Текст книги "Второе Пришествие (СИ)"
Автор книги: Николай Коровин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц)
'Да ну его, – думала она, поднимаясь на лифте на десятый этаж, – я все-таки ждала от него несколько большего, чем приглашение на повторную встречу. Уж и обнять напоследок мог бы. А этот, так, ручкой помахал и все. Вот и помашу. Что за закомплексованность? Зачем отказывать себе в том, что хочешь? Боишься, что девушка откажет? Что за бред? Мужик ты или кто? Ты должен уметь добиваться. А то иные вообще сейчас пошли, жуть. Пригласят домой, ты вся готовишься, в аптеку зайдешь, уже предвкушаешь, воображение твое само все раскрашивает, а в итоге вы смотрите легонькое кинцо! Ладно, завтра приедет мой болгарин. Как он там писал, через переводчик, 'горячий мужчина'. Посмотрим, посмотрим, насколько он горяч. А то сколько сейчас обмана, когда обещают горячесть, а на деле сдуваются через полчаса'.
Парень же возвращался домой в сомнениях: едва Ирина скрылась, рациональное сознание высунулось и завладело им. 'Я хочу ее, безмерно сильно хочу, но равно как и понимаю, что хотеть таких неправильно. И это будет плевком в свои убеждения, доводить до осуществления свои мечты с ней. С другой стороны, в этом есть и какой-то интерес, показать ей, что она годится для одного и ни для чего другого, что все подобные разговоры с ней пусты и беспочвенны, она хоть и не самая глупая из подобных, но ведь и мне видны ее побуждения, и не хочется идти у ней на поводу, когда слишком активно предлагают себя – это в итоге напротив отталкивает, исчезает желание добиваться, мотивация. Хотя я и говорю, что не нужно никого добиваться, что это модель устаревшая, сближение должно проходить одновременно, незаметно друг для друга. Нормально ли иметь полярные взгляды? Конечно, нормально, при естественном сближении вы их и не заметите, потом, в семейной жизни, вы вспомните о них во время конфликтов. Пока все будет хорошо, вы будете даже гордиться противоположностью точек зрения, мол 'мы такие разные, но главное, мы вместе'. Но это до поры до времени, пока неподконтрольное чувство внутри вас будет полностью закрывать глаза, а точнее – покрывать их некой защитной пеленой, сквозь которую вы недостатки видите, но они вас скорее умиляют, чем вызываю раздражение. Нет, я сделаю простой и решительный шаг – прекращу с ней полностью общение, и все'.
Бывают моменты, когда люди мыслят абсолютно в одном направлении – и это был именно подобный случай! Ирина, впрочем, не собиралась сама сообщать об этом парню. Зачем? Он всегда может пригодиться. Но искать кого-то нового можно также активно. На следующий день Ирина отправилась в один ресторанчик. Это было не самое дорогое заведение, но контингент там был достойный. Красивая девушка, одиноко сидящая у окна и грустно поглядывающая в него, несомненно, должна была привлечь чье-либо внимание. Но красивой еще нужно стать! И целое утро и день Ире пришлось потратить на это. Она забежала в салон красоты, сделала себе новый маникюр, достала из шкафа абсолютно новую кофточку и сразу почувствовала себе уверенней. Да – теперь она готова покорять. Топая сапожками по асфальту и подпевая про себя песням из наушников, она пролистывала в голове образы с предыдущих своих попыток, прикидывая, как стоит поступить в этот раз. Совершенно незаметно ресторан приближался и приблизился наконец до того, что попал в пределы видимости Ирины – оставалось перейти дорогу. Она подошла к светофору, лениво оглядываясь вокруг. Она каким-то интуитивным чувством даже на зеленый старалась ступать, предварительно оглядевшись вокруг. К светофору не подошла, а буквально подползла древняя старушка с сумкой-авоськой. Двое мужчин инстинктивно отдернулись в сторону. Ирина, увидев, как та охнула и крякнула, подошла к ней и поддержала за руку. Светофор переключился, и они стали переходить улицу. Бабушка, даже поддерживаемая Ириной, волочилась еле-еле, они были на середине проезжей части, когда зеленый человечек замигал. 'Что же Вы ходите-то, раз самочувствие такое плохое!' – взмолилась Ирина, которая была уже слегка не рада, что вызвалась помогать бабушке. 'Где ее бросишь теперь посреди улицы?' думала она. К тому же, перед заходом в ресторан Ирина собиралась покурить, так как давно этого хотела, а при бабушке делать это было неловко. 'Милочка, а кто же мне все купит? Я одна живу! Да и то, копейки считаю, пенсия то махо-о-онькая, разве что на хлеб и молоко. Счета за квартиру, знаете какие сейчас? Ого-го какие! А лекарства? Вам, молодым, здоровым, не понять. Вот во время нашей молодости, при Сталине, каждую весну было понижение цен. Каждую. Никто не бедствовал, никто. А сейчас, я, старуха, не нужна никому, тут дойти бы до магазина за буханкой...' И старушка залилась слезами. Нехорошо стало и Ирине. 'Возьмите, возьмите, давайте я Вам куплю, все, чего Вам не хватает и помогу донести до дома', – с этими словами Ирина протянула ей пару тысячных купюр. Бабулька расплакалась при виде их еще сильнее. 'Милочка! Как тебя благодарить, не знаю! Дети, видит бог, живые дети – отвернулись, хотели в дом престарелых сдать, да я отказалась все их бумажки подписывать, порвала к черту! Для них самих первейший позор, спросят – где мать? А они что скажут? Упекли в дом престарелых? Сегодня они успешные, у сына бизнес, дочь судья, денег куры не клюют, машины меняют как перчатки, но о душе забыли, милочка! А как аукнется, так и откликнется. Помнишь заповедь? Почитай родителей своих, отца и мать твою! Как бог сотворил тебя, сотворив мир, но жизнь тебе дали они, ты благодаря им здесь живешь. А они сейчас уже и не помнят об этом, помнить не хотят. Свои семьи, свои проблемы – к чему им жалкая старуха? Скорей бы умерла, чтобы квартиру продать', – и она вновь зарыдала. Ирина ввела ее в магазин и стала подводить к переполненным полкам. 'Ой нет, что ты! Это дорого, без этого я могу обойтись!' Ирина, смеясь, положила в тележку пирожные, продукты и даже тропические фрукты, против которых бабушка протестовала наиболее активно. 'Где вы живете?' – 'Да неподалеку здесь'. Ирина довела ее до дверей квартиры. Бабушка попыталась пригласить ее в гости, чтобы угостить чаем, но Ирина уже не могла больше терпеть все это, поспешила распрощаться и убежала. Покурив на улице, она успокоилась, и мысль о добром поступке переполнила ее душу через край. Хотелось петь, а поход в ресторан она решила пока отложить. Она плыла по улицам, и казалось, что весь мир улыбается ей. Придя домой, она залезла к себе на верхнюю полку (в общежитии были двухъярусные кровати) и, раскинув руки, расслабилась. Легкость расползалась по всему телу, хотелось, чтобы этот момент длился вечно, но острый слух уловил шушуканье соседок за дверью. 'Вы видели, какая Ирка странная сегодня пришла, взгляните'. И Ира прямо представила, как толпятся девочки у двери, заглядывая в узенький проем, пытаясь разглядеть, чем же она там занимается. Все это казалось противным, и Ирина явственно почувствовала, что тепло, разлившееся по ее телу, дрогнуло. Теперь его уже начала сжирать, отрывая по кусочку, некая иная сущность. Она раскрыла крышку ноутбука. Вновь возвращаясь на сайт знакомств, она увидела там привычное множество сообщений. Тыкнув наугад на одно из них, она увидела привычное уже в подобной переписке фото. Она захлопнула крышку и отдернулась назад, плюхнувшись на одеяло.
'Хочу! Хочу, вот что ты с этим поделаешь?' – думала она. Мысли о бабушке окончательно покинули ее голову...
Егор сидел дома, а точнее, лежал в кровати. День был выходной. Все надоело. Надоели компьютерные игры, надоели обзоры на них, надоели аудиокниги безвестных авторов, описывающие фантастические миры. Надоел просмотр порно– и околопорнороликов, каждый раз заканчивающийся одинаково как в видео, так и у Егора. Надоела мысль, которая вдруг начинала появляться при просмотре: 'А зачем я это делаю? А как смешно, наверное, я смотрюсь сейчас со стороны, приспустивши штаны!' Надоело все. Единственное, что не надоело, так это милый диван. Он привстал, отошел в сторону и неожиданно для себя подумал. 'Милый, милый диван! Знал бы ты, как сильно я тебя люблю! Сколько времени мы провели вместе, сколько всего вместе пережили! Ты был со мной в минуты наибольшего душевного отчаяния, ты согревал и утешал, ты давал надежду... Не давал! Нет надежды! Нет смысла! Нет смысла и бессмыслицы (в этот момент он почувствовал, как к глазам подступают слезы и сильно ударил себя за подобную сентиментальность). Нету ничего! Могу ли я убить себя? Хотя бы замахнуться? Я не могу даже замахнуться, нет. Не могу. Не могу!!! Почему же я так слаб? Что это? Душа, выйди вон. Выйди, я сказал. Я не звал тебя. Ты не нужна мне. Все страдания лишь от тебя. Ничто не вызывает во мне отклик. Даже если все мои родственники сдохнут, я порадуюсь. Да, порадуюсь. Но... Но не сам ли себе я внушил, что порадуюсь? Не для того ли, что показать это другим, что я... Что я спокойно все это перенесу, что мне это безразлично? Но разве это не безразлично? Разве плач наш по усопшим оживит им? Разве придаст бодрости там? Но ведь и там нету. Нету ничего. Так зачем? Не понимаю, надо с самого начала'.
В этот момент на телефоне заиграла музыка сообщения. Егор, ни с кем тесно не общавшийся, сильно удивился. Оказалось, что это пришло сообщение от банка: пришла зарплата, первая на новом месте. Егор облизнулся и принялся жонглировать цифрами.
На следующий день на работе Антон пошел есть отдельно от всех. Он сел за удаленный столик в углу, достал ручку и покрыл одноразовую салфетку различными символами. Как мы помним, у него случались периоды одержимости некой идеей, и в данный момент эта была проблема простых чисел-соседок. Есть ли смысл пересказывать ее условия? Думается, что кто интересовался подобной темой, поймет, а кто не интересовался, вряд ли заинтересуется. Но Антон гипотезу доказал. Придя домой, стал проверять ее в интернете и нашел глупейшую ошибку. 'И как я это не заметил? Числа можно разложить и на иные простые множители, если идти с шагом плюс два, это же очевидно. Тьфу на все это!' – с этими словами он порвал все листочки с расчетами и спустил в унитаз. Более к данной математической проблеме он не возвращался.
В тот день Антон зашел в крупный гипермаркет – единственный тип магазинов, который он любил еще с детства, когда, бибикая, управлял покупательской тележкой, отталкиваясь ногой от пола и катаясь на ней. Сотрудники были заняты своими магазинными делами и к Антону не приставали. А вот покупатели были забавны. Они разговаривали сами с собой и с полками, что-то бубнили под нос. Один покупатель попытался вынести коробок спичек, стоивший меньше рубля, но был задержан бдительными сотрудниками службы безопасности. Две девушки консультировались насчет смесителя, положили его себе в тележку, и, завернув за угол, одна из них изрекла: 'Приучайся уже жить без мужика!' Три сотрудника, мило болтавшие в сторонке, у стены, смеялись о чем-то своем. Антон тоже засмеялся, хотя и не услышал дальнейшее развитие диалога, обещавшего быть крайне увлекательным. Но он запомнил, как эти девушки выглядели и задумался. С одной стороны, готовность жить в одиночестве, не бросаясь на первого встречного, вызывала в нем всплеск уважения. Но фиолетовый оттенок волос и ярко-красные губы одной девушки, тотальный макияж и с синеватый оттенок губ другой вызывали в нем предельное отторжение. Он много раз вступал в споры на эту тему, но всякий раз оставался при убеждении, что 'самая главная красота – природная, ничем ее не заменишь, вся эта ваша косметика лишь портит ее'. Его не удивляли те глупые вопросы, которые они могли задать; имея личный опыт работы с покупателями, Антон прекрасно знал, как люди пытаются – даже в мелочи – переложить на кого-то ответственность. Кого-то даже во взрослом возрасте пилят родители: 'Ты купил не то! Мы ведь покупаем другую марку!' Но большей части хочется, когда товар не оправдает их ожиданий, радостно возвестить: 'Ах ты подлец! Посоветовал мне такую лабуду!'
В холле торгового центра играла громкая и веселая музыка, хотя Антона она угнетала и склоняла к депрессии. Народ топился около экранов, где проходил какой-то мастер-класс. Антон пожал плечами, глядя на очередь: 'И зачем это им нужно? Что за ерунда? Ох, как я все это не люблю'. Но тут неожиданно произошло то, чего Антон не любил в разы больше. Перед ним нарисовался клоун, один создателей движухи и атмосферы среди пестрой толпы, он безошибочно выделял среди посетителей лиц с хмурыми лицами и превращал их в расплывающиеся в улыбки. Антон с детства боялся клоунов. Клоуны всегда появлялись незаметно, и трудно было понять, чего же они от тебя добиваются. Так было и на этот раз. Клоун что-то показывал, очевидно, объясняя некое действие, которой должен был выполнить Антон, но тот категорически не мог уразуметь, что именно ему необходимо сделать. Но уйти, убежать, он уже не мог – было еще более неловко по отношению к клоуну, который, это было видно невооруженным глазом, искренне старался настроение Антону поднять. Антон решил действовать следующим образом: раз клоун изъясняется жестами, то также будет поступать и он. Махнув рукой в стороны выхода, он намекнул, что очень торопится, после чего скрылся.
Возвращаясь из магазина домой, он неожиданно был окрикнут на улице Егором. Тот тащился еле-еле, изнывая под тяжестью пакетов, украшенных эмблемой одного крупного гипермаркета. 'Первая зарплата на новом месте', – отплевываясь и матерясь, буркнул Егор, тяжело дыша, – помоги!'. В пакетах были бутылки с газированной водой, суммарной емкостью на литров двадцать. Искренне недоумевающий Антон поинтересовался, а для каких собственно целей ему нужно столько пресловутой воды? Впрочем, ответа можно было и не ждать: Антон и сам прекрасно знал о пристрастиях Егора. В итоге, он помог ему дотащить проклятые бутылки до нужного этажа, благо жил тот попутно, в десяти минутах ходьбы от дома Антона.
Уже на лестничной площадке, разговор внезапно перелился на философскую тематику. Начав с фразы 'Что там твоя-то, не бросила еще тебя?', Егор объявил, что в последние десять лет его ничего в этой жизни не цепляет и невзначай озвучил свою мечту: нигде не работать, а сдавать квартиру и жить на эти деньги. Хотя подобная мысль приходила в голову и самому Антону (равно как и мысли об уезде далеко-далеко, уходе в скитания и так далее), который не ленился работать, но которому не нравилось ощущать себя наемным работником, а вести свое дело он не мог ввиду отсутствия организаторских способностей и желания окончательно затонуть в болоте 'загнивающего капитализма'. Антона поразил даже не тот факт, чем будет заниматься все дни напролет Егор. Вот он, Антон, разработал бы свою утопию, создал бы экономическую систему, он молодец. Да, что делать с этой теорий далее, после ее создания, не вращающийся в экономических кружках Антон не ведал; единственный вариант, который можно было отнести к нему – это сидеть и тешить себя надеждой, что через триста лет она станет актуальной. А вот Егор бы сидел бы, сидел, играл бы и играл, его деятельность была ровно настолько же полезной для общества, что Антону было признать тяжело, ввиду ощущения собственной 'избранности'.
'Я же хочу изменить мир, тогда как другие даже не хотят', – пытался сформулировать он. Но какая разница, хочешь или не хочешь ты изменить мир, если ты его не меняешь??? Антона больше всего поразил факт спокойствия, с которым Егор сообщал ему эту информацию. Конечно, образ пофигиста, 'а какое мое дело?', был создан и эксплуатировался Егором давно. И Антон не позавидовал Егору, нет, но он никак не мог понять – как так можно? Никакие философские книги, разговоры о толерантности не могли на это повлиять, но чувство это было взаимным. Егору тоже периодически приходили в голову мысли о своем товарище. И аналогично вопросы оставались даже без намека на поиск ответа. Что за сила выгоняет его из дома искать приключения в свободные дни? Почему он с удовольствием готов карабкаться по склонам, лазить под заборами, съезжать на заднице, тонуть в болотах и утапливать там горе-спутниц, приходить домой полностью перепачканным? И опять же, Антон прекрасно понимал, что интересы его странноватые и симпатичны в первую очередь ему самому. Готов ли он рассказать об этом Егору? Ведь ему самому глубоко плевать на мнение посторонних, но равнодушная фраза последнего 'заняться больше нечем, как шляться где-то' цепляет. И он не готов говорить все. Он стесняется своих потаенных мечт. 'А может и Егор на самом деле мечтает о чем-то, но попросту не выдает подобный ход мыслей, создавая образ сухаря?' – думал он. Но ту идею, которую Егор озвучил – она действительно была основным его планом на будущую жизнь. И Антону почему-то стало грустно и неприятно после этого разговора. Можно даже сказать, что он ощутил легкое отвращение.
'Но кто я такой, чтобы судить его? Чего я сам добился в другой, не-Егорьевской деятельности, чтобы его осуждать, да или хотя бы обсуждать? Да и можно ли вообще такие вещи формулировать? И – зачем? Я ведь на самом деле не знаю, чего хочу от этой жизни, но более того, не подозреваю, где эту информацию можно раздобыть. Все то, что я черпаю из окружающего мира – оно про других. Оно меня не цепляет, не вызывает желания повторить, сказать 'и я так же буду', 'а можно с вами?', не вызывает никоим образом. И как бы ни были бессмысленны эти мысли, я от них не освобожусь', – рассуждал Антон по дороге домой.
Глава X. Словно птица в небесах
Забудем же, что значит страх! Вперед, к новым приключениям! Мы бросили пламенного вождя революции в небольшой швейцарской клинике под оком профессора Фогельштейна и его деловых партнеров. Прошло два с половиной месяца, и слухи как дождевые черви расползлись во все стороны. Они ползли и ползли, крепли и крепли, что уже не казались слухами, а ожившей реальностью. Человек испокон веков мечтал победить смерть, и чудным ему казался воскресший, и он акцентировал внимание на нем, а не на том, кто полил его живой водой!
Слава новым технологиям! Они помогли найти друг друга многим из нас; помогали и помогают скоординироваться в решении проблем. Сошлись люди, верившие в то, что Ленин ожил; в то, что он в плену; а раз он в неволе – его надо вызволить оттуда, ведь он ее ничем – по крайней мере, в своем втором пришествии – не заслужил. И ситуация казалось на самом деле не такой уж безвыходной, как то могло показаться на первый взгляд.
Операция была разработана довольно быстро, как это всегда бывает со всякими операциями, имеющими конкретную и осязаемую цель. И, как опять же всегда бывает – идеальна она была только на бумаге. Прошло больше двух месяцев с момента похищения – и только начались первые шаги по реализации плана. Сейчас уже трудно вспомнить, деятели какого объединения внесли в его организацию больший вклад. Да и не так уж это и важно.
Первым пунктом в этом плане значилась проверка слухов. Ведь в том случае, если это действительно были слухи, операция теряла смысл. Самым легким во всей этой операции оказалось придумать способ проверки. Решили вступить в контакт с кем-то из секретной группы и, притворившись богачом, встретиться с Ильичом. А вот как выйти на эту секретную группу? Вопрос повис в воздухе. Помог счастливый случай. Один известный певец, заинтересовавшийся слухами о воскрешении, сам захотел посмотреть на ожившего. Он не был марксистом по убеждениям, ему вообще была не интересна политика: он и знать не знал о том, кто такой Ленин и какова его роль в мировой истории. Из истории России он помнил, что когда-то существовала империя зла, и что один из его кумиров пел когда-то что-то про угрозы похоронить нас всех, и так далее. Впрочем, в медведей с балалайками на улицах он не верил, потому что сам был в России на гастролях аж дважды. И сейчас, движимый природным любопытством, он добился встречи с одним из товарищей, по принципу испорченного телефона слышавшим эту новость. Соответственно, он попросил его узнать адрес, запрос пошел выше, и так далее. Надо отметить, что поскольку слухи разошлись широко, то подобные попытки стали делать очень многие люди, и совсем не из-за интереса к личности Ленина. Всех интересовало – а правда ли можно оживить человека? Если кому-то и хотелось пообщаться с Ильичом на тему перипетий октября семнадцатого... О, таких было меньшинство! Певец добыл телефон и дозвонился до Карла, но получил отказ. 'Не верьте слухам, – заверил Карл певца, – не ведитесь на провокации'. И певец распространил эту новость среди широкого круга своих знакомых – а он у него был по-настоящему широк, даже огромен.
Если в сентябре тайну и адрес знали немногие, то к середине ноября значительное число людей представляло себе, что есть частная клиника в Швейцарии и там якобы провели эксперимент. Собственно, со всех посетителей – а их было пара десятков – бралось обещание неразглашения. Казалось бы, что есть обещание в наше время? Однако, Карл и Людвиг ожидали, что вложившимся в предприятие невыгодно подвергать дело огласке, ведь известность может привести к запрету на опыты, а значит и потере средств 'инвесторов'. Возможно, у многих сейчас возникает вопрос, реагировала ли каким-то образом на эти слухи полиция? Да, реагировала. Да, приезжала. Но ордера на обыск не было – и сами причины приезда были выдуманы. И конечно же, ничего подозрительного во время этих приездов не было обнаружено. Да и если бы они побывали в палате Ленина – что они могли предъявить? Обвинение в краже? Арестовать Карла и Людвига за предыдущие провинности? Но они давно уже сменили паспорта, а подтянуть в данном случае статью 'похищение человека' было проблематично. Российская Федерация не подавала запрос в Интерпол, поскольку арестованные участники операции не выдали организаторов. Законы Швейцарии прямо не нарушались. Кто-то возразит, дескать, они проводили опыты. Но разве запрещены опыты по воскрешению людей? В конце концов, в начале операции Владимир Ильич был как-никак мертв. А вскрытия проводятся без каких-либо разрешений. С другой стороны, тело Ильича являлось, по сути, музейным экспонатом, похищенным из того места, где оно было выставлено. И вскрытие проводится после регистрации смерти, в том числе с привлечением сил правопорядка.
И без внимания полиции в команде прекрасно понимали, что новость распространяется, но значит и шансы на привлечение капитала растут. Сработал эффект множественных попыток: одному простому любителю науки удалось выйти на Карла. Он давно читал статьи Фогельштейна, связался с ним и находился в переписке. И когда тот перестал отвечать, он справедливо решил, что тот приступил к делу. Услышав новость о похищении Ленина, он инстинктом почуял, что это дело связано с теориями Исаака. Кто и зачем мог похитить Ленина?
'Конечно же, здесь не только научный интерес! Здесь, очевидно, коммерция. Да что сомневаться – тут выгодоприобретатели не ученые! Но кто принесет эту выгоду? За счет кого она родится?' – и в голове ученого возникло логичное подозрение. Платить может только тот, кто действительно может заплатить. Значит, необходимо внушить проведшим операцию, что он располагает средствами. Этот вариант сразу отпал как невероятный, но ученый взял в сообщники профессора кардиологии Арнольда Хегга, давнего знакомого, с которым когда-то работали в одном шведском институте. Тот действительно делал операции нескольким известным персонам – в том числе персонам очень и очень богатым и влиятельным. И так группа расширилась до трех человек. Миллионера и отправили в клинику. Карл дал добро, и встреча состоялась. Да – это был первый миллионер (и вообще первый человек), пришедший удостовериться в чистоте эксперимента и не планирующий оживать впоследствии сам. Собственно, он и не стал подписывать договор. Карл вспылил, но миллионер справедливо заметил: 'откуда я знаю, что это он?' До сего момента он был очень рад идее о похищении Ленина, ведь она складывала воедино все подозрения. Реинкарнируй кого другого – доказывать было бы сложнее. Здесь же... Здесь, казалось, все слишком очевидно. Но миллионер гордо заявил, что те просто похитили тело Ленина, а сейчас перед всеми машут двойником. Впервые человек обвинил их в подделке – а ведь доктором Фогельштейном были проведены все анализы, в частности, подтверждающие, что тело было забальзамировано. Так или иначе, миллионер уехал с новостью. Ученый оказался неглупым и продал ищущим заветный номер телефона за кругленькую сумму, поделившись и с кардиохирургом. Миллионер от своей доли отказался с такой же ухмылкой, как и от бессмертия.
Еще один ученый, как только прочитал статью, что Ленина похитили, чтобы оживить, вспомнил профессора Фогельштейна, который когда-то писал статьи на эту тему и с которым он даже дискутировал. Ученый позвонил в институт, но его заверили, что Фогельштейн там больше не работает, и вообще завязал с наукой. Этой версии он не поверил. 'Я помню, как он делал доклад. Этот человек умрет в лаборатории. Не завязал он с наукой'. И он приехал в институт. И там-то ему поведали, что, по слухам, Фогельштейн уехал в другую часть страны, где ему предоставили лабораторию для всех его опытов, но узнать это невозможно, потому что тот ни с кем не выходит на связь. Ученый был упертым и развесил в разных частях Швейцарии, благо страна небольшая, фотографии Исаака. И однажды ему позвонили. То был житель городка, где и располагалась та самая клиника и произошли те самые удивительные события. Ученый приехал в городок. Фото Фогельштейна многие узнали. Городок был мал, скоро выявилось и здание за колючей проволокой. Кто-то даже видел, как Фогельштейн заходил внутрь. Ученый начал искать единомышленников. Адрес ушел в массы.
Наивно предполагать, что в самой клинике о подобных поисках не догадывались. Людвиг нашептывал Карлу: 'Теперь уже всякая собачонка в подворотне знает, о том что мы сделали. И эта популярность нам еще аукнется, вот увидишь'.
– Что же ты предлагаешь? – неожиданно спросил его Карл спустя два дня после предупреждения.
– Готовиться к бегству. Мы уже получили кое-какие деньги, и деньги неплохие. Они перекрыли все расходы на кражу. Так что мы уже в плюсе. Я вообще предпочел бы скрыться хоть сегодня.
– Не сметь! – Карл схватил за воротник и потянул низкорослого коллегу вверх. Людвиг затрепетался, выпучив глаза. – Я тебе дам побег! Сам заварил эту кашу! Мы ведь хотели поставить дело на поток, не так ли? И даже об официальности мечтали! Ну ладно, будем и тайно оживлять, но тогда людям придется потом отсиживаться по норам. А им пожить хочется.
– Слушай, мы начали этот проект как шутку. А что если... вот как. В серьезность мы не верили. Впервые захотелось сделать что-то по-настоящему красивое. Да, то что мы делали до этого – также было изощренно и по-своему красиво. Но по сравнению с нынешним проектом – пшик. Мы могли бы править планетой! Но я вижу, что это тупик. Технология не наша. Значит ее владелец Фогельштейн. Популярность – его расхватают с руками и ногами. А нас просто арестуют за дерзкую кражу. Ну и наше прошлое сразу вспомнят. И как думаешь, сколько выйдет в сумме? То-то же, и я про то.
С каждой фразой Людвига Карл сжимал воротник все слабее, и тот, опускаясь, говорил все увереннее и увереннее.
– Я бы все равно не спешил бы убегать. Да, опасно. Но дело-то какое! Верно ты говоришь, красивое. А от красоты трудно оторваться. Это как залезть в шкаф в самый решающий момент, потому что на лестнице уже слышны шаги, вдруг муж!
– Так, шутки ты брось. Я своей шкурой не хочу рисковать, потому что, видите ли, дело увлекательное. Да ты сам понимаешь, что мы натворили? Теперь, глядишь, история человечества пойдет по иному пути! Да я, может, и сам хочу, когда пришла пора мне умирать, отдаться на сохранение? Выделите мне чудо-раствор Фогельштейна!
– Так раствор для мышей. А Ленина бальзамировали явно не им. И не факт, что ты оживешь после него.
– Карл, пойми серьезно! Мы можем потерять все. Но приобрести? Что мы можем приобрести?
– Впечатления! Вот что! Разве жизнь не состоит из благостных моментов, которые ты готов вспоминать и пересматривать? Ох нет!
Пока Ленин восстанавливался, коммунисты искали встречи с ним. Но питаться им приходилось лишь огрызками слухов. Но все эти слухи наперебой говорили об одном: Ленин жив. Настоящий ли это Ленин или человек, которого выдают за него, установить было невозможно, но коммунистические организации справедливо предположили, что его имя поднимет в целом интерес к его идеям, сделает дополнительную рекламу, привлечет новых сторонников. Европейских коммунистов давно не интересовала революция, но интерес к социалистическим идеям должен был привлечь избирателей, повысить проценты, получаемые на выборах. Мы не будем идеализировать ситуацию, строя умилительную картину заботливых 'левых', страдающих за изнывающего в неволе вождя. Нет, ими двигала также практическая выгода, – даже самыми радикальными. Впрочем, многие из радикалов Ленина недолюбливали, упрекая в гибели зачатков мировой революции, забывая, что Маркс предрекал ее естественное становление, вне зависимости от человеческого фактора; ее никак не мог уничтожить человек, жизнь свою революции посвятивший; хотя и марксистская картина мира отмечала роль человека в истории.
А жизнь в палате у Ильича, не подозревающего о волнениях 'в миру', текла своим чередом. Иван однажды забыл в палате у Ленина смартфон. Ильич до того дня внимательно следил за тем, как приходившие к нему люди пользуются техникой, и сейчас, увидев бесхозную трубку, сразу же начал тыкать кнопочки. Он тыкал, тыкал, тыкал, и, наконец, дотыкался до того, что пошли гудки. Вдруг они прекратились, и на том конце раздался голос. Ленин не стал слушать и заорал во все горло: 'Я Ленин! Я вернулся!'.
Взявший трубку вначале не сильно удивился, приняв звонящего за пранкера. Но одновременно с этим он вспомнил историю про похищение из мавзолея и циркулирующие на фоне этих событий слухи. И ему стало любопытно. Он сумел найти в интернете записи голоса Ильича, которые были записаны при его жизни. Не сказать, что голос был похож, но мозг человека так устроен, что он слышит то, что хочет слышать. Всем известны эксперименты, во время которых испытуемые наделяли одного и того же человека, изображенного на фотографии, разными качествами, в зависимости от того, сообщали ли им, что он преступник или известный ученый. Более того, в том опыте доброволец дополнял в своем воображении картину мужчины до женщины, потому что другие участники эксперимента, 'подсадные утки', уверяли и логически объясняли, что изображена как раз-таки загримированная женщина. Так и здесь, человеку захотелось поверить, и он поверил. Да, он допускал мысль, что речь 'Ленина' склеена из кусков старых речей, но отгонял эти мысли, потому что решил немного прославиться с помощью этого разговора. Он обратился к своему оператору мобильной связи и получил запись. Довольно быстро она разлетелась по интернету, где встретила как ярых сторонников, так и противников своей истинности. Автор записи желаемой популярности не получил, но вот сама запись в итоге набрала миллионы просмотрев и прослушиваний. На российском телевидении Компотов уверенно раскрыл ее как бездарную подделку из-за шороха на заднем плане.
