Текст книги "Второе Пришествие (СИ)"
Автор книги: Николай Коровин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 42 страниц)
– Все-таки ты можешь согласиться, что число тех, кому откровенно некомфортно при капитализме, не так велико, – Михаил поспешил воспользоваться тем, что Антон переводил дыхание, и в итоге сумел выдать равносильную по длине тираду. – В их числе есть настоящие гении, которые не терпят рамок. Но им и в раю будет скучно, потому что их раздирают в первую очередь внутренние противоречия, которые они переносят на окружающую действительность. Потому они становятся и диссидентами в советское время, и также были бы недовольны сегодня, они также будут недовольны при любой утопии, какую бы ты им ни предложил. Их не интересует колбаса на полках, нет. Им нужна ментальная свобода, а ее никогда ни у кого не будет, они рабы своего характера и даже на необитаемом острове будут метаться. Основная масса, если не будет лениться, имеет все возможности для самореализации. Заметь – тебя никто не заставляет работать на нелюбимой работе. Ты можешь уйти!
– Угу, прям взять и уйти, именно так, – буркнул Антон про себя, так что собеседник его не услышал.
– Ты можешь пойти научиться чему-то другому, перед тобой открыты все двери. За тебя не решат, как в твоей идиллии, что нечто тебе подходит гораздо лучше. В твою частную жизнь никто не вмешается. Ты можешь вообще сидеть и ничего не делать. Это ли не свобода? Но даже если и малый процент людей со слишком необычным типом мышления не чувствует себя свободным, то заметь, что это противоречие сподвигает его на некие дела, чего не было бы при полной удовлетворенности ресурсами. Если бы все нижайшие потребности всех людей были бы удовлетворены, что, все стали бы гениями? Нет! Они писали бы низкопробные рассказы и стихи, рисовали бы безвкусные картины, пели бы бессмысленные песни. Посмотри на Василису Евгеньеву! У нее все есть, ее потребности удовлетворены, и она дошла до высшей – потребности в самореализации.
– Пха, пример гнилости текущей системы, идеально!
– Но поскольку таланта нет – получается пшик. В итоге делаем вывод: талант останется им и в голоде. А если его нет – хоть накорми тебя всем, от этого ничего не изменится. А значит говорить, что при твоей системе, когда все будут удовлетворены с точки зрения потребностей, и от этого станут талантливее, как минимум наивно.
– Но капитализм заставляет тебя бежать за иллюзорной успешностью без осознания смысла, – дорвался Антон до возможности высказаться. – Ты бежишь со всеми, сражаешься, но это никак не отражается на твоей внутренней гармонии. Пусть даже ты прав, и капитализм стимулирует тебя приносить большую пользу обществу, чем иные системы, но ментально это не влияет на уровень твоего счастья. Оно полностью зависит от тебя, а не от степени признанности обществом твоих заслуг. Но если ты хочешь кушать не обычный черствый хлеб, а устрицы, то должен продавать часть своей души, часть своей идентичности. Посмотри, пример из жизни. Открылся новый магазин! Как это преподносится? Погляди на картинки! Сотрудники магазина улыбаются, товар лежит тютелька в тютельку, полки забиты до отказа, цены снижены. Вот приходят первые покупатели – они в восторге.
– А должно быть иначе? – безуспешно попытался возразить Михаил.
– Какая-то бабка дает интервью, заявляя, что яйца здесь на два рубля дешевле. И нам описывают ее историю: Анна Григорьевна, семьдесят три года, пенсионерка. И она улыбается на картинке. Но разве не понятно, что эта история – рекламная выдумка? Так для чего же и для кого? Для наивных пенсионеров? И это все не противно? Ложь для создания образа, повышения продаж? Что этим подменяется все истинное? Или истинное – вот эти улыбки? Или это я такой ужасный и неправильный, мне не нравится, когда мне улыбаются, поэтому я так это воспринимаю? Да и вообще, если говорить серьезно, факт, что в России такой уровень жизни, что люди обходят все магазины, чтобы сэкономить два рубля... Некоторые даже едут куда-то, в другой район. Понимаешь разницу – это не есть счастье, это имитация счастья! Мне порой становится жутко, потому что начинает казаться, что мы не остановимся. Мы в смысле человечество. Спрос рождает предложение, предложение рождает спрос, и вы будете придумывать новые фишки, чтобы привлечь внимание людей, но и воображение людское безгранично. То есть теряется ценность человеческой жизни, потому что невозможно потребить и малой доли того, что находится в поле твоего зрения. И ты несчастлив от этого, – последнюю фразу Антон произнес с глубоким вздохом, символизировавшим глубокое несчастье.
– Так это при любой системе, тут вообще капитализм нет смысла привлекать. Счастье не в потреблении, а в отношении к жизни. Даже в Советском Союзе в тридцать седьмом году можно было быть счастливым. Но вот за продуктами – порой приходилось ехать в набитой электричке три часа. И сидя в лагере тоже можно было научиться находить приятности, вспомни Шухова. Да и сейчас в КНДР, посмотри народ как счастлив! Да? – Михаил вопросительно посмотрел на Антона, но тот пожал плечами. – Или это счастье показное? Посмотри все советские плакаты, как там все улыбаются, как все они устремлены к прогрессу. Неужели ты не понимаешь, что психология человека никак не связана с экономическими особенностями. Всегда есть улыбки, 'потому что так надо'. Но всегда будут и искренние! Да сколько людей на казнь шли с улыбкой!!! Особенно, если понимали, за что идут. Особенно, если идут из-за своих убеждений – да пусть и заблуждений! При каждой системе есть условные 'деграданты', которые не хотят развиваться. Они будут сидеть у окошка с бутылочкой. А есть те, кто стремится, работает над собой. Надо стараться общаться с теми, кто выше тебя по уровню развития, чтобы тянуться к ним.
– А кто дал тебе право делить людей на хороших и плохих? Правильных и неправильных? Выделять прогрессивных и деградирующих? Где это мерило? Вообще, заметь, каждый из нас замечательный психолог, когда дело касается обсуждения кого-либо.
– Логично, – кивнул Михаил.
– Но, когда дело касается себя, все, человек затухает. Конечно, есть сейчас тренд занижать себя, кричать, ударяя себя в грудь, 'я никто!', 'я простецкий обыватель', тем самым намекая на свою скромность. Впрочем, такой человек ничем не отличается от ударяющего себя в грудь с криком 'я самый скромный'. Все это позерство направлено исключительно на публику. Знаешь ли, есть, есть у нас такие люди, кто словно живет на публику, даже идя по улице в одиночестве, он словно красуется перед воображаемым наблюдателем, то все эти потуги являются глупой попыткой скрыть свое высокомерие и презрение под личиной справедливости. То, что тебе кажется, что кто-то ниже тебя, это кажется лишь тебе и никому более. Известны следующие эталоны: религиозный, когда после смерти человек получит 'по поступкам'; юридический, выражаемый приговором; общественный, выражаемый коллективной памятью. Но один конкретный человек не имеет никакого права разделять людей. Каждый человек – свой собственный мир, полный противоречий. Почему ты втискиваешь себя в канву 'надо'? Никто никому ничего не должен, за исключением случаев, когда брал в долг. Тогда да. Но если не брал – не с чего и спрашивать. Нас не ставили перед выбором, запуская в этот мир. Нам не объяснили, зачем мы здесь.
– А должны были? Бред же. Самому искать надо, – опять попытался встрять Михаил, но Антон все так же его не слушал.
– Родители – выполнили физиологическую функцию, воспитатели – заложили некие моральные устои, которые им казались нужными, или которые считались нужными основной парадигмой. Но ты не обязан им следовать! Тебе только объяснили правила игры! Украл – в тюрьму! Но ты можешь узнать и о способах уклонения от нее. Пред тобой есть все возможности распорядиться своей судьбой, ты видишь всего одну. Та, что не сделает тебя чудаком, та, при которой ты будешь говорить не то, что думаешь, та, при которой тебе придется врать. Но самое страшное – ложь не другим, а ложь себе. Ты будешь говорить, что мне так надо.
– Так деятельность капиталиста, которого ты осуждаешь, направлена на благо. Он создает рабочие места. Спасает людей от голода. Он не винит их в меньшей инициативности. Он дает им возможность приносить пользу обществу. Он – не виноват, что люди не могут самоорганизовываться, он не виноват, что людям нужны уже готовые структуры, чтобы в них вкрапляться, – пояснил Михаил слегка назидательным тоном. – Посмотри на них! Меня вот раздражают эти вечные пересуды о политике. Все эти бессмысленные разговоры о том, на что ты никак повлиять не можешь. Зачем? Но нет, они будут эти косточки грызть, главное, чтобы показать, что все кругом виноваты. Все воруют, не дают дышать свободно, и так далее. А сам-то ты что сделал? Дай тебе эту власть – как бы ты ей распорядился?
– Я согласен, что люди в основной массе своей ленивы, но ведь это связано и с тем, что капитализм не дает сильной мотивации к труду, потому что труд воспринимается как обуза, как надоедливая обязанность.
– Ну как не дает? Ну... – Михаил искренне не мог понять логику товарища.
– Предприниматель создает рабочие места, опять же закабаляя людей, то есть замыкая этот порочный круг. У людей нет выбора, точнее, выбор один – принять этот мир и подстроиться под него или сохранить свою личность, но зачем? И ты, и любой другой человек с врожденным капиталистическим складом ума, уже видят мир как возможность извлечения прибыли – поэтому так легко и рассуждают, поэтому и не понимают смысл убийства в себе собственной личности. Капитализм уже изначально подразделяет людей, в зависимости от их восприятия мира. Но почему мы должны выделять именно этих людей? Почему предприниматель должен брать больше, потому что он, видите ли, инициативнее?
– А потому что на предприятии при коллективном руководстве, был бы бардак, нулевая эффективность! Человек трудится максимально полезно, когда зарабатывает столько, сколько он сделал. Анархизм говорит нам о неком компромиссе, устраивающем всех. Но он не будет работать. В экономике работают только предельные величины, тогда как средние хороши в статистике. И еще: скажи честно, вот увидел бы ты перед собой этого капиталиста, которого так осуждаешь – смог бы его убить? Взять – и убить? – провокационно улыбнулся Михаил.
– Нет. Убив капиталиста, нельзя убить капитализм. Мы не сможем победить капитализм, пока внутри людей сидит потребительское мышление. Пока они говорят: 'я куплю себе нечто более дорогое, потому что это известная марка, за комфорт надо платить'. Вот и все. Пока люди не прозреют, насколько все это поверхностно, насколько это все лишено смысла, эта гонка, до тех пор мы и не поборем эту систему. Пока люди готовы покупать все в последний день – даже по значительно более высокой цене. Или когда вдруг ударит мороз, все начинают суетиться, словно и не знали, что зима случается. А что капиталист – он будет использовать людские слабости в своих интересах. Маркетинг весь строится на психологических уловках, отталкиваясь именно от слабостей, от желания сэкономить, выделиться, но при этом 'быть в тренде'. Люди всерьез увлекаются манией этих покупок. Они готовы купить более дорогой товар, но с надписью 'СКИДКИ!', 'АКЦИЯ!'.
– Но что в этом плохого?
– Аналогичные процессы можно заметить и с другой стороны, – игнорировал Антон замечание. – Посмотрите, как люди увлекаются, занимаясь бизнесом, как серьезно они начинают обсуждать дела! Они засыпают с мыслями о деле! Это ничем не отличается от игрового азарта в казино. Рисковые люди побеждают. Знаешь, почему не могут победить алкоголизм – потому что в людях нельзя уничтожить это желание, делать что-то свое, делать нелогичное, дерзать. Увы, у многих оно проявляется так, но у некоторых оно позволяет организовать прорыв. Да, при капитализме есть возможность изменить мир, но лишь у узкой прослойки. Мы же хотим построить мир, где такая возможность будет у каждого, где люди не будут страдать от ощущения собственной безнадежности.
– За комфорт действительно нужно платить. Все проще – тебе дают услугу, ты за нее платишь. Тебе не нравится твой дом? Купи другой, тот, который понравится тебе. Ты можешь удовлетворить все свои желания. Не может человек жить без желаний. Если у тебя они выражены несколько особенно, нельзя из этого формировать свои убеждения. Ты считаешь, если тебе не нравится дорогая одежда, мол, зачем переплачивать, главное чтобы удобно было, значит все это навязано, чтобы, дескать, кто-то наживался. Но ты сам говоришь, что главное в жизни – гармония. И я, например, для достижения гармонии с самим собой, хочу носить качественную одежду! А не дешевый ширпотреб! Кто мне что навязал? – Михаил ударил себя в грудь, но, осознав, что ее прикрывает вещь не самой дорогой марки, отвел руку и продолжил. – У меня чешется все потом, мне неудобно, жмет, натирает, быстро рвется, портится – где тут навязанность? Ты привязываешь свои убеждения к собственному пониманию мира. Но никто не будет строить мир под тебя. Мир нужно строить под людей. Но мир сам сложен под людей, потому что все, что здесь существует, и построено людьми. Вот и все. Люди, как масса, сильнее любой индивидуальной мысли. Мы можем выдвинуть ее, но она всегда будет если и принята обществом, то переварена в рамках пользы для всех. Так что уничтожить это мышление, которое тебе так не нравится, идея не сможет, даже самая великая. Это мышление уничтожит разве что конец света. Да и с чего ты взял, что человек, попавший под капиталистическое влияние, назовем его так, обязательно теряет свою нравственную составляющую. Неужели ты никогда не сталкивался с ситуацией, когда продавец, который тебя по ошибке обсчитал, кричал тебе вернуться за не забранной сдачей?
– Продавец в магазине – конечно! Его накажут, если он вынесет деньги. Точнее, если это обнаружится, ведь по должностной инструкции это категорически запрещено.
– Даже если и так – злобный капиталист, каким ты его рисуешь, в лице магазина мог бы дать разнарядку всем кассирам на обсчет. А не то, как мне вчера девушка сказала: 'Ой, я Вам батон белого хлеба дважды пробила!', когда я уже собирался уходить, сложив все покупки в пакеты.
– Да, но это магазин, опять же, а при торговле с рук тебя обманут! Продавец на рынке как только не усовершенствует весы, чтобы они показали больше! Кстати о конце света. Нам не надо думать, когда именно случится конец света, не надо рассчитывать время до него. Всю энергию мы должны направить на недопущение катаклизмов, многие из которых могут погубить все живое. В первую очередь следует разделить причины предполагаемого катаклизма на внутренние и внешние. Внутренние полностью зависят от нас, жителей Земли. К примеру, тотальная ядерная война. Ее можно избежать путем объединения всех государств и совместное уничтожение ядерных запасов. Но с другой стороны, есть внешние причины, например, гигантский астероид, летящий на нашу планету, и здесь ядерное оружие вполне может пригодиться для уничтожения этого астероида еще на дальних подступах к Земле. Ранжировав все эти угрозы при помощи вероятностного анализа, мы можем составить некий план действий. Стоит оговориться, что анализ этот должен быть постоянным, непрекращающимся.
– Я не верю, что государства объединятся, хотя идея действительно замечательная. Кому это выгодно, вот ведь вопрос? Договариваться об этом будут на уровне лидеров государств, а я сомневаюсь, что большинство из них захочет добровольно отдать власть. Вариант, что одно государство так усилится, что поглотит все остальные, так же видится мне маловероятным. Да и сами люди не захотят. Что говорить, даже в рамках семьи находят способы для размежевания, что уж тут говорить о народах. Действительно, инвесторы смогли бы вкладывать в таком случае в более прогрессивные проекты.
Они остановились: их внимание привлекла яркая реклама мебельного магазина 'Диванный эксперт'. Михаил пришел в восторг.
– Ай да креативность! Вот молодцы! А ты ругаешь рекламу! И посмотри как красиво, и как оригинально! Вот вроде мне ничего не надо, а ради интереса и зайти сразу хочется.
Антон молча улыбался; ему тоже нравилось данное выражение, но в тот момент он вдруг с раздражением вспомнил, как послушался приятеля и опубликовал свою злосчастную статью, и большая часть комментариев под ней, после ленинского, выставляла в подобном мебельном образе как раз автора статьи.
Михаил предложил зайти в кафе и взять немного еды, и Антон покорно согласился, но не стал ничего заказывать, хотя в животе у него слегка урчало.
– Точно ничего не будешь? – заволновался приятель, когда заурчало особенно громко.
– Да что я, не ел никогда, что ли? – усмехнулся тот. – Дома поем.
Михаил развел руками, прикидывая, обидится ли его товарищ, если сказать ему, что он думает сейчас. Но в итоге не сдержался:
– Вот давно вижу в тебе эту привычку. Давление своих желаний. Так все твое мировоззрение строится на этом; изначально ты их подавляешь, может и не ощутив в полной мере, но находишь в этом какое-то самозабвенное самоудовлетворение, удовлетворение от того, что превозмог себя. Но то ли это поле, где нужно вести столь серьезную битву? Не лучше ли ее перекинуть на что-то другое?
– Ты не подумал, что тут еще примешивается лень.
– Да ты не лентяй! И даже у лентяя не настолько она сильна, чтобы перекрывать собой все. Я тебе говорю, ты пытаешься себе что-то доказать. Но с какой целью? Вот ты против культа потребления, против культа еды. Хорошо. Что тебе это дает? Ты противник всех замечательных упрощений человечества! Религии, которая должна твое чувственное сознание (а оно у тебя развито ой как сильно, материалист и рационалист ты наш) направить в русло спокойствия. Денежной системы, которая создана, чтобы помочь людям вести обмен товарами. Никто не выдумал религии и деньги назло!
– Слушай, я вроде никогда не был сторонником теорий заговора. Я исхожу из опыта развития человечества. Каждый следующий шаг – новая ступенька. Ошибся Маркс, сказав, что есть вот коммунизм, и он вершина. Подход не верный. Идет постоянное развитие, поэтапное, где-то откатываемся назад временно, но так или иначе, на общем графике – это восходящая кривая. И рано или поздно она доберется и до частной собственности, и до государств и всего того, чего я так не люблю. Но ты сам говоришь – а на что ты можешь повлиять? Верно, деньги и границы я не отменю. Но бороться с культом потребления – почему бы и нет? Вот я и борюсь, на уровне себя. Чем могу приподнимаю эту линию, пусть на самую малость.
– Я услышал тебя. Но уверен ли ты, что подъем именно антипотребление? Почему не наоборот?
– Контроль над своими желаниями – высший человек. Низший живет инстинктами и близок к животному. Да, я против евгеники. Считай, что это внутриличностная евгеника.
– Характер это, вот что. Прости меня. Отказ от догматизма, условий, называй, как хочешь, дело твое. Но подход твой сугубо эгоистический. Даже если ты и прав (а ты не прав), ты надеешься сам в первую очередь приблизиться к идеальному человеку, тобой самим и созданному! Да уж честнее стать истовым верующим, и жить по указанным канонам. Ты себя обманываешь этим. И даже мучаешь немного.
– Что ж, даже если и так, то пусть... Пусть и мучаю себя. Это мое личное дело. Я не обижаюсь, но мне это слушать не интересно. Ты решил начать учить меня жизни? Что ж, это похвально. А, пустяки все. Давай, до завтра, я пойду.
По окончанию диалога могла сложиться впечатление о небольшой ссоре, но подобные 'терки', если их так можно назвать, случались и ранее, и всякий раз новая встреча начиналась как бы с чистого листа. Они распрощались в метро, Михаил поехал в офис по своим очередным делам, а вот Антон, хоть и сделал вид, что направляется домой, на самом деле поехал на другой конец города... 'Зачем я опять катаюсь такой крюк ради нее? Но она неожиданно позвала в гости, зачем отказываться? Почему бы и нет', – рассуждал Антон, подозревая, что приглашение все же инициировано каким-то подтекстом. Впрочем, во время поездки он отбросил все эти мысли и по привычке ушел в себя, пытаясь перекрыть неприятные факты Михаила чем-то посторонним.
'Вот мы рассуждаем об эволюционном подходе. Спустимся с людей на уровень животных. Если два зверя столкнулись в битве друг с другом, эволюционный подход учит нас – победил сильнейший. Он выживет и продолжит свой род. Перенесем ситуацию на шестигранный кубик. Очевидно, вероятность выпадения одной из граней составляет одну шестую. Все грани кубика равновероятны. Мы кидаем кубик, у нас выпадает 'два'. О чем это говорит? Что так и должно было произойти? Именно так, а не иначе? Конечно, нет. Мы говорим, что результат случаен. А теперь взглянем на ситуацию с точки зрения точных наук. Мы можем вывести формулу, которая будет учитывать абсолютно все параметры. Силу броска, угол наклона, вес кубика, силу трения поверхности, сопротивление воздуха, начальную грань, которой кубик касается ладони. В итоге, подставив все данные, мы получим, что выпасть могла лишь 'два'. Значит, все было предопределено? Нет, в момент броска, мы не ощущали силу, не следили за углом наклона. Поэтому для нас выпадение данного числа стало случайным. Аналогично можно рассуждать и с казино. Таким образом, обобщив, можно прийти к выводу, что степень неопределенности любого события зависит от нашей осведомленности обо всех параметрах, влияющих на него. То есть любое событие имеет свою степень детерминированности. Аналогично можно и предугадывать социальные последствия и течения. Не всегда возможно посчитать все параметры, порой это слишком трудоемко. Поэтому прикладная наука должна искать именно способы упрощений, расширяющих границы познаваемости мира. Чем выше наша образованность, тем больше событий нам кажутся логичными. Здесь стоит отдельно выделить так называемых 'черных лебедей', то есть абсолютно неожиданные события. Как быть с ними? Думается, есть смысл выделить их в категорию событий, не подчиняющихся действующим моделям. Это не значит, что модели несовершенны, как мы уже упоминали выше, имеют место быть некие упрощения, которые и упускают маловероятностные события. 'Черные лебеди' – плата за такие упрощения'.
Так он рассуждал по мере того, как цель его поездки становилась все ближе и он наконец не оказался перед дверью подъезда. Предстояло позвонить в домофон, но некая неведомая сила завладевала его рукой и никак не давала сделать это. Он достал телефон и открыл сообщение, чтобы в десятый раз проверить номер квартиры, не забыл ли он его. Сомнения в номере отпали – что еще могло остановить. По двору прошел милиционер в форме, внимательно оглядывая Антона, который зыркнув на автомат, сразу же при виде последнего сделал вид, что читает объявления. Да, в этом районе жили, такое ощущение, те же самые компьютерные мастера, по крайней мере, они владели абсолютно идентичным слогом. Незаметно для себя он коснулся пальцами кнопок и набрал нужные цифры... Пошел гудок, и сердце замерло в груди. 'Да... Заходи!' Раздался писк – и дверь отворилась словно сама собой. Не помня себя, он заскочил в лифт. Дверь в общий коридор на тринадцатом этаже уже была открыта, и в ней стояла она... На ней были махровые пестрые тапочки и такой же расцветки халат, казалось, не прикрывавший ничего, но при повторном взгляде выяснилось, что под ним скрывалась маечка-топик. 'Хорошо, что ты заехал!' – неожиданно спокойным тоном произнесла она, и у Антона кровь вскипела в жилах. Они прошли на кухню, девушка собрала длинные пушистые волосы в хвост и стала хлопотать с чайником. Беседа шла о каких-то милых пустяках, у Антона начала зиждиться надежда, что все этим и ограничится. Наконец, чай был выпит, и его подруга отлучилась покурить и переодеться. 'Хм, вот долбанные убеждения! Дурацкие убеждения! Вот кто мне внушил, что надо действовать в подобном правильном ключе? Что брать подобных не есть хорошо? А не мечтал ли я об идеалах первой брачной ночи? Сколько ни читай литературы о совместимости темпераментов и обязательной проверке этого – все равно идеализм лез наперед! Это тот самый идеализм, который и истребить бы хотелось – напрочь! Но почему я приехал без готового решения? Я приехал... Я приехал, потому что она вдруг позвала... Сколько мы не виделись? Кто у нее был здесь за прошедшее время в гостях? Я этого не знаю – не противно ли это? Не противен ли тот факт, что каждому она так же смотрела в глаза, делала абсолютно те же самые комплименты, меняя имя, словно в трафарете или каком-то оттиске? Она ровно то же время мялась, изображая неприступность! Да, наверняка! Я вижу это, отчетливо вижу! Так почему, почему, если она мне так открыто показывает мне свое лицо, я иду за ней? Не знаю, но ведь и я показываю свое лицо, я разве что не показываю весь бессвязный и бессмысленный клубок противоречий, накопившийся внутри меня. Да и зачем он ей, что он ей даст? Рассказывать женщинам о своих внутренних переживаниях – величайшая глупость, это я изучил хорошо. Она всегда найдет способ интерпретировать их в нужном для себя ключе, в том ключе, в каком и воспринимает тебя. Хотя, понятно, что от расставания это не спасет, но хоть даст какую-то иллюзию долговременности, постоянности, осязаемости отношений. Но какие это отношения? Что сейчас вообще происходит? Девушка хочет – а я сижу тут по ее похоти, по ее желанию, но не вопреки своему, а в первую очередь по причине отсутствия оного, по причине не осязания оного. Но где же мое собственное хваленое мнение, где своя позиция, так активно продвигаемая? Я, мол, такой смелый, высказываю свой голос во тьме притихшей толпы – не таким ли я вижу себя? Не видящим ли истину? Но истина ли то, что происходит здесь? Не выглядит ли все это банальным бессмысленным извращенством, жизнью по принципу 'а почему бы и нет', то есть собственно отсутствием бытия, небытием?'
При мыслях о небытии она, наконец, появилась. Девушка предстала в разы более приглядном виде, только сейчас Антон, проводивший до сих пор время с ней только на улице, смог рассмотреть толком ее фигуру. Он изучал округлости ее бедер, соскакивал на грудь и опять возвращался назад. Она прекрасно понимала это, поэтому стояла молча, давая рассмотреть. Наконец, она решилась и каким-то неведомым собственным чутьем двинулась вперед. Далее события развивались стремительно, пара меняла места дислокации, переметнувшись с кухни в комнату, где курсировали между диваном, полом и захламленным углом, пока они не оказались вновь на тех же самых стульях на кухне, только сидя не за столом, а друг напротив друга. Свет был потушен, но блики от микроволновки, холодильника и сквозь шторки создавали иллюзию видимости в комнате. Но она была им не нужна: они прекрасно чувствовали друг друга. Сомнения, так сильно мучавшие Антона, мгновенно растворились, он наслаждался каждым поцелуем, откусывая по чуть-чуть географический язык своей спутницы, которая действовала словно по некоему давно опробованному плану, в котором прекрасно знала каждый шаг. 'И что я мечтал, что я буду первым? Дурачок, воображал себе такую, которую все будут унижать, оскорблять, и явлюсь я, спаситель-избавитель и выведу ее из этого тумана, у нее не останется вариантов, как пойти за мной и отдаться безрассудно. А вот – вот опытная, она все сделает сама, ты просто следуй за ней, но... что она делает'. Да, Антон был явно не готов к этому и смутился. Он уже готов был сказать 'стоп', он отстранялся, но было поздно, руки обхватили его, а голова наклонялась все ниже. То ли она специально делала это неторопливо, чтобы разогреть его желание, то ли у него замедлилось время, но в один момент она разомкнула руки за его спиной, и наклонившись окончательно, направила их к нему. 'Прекрати!' – воскликнул Антон, несильно оттолкнув ее и резко отдернувшись на стуле, так что тот покачнулся, и он едва сохранил равновесие, не полетев головой назад. А вот его подруга к подобному развитию оказалась не готова. Потеряв под руками опору, она, стоя на коленях, рухнула головой оземь, не то от Антонова толчка, не то от собственного усилия. Антон побежал и зажег свет. Девушка лежала на полу и тихонько всхлипывала. 'Куда она так поспешила! Я был не готов так быстро, я же был не против! Вот идиотка!' – подумал он. 'Успокойся! Ты не уши...' – тут голос его осекся: девушка подняла голову. Очевидно, она не успела подставить руки, потому что все лицо ее было залито кровью, что сочилась из носа. 'Как же ты так! Ах!' – вскричал Антон, а девушка, лишившись чувств, с грохотом рухнула. 'Вставай! Вставай! – заорал он. – Это обычное кровотечение, сейчас возьмем ватку и все протрем! Пошли, пошли отсюда, тебе нужно лечь в вертикальное положение. Да пошли же ты', – кричал он, пытаясь схватить ее за руку, но та безжизненно упала. Девушка уже не всхлипывала, а тихонько рыдала. Антон засуетился и побежал в комнату, словно там крылось решение нависшей проблемы. Но нет, там не было ничего, ровном счетом ничего, что могло бы помочь ему в решении, он был абсолютно один. С опустошенным взглядом он, крадучись, вернулся на кухню, ожидая, видимо, что девушка уже сидит, но картина была прежней. Он только сейчас заметил, как много крови на полу. Кровь смутила, сбила до сих пор свежий поток его мыслей, он дернулся, схватил девушку за волосы и потащил. Да, она была совсем не та, которую он поднимал тогда, играясь около торгового центра, сейчас это был огромный неуклюжий хнычущий мешок. Перетаскивание за волосы она встретила спокойно, но когда до кровати оставался последний метр, она попыталась вырваться, закричав: 'Отпусти! Не мучь меня!' Кровавый след волочился, преследуя, и втыкаясь в Антона со всех сторон. Девушка самостоятельно забралась в кровать и начала охать. 'Ложись... рядом... Я... знаю, что...твие ты... не хотел... этого. Я... не держу... зла... на тебя', – прошептала она, делая минутные паузы между словами. 'Нет! Не лягу! Скажи, чем я могу помочь? Где бинты', – забегал Антон по комнате, ломая руки. 'Бинты... были... где-то... возможно во-о-он в том ящике'. С огромным трудом, причиняя ей новую боль, Антону удалось остановить кровотечение. В один момент ему стало нестерпимо тошно и захотелось бежать, бежать отсюда навсегда, бежать от всех своих мыслей и мечт, касаемых женского пола. Но сейчас это было невозможно. 'Что же это получается, мне абсолютно не стыдно за произошедшее, лишь ее слова о том, что она прощает меня, вот они и задевают. Тьфу! Хотел или не хотел? Почем знаю, теперь уже нет смысла говорить'.
Антон хлопотал изо всех сил. Девушка прекратила стонать, видимо, болевой шок прошел окончательно. Скорую он решил не вызывать. Уходя из дома, он упрятал все найденные им упаковки со снотворным, утешая себя тем, что сделал все возможное, чтобы предотвратить непоправимое. Дверь он не стал закрывать на ключ, девушка осталась лежать на диване.
