Текст книги "Второе Пришествие (СИ)"
Автор книги: Николай Коровин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 42 страниц)
Антон вышел из дому с крайне задорным настроением. На участке, он, гордо расправив плечи, предъявил заботливо выуженный из широких штанин паспорт. Долго стоял за ширмой, нервно порываясь к выходу, словно время заполнения бюллетеня было ограничено. Выйдя из кабинки, он сложил листок в несколько раз, как будто боясь, что кто-нибудь может подглядеть и выбежал с участка. Ему мерещилось, что листочек тотчас же достанут со дна урны, просмотрят – и поведут за ним, Антоном, погоню. Отдышавшись, он понял, что погони нет и что ему ужасно стыдно. 'Что я сделал плохого? Я ли виноват? Да не поверю, не поверю, что я бы так же действовал по приказу! Заберите тогда у меня жизнь, я не хочу жить без веры в себя, веры в силу своей личности! Она одна светит и согревает меня, эта вера. Но откуда же это чувство, словно я куда-то вляпался? Почему мне так противно и мерзко?' Он шел по улице, как пьяный, переходя с одной стороны на другую и обратно. По дороге навстречу неспешно ехал трактор. Антон сошел с дороги и встал на бордюр. В такие моменты он всегда думал, что ведь можно поскользнуться или оступиться и упасть на дорогу прямо под колеса. Трактор поравнялся с ним. За рулем сидел худощавый темноволосый мужичок и трясся в такт движению. 'Едет так, словно ему дали задание давить. И положи тут десятки еще живых людей, он будет ехать все с той же отчаянной решимостью', – подумал Антон. Следом появился и второй трактор. Водитель в нем был полной противоположностью первому – толстенький и лысый, но ровно так же трясся в такт трактору и держался за руль с той же отчаянной решимостью.
День был выходной, воскресный, и Антон отправился погулять в промзону. Его с давних пор привлекали пустынные безлюдные места. 'Жизнь – сплошная суета, здесь хоть можно подумать неспешно, поговорить самому с собой. Некогда ведь, все куда-то бежим, все дела. Дела съедают время, что и на собственно жизнь его не остается', – рассуждал он. Что и говорить, Антон тешил себя мыслью, что есть где-то родственная душа, что также бродит по подобным закоулкам. Раньше он воображал, как найдет в лесу повесившуюся девушку и успеет спасти ее, после чего состоится знакомство. 'Почему я всегда в фантазиях рисовал лишь факт начала – не более того? Вот я говорю, что мне не нравятся молодые пары, от которых разит похотью и взаимовыгодой, в противовес этому восхищаясь пожилыми людьми, сохранившими эту искру – как забавно старушка погоняет своего дедка! Но я упрямо воображал, как мы познакомимся, а что будет далее – упускал из виду'. Антон вошел во двор двух уже отселенных домов. Судя по всему, отселены они были уже давно, окна были выбиты, балконы снесены и двери распахивались в пустоту и кромешную тьму. Двери подъездов были полностью заварены и опечатаны бумагой, обещавшей за проникновение на объект уголовную ответственность. Страх победил любопытство, Антон обратил внимание, что замки висят не на всех дверях. Меж тем во двор вошел мужчина с детской коляской и стал приближаться к Антону. Уже по его повороту головы он понял, что тот сейчас о чем-то спросит, и занял оборонительную позицию, ожидая замечания по поводу попыток проникнуть вовнутрь. Но мужчина заговорил о другом. Он поклялся, что приехал из другой страны, остановился с женой и ребенком в хостеле, собирает круглую сумму и просит помочь, кто чем может, хотя бы на метро (при этих словах он достал из кармана потертую квитанцию). Антон, никогда принципиально не подававший попрошайкам, отворачивающийся и смотрящий в окно в электричках, понял, что на сей раз он проиграл. Он попытался уточнить, зачем же был выбран такой дорогой вариант, но собеседник ткнул пальцем на ребенка. Причина была веская, что и говорить. Антон, стараясь не глядеть на собеседника, выгреб из кармана мелочь и отдал. Про купюры в верхнем кармане он, конечно же, умолчал.
– А Вы не знаете, что это за дом? – спросил он.
– Нет, не знаю. Мы тут меньше недели.
– Вы не находите, что он странный?
– Чем же? – при этих словах Антон с удивлением посмотрел на встреченного. 'У них в городе таких много, видимо', – подумал он, продолжая молчать. Он в последнее время активно взял на вооружение тактику молчания после какого-то вопроса, особенно если собеседнику от него что-то нужно. Молчал Антон с глубокозначительным видом, подразумевая, что так погрузился в свои мысли, что даже не услышал вопроса. Когда другой человек начинал злиться, его можно было добить. Но сейчас он понял, что ему нечего говорить с этим случайно встреченным товарищем. Они стояли посреди потерянного в бездне типовых домов двора, окруженные домами с выбитыми стеклами, и видели два абсолютно разных мира. Антон это отчетливо осознавал и поспешил попрощаться. 'Это благотворительность?' – спросил он сам себя, вспоминая спор с Михаилом, утверждавшим, что бизнесом надо заниматься, чтобы разбогатеть и потом жертвовать на благотворительность. 'Я ведь отдал не особо нужную мелочь! Везде надают сдачи, куда девать? Тяжело носить порой копейки все эти. Так благородное ли дело? Уже сам факт, что думаю об этом – неблагородное. Значит, стоит и забыть об этом. Можно считать, что я их потерял. И все. А в дом не полез. Нет. А залезть не решился, что за малодушие. Почему мне так нравится быть просто наблюдателем, когда я начну совершать поступки? Но ведь попытка залезть в заброшенный дом – разве это поступок? Да разве это вообще тема для того, чтобы так мяться? Не залез и молодец, прихлопнуло бы там тебя любой балкой, перекрытия-то сгнили небось. Там же висят объявления, не потому что спецобъект. Были бы секреты, ценности, была бы и охрана. Но мне секреты не нужны... Да? А откуда я знаю, что мне нужно? Ничего я не знаю. Абсолютно ничего. Но я все хочу Мише сказать, что каждый их нас ничего не знает, чего хочет, и действует по призыву, порожденным этим незнанием'.
Он постарался выбить из головы мысли о необычных домах, но вечером, зайдя в ванную комнату, он опять вспомнил о встрече. 'Почему я так уверен, что скорее украду, чем буду просить подаяние? Сегодня действительно столкнулись два мира. Мир праздный, когда человек в попытке убежать от реальности, в поиске себя бесцельно бродит по закоулкам города и по закоулкам своей души, обращает внимание на мелочи, пытается найти в них некий смысл; и мир нужды, мир реальной жизни. Конечно, он не видит дом! Он видит первым делом человека! Он увидел во мне человека, готового помочь. А я? Я первым делом подумал нечто негативное, что он подойдет и сделает замечание. И уже готовил ответ. А он и не видит этот дом. Для него дома – декорация, но есть люди, которые могут помочь, а дома душой не обладают – это просто постройки для жилья или для хозяйственных нужд. А для меня – люди – декорация, на фоне которой я вижу красоты природы и творений человека. Хотя они и созданы им, я воспринимаю это как функцию, как он воспринимает станок. А что, если это наркотики? Как тогда я ошибаюсь? Вот, смотрите. Он приехал в Москву с женой – она привезла его лечиться. Деньги она, конечно же, все отобрала, чтобы не купил себе дозу. Но ведь наркоманы готовы врать родственникам, воруя вещи, что уж говорить про случайно встреченного человека. И я дал, еще кто-то дал, он где-то валяется, ребенок брошен на улице, а жена проклинает нас, жалостливых!!! А что, если так? Прав ли я в таком случае??? Лучше забыть, право слово'.
Следующий день был рабочим, Михаил в два часа дня уехал по своим делам, поэтому домой Антон добирался в одиночестве, чему был сильно рад. Он подошел к остановке, стоял и ждал автобуса, когда взгляд его упал на девушку в темных очках лет тридцати. Она шаталась, но почему-то Антону не показалось, что она пьяная. Да, она оступалась, но какая-то сила удерживала ее, и она не падала. Девушка шарила в своем планшете. 'Может, с ногами что?', – предположил Антон. Но то что произошло дальше, опровергло все его рассуждения. Девушка обогнула остановку, повернулась спиной к стеклянной части, резким движением стащила с себя штаны и села на корточки. Антону поплохело, и он отвернулся. Когда он повернулся обратно, та уже встала и напялила штаны обратно, все произошло мгновенно. Он обернулся, но люди шли по своим делам, ничего не подозревая. 'Мне одному померещилось?', – подумал Антон, и решил подойти поближе. Нет, не померещилось, у остановки явственно виднелась свежая лужица в форме расширенного за рога серпа, видимо, центр тяжести сновал во время процесса туда-сюда по принципу маятника. 'Мдя-я, хорошая страна Россия, но есть в ней один существенный минус. Это россияне', – заключил он, поглядывая на двух школьниц, которые уселись на заборчик. Одна из них закурила и после каждой затяжки старательно сплевывала на асфальт, образовав за две минуты еще одно подобие системы озер. Один плевок задел волосы, и девочка начала суетливо смахивать слюни. Вторая принялась ей помогать. Впрочем, сейчас у Антона уже не было никаких эмоций, даже отвращения, и он смотрел с абсолютным спокойствием и даже как будто с пониманием того, что так оно все и должно быть. 'Вот почему иные наши оплошности становятся объектом для насмешек? Скорее всего, что только из-за нашей реакции. Все глупят, но когда мы тушуемся, это резко провоцирует на насмешки', – думал Антон, забыв напрочь о выборах, официальные результаты которых объявили в тот день.
Когда он подъехал к своей остановке, то вместе с ним к выходу из автобуса вышла пожилая бабуля. Она была с тяжеленной коляской. Антон хотел было ее не заметить, но она его уже заметила и обратилась к нему: 'Молодой человек! Вы не могли бы мне помочь?'
Антон спустил ей коляску и повез. Выяснилось, что им по пути. Антон привык ходить быстро, и женщина едва поспевала за ним. 'Спасибо Вам!', 'Это Бог мне Вас послал', 'Как хорошо, что Вы мне помогли, я бы не дотащилась одна' – причитала она сзади. Наконец, они добрались до дома, где жила бабушка, и свернули во двор.
'Спасибо Вам огромное! Храни Вас господь!' – сказала она на прощание. Антон молча переносил клерикальные замечания на протяжении всего пути, но сейчас не то чтобы не выдержал, нет, ему захотелось высказаться, тем более что, как ему казалось, после помощи его авторитет в глазах бабули был велик.
– Какой такой господь? Чей?
– Господь бог! На небе который! – улыбнулась бабушка, видимо не до конца поняв, к чему клонит Антон, или решив, что тот не расслышал.
– На небе? – Антон поднял вверх голову, внимательно изучая фиолетовое из-за туч небо. – Но там же никого нет. Да и вообще, бога нигде нет, не только на небеси, но и на земли.
– Вы ошибаетесь, молодой человек, – улыбчиво продолжала женщина без тени раздражения. – Вы еще слишком молоды. А я много пожила, и бога познала.
– Познал свою жену Адам, такой эвфемизм был у вас! И в чем же Вы его познали?
– А Вы сами, молодой человек, почувствуете. И вспомните меня. Вы думаете, я вас поругаю. Нет, – она перекрестила его. – Это очень даже хорошо, что Вы так думаете о боге. Человек, думающий о боге, пусть и в заблуждении приходящий к обратным мыслям о его отсутствии, уже встал на путь спасения.
– А кто же тогда не на этом пути? Человек, не думающий о боге и не знающий такого понятия? А если он не совершает греха? Или не осознает понятия грех?
– Так, молодой человек, успокойтесь. Нет никаких понятий бога. Это все выдумали вы, философы. Человек общается с богом посредством души, молитвы, а не при помощи понятий. И не нужно думать, что вот, кого-то незаслуженно накажут. Думайте о спасении своей души, и все. До свидания!
Бабуля повернулась и ушла, а Антон, торжествуя и усмехаясь, направился к дому.
Михаил до урны так и не добрался. Да, он имел даже разговор на эту тему с Антоном, удивив того своей политической подкованностью и тягой к переменам. 'Я бы поддержал Подвального. Не то чтобы мне он нравится и я поддерживаю его программу. Но, откровенно говоря, надо уже что-то менять, все это 'Российское Единство', действительно они жулики и воры. Но в нем нет уверенности, я думаю, он агент Запада. А может и нет. Но так или иначе, голос этот покажет настроение'. Но все же, Антон, призывая Михаила на выборы, забыл, что тот зарегистрирован не в столице и ради одного открепительного удостоверения на малую родину не поедет. Михаил, впрочем, не сильно расстроился, пропустив голосование, он даже и не вспомнил о нем, поскольку на этот день был запланирован один интересный бизнес-тренинг, где должен был выступать знаменитый коуч Игорь Рафф, о харизме которого ходили легенды. Михаил получил приглашение через одного приятеля, который сам пойти не смог, поскольку срочно вылетел в Ижевск, где решил неожиданно открыть свой магазин одежды. Вращаясь в деловом сообществе, Михаил приучился не обращать внимания на подобные резкие поступки, он, напротив, уважал людей за их решительность, способность бросить все и начать заново, с головой окунуться в ворох новых проблем, пожертвовать всем ради любимого дела. Ему самому не нравилась своя привязанность, возникавшая у него и к местам и к людям, он считал, что полноценно свободный человек не привязан ни к чему. Лекция Игоря Раффа полностью оправдывала ожидания. Рафф говорил легко и непринужденно, ловко владея настроениями аудитории. Он допускал порой и шутки ниже пояса, так что атмосфера сложилась самая что ни на есть доброжелательная. Он рассказывал про скрытые возможности мозга человека, используя которые можно было существенно повысить продажи. Он приводил пример, как люди реагируют на определенный бренд и как сложившийся образ подсознательно влияет на их выбор. Поэтому Рафф советовал создать некую историю бренда начинающим предпринимателям, историю, которая могла бы воздействовать на эмоции потенциального партнера. Многое из этого Михаил и так прекрасно знал и понимал, но Рафф рассказывал так воодушевленно, что по окончании его выступления он был в восторге и тысячами способов прикидывал, как он сможет применить эти методы на практике. Вскоре восторг спал, и Михаил стал конкретно рассчитывать, как он может воздействовать на эмоции людей при оформлении сайта. 'А может нам поменять цветовую гамму? Что нам это даст? Так, если я сейчас найму редактора, хотя был у меня знакомый, сайты создавал, его если я попрошу, он мне и со скидкой все оформит. Но оправдаются ли эти вложения? Конечно да, если оформление станет более привлекательным. Хм, кого бы попросить. Кто у нас хорошо рисует? Так, прежде чем просить, нужно продумать, что именно просить. Вот мы хотели начать продавать ножи, которые заказывали из Китая – какой цвет лучше подойдет? Очевидно, элементы фиолетового, серого, подчеркивающие мужскую тематику. А если взять консультацию психолога? Но опять вложения. Не лучше ли снизить цену? Но снизив цену, издержки по марже будут бить нас с каждой продажей, в случае же с консультантом это будут единовременные траты, в итоге которые могут привести к повышению продаж по уже текущей цене. Но ведь могут и не привести? Да, но здесь есть риск, а кто риск не любит? Кто не рискует, тот не выигрывает. Думаю, стоит попробовать'. В подобных раздумьях Михаил за этот день ни разу не вспомнил про Тупина и его выборы. На следующий день, как мы уже упоминали, он отпросился с работы и уехал по делам, где и узнал результаты.
За день до выборов Дарью позвали к себе родители.
– Даша, радость ты наша, ты помнишь завтра какой день?
– Нет, а что, опять праздник какой-то? – встревожилась она.
– Эх ты, Дашенька, несознательный ты гражданин у нас выросла! Выборы завтра! Ты должна сходить!
– Но... Но я не интересуюсь политикой! Я никого не знаю, почему я должна ставить галочки за каких-то незнакомых мне людей? Пусть, те, кто умнее меня, и выбирают, – попыталась она смиренно отпереться.
– Нет, важен голос каждого. Ты должна пойти и поддержать Тупина. Ты ведь, наверное, не помнишь девяностые годы. Ты была еще совсем мала, под стол пешком ходила. А ведь страна оказалась в бедственном положении. И мы тоже ходили за помощью, еды не было, представляешь? Слава богу, к власти пришел Тупин, и теперь мы смогли вновь стать сверхдержавой, нас опять стали бояться. Он вернул нам авторитет. Он поборол терроризм, и ты, дочь моя, теперь спокойно ездишь в метро, не боясь ничего.
– Я все равно боюсь иногда, особенно когда посмотрела фильм про то, как метро затопило, тогда почти месяц входила с трепетом в вагон. И едва двери закрывались, на меня накатывала волна ужаса.
– Не о том ты сейчас! Слушай лучше, что папа говорит! Надо благодарить господа, что он послал нам такого правителя. Слава богородице, приснодеве Марии, что обратила свой взор на страдающую матушку-Россию.
Даша подняла голову (а до этого она стояла, опустив взор в пол), окинула взглядом вначале отца, смотрящего уверенно и по-доброму, потом сидящую одесную отца мать. И ей почему-то стало их жалко.
– Хорошо, я схожу... Попробую сходить. Вы же знаете, как я стесняюсь подобных мероприятий. А Тупин мне внешне не нравится, низенький, глазки маленькие... Не в моем вкусе совсем. Даже Волков мне больше нравится: у него лицо доброе.
Родители засмеялись примерно на секунд пятнадцать.
– Да он дурачок просто, Волков этот. Это Витя ему доверяет по старой дружбе, но он дурачок. Да и поправил он уже в свое время, ничего дельного правда придумать не смог, кроме каких-то технологий, которых и не видел-то никто!
– Даша, пойдешь с нами, и все, в чем вопрос. Ты уже взрослая девочка, нужно становиться сознательной. Мы, народ России, должны отблагодарить его за заботу о нас. Ведь та же Америка – она только и мечтает, как вновь подчинить нас себе. И придет другой Президент – и что? Да продаст, как Ельцин в свое время, или тот же Борбачев.
– Да, гнида, живет теперь в своей Германии. Слышала, как он день рождения отметил? За что ему такие почести там? За объединение? То есть их он объединил, а нас разъединил? Спасибо.
Даше тяжело давалось слушать подобный разговор. Поэтому она пообещала сходить завтра с ними. К вечеру в голове ее созрел хитрый план. Она проснулась утром пораньше (она знала, что в выходные дни родители ее предпочитают поспать часиков до одиннадцати), поела и ушла, оставив записку: 'Буду к вечеру, ваша Дарья'. Конечно же, ни на какой избирательный участок она не пошла; взяв с собой альбом, она поехала в Серебряный бор, чтобы рисовать пейзажи. На побережье Москвы-реки действительно было тихо, не было шумной назойливой музыки из каждой школы, не было этой суеты. И Даша успокоилась. Однако во время дороги домой туманные мысли заполонили ей голову. Началось все с видения. Ей померещился огромный ящер, парящий в небе. Потом она сообразила, что видение было не в небе, скорее всего это было отражение в стекле бизнес-центра, ввиду того, что стекла были под углом к поверхности земли, в них отражалось происходящее внизу, и промелькнувший автомобиль периферическое зрение Дарьи и приняло за летающий объект. 'Сказать дома, что проголосовала?' – говорила она себе. 'Но к чему допускать лишнюю ложь? И так в мире полно лжи, еще и я буду допускать ее в таком абсолютно бессмысленном деле. Да и паспорт остался дома, если они его найдут, все станет очевидным. Конечно, можно сказать, что я сходила утром, занесла обратно паспорт, может они и поверят в это, но смысл какой? Сказать – забыла паспорт? Хотела, пришла на участок – ой, простите, а я его не взяла с собой. Нет, это бессмысленно. Зачем сочинять эти истории. Не хотела – значит, не хотела. Но ведь я не решусь сказать это прямо... А почему, собственно, я должна как-то оправдываться? Нет и нет'. Оправдываться, впрочем, не пришлось, когда Даша приехала домой, то обнаружила, что в квартире никого нет ('хорошо, что я взяла ключи', – промелькнула мысль, но уже спустя полминуты она вспомнила, что и не могла их забыть, так как уходила, когда все спали и сама закрывала за собой), на подзеркальнике лежала записка: 'Будем поздно вечером. Твои папа и мама'. Собственно, поздно вечером они и появились, в крайне веселом настроении. 'Видимо, были у кого-то в гостях', – рассудила Даша, улавливая алкогольные нотки в голосах. Про выборы Дарью никто ничего не спрашивал.
Ирина о выборах и не думала. Она и не представляла, что ей надо пойти куда-то и проголосовать, да и опять же – нужно было открепительное удостоверение. За несколько дней до выборов у нее случилось крайне неприятное событие. А дело было в ночном клубе, куда она по традиции пришла с Кристиной. Все шло как обычно: громкая музыка, танцы. Подошел знакомый молодой человек и о чем-то возбужденно заговорил с Кристиной. После чего они вышли. Наконец, Кристина вернулась, и Ирина увидела, как та что-то ей протягивает. 'Что это?' – спросила она. 'ЛСД, пошли вместе. Нельзя принимать в одиночестве, потому что неизвестно, как отреагирует организм'. 'Пошли', – произнесла Ирина, оглушенная громкой музыкой, но вдруг встрепенулась. 'Да что ж это получается? Куда я втягиваюсь? Да, читая лет в шестнадцать статьи о действии ЛСД, мне очень хотелось попробовать. Но... нет, нет, нет. Сейчас нет абсолютно никакого повода для этого. Зачем?' 'Стой!' – резко одернула она подругу. 'Ну что тебе', – заорала та, пытаясь перекричать музыку. Ирина растерялась и промолчала. Наконец, они вошли в туалет и закрыли за собой дверь на щеколду. Воздух был сперт, чувствовался едва различимый запах дыма марихуаны. 'Я не буду пробовать. Я не хочу', – пытаясь говорить как можно более уверенно, произнесла Ирина. Кристина пшикнула. 'Да я тебе и не предлагаю, трусиха, оставайся тут, а я полетела. Тоже мне какая цаца, думает, ее мнение кому-то интересно и ее будут уговаривать. Будешь как раз следить за мной, чтобы я нормально себя вела'. И она засмеялась. Препарат подействовал на Иринину подругу странно: она успокоилась и никаких признаков бунта не показывала. Здесь важно отметить, что весь предыдущий час Ира заигрывала с одним парнем, и, как ей казалось, довольно успешно. Знакомство продвигалось, парень подмигивал, и шансы уехать отсюда утром не с Кристиной, а с ним, росли. И вот, когда они вернулись, Ирину ждал принеприятнейший сюрприз: парень этот (звали его Сергей) стоял с какой-то красоткой, а правая рука его аккуратно обвивалась вокруг ее тонкой талии. Далее красавица-брюнетка развернулась и обхватила Сергея обеими руками, потащила к дивану и повалила его прямиком туда. Ира не смогла спокойно смотреть на это безобразие, хотя она и не стала принимать лизергиновую кислоту, в ее крови было уже достаточное количество алкоголя, чтобы приступить к решительным действиям. Она подбежала, схватила парня за задницу и ущипнула. Далее она взялась за его майку и потащила со спины на себя, так что та затрещала. Парень вскочил на ноги. Увидев, что девушка теперь одна, Ира бросилась к ней, и начала мутузить ее. Впрочем, брюнетка хоть была и хрупкой и слегка пьяной, но оказалась способна дать отпор. Она, извернувшись, схватила Ирину за волосы, и бросила ее на диван, а сама вскочила и напрыгнула на нее сверху, начав душить. На счастье Ирины, подоспела Кристина, а Сергей схватил свою новоприобретенную подругу и оттащил ее назад. Конфликт был погашен, но парень был безнадежно утерян. Ирина смотрела в глаза Кристине, тяжело дыша. 'Пошли покурим', – шепнула она ей. 'Где этот дилер твой? Пусть несет сюда свои колеса', – сказала Ира подруге уже на улице, у входа в клуб. А вот что было дальше – из ее памяти категорически стерлось. Много позже, она пыталась вообразить внутри себя какие-то осколки реальности, но все они были выдумкой, сам факт выхода из клуба глубоко осел, но дальнейшие события куда-то растворились. Следующим воспоминанием было то, что она проснулась в квартире у какого-то парня, точнее у двух парней, которые эту квартиру вдвоем и снимали. Кристина также была здесь, но спала не одна, а с одним из хозяев. Взгляд в зеркало Ирину ужаснул: лицо опухло, перекосилось, и красовался огромнейший синяк. Ей стало стыдно, но поскольку находилась она в чужом месте, но не на улице, она и виду не подала, что сконфужена, при этом прекрасно осознавая, что за гостеприимство придется заплатить. Увидев, что Ира проснулась, оба парня начали наперегонки заботиться о ней, принесли кофе в постель и помогли одеться. Ей немного полегчало, но не нужно было слов и предложений. Впрочем, оклемавшись, Ира сделала заключение, что парни не только чутки и внимательны, но и недурственны собой, а обстановка в комнате также говорит о весьма безбедном существовании. И Ирина не стала ждать начала намеков, прямо спросив: 'Кто пойдет первым?' Она и забыла про вчерашнюю драку – если вдруг кто подумал, что она специально закинула подобную коварную удочку, дабы спровоцировать конфликт. Нет, злого умысла тут не было, равно как не было и конфликта: очередность была решена при помощи монеты. Расплатившись таким образом с вежливыми ребятами и обменявшись контактами, девочки поехали в общежитие на заказанном опять же мальчиками такси. Когда Ира взглянула в зеркало, ей вновь поплохело. Да, синяк так же красовался, более того, он был еще ярче и заметнее. 'Неловко как перед парнями, что предстала перед ними в таком виде. Теперь и не запомнят меня и не позвонят, хоть и телефон взяли'. Она почувствовала сильную головную боль, которая до этого момента ощущалась как-то параллельно. Полежав на кровати около часа (соседки по комнате отсутствовали, они были на учебе), Ира вновь взглянула в зеркало с толикой надежды. 'Вот дура! И как мне теперь в универ идти?' Да, характер Иры не позволил бы ей идти на учебу в таком виде, более того, вскоре должны были появиться соседки, а позориться перед ними не хотелось. Ира перерыла список номеров в памяти телефона и обнаружила номер одного парня. Он ей показался в свое время не особенно перспективным, и на звонки его она обычно не отвечала или отвечала вяло, но она смутно помнила, что вроде бы у него была своя отдельная квартира. А именно это ей было нужно сейчас. И она позвонила. Парень сразу встрепенулся и заявил, что отменяет свои планы на вечер, а за ней сможет заехать на своем авто через пару часиков. Ира, конечно, ухмыльнулась при фразе про авто, так как помнила, что у Дмитрия (а так звали парня) машина производства Поволжского завода. Она вспомнила Диму, который познакомился с ней на улице, и она чисто в шутку согласилась дать номер, и предположила, что вероятность обновления автопарка у такого непредприичивого человека мизерна. Собственно, так оно и получилось: скоротав час в кафе, Ира выдвинулась к месту встречи, куда в назначенное время подкатил простенький тазик. Но пришлось смириться. Дмитрий рассказывал абсолютно нелепые байки про работу (а работал он поваром), да и вообще, с момента их знакомства в прошлом году он сменил, пожалуй, четыре места работы, если не больше. Ирина сама об этом не спрашивала, но сопоставляя обрывки рассказов, у нее сформировалось именно такое впечатление. Она объяснила Дмитрию фингал под глазом довольно приближенным к правде рассказом, собственно, единственным отличием от истины в нем было указание зачинщика драки; по версии, озвученной Ирой, на нее бросилась озверевшая от выпитого девушка. Дмитрий оказался крайне милым парнем, приютив ее аж на неделю, пока вид ее не вернулся в свое оптимальное состояние. В среду она вернулась в общежитие, сообщив соседкам, что ездила домой, а увидев в их глазах тень сомнения, очень сильно разозлилась на них. 'Ишь ты! Не верят! Сами-то тоже хороши. Думают, я про них не знаю. Все я знаю. Эти две стервы опять объединились против меня, конечно. Зависть – такая штука. Понимают ведь, что я успешнее их'. Надо отметить, что зимний период Ирина работала в клубе официанткой, где неплохо подзаработала в первую очередь благодаря щедрым чаевым. Наступила весна, и Ирине захотелось большей свободы, в первую очередь в отношении мужского пола, однако события с дракой немного выбили ее из колеи. У нее даже закрались мысли о том, что увольнение было ошибочным делом. С другой стороны, она понимала, что до лета ей хватит средств с лихвой на многие прихоти, поэтому можно немного и расслабиться. Но сомнение не желало уходить. Тут Ирина поймала себя на мысли, что это вовсе и не сомнение, а некое новое, абсолютно неизвестное ей доселе желание. Ей словно не хватало чего-то внутри, какого-то винтика, чтобы организм заработал вновь. На следующий день она увидела, как уровень жизненной энергии упал еще ниже, казалось, что вот-вот начнется депрессия. 'Неужели из-за этого? Не может быть... Я же была уверена, что у меня нет зависимости, и быть не может'. Ирина стояла на балконе общежития и курила третью сигарету подряд, уже не сомневаясь в том, что за желание сидит у нее внутри. 'Выхода два, – шепотом произнесла она себе, – либо перекрыть его сейчас, приняв; либо терпеть, пока оно не пройдет. Но в первом случае оно вернется, и потом будет воспроизвести второй вариант намного сложнее, а во втором случае – есть шанс, что уйдет навсегда'. И Ирина приняла решение ехать домой. Это был словно просвет, словно проблеск. Желание повизгивало и игриво виляло хвостом, когда Ира ткнула пальцем кнопку с надписью 'мама'.
'А как же учеба? Ты же пропустишь лекции!' – строго верещала трубка. 'Нужно, очень нужно', – заверила Ира и стала собираться. Дома она ни словом ни обмолвилась о причинах скоропалительного приезда, сославшись на внезапную тоску по родным местам и грядущий день рождения брата. С братом, она, правда, и не общалась. Тот представлял собой абсолютно полную противоположность ей, с подобной категорией парней она никогда не сталкивалась на тусовках, поэтому в компании с ним ей было всегда неуютно. Брат интересовался историей и любил начать нудные рассказы примерно на полчаса о каком-то неведомом для всех событии. Он отличался и внешне от прилизанных парней, подкатывавших на иномарках к различным злачным местам ночной столицы: одет всегда небрежно, в темные тона, не стрижен, слегка мрачен, также он играл на гитаре, и вроде бы у него был свой некий коллектив, исполнявший песни про драконов и эльфов. Этот мир был для Ирины категорически не понятен, пугающ, но сейчас важен был любой аргумент, и день рождения брата пришел на помощь.
Возвращаясь назад поездом, она чувствовала сильнейший прилив сил, и всякий раз мысль ее возвращалась к Кристине и ее обличительной фразе 'Трусиха!'. За окном проплывали заснеженные леса, белые поля, одинокие деревни и однотипные города, но Ирина, казалось бы, и не видела их. 'А может, прекратить с ней общаться? Но как? Не скажу же я ей прямо все? И кто из нас, если так уж подумать, трусиха? Вещества? Да ведь она курить не умела, когда в Москву приехала! Зажечь толком не могла, когда мы познакомились! Первый раз выпила две банки пива и уже завалилась и потом храпела. Тоже мне, трусиха. А насчет парней. 'Ой, да как же, я останусь дома у него, что сказать маме потом'. Смехота! Девице восемнадцать лет, а она еще церемонится, рассуждая, что сказать маме. Видите ли, у мужика какого-то загуляла. Пошлюшествовать решила! Ох ты ж дело какое! Мама-то ее, видать, девственница до сих пор!' Тут Ирина не удержалась и громко рассмеялась своей шутке. Она одернулась и осмотрелась, но пассажиры были заняты своими делами. Сидевшие напротив, в условном 'купе' (а Ира сидела в платцкартном вагоне сбоку, у окна, но соседа не было, поэтому весь столик был ее, равно как и нижняя полка) обсуждали свои проблемы. Женщина за сорок ехала с матерью и жаловалась на свою дочь. Та посмела ей сказать некие нелицеприятные слова в телефонном разговоре, и сейчас женщину распирало: 'Она мне сказала – зачем ты меня родила! Это же надо такое придумать? Как зачем? Да я тебя девять месяцев носила под сердцем! Сквозь боль рожала! И теперь – зачем? Да тебя носили на ручках, все делали, заботились. И все – сейчас она со своим Игорем засела, и до нас им дела нет. Она тебя с днем рождения поздравила? Нет? Поздравила? Надо же', – женщина явно расстроилась, что произошедшее не вписалось в канву ее обличительного рассказа. Но она не сдавалась и продолжила песочить дочь по-новому. Ирина оценивающе оглядела соседку, и вновь уперлась в окно. 'А что мне дает эта дружба с Кристиной? Да и какая, черт возьми, дружба. В чем же она? В клубы вместе ходить? Но что хорошего там? Нормальных парней там нет, там одни мажорики, если искать развивающегося, уверенного в себе, то в среде тех, кто сам стремиться обеспечить себя! А я? Да, это неверный путь, и Кристина постоянно сваливает меня в эту ненужную мне степь. Но вопрос сводится к следующему – как ей объявить. Вот сейчас мы несколько дней не общались. Но в общежитии мы так или иначе пересечемся. Хм, а что, если мне опять пойти работать? Пойти в место, где могут встретиться и интересные парни, да и можно будет выйти на долгожданную финансовую независимость? Тогда вопрос в объяснении с Кристиной отпадет сам собой'.
