Текст книги "Хроника польская, литовская, жмудская и всей Руси (ЛП)"

Автор книги: Мацей Стрыйковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 55 страниц)

Nam tuares agitur, pai ies guum proximus ardet. Другие русские и северские князья, видя, что у соседа уже стены горят, всем скопом собрались против литовцев. Итак, переяславский князь Олег, изгнанный литовцами луцкий князь Лев и Роман Брянский с рыцарством и с войсками, какие смогли собрать в то время, двинулись на помощь киевскому князю Станиславу, стоявшему лагерем на реке Пиерна (Pierna) ²⁴ в шести милях от Киева. И, собрав все свои силы в одно большое войско и получив помощь от татар, стояли наготове, получив известие, что Гедимин с литовцами от Житомира смело и спешно двинулся на них.

Литовская битва с руссаками у Пиерни реки. Итак, Гедимин, от шпионов имея сведения о положении и силах русского войска, нимало не сомневался в счастье и в доблести своего рыцарства. Кратко напомнив полкам литовским и жмудским о [их] счастливых успехах и недавних победах над крестоносцами, владимирским князем и Львом Луцким, [он] построил их как должно: пеших с копьями, других с луками, а иных с пращами ставя (mieszajac) между конными для подкрепления и разрыва неприятельских рядов. И таким манером двинулся на тоже огромное русское войско, стоявшее на ровном поле у реки Пиерни. Там на литовцев сначала наскочил князь Станислав Киевский со своим войском и татарской подмогой, а Роман Брянский и с ним луцкий князь Лев и Олег (Olha) Переяславский быстро наступали вслед за ним для поддержки. Литва и жмудь, встав грудью, смело выдержали первую стремительную атаку киевлян, сперва стреляя из луков и самострелов, а потом с копьями, саблями, дубинами сойдясь врукопашную муж с мужем, конь с конем, с громкими криками, гиканьем и грохотом, [слышными] отовсюду. Тесно столпившись, они долго [сражались] со спорными надеждами на победу и равными шансами с обеих сторон до тех пор, пока Гедимин, со сторожевым (strwozonym) полком отделившись от своего главного войска, мощным броском (ogromnym pedem) не ударил руссакам в бок так, что прорвал и перемешал их сомкнутые ряды, отчего им пришлось от фронта обратиться к флангу. А литовцы и жмудины, в едином порыве действуя и с фронта и с фланга, тем сильнее напирали на смешавшихся руссаков. Князь Станислав Киевский не мог вынести их стремительного напора и стал отступать назад; литовцы продвигались за ним.

Убиты два князя: Олег Переяславский и Лев Луцкий. Князь же Олег (Holha) Переяславский и князья Роман Брянский и Лев Луцкий недолго устояли на плацу, видя, что киевляне отступают вместе со своим князем. Однако князь Лев Луцкий, скорбя о Луцком княжестве, из которого недавно был изгнан, смелее, чем другие, шел против литовцев [вместе] с Олегом Переяславским. Но за свою упрямую смелость тут же на плацу заплатили жизнью, ибо в суматохе битвы оба они были убиты.

Русские князья побеждены литовцами. Увидев это, князь Станислав Киевский и Роман Брянский сразу же обратились в бегство. Киевские, а также брянские и переяславские рыцари, отчасти из-за поражения и бегства своих князей, а отчасти не в силах выдержать огромной литовской мощи, разбежались по разным полям, другие безнадежно оборонялись в лесу. Литовцы и жмудины гнали бегущих до самой ночи (которая своей темнотой спасла руссаков), били их, рубили и хватали [в плен]. [Гедимин] был доволен больше, чем Ганнибал Карфагенский при Каннах.

На следующий день, отдохнув ночью от трудов, Гедимин велел собирать с побитых русских полков добычу, которую честно разделил между рыцарством, взял под крепкую стражу пленников и позаботился о раненых. И в тот же день, не давая русским передышки на сбор [новых сил], двинулся завершать свою победу к Киеву и, осадив замок, непрерывно штурмовал его, грозя осажденным полным разрушением и различными карами, если они не сдадутся добровольно, а будут продолжать упорствовать. Однако киевляне, которых в городе и в замке после недавнего поражения собралось огромное множество с женами, детьми и имуществом, защищались долго и мужественно, надеясь на выручку и ожидая помощи от своего князя Станислава, который с проигранной битвы бежал до самой Рязани с князем Романом Брянским. Но видя, что их пан их бросил и обманувшись в своих надеждах, после долгих совещаний единодушно решили сдать город и замок.

Гедимин взял сдавшийся Киев. Итак, сначала к Гедимину, неся кресты и хоругви, процессией вышли митрополит, владыки (wladikowie), архимандриты и протопопы со всем духовенством. Ибо в то время в Киеве был престол митрополита всея Руси. А за ними вышли паны бояре и весь народ киевский, бия челом, сдаваясь на милость и [идя] под власть Гедимина, великого князя Литовского. Там же ему все и первым митрополит учинили присягу подданства. Потом Гедимин через город победителем въехал в Киевский замок.

Литва завладела Северским и Волынским княжествами. Другие киевские пригородки: Белгородок ²⁵, Слеповрот (Снипород) ²⁶, Канев и Черкасы [Гедимин] тоже взял путем добровольной сдачи; взял также Брянск Северский и Переяслав, стольные замки русских князей. Итак, в результате одной победы [Гедимин] завладел киевской монархией, Волынским и Северским княжествами вплоть до Путивля милях в шестидесяти за Киевом и присоединил их к Литовскому государству.

Слуцкие князья. В Киеве и иных пригородах старшим своим наместником [Гедимин] поставил гольшанского князя Миндова, сына Гольши, своего родича, который крестился в русскую веру и правил в Киеве вплоть до Владимира Ольгердовича, предка князей Слуцких, исправно ведущих свою генеалогию от великих князей Литовских: от Гольши, Витенеса, Гедимина, Ольгерда и т.д.

Князья Острожские. А Станислав из древнего рода русских князей, монархов Киевских, ведущих свой род от варяжских князей Рюрика, Трувора и Синеуса (Sinausa), а также от Игоря и Олега, от которых ведут свой род также и князья Острожские, будучи разбит, изгнан и выжит Гедимином из Киевского княжества, бежал за помощью к рязанскому князю, который тут же дал ему в жены свою дочь Ольгу (Holhe), а так как мужского потомства не имел, только ту единственную наследницу, то вместе с дочкой и все Рязанское княжество дал ему в управление, владение и княжение, сам будучи человеком преклонных лет.

Что такое Рязанское княжество. А Рязанское княжество среди других русских княжеств издавна было могущественным, как об этом говорят все, кто знают: прусские хроники, также Сигизмунд фон Герберштейн in Commentariis ac Chorographia regionum Moschoviae Duci subiectarum свидетельствует на стр. 65, 66 и др. Великое княжество Рязанское лежит между Окой и Доном либо Танаисом, реками большими и славными, одна из которых, Танаис либо по-московскому Дон, разделяет Азию и Европу, а впадает в Мертвое море или черное озеро, которое космографы зовут Pallus Meotis, у турецкого города Азов. Оттуда приплывшие по Дону из Москвы и из Рязани купцы потом следуют до Кафы, Перекопа, Константинополя и через Понт Эвксинский (Черное море) и Геллеспонт Средиземным морем до самой Греции, Италии, Иерусалима, Сирии и до Африки, как я и сам испробовал на собственном опыте (experentia), удостоившись чести побывать в таком же плавании в 1574 году.

Рязанское княжество превосходит все иные московитские края урожаями хлеба, обилием продуктов, меда, зверя, скота, речных и озерных рыб, [а также здоровьем] и крепостью людей, облагороженных (uslachcionych) прирожденной воинской доблестью. Ибо [рязанцы] граничат с перекопскими и казанскими татарами, с которыми вынуждены непрерывно упражняться [в военном деле].

Замок и город Рязань. Деревянный замок и столичный город Рязань, защищенный природным положением, лежит недалеко от большой реки Оки, в 36 милях от города Москвы. И князь рязанский всегда писался великим князем, как ныне московский.

Происшествие с двумя братьями. Великий князь рязанский Василий, потомок того Станислава, изгнанного Гедимином киевского монарха, женился на сестре Василия, великого князя московского, с которой имел сыновей Ивана и Федора. А когда великий князь Василий умер, после него правил сын Иван, а потом тот оставил после своей смерти трех сыновей: Василия, Федора и Ивана, из которых двое старших, соперничая за верховное владычество, сошлись на рязанских полях в решающей битве, и там один был разбит и убит на поле боя, а другой, одержав победу, сразу же умер на этих полях. Третий, который остался, младший, узнав о смерти двух старших братьев, собрался с татарами и силой захватил отцовское великое княжество Рязанское, которым еще управляла его мать. А потом (хотя предки его в вольном государстве издавна вольно пановали, и никакому иному монарху не были подвластны) великий князь московский Василий ²⁷, который писался самодержцем (jedynowlajca) всея Руси, сразу же вызвал его к своему величеству (przed swoj majestat) и посадил в тюрьму.

Как Москва завладела Рязанью. И послав свои войска, взял замок Рязань и завладел всем [Рязанским] княжеством. А мать упомянутого младшего [сына] и вдову последнего великого князя Рязанского постриг в монахини и, пристроив ее в монастырь, изгнал. А чтобы потом рязанское княжество от московского не отступилось, большую часть рязанцев московский князь Василий выпроводил и распределил по разным своим краям, благодаря чему приобрел полную власть над старинным и могущественным Рязанским княжеством.

Рязанский князь Иван бежал в Литву. И хотя в 1525 году, когда татары подошли было к самому городу Москве, тот последний рязанский князь Иван бежал из тюрьмы в Литву, однако так и умер в Литве как беглец, без потомства.

Я для того, милый читатель, забавлял тебя подробным [рассказом] о том славном великом княжестве Рязанском, чтобы ты увидел, как быстро великие государства внезапно рушатся от внутренних невзгод. Случилось так, что два брата, соперничая за одну отчизну, понапрасну лишились ее, сами сгинули, а третьего брата и мать своим упорством превратили в калек, так что весь род великих князей рязанских, который существовал несколько сотен лет и процветал, сгинул и исчез с лица земли ²⁸. Но вернемся к предшествующему рассказу о гедиминовых делах.

Гедимин, великий князь литовский, посадив гольшанского князя Миндова наместником в Киеве и посадив своих старост в другие замки, воротился в Литву с великой победой. Потом, когда в Кернове (где в то время была столица Великого княжества Литовского) был принят всем народом с великой радостью, обычным рукоплесканием, распеванием ладо, ладо и гудением длинных труб, щедро одарив рыцарство по заслугам на этих русских войнах, распустил войско по домам отдохнуть от тех долгих трудов. И с тех пор, то есть с 1321 года, когда Гедимин завладел Киевом, прекратилась Киевская монархия или самодержавие. Ибо со стародавних времен главой монархии всей Руси был Киев, заложенный князем Кием, по некоторым известиям, в году от Рождества Христова 430, хотя русские хроники из-за древности этого города не могли вывести точную дату. Однако от Ольги или Елены, которая крестилась в греческую веру в году от сотворения мира (6463) ²⁹, согласно русскому счету, и от русских монархов Святослава, сына ее, и от Владимира, сына того Святослава, который тоже крестился в Царьграде (Czarygrodzie) в году от [рождения] Господа нашего 990, а от сотворения мира 6469 ³⁰, русские считают, что самодержавие всей Руси (до овладения Киевом великим князем литовским Гедимином) или киевская монархия основана в 431 году.

Потом московские князья, прежние великие князья Белой Руси, писались самодержцами всея Руси (однако в этом ошибались, ибо немалую часть русских княжеств давно занимала Литва), используя тот титул, который ныне великий князь Московский употребляет в своих грамотах. Однако истинная Киевская монархия всей Руси существовала и успешно процветала только в самом своем начале, при владычестве Рюрика, Игоря, Олега, Святослава и Владимира. А после смерти Владимира двенадцать его сыновей жестокими междоусобными войнами разодрали русское государство и самодержавие на дюжину частей. И хотя Владимир по прозвищу Мономах, сын Всеволода и внук вышеупомянутого Владимира ³¹, привел было дела в прежнее состояние (klobe) и [восстановил] монархию, однако после его смерти все это снова разорвалось, как об этом мы основательнее описали выше в русской истории. Итак, приступаем к рассказу о литовских делах.

Глава четвертая

О заложении Гедимином Старых Троков и Вильна в 1321 году

Гедимин Витенесович, великий князь литовский, стремясь отвлечься от минувших трудов военного времени охотой на различных зверей, собрался в Кернове с придворными и всеми своими охотниками и для лучшей потехи и самой главной охоты заехал в глубокую лесную чащу. А когда на охоте ему повезло, [и он] натешился и наловил [дичи], то своих дам, дворян и охотников угощал в поле под тентами (kotarchami) в пяти милях от Кернова между реками Вакой ³² и Вилией.

Построены Старые Троки и почему названы Троками. И приглянулись ему это место и поле, не так уж хорошо подходившее для замка ³³, как ему понравилось по тому, что он наловил в этом месте и в окрестных полях и лесах. И тут же известив об этом по волостям, построил там замок, который укрепил рвом и валом и назвал его Троки, потому что всю живность: зайцев, лис, куниц и прочего мелкого зверя и птицу как дворяне, так и осочники ³⁴, охотники, поварята и пажи (chlopieta) вволю (pelno) били около Тарчаков ³⁵, навязывали в троки ³⁶ и навешивали перед собой, за собой и по сторонам, накладывая также полные возы лосей, оленей, косуль и другого крупного зверя.

Столица из Кернова переносится в Троки. И из-за той удачной охоты, видя в том для себя счастливое предзнаменование (ибо в то время литовцы, по римскому обычаю, никакого дела не начинали без ворожбы) тогда же перенес столицу княжества из Кернова в только что построенные Троки, которые ныне зовутся Старыми Троками ³⁷ по отношению к Новым, потом построенными его сыном Кейстутом, как о том ниже напишем. И с того времени столица, что была заложена в Кернове при древних литовских князьях и особенно Кернусе Куносовиче, втором потомке Палемона из римских князей, и город, и замок, как ныне видим, исчезли под бременем нависших лет, а новая столица литовских князей появилась в Троках, но была там недолго.

Ибо вскоре после этого Гедимин, по привычному обычаю поехав на охоту, устраивал оступы ³⁸ над берегами реки Вилии, которые в те времена заросли огромными лесами и чащами, густыми и страшными развесистыми зарослями, служившими лишь логовом укрывавшегося здесь разного зверья, как крупного, так и мелкого. Итак, Гедимин забавлялся охотой и, переезжая со всеми своими охотниками и дворовой свитой с оступа на оступ, приехал на жертвенное жеглище своих предков в четырех милях от Старых Трок, где в Вилию впадала река Вильна. Это жеглище, то есть место сожжения тел литовских князей и виднейших панов, основал было на этом месте Свинторог, а после него сын его Гермонт, как о том уже писали выше. Здесь литовские жрецы по языческому обычаю также приносили своим богам жертвы за души умерших князей (ибо сильно заботились о бессмертии души, о судном дне и о воскрешении мертвых), и на том месте стараниями приставленных для этого жрецов днем и ночью, не переставая (как и в Риме был обычай церемонии богини Весты), непрерывно горел вечный огонь. И этот огонь литовцы и жмудины, пруссы и латыши (Lotva) славили и чтили как оcобенного бога.

Гедимин застрелил тура. И там около вышеупомянутых жеглищ в пуще между горами, которые охотники ныне зовут Лысыми, Гедимин помимо многих других зверей подстрелил тогда из самострела (s kusze) огромного тура. А убил его на той горе, где ныне Верхний виленский замок, и от того тура эта гора и ныне зовется Турья гора, а шкура его и рога, оправленные золотом, долго хранились в казне как настоящие сокровища вплоть до времен Витольдовых. Витольд же на важных беседах и чествовании иностранных послов при всем народе пивал из тех рогов, и один из них в качестве величайшего дара подарил тогда римскому императору и венгерскому королю Сигизмунду на том славном съезде королей и князей в Луцке в 1429 году, как о том будет ниже. А теперь закончим предшествующий рассказ.

Сон Гедимина. Увлекшись охотой и знатно потешившись от тура, убитого собственной рукой, Гедимин замешкался [с возвращением] в Троки, а вечер уже кончался и надвигалась темная ночь. И заночевал со всем своим двором в шатрах на упомянутых жеглищах в Свинтороговой излучине (lace), названной от князя Свинторога, где ныне пушечный двор (puszkarnia), конюшня и нижний замок. И когда, как это бывает после трудов, сморил [его] крепкий сон, ему приснилось, что на той горе и на том месте, где тура убил, и где ныне стоит [город] Вильно с замками, он увидел огромного и могучего волка, покрытого как бы железными бляхами (blacha), защищавшими его от любого выстрела. И в том волке он услышал сто огромных воющих волков, голос которых разносился во все стороны. Очнулся тогда Гедимин, и запал ему в голову тот сон, и наедине с собой долго грызло его желание разгадать, что бы все это значило. Но на сей раз он встретился с трудным делом, не иначе как египетский король Фараон [с загадкой] о семи толстых и худых коровах, либо король Валтасар о той руке, которая прямо на его глазах писала: Tekel, Mane, Phares, mensus est, mensus est ponderavit et divisit etc. И пришло время сгинуть Валтасару со всем его царством и т.д. Таким образом Гедимин, наутро вставши, рассказал тот сон всем своим панам и дворянам, советуясь [с ними] по поводу того сна и спрашивая, что бы он мог значить. Но литовцы как язычники в то время мало во что верили, а дела, как военные, так и домашние, сами обычно решали с помощью жребия (burtami) или ворожбы, как римляне Aruspicis, extis, avium volatu etc. А растолковать тот сон так никому и не удалось, так что пришлось обратиться к Криве Кривейто, литовскому языческому епископу ³⁹, имя которому было Лиздейко.

Лиздейко, верховный жрец литовский, найденный в орлином гнезде. А тот, как свидетельствуют летописцы, при Витене, отце Гедимина, был найден в орлином гнезде в дремучем лесу у большой дороги, а некоторые рассказывают, что сам Витень уложил его в украшенную колыбельку, подвешенную на дереве, и велел беречь его как сына. А когда вырос, то показал в себе способности не простого человека, что означало, что он был либо какого-нибудь знатного либо княжеского роду, но, видимо, из зависти к власти был еще в пеленках отослан в лес или мачехой, или отцом так, как это учинил было Амулий (Emilius), король Альбы. Он велел утопить в Тибре рожденных от королевской монашки, девицы Реи Сильвии, близнецов Рема и Ромула, которые потом, выхоженные волчицей (как известно) и выращенные пастухом Фаустулом, основали Рим, главу всего мира, и т.д. Об этом читай у Ливия, Флора и других. Так же учинил было мидийский царь Астиаг, который приказал своему секретарю Гарпагу уморить голодом Кира, рожденного от его дочери и от персидского княжича, чтобы тот после него не царствовал, [хотя Кир] был еще в пеленках. Об этом у Юстина, Кариона и других. А потом Гарпаг, сжалившись над младенцем королевской крови, тайно отослал его в лес и приказал подвесить на дереве, чтобы умер там не на глазах Гарпага. Однако это дитя воспитал у себя опять-таки пастух (тогда принесший Гарпагу известие о его смерти). Потом, когда [Кир] подрастал, дети, сообща пасущие скотину, выбрали его своим королем. И в конце концов и деда своего Астиага выгнал и завладел его Мидийским и отцовскими Персидским и Ассирийским королевствами, а потом и всей Азией, Сирией, Иудейской землей и Индией. Об этом также читай у Волатерана ⁴⁰, Юстина, Кариона и др., и у Даниила, гл. 13 и 14.

Этого же Кира, первого персидского монарха, пророк Даниил привел было к познанию истинного Бога в году от сотворения мира 4443, а по Кариону в 3443. Даниил, 14.

Читаем также о еще более удивительном происшествии из Помпея Трога и Юстина, кн. 44. Об этом читай также у Волатерана в кн. 2 de Gestis in Hispania ad Gotos. Первый испанский король Гаргорис (Gargoras) или Горгорас внука и сына своего, которого имел от собственной дочери (dziewki), со стыда хотел извести разными способами: приказывал бросать его свиньям и голодным псам, чтобы его съели; потом клали на узкую дорожку в хлеву, чтобы скотина его затоптала; наконец, когда тот так и не погиб, бросили его в море. Но все равно морской прибой (nawalnosci) без вреда выбросил его на берег, где потом олениха выкормила его своими сосцами (piersiami). Потом по удивительному предназначению провидения Божьего [он] стал вторым испанским королем, которому было дано имя Габис (Habis). Габус, второй король испанский.

Телеф, выкормленный ланью. Также Телеф, князь Мезии (Missijskie) или Болгарии, тоже занесенный в лесную чащу на погибель, был выкормлен ланью. Иван Гестимул. То же читаем в чешских хрониках, что и у Бельского найдешь в седьмой книге о Чешском королевстве под 909 годом от [рождения] Христа на странице 322: Ивана Гестимула (Gestimulussa) ⁴¹, корвейского (Karwackiego) королевича, тоже лань в чаще питала молоком четырнадцать и два года. Парис. Юпитер. Также и троянского королевича Париса, сына Приамова, в дебрях уберегла медведица, Ромула и Рема – волчица, а Юпитера (Jowissa), сына Сатурна – пчелы, и т.д. Моисей тоже был на реке выложен в маленькой корзинке (Исход, гл. 2).

Лиздейко, языческий епископ. [Я все] это для того напомнил, чтобы не было сомнений в свидетельствах литовских летописцев о Лиздейке. Ибо точно так же во времена оны случилось с нашим Лиздейко, который, будучи воспитан при княжеском дворе по наукам звездочетов и по языческим понятиям (как некогда Иосифа и Моисея [обучили] всем мудростям египетским), был обучен ворожбе и толкованию снов, а потом при Гедимине был верховным епископом или главным исполнителем (przelozonym) языческих богослужений, которого по должности (z urzedu) звали Криве Кривейто, о должности которого найдешь ясные свидетельства у Кромера, Меховского, Длугоша, Эразма Стеллы и Дусбурга. И тогда верховный епископ Лиздейко сон о волке, стоящем на Турьей горе, и о ста других волках, в нем воющих, честно и правдиво истолковал, как Иосиф фараону и товарищам по тюрьме, виночерпию и пекарю (Бытие, гл. 40 и 41), и как Даниил Навуходоносору о четырех монархиях (Даниил, гл. 2) и Валтасару о руке, что писала на стене Mane, Tekel, Phares, mensus est ponderavit et divisit, etc (Даниил, гл. 5), и сны о четырех ветрах и четырех зверях (bestiach) (Даниил, гл. 7), и о увиденном им муже с солнечным ликом (Даниил, гл. 10).

Толкование сна о Вильне. «Великий князь Гедимин! Тот волк, которого ты видел, якобы из железа выкованный, означает, что на месте жеглищ, твоим предкам посвященных, будет мощный замок и главный город этого государства. А сто волков, в том волке оглушительно воющих, голос которых разносится на все стороны, означают, что этот замок и этот город честностью и храбростью своих обитателей, а также великими делами потомков твоих, великих князей Литовских, которые будут иметь тут свою столицу и славно править, [обретет] великую славу, которая прогремит и быстро разнесется из той столицы по всем сторонам света и чужим народам».

Верхний Виленский замок на Турьей горе. Гедимин похвалил столь мудрое и правдивое истолкование сна Лиздейкой, принес жертвы своим богам на жеглище и, не откладывая надолго, сразу же разослал [гонцов] по окрестным волостям, [собрал] разных ремесленников, плотников, каменщиков, кузнецов, землекопов и подготовил достаточно различного [строительного] материала. И начал строить из камня сначала верхний замок на Турьей горе, на которой сам подстрелил из самострела огромного тура.

Нижний замок. Разметил потом площадку для нижнего замка в [долине] Свинторога, которая в то время называлась Кривой долиной, в том месте при устье реки Вильны, где она впадает в Вилию. И там с большой быстротой, но и с большими расходами Гедимин с великим прилежанием выстроил деревянный нижний замок с выносными башнями и зубцами. А закончив оба замка, назвал их Вильно – от реки Вильны ⁴².

При замках над Вильной и Вилией быстро вырос город, ибо в том же году Гедимин перенес свою столицу из Трок в Вильно и там ее и утвердил на последующие времена. Поэтому великое множество людей, как орлы на падаль, спешно слетелись в [Вильно, образовав] большой город и разросшиеся посады. Где будет падаль, там соберутся и орлы (Матфей, 24; Марк, 13; Лука, 21). Для постоянного проживания в главном городе своего Великого Княжества все господа тоже выстроили там большие нарядные дворы, так что начинавшийся с малого Вильно, до этого лишь место погребения сожженных княжеских тел, в 1322 году вырос в большой и славный город по мудрому совету Лиздейки. Тот потом долго был литовским епископом, женатым, как это принято у язычников, и авгуром или прорицателем (wieszczkiem), ибо таков был обычай, перенятый у римлян, и важная должность Augurii. Ибо и Цицерон, знатный муж и римский сенатор, как сам о себе свидетельствует, тоже был в Риме в должности авгура, то есть прорицателя или верховного надзирателя за ворожбой, согласно которой действовала Римская республика. Так же и литовцы сохранили якобы взятый от римлян обычай и, как Цицерон и другие в Риме, так и Лиздейко в Великом княжестве Литовском был авгуром.

Augures, hoc est tres sacerdotes, qui auspiciorum disciplinam curarent, apud Romanos erant a Romulo, auguralis disciplinae perilissimo lecti. Itidem octo auruspices qui extorum erant periti, etc. Flamines quoque tres, et Salii etc. a Numa instituti etc. О чем читай Дионисия, Ливия, Плутарха (Нума, Стадиум), у Флора, Помпония Лета и других.

Огонь богини Весты. В основанном им столичном городе Гедимин не забыл установить почитание своих богов, хотя еще при литовских князьях Свинтороге и его сыне Гермонте на том месте, где ныне пушечный двор, впервые был установлен вечный огонь, как в Риме у Весты, и были в достатке (hojnie) назначены жрецы, под страхом смерти следившие, чтобы священный огонь не погас. Поэтому Гедимин и посвятил темным богам лес (который у латинских язычников и других народов звался Lucus, а у литовцев лес и доныне зовется Laukos ⁴³) и по языческому обычаю поставил там жрецов, которые на этих местах сожжения или жеглищах возносили молитвы за души умерших князей.

Змейки Гивайте и Земляная. Там же и змеек, называемых Гивайте ⁴⁴ (Gywojtos) и Земляная (Ziemiennikos), кормили и холили как домашних божков (Dii penates). А тот лес был над Вилией подле пушечного двора и до самых Лукишек ⁴⁵.

Идол Перкунаса или Перуна. А еще Гедимин поставил Перкунасу (Perkunowi) или Перуну (Piorunowi) истукана (balwan), держащего в руке большой кремнистый камень, от которого жрецы высекали огонь. В жертву этому [богу] постоянно жгли дубовые [дрова] ⁴⁶, и вечный огонь днем и ночью [горел] на том месте, где ныне костел святого Станислава (основанный Ягеллой, внуком Гедимина) в замке ⁴⁷.

Литовский Пантеон. Была еще на Антоколи ⁴⁸ большая зала (sala) или святилище всех богов, которых славили соблазненные бесовскими суевериями литовцы. Там по четвергам жрецы вечерами всегда ставили и жгли восковые свечи. Однако об этих языческих идолах и суевериях выше пространно описано в Русской Хронике по достоверным сведениям и [на основании] тщательного изучения литовских древностей. Поэтому, милый читатель, нам пора заканчивать о заложении Трок и Вильна, ибо приступаем к иным делам и деяниям Гедимина.

Глава пятая

О воевании литовских и прусских земель имперскими князьями и орденскими рыцарями и о разорении литовцами Лифляндии аж до Ревеля и Дерпта, о разорении Мазовии и Добжиня в году 1322

О чем Петр Дусбург, хроники Прусские, Лифляндские, Длугош и Меховский (кн. 4, гл. 15, стр. 220 и т.д.)

В 1322 году прусские орденские рыцари, в 1319 году разбитые Гедимином над рекой Земилой и над Акменой, потом уже не нападали ни на Литву, ни на Жмудь главным войском, а только казацкими налетами (utarczkami). А узнав, что Гедимин занят русскими войнами и тогда же строительством Вильно, как мы уже рассказывали выше, собрали большие войска как из Пруссии, так и из Лифляндии и из других немецких княжеств.

Германская империя и различные князья готовят [поход] на Литву. Бернард, князь Свидницкий, со своим силезским рыцарством и с чехами, князь Швабский и два имперских графа, как пишут Меховский и Длугош, а Дусбург еще прибавляет графа из Герольдзека ⁴⁹ (Grodischeckiego) и сыновей графа Юлихского, Вильденбергского и Преглицкого (Preglitskiego) ⁵⁰, прибыли в Пруссию со множеством немецких, французских, чешских, силезских и австрийских рыцарей на помощь орденским братьям для священной войны против литовских и жмудских язычников (на которую папа выдал отпущение грехов, будто они ехали в Иерусалим).

В Жмуди разорены Ванкенский, Россиенский и Клогенский повяты, из которых ныне сохранил свое название только Россиенский. Объединив с ними все свои силы, лифляндские и прусские орденские братья огромной [армией] вторглись в жмудские и литовские земли, где разорили три повята: Ванкенский или Вайкенский (Wajkienski), Росиенский (Расейняйский) и Клогенский ⁵¹ и, как пишет Меховский, взяли замок Писту (Pistenu), однако Дусбург свидетельствует, что литовцы и жмудины отбились от немцев, усиленно штурмующих тот замок ⁵². О чем, если хочешь, читай выше у крыжака ⁵³ Дусбурга под 1322 годом.

Россиенские жмудины хитро обещали крестоносцам [свое] подданство. А когда литовцы и жемайты хитро[умно] пообещали крестоносцам подданство и покорность, этим удержали [их] от истребления и взятия в неволю литовских людей, а также от разорения волости.

Литовцы взаимно повоевали Лифляндию около Дерпта. В то время, когда лифляндский и прусский магистры воевали Жмудь, литовский князь повоевал Лифляндию, все Дерптское епископство и другие повяты и без помех вывел в Литву пять тысяч немцев и латышей и великое множество награбленного. Так [он] троекратно воздал крестоносцам око за око, и [вышло так, что] прежде они пустошили Жмудь с большим для себя убытком, нежели корыстью.

Поход (prozna wyprawa) немецких войск в Литву, не удавшийся из-за зимы. Когда уже наступила зима, христианское войско вторглось в Литву, желая отомстить за это разорение. Однако из-за царившей жестокой зимы, в том году исключительно суровой, в чем согласны все хронисты, [крестоносцы], побежденные зимней [стужей], ничего не сделав и ни в чем не преуспев, вынуждены были вернуться в Пруссию с большим для себя ущербом.

Литовцы повоевали Лифляндию аж до Ревеля. Но староста Гродненского замка Давид (David vero Capitaneus castri Gartin frigore non torpens etc – слова Меховского), не озябая и не дрожа от зимних [холодов], с большим литовским войском снова повоевал Лифляндию вплоть до Ревеля и весь Ревельский повят около моря и по пути назад опустошил аж до самой Двины. Костелы попалил, золотую и серебряную церковную посуду и ризы забрал, священников перебил или увел в плен и, кроме убитых, пять тысяч немецких и латышских пленников отправил в Литву [вместе] с большой добычей. Дусбург пишет, что в то время Давид с литовцами повоевал земли датского короля, в которых одних только девушек и знатных пани захватил пять тысяч ⁵⁴ и прочее. Ибо в те времена (о которых речь) датский король владел в Лифляндии Ревелем подобно тому, как и ныне король шведский ⁵⁵.