Текст книги "Хроника польская, литовская, жмудская и всей Руси (ЛП)"

Автор книги: Мацей Стрыйковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 55 страниц)

Руссаки в четвертый раз поразили половцев. Устроив половцам эти три разгрома, русские князья [на том] не остановились, а в четвертый раз собрали войска из русских земель, собираясь до основания повоевать половцев (от которых прежде с трудом оборонялись). Итак, во второе воскресенье наступившего поста 1108 года все они с пешими и конными войсками охотно выступили против половцев. И прибыв на реку Сулу, построили полки и возы в надлежащий для битвы порядок, и в таком порядке через реки Голтву (Olhe) ¹²⁷ и Ворсклу прибыли к реке Дону, которую Птолемей называет Танаисом. Оттуда, развернув знамена и княжеские хоругви, походным порядком (porzadnie) пришли под замок Руканя (Rukanie) ¹²⁸, где подкрепились рыбами и вином ¹²⁹, и подступили к другому половецкому замку, Сугрову (do Suworowa), который сожгли. Сюда же прибыло множество половцев, готовых к битве для защиты своих земель. Русаки, порешив держаться вместе и поклявшись лучше храбро умереть, чем бежать, ударили на половцев и, прорвав их строй, побили, погромили и разогнали ¹³⁰.

Руссаки в пятый раз поразили половцев. Потом через несколько дней половцы собрали новое и свежее войско, умноженное многими прибавившимися полками. Но когда дошло до схватки, русаки с тем же счастьем, что и в первый раз, поразили всех половцев наголову и целых четыре дня били, рубили, брали в плен и гнали разбегающихся. И, забрав их женщин, детей, обозы, шатры, стада скота и свиней, коней, верблюдов и все их снаряжение, с огромной радостью и триумфом, поразивши половцев в пятый раз, воротились на Русь. И там они были встречены митрополитом, владыками и всем духовенством и народом, в каждом городе и на дорогах [выходившими] с процессиями, славя Господа Бога, что дал им верх над погаными, набегам которых сперва подвергались. И надолго потом русские княжества были обезопашены от половцев. Хорошая война принесла хороший мир.

Киевский князь Святополк умер. Потом в году от рождения Господа Христа 1112, 16 дня месяца апреля или квитня, умер Святополк, князь и монарх Киевский, свекр польского князя Болеслава Кривоустого ¹³¹, и был погребен в Киеве в церкви Святого Михаила, которую сам построил и позолоченным верхом украсил. После его смерти в Киеве началась великая разруха от рыцарства и солдат, которые, собравшись, обобрали двор киевского воеводы Путяты и ограбили евреев, живущих в Киеве, забрав все их имущество, как ныне у турок привыкли чинить янычары после смерти своих императоров, пока им не выберут нового. Из-за этих беспорядков (rostyrku) на престол монархии и княжества Киевского как можно скорее был избран и возведен Владимир Всеволодович, прозванный Мономах, князь переяславский и черниговский, который, спешно приехав в Киев, все эти смуты усмирил и успокоил.

Глава девятая

О поражении ятвягов, побратимов литовских, от русаков, об искоренении их поляками, и кто изначально были эти ятвяги.

Ярослав, сын киевского князя Святополка, после отцовской смерти завладел Владимирским княжеством, а его родную сестру Сбыславу (Zbislawe) взял в жены польский князь Болеслав Кривоустый. А когда ятвяги с пруссами и с литовцами [стали совершать] частые набеги на его владимирское и волынское княжество, князь Ярослав собрался на них [в поход] с помощью других русских князей. Ятвяги поражены руссаками. Ятвяги тоже собрались и, жаждая битвы с русаками, стояли наготове. Ярослав ударил на них и, поразив их более тысячи, разорил часть ятвяжской земли и отступил с победой ¹³².

Хотя о ятвягах или ячвингах (jaczwingach) уже говорилось выше среди [нашего описания] происхождения древних пруссов, литовцев, латышей, жмуди и половцев, однако не помешает (nie zawadzi) и отдельно представить и описать их народ. Эти ятвяги, как пишут Ваповский и Бельский на стр. 246 в конце второй книги Chronicorum, были одного происхождения и языка с древними пруссами, литовцами и с половцами ¹³³, хотя в их языках и были различия в словах из-за различий в границах и положении земель. Свое истинное происхождение и начало народа они, как и литовцы, выводят от готов и от остатков воинственных кимвров. Меховский, как и Ваповский, тоже зовет их conformes Lituanis et Prutenis etc., то есть во всем подобные литовцам и прусакам (кн. 3, гл. 15, стр. 84).

Дрогичин. Их стольным городом и замком был Дрогичин, существующий и ныне. Начиная с Волина, они заселили все Подляшье до самой Пруссии, а также владели замком Новогрудок и окрестными волостями в Литве. В году от Христа 970 их силой подчинил (zholdowal) сначала Владимир Святославич, самодержец или монарх всех русских земель. О чем Кромер, книга 3. Потом, в 1041 году, взятый из монастыря польский король Казимир Первый поразил их [вместе] с Маславом и язычниками пруссами, когда их полегло 15 000. Об этом [сообщают] Длугош, Винцентий Кадлубек, Меховский (кн. 2, гл. 14, стр. 40), Ваповский, Кромер и другие.

Длугош же в своей хронике считает их пограничными пруссам и литовцам. Эти ятвяги могли также быть одного происхождения с языгами-метанастами (Jazygami Metanasti) ¹³⁴, частично оставшимися в Венгрии над рекой Тиссой или Тибиском (Cissa albo Tibiskiem), мужики чистые гайдуки (chlopi czysci hajduci), которых до сих пор зовут тем же прозвищем Языгов или Ятвязей (Jatwiezow).

Потом о них пишет Кромер (издание второе, кн. 8, стр. 145): Jaziges vero sive Jazvingi, ejusdem cum Litvanis linguae, ut volunt nonnuli, eorundumquae morum et religionis fuere, etc. (Языги или Язвинги [говорили] с Литовцами на одном языке, в то время как мораль и религия у них были общие, и прочее).

Где жили ятвяги. Языги или язвинги, как утверждают некоторые историки, были одного языка с литовцами и тех же обычаев и языческой веры, а жили в литовских лесах, соседних с поляками. Откуда [пошло] название Подляшье. Ныне этот край из-за соседства с лесами зовется Полесье или Подляшье, или же русаки прозвали Подляшьем соседний с поляками край, [потому что тот] якобы под ляхами. Народ ятвягов был столь воинственным, что не заботились [они] ни о смерти, ни о гибели, поэтому и сгинули (wygineli) из-за желания воевать и воевать и чрезмерной охоты к битве.

Конрад, князь Мазовецкий, когда имел битвы с теми ятвягами, с литовцами и с древними пруссами, поразил их, а некий Готард, граф Лукашович, захватил пять ятвяжских князей и привел их связанными к князю Конраду Мазовецкому, которых потом выпустил за выкуп, когда каждый заплатил за себя 700 гривен настоящего весового чистого серебра ¹³⁵. За этот подвиг (dzielnosc) граф Готард, предок Уханских ¹³⁶, получил Служев (Sluzew) ¹³⁷ или Слухов с окрестной волостью и всеми вольностями и оттуда пишутся графами из Служева.

Упорная битва ятвягов с поляками. Потом польский монарх Болеслав Пудыка или Стыдливый в 1264 году собрал большое войско против тех ятвягов. И когда 21 июня [он] вторгся в их землю, ятвяги со своим князем Коматом (Comatem) с варварской смелостью и упорством так охотно и с веселыми криками бились с поляками, что при неравном числе несколько раз давали им отпор. И хотя убили их князя Комата, они, как и прежде, отважно защищались, пока поляки не перебили их всех до единого при своей кровавой победе на том поле. С тех пор [ятвяги] действительно сгинули, как пишут Длугош, Кромер (кн. 9), Меховский (кн. 3, гл. 45, стр. 145), Ваповский и Бельский (стр. 252 во втором издании). Ita fortiter dimicantes ad intentionem usquae caesi sunt adeo ut ex eo tempore nomen quoquae Jasygum pene deletum sit, qouniam illa natio pedem referre, nec unquam pugnam etiam intiquam detrectare voluit. (В этом жестоком бою они были истреблены так, что с того времени имя языги почти стерлось, ибо для этого народа было невозможно выйти из боя и прекратить воевать). Меховский и Кромер. Вот так этот мужественный народ ятвягов, побратимов и единородцев литовских, храбро воюя против поляков, [был] так жестоко побит и поражен до [полного] уничтожения, что с того часу и самое имя ятвягов изгладилось [из памяти]. Ибо они не только не собирались бежать из боя, но и с места не сдвинулись и не прекращали битву, хотя и видели ее проигранной и [свое] поражение. И слепо шли на вражеские мечи и на кровопролитие, как на свадьбу, что означало, что они не выродились по сравнению с теми кимврами и готами, которые в Италии сражались (broili) с римлянами и от которых они произошли вместе с литовцами и половцами, что правдиво и достоверно. Ныне они еще частично остались около Новогрудка Литовского, также около Райгарда (Rajgrodu) и Инстербурга (Isterboka) в Пруссии, а также в Курляндии и Лифляндии. А еще их землица есть около Великого Новгорода Московского, [там] они зовутся ижорянами (Igowiany), чему я и сам свидетель. А что раньше их звали ятвягами и языгами, а ныне ижорянами ¹³⁸, то это из-за изменяемости варварских слов за давностью лет, прошедших [со времен] языгов.

Поляки и мазуры поселены в Подляшье на месте убитых ятвягов. Когда Болеслав Польский Пудыка (Pudicus) так сильно поразил мужественных и упорных ятвягов, то остаток их народа под страхом смерти мечом вынудил принять христианскую веру. А чтобы та их земля, где ныне Подляшье, пуста не лежала, поселил там поляков и мазуров. Из золотой буллы от римского папы Урбана Четвертого (а Меховский пишет, что от Александра) к архиепископу гнезненскому [известно, что] тот же Болеслав Пудыка получил указание, чтобы поставил в Дрогичине нового ятвяжского епископа. Копия этой папской буллы есть у Длугоша ¹³⁹; но в то время до [какого-либо] результата так и не дошло. Кромер домысливал, что это могло быть Луцкое или Луцеориское (Luceoryskie) епископство, которое было потом основано венгерским и польским королем Людовиком. Остаток этих ятвягов польский монарх Лешко Черный так изничтожил, что вскоре после этого уже не могли [вспомнить], где он поразил их вместе с литовцами между Наревом и Неманом в 1282 году от Христа ¹⁴⁰. Об этом Длугош, Меховский (кн. 3, стр. 175) и Кромер (кн. 10), где говорит: In eo praelio reliquarum Jasygum, qui pertinatius nostris resisterant, et a suscepta religione defecerant, penitus deletae sunt. В этой битве остатки языгов ¹⁴¹, которые упорно противостояли нашим и отступились от принятой христианской веры, были искоренены до основания. Об этом [сообщают] Меховский, Ваповский и Бельский во втором издании всемирной истории (historiae totius mundi), стр. 255. Обо всем этом в свое время опишем ниже в соответствии с порядком деяний литовских князей, сейчас же об этом достаточно. [Мы же], как и прежде (a pioro), обратимся к делам и киевских монархов и русских князей.

О ссорах между русскими князьями.

Меховский (кн. 3, гл. 15, стр. 84)

Владимир Мономах, великий князь киевский, подозревая владимирского князя Ярослава, [своего] племянника (synowca), [в намерении] выгнать его из киевского княжества, осадил его во Владимире ¹⁴² с киевским войском и с помощью других князей: Василька, Ростислава, Володаревича ¹⁴³ и сынов Олеговых.

Наушники. Ярослав же, князь Владимирский, не чуя за собой никакой вины перед свом дядей, вышел из замка без охраны и покорными и мирными словами склонял на свою сторону (przejednal) и убеждал своего дядю Владимира Мономаха, князя Киевского, чтобы он не верил нашептываниям наушников (pochlebcy), которых полно бывает при княжьих и панских дворах. И Владимир, убежденный своим племянником Ярославом, снял осаду, распустил войско и отъехал к Киеву. Но потом, снова прослышав, что тот же владимирский князь Ярослав опять задумал согнать его с киевского стола либо смертью извести, Владимир сразу же прислал ему письмо, чтобы приезжал к нему в Киев. Однако рыцари Владимира ¹⁴⁴ предупредили князя Ярослава об опасности, из-за чего он не захотел ехать в Киев, а, поручив Владимирский замок своему рыцарству, сам с женой, сыновьями и со всем скарбом и имуществом уехал в Польшу, где был прекрасно принят и достойно устроен своим шурином (od swagra) ¹⁴⁵ Болеславом Кривоустым. А киевский князь Владимир захватил его столицу, замок Владимир, и завладел Владимирским княжеством.

Глава десятая

О разорении Польши Володарем и о его пленении

Меховский (кн. 3, гл. 13, стр. 76), Кромер (кн. 5), и прочее

В году от Господа Христа 1118 Володарь, русский князь перемышльский, собрав войско из русаков и половцев, многократно совершал набеги на Польшу. Польский монарх Болеслав Кривоустый отправил против него своих гетманов с войском, которые поразили Володаря, поймали его, убегающего, на высоком урочище (urociscu) и, связанного, привезли к князю Болеславу в Краков. Но его ослепленный брат Василько выкупил его двадцатью тысячами гривен серебра, а дав сразу 12 000 гривен серебра, в залог за остаток оставил русского княжича, сына Ярославова, а потом дал для княжеского стола пятьдесят серебряных сосудов (naczynia) греческой работы, и тем освободил брата Володаря ¹⁴⁶. Cromerus decies mile pondo seu vities mile marcis argentise redemit. (Кромер: уплачены десять тысяч фунтов или двадцать тысяч марок серебра) ¹⁴⁷.

О препровождении Болеславом Польским на русское панство Ярослава, о его убиении и о втором поражении сына Володаря Перемышльского

Ярослав, князь Владимирский и Волынский, четыре года жил в Польше, будучи изгнан другими русскими князьями. Поэтому польский князь Болеслав Кривоустый, собрав войско, задумал посадить его на киевское княжение, как [своего] родственника. А у Перемышля на помощь к этому Ярославу прибыли Коломан, брат венгерского короля Стефана, перемышльские князья Володарь с Васильком и князь Владимир Володаревич. И Ярослав, взяв семь тысяч венгров и поляков, во главе войска своих помощников двинулся вперед и сразу же взял свои замки Владимир, Белз и Чернигов, из которых его выгнал было киевский князь Владимир. Должно быть, в то время на Волыни был другой Чернигов ¹⁴⁸.Владимир, не надеясь на своих солдат при защите киевских валов, бежал на Белую Русь ¹⁴⁹, а тем временем Ярослав, оставив в тех замках гарнизоны из своих солдат, прибыл в лагеря венгров и Болеслава Кривоустого.

Жестокая битва Ярослава с киевлянами. А когда приблизился к киевским воротам, которые зовутся Ляшскими (Lacka), против него из Киева выскочили пешие русские солдаты, с которыми Ярослав храбро схватился в огромной битве, разогнав их и разгромив, но на их место снова прибежали другие, свежие. И тут киевляне посекли, постреляли и поубивали множество венгров и поляков, бывших при Ярославе. А под самим Ярославом подстрелили и закололи коня, который пал [вместе] с Ярославом. Русаки первым делом стремились захватить Ярослава, поляки и венгры его усиленно защищали, и жестокая битва длилась до тех пор, пока русаки не были вынуждены отступить в Киев. А князь Ярослав, получивший несколько колотых ран, через несколько дней потом умер ¹⁵⁰.

Поляки в четвертый раз под Киевом. Тогда же Коломан с венграми, а Болеслав с поляками и с другими русскими князьями, подступив под Киев, добывали его. Но замковый староста Андрей, поставленный киевским князем Владимиром (который от страха бежал на Белую Русь) ¹⁵¹, выйдя [к ним], покорно попросил мира. А так как Ярослав, из-за которого и началась эта война, умер, Коломан и Болеслав ради перемышльских князей Володаря и Василька дали киевлянам мир, а сами отъехали в свои панства, распустив войска.

Руссаки разоряют Польшу. Потом, в 1124 году, как только польский монарх Болеслав Кривоустый отъехал в Данию ¹⁵², перемышльский князь Володарь, узнав о его отсутствии, сразу направил в Польшу войско со своим сыном Владимиром, нарушив мир, который учинил было с Болеславом под Киевом. Вот так, улучив момент, Владимир без помех разорил польские волости ¹⁵³ и с большим полоном людей, трофеями и сокровищами (skarbow) прибыл к отцу в Перемышль.

А Болеслав, вернувшись из Датского королевства с войском, готовым с датского похода, сразу же с великой поспешностью вторгся в волости княжества Перемышльского, разрушая, сжигая и разоряя все, что попадалось.

Битва руссаков с поляками. Володарь, князь Перемышльский, собравшись с другими русскими князьями, хотел предотвратить разорение своего княжества и дал Болеславу битву в урочище, называемом Виличев. Но русские полки были поражены большим польским войском и разбежались (rospierzchnely) по полям, а поляки разграбили и растащили их обозы. Руссаки поражены половцами (od Polowcow) ¹⁵⁴. В той битве полегло много знатных русских панов, причем были убиты виднейшие воеводы: Навротник, Защитник ¹⁵⁵ и Димитр. Князь Володарь бежал в Галич, где и умер, заново собирая другое войско, и погребен в Перемышле, в церкви Святого Ивана, которую сам и построил ¹⁵⁶. После себя [Володарь] оставил двух сыновей: Владимира, которому достались в удел Звенигород и Подолия, и Ростислава, который остался на перемышльском княжении.

О ссорах русских князей после смерти киевского самодержца Владимира Мономаха

10 мая в году от рождения Христа 1126, а от сотворения мира в году 6633 (по русским хроникам и Герберштейну) киевский князь и самодержец Владимир Мономах, дядя убитого под Киевом Ярослава и сын Всеволода, сменил жизнь на смерть и похоронен в церкви святой Софии подле могилы отца ¹⁵⁷. Этот Владимир Всеволодович Мономах, взойдя на киевский престол, русское государство (rzeczpospolita) ¹⁵⁸, измученное и [бывшее] в упадке (из-за раздоров, убийств и внутренних войн сыновей и потомков Владимира Великого, русского самодержца и первого христианина), на своих плечах вытащил из пропасти и все растерзанные и оторванные друг от друга русские княжества собственной энергией заново спаял (spoil), соединил в единое целое и превратил в прежнюю монархию или самодержавие (jedinowladzswo), укротив несговорчивых князей, ибо был сильнее любого врага. [Мономах] несколько раз поразил язычников половцев и итальянцев генуэзцев, готорые в то время господствовали в Таврике, где ныне Перекопская орда, и взял у них славный стольный город Кафу или Феодосию ¹⁵⁹. Также, когда он второй раз столкнулся с генуэзцами у моря, то вызвал их гетмана, старосту Кафы, сразиться один на один и, когда они оба сошлись, Владимир мощным [ударом] копья ссадил его с коня, захватил, связал и привел его, в доспехах, к своему войску. И там снял с него большую золотую цепь (lancuch), искусно усыпанную жемчугом и дорогими каменьями, которую оставил после себя потомкам, великим князьям ¹⁶⁰. Московские [правители] и ныне хранят это сокровище и всегда, когда посвящают в московские князья, на них возлагают эту цепь, называемую Бармами, и пояс с золотом и жемчугом, а также княжескую шапку в дорогой оправе (kosztownie oprawiona) с золотыми бляхами, жемчугом и драгоценностями. И ныне его потомки, великие князья Московские, с великим почтением (uszctiwoscia) пользуются этими клейнотами ¹⁶¹, которые оставил [им Владимир Мономах], при посвящении в князья и для церемонии коронации ¹⁶². О чем Герберштейн упоминает на стр. 22 de rebus Moschoviticis. А так как этот монарх Владимир всегда был рад сразиться с неприятелем один на один, aperto duello, его и прозвали по-гречески Мономахом ¹⁶³. И от того Владимира Всеволодовича Мономаха все великие князья Московские и другие русские князья подобающей генеалогией выводят свой род и поэтому титулуют себя самодержцами и царями всей Руси, и в этом никакому народу первенство уступить не желают. О чем мы на своем месте расскажем ниже, [а сейчас] по порядку приступаем к рассказу о делах после смерти Владимира, после которого на его место и на киевский стол вступил его старший сын Мстислав; младший же Ярополк, второй сын, получил княжество Переяславское. Мстислав, князь Киевский.

Половцы поражены в шестой раз. Вскоре после этого половцы, услышав о смерти князя Владимира Киевского, вторглись на Русь, а переяславский князь Ярополк, не дожидаясь помощи братьев, других князей, поразил их и победил, а многих из бегущих потопил в реках. И все эти дела и события творились в то время на Руси, лежащей к восходу солнца.

А в западных русских княжествах, соседствующих с Польшей, сыновья князя Володаря Перемышльского (который незадолго до этого умер, пораженный Болеславом Кривоустым) Владимир и Ростислав повздорили из-за своих общих уделов и собрали друг против друга войска из чужих земель. Ростислав получил помощь от Мстислава Владимировича, князя киевского, и от князей Григория (Hreorego) и Ивана Васильевичей. Владимир же, другой брат, собрал служилый люд и помощь из Венгрии, а потом съехались под Чирском (Sciriczem) ¹⁶⁴ для соглашения, но поделить между собой владения и уладить затеянный конфликт не смогли. Так и не окончив дело миром, князь Владимир с женой, сыновьями и всей своей семьей уехал в Венгрию, чтобы [снова получить] помощь и привести против брата Ростислава новое войско. А Ростислав с готовым войском осадил и мощно (mocno) штурмовал Звенигород, стольный замок его удела. Но так как Владимир хорошо укрепил замок тремя тысячами солдат, Ростиславу пришлось отступить, загубив [немало] своих рыцарей. А когда [он] второй раз окружил тот Звенигородский замок, солдаты Владимира, несколько раз учинив вылазки из замка, поразили его так, что он был вынужден снять осаду и отступить ¹⁶⁵.

Ярополк, князь Киевский. Потом, в году от рождения спасителя Господа Христа 1129, когда умер киевский князь Мстислав ¹⁶⁶, на киевский престол был избран и возведен его брат Ярополк, князь Переяславский.

Внутренние войны русских князей. А когда другие природные (przyrodny) князья осадили его в Киеве, [желая] захватить, [он] помирился с ними и, таким образом, князю Андрею дал Переяслав, а Изяславу Святославичу – Владимирское княжество. Потом князья Ольговичи, взяв в помощь половцев, разоряли в русских княжествах деревни и местечки над рекой Сулой. А когда вторглись в Переяславские, Супонтские и Устьенские (Supontskie, Uscienskie) ¹⁶⁷ волости, собрался на них киевский князь Ярополк с сыновьями своего брата Владимира. И, сошедшись с ними в битве, поразил войска князей Ольговичей и половцев, которым пришлось бежать в половецкие края.

Непостоянство счастья: победитель побежден, захвачен [в плен] и тут же освобожден. Но когда киевский князь Ярополк с войском загнал их уже далеко, князья Ольговичи с половцами снова построились для дела, повернули обратно, сошлись с победителем Ярополком и, поразив там его войска, захватили [в плен его] самого и его племянника князя Василька со множеством киевских бояр. Но схваченный Ярополк вырвался из плена и бежал в Киев, где его осадили князья Ольговичи. И хотя он имел достаточно людей из рыцарства, бояр и киевских солдат, однако сопротивляться не захотел, и [они] на надлежащих условиях заключили между собой мир. И закончили [дело] на том, что Ярополк остался на киевском престоле, а они тоже отъехали в свои удельные княжества ¹⁶⁸.

Глава одиннадцатая

О свержении русскими князьями польского ярма

О чем Длугош и Меховский (гл. 14, стр. 81), Кромер (кн. 5) и Русские Истории

В году Господнем 1134 русские князья, съехавшись в Киев, начали задумывать новые замыслы (stanowienia) против поляков, считая тяжким ярмом то, что польский монарх Болеслав Кривоустый часто вынуждал (wyciagnal) их к защите и помощи против своих и Польши врагов: Чехов, Мораван, Пруссов и Поморян, понимая также и то, что без них поляки не смогли бы выиграть ни одной войны.

А зачинщиком (powodem) этого был киевский князь Ярополк Владимирович, который на съезде других русских князей обратился ко всем с речью, которую (как Кромер описал ее по Длугошу) я привожу здесь по-польски.

Речь киевского князя Ярополка к другим русским князьям ¹⁶⁹. Так как [мы], ясновельможные князья славного русского народа, на тяжких условиях и с неприятными обязанностями служим Польскому княжеству, [мне] не требуется пространно рассказывать об этом вам, которые родились для других приказов, а не для прислуживания, [и я этого] избегаю и [об этом] умалчиваю. И воистину верно, если присмотреться ко множеству наших подданных, которые, хотя и привыкли к подневольной службе и без опричного (oprricznego) владычества не смогли бы нормально прожить, однако сами видите, как им неприятны и эта служба, и ее смысл ¹⁷⁰. Ибо кто же настолько терпелив, чтобы при здравом разумении мог вечно такое терпеть, и тяжкую подать платить, и в чужой земле далеко от отчизны без какой-либо своей надобности и выгоды постоянно воевать за [чужое] дело и под чужеземным командованием, вынуждаемый действовать (wydawac) при явной опасности, а плату за это берет другой, который не знавал опасностей и не получал ран. Но пусть это будет неволя и обязанность предков наших, которые из-за губительной жадности [своих] правителей и внутренних несогласий и раздробленности это бесчестье и ярмо сами на себя накликали и наложили, а наипрекраснейшее цветущее царство и государство русское поменяли на мерзость неволи ¹⁷¹. Неужели мы не будем искать какого-либо [способа] это прекратить, избавиться и выпутаться из этой нужды, ибо я желал бы [скорее] честно умереть, чем позорно жить. О, знатные князья! Думаю, что и вы тоже. Наши предки сами положили свои шеи под ярмо, побежденные более внутренними [несогласиями], нежели польскими мечами, когда в гражданских войнах, залитые братской и отцовской кровью, сами себя обоюдно поражали и уничтожали. А потом одни против других просили и приводили польскую помощь: брат на брата, князь на князя, с собственным ущербом не меньшим, чем у противной стороны, на которую пошли войной, а в поляках, которых призвали на помощь, вместо помощников узнавали врагов. Неужели теперь, единодушно сплотив силы и будучи в согласии, мы того ярма не сломаем и с шеи своей не собьем! О, князья! Как будто бы мы не лучше (nie wiecej), чем чехи и венгры. А сами они, никчемные господа наши поляки, тоже очень важничали; однако, если поляки удачно вели дела и войны против чехов и венгров, то все это наша заслуга; они сильны нашими силами, а не своими. Наша молодежь, наша! Наше рыцарство из крепких молодцов на себе испытало первые и острейшие набеги и сокрушительную силу польских врагов, всегда встречая их лицом к лицу, а те давали себе поблажку (sobie folguja) и, завязав битву, уклонялись от нее. И если ни разу не было случая, когда можно было легко и без трудностей прийти к прежней нашей свободе и утвердиться в ней, то теперь нам воистину [выпало] счастье, а вернее, сам Господь Бог, которого мы славим более свято и порядочно, чем они, отдал [нам его] в руки ¹⁷². Ибо поляки поставлены в затруднение и разобщены двумя крупнейшими войнами, венгерской и чешской, в которых, как в одной, так и в другой, никоим образом не победят и не выстоят, если мы лишим их своей обычной помощи и поддержки. Им только того и не хватает, чтобы еще и с нами воевать и наши силы сдерживать. А и вправду, князья! Если хотите быть мужами, я призываю вас не столько к истинной свободе, сколько к победе и к власти, к широчайшему и могущественнейшему господству. Если бы мы захотели, то они бы нам служили и за нас воевали, как мы для них издавна делали и исполняли. Можем быть уверены, что множество народа подданных нам русских земель, воспламененное ненавистью к постылой неволе и к польскому имени, [будет нам] во всем послушно. Смотрите только, чтобы им не стало известно о ваших приготовлениях к войне.

Киевский князь Ярополк – греческий Демосфен и Цицерон. Так окончил ту речь (oracia) Ярополк, князь киевский. Выслушав это, другие русские князья похвалили совет Ярополка, будто нового русского Демосфена и Цицерона, и сразу же все поклялись общей клятвой своей верой и достоинством и крестным целованием, наподобие греческой церемонии, и один другому подвердили это письменно (zapisami).

Cовещались потом о потребностях, расходах и о начале завязывания войны с поляками, однако решили схитрить и таить этот совет и [его] решения до того времени, пока подготовят все необходимое, что в первую очередь потребуется для столь великой войны.

Глава двенадцатая

О пленении хитрой уловкой Ярополка, князя Киевского и Владимирского, и о переправке его в Польшу.

Когда известие об этих действиях русских князей дошло до Болеслава Кривоустого, воинственного и в то время грозного (ogromnego) всем соседним государствам польского монарха, [тот] сильно встревожился, особенно потому, что в то время вел войну одновременно и с чехами, и с венграми, и по поводу той третьей [войны] с русскими князьями [его] одолела не меньшая, а, пожалуй, даже большая тревога. Fama malum quo non aliud velocius ullum etc. (Известие о беде, которая не так скоро случится).

Петр Властович, граф из Ксонжа. Тогда [князь Болеслав] без промедления созвал панов польских сенаторов на сейм, советуясь, что делать и как уберечься от этого отступничества русских князей. И когда сенаторы высказывались, каждый в соответствии со своим мнением, сенатор Петр Властович (Wlostowicz), граф из Ксонжа (Xianza) ¹⁷³, мудрый в совете, сказал, что поток не иссякнет, пока не заткнуть его источник, а дерево будет расти до тех пор, пока его не выкопать с корнем. Так и затеянные русскими отступничество и смута (rostyrki) не могут быть остановлены иначе, как первым делом лишить восстание против нашей власти (wybijania s posluszenstwa naszego) его главы, то есть князя Ярополка. И хитростью это сделать легче, чем явной войной, да и не помешает по меньшей мере отомстить им за их предательское поругание веры. Победа (przewaznosc) ¹⁷⁴. А в доказательство этого Петр Властович сам взялся [за это дело], пообещав Болеславу, что благодаря его хитрости вся Польша сможет спать спокойно, [не опасаясь] русской войны.

И, взяв собой небольшое число слуг и верных дворян, которым доверился в этом деле, [он] поехал на Русь к Ярополку, придумав, что его обобрал и выгнал из отчизны жестокий тиран Болеслав Кривоустый, и там долгими речами стал пространно описывать его невыносимую жестокость и тиранство. И просил князя Ярополка, о ласковости и набожности которого он слыхивал и к которому бежал, чтобы тот согласился укрыть его у себя и защитить от этого жестокого тирана, который из-за своей безбожности не только соседним княжествам, но и всем своим польским подданным уже столь отвратителен, что они задумали и хотят выдворить его из страны.

Услышав это, Ярополк очень мило принял ляха Властовича, радуясь тому, что Господь Бог [своим] советом и замыслом дал ему подопечного (foritarza) и помощника для завязывания предстоящей войны с поляками. Начав издалека, [он] и сам стал жаловаться на Болеслава Кривоустого, что тот подговаривал некоторых князей восставать против него. А поляк Петр Властович тем более клялся, что на все готов, говоря, что вместе с ними тоже хочет отомстить за свои кривды безбожному Болеславу. И этим хитрым нахлебничеством (pochlebstwem) также пробрался в число тайных советников и полководцев Ярополка. Ярополк сразу же объявил об этом другим князьям и, сговорившись с ними, спешно замышлял войну против поляков. А когда случилось, что князь Ярополк с малым числом [спутников] отъехал в один сельский фольварк, Властович со своими людьми поехал с ним. И там, улучив момент для наилучшего исполнения своего хитрого умысла, когда Ярополк обедал, Властович, дав своим знак, схватил его и связал. Вот тебе и дезертир! Не верь дядюшке (Nie wierz wuju wujnej). И, как барана, взвалив [Ярополка] на коня, вскачь помчался в Польшу, где для этого уже были расставлены кони и подготовлены перевозы ¹⁷⁵. Киевский князь Ярополк захвачен хитрым фортелем. И вот так во здравии доставил его Болеславу, а тот, похвалив Властовича за важнейшее дело, за его старание и веру, почтил его и одарил щедрыми дарами ¹⁷⁶, а Ярополка приказал посадить под стражу в Кракове. Но в том же году племянник [Ярополка] Василько, князь Перемышльский, [вместе] с другими русскими князьями выкупил его большим весом (waga) золота, серебра и драгоценностей. И [Ярополк] был выпущен на отцовское княжение, Киевское и Владимирское, пообещав быть верным и покорным Болеславу. Но этого обещания не исполнил, ибо замышлял, как бы хитростью отплатить Болеславу за его хитрость.