Текст книги "Второе Пришествие (СИ)"
Автор книги: Николай Коровин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц)
– Эге-ге, а сейчас на предательство не идут? Людям свойственно предавать. Если уж и говорить про убежденность, идейность, то сейчас эти качества исчезли, люди как флюгеры, бегут туда, куда ветер дует. Спроси ветеранов! Есть еще живые и бодрые духом! И что они скажут? Спасибо товарищу Сталину, за то, что спас народ, и народы мира, и проклятья в адрес карьеристов, не считавшихся с чужими жизнями. И тот же Хрущев, очернивший Сталина, развенчавший культ – казалось бы, прорвавший железный занавес и путь к свободе – сделал так, чтобы завесить занавесом свое кровавое прошлое, на тех высоких постах, что он занимал, будучи в Москве и будучи на Украине.
– Вот ты сам, наверняка часто читаешь советскую литературу, разве не тошнит от тамошней пропаганды? Уж даже нынешняя власть, и то, ее госпропаганда поинтереснее, она хоть отражает внутренние ожидания народа, чего не было тогда. Вот пример: читаю книгу про флот, описывается рейд советской подлодки по немецким тылам. И вот внештатная ситуация, воздуха мало остается, как быть? Как думаешь, что спасло экипаж? Цитирую, как запомнил: 'в этот момент остававшиеся беспартийными матросы подали заявления о вступлении в партию. Увеличение коммунистов на борту вдохнуло новые силы, и матросы начали с еще большим ожесточением громить противника'. Вот как! Я долго смеялся: коммунисты – анаэробные существа, что ли? Единственная здравая мысль мне пришла, что запасные баллоны с воздухом давали членам партии. А по Сталину – для меня есть один аргумент: документы, где стоит подпись Сталина. И там – увеличение квоты на расстрелы. И все фамилии. Поэтому 'не знал' – не сюда. Все знал. А ветераны – они жили в то время, для них со Сталиным связана юность и детство, самые золотые годы, годы личностного становления. Конечно, сам факт, что Сталин у них оставил положительные воспоминания, не удивителен. У кого восприятие Сталина было отрицательным – те лес валили и до нынешних времен не дожили. И не забывай – партия ставила задачу, официально, перевоспитать людей. Полагалось, что советская пенитенциарная система представляет собой новый подход, подход личностный, закрытия вины перед обществом через труд. Но снизилось ли число преступлений? Мы смотрим на доводы сталинистов и прочих симпатизирующих, и что видим? Они призывают смотреть статистику, где доля осужденных по контрреволюционным преступлениям невелика, апеллируют к уголовной сущности большинства осужденных. Но как же так? В передовой стране? Получившие права! Члены партии, которая провозглашает борьбу за светлое будущее не хухры-мухры, а всего человечества! И они расхищают социалистическое имущество!!! Или вот такой аргумент: 'Сталин соответствовал той эпохе. Тогда нужна была дисциплина, нужен был порядок'. А сейчас пусть будет беспорядок? Пусть на работу в учреждения никто не ходит? Но давайте скажем, что есть разные способы достижения порядка. Почему они обязательно должны быть жестокими? По-иному никак?
– В этом и была проблема партии, что она впитывала в себя людей, может и не разделявших ее идеологии, слишком много приспособленцев и карьеристов. Все имитировали бурную деятельность, работали ради цифр. Сама марксистская идея была не просто искажена, а обезображена до неузнаваемости. Лишь на бумаге власть была народной – но попробуй выступи против курса! Полетишь! В итоге власть народа была ограничена молчаливым киванием. Я и говорю, самое печальное, что сейчас мы опять к этому идем, но тогда и можно было кивать, потому что государство заботилось о каждом, и справлялось со своими нуждами. Ведь никто не задается вопросом, а зачем вообще создавалось государство. Для защиты? Но от кого, если оно само создает конфликты? Зачем тогда в принципе много государств, пусть будет одно, с отсутствием возможности конфликтовать с кем-либо. Насчет пропаганды и восхваления партии, я вот сам нашел дома книжку Громыко, мемуары так сказать, думаю: 'Ого как интересно! Сейчас я про все тонкости холодной войны узнаю!' Открыл, полистал пару страниц и быстро понял, что читать это невозможно, ясно, что корректировки эти делал не он, я не спорю: тошнит видеть подобное каждые десять строчек, а если он сам делал подобные пассажи, а если он сам мыслил так? 'Ленинская партия', 'торжество рабочих и крестьян', 'звериный оскал капитализма', 'мудрое руководство политбюро', 'партия не может ошибаться'... И это превосходство над миром, оно должно было быть целью, и при правильном подходе к построению коммунизма стать ближе к реальности. Перебрали, говоря: впервые в мире построено суперсправедливое государство, где всем хорошо. Да, впервые строили подобное. Но учитывая, как все кончилось и как строилось – швах. А сталинистов легко образумить. Они ведь как говорят, мол, он ничего не решал, было коллективное руководство. И среди этих замечательнейших людей затесались такие гнусные предатели, как Ягода и Ежов. Но если Сталин ничего не решал, был марионеткой политбюро ЦК, то почему же все достижения они приписывают ему??? Страну поднял с колен – он, а не политбюро! Войну выиграл он, как главнокомандующий, как маршал, как генералиссимус, в конце концов! Если ваш Сталин ничего не решал, то не восхваляйте его, уж коли человек на таком посту ничего не может решить. Ну а там, как-то случайно, пока он спал, построили заводы, ГОЭЛРО и прочая свистопляска. Атомный проект Берия поднял, модно говорить сейчас.
– Да, мне нравится в коммунизме, ну как сказать нравится – импонирует, единственное, что импонирует – идея о мире без границ, если уж и есть какое-то мировое Правительство, то пусть выйдет из тени, какая разница, что у тебя в паспорте. Но вот еще про советский абсурд: это обличение 'кровавого царизма'. Видите ли, арестовывали революционеров! Казнили организаторов терактов против членов царской семьи! Ай-ай-ай, надо было их по головке гладить, так ведь?
– Ха, это уже новый спор: о государственности! – усмехнулся Антон.
Они вновь взглянули на девочек, державших в руках по баночке напитка, созвучного названием с одним из красивейших представителей семейства кошачьих. Как же относителен этот мир! Наши друзья увидели нечто, приковавшее их глаз, но означало ли это, что весь мир устроен подобным образом? А вот стой они сейчас у спуска в другую станцию, то, возможно, они заметили бы в толпе понуро бредущую в переход нашу героиню Дарью. А она в тот день была, скажем честно, прекрасна. На ней не было ни капли косметики, да и кофта, выглядывающая из-под полурасстегнутой (или недозастегнутой?) куртки, отдавала какой-то рыночностью, что ли. Наверное, не совсем справедливо мы поспешили отдать ей подобный возвышенный комплимент: Михаилу она бы и не понравилась; он считал, что ненакрашенные женщины – это несерьезно, неженственно, и обращать внимание на подобных не стоит; Антон, напротив, постоянно выступал за природную красоту, при этом своим подругам, кто красился обильно, он если и делал замечание, то как будто в шутку, и как шутку девушки его и воспринимали. Так или иначе, появление Дарьи перед нашими героями могло только спровоцировать у них новый спор. Однако дело совершенно не в этом, нет. Но даже если бы этот спор и случился, какое дело было до него Даше! Она не шла, а словно плыла, не улыбалась, так как вообще в публичных местах была не улыбчивой, но от нее словно расходилась некая энергетика. Впрочем, разглядеть что-то подобное в спешащей толпе трудно, да и что тут говорить – почти невозможно. А Михаил с Антоном вот вообще разговаривали, поглядывая в сторону малолеток, у которых никак не получалось прикурить, как ни боролись они своими тоненькими ладошками с внезапно налетевшим коварным ветром.
– Вот оно, вот оно – наше будущее! – возмущенно сказал Антон довольно громко, надеясь что его слова долетят до школьниц.
– Видишь ли, мы этих девочек, конечно, осуждаем, но с другой стороны, сейчас явление здорового образа жизни стало каким-то негативным. В первую очередь, потому что появились разнообразные группы, о своей приверженности к нему слишком громко заявляющие, и пытающиеся свои идеи навязать всем без разбора. А это всегда вызывает отторжение. Плюс ко всему это мода – не всем нравится причислять себя к какой-либо популярной группе, особенно из-за товарищей, в ней состоящих. Не нравится, понимаешь, когда тебе говорят: ну да, я не удивлен, сейчас это модно, сейчас все так делают. Но, черт возьми, пусть лучше будет популярен ЗОЖ, чем алкоголь и энергетики! Но почему же при росте популярности ЗОЖа, потребление алкоголя не уменьшилось, смертность от пьянства осталась прежней? Меньше стало индифферентных людей, не имеющих радикальной позиции по данному вопросу – и опять нас делят, либо ты сюда, либо сюда. Как быть? Особо рьяные в здоровом движении это, безусловно, веганы и им подобные. Вот уж кто засыпает вас уничтожающими доводами, которые при обдумывании вызовут лишь бурный смех. Да даже и обдумывать не надо, если здравый смысл всегда при вас. И вот мы выясняем, что животноводство наносит непоправимейший вред земледелию, организм человеческий мертвечину и плоть не переваривает, то есть мы – убегающие, но не догоняющие! Вот кто мы! Детальный анализ деятельности активных веганов и опыт общения с ними (а не всех надолго хватает) приводят к банальной мысли: потребление мяса прямо влияет на адекватность индивида. Это легко проверить – зачитайте эту строчку своим травоядным знакомым и понаблюдайте за их реакцией. Но если предъявите при личном общении – то лучше сразу убежать на всякий пожарный. Такое качество, как самоирония у них давным-давно атрофировалось вместе с теми отделами желудка, которые должны переваривать мясную пищу.
– Но опять же: популярность подобных течений – отражение как раз того, что уровень доходов-то возрос! Жить стало ярче, жить стало веселей. Больше денег – больше мыслей о том, чем бы таким себя занять. Как бы самоутвердиться – следующий этаж пирамиды Маслоу. Во времена, когда очереди, а то, может быть и вообще ничего съестного нет, в ход идет то, что попадется. И крысами, и кошками не брезгуют. Так что как бы они не раздражали, все же это положительный момент. Да и нам есть над кем посмеяться, а смех, как известно, жизнь продлевает.
– Да, лишь хищник, находящийся на вершине пищевой цепочки, может стать человеком, создателем разумной цивилизации. Да, обезьяны не охотники, потому и остались тупы, а охота потребовала дополнительных исхищрений. Ведь хищник всегда должен быть умнее жертвы.
Повисла минутная пауза, в течение которой друзья смотрели на суетливую толпу. Два мужика с синими носами прислонились к стенке перехода и слюнявили какой-то крепкий напиток, что-то при этом мыча.
– А вот знаешь, почти все считают, что алкоголь есть зло, – усмехнулся Михаил, – но все пьют. И ненавидят себя за это! Но пьют! Пьют с усердием, с напористостью, ставят рекорды, травятся, но не сдаются, пьют!!!
– Вот, кстати, по моим наблюдениям, есть около двух процентов людей, которые руководствуются принципом 'один раз живем, все надо попробовать'. Кстати, если уж все, то почему бы не пройти пешком БАМ? Почему в понятие 'попробовать все' обязательно надо включать отраву? Да даже если и отраву, то почему вы не включите сюда дуст??? Ну, чтоб не отравиться совсем, можно воду из луж лакать! Но это им противно, ведь нет 'культуры пития' из луж. Что любопытно, именно эти люди, кто 'умеет пить', часто являются в подростковом возрасте 'душами компаний', неформальными лидерами. На них равняются, на них хотят походить, им завидуют. И с них берут пример. И люди эти не глупые.
– Но мы же хотим как-то привить им иную культуру? Показать иной путь к 'крутизне'? Разве не так?
– Мы или государство.
– И мы, и государство. Но и мы в первую очередь. Твой отказ от рюмки уже шаг в сторону общей победы.
– То есть ты хочешь сказать, что государство не может повлиять на нравственность людей, хотя в советское время всячески акцентировалось внимание на той же честности, бескорыстности?
– Именно этот опыт и убеждает меня в этом – какие люди были, такие и остались, а страх, он еще больше усилил все эти процессы. Если бы таких попыток не было, то можно было бы рассуждать, а так, вот он, пример-то, на ладони, и пытались, и вот видим, как все выразилось
– А религия, значит, может? Но это же смешно! Государство можно не любить, критиковать, но оно опирается на реалии, власть реальна. А религия всего лишь красивая сказка. Да и красивая ли? По мне так некрасивая и абсурдная, вот посуди сам: если все люди идут от Адама и Евы, и у них было два сына, значит все первое время люди размножались инцестом, так ведь?
– Сыновей было не два, а три, зачем критиковать то, что не читал? А что им еще оставалось делать? Зачем ты пытаешься увидеть прямой смысл в этом тексте? Ты всерьез думаешь, что там тебе опишут слово в слово, как оно и было на самом деле? Библия не должна восприниматься как историческая хроника. Если тебе так нравится, можешь считать ее сказкой, но очевидно, что эта сказка учит правильному мировоззрению, правильным отношениям.
– Ха! Тоже мне сказанул! Каким правильным? Правильно, получается, это убийства, насилие и инцест!!! Хороша же сказка! Наикровавейшая сказка!
– Колобка тоже съели...
– Там не было крови, а во-вторых, колобок и создан изначально, для того чтобы его съели. И самый хитрый его и съел. Но это же хорошо, через неделю он бы весь засох и заплесневел, он же хлеб.
– Основная идея 'колобка' – это 'не ходите, дети, гулять одни; слушайтесь родителей, бабушек и дедушек'.
– А я смотрю буквально, как рационалист. Да и что за попустительское отношение к дитятке – оставили на окне, и поживай себе как знаешь.
– Ты хоть и рационалист, но ведь твои суждения о политике наивны. Справедливый рынок, конкуренция – двигатель прогресса, но ты их не признаешь. СССР, успехи, да? Но вот возьми космическую отрасль, знаешь, какая внутренняя конкуренция была между Королевым и Глушко, когда они ракетные двигатели создавали? Разные конструкторские бюро предлагали свои идеи, и пытались опередить друг друга. Да и сам Хрущев как говорил? Догнать и перегнать Америку.
– Сейчас почему-то так не говорят. Да и смешно было бы говорить об обгонах, когда по уровню жизни такие показатели. С нынешней системой-то уже столько стран вперед убежало...
– Все успехи СССР так или иначе наталкивают на мысль не о господстве марксистской экономики, но напротив, о ведущей роли рыночных механизмов и в первую очередь конкуренции. И пытались проводить конкурсы между колхозами, предприятиями, но как криво! Как бюрократически! Рынок все определит сам.
Михаил замолчал, увидев, что Антон обернулся в сторону. Его внимание привлек парень явно нестандартной внешности, выделяющийся даже на фоне столичного пестрого потока. Темные длинные волосы поблескивали лаком, глаза были подведены, а каждое из ушей – проколото в нескольких местах, равно как и нос, правда, в одном месте. Проходящая мимо бабушка, пугливо озираясь на парня, перекрестилась. Антон покривил лицом, изображая свое неодобрение позерству молодого человека. Михаил пожал плечами.
– А вот если в темном переулке нехорошие и невоспитанные его обзовут непечатным словом, он обидится. Скажет, не умеют признавать тех, кто не похож на всех. Но елки-палки, когда ты красишь волосы в синий цвет, ты просто должен быть к подобной реакции! Ты хочешь, чтобы все говорили тебе 'о, как круто?' Да вот нет! Ты сознательно идешь на привлечение внимание к себе – так и иди до конца! Жди и ответной реакции, ведь когда тебя обидят, у тебя появится возможность поднять свою самооценку, мол, я терплю издевки и подшучивания от окружающих, потому что я выгляжу иначе, я герой!
– Ох, да успокойся ты. Человек волен сам выбирать, как ему выглядеть. Не нравится – не смотри. Так вот, о тюрьмах. Условия в царских тюрьмах были действительно курортные по сравнению с гулаговскими. Но что лично меня поражает – до сих пор в Москве и России улицы названы именами террористов! Недавно устроили шумиху с Войковым, но вот улица Халтуринская есть; Халтурин таскал взрывчатку в Зимний дворец, но Александру в тот раз повезло. Софья Перовская, Каляев, их имена все еще звучат! Кто-нибудь помнит фамилию мужика, стрелявшего в Борбачева? Он ведь уже вышел на свободу! Борбачева у нас не любят, давайте сделаем его героем! Вот убивать Александра, освободителя крестьян, было верно с точки зрения коммунистов, но сами они отняли потом эту свободу у крестьян, загнав их в колхозы!
Возможно, они спорили бы так вечно, но уже стемнело. Михаил отправился в ресторан быстрого питания ожидать Марину, а Антон отказался составить ему в этом компанию и поехал домой. День завершился.
Глава VI. Закрытый университет
После того, как Ивана посетила гениальная идея о легендарном усопленнике, встал вопрос о доведении информации до доктора Фогельштейна, чтобы при общей сохранности тайны выяснить о дополнительных потребностях последнего перед операцией. Сам доктор, безмерно довольный своей отговоркой, постепенно начинал жалеть о собственном отказе, отчаиваясь из-за невозможности после него войти в историю. Окончательно расстроился он после гигантского успеха, достигнутого им со свиньями, на которых он полностью переключился летом семнадцатого года. Две ожившие свиньи смогли даже дать потомство – успех был ошеломляющим. Фогельштейну уже не хотелось славы, ему нравилось, что открытие на сей раз осталось тайной даже для глубоко погруженных в науку. В середине августа в гости неожиданно нагрянул Иван, который завел с доктором разговор о посторонних вещах.
– Как Вы думаете, Евросоюз долго просуществует? – вопрошал профессор Ивана.
– Классно, с какой-то стороны, что европейские страны договорились, поняли, что выгоднее торговать, чем воевать, – соглашался Иван.
– Хоть мы и живем в Швейцарии, все равно ничего хорошего от конфликтов для нас. Сейчас на всей Европе единое пространство, простор. Приезжих многовато, но это не так и плохо.
– Удобнее всего с валютой, что ни говори! – усмехнулся Фарнберг.
Они выпили по бокалу сухого вина и начали обсуждать античное искусство, которым Фогельштейн давно увлекался.
– Вот у нас в том медицинском центре взяли и наворотили колонны по типу дорических, – по мере осушения бокала язык Исаака развязывался. – И все ходят, никому дела нет. Никто не знает, как должны выглядеть дорические колонны. Те, что поставили – псевдодорические. Я не знаю, как их еще можно назвать, там даже полной симметрии нет у элементов декора. И я не поленился, посчитал все пропорции. После этого я сильно возмутился, ведь это обман чистой воды. Знаете какие пропорции должны быть у дорического ордера? Там считается...
– Так что дорический! – перебил Иван, – это было в Древней Греции, а почему сейчас новое нельзя придумать? Или там висела на них табличка, что они дорические.
– Таблички, понятное дело, не было, но видно же по стилю, что они пытались подражать.
– Эх, эклектика все это... Знаете, Исаак, вот Вы на нас вроде как работаете, но пока еще и не начали даже. А вот что случись, готовы ли вы оперировать 'здесь и сейчас', если подобный пациент будет найден?
– Да я бы с удовольствием, но помимо тела нужен хорошо сохранившийся мозг умершего, – вздохнул Фогельштейн. В тот момент он почему-то поверил в выдуманную им самим теорию, что ему подсунут египетских фараонов или что-то около того. Иван комментарий принял к сведению и отправился наводить справки насчет мозга Ильича.
И вот началась сотая осень с того момента, когда Владимир Ильич Ульянов ворвался в мифологию всех населяющих планету цивилизованных народов под звучной и емкой фамилией Ленин. В Швейцарии уже все было готово к осуществлению коварного плана. Были выпилены все добытые бронебойные стекла, бесшумно перетаскана не одна сотня латунных гробов, а модель площади изучена во всех ракурсах. Назначены ответственные, их роли были расписаны вплоть до малейшего движения. После ночи с Ириной Иван отправился на встречу с завербованными людьми. Встреча повергла его в ужас, он клеймил Карла и Людвига бездарным подбором исполнителей, которые казались ему полными идиотами. Когда один из них во время разговора и изучения схемы, вскричал, что 'вот тут есть еще лауреат Ленинской премии!', Иван привскочил и едва не отвесил затрещину, но быстро одумался, предположив, что решение отправить самые слабые ресурсы на более безопасную операцию было делом рациональным.
Иван отдал решающие распоряжения и вернулся в Швейцарию; в ту ночь и свершилось коварнейшее мероприятие.
...В закрытом университете царила ничем не сменяемая, воистину советская атмосфера. Да, сохранились еще такие места, где все словно дышит теми картинками, которые почему-то вызывают у родившихся после смены строя ощущение загнивающей убогости, тусклости и беспросветной мрачности. Да и у тех, кто родился до и имел возможность сравнить все с условной 'заграницей', реакция могла быть похожей. Подобную атмосферу можно было встретить в длиннющих обшарпанных коридорах выживших среди терний девяностых заводов, а также в чудом сохранившихся научно-исследовательских институтах. Там жила атмосфера, каждый клочок воздуха был пропитан ею; не было того духа свободы, который ощущался на подобных объектах, доступных для посещения среднестатистическому обывателю. Коридоры были полусумрачно темны и полны дверей с загадочными надписями. В этом же коридоре тишина стояла настолько гулкая, а тьма была столь напущена, что жуть глубоко схватывала клещами всяк сюда входящего.
Но вошедший не оставил надежды: он знал, куда ему идти, знал нужную дверь, и смог найти ее, пару раз использовав заботливо припасенный фонарик. Далее его шаги гулко отразились в комнате – скорее всего, она была просторной и стены ее были открыты. Потом они замолкли, где-то скрипнула дверца. Тишина накалилась. Шаги раздались вновь и что-то звякнуло. Потом послышался звук, представляющий собой нечто среднее между поворотом ключа в замочной скважине и распилом дров. Далее опять воцарилась тишина, потом раздался быстрый топот. Если в первый заход по коридору незнакомец орудовал фонариком, то сейчас, при выходе назад – и фонарик ему не потребовался; лишь шаги шаркающе раскатились по этажу, да незыблемая тень поплыла по очертаниям стен. И казалось, словно тень эта совсем не та, что приходила сюда полчаса назад. Казалось, что тень крупнее, что тень словно стала объемнее. Может, так померещилось; но все звуки и шорохи испарились, а коридор, как и все здание, погрузился в тяжелый не храпящий сон...
– Он? – раздался полушепот на лестнице, разорвав тишину. В тот же момент где-то гулко бухнула капля.
– Да там в главной комнате только они и могли быть... Но вообще, попробуй пойми! Кажется, тут даже и не подписано, – тень оказалась не одинокой.
– У меня фонарик есть. Да. 'Вэ', точка, 'и', точка. Он, – торжественно возвестил сообщник тени.
– Давай не отдавать сразу? Мне их главный с прошлого нашего предприятия мои десять процентов так и не вернул. Но обещать – никогда не устает.
– Карл-то? Да не вернет он ничего. Не тот это человек. А мы ему все же вернем, потому что мы же не хотим, чтобы риск наш пролетел напрасно...
– Знаешь, Вася... Пожалуй ты и прав... Увы и ах! – вздохнула тень.
Не то во дворе, не то где-то еще дальше залаяла собака. Тот, кого тень называла Васей, негромко кашлянул и переложил драгоценный пакет в другую руку.
Сообщник молчал, и тень снова подала голос.
– А это правда, что они завтра и самого его свистнут? Зачем?
– Сегодня вроде бы, – ответил тот, кого тень называла Васей. Но нам-то что? Не все ли равно. Да пусть похищают, флаг им в руки. Надо, значит надо. Ясно, что не от скуки.
– Да не тряси ты так банкой, идиот! Ты же все разольешь! – воскликнула тень.
– Неси сам, они тяжелые, собака,– бросил сквозь зубы сообщник.
– Я тебе не соб... – залепетала тень и моментально осеклась: у выхода горела настольная лампа и рядом с ней отчетливо виднелся силуэт охранника. Он не спал, но сидел спиной к двум теням, которые, подойди они ближе к лампе, оказались бы уже не тенями, а вполне себе людьми из крови и плоти. Двое, шурша пакетом, присели за колонну, слившись с темнотой. Тени исчезли.
– Придется не через главный вход, – шепнул один и второй бесшумно попятился за ним. Замок в каком-то кабинете поддался легко, и они проникли внутрь. И снова за окном горел фонарь; и снова вошедшие обратились в две длиннющие тени на стене – и вторая была с пакетом в руках. Сзади по коридору раздались уверенные шаги охранника, все же услышавшего посторонние шорохи. – Но откуда он тут взялся только? – пробормотал тот что без пакета.
– Решетки, вот незадача, – выругалась более крупная тень. Шаги становились все гульче и отчетливее. Тот, что был без пакета, пошел на риск и осветил карманным фонариком стены. В одной обнаружилась дверь, и оба рванули к ней. Дверь почему-то не была заперта или опечатана, и двое похитителей ввалились в какой-то пыльный чулан. Дверь захлопнулась. Шаги охранника остались в кабинете, поэтому шедший первым отрегулировал фонарик на полную мощь. Вокруг был склад с горами тряпья, из-за которого с одной стороны торчали два шкафчика. Между ними виднелась лестница, ведущая вниз.
– Так вот где подвал, значит! Из него есть выход к боковым решеткам у корпуса! Идем!
– Рискнем так.
Минут пятнадцать они блуждали, зажигая и гася фонари, и наконец, после очередного погашения, они увидели блик, исходивший, очевидно, с улицы. Еще десять минут потребовалось на то, чтобы найти стремянку, хоть она и валялась в пятнадцати метров от предполагаемого выхода. Замок был самый обычный, висячий, и был выпилен в кратчайший срок. Два человека, вооруженные пакетом с мозгом вождя Великой Октябрьской революции, оказались на улице...
Глава VII. Самые последние известия
Самое обычное, ничем не примечательное сентябрьское утро воцарилось в столице. Школьники и их родители спешили в школы, студенты в институты, служащие на службу. Утро – пора тотальной спешки. И все из-за боязни опоздать. Мы боимся опоздать и все равно опаздываем. В школе за опоздание на две минуты ты получаешь широченную запись в дневнике, в институте редкие въедливые преподаватели отправляют тебя вместо лекции в буфет, а те, что дружат с чувством юмора, могут заставить за опоздание читать детские стишки под общий хохот. В более взрослой жизни на работе ситуация словно раздваивается: одни организации вводят карточную систему и следят за каждой минутой работника, другие, напротив, позволяют работникам чувствовать себя довольно вольготно. Где-то существует и некий смешанный вариант, когда опоздать можно, но упущенное время тебе так или иначе придется наверстать. В компании Михаила и Антона был уклон в либеральную сторону, и сотрудники ценились по вкладу в общее дело, а не по проведенным в офисе часам, однако наши герои обладали врожденной пунктуальность и старались приходить на работу вовремя.
– Здравствуй, мой дорогой друг!
– Привет, Миша!
– 'И Ле-е-енин такой молодой!', пели бы мы сейчас, да? Или как там у вас раньше было?
– А ты активизировался!
– Ну так, кто мне все уши прожужжал последние месяцы-годы, вот мол как тогда все было замечательно? Скоро столетие, надо вспомнить светлые времена, бла-бла-бла. Пойдем, нас Петр Степанович просил зайти, обсудить один новый проект.
Петр Степанович был начальником Антона и Михаила, даже скорее надначальником, бывшим, как это принято говорить, правой рукой директора их компании. Пройдя по коридору, они вошли в холл. На стене висел телевизор, и около него стояло около двух десятков людей: по всей видимости, передавали какую-то очень важную новость. Антон и Михаил пристроились к толпе.
– Итак, наша съемочная группа сейчас находится на Красной площади, каковы последние новости? – поинтересовалась диктор.
– Здравствуйте коллеги! – начал корреспондент; за его спиной все было оцеплено, стояли милицейские машины и сновали люди в форме, – по последним данным, преступники проникли в Мавзолей около четырех часов утра. Сейчас я предлагаю вам посмотреть видеозапись с веб-камеры, расположенной внутри.
На экране появилась сумрачная комнатка, потом в нее вошли трое людей и начали орудовать; дальше видео ускорилось, так как, видимо, орудовали они некоторое время; наконец, неизвестные вытащили тело, уложили его в мешок и покинули помещение. На экране вновь возник корреспондент.
– По нашей информации, которую мы получили из главного управления МВД Москвы, преступники двинулись в сторону Васильевского спуска, где у въезда на мост их уже поджидала машина, на которой они и скрылись. Передадим слово начальнику главного управления МВД по городу Москве Анатолию Серову.
– Преступники примерно в три сорок пять по Москве зашли со стороны Александровского сада на Красную площадь, вскрыли пока неизвестным нам инструментом замки и проникли внутрь Мавзолея. Почему не сработала сигнализация, сейчас разбирается специальная комиссия ФСО. Далее им удалось с помощью пока также не известных нам инструментов вскрыть саркофаг и вытащить тело, после чего они отправились к Москворецкому мосту и скрылись на белом автомобиле 'Престо'. Судя по всему, преступники были вооружены профессиональными инструментами, доступ к которым имеют спецслужбы и особые подразделения армии. Возбуждено уголовное дело по статье 'Вандализм' и 'Кража'.
– Вандализм, – засмеялся Михаил. – Ну умора же. И 'кража' – саркофаг-то не взяли! А сам он в собственности? Украсть украли, но у кого? Они в инвентаризации так и пишут: тело Ленина – одна штука, да?
– Ну а что можно было еще предъявить? – проговорил ошарашенный новостью Антон на бегу. – Опять ты все в абсурд превращаешь.
– Вандализм – это когда хулиганы напились и буянят, крушат. Тут очевидно провокация раз, но тело-то! Похищено! Не просто так! И где была охрана?
Они вошли в кабинет.
– Петр Степанович, здравствуйте!
– Ленина украли! – не сдержался Антон, забыв о приветствии.
– Как украли?
– Да просто – вскрыли ночью замки, да и вывезли!
– А я ведь помню, тот случай на Красной площади... Это уже тридцать лет, считай, прошло. Не к добру это. Ой как не к добру.
– Но мы, в общем, не за этим пришли, уж извините – просто новость такая!
– Понимаю, – кивнул Петр Степанович и надвинул очки на нос, вместе с чем его вид потерял веселость и развязность; предстоял разговор о рабочих делах.
Когда Антон и Михаил вышли, отдуваясь, из его кабинета, такой толпы перед экраном уже не было; ведущая спокойно рассказывала про жизнь Ильича, мелькали кадры кинохроники. 'Мнение ведущих политических экспертов смотрите сегодня в специальном выпуске передачи Виктора Дроздова', – такой фразой закончила она свой рассказ.
