Текст книги "Второе Пришествие (СИ)"

Автор книги: Николай Коровин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)

– Или крепились и усердствовали: любовь до гроба, умрем с тобой мы в один день. Но что это тогда значит? Значит, что будет двойной удар для наших детей! Но не дети ли тот самый сакральный смысл, связавший нас, не для них ли мы все это обустроили, не им ли посвятили себя?! И какова тогда роль священного союза – коли мы живем эгоистично, исключительно для собственного благоденствия; нам повезло, мы встретили друг друга. Мы те, кто сразу поняли, что это – навсегда, и благословен сей брак на небесах, и жили мы в согласии, по мере, по труду, обменивались силою и вдохновением. И вот настал черед, итоги подводить – вот наша отдача. Мы род земной продолжим, се важно, и так заведено, и каждой твари по паре, и пара воспроизводится, себе подобных, да вокрест. Изменение... кстати изменение – от слова измена, ага! Изменение мира – удел одиночек, сомнений призрачных, и дум полночных. Но мы не дали тому миру умереть, мы пламя жизни, нет, не разжигали, всего лишь тощий уголек, что наш очаг томил, был светел, его хранили мы как ценность высшую, уберегли от скорбей и болезней, от вражеских ухмылок и черты неверия, предательств и отходов, сверности с путей – вот и пристали, вот наш хлеб, вся наша доля. Все мы оставим, да, покой, прощай. Так почему бросаем мы детей – а им пора, и взрослой жизни путь уже лежит, разостлана дорога. Эх, сразу не понять, препятствий-то на ней, ой-ой как много. Да, они пойдут, сперва вприпрыжку, а потом шатаясь, а там, глядишь, иным-то будут руку подавать. Но нужен тот, кто на первоначальи, тот самый страшный старт, начать, начать! Порой и то уже полдела, здесь случай тот, что первый шаг бывает даже слишком смелым, а по-иному здесь никак. На забытьи потерь, бывает, мы рвемся ввысь, манит свобода, но что она и где она? И какова ее природа? Ответ забыт, потерян, проклят, подмята память, все ушло, помочь, помочь – тот выбор на распутьи, пусть ошибется, жизнь – его, пусть проживет, своею, но не вашей, пусть больно вниз падет, и вам то будет больно, пусть терпит, но и вы терпите, семьи любовь вы сохраните, все обернется, все невечно, но вот когда придет пора навечно уходить, так уходите порознь! Один останься, подсоби. И поддержи на новом начинаньи, на путь поставив – присоединись. Не знаю я, но и никто не знает, воссоединитесь там, а может нет. Но если что-то есть, то уж должно, должно то быть, чтоб вы и там прониклись, доказали, что есть еще любовь, и чисты помыслы, когда вы безмятежно сердцем друга выбирали, вы не искали и не ждали, вы выбрали, и все. Почувствовали, поняли, не важно – вот ваш лист, поверь мне, многие хотели бы, подобно статься, но увы. Размолвки, приходы, прикиды и причуды, мы размыкаемся, не видя следа вне. Где кто? Одно и то же все! Смотрю вокруг – и оболочка лишь, порою видится в обличьи. Внутри – то пусть, то гниль. Где смысл, где реакция, где непосредственная простота? Забыты старые понятья, будь то 'я буду до конца', никто не знает уж о том, где тот конец. Нет, все не так, сегодня я, а завтра ты; сегодня ты, и завтра ты. И как бы мы не говорили 'мораль истерта, пошло все, и не было распущенности где-то', все больше тех, кто 'сегодня я, и завтра я'. Но план – идет, прогресс исходит, родим мы больше, землю... Землю мы облагородим, и заселим, удержим нужных, и создадим тот дом, что образцом навеки станет, всеэрным, милым сердцу образцом. Где тот соблазн, где те потери? Уже их нет, и пусто все. Когда ты правилен, тебе нет счастья, точнее не до счастья, ты в правильности ищешь смысл, и ищешь блики, тень влиянья, влияют что на каждый день. Ох уж тот символизм, привязки, суеверия! И в наш век пробрались, и вот гадают, в какую сторону вдруг падет наш башмачок. А он-то видит, и смотрит из кустов, скорей за дом, за нужный угол – и вот шагает, да, готов, и даже имя-то уже себе он подобрал. Выходят ночью на охоту, подходов и подъездов мастера, засесть умеют, и привяжут, и побежишь за ним, моя душа, стонать от боли долго будешь, от сладострастия как в первый раз. Да все бывает сладко в первый раз! И будешь ты страдать, потонешь в проблеске, и воспрянув, рванешь, услышав клик, и вот – исчез, теории готовы, вы все – плохие, горько – мне. Увы и ах, наследство не оспоришь, побед и прошлых все витает тень. Кто там сказал – мы дети тех, что любить умели, по-настоящему и искренне любить. Мы дети тех, кто жертвовал, и жертвовал не ради жертвы, не для сознанья своего. О нет! Кто искренен, и кто надеялся, что будет жить в веках. И мы живем, во славу их любови, она для нас – подгон, та палка, кликать что должна: и вы, и вы нас повторите, не рвите цепь, она ведь шла, и трескалась, и где срывалась, что жизни нить, она сложна. Найдите нам вторую нитку, воссоедините, пусть, мы поедем далее вместе, так нить прочней, а новых? Новых больше, пусть они, по разны стороны бегутся, так больше места, чище кровь, воспроизводству славу воздадим мы вновь и вновь! Не верьте тем, кто говорит 'любовь живет три года', кто умные советы вам кладет, как надо правильно искать, и как встречаться, как держать друг друга, как ложиться, как вставать. Отныне вы – вся новая глава, вы – синтез ваших прошлых поколений, так постройте, докажите! У вас есть лишь фундамент – далее весь ваш полет! Включи фантазию и строй! Все есть у вас, вы только стройте! Утрите нос тем, кто не верит, кто скептик, кто 'натерпелся от тяжелой жизни' – хотя она одна для всех. И стройте, пусть возвышается над будками и буднями ваш замок, терем – ценней он всех заморских вилл, он нерушим, союз блаженства, от искренней любви чертогов полных сил...

Антон убрал скомканную бумажку обратно в задний карман джинсов и закашлялся, понурив голову. Последние строчки он договоривал без вдохов, скороговоркой. Раздались аплодисменты единственного слушателя.

– Браво. Просто браво, – Михаил был искренне рад, что Антон наконец дочитал свои вирши. – Ты долго это сочинял? Поэма твоя была красива, без сомненья. Но, наверное, не совсем правильно скидывать в одну кучу вопрос соотношений духовных и юридически зафиксированных. Когда мы говорим про проблемы института брака, смотрим на статистику разводов, смотрим на то, как сегодня формируются молодые семьи, мы не должны кивать на некие романтические понятия. Понятие 'семья-ячейка общества' не должно терять своей актуальности: построение подобной идеи суть дело серьезнейшее. Ощущаем ли мы ответственность за это перед обществом? Лично я не вижу какого бы то не было подхода, люди просто хватают то, что есть. Ведь потом не позовут! А если позовут, и вариант будет более перспективный – что ж, путь всегда открыт.

– Да, легко говорить, мол, 'о времена, о нравы!' Но что было раньше? Неужто красота? И не было измен и прочей грязи? А цифры по разводам – другие, по неполным семьям – другие. Где же перелом в сознании? Я вижу тут один момент. Причины – в потере ответственности. Люди стали более размытые. Где девушке найти достойного жениха? Куда податься? И, наконец, если ей кто-то понравился, как действовать, на что давить? Прямая наглость может оттолкнуть, и оттолкнуть резко.

– Знаешь, чем порой девушка больше раскрывается, выплескивает свою душу, тем больший соблазн выставить ее дурой. Никогда не мог понять, откуда подкрадывается это порочное желание. Причем даже в тот момент, когда она рядом с тобой, тебе вдруг приходит эта мысль: а что, если сказать ей сейчас 'до свидания'? Или на тебя нахлынывает необъяснимая грусть, и она, сидя у тебя на коленках никак не может понять, почему ты вздыхаешь? Чем она выделяется из всей этой пестрой толпы? Почему, всякий раз, когда возвращаешься домой от нее, душу обуревает неведомая печаль, ощущение бессмысленности всего происходящего? А самого апогея это ощущение достигает перед первым свиданием! Ты ищешь пред собой тысячи причин, чтобы не пойти, увильнуть. Ты обещаешь ей красивую жизнь и проклинаешь себя за эти обещания. До последнего ты веришь 'а может, она не придет?' Ты думаешь: 'Зачем мне это – мне и до нее одному неплохо было!' И все бы здесь прекрасно, но когда она тебя бросает, тебя начинает терзать этот червь. Ты хочешь встретиться во что бы то ни стало и поговорить, а еще лучше поговорить с тем, к кому она ушла. Даже пусть она тебя уже достала – все равно надо поговорить с ней, попытаться вернуть! Навести порчу на соперника, подстроить им разрыв! Вот о чем ты будешь думать все это время! Ты будешь рисовать картины, где ты следишь за ними, а потом вдруг появляешься и портишь им все. Да наконец просто выхватываешь ее у него из-под носа! И именно боязнь всего этого, по всей видимости, тебе постоянно нашептывает: 'Уйди первым! Не жди ее! Пусть страдает она!' Но будешь ли страдать ты? Я и не могу назвать это чувство страданием... Это мелочность, собственничество, вот что это.

– Странные у тебя желания, я тебе скажу. Странные желания.

– Желания? А ты знаешь, что есть желания? Желания – всегда исполняются. Но не в то время, когда мы больше всего хотим их исполнения и не в той форме, что мы ожидаем их увидеть.

– И, пожалуй, не с теми людьми!

– Можно и так.

Разговор затягивался, они подходили к метро, и тут у Михаила вновь зазвонил телефон. По лицу скользнула гримаса, в которой улавливалось 'может пошутила? одумалась?', но номер был незнакомый. В трубке раздался взволнованный женский голос.

– Это Михаил?

– Да, добрый вечер.

– Ты что сотворил с моей дочерью, негодяй! Что у Вас вчера случилось... с Мариной... – в этот момент трубка громко зарыдала.

– Извините... Забыл, как Вас зовут (на самом деле сам Михаил за четыре месяца знакомства с Мариной ни разу не интересовался именем-отчеством ее матери, Марина как-то говорила, да он не обратил внимание)... У меня не было никакого конфликта с Вашей дочерью! Она мне вчера позвонила и заявила, что расстается со мной... Видимо, уходит к другому...

– Марина вчера вечером ушла и сказала, что идет гулять с Мишей, и больше ее телефон не отвечает.

– Но... может, ей нравятся парни по имени Михаил, и ее нового ухажера так зовут, – явно неудачно попытался сострить горе-жених о своем воображаемом тезке.

– Вы правда с ней вчера не виделись? – всхлипнула трубка явно с последней осколочной надеждой.

– Увы, нет. Хотя планы такие у меня были.

В трубке раздались гудки.

Михаил и Антон спустились по эскалатору, и вскоре вошли в переполненный вагон. Бесплатный интернет был отличным способом скоротать время поездки, и Михаил открыл ленту новостей.

– Хм, смотри. Ужасное ДТП на Кутузовском проспекте. Ого, ну и фотки. Вчера поздно вечером, лихач на дорогой иномарке, совершая перестроение на скорости девяносто километров в час, не справился с управлением, вылетел на встречную полосу, где столкнулся со снегоуборочной машиной. Спутница водителя погибла на месте, а сам он в критическом состоянии доставлен в институт Склифосовского. Врачи ведут борьбу за его жизнь. Водитель снегоуборочной машины отделался испугом и легкими осколочными ранениями.

Михаил вдруг резко выхватил у Антона планшет и открыл фотоподборку. На первой фотографии была изображена изуродованная тонированная иномарка, на второй помятый бампер снегоуборочной машины, на третьей салон, точнее то, что от него осталось, на четвертой... на четвертой в салоне отчетливо виднелась белая дубленка, та самая белая дубленка, про покупку которой Марина полчаса изливала свою душу Михаилу, рассказывая как долго она ее выбирала. С трепетом в сердце загрузил он пятое фото, на нем красовалась девушка, спутница лихача, еще не накрытая черным пакетом. Изображение ее лица было размыто. Девушка была одета в Маринину футболку с надписью 'Просто сделай это', а на руке ее был браслет, тот самый браслет, который Михаил подарил ей в честь месяца с начала знакомства. На шестой была самая первая фотография, сделанная еще до вскрытия двери, кровь на лицах была еще свежей, и было заметно, что оба спутника не пристегнуты. Видимо, во время удара машину сильно тряхнуло, потому что рука девушки оказалась накрепко зажата между коленями водителя... Михаил и Антон переглянулись...

Михаил громко выругался, но никто не посмотрел в его сторону.

Было достаточно темно, когда Антон возвращался домой. Переходя железнодорожные пути по мосту, он обратил внимание на прилепленную на защитную решетку наклейку, на которой был изображен коловорот. Антон сорвал ее резким движением, изобразив на лице как можно больше пафоса, выразив все недовольство и отвращение к подобным проявлениям своего мнения. Но никто не видел этого. Будь рядом сейчас мама Антона, она испугалась бы, воскликнула: 'Антоша! Зачем ты это сделал! Сейчас увидят тебя и побьют'. Неизвестно, было ли связан подобный страх с периодом жизни в союзе, но Антон склонялся к этой точке зрения. Боязнь что-то сделать не так, оплошать, чуть отступить от плана, проявить инициативу – все отвергалось. Лучшим вариантом было сидеть и не высовываться. А уж вступать в открытое противостояние с асоциальными элементами... Уж нет! На это есть органы правопорядка! Антон спустился на платформу, когда подошел поезд. В одном из тамбуров стоял молодой парень и мечтал. 'А что если подойти сейчас к нему и высунуть язык? Нет, веселее так: кинуть снежок, один, второй – и смотреть за реакцией. Ведь, если выскочишь из вагона, то поезд уйдет, а уже поздно и довольно прохладно, и неизвестно, когда будет следующая электричка' – думал Антон. Двери закрылись, и поезд ушел. 'Странно, к чему бы подобные наваждения? Ведь тот парень не сделал мне ничего плохого. Напротив, стоял, задумавшись. И я не знаю, о чем он мог думать в тот момент. Подойдя к пешеходному переходу, Антон увидел на противоположной стороне поджидающего кого-то парня. 'Ну вот, это за мной. Видели, что сорвал, теперь отмутузят', – усмехнулся он. Но парень повел себя странно, словно увидев, что Антон его заметил, он стал отдаляться, оглядываясь, а когда Антон перешел улицу и оказался там, где стоял парень, тот бросился бежать без оглядки. Через минуту Антон, ходивший всегда очень быстрым шагом – так, что многие отставали (считается, что это характерно для одиночек, не привыкших кого-то ждать) – потерял его из виду. Почему-то ему вспомнилась реакция детей на него. Дети всегда смотрели на Антона вопросительно, и тому казалось, что так смотрят только на него, словно видят в нем некоего мессию. В такие моменты ему порой хотелось на глазах у этих детей произвести какой-нибудь резко неадекватный поступок, а то и ударить ребенка.

Возвратившись домой, не дожидаясь ужина Антон уселся перед компьютером. Безусловно, всем своим знакомым, да и не знакомым тоже, он рекламировал себя следующим образом: 'Телевизор не смотрю, в интернете не сижу', но проводился свои вечера именно перед экраном. Не подумайте, что Антон врал или тем более целенаправленно пытался ввести кого-то в заблуждение. Он действительно не считал подобное времяпровождение 'сидением в интернете', под которым он подразумевал исключительно социальные сети. Тогда как другие, по мнению Антона, тонули в бессмысленности, строча статусы, смайлики и переписки в духе 'Как дела?' – 'Норм, а у тебя?'; 'Не спишь?' – 'Не сплю, фильм смотрю, а ты?' и в таком духе, он использовал всемирную сеть как источник информации. 'Вот все говорят, что интернет зло, но на самом деле весь вопрос в том, как его использовать! Еще академик Сахаров предсказал всемирную сеть, но при этом он видел ее как гигантскую библиотеку. Отталкиваясь от своего мировоззрения, живший во времена цензуры и книжного дефицита ученый предполагал, что люди, получив огромные информационные возможности, массово потянутся к знаниям, однако, на деле вышло все по-другому. Всеобщая информационная сеть только отдалила людей, умным и тянущимся к знаниям она дала больше возможностей для развития, но тупых она сделала окончательно и безраздельно тупыми', – рассуждал Антон, заканчивая мысль, по сути, опровержением изначального суждения. С ним часто бывало, что какая-то мысль ухватывалась за голову и не вылезала, и, подчиняясь ей, он открывал бесчисленное число вкладок, зайдя посмотреть дату рождения Яна Гуса, историю Австро-Венгрии или, скажем, сколько длилась тридцатилетняя война, он на пару часов укутывался в статьи, докатываясь от пресловутого Яна Гуса до Харальда Прекрасноволосого, от Австро-Венгрии до государства Само и от Тридцатилетней войны до Гражданской войны в Римской Империи между Юлием Цезарем и Гнеем Помпеем.

Тонны подобной бессмысленнейшей информации всплывали в эти морозные январские дни в институтах, где наступило время сессии. Одни студенты сидели в коридорах, уставившись в тетради, другие ходили взад-вперед, обсуждая меж собой билеты и преподавателей, третьи излучали полную уверенность и шутили о каких-то абсолютно посторонних вещах. Так было и в университете, где обучались наши старые знакомые девушки: Даша, Лена, Ира и Оксана. Основная часть экзаменов уже завершилась, и для всех них четверых, избежавших пересдач, оставался один экзамен.

Новый день не нес Елене ничего нового: поездка в институт на экзамен, а потом вечером к Васе. Она, продумывая с утра план действий, справедливо заметила, что каким бы ни был результат, ночь с Василием все компенсирует, поэтому шла на экзамен со спокойным настроением, хотя и поверхностно повторяла конспекты. Хотя, в последнее время ее парень нашел новый способ заработка и куда-то уезжал, они чаще стали встречаться не на квартире, а ходить по городу, в кино или сидеть в кафе. Лена вспомнила уже утраченные ощущения от назначения свиданий в метро. Последний раз подобным она занималась еще в школьные годы. Что в этом особенного? Свидания в метро можно разделить на две категории – на которые ты опаздываешь и на которые опаздывает твой партнер. В первом случае ты бежишь по эскалатору, расталкиваешь людей, еще не вышедших из вагона, задыхаешься, расстегиваешь куртку, и, завидев знакомый силуэт, осознаешь, что все отговорки, объясняющие причины опоздания, которые ты перебрал во время поездки, куда-то улетучились из головы. Во втором случае ты ходишь туда-сюда, измеряя шагами квадраты уложенных плит, вырисовываешь одному тебе заметные узоры, каждую минуту смотришь на часы и в телефон, ожидая сообщения, или подпираешь стену, подкрашивая спину побелкой.

Даша в это утро умудрилась не проспать и неожиданно оказалась на месте за сорок минут до начала. Холл института был пустынен, и Даша спустилась в небольшую оранжерею на цокольном этаже, прохаживаясь мимо колючих растений. О предстоящем экзамене она не думала, хотя, пройдя через турникет и увидев, что еще сорок минут до начала, она обрадовалась, что будет так много времени на повторение билетов.

После валившего последние два дня бурана утренние пробки окончательно закупорились, поэтому Оксана ехала на метро, что вызывало довольно сильный дискомфорт, но она стойко держалась, повторяя материал на перегонах, переходах между станциями и даже выходя из вагона.

Наконец, Ирина была в этот день впервые за последние три дня полностью трезвой, потому что успешная сдача предыдущего экзамена наложилась соседним днем на день рождения соседки по общежитию, который и был бурно отпразднован.

Экзамен уже должен был начаться полчаса назад, но преподавательницы не было на месте. Робкий шепот, что, возможно, его отменят, что она не приедет, что 'ждем еще полчаса и по домам' становился все отчетливее. Но тут появился Максим, который и сам опоздал на экзамен. Впрочем, поскольку экзамен еще не начался, опоздание его было формальным, зато он донес до своих коллег: 'Пустова (преподавательница) здесь, она за воротами универа курит с другим преподом, он ей байки травит, а она смеется'. 'Ой, да они постоянно вместе ходят, и в столовую на всех переменах', – важно заключила знавшая абсолютно все Арина Кузина. Байки (а может, и сигареты), видимо, вскоре кончились, и Пустова появилась в конце коридора. Народ неохотно повставал, закрывая тетради, чтобы не показывать свою неполную готовность. Ученики, пытаясь опередить друг друга, поздоровались с экзаменатором, и, пропустив ее вперед, заполнили аудиторию. Пустова открыла классный журнал. 'Так, у Кузиной и Варфоломеевой (ее верная подруга-спутница-соседка по парте) автоматы, несите сюда зачетки'. Те быстро вскочили со своих мест и подлетели к столу. 'Молодцы, девочки', – напутственно произнесла Пустова. 'Спасибо, до свидания, ребята!' – заулыбалась Кузина. 'Удачи вам, ребята', – поддакнула Варфоломеева, закрывая за собой дверь. Места на первой парте освободились, и Пустова предложила сесть на них Даше и еще одной девочке. Дарья никогда не списывала, однако при таком решении вопроса сердце у нее ушло в пятке. Ей уже стало окончательно очевидно, что Пустова не в духе. Она вспомнила госэкзамен, который писала, сидя на первой парте под пристальным взором надсмотрщицы. Та смотрела и смотрела на Дарью, тогда как сзади на второй парте парень спокойно сидел, держа в руке телефон. Даша рискнула: 'Можно, мы останемся здесь?' Она сжала в ладони маленький мячик из обрывка бумаги, и начала его разрывать. Соседка уже поднялась. Пустова вдруг уставилась в окно. Девочка удивленно посмотрела на Дарью, а потом на Пустову. Даша развела руками. Один из парней, сидевших через ряд, легонько толкнул девочку и она села на прежнее место. Пустова отвернулась от окна и вздохнула.

'Что ж, начнем экзамен. Кто хочет три, сразу поднимите руки'. Тишина разлилась по аудитории. Лена, сидевшая на второй парте, аккуратно повернула голову, чтобы этого не заметила Пустова, и осмотрела задние ряды. Но рук никто не поднимал. Наконец, трое парней высказали свое согласие. 'Давайте зачетки', – деловито произнесла Пустова. Ирина, посетившая всего лишь два семинара, замялась. Она понимала, что три за красивые глаза ей не поставят, будет большой наглостью просить, но попробовать хотелось. Оксана нацепила очки с пустыми стеклами, и сидела, сложа руки. Она не рассматривала иных оценок, отличных от пятерки. Пустова начала спрашивать, задавая вопросы в абсолютно случайном порядке. Вопросы были сложные. Лена сейчас же поняла глупость своего решения отказаться от тройки. Одна из девочек с задних рядов протянула: 'А можно три?' Пустова оживилась: 'Что ты, что Катя, что Вика, что Лена – вы постоянно болтали на моих семинарах, то выходили куда-то, я вам все равно предложила тройки, вы молчали. А что вы хотите теперь?' И она задала явно сложный вопрос. Мир рушился. Лена поняла, что Пустова задаст и ей такой же вопрос, ответа на который она не знает, и телефон, который лежал на коленках, ей не поможет. Ведь не будет же она, пока Пустова смотрит на нее, опускать голову, вводя вопрос в поисковик? Уйти. Уйти было самым очевидным решением. И Пустова поддержала его. 'Девочки, вы лучше подготовьтесь как следует, а потом приходите. Все трое с шумом, шурша вещами покинули аудиторию, последняя из них громко хлопнула дверью за собой. Дарье на миг показалось, что у нее кружится голова, а перед глазами бегут некие круги, но вскоре поняла, что это плавунцы. Пустова добралась и до Ирины. Вопрос той достался не очень сложный, та что-то накидала, и Пустова смилостивилась. 'Хорошо, давай, ставлю четыре. Хотя...' – произнесла она, когда Ира стояла уже у стола, с протянутой зачеткой и улыбкой до ушей. 'Хотя, учитывая твою посещаемость (улыбка спала)... Ладно, раз я сказала, ставлю четыре, значит четыре. Но ты имей в виду, что в другой раз так не пройдет'. Ира подпрыгнула, послала оставшимся воздушный поцелуй и выпорхнула.

Число людей в аудитории хронически уменьшалось. Дарья и ее соседка также получили свои вопросы и немного поплыли. Потом Даше самой было смешно вспоминать, она точно помнила и понимала эту тему, но в ту минуту начала говорить явно о чем-то постороннем. Темы были уже изрядно изжеваны. Оксане достался вопрос, который уже в той или иной степени сегодня освещался, и она с блеском разложила все по полочкам. Получив заслуженную пятерку, она поспешила раскланяться. 'Что делать с вами, – задала риторический вопрос Пустова оставшимся, которые уже были опрошены, но внятных ответов так и не дали, – тройки ставить?' Дашина соседка начала активно шелестеть листками, пытаясь предугадать, какие темы сегодня еще не обсуждались. Даша пожала плечами, глядя на нее.

'Вы говорили совсем не о том. Ладно. Мне тоже уже все это надоело. Сдавайте зачетки' – произнесла преподавательница, так же жеманно смотря в окно. У Даши даже в тот момент проскользнула мысль о пятерке, по крайней мере ей виделось, что Пустова специально затеяла такую игру. Даша исходила из того, что баллов ею было набрано действительно довольно много. Впрочем, получив на руки зачетку и увидев четверку, Даша сильно не расстроилась. Самое главное, что экзамен был сдан, и оставался всего лишь один до полной свободы.

Выйдя из кабинета, девочки, ушедшие первыми, направились вначале на улицу курить, а потом в столовую. Далее они планировали встретиться с оставшимися, чтобы узнать об обстановке, а может и поймать саму Пустову, чтобы обсудить с ней предполагаемые сроки пересдачи. Лена набрала номер Василия, но никто к телефону не подошел. Это показалось ей странным, но она решила не придавать значения случившемуся, хотя сердце и екнуло. 'Дура же я, сколько подобных случаев бывало, вечно мне что-то мерещится! Бедный Вася, как ему со мной приходиться тяжело, уже и пропустить звонок нельзя, а уже истерить начинает'. Впрочем, спустя пять минут 'пупсик мой' перезвонил. 'Тебе чего?' – спросил он холодным голосом. 'Я сегодня еду к тебе, ты ведь свободен?' – волнительным тоном произнесла она. 'Походу, не сможет, – подсказывала ей интуиция, – лучше бы сразу завтрашний день предложила'. 'Не знаю', – задумчиво произнес Василий. И тут... нет, Лене померещилось? На заднем плане явственно послышался женский смех. Не померещилось – смех повторился. 'Ты там телевизор что ли смотришь, или фильм какой-то? – поинтересовалась Лена, сама пытаясь имитировать смех. – Девушка-то как залихватски смеется'. 'А... ты про это? Да это моя подруга... Или, может быть, моя новая девушка, я еще пока не знаю', – произнес Василий абсолютно спокойным тоном. Не известно, слышала ли то ли девушка, то ли подруга подобный реверанс в свою сторону, но смеха с ее стороны больше слышно не было. 'То есть как... новая... Да брось ты свои шутки! Не смешно же? Первое апреля разве сегодня?' – 'Лен, ну что ты опять начинаешь. По-моему, с тобой мы зашли в тупик. Ты не маленькая вроде, сама все понимаешь давно. Мне надоело, хочется новизны. Да ты и сама, разве не хочешь отдохнуть от меня? Нет, ты сейчас начнешь панику, ой какой ужас, как так, как дальше жить и прочую ерунду, я это слушать не желаю', – произнес он, но Лена все еще отказывалась верить в услышанное. 'Так, надо сделать вдох-выдох. Раз, два, три'. Она не верила, не верила, она напоминала себе, что Вася склонен к подобным розыгрышам. 'Извини, что я не говорил тебе раньше. Я понимал, что близится время расставания. Но я все же решил дать тебе несколько шансов проявить себя. К сожалению, больше нам не по пути, прости и прощай'. Услышав гудки, Лена зарыдала. Если задорный смех незнакомой девушки полоснул по сердцу, то сейчас уже было не полосование, рана вскрылась. Лена не думала ни о чем, а просто ревела. Она ревела и хватала себя за волосы, словно пытаясь там найти ответы на все вопросы. 'Да почему? Да кто она такая? Да он может уже месяц с ней, как же я не видела? Из-за этой ситуации с родителями пару раз отказала ему и все... Вот так и бывает. Нет! Не допущу!' Она схватила телефон и ткнула на зеленую трубку на экране. Надпись 'Мой пупсик' замельтешила, и Елена срочно сбросила. Зашла в настройки и поменяла ласкательное прозвище на стандартное 'Василий'. Теперь можно было звонить. Экс-пупсик ответил спокойным голосом. 'Тебе чего еще?' Лена, не готовая к ответу, растерялась, но собрала остатки сил и ринулась в последний решительный бой. 'Как ты смеешь бросать меня ради какой-то проститутки! Кто она такая? Что за шлюха паршивая? Я всю жизнь тебе отдала, я люблю тебя, я хочу тебя одного, как ты можешь так со мной поступать? Это жестоко и несправедливо!' – 'Так, с тобой все ясно. Я, значит, тебе честно изложил ситуацию, не водя за нос, что у меня теперь другая, что у меня пропал интерес к тебе. Понимаешь? Пропал? В чем я виноват? Жизнь длинная, у тебя таких парней еще с десяток, может, будет, а то и больше. Жизнь продолжается, расслабься и наслаждайся ей. А меня не донимай больше!' Лена швырнула телефон со всей силы оземь. Крышка отлетела, батарея выскочила наружу. Тут Лена поняла, какую глупость она сейчас совершила: ей захотелось срочно набрать своей давней школьной подруге, которая могла бы ее утешить. Девушка нагнулась и подняла телефон и батарейку. Она только сейчас заметила, что все это время по странному стечению обстоятельств была в коридоре одна, девушки, с которыми она вернулась с улицы, ушли вперед по коридору. Сейчас они возвращались обратно, чтобы сообщить ей новость, что экзамен еще идет. Телефон заработал, и Лена набрала номер. 'Все плохо! Я завалила экзамен и... Вася ушел к другой... Изменил, в общем... Можно я к тебе приеду?'

Подруга оказалось настоящей подругой в прямом смысле этого слова. К моменту приезду уже был накрыт стол, на котором громоздились бутылки и закуски. Неискушенные читатели подумают, а смогут ли две некрупные девушки за один вечер справиться с этим провиантом? Запросто! Уже через три часа все было уничтожено, а Лене было крайне весело, хотелось плясать. 'Козлы они, мужики, мужичонки! Я вот уже полгода одна и рада! Без мужика реально жить! Жить прекрасно! Да, физиология, да, гормончики шалят, ну так что ж, справимся!' – орала подруга на ухо Лене, которая уже не была способна к связной речи. Лена сползла на стоявший углом диванчик и захрапела.

Глава XXI. Дебаты

– Добрый вечер! В эфире Второй канал и сегодня у нас на повестке дня вторые дебаты кандидатов на пост Президента Российской Федерации.

Раздались шумные аплодисменты, камера по очереди выхватила напряженные лица кандидатов. Состав полностью повторял дебаты первые: Виктор Шилоновский от демократическо-либеральной партии, Мирон Сергеев от 'Честной России', Александр Подвальный от объединенной оппозиции и Владимир Ленин от коммунистической партии. Действующий Президент Виктор Тупин, сославшись на государственные дела, от дебатов отказался.

– Первым по праву жребия слово предоставляется председателю партии 'Честная Россия' Сергееву Мирону Александровичу. У Вас две минуты, пожалуйста, – официальным тоном произнес ведущий, и камера выхватила крупным планом кандидата. Он производил впечатление человека в себе уверенного, с большим жизненным опытом не только публичных выступлений, но и именно жизненной составляющей, близостью к простым рабочим, возможно, Вы могли встретить его в своем цеху, а может в вахтовой экспедиции. Однако когда он начал говорить, уверенность перестала ощущаться, хотя и говорил он спокойно и размеренно, складно и логично, однако, понять, в чем же смысл его выступления и что именно он хочет донести до очевидно близкого ему народа, было не просто.