Текст книги "Второе Пришествие (СИ)"
Автор книги: Николай Коровин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 42 страниц)
И, вернувшись в столицу, Ирина засела мониторить вакансии. Сразу же записавшись на несколько собеседований, она столкнулась с ситуацией, когда предполагаемый выход в институт опять перекрылся (а ведь ехала она с мыслями 'все, больше пары прогуливать не буду'), более того – собеседования накладывались чуть ли не друг на друга. На первых двух собеседованиях Ире отказали, причем оба раза вопрошавшие девушки недоверчиво морщились, когда Ирина рассказывала, что у нее опыт только два месяца и объясняла причины увольнения. И уже на третьем собеседовании в магазине модной одежды Ирина рассказывала истории, что ее опыт превышает официальные два месяца: она помогала отцу продавать в его небольшом магазинчике; организовывала одногруппников в институте, проявляя лидерские качества; вела ряд проектов в интернете, приносивших ей доход, поэтому она знает и чувствует, как делать деньги. Ирине даже не потребовалось добавлять о том, что она жизнерадостная, открытая, доброжелательная девушка, но при этом амбициозная и целеустремленная. Тайно от нее рекрутер поставила маленький плюсик на ее анкете, а когда на вопрос о мечте Ирина сказала, что хочет за три года заработать на автомобиль, девушка поставила еще один плюсик и подчеркнула карандашом слово 'мотивация'. Второе собеседование проходило с руководителем – и Ирина рассказывала те же истории, но уже в больших деталях, которые она продумала еще во время поездки в офис. Далее уже последовал рассказ о специфике данной вакансии и прочие бумажные дела. В итоге Ирина устроилась на работу, где ее ждал весьма плотный график. О пропуске институтских занятий она как-то и позабыла, полностью ударившись в трудовую деятельность. В ее голове крутились цифры о текущих продажах, уже в первый день она высчитывала, какой процент может получить за смену (а это был выходной день, и клиентов было много, по неопытности Ира пыталась этот дневной заработок умножить на тридцать, чтобы вычислить месячную премиальную часть). Звонки от Кристины валялись в пропущенных. Столкнувшись с ней в коридоре, она объявила, что пока не сможет составить ей компанию при походе в клуб из-за занятости на новой работе.
Работа действительно удалила все негативные мысли, посещавшие голову Иры в последние недели. Она стояла в проходе, широко улыбаясь, подходила к покупателю, и, заглядывая ему в душу, предлагала свою помощь. Покупатели-мужчины, даже если и не собирались ничего покупать, соглашались и в итоге были готовы взять три-четыре вещи, о дивных свойствах которых им удалось узнать из Ириного рассказа. На этом моменте с нашей героиней и хочется попрощаться: больше на страницах она нам не встретится. Хочется лишь добавить, что в мае встал вопрос об ее отчислении, и ее вызвали в деканат, но результат этой беседы, признаем честно, не имеет никакого отношения к нашему повествованию. Но надеемся, что в деканате ее улыбка также возымела свое чарующее действие.
Егор окончательно выздоровел, рука почти не болела, поэтому на женский праздник от алкогольного соблазна удержаться он не смог. Если на новогодний корпоратив он шел с твердым намерением приобщиться наконец к прелестям юности ('молодость проходит, а у меня ничего не было', рассуждал он, даже воображая о том, как в пьяном виде наконец наберется наглости предложить какой-нибудь такой же нетрезвой девушке то, о чем мечтал последние лет десять), то сейчас все произошло спонтанно. Конечно же, все прошедшее время активно циркулировали шутки про Егора и его руку, про его пьяные похождения, да и сам он подлил масла в огонь, заявив, что категорически не помнит, чем занимался до того, как проснулся на лавочке, после чего и случилась неприятная коллизия на льду. То чувство стыда, что он испытал неоднократно за тот день, улетучилось, словно произошедшее произошло и не с ним. Реакция организма была неоднозначной. В отличие от прошлого раза, Егор смог прочувствовать весь ритм вечеринки, ему было весело, даже на какие-то доли секунды удавалось стать душой компании, однако закончилось тем, что веселье постепенно уступило место слабости, Егор попытался декламировать стихи со школьного утренника, но в итоге заснул, уткнувшись лицом в салат. Несколько человек задало ему в оставшиеся дни вопрос о выборах, но он привычно отшутился, что политикой не интересуется, 'какой смысл выбирать, если все уже за нас решено'. Однако чем ближе был час икс, тем чаще посещали его мыслишки вроде 'а может и сходить'?
В итоге, он не удержался от соблазна и отправился на участок. Озираясь по сторонам, как бы не быть замеченным знакомыми или соседями, он взял свой листок и поставил тоненькую, словно ее и не было, галочку напротив фамилии Шилоновский. Выходя с участка, он с грустью заметил, что сейчас он уже не в том возрасте, когда дарят ручки и флэшки, поэтому домой он вернулся с пустыми руками. Впрочем, и дома было полно забот, решением которых он и занялся, после которых засел с двумя банками пива перед экраном. Но недолго он решал свои проблемы. Рука, вооруженная мышью, сама открыла видеохостинг и он начал набирать привычные фразы в строку поиска. Похоть побеждала мозг, и Егор забыл уже, что хотел посмотреть вначале. Видео было много, и все хотелось просмотреть. Прошел час, когда он кончил и смог вернуться к изначальным планам.
Елена никак не могла смириться с предательством Василия. Она буквально не находила себе места, сколько бы ни пыталась думать о нем плохо, сколько бы ни пыталась вспоминать обиды, которые она потерпела от него, внушать, что это шанс на начало новой жизни – все шло мимо. По вечерам она абсолютно неожиданно для себя бродила по улице в совершенном одиночестве и словно впивалась в него. В один миг ей стало абсолютно все равно до проблем родителей. За день до этого отец, наконец, собрал вещи и уехал, Лена попрощалась с ним сухо. Она толком и не осознавала, что больше может его и не увидеть в этой жизни. В ее сознании этот уход мало чем отличался от того, как бы он просто пошел за хлебом в магазин.
Бродить по улицам ей надоело, и первый день весны она встретила за столиком в кофейне. Привычно обратила она внимание на молодого человека, заглядывающегося из-за соседнего столика на ее прелести, и демонстративно отвернулась. Тут взгляд ее пал на объявление, висевшее на столбе. 'Требуются официантки, график работы по договоренности'. И она взяла в руки телефон и тут же набрала номер, указанный внизу. Приветливая девушка на другом конце провода была взбудоражена и назначила ей собеседование уже на следующий день. 'Прекрасно, – думала Елена, – если удастся подбить график на вечера, то можно будет совмещать с учебой. А как раз вечером народу больше, так что очень это вероятно'.
За весь разговор Лена ни разу не подумала ни о деньгах, ни о своих желаниях и даже не поинтересовалась условиями оплаты. Впрочем, они выяснились уже на собеседовании и оказались весьма соблазнительными, равно как и график. Как ей пришла эта мысль, пойти работать, она сейчас вспомнить не могла. Но помнила, что еще в школе предполагала, что будет подрабатывать во внеучебное время и прикидывала, куда бы ей пойти трудоустроиться. Знакомство с Василием перекроило все эти планы, она о них попросту забыла, но едва поступила на второй курс, стала время от времени мониторить сайты поиска работы, прикидывая свои шансы на определенные места. В конце концов, она даже откликнулась на ряд вакансий, и даже съездила на пару собеседований, одно из которых провалила, а после второго так и не дождалась обратной связи. В целом, она пожалела, что рассказала Васе об этих поездках, потому что если после первого раза он просто посмеялся и пожурил ее, то после второго раза запретил подобные поездки категорически. И при любой возможности неодобрительно высказывался о попытках своей пассии найти работу. 'Зачем тебе это? Куда ты пойдешь? Да и уставать будешь. Тебе деньги нужны? На что? Давай я тебе это куплю, успокойся', – говорил он, и Лена понимала, что не может перечить ему. В настоящий же момент никто не указывал ей, как надо действовать.
Лена потратила неделю на получение медицинской книжки, и все дни настроение было приподнято, она предвкушала новые ощущения и чувствовала некую гордость за себя. Первые впечатления были сильными: словно открылся мир, скрытый от простого посетителя. Лена получила униформу и отправилась вместе с прикрепленным наставником проходить обучение. Она увидела, как готовятся блюда, как официанты между собой оценивают платежеспособность клиента, как формируются заказы и что предпочитают брать чаще всего. Первыми клиентами, которых она обслужила сама, оказалась молодая пара, ее ровесники. Но у нашей героини не было ни тени зависти их счастью, как она смотрела на влюбленные парочки еще за день до трудоустройства. Мысли ее были поглощены процессом. Она старалась быть предельно аккуратной, а улыбка не сходила с ее уст. После первого трудодня, который был обучающим и неофициальным, когда последние посетители отправились восвояси, к ней подошла управляющая кофейни и похвалила ее, пожав руку. 'Вы приняты', – эхом отозвалось у Лены в ушах и звенело всю дорогу домой так сильно, что она ни разу не вспомнила о Василии. На следующий день настал чудесный миг потери девственности у свеженькой трудовой книжки, и первая запись обагрила собой страницу. 'Понеслась!' – приплясывала Лена.
Отныне она почти все вечера пропадала в кофейне, где обслуживала клиентов. Работа была изматывающая: Елена приходила домой, валилась с ног и сразу засыпала. Ей хотелось поперебирать в голове яркие образы, связанные с отношениями с Васей, но она отрубалась мгновенно. Выходные дни на работе смещались, а на учебе строились по принципу 'воскресенье плюс еще один день на неделе', эти дни менялись в зависимости от четности недель. Дни, оказавшиеся полными выходными днями, то есть свободными от учебы и работы, виделись лютым блаженством, когда можно было проваляться на диване до двух часов, а потом сидеть и смотреть сериал. Воскресенье, когда проходили выборы, было, понятное дело, выходным в институте, а вот в кафе выпал ее день, поэтому она, отоспавшись как следует, бегала с подносами, тогда как сидевшие за столиками обсуждали преимущественно свою личную жизнь. 'Я запустил себя, скажу тебе честно', – приговаривал паренек азиатской внешности, возможно, калмык, своей не то знакомой, не то будущей девушке – Лене почему-то показалось что у них первое свидание, и он занимается самопрезентацией. Проходя мимо их столика повторно, она услышала, что разговор сместился на тему автомобилей, называлась сумма в четыре миллиона, а также к чему-то парень упомянул, что некто 'состоит в 'Российском Единстве' – внимательно вслушиваться возможности не было, хотя у Елены периодически просыпалось подобное любопытство. Поступил очередной заказ, весьма недешевый, поэтому несла она его предельно осторожно. Она аккуратно поставила поднос на стол и увидела, как ей поочередно улыбаются двое солидных мужчин. Выделив ей весьма неплохие чаевые – вероятно, самые большие за сегодняшний рабочий день – они продолжили тыкать пальцами в свои планшеты, и говоря что-то о Тупине и выборах. Уходя, она по инерции слышала краем уха их речь, где разобрала фразы 'как обычно', 'убедительная победа', 'мы и не сомневались' и подобные им.
Что ж – так оно и было. Уже к вечеру все новостные ленты в интернете пестрили заголовками, в которых сообщалось, что по предварительным результатам Тупин избран на свой последний (хотя, кто знает!) четвертый срок.
На следующий день поступила информация от Центризбиркома. Ленин получил почти двадцать процентов голосов избирателей, Подвальный и Шилоновский – по семь, Сергеев – около двух.
Занявший третье место Подвальный еще вечером разразился привычной разгромной речью, направленной на обличение 'партии воров и жуликов' и призывом вывести народ на улицы. Он не упустил возможности напомнить, как при Тупине обогатились все его давнишние товарищи из славного града в устье Невы. Шилоновский и Сергеев так же отметили свое недовольство, при этом поздравив Тупина с победой. Надо сказать, что сами правила выборов, когда он только ознакомился с Конституцией, еще в Швейцарии, вначале очень порадовали Ильича тем, что каждый гражданин имел ровно один голос, а не пропорционально своему происхождению, как то было в Российской империи, где ряд слоев населения попросту избирательным правом не обладал. Однако сам результат, всего лишь пятая часть голосов, а также те особенности избирательной системы, на которые он обратил внимание, привели к тому, что он решил сделать весьма громкое заявление. Ленин объявил открытое выступление в своем предвыборном штабе, на которое собралось почти полторы тысячи зрителей. Ильич долго готовился к нему, изучая свои собственные произведения.
И здесь Ленин впервые впал в депрессивное состояние, выразившееся в полном сомнении, то ли он делал на протяжении своих обеих жизней. Владимир поймал у себя в голове мысль об ошибках прошлого, и мысль эта казалось вот-вот выскользнет, но он никак не хотел, чтобы он выскальзывала. Он уцепился за ее хвост и стал вытягивать назад, как бывает порой, когда ты ешь суп, в котором плавает петрушка, и она застревает в горле. И Ленин сказал сам себе: 'Стоп, надо успокоиться. Но как, как? Почему я не видел ошибок в собственных рассуждениях? С другой стороны, я смотрю сейчас спустя столько времени, и я знаю, как все было каким образом бесславно завершилось. Но все же! Чем мы занимались? Мы занимались наиболее благородным делом из всех, что можно было бы когда-либо придумать. Мы ломали изжившую себя экономическую систему. Но почему мы решили, что она изжила себя тогда? А изжившая и изживающая – это ведь не одно и то же! Я и сегодня полностью уверен в тупиковом пути капитализма. И я вижу, что все эти годы не опровергли учение Маркса. Почему? Оно отталкивается от философской материалистической доктрины, оно не говорит нам, что 'это плохо, потому что оно нам не нравится'. Нет, мы видим здесь структурный анализ всех этапов развития человеческого общества от древних времен до наших дней. Мы ссылались еще глубже, на диалектическую триаду Гегеля, пытались притянуть ее ко всему – но, получается, она работает, когда мы оцениваем прошлое, но абсолютно не годится для оценки настоящего, ведь мы не в силах оценить временные отрезки совершающейся борьбы. Но мы, большевики, свято верили в этот курс, мы не отступали как прочие оппортунистские партии, мы не спускались до мелкобуржуазного восприятия, декларирования сотрудничества, защиты мелких собственников. Как радовались меньшевики после победы в Грузии, что каждый бывший буржуа, втягивая живот, пытается пропихнуться в партию! Мы до такого не опускались, сохранили партийную дисциплину, четко обозначили наши приоритеты и были им верны, потому и победили. Но что есть теперь наша победа? Она стоила той борьбы? Сейчас мне кажется, что мы все же не видели какой-то более глубинной сути наших идей, мы углублялись в теорию и в борьбу между идеями, заключавшуюся в полемике. Ведь и строили мы в первый раз – у нас не было образца, но мы сами собирались стать образцом. Мы даже были готовы откатиться впоследствии из революционного авангарда, нам было это не так важно с интернациональным подходом. Но легко было вести эту полемику в естестве той революционной ситуации. Многие откровенно реакционные партии выделились в тот период, как вообще на изломе эпох всегда выделяются острые позиции. Но сейчас надо признать, что наши идеи – удел маргиналов. Почему мы были уверены в необратимости революций в европейских странах? И почему тамошний пролетариат не смог взять власть в свои руки? Неужели там не было достойных партий, и успех социал-демократии в России связан лишь с организованностью партии большевиков? Не могут же быть правы буржуазные историки, говоря об исключительности ситуации в разваливающейся Российской империи. Но при всей нашей заслуге и отваге – почему мы были тогда так наивны? Почему даже не брали в голову подобный вариант? Мы подгоняли мысли под наше видение развития человечества, можно сказать, сами писали весь проект. И мы не рассматривали альтернативные версии. Мы выдвинули лозунг превращения войны империалистической в гражданскую, и она случилась. Но мы не видели иных вариантов развития событий, кроме как указанных Марком и Энгельсом. А они были! И они есть всегда. Неужели ни один великий мыслитель не ошибался? Мы берем форму и говорим, что она верна. Да, так и есть, но есть ведь и разные способы реализации этой формы, и в подобных оценках ошибок может быть в разы больше. Построить теорию легко, когда мы видим все недостатки системы, допускающей эксплуатацию человека человеком – легко предложить идею о невозможности подобной эксплуатации. Но с чем я должен выступить сегодня? Что общество двадцать первого века готово услышать и принять?'
И Ленин долго ходил по комнате и предполагал, какую тему все же лучше осветить и всякий раз возвращался к мысли об антиклерикальной пропаганде. Действительно, роль церкви в те времена в общественной жизни страны была крайне велика; многие вполне справедливо считали, что излишне велика. Церковь при этом, как обычно, вела свою деятельность под красивыми словами о духовности и нравственности. Однако храмы открывались и открывались, но ни народ, ни сами священники нравственнее от этого почему-то становиться не хотели. Ленин уже давно освоился в пользовании современными источниками информации. 'Я вижу, что среди молодого поколения есть недовольство религиозными деятелями, они высмеивают их в картинках и карикатурах с забавными подписями. Это – как раз то, где я более всего могу быть услышан', – резюмировал он.
Ленин в итоге выступил перед сторонниками и журналистами сухо и кратко. Он заявил, что не признает результатов выборов, однако доказательств их нечестности у него нет. Он подчеркнул, что тупинский курс ведет к деградации, что это наиболее уродливый вариант олигархического капитализма. Далее он перешел к роли Русской Православной церкви, обрушившись на нее с критикой, обвинив в сращивании с властными структурами.
'Мы критиковали церковь при царизме, обвиняя ее в защите старых порядков. Церковь защищала власть царя, как помазанника божьего, защищала власть аристократии. Народ церковь призывала терпеть. Трудись, подчиняйся хозяину, и за все твои тяготы тебе воздастся на небесах. И люди, измученные рабским трудом, верили, для них это была единственная отдушина, дававшая хоть какой-то смысл и объяснение их труду на помещика или владельца завода. Но с распространением революционных взглядов, рабочие начали понимать, что судьба находится полностью в их руках, они могут сбросить ненавистных угнетателей еще при своей жизни, рай нужно строить здесь, а не ждать его когда-то потом. И они начали бороться за этот рай, справедливо понимая, что главным творцом ада их жизней является международная буржуазия. С помощью государственных структур она взывала к неким патриотическим чувствам, призывая умереть за родину, а с помощью религии жить по канонам и не допускать мыслей о смене порядка. Однако сейчас мы видим, как церковь расправила свои плечи. Она ведет пропаганду, начиная с ранних лет, заменяя детям материалистическое представление о мироустройстве сказками про чудеса, про всевышнего на небесах и так далее. Для достижения свободы они предлагают молиться и поститься, то есть добровольно порабощать себя. Но ведь человек и так порабощен эксплуататорами; в современном обществе, чтобы прокормиться, он вынужден принимать те условия труда, что предлагает ему наниматель. То есть церковь, она поощряет пассивность, доверие к лживой власть, она подавляет естественные вопросы человека о мироздании, о том, как устроено общество. Взамен этого она предлагает готовую картинку, начиная аж с первых людей. Не нужно быть ученым человеком, чтобы осознать, что все это сказки. И они передавались из поколения в поколение – они ничем не отличаются от мифов Древней Греции, да и от наших славянских верований'.
В таком духе Ильич и завершил свое выступление, которые оказалось абсолютно не таким разгромным, как он сам вначале предполагал. И Ленин принял решение не ждать людей, которые захотят послушать его, будут платить за вход, а самому идти в народ и пробуждать в пролетариате революционный дух. 'Неужели они спят? Не может быть, может они и не осознают это теперь, мелкобуржуазный дух, о котором я говорил, который начал захватывать умы рабочих ведущих стран Запада и в первую очередь Англии в еще тот мой период, сейчас победил. И у нас в том числе. Но дух революционный не мог умереть, если уж я, смертный человек, сейчас здесь, то что есть дух? Да, мы, марксисты, принизили роль духа, подчинив его материи, но раз материя победила во мне, то и дух сможет воссоздаться! Я уверен, что революционный дух также есть в их сердцах, просто он задавлен кипой желаний, которые позволяют капиталистам лишь активировать их и наживаться. В общем, сдаваться не наш путь, вперед!' – заключил Ленин.
В свою очередь Подвальный на своем интернет-канале выкладывал один за другим видеоролики, в которых женщины средних лет, стыдливо пятясь, запихивали в урну бумаги с нужными результатами. В следующее после выборов воскресенье он призвал жителей страны выйти на улицы в знак протеста против подтасовок. В назначенное время центр столицы был уже переполнен людьми в форме и автозаками, терпеливо поджидающими своих будущих обитателей. Сам Подвальный был задержан, едва вышел из метро, и его сподвижники, оставшиеся без вожака, становились легкой добычей служителей закона. Часть из них, наученная горьким опытом предыдущих демонстраций, предпочла рассредоточиться по примыкающим к Тверской улицам, гуляя.
Антон активно призывал Михаила принять участие в акции, но тот лишь смеялся: 'А в чем смысл? Что это изменит? Работать надо! Какие факты у них есть? Это не повод нарушать закон'. Впрочем, в выходной день и у самого Антона нашлись какие-то неотложные дела. А протестующие – преимущественно молодежь – с гордостью гуляли по улицам. Им казалось, что они творят историю, что они здесь власть, что стоит кричать чуть-чуть громче – и наступит всеобщая справедливость. Но даже те кто кричал тихо быстро отлавливались и изолировались. Ленин позвонил за пару дней до мероприятия в приемную коммунистической партии и был неприятно удивлен, что она в митинге участия не примет. 'Он же не согласован', – пояснила девушка-секретарь. Ленин вспомнил тысяча девятьсот пятый и тысяча девятьсот семнадцатый годы. 'Да, представляю, если бы мы ждали каких-то согласований! Керенский, разреши нам погулять! Смешно! Мы выходили и делали. Один раз неудачно, другой – сделали выводы, учли ошибки. И результат не мог не прийти. Зачем согласовывать что-то со властью, которую ты не признаешь? Надо идти. Но к кому примкнуть? Выйти на самого Подвального? Но мы с ним слишком разных взглядов. Конечно, можно провести аналогию, и сказать, что сейчас тот совершит буржуазно-демократическую революцию, а потом придем мы. Но кто – мы? Нет такой партии. Да, в свое время я потратил много сил для формирования партии большевиков, для того, чтобы это была серьезная идейная сила. И когда появилась возможность взять власть в свои – мы были готовы к этому, несмотря на то, что многие из нас только в том году вернулись в Россию. Сейчас, конечно же, ситуация не та. Я, можно сказать, один, без единомышленников. Но меня использовали – я чувствую это – разрешив принять участие этой игре. В свое время я рассуждал на тему участия коммунистов в буржуазных парламентах. И я подчеркивал, что для достижения цели – все средства хороши. И заседая даже в самом реакционном парламенте, можно взывать к рабочим, подбивать их на борьбу. Но что выборы? Конечно, я и не верил, что стану Президентом, нужно быть глупцом, чтобы не понять, как работает эта система. Тот же Подвальный – он просто хочет оказаться на месте нынешних высших лиц. Он является носителем такого же буржуазного менталитета, как и Тупин с Волковым, он немного националист, и он сам был в бизнесе – так может ли он быть соратником рабочего народа в борьбе за справедливость? Готовы ли мы идти на борьбу, чтобы он оказался у власти? Конечно, нет! Ведь форма власти останется той же – просто имя будет другое. Но ведь он единственный, кто может выступить против результатов этих выборов, которые, ни для кого не секрет, прошли с многочисленными нарушениями. Каков план действий теперь? Думается, нет смысла и переживать о результатах его мероприятий. Опять же – кого он вывел на улицы? Это пролетариат, крестьянство? Угнетаемые? Нет, это люди мелкобуржуазной концепции, которые сами хотят стать эксплуататорами, но ввиду ограниченности мест, и потому что олигархат весь свой – они понимают, что тесно, а они хотят! Вот и все! Это не имеет ничего общего с революционной борьбой, движущей силой которой является пролетариат. Так что к нему я взывал и буду взывать! А Подвальный пусть бегает по улицам со своими школьниками!'
Народ разошелся, унося впечатления, лозунги утихли, и все текло по-старому. Утром все задержанные были отпущены, лишь Подвальный и его ближайшие сторонники остались в камерах на ближайшие две недели. Антон со вздохом смотрел ролики, как забирают людей, и удивлялся. 'Зачем окружающие кричат милиционерам: 'Как вам не стыдно? Зачем вы их забираете?' Неужели, им действительно это неясно? Те выполняют приказ. Они, может, и готовы сочувствовать забираемым, но выбора нет. Точнее, он был когда-то, поэтому сейчас они оказались по ту сторону баррикады'. Антон свалился с роликов в просмотр интернет-энциклопедии. Это была одна из самых коварных вещей: каждая статья была наполнена завлекающими ссылками, предлагающими узнать более подробно о том или ином событии, либо человеке. И Антон не выдерживал, он плодил вкладки в своем браузере. Большая часть их смиренно грузилась, ожидая своего часа, но не дождалась. Его всколыхнул факт, что он потратил два часа своей жизни на бессмысленный просмотр статей. 'Не умею я держать себя в руках', – с грустью подумал Антон, выключил компьютер и пошел на кухню пить чай. Приближалось время вечерних новостей, и на экране стоящего на кухне телевизора, сверкая собственной важностью, появился Компотов и напомнил, на чьи деньги организует массовые беспорядки оппозиция. Выяснилось, что участники получали аж по тысяче рублей ни за что ни про что, а в случае задержания могли пополнить свой кошелек солидной премией, выписанной прямо из важного европейского суда. Впрочем, как имеют право требовать возмещения ущерба по причине нарушения прав человека люди, сами открыто нарушающие закон, открыто идущие на конфликт? Антон смеялся в голос и хватался за голову, выслушивая подобные аргументы. Подобную риторику поддержал в вечернем ток-шоу и Скворцов, заявив, что провокации продолжатся и общество должно быть готово дать отпор. Кипятился Шилоновский, говоря, что только его партия представляет собой правильную оппозицию, все свои митинги строго согласовывает, а ее сторонники никогда во время подобных мероприятий закон не нарушают. Массовое участие в выступлениях молодежи, и особенно школьников, взбудоражило общественность. 'Как не стыдно привлекать детей в политику!', – вопили они. А дети кричали шутливые лозунги, воспринимали все как большую игру, чувствовали себя причастными к некой единой цели, но в то же время и чувствовали себя вне системы, что важнее всего для подростков. Все читали учебники по истории – какие интересные события происходили когда-то! Здесь же появлялась возможность самим принять участия в событиях, которые, быть может, также когда-то будут упоминаться, рассматриваться, по ним будут скачиваться доклады и будут вестись дискуссии в высоких профессорских кабинетах. Как удачно выразился в интернет-чате, посвященном сбору и кооперации перед предстоящей демонстрации, один из участников: 'Может быть, наш диалог будет потом цитироваться в учебниках истории'. Да, это вопиющая наивность – но именно таким, предвкушенно-радужным было настроение подростков. Их взгляды были еще не сформированы, требований не было, но они были на улицах, и это было новым веянием! Вчера еще обвинявшие молодежь в инертности и безынициативности сегодня перенастроили свои рупоры. 'Вы поглядите, у каждого в руках дорогой телефон! Двадцать лет назад все еще бутылки сдавали, каждый, и искали места, где их можно сдать повыгоднее, а сейчас – у каждого и телефон, и планшет, и интернет, и вообще чего только нет! И чем они недовольны!' Понимаете? Вы ведь правда не понимаете? Что ж, для этих людей, по всей видимости, смысл жизни, счастье и заключаются в обладании телефонами, планшетами, телевизорами, автомобилями, квартирами, дачами, и так далее. Логично, что они оказались в этом споре на стороне тех, кто имеет всего этого столько, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Чем вы недовольны? О том, что есть иные, высшие, потребности, все и забыли. Хотя, как – их пытались заполнить, да. Но чем? Патриотизмом и духовностью. Все бы ничего, но патриот – это тот, кто любит свою страну, но не власть. Более того, если власть плохо управляет страной, вредит ей, то патриот категорически не любит такую власть и последовательно выступает против нее. Другое дело, что патриот берет те источники информации, где ему говорят, что мы самые великие, а кругом – враги. В такой обстановке патриотизм только крепнет. А что духовность? Количество храмов увеличивалось, но увеличивалось и число разводов, и брошенных детей... Как же так??? Ответа нет. Да, конечно же, митингующие школьники далеко не бессеребреники, которым важна исключительно духовная составляющая жизни, и они остро переживают в первую очередь по поводу ее отсутствия. Начнем с того, что вообще, человек устроен так, что его мотивирует жажда богатства и жажда славы. Вы возразите, что знаете таких бессеребреников, которые к богатству равнодушны. Но если вы их знаете, значит они прославились! И бессеребреничество было для них именно путем к славе, ведь прославились они именно им! А если вы таких не знаете... Значит, их и нет!
Глава XXIII. Хождение в народ
Право на забастовку – вот о чем нам говорит законодательство. Это право есть у каждого наемного рабочего. В одной антиутопии забастовка являлась обязательной, а штрейкбрехер фактически оказывался вне закона. Герой книги, потерявший в огне непотушенного бастующими пожарными пламени жену, недоумевал, как можно не выйти на работу, ведь есть такое понятие, как долг! Но что есть вообще работа? Если это всего лишь способ добычи пропитания – не важно, что ты при этом делаешь – то невыход на работу это вообще счастье, это долгожданный выходной, это возможность ничего не делать, никому не подчиняться! Хотя и всегда можно нравоучительно заявить: 'Что вы ноете? Вас никто сюда силой не затаскивал, все пришли сюда добровольно'. Что ж, добровольно, это так, но разве так много людей перед которыми стоит вопрос работать или нет? Если мы живем в обществе, где большинство людей эксплуатируются именно подобным образом, то неизбежна апатия, холодное отношение к работе. Мы можем сколь угодно долго рассуждать в русле 'надо найти свое дело' – много ли людей работают по любви? Да, они привыкли, находят увлекательные моменты в текущей деятельности, самоактуализированные личности вообще способны их находить и в монотонном труде. Привычка распространяется на все сферы нашей жизни, и мы привыкаем к партнеру по браку, с которым вступили в союз по соображениям выгоды или из страха одиночества. Да, чувство, что ты приносишь пользу обществу своим трудом, вдохновляет, но это скорее оправдание, ведь пользу можно найти и в отстреле бродячих собак (или ловле бродячих котов, в чем смог реализовать себя классический литературный персонаж), как бы негуманно это не выглядело.
