Текст книги "Второе Пришествие (СИ)"

Автор книги: Николай Коровин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 42 страниц)

– Да какие алкоголики! О чем ты? – пытался перебить Михаил, но Антона уже было не остановить.

– Можно уйти в революционные леворадикальные течения, ходить на митинге в числе ста человек, кричать 'смерть буржуям' и получать признание товарищей по борьбе, уровень самооценки при этом поднимется в разы выше, чем у первой группы, ведь они в одиночку, как Моська, бросают вызов гигантской системе, они смелы и готовы к самопожертвованию. Да – следующий пласт это глубоко религиозные люди, и опять же они находят признание среди братьев и сестер по вере. Посмотри на их разговоры, на их образ мыслей, как они обсуждают те или иные темы. Они говорят на одном языке и чувствуют свою особую светлую миссию в жизни. Возьмем любую субкультуру. И опять же – ты находишь признание среди людей, одевающихся как ты, вы вместе ходите по кладбищам, на концерты и так далее. На вас не смотрят косо за сине-зеленые волосы, за майку с черепами – вы получаете признание, вы до хрипоты обсуждаете, когда вышел последний достойный альбом 'метлы' – в девяносто первом году или все-таки что-то годное было и после. А может и вообще, о творчестве исполнителя, известного лишь вам – и, встретив человека, тоже его слушающего, вы получаете признание, вы радуетесь, вам хочется прыгать от счастья, когда видите на улице человека в майке вашей любимой группы! Далее – возьмем ролевиков-реконструкторов. И опять же – они получают признание среди людей с похожим взглядом на мир. И они часами будут обсуждать вооружения, доспехи – пусть битвы и постановочные. И те же зацеперы! Да – они тоже ищут признание, они кучкуются вокруг себе подобных, и тоже используют свой сленг. Про фанатов компьютерных игр сложнее – не всегда они находят общий язык друг с другом, но все же, я убежден, и они получают признание, когда проходят очередной уровень, когда побеждают соперников. Самый классический пример – мир преступный, со своими законами. Более того – ты как-то осуждал неких 'аморфных' людей, которые не предприимчивы. Так вот и они, в семейных посиделках, в пересудах об Алевтине Палкиной и Максимилиане Рогачеве находят свое признание, обсуждая их! Есть политики, которые идут в партию власти (или парламентскую оппозицию, что тоже можно), строят там карьеру и идут к верхам. И тоже получают свою долю признания! Есть карьеристы – которые идут в продажи, делают на этом неплохие деньги и получают свое признание там. Да в любой другой 'рыбной' среде. Есть те, кто работает по любви. Мечтал с детства стать пожарным! И не разжигать огонь саламандрами, а тушить! И тушат! И тоже тем самым получают признание, ощущают гордость за свое дело. И есть спортсмены – не все добиваются высоких побед, но получают признание, общаясь с партнерами по команде, с соперниками, с тренерами. Список можно продолжать и продолжать! Да, некоторая часть из этих категорий – из бизнес-среды или из революционеров – прикрывается идеями улучшения мира. Да – они верят в это, хотя в бизнес-среде достаточно тех, кто хочет как можно больше хапнуть – и этим мне она не нравится. Но на деле – для чего им это улучшение мира? Чтобы сказать самим себе, что это я – я такой молодец! Я сдвинул дело с мертвой точки! Я создал эту компанию! Я организовал эту партию! Я проехал через весь город на велосипеде за полдня! Я выпил три бутылки портвейна и хоть бы что! И так далее. Если вспомнить Фрейда и либидо, то можем достроить эту схему. Чем выше уровень внутреннего сексуального желания, тем больше энергии тратит человек на свои насущные дела. Здесь нет параллели, что он мнит о достойных женщинах, как опять же мнит ваше сообщество, мечтающее о богатстве. Вы выделяете женщин по стоимости, 'эту я пока не готов содержать, я ее не достоин', – рассуждаете вы. У вас на все товарный взгляд. Вот оно ваше мышление – мышление врожденное. И ты, как пример, с этим врожденным мышлением видишь, что есть товар, а товар можно продать и получить прибыль! В чем тут твоя заслуга? Чем ваша среда передовая? Твоя заслуга лишь в том, что ты увидел у себя эту способность – а организаторские способности трудно не заметить – и развил. И все. Да – ты сейчас расскажешь кучу примеров, как люди вообще ничего не понимали в бизнесе, а потом научились, 'сделали себя сами' и теперь гребут деньжата лопатой. И можно отвечу – эти люди предали свою внутреннюю сущность, свой внутренний поиск, заглушили свои внутренние сомнения. Но когда мы говорим об уровне человечности в обществе, то мы должны понимать взаимосвязь. И за что я не люблю капиталистическую систему – она ставит его в положение такого выбора. И я приводил тебе примеры, там были категории людей, которые отрешаются от этого мира и создают свой. Или в своем творчестве, или путем тех же реконструкций, или путем возлияний в своей голове, или в виртуальной реальности. Почему это происходит? Потому что существующий мир, система – она противоречит самой психологической сущности человека. Кто ты? Человек с высоким уровнем адаптивности. Ты не любишь Советский Союз, презираешь коммунизм. А родись ты пятьдесят лет назад, с твоими организаторскими способностями, уже был бы секретарем райкома!

– И что?

– И на партсобраниях читал бы лекции по марксизму-ленинизму, и мне, вечно сомневающемуся, рассказывал, как надо заниматься своей жизнью, ее благоустраивать, где что можно достать по блату, через кого, где добыть дефицитные товары, как привезти нечто из-за границы, и так далее. Понимаешь теперь? Можно еще заняться наукой, учебой, ездить на все олимпиады – я видел, как общаются меж собой эти интеллектуалы. И опять – это свой мирок, и опять же – они в нем получают свое признание. И мотивацией для человека является то, что он абсолютно ничего не знает. Его выпустили в мир без конкретных целей. Иди и живи. И не в силах дать ответ, он пытается соотнести себя с чем-то. Карьерист, занимаясь делом, осуждает лентяя, сидящего на диване. Сидящий на диване также осуждает карьериста, осуждает за ложь, приспособленчество. В чем же разница? Мир вокруг нас таков, каким мы его видим. Мы сами строим мир вокруг себя. И ты говоришь, что в твоих делах тебе сопутствует уверенность, но уверенность не идет изнутри тебя, как может показаться, а уверенность это способ наиболее успешного ведения дел. Если ты уверен – тебе проще!

– Как можно сравнивать виртуальный мир игромана, иллюзорную борьбу революционера – с бизнесом – который есть, который функционирует и приносит тебе доход? Как можно сравнивать мнения бездельника и делового человека? И уж тем более приводить в пример организованную преступность! Это абсурдно! Можно вообразить себе любой мир, но это оправдание своей лени, лени, только и всего. Это разглагольствование, причем не несущее никакой смысловой нагрузки. Но это твое мнение. Имеешь на него право. Не думай, что я так против, чтобы все чисто в штыки воспринимать. Но конкретно в этом моменте... Да, в ином случае, порой, я слушаю тебя, и думаю, что ты много верного говоришь.

'И зачем я так очевидно соврал', – пронеслось у Михаила в голове, когда они проходили мимо исторического музея.

'Как же меня раздражает его привычка сглаживать углы! Ты же сейчас не на переговорах, а гуляешь с товарищем, к чему эта официальность порой, осведомленность обо всем?' – подумал в это же время Антон, и при этих мыслях заметил весьма изменившийся Мавзолей.

– А вот и демонтаж пошел.

Они повернули свои головы в одну сторону, сторону, куда Антон показывал рукой. Мавзолей был огорожен, а на нем – натянуто некое подобие лесов. Рабочие снимали огромные буквы 'ЛЕНИН'.

– Ура, ура, наконец-то мы окончательно освободились от советского прошлого. Да, живо еще то поколение, но сейчас все начнем уже решать мы, чистые от коммунистического дурмана. Это поколение уже не... – тут Михаил осекся, поглядывая на товарища, который сразу заулыбался. – Да – есть еще такие, как... Но это не то! Ты выбрал свои идеи свободно, вот я к чему клоню. Это несколько другое мироощущение.

– Странно, что нет никого, кто предложил бы положить его обратно. Пожил, погулял слегка, теперь пусть и возвращается на привычное место, ан нет. Но, думаю, оно и к лучшему.

Они стояли и смотрели, а потом попятились, и вдруг совершенно случайно Антон почувствовал легкий толчок. Он обернулся и увидел девушку, которая смотрела вроде бы и в сторону мавзолея, но как-то поверх. Это была Дарья... Она тоже почувствовала толчок и повернула голову, увидев Антона, пристально рассматривающего ее. Глаза их встретились. У нее все похолодело, она вдруг почувствовала беспричинный страх, желание тотчас же исчезнуть, раствориться, но опустить глаза значило признать поражение, и она их не отводила. Антон улыбнулся, и теплый душ легкости пробежался по всем конечностям Даши, наполняя каждую косточку спокойствием и жизненной энергией. Она сделала глубокий вдох. Антон продолжал улыбаться, уже несколько глупой и бесконтрольной улыбкой. Ему в тот момент казалось, что стоит планете прекратить вращаться, время остановится, и он все поймет. 'Дайте еще чуть-чуть. Истина – она где-то здесь. Истина – вот там, внутри этих бездонных глаз. Так вот что говорят про шансы, бывающие раз в жизни! Так вот что говорят про первый взгляд! Так вот вообще как все это ощущается', – подумал Антон и вдруг ужаснулся. 'Голос-то задрожит, я и полфразы договорить не успею... Но почему мне кажется, что она меня поймет? Она же родственная натура, она сейчас все поняла... Почему она так покусывает губы? Уже усомнилась?' Михаил, все это время фотографировавший, подошел и потянул друга за руку: 'Пойдем, посмотрим с той стороны'

И, ничего не понимая, не осознавая, что это за сила, Антон пошел, а светлый образ девушки, в одиночестве замершей посреди площади, покачнулся и растворился.

'Да сколько таких было – в метро, автобусах, – думал он позже. – Одной в метро я даже записку хотел оставить, помнится, было и такое. Забыли и проехали'. И он забыл и проехал, и продолжали они разговаривать с Михаилом, и ничего Антон ему не сказал. Однако придя домой, он почувствовал настолько сильную щемящую боль в сердце, с которой не могла сравниться ни одна из юношеских депрессий.

'Вот. А я внушаю себе, что повзрослел, и все это осталось там, позади. И что теперь я стал уверен в себе, и подобные вещи воспринимаю спокойно. И ужасно, ужасно, что я забуду о ней спустя день, два, да сколько угодно. Забуду! И тоска уйдет. Но куда она уходит? Из меня или глубже вовнутрь, что я ее не осязаю? Можно тогда сколь угодно долго закрывать ее крышкой из каждодневных мирских дел, можно думать о работе. Да. Можно даже стать отъявленным карьеристом, что очень желает мне Миша, думать много, очень много. И делать, делать дела. Можно найти очередную... И все будет одинаково, все слова, все движения, просто вопрос, как глубже зайдет и как скоро закончится. Эх, найти бы незнакомку! Как же она прекрасна. У нее взгляд... словно она уже знает что-то, чего не знаю я. Можно ли вообще по взгляду что-то понять? Хах, в детстве я боялся, что если я воображаю нечто, то по отражению в зрачках это можно увидеть. Абсурдно, согласен. Но у нее в глазах я увидел жизнь. Я увидел весь мир, какой он есть. Этот мир реален, он существует...' Полтора часа рылся он по закоулкам соцсети, но, имея плюс ко всему слабую память на лица, найти прекрасную незнакомку было делом затруднительным. И проще оказалось забыть ее...

Когда Михаил коварно увел Антона из-под носа у Даши, она даже обрадовалась. Она успокоилась и почувствовала небывалую свободу. 'А он милый', – пронеслась мысль и тут же исчезла. Она пошла и села на лавочку. Хотелось гадать на ромашке. Подсел какой-то парень, и затянул глупую песню: 'Девушка, Вы сегодня особенно прекрасны, солнце садится, но это не страшно, ведь Вы мое солнце, еще более прекрасное! Куда же Вы?' Парень попытался встать, но Даша посмотрела на него с таким сильным пренебрежением, что он понял, что абсолютно любая фраза в данной ситуации будет глупой, и так и остался сидеть с раскрытым ртом.

Солнце село окончательно, часы на башне пробили привычным звоном. Даша шла медленно, плавая в своих мыслях, и в один миг чувство свободы пало. 'Как я одинока! Как хочется прижаться к кому-то, отдаться, расплакаться в чье-то плечо! Почему я не говорю себе об этом? Почему я боюсь говорить себе об этом? Что же опасного в этих мыслях, что же в них противоестественного? Кто я такая? Почему меня не влекут мирские забавы, не влекут эти красивые слова? Можно себе внушить, что парень с лавки коварен, он мечтает лишь о плохом, хочет причинить мне боль, даже так. Но с чего я это думаю? Он может быть и благороден, но немного глуп. Он мог растеряться и начать так говорить. И доколе отнекиваться? Была ли готова я тогда сказать да? Готова. Не знаю почему, но... Но, может, это было одно из тех видений, что преследуют меня? Может, я схожу с ума? Может, я все это вообразила? Что у меня было за наваждение пару дней назад? Там было такое, что и вообразить-то тяжело! Но ведь в реальности этого не было, а значит, я это вообразила! Так почему же я не могла вообразить здесь? Да и в самом деле, допустим, парень и реален, но мы всего-то задели друг друга. Да мало ли что случается в этой бесконечной бессмысленной толчее. Но внутри меня возник, возник какой-то образ, случилось некое узнавание, не знаю сама кого. И теперь он исчез, он исчез, и теперь я буду думать о нем. Да, у меня теперь появилось о ком думать. Я буду воображать, как мы уйдем на далекий остров и будем там жить вместе. Будем любить друг друга и умрем в один день. Да будет так во веки веков! Аминь!'

Эпилог

Мавзолей был закрыт на реконструкцию и в течение трех лет простоял, затянутый в леса. В один прекрасный день он был скоропалительно снесен, и, наконец, на его месте торжественно была открыта и освящена деревянная часовня. Думается, по-прежнему лежавший рядом бывший семинарист Сталин одобрил бы подобное соседство.

В день открытия часовни Компотов в своей передаче объяснил, что Ленин все-таки был фейковым. Более того, он привел в пример свой первый эфир, посвященный оживлению Ленина, где доказывалось, что подобная операция невозможна. Он привел этот пример с мыслью 'мы предсказали это первые'. Далее он объявил, что в тот же вечер в эфир выйдет специальное журналистское расследование, которое обнаружило доказательства подделки всех экспертиз на подлинность. И почерковедческие экспертизы, и анализы ДНК – все было сфабриковано, в чем и признавались в интервью люди, эти махинации совершавшие. 'Я очень боюсь за свою жизнь, но сейчас, спустя три года, я понял, что не могу молчать', – так начал свою речь первый из них, сидя в темной комнате спиной к камере. Да, подмена спонсировалась американским Госдепом, который, проведя Ленина во власть, намеривался все же продавить неугодную Россию и разрушить ее благоденствие уже проверенным методом. Упомянули и Фогельштейна, который оказался пешкой в кровавой игре и был устранен как слишком много знавший.

'Мы и сами поверили в это, – с горечью признавал Компотов. – Но российский народ не обманешь! Российский народ все равно проголосовал за самого достойного кандидата!' – резюмировал он.

Как мы помним, при расследовании убийства Ленина благодаря внимательности Егора удалось задержать одного из исполнителей преступления. Не спасли уловки с париками от ареста и второго подозреваемого. Правда, в различных альтернативных источниках распространялись теории о том, что поймали не тех, а настоящие убийцы гуляют на свободе; что они были чекистами, выполнявшими политический заказ и так далее. В пользу подобных теорий говорили и слухи о тайном награждении двух российских военных, якобы 'случайно' оказавшихся на демонстрации во время первого выступления Ленина. Был взят под стражу и заказчик преступления. Это был крайне увлекательный персонаж; человек немолодой, он уже имел богатое тюремное прошлое. Проведя суммарно большую часть жизни за решеткой, он прямо-таки напоминал старика Фунта, который всю жизнь сидел за других. Наверное, он мог бы с чистой совестью заявить: 'Я сидел при развитом социализме, сидел в эпоху пышных похорон, при перестройке тоже сидел. А уж как я сидел в лихие девяностые!' Но пришлось ему посидеть и в эпоху Тупина. Хотя многие комментаторы также считали его к делу Ленина непричастным. Дело расследовалось медленно, и по прошествии трех лет приговор так и не был вынесен ни одному из подозреваемых...

...Тьма накрыла Москву, на покрытом тучами небе не было ни луны, ни звезд. Начиналась жуткая гроза, молнии летали по небу, отражаясь в огнях огромного никогда не спящего города и смешиваясь с ними. Треск от грома раскатывался с севера на юг, теряясь в гудках автомобилей, стоящих в заторах и глубокой отчаянной ночью. Виктор Тупин сидел в Кремле, вспоминая, как он двадцать лет назад впервые вошел сюда как хозяин... Он отложил свои бумаги, и решил отвлечься от ставшей давным-давно рутинной и не вдохновлявшей работы и подошел к окну. Молнии прыгали вдалеке, разрезая небо острыми швами. 'Не хочу... Не хочу выходить, – шептал он, – но ведь придется... Ха! Тяжела судьба-судьбинушка! За что мне все это? Почему так жутко? Откуда нахлынуло это чувство? Не было его ведь никогда? Почему мне кажется, что сейчас отворятся двери и придут меня арестовывать?' Он прошелся по кабинету взад-вперед, продергав дверь за ручку: она была заперта. Он посидел немного, вновь глядя на бумаги, но не видя их, потом встал и опять подошел к окну. 'Но ведь меня не за что арестовывать! Кто? Все люди здесь мои, все проверенные! Почему же страх так настойчив? Он словно хочет мне что-то сообщить, но я не могу понять его, будто он сообщает мне это на своем языке, не понятном для меня'. Он в очередной раз отошел от окна и повторно прошелся по комнате взад-вперед. 'Собраться и сосредоточиться! Неужто впервые в жизни идут проявления малодушия? Гнать их в шею надо! Долой! Я сильный! У меня все получится! Да! А теперь улыбнуться!'

И он улыбнулся настолько широко, насколько мог. И вообразил себя самым счастливым человеком во вселенной. Он сел за стол и начал подписывать очередную бумагу. В голове заиграла мелодия из балета Чайковского. И в этот момент в дверь постучали...