Текст книги "Лс1 Неотвратимые обстоятельства. Лара"

Автор книги: Надежда Коновалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 41 страниц)

–Тем, что первым под руку подвернулось. – Огрызнулась Креция, отбрасывая Библию на кровать. – Запомни, Дагон, ещё раз забудешься и попытаешься дотронуться до меня, я натравлю на тебя Луку. Или ты забыл на секунду, кто у нас главный?

–Доверяя Мефисто наши тайны, ты совершаешь большую ошибку. Тем, что делаешь ставку не на того Кастуччи. Ягов не только старше, сильней и могущественней брата, также он не уязвим и у него больше в числе обращенных. Он не послушает Мефисто...

–Мне и не нужно, чтоб он послушал. – Креция улыбнулась, радуясь тому, что Дагон не понимает мотивов её действий. Чем дольше он и подобные ему будут гадать, зачем она сохранила жизнь рыбаку и написала Мефисто о том, что собирается убить Хуана, рискуя не только сорвать многолетний план, но и быть пойманной с поличным, тем больше возможностей она сможет создать вокруг себя, одна из которых обязательно избавит её от неотвратимо приближающегося события – брака с Горацио Арагонским...

***

Лето 1497 стало для семьи настоящим испытанием. Папа закрылся в покоях, не пуская к себе никого. Ванноца рыдала по убиенному Хуану сутки напролет, требуя найти убийц и казнить их самым жестоким способом. Хоф ушел пьянствовать и развратничать в дом куртизанок, куда его ранее приводила Кеси, так там и остался. Чия грозила, что уедет в Неаполь и больше не вернется. Цез выискивал следы, ведущие от Хуана к сестре, и избавлялся от них. На время про неё забыли все, кроме её доброго ангела – Перотто.

–Я больше не могу возить вашу переписку с Цезарем. Твой отец дошел до ручки, велев Мичелотто и его людям обыскивать всех на входе и выходе в Ватикан. Ему кажется, что убийца Хуана обязательно должен дать о себе знать...

–Бедный папа, – Креция опустила глаза вниз, скрывая свою реакцию на слова друга – он не понимает, что если не остановится, это сведет его с ума...

–Он месяц как не походит на здорового человека, – Креция посмотрела Педро Кальдерону в синие лучистые глаза, – прости, я не должен был говорить это вслух...

–Письма к Цезарю ты отказываешься носить, потому что боишься, что Папа узнает...

–...о твоем истинном положении, – он закусил губу, спустив взор на её уже начавший округляться животик, – в Ватикане никто не знает, что ты беременна. И не должны узнать до окончательного решения вопроса со Сфорца. Папа может решить, что ты носишь ребенка Джованни и передумать. Или ещё хуже, сочтет это дитя угрозой своим планам и сотворит что-нибудь ужасное. Я очень сильно беспокоюсь за тебя. – Перотто горестно вздохнул, печально улыбаясь, – прости, опять мои мысли вслух... – девушка обнаружила это почти сразу: парня не научили врать, он всегда говорил то, что думал, прямо и честно. И ещё ни разу ему не удалось промолчать, когда следовало... но это работало только с ней. Она не раз наблюдала, как с другими Кальдерон отмалчивался. – Но больше всего боюсь, что Папа начнет искать отца твоего ребенка, выйдет на Чезаре и это даст ему мотив увязать вас обоих с гибелью Хуана... И тогда либо он умрет от разрыва сердца, либо вы с братом будете казнены без лишних разбирательств.

–И что натолкнуло тебя на подобные идеи? Ты читаешь нашу переписку?

–Нет. Достаточно того, что все письма проходят через дона Мичелотто...

–Признаю, ты прав, переписку с Цезарем следует прекратить, – согласилась Креция. Что если один из папских стукачей поймет истинный смысл их переписки, скрывающийся между строк легкомысленных стихов, которыми обменивались брат и сестра Борха – но прежде, чем это произойдет, ты передашь ему от меня еще одно послание... последнее.

–Передам, – Перотто лучезарно улыбнулся, – но с одним условием. Я сделаю это устно.

***

Сентябрь 1497. Папа Александр VI вернулся к решению стратегически важным дел.

Родриго вызвал Цезаря к себе в кабинет за полчаса до встречи с семейством Сфорца и попросил сына принять участие в беседе. Он должен был спровоцировать Джованни на отказ от предоставления доказательств его мужской силы...

–Я почти убедил Конклав, но им нужен отказ Сфорца. – Глаза Папы впервые за долгие месяцы выражали интерес к жизни, – Если Джованни струсит и откажется, они сочтут его импотентом и аннулируют брак. И мы наконец сможем выдать Крецию замуж за герцога Бишелье, двукратно укрепив наш союз с Неаполем.

–Что? – Цезарь резко повернулся к отцу, услышав знакомый, но неожиданный титул. – Ты же собирался выдать её за Арагонского... Причем здесь мой давний знакомый?

–Герцог Бишелье и есть Альфонсо Арагонский, внебрачный сын короля Неаполя и младший брат Санчии. Хоть он и не наследник престола, но он принц Салерно. Весьма достойный муж для нашей Креции. – Родриго нахмурился, – А ты, интересно, на кого думал? На его дядю Горацио, который занял престол после смерти законного наследника короля?

–...?!? – Цезарь почувствовал себя так, будто из него выпустили весь воздух.

Так мужем Креции будет не её бессметный любовник, отец её не родившегося ребенка, а его юный племянник и, по иронии судьбы, его старый добрый приятель Альфонсо?

Интересно, а Кеси знает, что её ждет ВЕЛИКИЙ ОБЛОМ? Если нет, он сообщит ей первым и насладится ужасом и унижением в её глазах... Это надо же так просчитаться!!!

–У нас нет времени развеивать заблуждения, в которых ты витаешь. Мы с Горацио уже договорились, что свадьбе быть. И чем скорее, тем лучше. Ты теперь за старшего,

– выдержка на секунду изменила Родриго, его голос дрогнул, – понимаешь? Теперь ты должен ставить на первое место интересы семьи, не свои... и не интересы сестры...

–Я понимаю, – Цезарь сохранил невозмутимое выражение лица. Он спровоцирует Джо, и даст Креции мужа, которого она заслуживает. – Не беспокойся, я все сделаю, как надо.

***

...разговор давался всем с большим трудом. Лодовико Сфорца был не просто дядей Джованни. Он был главой Милана. И обвести его вокруг пальца было очень непростой задачей. Ссориться с ним ни в коем случае было нельзя! Впрочем, радовало другое: ему с ними – тоже! Без защиты армии Папы Франция проглотит Милан и не подавится!

–Какой брак может выстоять, если жена не хочет жить с мужем? Рим полон слухов, что она меняет любовников, как перчатки. – Слова Лодовико Сфорца были справедливы, а от того злили Папу ещё больше. – Цезарь, ты не раз напрямую угрожал Джованни, будешь отрицать? Мой племянник подтвердит, что ваша семья сама разрушила...

–Значит, у нас слово Джованни против слова Цезаря? – спокойно уточнил Родриго. – И кому, по-твоему, должен поверить конклав? Одному из своих кардиналов или мужчине, не способному управиться с женой, которая младше его едва ли не в два раза? Лодовико, а ты не боишься, что конклав засмеет твоего племянника? Лучше не позорь имя Сфорца!

–Если на конклаве исследуют все детали, тебе Родриго тоже придется сменить имя...

–Мне известно, что вы планировали "запасной" вариант развития событий, – заговорил Джованни, молчавший доселе. – и у меня есть тот, что подтвердит, что угрозы в мой адрес реальнее, чем вероятность нового замужества Лукреции. Поговорим на чистоту!

–Что? – лицо Родриго перекосила гримаса ужаса: кто мог пойти на предательство Борха?

–Будете отрицать? – По лицу Джованни расплылась саркастичная улыбка – Даже, когда Мефисто Кастуччи вынужден будет признать, что вы обращались к нему с просьбой о выдаче разрешения на мое убийство? – Его забавляло, как побагровело лицо Родриго.

–Он такого не скажет, потому что это не правда! – Зарычал Родриго, махнув кулаком.

–Думаешь, все вопросы решаются только на конклаве? – Джованни рассмеялся, – Во Тьме он признался Старейшине, что такое обращение поступило и он отказал.

Цезарь заметно побледнел, вспомнив, что обсуждал эту тему только с Лукрецией.

–Мефисто не пойдет на конклав, – глаза Цезаря потемнели от гнева, – при всем уважении к "вашему роду" его показания ограничатся Тьмой. Собираешься поведать конклаву, что бессмертный в Ином Миру признал, что Борха хотели убить тебя? Валяй. Дай им повод признать тебя не только импотентом, но и душевнобольным придурком...

–Что ты сказал? – глаза Джованни опасно замерцали, он двинулся в сторону Цезаря.

–Что мы сделаем из тебя немощного юродивого, если ты не отпустишь Крецию!

–Ублюдок! – Они едва не сцепились, но дон Мичелотто молча встал между ними, не давая одному приблизится к другому. – В отличие от тебя я не прячу под маской лицо. Что душа прет наружу? Ходишь в ней даже дома, боясь распугать рожей домашних?

–Ты жалкий, мягкотелый и давно почивший олень с огромными ветвистыми рогами, размером со столетний дуб, – презрительно бросил Цезарь, игнорируя оскорбление в свой адрес, – позарившийся на юный прелестный цветочек, но сломавший зубы об него!

–Думаешь, этот цветочек только твой? Все вокруг слепы и никто не видит, что твориться у него перед носом? Да все всё знают, как и то, что цветочек уже опылили!

–Ты, что ли? – лицо Цезаря заострилось, губы поджались в тонкую нить, ещё немного и он начнет огнем плеваться – Вы женаты пять лет, где ваши дети? Ты ей сколько обещал? Святую троицу или чертову дюжину? Где мои племянники и племянницы?

Настало время Лодовико побледнеть. Спорить дальше не имело смысла. Только если давить на то, что это не Джованни, а Лукреция бездетна. И тогда, кто кого...

–Хорошо, Родриго, – уступил Лодовико – аннулируй брак по причине того, что до свадьбы Лукреция была помолвлена с испанским графом... Как его звали? Гаспаре де Просида? Заставь его заявить о своих правах, а затем любезно уступить её герцогу Бишелье...

–Не будь Креция моей дочерью, я издал бы об этом буллу. – с мягкой улыбкой ответил Родриго, осознав, что первая подвижка пошла... ещё чуть-чуть и они добьются желаемого! – но конклав не примет заявление от усопшего. Гаспаре трагически погиб сразу после помолвки. Единственная причина для развода Лукреции и Джованни, это – он облизал губы, не сводя глаз с Лодовико, – засвидетельствованная импотенция твоего племянника.

–Что? – Джованни ушам своим не поверил. – И как вы это себе представляете?

–Моя сестра сообщит конклаву, что муж никогда не "трогал её". – Цезарь улыбнулся. – Тебе, Джованни, придется доказывать конклаву, что ты состоятелен, как мужчина...

–А все красавицы Пезаро и Градары подтвердят, что более щедрого и сладострастного любовника, чем мой племянник Джованни, вам не найти! – огрызнулся Лодовико.

–Слова десятка продажных шлюх против слова дочери Папы Римского? – Родриго усмехнулся, – Это ничего не докажет. Джованни, тебе придется пройти через довольно унизительную процедуру. В большом зале во время конклава мы установим кровать...

–...положим на неё самую красивую и опытную куртизанку и ты, Джованни, всем нам – Цезарь глумливо усмехнулся, – членам обеих семей и конклава... Да что я скрываю? Всем любопытствующим зевакам, кто пожелает прийти и посмотреть на представление, докажешь, что ты никакой не импотент! Что ты тот ещё кобель! Я уже дал указание, чтоб на улицах города разместили информацию о месте и времени твоего триумфа.

Джованни побагровел, наглядно демонстрируя охватившую его ярость:

–Вы рехнулись, если думаете, что я стану кого-то трахать на глазах у всего Рима! – За кого они его держат? Даже конченая шлюха откажется пройти столь унизительную процедуру. – Нет! Я никогда на такое не соглашусь! – он посмотрел на дядю и во взгляде его читалась ненависть, – Это унизит меня и навсегда опорочит имя Сфорца.

–Согласись, Лодовико, – вкрадчиво сказал Родриго – будь мы сейчас в Конклаве, решение о признании его импотентом было бы единодушным. Есть ли смысл продолжать спор?

–Нет. – Лодовико и хотел бы защитить доброе имя племянника, да тот только что сам отказался от единственной возможности реабилитировать себя в глазах общества.

***

Середина сентября 1497. Рим. Набережная Тибра. Место преступления.

Цезарь никогда в жизни не чувствовал себя таким довольным жизнью: Сфорца уязвлен и почти сдался, свидетель преступления замолчал навеки, а представитель Синьории Николо Макиавелли, расследующий дело об убийстве Хуана, сделался в короткий срок его лучшим другом. Два месяца они исследовали Рим в поисках улик и свидетелей, но каждая найденная ниточка заводила их в тупик. Вчера Николо сообщил, что пора закругляться с расследованием (у них нет прямых улик, позволяющих привлечь убийц и организатора преступления к ответственности) и возвращаться во Флоренцию с докладом по делу.

Друзья встретились на набережной Тибра ранним утром перед отбытием Николо. Немного прошлись в тишине, наслаждаясь красочным видом рассвета.

–Ты так и не спросишь меня, что я скажу членам Синьории? – поразился Николо, когда Цезарь на прощание по-дружески обнял его, похлопав по плечу, и направился к коню.

–Собираешься устроить сенсацию – обернувшись к Нико, Цезарь улыбнулся другу – и назвать им имя убийцы моего брата? Знаешь, у него было врагов больше, чем друзей. Назови любого, а вдруг ты угадаешь? Слышал, под пытками Папы "признаются" все и во всем, даже если они ничего преступного и не совершали. Так ты выбрал жертву?

–Уж точно не тебя, Цезарь. – Николо посмотрел на молодого человека с легким прищуром – У Хуана оказалось слишком много врагов: Орсини (помнящие о смерти Вирджиньо и нападении папской армии на их замки); Сфорца (слухи о Хуане и Креции ходили до сих пор); герцог Урбино Гвидо Фелтра (попавший в подземелье Орсини из за просчета и некомпетентности Хуана и проведший там не один месяц, а Хуан отказался платить выкуп); капитан де Кордоба (лишенный лавров победителя в сражении при Ости), его тесть Энрикез (утративший единственную красавицу дочь), граф Миранделла (чью 14-летнюю дочь накануне гибели соблазнил Хуан, о чем напившись хвалился) и многие другие влиятельные особы. Дворец Миранделлы находится аккурат напротив места, где Хуана Борха сбросили в Тибр... Тень братоубийства не падет на тебя, не волнуйся.

–Я и не волнуюсь, ибо нет в том моей вины, – Цезарь улыбнулся, – Прошу тебя лишь об одном, не поминай имя моего младшего брата Хофре вместе со всеми недругами Хуана.

–Конечно. Думаю, мы не прощаемся с тобой. – они пожали друг другу руки и разошлись.

***

Поздним вечером того же дня. Неаполь. Резиденция Горацио Арагонского.

–Цезарь сделал все, чтобы мы не нашли убийцу, – резюмировал в конце Николо, глядя своему собеседнику прямо в глаза, – думаю, он знает, кто убил полукровку и делает все, чтобы защитить убийцу. Единственное, о чем он попросил меня на прощание, это не упоминать имя своего младшего брата в Синьории. Думаешь, это Хоффрэ его убил?

–Думаю, у парня кишка тонка. – Горацио не то улыбнулся, не то оскалился. – Если даже он и способствовал этому, вина на моей дочери, ей не стоило задирать юбки для Хуана.

–Мы изучали окружение погибшего и ты знаешь, что я подметил? Он имел множество друзей пока Борха не сделал его главнокомандующим. Затем ещё его жена повесилась и у парня крышу сорвало. Все, с кем я разговаривал, говорили, что так ему и надо.

–С ней ты говорил? – лицо Гора сделалось серьезным. – Хоть раз подозрение пало не неё?

–Ты о Лукреции Борха? – Николо отвел глаза в сторону. – Нет, она укрылась в закрытом женском монастыре, туда мирян не пускают, тем более мужского пола...

–Умная девочка, – похвалил Горацио, на лице которого отразилась гордость за ту, кто выносит его дитя. У него везде были уши и Креция, куда бы не убежала от него, всегда будет находится под его присмотром и защитой. То, что она умудрилась провернуть у всех под носом, восхищало его. Он знал, она планирует, как ей быть дальше с ребенком, с ним и новым браком. Чтобы его девочка не задумала, роды порушат все планы. Между неотвратимо надвигающейся смертью и вечной жизнью в любви, согласии и богатстве, его практичная расчетливая кошечка не раздумывая выберет власть, деньги и Горацио.

Дверь в кабинет распахнулась, как от сквозняка и с оглушительным стуком закрылась. Николо осмотрелся, никого. Перед носом промелькнула тень. Нико сморгнул: никого...

–Какого черта ты удумал, отец? – у стола материализовался высокий статный юноша в белой наспех заправленной тунике. Распущенные волосы до плеч спутались. Лик Зверя высветился на разъярённом лице. – Какой ещё нахер брак? Ты в конец рехнулся?!?

–Ты не видишь, что у меня гости, Альфонсо? – Горацио ткнул пальцем в Николо, горько усмехнувшись, – Я не видел тебя четыре года и что я слышу при встрече? Не "здравствуй отец, я скучал", а "вконец рехнулся". Будь добр, Альфонсо, присядь к нам, разговор есть.

–Так это правда? – глаза Альфи загорелись красным – Ты собираешься позволишь Борха опозорить Джонни на всю Европу и после этого подсунуть эту шлюху в мою постель?

–Следи за языком, – разъяренно зарычал Гор, ударяя кулаком по столу с такой силой, что он затрещал, – Не знаю, где ты и чего наслушался, но прежде чем судить о ситуации, тебе следовало прийти ко мне и спросить: "Отец, расскажи, что происходит?"

–Джованни облажался, вот что происходит! – Зарычал в ответ Альфонсо, продолжая метаться по кабинету, – Так почему бы тебе самому на ней не жениться? Её портрет и так занимает место моей матери. Хотя нет, в качестве мачехи я её тоже не хочу!

–Никто не заставляет делать то, что ты не хочешь, – с громоподобного рыка голос Гора перешел в тихий шепот – поверь мне! Когда придет время, съездишь в Рим, познакомишься с невестой и сам решишь, быть браку или нет. Как скажешь, так и будет, обещаю тебе!

Они с маленькой расчетливой гадюкой уже знакомы, так что новая встреча ничего не изменит. Или Гор рассчитывает, что Альфонсо пронзит гром небесный и он прозреет? Увидит в Креции нечто большее, помимо искусного манипулятора и бездушной девки, продавшей душу дьяволу? Только такая могла убить родного брата, вонзив кинжал ему в спину. Не надо было ему вмешиваться тогда, четыре года назад...

–Ты прекрасно знаешь, что я им скажу и в какой форме, так зачем ждать?

–Надо, – Горацио миролюбиво улыбнулся сыну, – надо, чтобы страсти утихли немного.

–Я чую подвох за версту... – Альфонсо остановился, сверля отца светлеющим взором.

–Я слышал, ты все-таки остановился на одной девушке. – Горацио скосил глаза на Нико, доверительно прошептав, – Обычно мой сын трахает все, что движется, только раз. А тут до меня дошли слухи из Парижа, что он уже пару месяцев приходует одну милую фрейлину короля Карла. – и снова повернулся к сыну, – Никак ты влюбился?

–Не только её, – лицо Альфонсо расплылось в озорной улыбке, – никак завидуешь ты мне?

–А то! – Довольно крякнув, Гор рассмеялся. Он знал, что ученица Николо понравится его сыну: красивая, изящная, умная, сексуально раскрепощенная: мечта, а не женщина!

–Завидуй дальше, а я вернусь к тому, на чем меня бесцеремонно прервали... – через миг, его как ветром сдуло, лишь распахнутая настежь дверь "стенала", что ею воспользовались.

–Я никогда не научу его закрывать за собой двери, – Гор щёлкнул пальцами и дверь резко захлопнулась. – а также сдержанности и терпению. "Вынь, да положь", черт возьми...

–Если честно, я не понимаю, чего ты ждешь от Альфонсо. – Признался Николо. – Что он увидит красоту Лукреции и растает? Учитывая, что он привык пользовать женщин по прямому назначению, это вряд ли случится. Уже чувствую, что будет скандалище.

–Альфонсо в первую очередь мужчина, она обязательно ему понравится. Что касается того, что я жду? Стечения обстоятельств, которые приведут Лукрецию в мой дом.

Если она откажется от союза с ним или же сумеет пережить роды, ему придется вмешать в это дело своего любимчика, своего кровного сына Альфонсо, если все же...

–А что насчет Цезаря? – Николо вернул Гора в реальность, заставив поморщиться.

–Что не так с этим смертным ублюдком? – его взор стал тяжелым и мрачным.

–Ты обещал, что избавишь его от "порчи". – Николо игриво прищурил один глаз.

–Когда он "останется в прошлом". Всему свое время. Лучше не испытывай меня этим!

***

Теперь, когда письма от Креции перестали приходить и вопрос с Хуаном решился, в конце сентября 1497 Цезарь по поручению Дуарте отправился во Флоренцию выяснить, насколько далеко в своих претензиях к семье Борха продвинулся доминиканский монах Савонарола. Действительно ли он взялся настраивать народ против Папы или это слух, пущенный недругами. Ему хватило пяти минут проповеди, чтобы вскипеть...

–Папа Александр ложный Папа! – кричал Джироламо с трибуны, и толпе поддерживала его бурными овациями и одобрительным гулом – Гуманисты умеют извратить истину и из ничего сделать что-то. Но есть черное и белое, добро и зло, и от этой истины Родриго никуда не деться: что не доброе, то злое! Наш Папа содержит куртизанок, убивает и травит ни в чем неповинных людей. Потворствует своим кардиналам, живущим с мальчиками, грабежам бедных, чтоб богатые становились еще богаче. Они едят на золотых тарелках и ездят на горбах тех, кто прозябает в нищете... Чтобы сохранить свои души, вы должны отвергнуть Римского Папу. Он прелюбодей, его дочь – проститутка и братоубийца, которая спит со своим отцом, братьями и свиньями!

–Мерзавец! – Цезарь еле сдержался, чтобы не метнуть в него кинжалом, когда толпа взревела от восторга. Убивать безумца на глазах у жителей Флоренции звучит очень заманчиво, но неразумно. Он передаст услышанное отцу. Пока тот с Мичелотто будут разбираться со "сладкоголосым ублюдком", он, Цезарь, решит свои вопросы с сестрой. Больше всего ему хотелось увидеть реакцию Креции на новость о том, что развод со Сфорца ей будет стоить одного визита в Конклав и небольшого выступления... спустя 2-3 месяца. Ха-ха! Написав письмо Папе он прямиком направился в Сан-Систо...

***

01.10.1497. Монастырь Сан-Систо.

Утро началось для неё так же, как и все предыдущие: с изматывающего токсикоза. Этот ребенок не успел на свет появиться, а уже смертельно бесил её. Обнимаясь с вазой, она считала дни до родов. Еще три месяца и все закончится, так или иначе. Сделав вид, что помолилась со всеми, девушка с трудом при помощи монашек поднялась с колен и направилась к себе. Её трясло от слабости, ноги не держали и казалось, что её хребет не выдержит и затрещит по швам под тяжестью выпирающего живота. Она подошла к келье, когда заметила, что у порога её двери стоит мужчина в кардинальской рясе. Когда он повернулся и она увидела его лицо, перед глазами все померкло и...

–На меня эти женские штучки не действуют. Если собралась "в обморок падать", учти, я тебя ловить не стану. – он заметил её живот, осекся, закрыл рот и выпученными как у пойманной рыбы глазами уставился на неё. – так вот, почему ты здесь!

–Как ты посмел сюда прийти? – сердито воскликнула она, хватаясь за стену и невольно припадая к ней. – Кто тебя пропустил? Никто не должен был меня видеть!

–Ты практически на сносях! – черные глаза Джулиано сверлили её живот, будто могли видеть насквозь – Ты в своем уме? – сердито закричал он. – Кто отец?

–Не твое дело! – выдохнула Креция, заставляя себя выпрямиться и отойти от стены.

–Когда твоя мать умирала в мучительных родах на моих руках, она попросила меня помочь тебе появиться на свет, сказала, что я больше никогда и ничем не буду тебе обязан. – он стал приближаться к ней, указывая перстом на живот Лукреции. Невольно она стала отступать по ступеням вниз. – Я не вмешивался, когда Борха начал стравливать Вас, когда Хуан ранил тебя, когда ты убила Хуана, когда ты легла с Цезарем, я тоже не лез, надеясь, что тебе хватит ума избавиться от приплода. Зачем ты его оставила?

–Нони сказала, что никакая травка не поможет мне "скинуть его".

–...потому что он от бессмертного? – Креция утвердительно кивнула. – И ты поверила?

–Что? – она остановилась, чувствуя за спиной преграду, – Пришел сюда поглумиться надо мной? Да, ты отказался помочь умирающей дочери и потерял право голоса в её судьбе. – Её рука полезла в складку платья, где она обычно держала кинжал. Тот самый, которым убила Хуана. Нащупав рукоять, она медленно вынула его. Не убьёт, хоть время выиграет. Спасибо Мораг и кантарелле за ранее полученный опыт. – Уходи отсюда!

–Горацио запланировал обратить тебя в феврале при родах, значит, он ведет отсчет с...

–...с четвертого мая, – вокруг неё с силой сомкнулись руки, и она задрожала, узнав голос Цезаря. Это он стоял за её спиной, не давая возможности продолжить отступление и достать кинжал. – пожалуйста, продолжайте, не обращайте на меня внимание...

–Это твой новый обожатель? Перотто? – Цезарь был в маске. И голос у него звенел от ярости. Кеси и не удивилась, что Джулиано его не узнал. – При нем можно говорить?

–Да, вполне. Если бы я был болтлив, её семья, да и весь Рим знали бы маленькую тайну Лукреции Борджиа. – Одна ладонь по-хозяйски легла ей на живот, пока другой рукой он стискивал её запястье, вынуждая бросить кинжал. – Я умею молчать о важных вещах.

–Твоему ребенку сейчас двадцать шесть недель, а это значит, что он родится в начале января. – продолжил доверительно делла Ровере, обращая свой взор только на бледность лица девушки. – В тебе сидит один зверь, дитя мое, и он твой. Ребенок чувствует зло, поэтому все время ворочается и пинается. Будь это ребенок Гора, такого бы не было...

"Не все время, например, сейчас мне очень даже не плохо!" – мысленно возразила она, проследив за взглядом хищника и, наконец, заметив, что Цезарь лапает её. – Убери руку!

–О каком звере речь? – вместо того, чтобы послушаться, парень скрутил её крепче.

–Ты отец ребенка, – на выдохе протянул Джулиано, – сними маску! – В следующий миг он оказался рядом, Креция очутилась между стеной и спиной брата. Схватка за маску продолжалась пару секунд. Наконец она отлетела в сторону, заставив делла Ровере сквозь зубы произнести несколько ужасных ругательств. – Вот оно значит, как...

–Что, никогда не видел больного сифилисом? – зло поинтересовался Цезарь, поднимая с пола и надевая маску на лицо прежде, чем она успела что-либо рассмотреть.

–Это не сифилис, а проклятие на твою голову за то, что вздумал связаться с полукровкой!

–Если это не сифилис, тогда я сладкоголосый и хитрожопый Перотто.

–Ты глупый юноша, последовавший за Тьмой вслепую, за что и поплатился!

–Ты специально говоришь так, что тебя хрен поймешь, да? – с ёрничал Цезарь.

–Ты рос с мыслью, что ты приблудыш, что ты мой... – Джулиано хрипло рассмеялся.

–Нет! – Осознав, куда он клонит, она бросилась к бессмертному, но Цезарь её поймал.

–Ты знаешь. – глаза хищника в тени засветились, как у зверя, – она знает! Знает, что ты единственный Борха из вашего выводка, а она и Хуан родились от меня...

–Ты... – Цезарь почувствовал, как у него волосы встают на загривке, – Ты хищник?!?

–А она полукровка рожденная от Зверя (со Зверем внутри) и потому такая кровожадная!

–Мне все равно, кто она. – Ответил Цезарь севшим голосом, продолжая держаться между медленно сползающей по стене Кеси и мужчиной, которого он привык считать за врагом семьи. Вспомнил, как она утешала его, когда слухи о приблудстве Цезаря обострялись. – Так или иначе, Креция была, есть и будет моей единственной сестрой...

–Даже, если у вас разные отец и мать? – Уточнил хищник – Смертные гибнут, рожая полукровок от таких, как я. Ванноца дважды рожала мертвых. Желая сохранить связь с Борха и статус, она подменила мертворожденных своих на моих малышей. Это была справедливая сделка: Креция и Хуан получили заботящихся о них родителей, а Ванноца и Родриго – бесценную гарантию о том, что род Борха не зачахнет случайной гибелью единственного сына. Даже сейчас твоя мать имеет для Борха больший авторитет, чем Фарнезе, потому что она мать троих его детей. Родриго удивил меня, полюбив моих детей больше, чем своих: тебя и Джеронимо, Пьетро Луиса и Изабеллу. Он сделал главнокомандующим Хуана, а не тебя! Твои кровные братья "ушли", так и не получив от него признания отцовства. Ваши чувства делают смертных такими непонятными.

–А вы разве более понятны? – в голосе Цезаря послышался гнев. – Ты так равнодушно говоришь о гибели Хуана и в тоже время признаешь, что он твой кровный сын. Родриго, по крайней мере, месяцами сходил с ума от горя, ему очень тяжело далась эта утрата!

–Я отдал их Ванноце – Джулиано опустил глаза вниз, на сидящую на полу Лукрецию, – обещая не вмешиваться в их судьбу. Сделка есть сделка. У меня достаточно дел и потомков, чтобы отвлекаться на двух проблемных кукушат. Тем более, что жизнь всегда сама все расставляет по местам. Судьба Хуана определилась в момент, когда он совершил покушение на жизнь сестры и не довел дело до конца. Я прав, Лукреция? – Они повернулись к девушке. Она молчала, сложив голову на руки, обнимающие подтянутые к животу колени. Цезарь бросился к сестре, испугавшись, что Кеси стало плохо и она потеряла сознание. – Оставь её, она слишком далеко, чтобы услышать тебя...

–И что это значит? – усаживаясь рядом и притягивая Крецию к себе, он с трудом приподнял её, пересаживая к себе на колени. – Разве ты не видишь, как она выглядит? Что ей плохо? Тебе на самом деле все равно, что с ней будет дальше?

–А тебе нет? Не ты ли злорадствовал, сообщая ей неприятные вести? – Цезарь невольно зарделся под взглядом хищника, спешно отводя глаза в сторону. – Эти ваши чувства: сегодня люблю, а завтра ненавижу, сегодня храню, а завтра из черной ревности убью... мешают наслаждаться вечностью. Обращение начинается со смерти и заканчивается вечным бытием. Смерть останавливает сердце и очищает разум. Все с чистого листа. Никаких привязанностей и чувств. Только голые инстинкты и потребности. К тому времени, когда память обычно возвращается, близких больше нет. Осознание этой утраты приближает понимание того, что вся последующая жизнь может состоять из цепочки подобных утрат (сближение со смертным; сомнение, что однократное право обратить другого следует потратить именно на него; пока ты мечешься, он умирает; ты снова сомневаешься, может, он был самым лучшим, что могло случиться в твоей опустевшей жизни; И так раз за разом; поиск нового источника вдохновения и цели в ставшей такой бессмысленной жизни; ожидание), а может продолжаться без них, если ты отключишь чувства. Поверь на слово, без них жить гораздо проще и лучше!

–Ты прав, в последнее время я был ужасен. Я страшно ревновал Кеси к Горацио, думая, что она носит его ребенка, поэтому вел себя, как дурак. – Кеси зашевелилась, и он крепче прижал её к себе – но я продолжал любить её... Это глупо, но я сейчас так благодарен, что ты явился сюда и открыл мне глаза. Кеси носит моего ребенка, и она мне не сестра! Теперь ничто не мешает нам помириться и быть вместе, как одна семья...

–Правду говорят, любовь притупляет ум и помрачает все чувства восприятия. – делла Ровере рассмеялся, снисходительно глядя на "сладкую парочку". – Горацио убьёт тебя, если снова приблизишься к ней. Узнает, что она была беременна до их встречи в мае, что её сын не от него, убьет и его. На твоем месте я бы помог ему сначала в тайне появиться на свет, а затем исчезнуть до тех пор, пока он не вырастет. Это все, что ты можешь для неё сделать в этой жизни. Ты же продолжишь гнить, пока проклятье Гора не сожрет тебя заживо. Возможно, Кастуччи сдержат слово, данное Борха, и расклад после твоего обращения поменяется. Но сейчас ты должен оборвать все связи с моей дочерью, ясно?