Текст книги "Второе Пришествие (СИ)"
Автор книги: Николай Коровин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)
Бабушка, получив в свою власть лишнюю пару рук, причем рук довольно крепких, тут же начала поспешно отдавать приказания, отправив Егора бороться с сорняками. Но поскольку тот начал выдергивать вместе с чертополохом клубнику вместе с усами, то пришлось отправить его за пределы участка, бороться с травой там. Тут же появился сосед, приставший с глупыми вопросами.
'Как учеба? А-а-а-а, уже закончил, – ('Посчитать что ли не может, идиот', – пронеслось в голове у Егора). – Где работаешь? Нравится? Много платят? Ну да, времена сейчас трудные, без блата никуда не берут. Жениться не планируешь?' – и тому подобное. Но наибольшее раздражение сосед вызвал, когда начал показывать как надо правильно держать косилку, с какой стороны лучше начинать кошение и так далее. Хотелось вырваться. Делать было нечего, интернет не ловился. Наступил долгожданный вечер, и Егор отбыл на станцию.
Подошел поезд, и он устроился у окошка. На станции остался пожилой мужичок жалкого вида, приподнявшийся на цыпочки, чтобы увидеть, как по вагону вместе с внучкой идет та, которую он полвека называл цыпочкой. Они небрежно махнули рукой, и дедок понуро поплелся по платформе. Поезд тронулся. В поездке Егор слушал электронную книгу, изредка поглядывая в окно, где лес и поля периодически перемежались небольшими городками, поселками, деревнями; также пейзаж разбавляли переезды и мосты. И вдруг поезд резко остановился, хотя и станции не было видно. Очевидно, было применено экстренное торможение. В вагоне началась суета. Егор снял наушники. По связи что-то объявляли, но, как это обычно и бывает в электричках, разобрать там что-либо было крайне проблематично. Кто-то уже убежал в соседний вагон. Вскоре из него выбежала девушка и потребовала воды и бинтов. На расспросы окружающих она отвечала уклоничиво. Но только она ушла, моментально поползли слухи. Кто-то уже успел похоронить потерпевшего. Воображались абсолютно разные варианты случившегося, а к тому же пищу для слухов добавляли те, кто все же решился отправиться на разведку в тот самый злосчастный вагон. 'Сколько там крови! Весь тамбур залит', – сухо отчеканил молодой парень, присаживаясь к своей спутнице, обняв ее и продолжив прерванный диалог. Поезд, постояв, минут десять тронулся. Когда поезд подъехал к станции, там уже дежурила бригада скорой помощи. Егор, пытавшийся сохранять невозмутимость и всем своим видом показывая полное равнодушие к происходящему, несмотря на обильный расспрос со стороны пожилой женщины, сидевшей на лавке напротив ('Мы вместе тут сидим, почему я должен знать больше? Мне тут трансляцию провели, что ли' – кипятился он про себя), на сей раз не удержался и подошел к противоположному окну, открыл его (обычно он боялся открывать окна, поскольку в старых электричках сделать это было довольно проблематично, а оказаться в глазах вагона дураком, который не может открыть окно, не хотелось) и высунулся. Он увидел, как двое волочат пострадавшего, хотя тот вроде и мог ступать сам. Поезд тронулся, и из тамбура вошел забавного типа мужчина лет пятидесяти. Он подсел обратно к знакомому, хотя Егор не видел его до этого в вагоне, и начал пересказывать события. Мужичонка размахивал руками и беспрерывно пожимал плечами, при этом его картофелеподобная лысеющая голова с дергающимися усиками и малюсенькими глазками оказывалась ниже этих самых плеч. 'Представляешь!', 'Да-да, прям вот так!', 'Ужасно' – сыпал он словами. В целом из его сбивчивой речи Егор смог составить свою картину: мужик курил в тамбуре, придерживая дверь ногой, чтобы шел свежий воздух с улицы, но не удержался и вывалился. Когда он падал, двери лишились поддержки и естественным образом закрылись, зажав ноги не внявшего предупреждениям Минздрава бедняги. Остальная его часть, очевидно, оказалась вне вагона и так там и болталась. Прибежавшим на шум пассажирам удалось вытащить его за ноги обратно в вагон. Очевидно, товарищ был сильно нетрезвый, поскольку боли почти не чувствовал. Рассказ услышал сидевший с другой стороны старичок и присоединился. Несмотря на преклонный возраст, старичок матерился чрезвычайно, и, что более всего удивило Егора, нисколько этим не конфузился. Но большая часть вагона, слышавшая его, выражала, очевидно, внутреннее согласие с осуждением выпавшего, из-за которого поезд задержался в пути.
Егор так и не надел наушники, поэтому слышал сейчас разговор своих попутчиков, сидевших напротив него. Это были женщина с ребенком. Поезд своим внутренним освещением озарил забор, где виднелся номер телефона, по которому можно было приобрести чудодейственный смиксованный сахар. Впрочем, большая часть цифр была замазана. Ребенок был как раз в том возрасте, когда детей интересует буквально все – они могут часами повторять 'а это что?'
'Мам, а почему цифры испорчены?' – закартавил мальчик.
'А это злые дяди торгуют ядами, чтобы дети случайно не позвонили! Вот добрые дяди и закрашивают'
'А может, и тети, – промелькнула мысль у Егора. – А ведь я сам всегда смеялся над взрослыми, видя как висят кругом телефоны с рекламой наркоты, что мол, они своих дитяток не берегут и не стирают их. А в последнее время я таким много вижу. Пока я думал, что есть хорошо, а что плохо, считал за достижение одно сообщение на форуме, мол, 'как убрать-то сие злодейство', люди покупают баллончики с краской и – пшик-пшик – и готово. Что и говорить...'
Егор уже хотел взгрустнуть, что зря потратился на билет, но тут по вагону пошли контролеры. Поезд остановился на очередной станции, и толпа зайцев рванула по платформе. За двумя контролерами возвышались два здоровенных удальца с нашивками 'Охрана'. Нутро у Егора заскрежетало.
'Вот два мужика! Станьте в тех и тех дверях и не пускайте! Что за бред? За что вам платят зарплату? В вагоне и так сидят те, кто так или иначе купит билет, кто законопослушный или живет на станции, где есть турникеты. Вот и все! Зачем это бродячий цирк с проверкой? Как часто вы ловите нарушителей? Кто хочет нарушать, ему словно говорят: 'Нарушай, но плати за это. Плати бегом по платформам, с риском быть отрезанным закрывшимися без предостережения об осторожности дверями – а я, будь машинистом и, видя таких в зеркала, закрывал бы так, чтобы прищемить их по максимуму – плати прыжками с платформ и лазанием по заборам. Хочешь не платить – страдай. Но стоит ли это страдание денег за билет? По-моему, это веселое приключение. Я просто законопослушный. Я понимаю, что если я не заплачу, однажды поезда встанут. Я ответственный. Но почему, почему, если контролеры не прошли, я корю себя за купленный билет? Значит, я покупаю его ради них? Ради вот этой шайки-лейки???'
Егор приехал домой и привычная жизнь вновь закабалила его. 'Как же смешно это смотрится со стороны', – в очередной раз подумал Егор, осматривая новую красавицу-модель. 'Интересно, сколько времени суммарно тратится на это? И ведь я знаю, как его значительно уменьшить, знаю... Стоит лишь ускорить время конца, стоит всего лишь раньше кончить... Да, равно как и везде', – засмеялся Егор над показавшимся ему оригинальным каламбуром собственного производства. В подобные моменты ему вдруг хотелось, что называется, начать с понедельника 'новую жизнь'. 'К этому не притронусь, без этого я смогу обойтись, вообще легко, буду заниматься этим и этим'. Но равно Егор и прекрасно знал, чем окончится понедельник. 'Один раз', 'две минутки' и так далее. 'Как же жаль, что я не пью, – думал он в такие моменты, – напиться бы сейчас конкретно'. Мысли о некоем более рациональном распределении времени растворялись также незаметно, как и появлялись. Егор успокоился, решив, что, несмотря на все трудности, которым подвержена его жизнь, ему удается сдерживать себя.
...Странный сон мерещился той ночью Дарье: она словно бежала по бесконечному туннелю не то от бандитов, не то монстров, и всякий раз, едва она отрывалась, преследователи появлялись спереди. И всякий же раз, обнаруживался некий проем сбоку, в который наша героиня и устремлялась. Так она бегала довольно долго, пока сон не сменился. Вообще, эти моменты, смены снов, всегда интересовали Дашу, которая вела специальную тетрадь для записи снов. Иногда за ночь удавалось увидеть несколько действительно интересных снов. Второй сон был в ту ночь более спокойным, но не менее странным: странность его была в полном отсутствии людей. Странно было и то, как Дарья передвигалась, она полулетала, словно целлофановый пакет взмывает на ветру. Впрочем, когда она проснулась, ощущение легкости пропало напрочь. Даша выключила надоедливый будильник и задремала... За дверью раздался шум: ее мама собиралась на работу.
'Дашенька, не пора ли тебе на учебу?' – вежливо поинтересовалась она. 'А, что?' – у Дарьи начался некий полусон-полуявь, но вдруг сознание резко прояснилось: на часах было без пятнадцати восемь. Оставалось сорок пять минут до первой пары, а среднее время поездки до корпуса составляло около часа. А ведь надо было еще выпить какао и привести себя в порядок. С последним, по традиции, отношения у Даши не очень складывались – волосы категорически не желали укладываться хотя бы в малое подобие прически, а кофта, мирно висевшая на стуле, за ночь вдруг стала мятой. Поэтому она сделала упор на первом пункте. Утро было прохладно-освежающим, что позволило довольно быстро ободриться. Однако уже в вагоне метро Дарья начала дремать, прислонившись головой к перилам. Однако выходить ей надо было на крупной пересадочной станции, и толпа, основную массу которой составляли спешащие и опаздывающие, вынесла ее на перрон.
У выхода из метро толпились торговцы цветами, но Даша была равнодушна в первую очередь к цветам, а только во вторую к громогласным призывам. По пути Дарья остановилась на мосту и пять минут следила за теплоходиком, именуемом в простонародье речным трамвайчиком. Сезон близился к завершению, было пасмурно, и пассажиров на палубе не было. При подходе к институту Даша аккуратно протиснулась сквозь облачную толпу курильщиков, которых федеральный закон, заботящийся о здоровье и долголетии подданных, выгнал к входной калитке из внутреннего двора, где они могли спокойно сидеть на лавочках. Толпа свидетельствовала о том, что наступила перемена, а значит, Даша опоздала ровно на одну пару. Это было не страшно – о потерянных баллах за посещение она и не думала, но войти в аудиторию во время идущего семинара было для Даши весьма сложно психологически.
Опаздывала в то утро на учебу и Оксана: пробки как всегда обильно заткнули собой столичные улицы. Не пришла и Ирина, не пришла совсем, ибо из ночного клуба в общежитие такси привезло ее к шести утра. Зато Елена пришла на первую лекцию всего с десятиминутным опозданием, да и то вызвано оно было перекуром у входа в двери института. Из знакомых лиц в огромной аудитории в глаза сразу бросился силуэт Арины Кузиной, кивавшей в первом ряду. Елена бросила на нее недоумевающий взгляд и направилась на более верхние ряды, подальше от кафедры. Занятия, как это обычно и бывает, тянулись медленно. Лекции вообще веселыми бывают лишь тогда, когда их читает веселый лектор. Во всех остальных случаях они кажутся вечными. И если на первом курсе новоиспеченные студенты вовсю скрипят ручками, отмечая на полях каждую мелкую реплику, то на втором они уже больше слушают, записывая разве что основные факты с помощью слаборасшифровываемых сокращений, а уж на третьем постепенно перестают их посещать, понимая, что подобное посещение мало поможет им при сдаче экзамена. На второй лекции народу прибавилось. Даша тихонько вошла спустя пять минут после звонка, беззвучно извинилась перед преподавателем и отправилась на самый верх.
Оксана в это время все каталась по соседним дворам, ища место, где бы припарковаться, и, наконец, оно было ею найдено. Поднимаясь по лестнице, она взглянула на часы: прошло уже двадцать минут с начала лекции. На площадке между этажами было установлено зеркало, и Оксана приостановилась, начав прихорашиваться. Она причесалась, поправила юбку, и во всех ее движениях сквозила манерность, словно она выйдет сейчас на красную дорожку, где будет находиться под объективом фотокамер ведущих модных журналов. Приосанившись, она вошла в дверь, и, не здороваясь, прошла в аудиторию, усевшись несколько в отдалении от основной массы студентов. Пространство вокруг нее тут же преобразилось из-за выделяющегося парфюма. Мужская часть аудитории шепталась относительно ее наряда, а женская поглядывала с некоторой завистью. Дарья зевала. Преподаватель продолжал что-то гнусаво объяснять, лекция тянулась медленно, но ближе к концу произошло событие, несколько оживившее происходящее. Оксана, заметившая, что ее появление вызвало всплеск внимания в аудитории, решила добиться его и от преподавателя, поэтому задала лектору крайне неприятный вопрос. Лекция была посвящена социологии, и Оксана усомнилась: 'А как Вы можете поручиться, что Ваши результаты верны, что люди не врали? Это глубочайшая некомпетентность, думать подобным образом'. Пока все осознавали, что за дерзость произошла, Оксана продолжила, воспользовавшись тем, что теперь в зале была полнейшая тишина, чего преподаватель добиться никак не мог, хотя и сделать около десятка замечаний, а три фамилии даже записал себе в блокнот, обещая их спросить на экзамене более дотошно. 'Если вопросы поставлены таким образом, они сами мотивируют людей на то, чтобы откреститься'. Лектор встрепенулся и стал отвечать. Потом вечером, вспоминая этот эпизод, который больно засел в его голове как унизительный, он понял, что огромной ошибкой было начало дискуссии. Оксана к ней словно готовилась. Она популярно объяснила, что подобная подача материала никуда не годится, что мы не рассматриваем реально полезные эксперименты, создаем бессмысленные опросники исключительно ради их создания, но не ради каких-то новых выводов. У лектора все явственнее сидела в голове мысль выгнать Оксану. 'Но что это такое, тех, кто ничем не интересуется, болтает, я не выгоняю, просто делаю замечание. Если я выгоню ее, очевидно, много знающую, я настрою всех оставшихся против себя', – размышлял он. Оксана мгновенно почувствовала его слабость и стала напирать сильнее. 'Да Вы сами проводили хоть раз исследование? Хоть одно? И какие выводы Вы сделали?'. Лектор понял, что он плывет и сейчас сорвется на крик. Ему стало страшно, потому что не было ни одного способа урезонить и остановить зарвавшуюся девушку, а та купалась в лучах славы.
Но лектор был неправ, думая, что она сейчас героиня зала. Услышь он шепот с задних рядом, а то и проведи все тот же опрос, то он узнал бы, что многие осуждают ее. 'Опять эта дура выступает, лишь бы поболтать и повыпендриваться', – шепнула скучающей и переписывающейся с Василием Лене соседка.
Даша не понимала смысла перепалки, ей и без того было скучно на лекции, она надела наушники и прилегла на стол. На счастье преподавателя, у него зазвонил телефон, и он вышел из аудитории. Оксана сидела одна, и словно стена пролегла между ней и остальными учащимися. Преподаватель вернулся и сразу же переключил слайд презентации, продолжив объяснять, словно и не было конфликта минутами ранее. Лекция подходила к концу.
'И как всегда в конце спрашиваю, есть ли вопросы, что непонятно, – взор его прокатился по аудитории и остановился на Оксане: та копалась в телефоне, – нет, лучше не спрашивать... но...'
Ситуацию выручила Арина Кузина, которая стала уточнять, по сколько баллов можно будет заработать, выполнив дополнительное задание. Прозвенел звонок, и лекция окончилась.
Даша совершила грубую техническую ошибку, о которой потом весь вечер жалела: упустила возможность попрощаться с девочками сразу после окончания занятий и теперь вынужденно понуро плелась с ними по направлению к метро. Как известно, группы людей всегда неторопливы, кто-то, хоть один, в принципе ходит не спеша, кто-то на каблуках, кто-то останавливается и начинает фотографироваться, кто-то общается по телефону – в итоге средняя скорость группы упорно стремится к нулю. Даша шла чуть впереди и поодаль, усиленно сбивая шаг, чтобы не выбиться вперед и тем самым не выделиться. Но усилия оказались напрасными, одна из девочек, Таня, обратилась к ней, попытавшись втянуть ее в разговор. Самой девочке, видимо, было крайне неловко из-за того, что с Дарьей ни Настя, ни Вика, идущие рядом, не заговаривали, поэтому она и задала ей какой-то пустяковый вопрос. Но Даша сразу почувствовала подвох, еще не видя его, но понимая, что он есть, она начала формулировать ответ, но тут же была отброшена навзничь вопросом другой девочки, Насти, только сейчас увидевшей, что Даша тоже участвует в беседе:
– Даш, а у тебя сейчас-то парень есть?
Холодок пробежал по телу, она обмерла и засмущалась. Осознав всю нелепость своего положения, и что ее смущение сейчас намного глупее, чем отсутствие парня, она попыталась улыбнуться, что впрочем, выглядело так себе.
– Что значит сейчас? – молвила Даша с легким смешком, делая сильный акцент на слове 'сейчас'. Она обвела взглядом девочек и осознала, что ее не поняли.
– Нету. Абсолютно нету, – тихо промолвила она. – Но, быть может, может он где-то и есть, просто мы еще не встретились! – попыталась выкрутиться Даша, вставив оригинальную в своей непосредственности шутку. Одна из девочек фыркнула, и Вика, зашикала на нее.
– А какого парня ты хоть ищешь, а? – уже с откровенным вызовом спросила фыркнувшая.
– Ой, – улыбнулась Даша. – С большим сердцем, но не влюбчивого! С широкой душой, но не открытого. Да и вообще, если уж так смело мечтать, то хочу, чтобы это был человек, перед которым я могла бы неадекватить, сколько душе угодно, абсолютно не переигрывая. Это очень важно... Наверное...
'Ой, какую же чушь я несу, да как можно описать своего человека, даже если он и есть? Если нет – так зачем и описывать?' – подумала сразу же Даша про себя.
– Да уж, понятно все, где же такие обитают, вот в чем вопрос! – продолжила гнуть свою линию Анастасия. – Ты ведь пойми, мужик-то он по-другому устроен, чем ты. Ему все твои фифочки не нужны. Мужик – он мужик. Ему нужно от тебя что? Правильно, постель. А ты, прости меня, даже не накрашена. И какой приличный парень пригласит даже погулять тебя в таком виде? Ты придешь такая, и ему будет стыдно за тебя перед окружающими. А ведь это крайне важно для мужика, для его уверенности в себе, даже если ты не сможешь устроить ему праздник в постели – а не всем это дано, и в этом нет ровным счетом ничего обидного и предрассудительного, – (тут Настя сменила тон на крайне важный), – это останется между вами, и все; если парень довольно мягкий, то он смирится и с этим; есть и те, для кого сам факт, что им кто-то дал, является высшим счастьем, за что они готовы простить многое или почти все, но таких, ясен пень, лучше не выбирать, это высшая степень болота; но я ушла от основной мысли – идя рядом, рядом с ним ты должна выглядеть так, чтобы он чувствовал гордость, чтобы улавливал взгляды прохожих, прикованные к тебе, чтобы думал: 'Она – моя! Они мне завидуют, но уже поздно, я завоевал ее'. И не дай бог он потеряет это чувство завоеванности – это потеря интереса, это охладевание. А это уже тупик. Дай парню возвысить себя, свое эго – это второе, что нужно мужику, после постели. И не менее важно, ты можешь кувыркаться как угодно, но если он не чувствует, что добился тебя с помощью чего-то, в идеале – самые успешные женщины окружают это тайной, чтобы он не знал об этом и гадал – но ни в коем случае не должно быть чувство дешевости. В противном случае, девушка превращается в бесплатную проститутку, резиновую бабу, обтянутую кожей, инструмент физиологического процесса, не более того.
Даша молчала на протяжении всей этой крайне длинной тирады коллеги, но стоило той приостановиться, чтобы на пару секунд перевести дух, как Дарья на удивление окружающих уверенно и резко произнесла:
– Возможно это немного странно, но мне как-то абсолютно не интересно ни первое, ни второе.
– Ну, Даш, ты глупостей-то не неси, про второе-то ты может еще не усвоила, опыта нет и так далее, но физиологию ты не обманешь! Не бегать же всю жизнь в ванну, пока родители в комнате сидят, верно? – Таня и Вика засмеялись, одобрив шутку подруги.
Даша глубоко вздохнула и схватилась за голову, опустив взгляд вправо и вниз.
'Уф-ф-ф. А-а-а-а. О чем вы. И... А-а-а, не знаю, при чем тут ванна, но... Бессмысленно это все... И я вообще не знаю, к чему этот разговор, и куда он катится... И все это... И мне не интересно', – думала она, точнее, кто-то думал внутри ее головы, вороша осколками слов, как ураган переворачивает гаражи и срывает крыши.
Даша, аккуратно сделала пару шагов в сторону, словно показывая, что не считает общество этих девочек своим. Таня, втянувшая Дарью в этот разговор, почувствовала, что дело клонится не туда, куда нужно, и аккуратно сменила тему. Даша шла молча; девушки дошли до метро и распрощались, поехав по своим делам.
Впрочем, Настя и Вика пару станций ехали параллельно и обсуждали как раз Дарью.
– К чему она показушничает? Как меня бесят подобные! Перед кем она тут хочет поднять свой авторитет, которого у нее никогда не было и не будет? Тихушница тихушницей, а тут такой демарш. Ну, нет сил признать, что ты непопулярна, потому что ничего из себя не представляешь. Займись внешностью, приведи себя в порядок, займись своей самооценкой, стань уверенной в себе – на тебя все будут смотреть по-другому, и парни в первую очередь. Тебе никто не дает, а ты подразумеваешь, мол, 'а мне и не надо', выпячивая это, словно тебе это и изначально неинтересно было. Лозунг 'главное не победа – главное участие' придумали те спортсмены, кто приходит к финишу последними. У нас сейчас на работе есть девушка, которую могли повысить. Ее или другую. Она молчала, и, очевидно, внутри себя верила в продвижение, но после того, как повысили другую, она всем на каждом углу орет, что 'я и не хотела, зачем мне эта ответственность, отдуваться за всех других'. Это наглая ложь и провокация! Выбрали не тебя – смирись! Точнее так – борись, чтобы в следующий раз выбрали тебя! Подумай, почему вышло вот так. Но зачем нужна подобная показуха! Аналогично, есть у меня одна знакомая, которая говорит, 'да мне и не нужен парень, лучше буду жить с котом'. Да! Кот, правда, кастрированный, а если даже и нет – то кошку клепать будет, а не тебя! – кипятилась Анастасия.
– Да, наверное, ты права, но она ведь странная, Дашка-то. Сидит, бывает, на паре и рисует какие-то вещи. Причем то неведомые символы, а то такие пейзажи, что глаз не отвести. Я один раз сидела сзади и наблюдала, как зачарованная, за этим процессом, как она рисует. Представь, как обычный лист обычной рабочей тетради за какие-то минут пятнадцать преображается – и даже без использования цветов! Она определенно видит мир не так, как мы. То, что было сегодня – скорее ее попытка самообороны, после того, как ты наехала на нее слегка, – аккуратно не согласилась Вика.
– Я наехала? Чем же? В чем наезд? Она думает, что все с ней будут разговаривать на уровне ее пятилетних игр? Почему она упрямится и не хочет понять, что в определенный период нужно начинать взрослеть, переоценивать что-либо?
– Ну, может быть ты и права. Я ничего не имею против нее. А насчет повышения – всем людям свойственно затирать свои желания – и не одна твоя знакомая была в этом уличена.
– Да в том-то и дело – против таких, как она, никто ничего не имеет. Вот меня многие не любят. Почему? Завидуют. Внешности; что у меня парень классный, а не убогий замухрыжка, как у Таньки, опять же, не устану это повторять тебе, потому что знаю, что ты ей не передашь. Убогий он! Не нравится он мне категорически. Или у той же Лены – вообще парень ни о чем, а она держится еще так за него, у-у-ух! А Дашке-то чего завидовать, никому она не нужна. Поэтому пусть и слушает тех, кто что-то стоит, кто успешнее ее, пока ей советуют. В другом коллективе вообще сгноили бы такую.
Двери поезда распахнулись, Настя вышла, а Вика поехала дальше, размышляя над последними словами знакомой. С одной стороны, она была в целом согласна с посылом, но была в ней какая-то необъяснимая симпатия к Дарье, и эта симпатия позволяла ей признать полное право последней на собственную, необычную точку зрения. Если утверждать, что в любом учебном коллективе найдется некая персона со слишком выделяющимися на общем фоне странностями, то – даже несмотря на все насмешки и нападки – есть довольно большая категория тех, кто, даже поддерживая на словах травлю, всей душой симпатизирует изгою. Может, это чувство роднится с симпатией к слабейшему в спорте. Но если Даша и была изгоем, то ни в коем случае не потому, что ее кто-то откуда-то изгнал, а потому что сама сторонилась шумных, да и даже тихих компаний.
В то же самое время Елена, об отношениях которой с Василием подобным нелицеприятным образом отзывались коллеги по институту, возвращалась домой с тревогой: скандалы родителей, участившиеся в последнее время, усилились до такой степени, что вопрос, до сих пор витавший в воздухе где-то параллельно, когда даже при самых больших обидах все боялись произносить это слово вслух, выплеснулся наружу. Вчера, до сих пор никем не упоминаемое табуированное слово воспрянуло и понеслось, приклеиваясь к обоюдным обвинениям. Слово это было 'развод'. Да, мысли Лениных родителей эта идея, видевшаяся ими как спасение от всех бед и открытие нового счастливого горизонта, занимала давно. При первом приходе в голову она вызывала смущение: 'Как же так! А ведь когда-то мы клялись в вечной верности!' Но потом постепенно все сдерживающиеся факторы снимались. А как мы прекрасно знаем, что в семьях важнейшим подобным факторов являются дети. А Елена, очевидно, дитем уже не была. Она и сама в любой момент могла создать свою семью, уйдя к Василию. Кстати, прошедшую ночь Лена сама напрашивалась к нему в гости, но тот отказался, что было очень редким событием и всегда вызывало у девушки легкое волнение. Да, подобное волнение возникало у нее и в иные моменты отношений. Конечно же, непосредственно замуж Василий не звал и не был похож на человека, готового на предложение, но 'гражданский брак' (то есть, незарегистрированное сожительство) стал в те годы популярным явлением, и в последнее время Елена все чаще и чаще оставалась у него и все реже бывала дома. Она не хотела прямо насовсем переселяться к нему, потому что ей категорически не нравились дружки Василия, которые могли нагрянуть ни с того ни с сего и делали это довольно часто. Но порой единственным осязаемым движением Елены была жажда сбежать к нему на постоянное местожительство. Она не была единственным ребенком в семье, у нее был старший брат, он был уже пять лет как женат и проживал в далеком сибирском городе. Как он там оказался – отдельная история, перенос которой на эти страницы рискует увеличить общую массу текста нашего произведения в два раза, поэтому о нем мы умолчим. Сколько конфликтов Елене приходилось гасить собственноручно, вырывая из рук сковородку, тапочки, телефоны. Не было ее в тот день, когда в свой последний полет отправился новенький телевизор. Сколько ей приходилось слышать жалоб от обеих сторон в интимной обстановке, но мысль о разводе ей почему-то в голову не приходила. И услышав вчера это емкое слово, она никак не могла поверить: почему она об этом даже не задумывалась? Никогда! Ладно, если бы все было чинно-мирно. Но здесь родители мирились, порой даже куда-то вместе выбирались, даже какие-то элементы романтики у них вдруг начинали проскакивать. Ох, как они были мелки, это был всего один коротенький поцелуй на ночь или секундное удерживание руки партнера. Неужели любовь может так стираться? Неужели совсем недавно казалось, что всегда будет страсть, что всегда будем друг для друга опорой и поддержкой? Вот, Елена – живой свидетель! Не об этом ли мы говорили в ту ночь??? Но как все опостылело! Воспитание ребенка действительно было объединяющим аспектом. Маленькую Лену по очереди водили на занятия фигурным катанием, потом плаванием. По очереди сидели, помогая с домашними заданиями. Брат к тому времени уже был совершеннолетним и жил своей полноценной жизнью – он был из ранних. Да и ревность к сестре, уведшей всю родительскую любовь терзала его сердце. Лена взрослела, настал момент, когда она впервые огрызнулась и открыто сказала родителям, что спорт ей больше не интересен. И начался переходный возраст. Однажды Лена поехала с тремя одноклассницами купаться за город и еле дотащилась до дома, нехило проблевавшись под утро. Не нужно было быть большим предсказателем, чтобы угадать, что в девятом классе в школьной сумке у дочери начали обнаруживаться сигареты, которые ей подкидывали коварные подруги. Впрочем, вскоре одна их дальняя сестра обнаружилась уже не только спокойно лежащей в пачке, но в дымящемся виде в руке стоявшей на остановке Елены – ей кто-то дал ее подержать. И главное, самое увлекательное, начались свидания с мальчиками. Если раньше родители вместе с ней смеялись над анонимными записками от 'тайных поклонников', то теперь приходилось долго засиживаться за полночь, обсуждая очередного кавалера. Посиделки эти затягивались все больше, по мере того как росло число вариантов для сравнения. А далее были поиск института, госэкзамены, срочный поиск репетиторов, переживания, возмущение низкими баллами, неудачная попытка обжалования результатов, и далее поиск ресурсов на оплату обучения. Едва поступив, Елена познакомилась с Василием, и этот вариант оказался пока самым долговечным. Конечно, этот парень в корне не понравился родителям, однако они старались выделить в нем положительные черты, сходясь во мнении, что вариант, пожалуй, и не самый худший.
Трудно сказать, что ее привлекло в нем. Вот Василия привлекла Ленина попа – типаж оказался полностью соответствовавшим его мечтам. Что там говорить, мы выбрали Елену героиней нашего занимательного повествований по той же причине; всяко приятнее упоминать о жизненной истории девушки с вкусными формами, чем без оных! Да и грудь у Лены тоже была весьма неплохой, не сказать, что она была выдающейся (ни в смысле вперед, ни в смысле особенной), но подержаться там, откровенно говоря, было за что. И Василий не стал упускать случая подержаться! Наверное, Лена любила его, но это была любовь немного странная. С одной стороны, ей казалось, что она вытягивает его из общества парней, которые ей категорически не нравились; делает его человеком, социализирует его, заставляет следить за собой. Ей поднимала настроение мысль о своей жертвенности, можно даже сказать, некой сакральности всего происходящего. Почему она оставалась с ним даже после нанесенных обид, открытых проявлений невнимания, легкого пренебрежения с его стороны? Если в других отношения, на первых порах столкнувшись с резко отталкивающими факторами, Лена быстренько махала ручкой и упархивала, то здесь, очевидно, было уже поздно. Ей почему-то периодически казалось, что она не сможет остаться одна, жизнь ее станет ужасна. А может, мысли эти были полностью подчинены физиологии, где она оказалась зависима от ощущений, которые могла получить лишь с ним, а в день облагораживания девичьей похотливости Вася был, между нами говоря, хорош. Уж не знаем, был ли здесь случай, когда размер имеет значение, да и возиться с линейкой не очень хочется, но порой Лену атаковывали аппетитные мысли, что сейчас она откроет свой рот и вкусит все непередаваемые прелести.
