Текст книги "Просроченное завтра (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)
– И мороженое, да? – ничуть не расстроился Стас. – И торт? Тебе еще рано после шести не есть.
Не спрашивая ее желания, он заказал им по апельсиновому соку и не сказал ни слова про карту вин. Впрочем, чему удивляться? Он же за рулем.
– Лена, обещаешь быть со мной предельно честной? – Она тут же кивнула. – Почему ты согласилась на дурь Эльвиры? Чем тебя не устраивала работа в офисе?
Алена собрала всю волю в кулак. Она не разбудит в Стасе зверя и не поссорит с партнером по бизнесу. Ни слова про пиво, увольнение и Сашин ультиматум.
– Саша смог убедить меня, что на экономическом поприще сейчас проще преуспеть.
– Убедил? Вот так, за один вечер? И ты послала к черту свою мечту стать гидом, да?
Алена не знала, как выпутаться и какое объяснение может показаться Стасу более правдоподобным.
– Нет, не послала. Но… – Алена старалась не отводить взгляда от его серьезного лица. – Просто я не хочу снова проходить через ужас вступительных экзаменов и снова не найти себя в списках.
Стас даже бровью не повел, и Алена продолжила:
– Саша обещал оплатить учебу, если Эльвира скажет, что у меня есть способности.
Теперь Стас моргнул. Поднял вилку, но тут же положил обратно.
– Если только в этом причина, то я оплачу твой Кулек. В него ты, кажется, поступала. Думаю, на коммерческое возьмут даже сейчас. В любом случае всегда можно поговорить с нужным человеком. Согласна? Все бросить к чертям собачьим и пойти учиться на дневной. Согласна?
Ее спас столик между ними. Иначе Стас вытряс бы из нее согласие. Но сердце и так стучало, как ненормальное, гоняя салатный лист по горлу вверх-вниз. В ушах стояли слова Эльвиры: «Я делаю это для Стаса», и она, она тоже сделает это для него.
– Нет, я хочу попробовать себя в финансах. Тогда у меня будет, из чего выбирать. Стас скомкал чистую салфетку и чуть не швырнул на пол.
– Саша делает так, как ему лучше. Поучись у него плевать на желания других. Лен, не надо никому не нужных жертв. Зачем тебе эти тупые цифры? Лучше учи даты закладки храмов. Лен, не надо считать мои деньги ни в прямом, ни в переносном смысле. Поверь, это не та сумма, ради которой стоит через себя переступать. А если ты боишься… – Его лицо окаменело от серьезности. – Я оплачу все пять лет сразу, и ты меня никогда больше не увидишь.
Губы слиплись, и Алена не могла сказать ему «нет». Однако шея кое-как, пусть и со скрипом, но работала. Она не хочет ни чтобы он платил за нее, ни, тем более, чтобы исчезал из ее жизни. И еще ей претит сама мысль, что он подумает, будто для нее его деньги важнее его самого. Однако одним кивком головы это не выскажешь, а язык отказывался слушаться.
– Что это? – не понял Стас, когда на их столике появилась бутылка шампанского. – Я не заказывал.
Официантка виновато улыбнулась и кивнула в сторону шумного столика.
– Это от них подарок.
Стас бросил беглый взгляд на разгулявшихся молодых людей, кивнул им и поманил к себе официантку:
– Скажи им, что я за рулем, а моей сестре нет восемнадцати, – сказал он, когда девушка нагнулась к нему. – Скажи, что я попросил подарить бутылку тебе.
Официантка вспыхнула и, забрав бутылку, заковыляла к столику. Стас перегнулся к Алене:
– Будем надеяться, что парни не из обидчивых.
Алена с опаской покосилась на столик дарителей. Официантка уже отошла от них с бутылкой. Стас обменялся с парнями какими-то знаками и попросил официантку побыстрее принести счет.
– Прости, Лен, за короткий ужин. Но лучше не искать приключений на пятую точку. Можно поискать рядом мороженицу, если хочешь?
Алена замотала головой.
– Может, мы просто погуляем?
– Где, здесь? Или около твоего дома?
– Моего, наверное.
Стас больше не заговаривал про учебу. Он оставил машину на Фонтанке, и они медленно побрели к Невскому, сторонясь шумных входов в рестораны. Оба молчали. Алена думала про всех сразу: Эльвиру, Светловых, Альбину и Олесю. Стас, наверное, думал про сестру, Славу и маму. Потом они спустились к воде, сели на ступеньки и продолжили молчать.
– Лена, – Стас сжал пальцы Алены и затянул их в рукав пиджака, чтобы согреть.
– Обещаешь сказать мне, если Эльвира со своими цифрами тебе надоест?
Алена кивнула. Стас свободной рукой обнял ее за талию и отвернулся к воде, в которой дрожали отсветы фонарей.
– Ночь, улица, фонарь, аптека… – он запнулся. – Пройдет еще хоть четверть века… – И затряс головой. – Ия все равно не научусь читать девушкам стихи. Кто твой любимый поэт? Кроме Пушкина…
Стас повернулся с улыбкой и склонился к ее лицу, но не для поцелуя, а чтобы потереться носом о ее нос…
– Вот прошлым летом было лето, – сказал он, не дав ей ответить про поэта, – а этим летом лета нет. И где жила соседка Света, не зажигают больше свет.
– А я Агнию Барто люблю.
Стас снова потерся о ее нос.
– Вот и не бросай меня, потому что я хороший…
– Не брошу, – отозвалась Алена и зажмурилась, но поцелуя так и не получила.
За спиной раздавался чей-то пьяный смех. Где-то что-то плюхнулось в реку. Как говорят старожилы, в этот час все доброе уже легло спать, а злое вступало в свои законные права. Но воды Фонтанки еще час мерно бежали мимо туфли, прижатой к ботинку, и как и их владельцы, никуда не спешили.
Конец первой части. Не удаляйте из библиотеки. Возможно, что продолжение будет добавляться не отдельной книгой, а в этот же файл.
И буду рада прочитать ваши отзывы на роман.
Спасибо!
Часть 2: Глава 1 «Со своим уставом в чужой монастырь»
За два месяца ежедневного общения с Эльвирой в жизни и голове Алены все встало с ног на голову. Она порой забывала, которое сейчас число, зато четко знала, какой день недели, потому что по будням в восемь тридцать ей кровь из носа надо было стоять под аркой. Ученица во всем слушалась учительницу, кроме одного – игнорирования ее сына. Теперь она общалась с ним больше, чем с собственным братом. С Максом из-за постоянной спешки они обменивались лишь краткими здрасьте-до-свиданья, а от Александра, который давно стал в разговоре просто Сашей, она узнавала все подробности его личной жизни, которые сводились, впрочем, к одному – успехам Евы.
Няня Люда за два месяца сотворила с ребенком чудо – девочка не только начала произносить отдельные слова, но и даже составлять элементарные фразы. Оксана в машине всегда молчала, и Алена в конце концов намекнула Саше, когда тот принес документы, забыв, что мать ушла к зубному, что подчеркивая перед ней достижения дочки, он каждый раз бьет по самолюбию своей жены.
Они пили чай. Саша долго смотрел на плавающий в чашке лимон, прежде чем поднять глаза. В голос его вернулась прежняя пугающая сухость, и даже внешне он вдруг накинул несколько лишних годков. Или же при долгом рассматривании Алена наконец увидела на лице господина Светлова следы нечеловеческой усталости, которые в материнской квартире тот старательно скрывал за приветливыми улыбками сына, а в машине – за горящими глазами счастливого отца.
– Ты не знаешь, что мы пережили за эти два года. И ужасно сознавать, что многое мы делали не так, потому что не слушали тех, к чьему мнению стоило б прислушаться.
Алена поняла, что он имеет в виду Эльвиру.
– Возможно, если бы такая Люда вошла в наш мир чуть раньше, в нем было бы меньше бессонных ночей. Но я свято верил, что Оксане, как маме, видней, что лучше для нашего ребенка. Я не мог и подумать, что ребенку станет лучше, если гиперзаботливой матери будет в ее жизни гораздо меньше. Но если я надоел тебе разговорами о Еве, то так и скажи. Я пойму. В восемнадцать чужие дети меня тоже мало трогали.
Алена выдержала его злой бесконечный взгляд.
– Мне три недели уже, как девятнадцать, – отчеканила она на его манер.
Саша опустил глаза и растянул губы в подобие улыбки.
– Но ведешь ты себя все еще на восемнадцать.
На этом неприятный разговор не закончился. Саша не стал дожидаться возвращения матери:
– Раз ты не маленькая, то сама со всем разберешься.
Он даже дверью хлопнул перед ее носом, не позволив себя проводить. Алена бегом вернулась в кухню, схватила его чашку и выплеснула весь чай вместе с лимоном в раковину, забрызгав столешницу. Но вместо того, чтобы схватиться за тряпку, она вцепилась себе в волосы, уселась в джинсах на кафельный пол и разрыдалась. С глаз тут же потекла тушь. Алена чертыхнулась и бросилась в ванную привести себя в порядок до возвращения хозяйки. Косметика с глаз простым мылом не смывалась, а брать косметическое молочко из запасов Эльвиры она не посмела, потому перевела кучу туалетной бумаги, боясь оставить на белом полотенце черные разводы.
Теперь следовало заново накраситься. Эльвира в первую же неделю прочитала Алене лекцию о том, как должна выглядеть девушка. От мамы она слышала только
– чего намалевалась, даже после использования одной лишь помады. Правда, это противостояние началось после повальной моды на «смоки-айс», которой ее в четырнадцать лет заразила Лидка. Теперь мать ей ничего не говорила. За два месяца она была дома лишь дважды, и обе поездки чувствовались как гости. В первый визит они обсудили Стаса, и мать с бабушкой, кажется, поверили, что он «хороший мишка», хотя поверить в наше время, по словам бабушки, в платоническую любовь невозможно.
– Бабуль, какая любовь? У нас ничего личного, у нас бизнес!
Про почти ежедневные ужины она не стала распространяться – все равно не поймут, что человеку до безумия необходим другой человек для общения, если он не одинокий волк, а Стас не был ни волком, ни одиночкой – он просто в одночасье лишился семьи. Вплоть до сестры. Но о Марине они почти не говорили. Алена только знала, что у нее все хорошо. Прямо как у доллара, который с тринадцати рублей прыгнул аж на семнадцать. О том, что бизнесу плохо говорить вечерами не стоило, она знала все цифры и без него. Они говорили о погоде. Особенно во вторник двадцать седьмого октября, когда пошел первый за месяц дождь. Они смотрели в мутное стекло и оттягивали минуту выхода в мокрую тьму. Или все же минуту расставания? Алена смотрела в спокойное лицо Стаса, но оно не давало ей никакого ответа.
– В Питере даже в ресторанах должны продавать зонтики! – усмехнулся тот. – Я не поверил в прогноз погоды…
А она поверила и потому сменила пальто на плащ, хотя ей безумно не хотелось этого делать. Тетя Маша заявила, что к хорошему быстро привыкаешь. Глупая, Алену грела не итальянская марка и не цена пальто, а мысль о дарителе. К нему она и бежала, сломя голову, позабыв зонт в прихожей Эльвиры. И завтра, если снова верить синоптикам, ей быть мокрой. Но мокрой она не была. Полина уходила рано по неотложному делу и довела ее до арки под своим зонтом, а Саша не опоздал. И вот сейчас дворники так же бешено, как и утром, разгоняют воду на лобовом стекле, как десять минут назад ее пальцы размазывали по щекам слезы.
Дрожащей рукой Алена набрала номер мобильного. Саша ответил после второго гудка:
– Мам, я оставил все Лене. Делай с этим, что хочешь. Мы реально в большом минусе.
– Саша, это я, – не сразу сумела перебить его Алена. – Я звоню, чтобы извиниться.
Ответ запоздал. Она даже услышала, как щелкает поворотник. Должно быть, Саша опустил руку с аппаратом на руль. Других звуков в салоне не было, а Саша никогда не ездил в тишине.
– Тебе не за что извиняться, – голос его сделался глухим, хотя начинал он разговор довольно бодро. – Лен, я понял, что ни со своими проблемами, ни со своими радостями тебе не интересен. Все нормально. С этой минуты ничего личного, только бизнес. Так даже лучше для бизнеса. У тебя в голове и так не осталось свободной ячейки памяти.
Алена начала крутить в воздухе воображаемый телефонный шнур.
– Саша, это неправда. Мне интересны успехи Евы. Просто Оксане…
– Я не намерен обсуждать с тобой свою жену! – он почти прокричал это, тут же глухо буркнул «пока» и отключился.
Алена уселась с трубкой на диван, чувствуя себя еще худшей дурой, чем до звонка. Кот приподнял голову, и Алена машинально погладила его – Арчибальд принял ее в семью. И Александр Сергеевич тоже. Чего стоил только ее день рождения! Он все продумал, заказал отдельный зальчик в неброском кафе, чтобы не смущать ее маму и бабушку. Здесь был и он с женой, и Эльвира, и даже Катя с Пашей и его женой. Небольшой корпоратив, чтобы родственники Алены не подумали лишнего. Макс играл на гитаре, Полина читала стихи, а у жены Паши оказался неплохой голос. Недовольным остался один лишь Стас. Саша не собирался красть у него этот вечер – он честно поверил в возлюбленного срочника и хотел подарить верной имениннице праздник, говоря, что у той от занятий уже дымится черепушка. Алена ничуть не расстроилась – ее сердце ликовало при виде скорбного вида Стаса, и она не спала всю ночь и весь день злила Эльвиру глупыми ошибками, но вечер не привнес в отношения со Стасом ничего нового. Ужин оказался так же скуп на чувства, как и на алкоголь. Хотя она стараниями Эльвиры сделала большие успехи не только в бухгалтерии. Начали они с шампанского в буфете театра Буфф, который находился на противоположном берегу реки. Ее и на выход принарядили из гардероба Кристины, и спать уложили, видимо в ее же кровать, потому что утром ей предложили на выбор целый шкаф.
– Оксана отказалась брать вещи Кристины, – сказала Эльвира, морщась.
– Мне, понимаешь, уже не по возрасту и не по формам. Выкинуть рука не поднимается. Я выросла в бедности. Подарить некому. Все мои родственники в Москве. Может, тебе что приглянется? Бери, не стесняйся.
Однако выбрать из всего этого дорогого изобилия оказалось крайне сложно, и Алена подумала, что Оксана побрезговала не чужими вещами, а вкусом их владелицы. Алена с трудом отыскала длинную юбку без всяких рюшечек, блесточек и прибамбушек, пусть и розового цвета, а вот кофту пришлось надевать в цветочек. Быть может, в ночи после шампанского она бы себе в этом наряде и понравилась, но не при свете дня и не на трезвую голову. Однако Саша оказался иного мнения
– он окинул ее критическим взглядом и без всякого сарказма сказал, что на ней это смотрится куда лучше, чем на Кристине. Эльвира этого не слышала, и у Алены получилось замять комплимент, который Саша не повторил до ее праздника. Тут уж комплимент ей пришелся совсем не по вкусу.
– Если бы мать выбирала Кристине одежду, Тимка, возможно, не завел бы столько любовниц.
Эльвира подарила ей красивое приталенное бордовое платье в пол из переливающегося бархата с открытой спиной и итальянские туфли с удлиненными носами на высоком и тонком, но устойчивом каблуке. Заодно отвела в парикмахерскую на макияж и сделать прическу. Стас обязан был пасть к ее ногам, но он станцевал с ней единственный танец, точно с тряпичной куклой, да и то лишь после того, как Саша пригласил на танец Оксану и попросил Пашу с женой составить им компанию. Когда Стас в нерешительности замер подле стола, Алена успела испугаться, что он пригласит Полину, оставив ее с Катей грустить у стеночки.
Алена наглаживала кота, нетерпеливо поглядывая на часы, но Эльвира не возвращалась. Домой можно было не спешить. Макс три дня, как улетел в Берлин. Возможно, погода скорбела по потерянному таланту. Но даже Полина не обронила скупой слезы. Усмехнувшись, Алена вернулась в кабинет. Бумаги подготовлены отлично – Стас хорош во всем, кроме отношений с ней. Уши с подаренными им серьгами горели праведным гневом. Ну, неужели ж он настолько слеп, что не видит, как ей тяжело быть с ним просто бесполым другом?!
Алена начала вбивать цифры в программу и злость постепенно сошла на нет. Зазвонил телефон. Она схватила трубку в надежде услышать голос Эльвиры, но звонил Саша:
– Лен, у матери давление подскочило. Я отвезу ее к врачу, так на всякий случай. Мы будем поздно. Захлопни дверь. Замок сам закроется.
– Саша, я вас дождусь и могу остаться с ней на ночь. Если надо, – добавила она быстро, испугавшись разлившейся в трубке тишины.
– Вообще-то я собирался остаться сам, но если хочешь…
– Если она хочет… – поспешила перебить Алена, испугавшись нечаянной наглости. – Макс уехал, так что я теперь полностью свободна.
– Хорошо, тогда я скажу жене, что приду ночевать домой. Спасибо.
Повесив трубку, Алена продолжила работать с документами, не желая вдаваться в финансовую ситуацию. Налог на прибыль в четвертом квартале они платить не будут, хотя третий квартал, отчеты за который они только что закончили, был довольно успешным. Выключив программу, она спохватилась, что до встречи со Стасом остается полчаса. Возможно, он еще в офисе, но лучше позвонить на мобильный.
– Жаль, – сказал он тихо. – И Эльвиру, и вечер без тебя… Как думаешь, может, мне привезти Оксану к Эльвире?
Алена стиснула трубку и почти поцеловала микрофон, шепча:
– Ты в своем уме? У Эльвиры давление и без невестки. Отвези Оксану домой к ней.
– Можешь не шептать, – усмехнулся он. – Я на улице курю и смотрю на дождь. Хорошо, что тебе не нужно будет сегодня мокнуть.
Алена закусила губу, чувствуя, что золото в ушах начинает плавиться. Какой же идиот его даритель!
– Да, – почти выплюнула она в трубку. – Я тоже рада, что мне не нужно никуда сегодня идти.
Стас ничего не ответил, и она выпалила в трубку:
– Ладно, мне надо с твоими бумагами до их возвращения разобраться. Пока.
Она прижала трубку к базе с такой силой, точно желала расплющить. Раздавить каблуком. Так же отлично, как это делал с ней Стас своим безразличием. Арчибальд просунул морду в дверь, ища хозяйку.
– Пойдем, принц, я тебя покормлю.
Кот покорно вернулся в коридор и поплелся за временной хозяйкой в кухню. Алена положила ему еды и сделала себе бутерброд. Еды, как всегда, на двоих. И этим вторым сегодня может оказаться Саша. Если они вернутся от врача слишком поздно, он будет чертовски голоден.
Они действительно вернулись поздно. Мать была бледна. Сын черен.
– Что сказал врач? – спросила Алена после минутной заминки, когда Саша принял от матери полупальто.
– Все хорошо. Просто погода, – ответила Эльвира, принимая от Алены тапочки.
– Я пошел, – бросил Саша, ни на кого не глядя.
Он хлопнул дверью так же, как и утром. Эльвира прошла в ванную умыться и решила уже лечь.
– А вы есть разве не будете?
– Нет, нет, благодарю. Но ты поешь, пожалуйста.
– Я поела уже. Думала, Саша останется.
Эльвира едва заметно скривила губы:
– Я сыта заботой сына и безумно рада, что ты осталась со мной вместо него. Хотя, я очень надеюсь, завтра быть на ногах.
Арчибальд в это время терся о ноги хозяйки и побежал за ней в спальню.
– Животные хорошо чувствуют людей, с кем рядом лучше. Арчибальд предпочитает тебя Саше.
Алена чуть не выдала: «А вы? А вы-то кого предпочитаете рядом?..» Но вовремя сдержалась. Это она виновата, что влезла со своей помощью. Может, сыну с матерью было позарез необходимо побыть вместе. Да что ж этот Александр Сергеевич тактичен там, где совсем не надо! А она точно в очередной раз расписалась перед ним в своей дурости. Верно говорят, некоторые с годами умнеют, а другие становятся старше. Ей девятнадцать, а в пятнадцать она, кажется, в людях и их желаниях разбиралась куда лучше.
Алена достала из шкафа Кристины ночную рубашку и забралась под одеяло. Только сон не шел. Если бы можно было пройти на кухню за оставшимся с недавнего ужина вином… Они пили по половинке бокала, что давало возможность почувствовать букет и не опьянеть. Или она просто не замечала опьянения. На дне рождения ее, возможно, тоже повело совсем не от трех бокалов шампанского, а от дурости Стаса. А сейчас, небось, так же трясет Сашу от ее наглого вмешательства в его семью. Если сегодня он опрокинет в себя стакан виски, это будет всецело ее вина.
Алена зажмурилась, но не заплакала, вспомнив про несмытую косметику. Теперь ждать до утра, чтобы лишним шумом не тревожить Эльвиру. Она выдвинула ящичек прикроватной тумбочки спрятать в него полную волос резинку, чтобы не портить чистоту комнаты, и наткнулась на журнал «Звезда» с закладкой на пьесе «Привал комедианта, или Венок Грибоедову». Вот от кого у Саши страсть к журналам. Кристина просвещала младшего брата мужа, а теперь этот брат перенял эстафету и просвещает ее. Ну, что ж… В бессонную ночь почему бы и не почитать… И так она всю среду работала!
Глава 2 «Блюз для Полины»
Полина стряхнула с зонтика воду и протиснулась в узкую дверь метро. Она опаздывала минут на пять и нервничала, хотя и понимала, что ее будут ждать хоть час, хоть все два. Среди страниц книги лежали крупные купюры, которыми она второй месяц оплачивала долг перед спасшим ее парнем в тайне от него самого и его семьи. Таня, одна из двух медсестер, ухаживающих за больным, читала у поручней журнал «Пиза». Девушка подняла на Полину глаза и сказала набившую оскомину фразу «Кириллу лучше». Полина перестала спрашивать, что это значит
– ей важно было, что пока он находится в больнице, к нему бы чаще подходили, имея наготове даже те лекарства, которые не полагались бесплатно. Девушки честно делили между собой оставшиеся после закупки медикаментов деньги и добросовестно выполняли свои обязанности даже в переполненной больнице.
Полина достала из сумки детектив Марининой и протянула девушке.
– Полина, но есть и плохие новости, – сказала медсестра, спрятав книгу в рюкзачок. – Его могут через неделю выписать.
Полина встрепенулась и нервно тряхнула сложенным, но не закрытым зонтом.
– Как так?
Таня пожала плечами:
– Он больше двух месяцев лежит.
– Его нельзя выписывать. Мать не сможет за ним ухаживать, как ухаживаете вы. И лекарства. Я больше чем уверена, что у них нет на них денег.
– Можно попросить лечащего врача…
– Сколько?! – перебила Полина громким театральным шепотом.
Медсестра смущенно опустила глаза.
– Я должна узнать. Но он берет много и в американских долларах. А сейчас это…
– Узнай цену и пришли мне на пейджер только цифру. И в понедельник жди меня здесь же в это же время.
– Полина, вы меня не слышите. Это будет много.
– Я прекрасно тебя слышу. Кирилла не должны выписывать. Поняла? Тебе же выгоднее.
– Полина, можно нанять сиделку домой. Ему уже разрешили вставать. Руки-ноги, слава богу, работают. Сиделка обойдется вам дешевле, и я знаю хорошую женщину…
– Таня, опять повторить, что никто не должен про меня знать? Я не смогу оплачивать сиделку открыто.
– С больницей будет дорого, и у нас мало мест…
– Плевать я хотела на ваши места! Кирилл должен находиться в больнице, пока не сможет обслуживать себя самостоятельно. Чего непонятного? Не надо считать чужие деньги, пожалуйста.
Полина простилась с медсестрой и вернулась под дождь. До театра она бежала, хотя ветра почти не было, и зонтик сохранил одежду и ноги в сухости и сохранности, за исключением глаз. Но над слезами зонты не властны. Полина шмыгнула носом, вытерла ладонью глаза и вошла за ключом в службу охраны уже более-менее спокойной. В гримерке она уселась на заваленный книгами диванчик, с трудом отвоевав кусочек, не нарушив порядке книг. Одна из актрис строчила между репетициями и спектаклями реферат. Себе или за деньги, Полина не спрашивала. Только одиночество длилось недолго. К ней заглянул «Дед Мороз», настоящий с бородой, и с песней из «Ну, погоди!» Когда она даже не улыбнулась, он пропел почти фальцетом:
– Расскажи-ка, милая, как дела?
– Хреново…
Дед Мороз стащил бороду и потер небритый подбородок.
– Ты че, влюбилась, дура?
Полина пожала плечами. «Дед Мороз» скинул кафтан и повесил в шкаф.
– Два месяца минус три дня – это даже не два года, да еще и не в горячей точке. Ты, мать, что-то совсем того, тронулась…
Он одернул джемпер и уставился в лицо неподвижной Полины.
– Заказы на новогодние корпоративы со стриптизом принимаем?
– Дань, ты сейчас серьезно?
– К сожалению, да. Ну? Твой ответ?
– Я пас. Спроси Милку. У нее фигура лучше.
– Не, я с тобой дольше знаком, – ответил он голосом отца дяди Федора из «Простоквашино». – А Милку в первый раз вижу. Отказываемся, значит?
– Я не буду раздеваться ни за какие чаевые… Пусть идут в стрип-клубы.
– Ну и дура… – сказал Даня тихо и с улыбкой. – А я б разделся. Да только любителей мужского стриптиза маловато пока. Есть, конечно, но мало…
– Даня, неужели тебе не противно? – спросила она без особого изменения безразличного тона.
– Деньги, Полька, не пахнут. И я их честно отрабатываю у шеста. А с богатыми бабами редко хожу, вот это действительно противно. А что делать… Это лучше, чем мой брат… Да, ладно, хрен с ним. Может, найдется баба, ради которой он позабудет мужиков. Кстати, на оперу к нему хочешь? Он говорит, давно никого не проводил.
– Дань, я ничего не хочу. Объяснила же тебе. И пошел бы ты на фиг. Я хочу порепетировать.
– Как скажешь…
Дверь закрылась, и Полина уткнулась носом в кофту, лежавшую на подлокотнике. Слезы снова явились без разрешения, заставляя хозяйку чувствовать себя полной дурой. С Максом она простилась сухо. Держалась из последних сил, чтобы не показать ему, что она действительно чувствует. Скрыть хотя бы внешнюю сторону – слезы. Что творилось в душе, Полина сама пока не понимала. Слишком долго она играла в черепаху, спрятавшись от любой возможной любви в панцирь. Слишком больно терять того, кого любишь. Это она познала с отцом. Сидя у молчащего телефона, она поклялась себе никогда не любить. Говорят, первая любовь самая опасная – от нее Полина бежала, как от огня. На первом курсе выбрала парня в ночном клубе и пошла к нему домой. Он был в большем шоке от испорченной простыни, чем она от своего решения никогда не вспоминать первый раз – она убеждала себя, что парень тоже представился другим именем и никакой он не Олег. Остальных она тоже не запоминала. Только считала – когда закончились пальцы, внутри что-то надломилось, и она на два года перестала отвечать на ухаживания, выдумав срочника в Чечне. Погибшего в итоге.
Любовь – это не брать. Любовь – это отдавать. Так учила на уроке литературы старенькая учительница. Сняв комнату в коммуналке, Полина вдруг вспомнила этот совет. До этого вспоминать не хотелось – вокруг богемные циники, которым оценить подобное не дано природой. Макс казался другим, но Полина долго дула на воду, но каждый день, наполненный его робкими взглядами, дарил Полине надежду, что этот оценит ее жест, и с ним есть шанс согреть душу, отдавая себя без остатка. С него взять особо нечего – кроме его самого. Только вот его самого она и не получила. Нет, она не увидела в нем циника, позарившегося на деньги ее отца. Она просто поняла, что гитару он прижимал к спине сильнее, чем ее – к груди. Но, может, успех в Берлине послужит толчком к успеху с ней? Только как не позволить надежде потухнуть за эти два месяца?
Макс собирался писать, но Полина понимала, что времени на интернет-кафе у него не будет. Поймать ее у телефона невозможно. У& если Макс и будет кому-то звонить, то домой матери. Остается только интересоваться делами брата у сестры. Хотя она успела отметить в кафе, как натянуты отношения между Аленой и родными. Из-за чего? Из-за того, что дочь решила сделать шажок вверх в городской иерархии? Так это правильно. А что через постель, так как иначе? Но этот Александр, видимо, очень дорожит ей, как работником, раз решил удержать в фирме против воли партнера. Хотя Стас мог бы и получше скрывать свое раздражение или вообще не приходить к надоевшей бабе. Но судить его не ее дело. И лезть к Алене в душу – тоже. Быть брошенной тяжело. Лучше уходить вовремя, на пике отношений, самой.
Полина повторяла это для себя перед зеркалом, но не хотела торопить события и примерять на себя новую роль в жизни. Впереди новая роль на сцене. Затем разъезды Снегурочкой. И Кирилл Казаков. Свои личные проблемы к черту. У парня они реальные. И она наступит себе на гордость, как собиралась сделать с записью диска для Макса, и позвонит отцу, если ей не хватит сбережений на взятку врачу и продолжение лечения бедного Кирилла. Таня уверяет, что его чудесным образом спас Бог и Полинины деньги – обычно после такой тяжелой черепно-мозговой травмы не оправляются. Что там в мыслях у Бога, Полина не знала, а деньги она готова отдать все до последней копейки или цента, как пожелают те, кто реально может помочь парню.
Она мало узнала о Кирилле. Таня сказала, что расспрашивать некрасиво, и она этого делать не станет. По официальным данным, он студент последнего курса университета путей сообщения, а что делает по жизни, неизвестно. Но это не суть
– ему явно многое придется начинать с нуля – память восстановилась, но время упущено. Два месяца огромный срок не только в любви. И, увы, по выходу из больницы она ничем больше помочь не сможет. Она полный ноль даже в театральной сфере – искала что-то такое, что могло бы стать хорошим противовесом Берлину, но увы…
– У нас какие клубы, Поль? – сказал знакомый администратор, занимающийся музыкальными коллективами. – Жратва и что-то там бренчит фоном. Потому ребятам и платят копейки. Нам до Европы шагать и шагать…
Как и ей, наверное, до понимания стремлений Макса. На дне рождения сестры он играл без группы, один, и это было безумно красиво. До мурашек. Расфуфыренная опекунша Алены заговорила с ним без тени снобизма. Спросила, что для него блюз. Макс по обыкновению замялся, но в итоге превзошел себя с ответом.
– Ну, как сказать, блюз – это реальное принятие жизни, как она есть со всей ее болью. Негры так и говорят. От тебя ушла женщина, это блюз. Ты ее любил, теперь тебе плохо, ты страдаешь, но продолжаешь работать и жить дальше. Блюз – это история, рассказ человека, который что-то пережил.
Женщина покачала головой и сказала:
– Вот оказывается почему мне так понравилась твоя музыка.
Вот почему Полина тоже мучается блюзом. Влажные голубые глаза рассказывают свой блюз, но он вряд ли кому-то понравится, потому лучше утереть слезы и улыбнуться.
