба меня на два года старше, а ведет себя, как малолетка. Я даже без нее документы по налогам отправила. Все. Я чиста перед дядей Сэмом и больше меня ничего не волнует.
– Лена, а тебе без подруг не скучно живется?
– А у меня никогда и не было подруг. Так что нет. Мне хорошо. Я точно груз с плеч скинула. Все. Я свободна! И кто бы говорил про друзей? За четыре года – ни одного с твоей стороны.
Дима отложил ноутбук.
– Поймал камушек. Соглашаюсь. Мне общения на работе хватает выше крыши. Мне тебя ке хватает. Дома.
– Ну вот, теперь я буду дома. И даже машину в гараж поставлю. Может, даже две там уместим. Если ты будешь последким парковаться. А то я зеркало тебе снова снесу.
Алена резко встала и заковыляла на кухню. Дима тоже поднялся.
– Опять ногу сводит?
Алена стояла босой ногой на плитке, опираясь на кухонный островок. Он присел рядом и, оторвав ее ногу от пола, начал массировать ступню.
– Хватит, отпустило. Спасибо.
И вырвав ногу, Алена тут же отвернулась к холодильнику за Боржоми.
– Ты действительно не хочешь никуда поехать на Рождество?
– Дим, у меня тридцать четыре недели, как ты думаешь, мне хочется четыре часа сидеть в машине?
В голосе вызов – впрочем, как всегда в последнее время. Она устала, ей плохо. Хорошо, что хотя бы экзамены позади.
– Лучше пошопимся и докупим, чего у нас еще нет.
– У нас только елки нет. А так, кажется, уже все есть, – и Дима не шутил. – Даже годовой запас подгузников, благодаря твоему беби-шауэру. Я не представляю, что еще может нам понадобиться… Лен, поехали куда-нибудь.? Ну хоть в Кармель, всего два с половиной часа. Чаек посмотрим, по арт-галереям прошвырнемся. Ты одуреешь в четырех стенах, а я уже одурел в офисе. Я хочу на природу. Если мы не уедем, то я точно сяду работать.
– Дим, в России еще не праздники.
– Лен, мне дела нет до России и твоего Стаса, вот честно. Американская почта отдыхает. И мы тоже должны отдохнуть.
Она смотрела на него с очередным вызовом.
– Лен, ты ничего не умеешь делать спокойно. Вечно в омут с головой. To магазин, теперь эти поставки…
– Дим, дружи я с головой, думаешь, я вышла бы за тебя замуж?
Он выпрямился. Этот выпад не первый. Но с последнего прошло больше года. И тогда она просто зашивалась с магазином и проклинала не только его с Америкой, но и всех собачников вместе взятых. Он перевел тогда все в шутку. Не хотелось воспринимать всерьез – ему казалось, что Лена довольна жизнью тут. Хотя бы ее комфортом, которого никогда не было бы у нее в Питере.
– Но ты же вышла…
Лена улыбнулась – кажется, она не станет развивать эту тему. Может, даже согласится на уикенд вне дома.
– А сейчас выйду в туалет, ладно?
Дима взял в руки альбом: здесь на фотографиях жена улыбалась. А на их общей с Санта-Клаусом, на которую он с трудом уговорил ее в торговом центре, улыбка вышла какой-то приклеенной. Надо послать фотки матери, чтобы прекратила пилить их за заранее купленные детские вещи. Здесь другая страна, другие традиции и никто не верит в сглаз. Наоборот девчонки собираются вместе и дурят на детскую тему – когда родится малыш, будет не до дури и не до покупок.
Дима отложил альбом и прошел в детскую. В кроватке яркие бортики с животными
– и все такое яркое из-за оранжевых занавесок: будто постоянно светит солнце. Нет, солнышко здесь пока не поселилось. Но его уже ждет и кресло-качалка и качели и баунсер и подушка с жирафами. Дима уселся на оттоман, куда следовало закидывать ноги, и уставился в окно: кусты слишком высокие, лучше их подстричь, чтобы не блокировали свет.
– Лена! – позвал Дима уже из кухни. – Ты свои сливки допивать будешь?
– Сам допивай. Я больше не пью витамины, – вернулась она в гостиную.
– У меня уже десять лишних паундов, и я не похудею в день родов.
– Я тоже не особо похудею! Завари мне чая.
– Поедем в Кармель?
– Это условие для получения чая? – Дима решил кивнуть. – Ну и черт с тобой! Поехали, ведь не отстанешь!
Скоро погода испортилась – вернее, наоборот наладилась, на высушенную землю пролились первые зимние дожди. Они добавили в жизнь Думовых еще больше воды. Физическую нагрузку в январе Алена по собственной инициативе свела к минимуму – в основном они с Димой по утрам плавали в бассейне, а вечером гуляли по району среди одноэтажных домиков. Всего пару раз сходили в горы. Было тяжело: живот вырос огромным, хотя последнее УЗИ показало, что плод средних размеров. Однако малыш был очень активным: Алена почти перестала спать. Дима тоже держался из последних сил за супружескую кровать.
– Дим, я хоть днем сплю. Ты же таким зомби на работу ходишь.
– Ну и хрен с ним! – пытался отшучиваться Дима, зевая в полный рост. – Все мужики меня понимают. Уверяют, что будет хуже.
– А машина тебя тоже понимает? – Алене не нравился его настрой.
Она стала даже проверять телефон, не отключился ли, когда Дима опаздывал домой, боясь звонка совсем не от него, что много работы, а из полиции про кар-акцидент. И один раз даже разревелась, поймав себя на страшной мысли, что фатальная авария была бы самым легким выходом из ее непростой ситуации.
– Лен, я очень осторожно вожу.
Но она продолжала донимать его отдельным сном, уверяя, что заботится исключительно о нем.
– Лен, я не уйду! – не выдержал он однажды.
И ушел. В свой кабинет, шарахнув дверью. В тот вечер она легла спать без него, но пролежала в постели одна не больше десяти минут. Дима не зажег ни верхнего света, ни лампы на прикроваткой тумбочке. Молча разделся, бросив одежду случайно мимо кресла, и лег на свою законную половину широченной кровати. Алена промолчала, но после вынужденного похода в туалет, подняла его одежду и повесила на спинку кресла.
– Спасибо, – услышала она за спиной, хотя была уверена, что Дима спит.
– Я просто так, – попыталась она оправдаться, вдруг решив, что муж принял простое действие за очередной выпад в свой адрес. – Извини, если разбудила.
– Я не спал. Не могу спать, когда мы с тобой ругаемся.
– Дима, мы не ругались.
Алена вернулась в кровать под одеяло и, когда захотела расправить подол ночной рубашки, натянувшейся на огромном животе, неожиданно встретилась на бедре с рукой Димы. Он стиснул ей пальцы и тут же оказался губами на щеке.
– Он украл тебя у меня.
Алена перестала дышать и точно бы задохнулась, не положила Дима вторую руку на бок ее живота, где четко проступало тельце малыша. Нет, Думов никак не мог догадаться про Стаса. Она постаралась как можно больше вписать Русскова в ее повседневную жизнь, чтобы никакой случайный звонок от него или ему не стал бы для Димы тревожным звоночком.
– Она не только твоя мама, – Дима перевесился через плечо Алены к животу. – Она еще и моя жена. И мне без нее очень плохо.
Рука Димы скользнула под подол, но до живота не дошла, замерев между стиснутых ног Алены.
– Дима, что ты делаешь?
Алена не сумела скинуть с себя его руки, хотя и попыталась: Дима приблизился еще ближе к заветной цели и к ее лицу.
– Зай, ну уже вот-вот. Ну чего ты теперь-то боишься?
Она увернулась от поцелуя один раз, второй не получилось – помешал живот, не перевернуться.
– Дим, я не хочу. Просто не хочу и все…
– Лена, – он прошелся рукой по дрожащему бедру, но губ больше не поцеловал.
– Я полгода держался. Сейчас еще два месяца. Пожалей меня, пожалуйста.
– Дим, – она отвела его руки от своего лица. – Сколько раз я предлагала тебе помочь?
– Руками я могу и сам, – почти огрызнулся он. Куда почти: прорычал ей в лицо разъяренным львом. – Я с ума по тебе схожу. Ну как ты этого не видишь?
– А ты не видишь мой живот? – спросила Алена с вызовом, чувствуя, как все у нее занемело. Даже малыш затих, почувствовав страх матери.
– Лена, ты одна, что ли, беременна? А другие нет? Почему у других все девять месяцев секс есть, а меня ты даже поцеловать не хочешь?
Алена не двигалась: вжалась в подушку и глядела в знакомое лицо затравленным зверьком.
– Потому что не хотела раздражать тебя еще больше. Я не могу, Дима. Ты не понимаешь. Это как с ребенком в постели… Дима, это противно…
– Ясно. Противно. Ну так и надо было сразу сказать!
Он шумно вылез из кровати, схватил с кресла одежду и вышел, снова шарахнув дверью, на сей раз дверью спальни. Алена схватилась за живот, и малыш толкнул ее так сильно, что продолжать лежать она больше не могла. Снова надо было вставать. Погасив свет в ванной, она зажгла его на кухне. Хотелось пить, но Дима, оказавшийся на диване с раскрытым ноутбуком, принял ее приход на свой счет.
– Иди спи, – бросил он грубо. – Я не вернусь.
– Я за водой пришла, – прошептала Алена, продолжая двигаться в сторону холодильника.
Дима никак не отреагировал на ее слова: если только еще быстрее защелкал клавишами.
– Дима, иди спать. Тебе завтра за руль.
– Я сам решу, когда мне идти спать, – бросил он грубо, и Алена поджала губы.
Так нельзя – с ним надо помириться. До родов осталась неделя. Как они будут рожать… Еще и не пойдет с ней. Как она будет в госпитале одна?
– Дима, ты не так меня понял… – начала Алена осторожно, хотя и знала, что в каком бы контексте не прозвучала фраза, а ей действительно от поцелуев Димы стало противно. Она не хотела изменять Стасу даже так невинно.
– Лена, иди спать! – почти выкрикнул Дима.
Он не смотрел на нее, и свет из кухни лишь немного освещал темный салон. Его лицо высвечивал экран ноутбука – как монстра из ночных кошмаров.
– Дима, пойдем вместе…
Сердце билось в висках, голос дрожал, к глазам Алены подступали слезы. Он отбросил открытый ноутбук в сторону.
– Лена, что ты от меня хочешь?
Он повернулся к ней, но с дивана не встал.
– Я хочу спать. С тобой.
– Со мной спать ты не хочешь.
Алена сглотнула.
– Не в этом смысле, Дима. Почему ты все опошляешь?
– Опошляю? – он вскочил с дивана, но в кухню сделал всего один шаг. – Что пошлого в том, что я хочу свою жену? Да, Лена, ты представить себе не можешь, насколько ты сейчас сексуальна. Просто не можешь. Это не желание слить, как ты не понимаешь? Это другое… Желание слиться.
Он наконец вышел на свет, но между ними остался нейтральной полосой кухонный островок. В большой вазе стояли цветы, которые Дима принес ей, отмечая тридцать восьмую неделю беременности.
– Мне кажется, что я тебя потерял. Ты думаешь только о ребенке. И это он еще даже не родился. А когда родится, где во всем этом буду я? На работе? Зарабатывая для вас деньги? Лена, ну неужели тебе вообще не хочется меня обнять? Почему в тебя все атрофировалось? Ведь пишут, наоборот в беременность хочется секса. Дело во мне?
Он спросил это не с вызовом, а с болью – неприкрытой, и Алена стиснула губы. Как ему сказать правду? Правду говорить нельзя. Не сейчас. Рано.
– Во мне. Мне действительно страшно. Мне стыдно. Считай это так… Ну он же шевелится внутри. Ну ты сам подумай, как это…
Дима опустил голову и забарабанил пальцами по граниту.
– Лена, это не стыдно. Ты себе навыдумывала. Я не знаю, – он мотал головой и не смотрел на нее. – Нельзя быть настолько серьезной. Ну, сама подумай… Врач же говорит, что у тебя никакого открытия, а уже пора бы… Давай постучусь к нему? Может, откроет папе?
Дима поднял глаза – они смеялись, но тут же потухли.
– Лена, ты чего? Ты плачешь?
Да, она не выдержала. Он тоже – рванулся к ней, снеся угол островка и даже не заметив боли. Прижал ее голову к груди и припал губами к волосам.
– Лена, из-за меня дурака плакать. Пожалуйста…
Алена вытащила руки, которыми прикрывала живот, и обняла мужа – скорее, по инерции, чтобы не упасть, а потом из жалости, но не к нему, а к себе: ей было противно от скопившейся в этом доме лжи, но она продолжала лгать ради ребенка. Она не может думать о себе, еще неделя или две, и правда откроется. И тогда не будет больше объятий, в которых так стыдно.
– Давай ложись, – Дима подтолкнул ее в коридор, ведущий к дальней распахнутой настежь двери.
В оба кабинета и в детскую двери закрыты, и только эта черная дыра ждет свою жертву. Алена легла в кровать и уткнулась носом в подушку. Димина рука опустилась ей на плечо. Она уже открыла рот, чтобы сказать «Дима, не надо…», но из него вылетело тихое:
– Только осторожно, ладно?
Дима дернулся от нее, точно от раскаленной сковородки.
– Лена, я просто тебя обнял.
Она уже выдохнула: хозяин – барин, так всяко лучше, она чиста перед собой, мужем и Стасом. Но вдруг Дима вернулся и коснулся губами ее уха.
– Ты действительно не против?
Она давно не слышала его голос таким низким. Она не против – это он хорошо сказал. Спросил бы, хочет ли она этого, пришлось бы врать.
– Ленка, ну поцелуй тогда меня хотя бы…
Да, он не добавил: а то как с резиновой куклой трахаться. Такой она себя сейчас и чувствовала: бесчувственной и раздутой, как шарик. Пришлось повернуться к нему: далось это с трудом, и спящий малыш перевалился на другой бок. Темнота скрыла заблестевшие на глазах слезы. Ей было стыдно перед всеми разом, и больше всего не перед сыном, а перед собой. Как же она вляпалась в такое дерьмо?
Отвечать на поцелуи особо не получалось – они не могли прижаться друг к другу из-за живота. Дима приподнялся над подушками, но теперь, вместо того, чтобы обнимать его за шею, Алена удерживала его живот над своим, хотя он и просил ее этого не делать. В итоге пришлось отвернуться. Дима целовал ей шею, а она все подтягивала и подтягивала плечи к ушам, чтобы избавиться от его губ. Хотелось крикнуть в голос – да сделай ты уже это и отвали! Но она сжимала зубы и молчала, только все выше и выше подтягивала к груди подол ночной рубашки, чтобы Дима догадался, что пора заканчивать с прелюдией. Теперь руки ее спасали грудь.
– Не трогай, пожалуйста, соски, они болят…
Внутренний голос рвался наружу – не трогай меня всю! Но было поздно отступать
– она сама предложила. Дима уткнулся носом ей в шею. Движения его были осторожны, но Алена сжималась все сильнее и сильнее, точно из нее выпустили весь воздух. Вздохнула она с ним в унисон, хотя не почувствовала ничего, кроме облегчения от сознания выполненного супружеского долга. Надеясь, что это было в последний раз.
