Текст книги "Тучи сгущаются (СИ)"

Автор книги: Лориана Рава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 41 страниц)

– Конечно, я ему сообщу, но не думаю, что он тут может помочь. Мне тревожно, Заря. Ведь дело не только в конкретном учителе. Помнишь, я возмущался, что Ветерка не приговорили к смерти, а только сослали на лесоповал?

– Ты не можешь ему простить того, что случилось со мной?

– Простить? А разве он в этом раскаивался?

– Ну сожалеть сожалел.

– А толку от его сожалений?! Ведь он не стал из-за них пересматривать своих взглядов. Но не в этом дело. Просто нельзя такое спускать с рук, иначе мы погибнем. Даже мелочь может стоить многих жизней, я это на своей шкуре испытал, – Уайн показал на груди то место, где под туникой были расположены шрамы, – Конечно, и Инти, и Горный Ветер, со мной в этом согласны, но только их власть имеет свой предел – они могут изобличить преступника, но не они его судят и не они определяют, как об этом будут судить в обществе. Ведь что мне по сути ставят в вину – саму принадлежность к разведке. Хотя в этом нет никакого преступления. Но те, кто меня осуждают – считают иначе. Они считают, что личная незапятнанность важнее Долга и Родины. О таком не говорят вслух прямо и откровенно, но это не так уж редко подразумевают. И... мне страшно за наше будущее. Я боюсь, что в случае серьёзных потрясений Тавантисуйю может и не устоять... Неужели мои товарищи зря отдали свои жизни?

– Ты знаешь, что не зря, любимый, – ответила Заря, – Тавантисуйю стоит и мы живём. И наши дети жить будут.

Уайн с улыбкой погладил супругу по животу, решив, что продолжать эту тему не стоит:

– Я вижу у тебя тут гости были. Надеюсь, к тебе не мамаша заходила?

– Нет, ко мне приезжал Диего с подарками от Инти и Горного Ветра, – и Заря рассказала всё и показала предсмертное письмо Томаса.

– Никогда не понимал этого "на небесах нет ни замужних, ни женатых", – сказал Уайн, – хотя я к нему, конечно, не ревную – что к мёртвому ревновать?

– А мальчика в его честь Томасом назовём?

– Назовём. Пусть мои родные думают, что это в честь деда.

Потом поглядев на так и незакрытую страницу со стихами, он хмыкнул что-то неодобрительное спросил:

– Откуда это?

– Эти стихи переводил сам Горный Ветер. Тебе не нравятся?

– Как тебе сказать... смущает меня кое-что. Вот это вот про "девственность поруганную грубо" он зачем вставил.? Ни к чему всему свету намекать, что над твоей женой в девичестве надругались. Вот я умру лучше, чем про твою беду кому не надо расскажу. И ладно бы о таком какой-нибудь глупый поэт писал, а уж Горный Ветер должен знать цену таким тайнам.

– Уайн, ты ничего не понял – Горный Ветер всего лишь перевёл стихи английского поэта. В оригинале то же самое.

– Отмазала. Всё равно надо было заменить эту непристойность точками.

Заря внутренне подосадовала, что её супруг так непонятлив в отношении искусства – но что поделать, у каждого свои недостатки.

Уайн всё-таки оставался каким-то напряжённым.

– А с другим учителем договориться сложно будет?

– Надеюсь, что нет. Но для этого надо будет ехать в город Звездочётов. Заодно и решу вопрос, когда мы туда переехать сможем. Всё равно это придётся делать рано или поздно.

– Потому что ты сможешь работать только там?

– Не только поэтому. Потому что там подальше от нудящих родственников, и потому что в случае войны это надёжная крепость. Белые люди туда просто не смогут залезть поначалу. А война... война, мне кажется, неизбежна.

– Почему ты так думаешь? Ведь скандал с послом вроде удалось уладить...

– Дело не в этом скандале. Заря, я не хотел поначалу говорить тебе об этом... но я потом видел Мясного Пирожка вместе с Хорхе...

– Ты уверен?! – испуганно спросила Заря, – Но как он может быть здесь, в Куско?

– Не уверен... я видел его только со спины и чуть-чуть в профиль. Они с Мясным Пирожком заходили в Обитель Дев Солнца с чёрного хода...

– Но ведь такого быть не могло! Я знаю, что Радуга в своё время его не просто прогнала, а со скандалом! Подробностей, я, впрочем, не знаю.

– А за что прогнала?

– Да будто он то ли соблазнил, то ли чуть ли не шантажом принуждал кого-то из девушек ему отдаться... Не знаю точно. Но я не думаю, что незнакомец рядом с ним мог быть Хорхе. Ведь чтобы он тайно мог жить в Куско... это сколько людей его покрывать должны, пайком делиться, кров предоставлять...

– Вот то-то и оно. Или я обознался, или тут такое гнездо... Да и явится он мог сюда никак не ради мести нам с тобой, из-за нас он бы так рисковать не стал. Явиться он мог только рассчитывая на войну или переворот.

– Любимый, мне страшно... пусть он нас специально не искал, но если найдёт... ты понимаешь, что нам не поздоровится.

– Разумеется, понимаю. Хотя ведь это нелепость. Мы дома, на своей земле, а вынуждены бояться его так, как будто мы в Испании. Не, конечно, не так как в Испании, но всё-таки боимся. Ведь знаешь что самое неприятное – вот в Испании чуть заподозрив, даже не имея веских доказательств, эмигранты доносили без колебаний, хотя и знали, что участь попавшего в когти инквизиции будет ужасной. А у нас среди амаута стараются преступника скорее покрыть. Даже не потому что сами настроены на измену. Нет, не обязательно. Большинство из них просто НЕ ВЕРИТ, что преступник и в самом деле желает дурного, что его действия могут стоить жизни другим людям. Это в Испании убийства привычны.

– Дело не только в этом, Уайн. Вот скажи, слышал что-нибудь о Хорхе от своих соучеников?

– Нет. Я только о звёздах с ними говорил.

– А вот я слышала от матери... Хорхе считается автором интересной теории о государстве.

– О том, что инки господа Тавантисуйю. Помню, как Инти назвал эту теорию глупой и вредной. Могу только согласиться с его словами.

– Да, разумеется, теория глупая и вредная, к тому же довольно путанная. Но дело не в этом. Дело в том, что многие уверены, что у Хорхе проблемы с нашим государством исключительно из-за его инакомыслия. Не может же человек, всю жизнь проводящий среди книг, делать что-то насильственное, да и вообще плохое! Кто поверит, что он пытался меня обесчестить, а тебя в застенки инквизиции сдал! Хотя с его точки зрения он был прав во всём. С тобой расправился как с врагом, хотя попасть в лапы инквизиции и врагу не пожелаешь, и не деву, которая при этом замужем не была, уже не опозоришь.

Заря уже сама не заметила, как перешла с шёпота почти на крик. Уайн взял её за запястье:

– Заря, успокойся. Пчёлка ещё проснётся и услышит. Тебе нервничать нельзя, ребёнок...

Впрочем, Заря и сама почувствовала, что ребёнок в ней толкнулся как-то особенно сильно. Уайн сказал:

– Давай рассуждать логически. Зачем им могло понадобиться к Девам Солнца?

– Да за этим самым, – сказала Заря, – говорят, что у Тухлого Пирожка есть какие-то особые кишки, стоит мужчине надеть их на своё достоинство, и женщина не беременеет от него.

Уайн сморщился:

– Фу, Заря, ну и пошлости. Не обитель, а бордель какой-то. Я даже в Испании о таком не слышал.

– Потому что в Испании тайком убивают детей во чреве матери. А потом отмаливают грех, если живы остаются. Лучше уже кишки... Впрочем, с Тухлым Пирожком я бы даже под угрозой смерти не стала бы сходиться. Но это я, многие другие не столь щепетильны. А наши враги очень сладострастны, и ради своей похоти готовы рисковать многим, практически всем: жизнью, здоровьем, жизнями других.... Я обязательно напишу Радуге о том, что ты видел и слышал.

– Да. Напиши. Потому что если это я напишу, на моей карьере звездочёта можно поставить крест. Потому что все амаута будут считать, что я нарочно оговорил Тухлого Пирожка из-за того, что он меня на экзамене провалил. Ладно, давай спать.

Вернувшись к себе поздно ночью Золотой Подсолнух лёг не зажигая свечу, и, несмотря на усталость и боли, связанные с непривычкой к долгой верховой езде, почти мгновенно уснул. А проснувшись утром, он с удивлением обнаружил, что на второй кровати его комнаты, которая до того пустовала, лежит какой-то юноша. В первый момент Золотой Подсолнух даже испугался, что вчера от усталости перепутал комнаты, и теперь попал в неловкое положение, но понял, что это исключено – его вещи лежали на месте. Юноша на соседней кровати тем временем открыл глаза и посмотрел на бывшего монаха с некоторым любопытством. Потом он зевнул и сказал:

– Здравствуй! Меня зовут Золотое Перо. Меня сюда вчера поселили. А ты – тот бывший христианин, о котором ходит столько слухов?

– Да. И зовут меня Золотой Подсолнух. А что, обо мне правда много говорят?

– Говорят, но не беспокойся. Поговорят и забудут. Послушай, а как ты решился бросить всё и переехать сюда?

– Да это было относительно просто. У меня нет родных, и друзей после смерти Томаса не осталось. Я знал, что меня тут примут. А в Испании меня рано или поздно сожгут, если не соглашусь стать подлецом. А я подлецом быть не хочу и на костёр не хочу.

– А в Испании часто людей жгут?

– В каждом сколько-нибудь крупном городе такое случается несколько раз в год.

– Расскажи о своих приключениях подробнее. Тебя пытались арестовать, ты убегал из-под стражи?

– Нет. Но тут долгая история.

– Раз долгая, то давай сначала умоемся и сходим за завтраком. Вдвоём мы можем взять его в комнату на подносе.

Золотой Подсолнух с радостью согласился на предложение и вкратце рассказал свою историю. Правда, о том, что с ним сделал мерзавец Андреас и о последствиях этого, он, конечно, рассказывать не стал, да и о подробностях заговора против Первого Инки он тоже не распространялся, сказав следующее: "Томас писал мне, что под видом переговоров Первого Инку могут попробовать убить. Посол, вроде, и в самом деле пытался, оттого все переговоры и сорвались".

– Надо же, – сказал Золотой Подсолнух, – а у нас ходят слухи, что чуть ли не из-за вас с Томасом теперь с Испанией вся торговля заморожена безнадёжно.

– Думаю, что это всё равно рано или поздно случилось бы, слишком многие хотели бы удушить Тавантисуйю в торговой блокаде. А здесь многие об этом жалеют? – спросил Золотой Подсолнух.

– Многие не многие, а жалеют. Особенно женщины. Будем теперь жить без духов и модных тряпок.

– А в Тавантисуйю делать духи не умеют?

– Такие как в Европе – нет. Скажи, а правду говорят, что в Европе почти не моются и духи нужны просто чтобы запах немытого тела отбить?

– Правда. Вода там роскошь. А тут хоть каждый день мойся, красота! Я первое время из бани не вылезал.

Не стал Золотой Подсолнух и рассказывать и о своём близком знакомстве с Первым Инкой. Связь с такими высокими кругами лучше не подчёркивать. Золотое Перо тоже рассказал свою историю. Оказывается, он был не новичком, как сперва решил Золотой Подсолнух, а уже проучился в университете три года, но жил до того дома. Но дальше надо было выбирать специализацию, и это послужило причиной ссоры с отцом. Отец его был крупным военачальником, и хотел, чтобы сын пошёл по его стопам. (Золотое Перо почему-то упорно не называл имени своего отца, обиделся на него так сильно, что ли?) Сам же юноша больше стремился к учёным занятиям, а военная карьера ему претила.

– Ну сам посуди – какая у военных жизнь? В мирное время только и следи, чтобы всё это боевое хозяйство в порядке было, а когда война.... С одной стороны, только для войны военные и живут, а с другой – как-то мне не хочется жить ради такого. Да и то на войне больше шансов головы лишиться, чем наверх выбиться. Конечно, защищать нашу Родину от врагов необходимо, и если война случится, то придётся всем воевать, но в мирное время я хотел бы другим заняться.

– Я никогда не думал о военной карьере, – сказал Золотой Подсолнух, – я слишком слаб и низкоросл для этого. Когда я учился в школе для детей эмигрантов из Тавантисуйю, я ещё не очень замечал свою мелкотелость, да и тут ждал, что особенно маленьким не буду, скорее опасался казаться переростком, но теперь понял, что и на фоне тавантисуйцев я слишком низкоросл и щупл.

– А вот наша наука как раз отвечает на вопрос, почему так. Чтобы расти здоровым и сильным, нужно есть мясо или рыбу каждый день. Безо всяких постов. А христиане этого не понимают. Ведь тогда придётся отказаться от постов.

– Скорее не хотят понимать, – ответил бывший монах, – и не только в постах дело. Тогда получается, что нужно обеспечить полноценной пищей всех, а не просто кидать крошки с барского стола сироткам.

– У нас многие недоумевают, почему в Европе накопленные нами знания просто не признают, – сказал Золотое Перо, – хотя мы не просто накапливаем факты, а стараемся найти между ними причинно-следственную связь, и чем больше мы таких связей находим, тем больше у нас возможностей предсказывать последствия своих решений. Вот почему амаута – самые важные люди в Тавантисуйю.

– Знаешь, а может в это как раз всё и дело! Я помню, как меня учили в иезуитском колледже – что над причинно-следственной связью властен только Бог, так как человек не в силах даже охватить её всю своим разумом.

– Почему же не может? Мы же охватываем! Ну пусть по частям, но охватываем. Одному человеку невозможно быть и лекарем, и звездочётом, и инженером, но разные люди по отдельности могут.

– Может, в этом как раз и дело, – сказал бывший монах, – оценка того, что может и чего не может человек у европейцев исходит из того, что может один человек, а не люди в совокупности. А самой важной из всех связей считается связь человека и бога, именно так и переводится слово «религия». А если есть возможность оценить причинно-следственные связи самому, то бог становится... не так важен, что ли? Ведь сильнее всех вцепляются в бога именно те, кто больше всего рискует, в том числе разные проходимцы и разбойники.

– А как вера и разбой совмещаются? – спросил Золотое Перо, – я часто слышал об этом, но не понимаю. Ведь если бог убивать и грабить запретил, то нарушители ведь бояться его гнева должны?

– Должны, но не боятся. Думают, что бог им поможет не погибнуть, чтобы они в последний момент раскаяться могли. Верят, что он за них.

– Странно. У нас, видимо, очень неполные представления о христианском мире. Может, ты мог бы перед нами как-нибудь выступить и рассказать,а то мы многого не понимаем.

– В здешней библиотеке я поискал книги о том, как здесь видят Европу. Мне было очень любопытно. Оказывается, что у тавантисуйцев куда более близкие к реальности представления о Европе, чем у европейцев о Тавантисуйю.

– Да, нам много рассказывают о христианском мире, но мы... как бы это сказать. Мы не очень верим нашим учителям. Ведь если там живут люди, которые по природе не глупее нас, то трудно поверить, что там столько грязи и нищеты. Многие думают, что наши глашатаи преувеличивают.

Вдруг опытный глаз бывалого слушателя исповедей уловил во взгляде своего собеседника какую-то недоговорённость, что-то он скрывал...

– Послушай, Золотое Перо, давай уж начистоту, – сказал бывший монах, – почему ты так хочешь, чтобы я рассказал твоим приятелям об Испании?

– Дело в том, что я поспорил, – сказал тот слегка замявшись, – поспорил с одним приятелем по имени Моро в присутствии нескольких свидетелей касательно жизни в Испании. В общем, я так или иначе должен был тебя найти, познакомиться и для расспросов привести.

– Значит, поспорил? А на что?

– На книжку. Её, конечно, было бы жалко отдавать, но дело даже не в этом. Если мой отец узнает, что я пари заключил, мне от него будет головомойка. Он считает это дурным европейским обычаем, и считает не совсем зря. Но пари в таких случаях среди молодых амаута обычны, – Золотое Перо пожал плечами.

– Ладно, я согласен, – сказал Золотой Подсолнух, – А где сейчас твои приятели?

– Не знаю точно, надо будет собрать их всех, а это долго.

– Думаю, мне сейчас стоит пойти в библиотеку, ищи меня в главном библиотечном зале, когда найдёшь их.

– Договорились.

Золотой Подсолнух пытался сосредоточиться на очередной задаче по геометрии. Список задач ему рекомендовали сделать к непосредственному началу занятий. Тогда можно считать, что он ею владеет хотя бы на уровне школьника... Дан отрезок некоей длины, и надо построить при помощи циркуля и линейки отрезок, который будет к нему соотноситься как (1+-2)-2. Юноша с улыбкой вспоминал, как один из преподавателей иезуитского колледжа говорил что «корни», хоть из чисел, хоть из слов, есть выдумка злобных магометан и христианину их знать ни к чему. По счастью, не все из его коллег были с ним согласны, но в силу того, что это и в самом деле было изобретено арабами, желающих трогать столь склизкую тему было не очень много. Ладно, с квадратным корнем геометрически разобраться несложно, строим квадрат и его диагональ будет -2. Дальше без проблем добавляем к нему отрезок изначальной длины и опять квадрат... Получилось! Да, наука она везде наука, тут не нужно откровение, самим додуматься можно, будь ты араб или тавантисуец.

Да, арабы... они ведь не брезговали эллинской наукой, хотя понимали, что её создали язычники, вот потому и развивали её дальше. А испанцам велено брезговать изобретениями некатоликов, вот оттого и застой. Надо будет, кстати, узнать, откуда у Моро такое имя. Ведь это "мавр" по-испански, а на кечуа он такого слова не помнил. Впрочем, имена не обязательно могут быть на кечуа, есть же и другие языки – аймара, чиму или даже язык каньяри. Хотя его предком и в самом деле может быть сбежавший из Испании мавр, отчего нет, жизнь способна выделывать дичайшие кульбиты.

Тут Золотой Подсолнух поднял голову, и увидел, что напротив него сидит Прекрасная Лилия и с любопытством смотрит на него.

Юноша смутился, подумав, что любопытство, которое она к нему испытывает, сродни любопытству к зверьку или цветку, ведь не может же она, в самом деле, видеть в нём мужчину. Как-никак она принцесса!

"Принцесса" тем временем подошла поближе и помахала перед его носом ладонью.

– Ты что? – спросил вконец опешивший бывший монах.

– Проверяю, видишь ты меня или нет. Или ты меня не признал? Я же Прекрасная Лилия, ты у нас дома ночевал, тебя отец в гости приводил. Почему же ты теперь не подходишь и не здороваешься?

– Я не знаю как надо разговаривать с принцессой, – ответил покрасневший юноша.

Лилия надула губки, показывая лёгкую обиду:

– Принцесса?! Да какое это имеет значение? Пока меня ещё замуж не выдают, а требуют учить эту растреклятую латынь. А меня уже достало за каждым вторым словом в словарь лазать! – глянув на книги на столе, она сказала, – даже геометрия много проще.

Золотой Подсолнух подумал, что это зависит от точки зрения, но лишь сказал:

– Хочешь, я помогу тебе?

– Давай! – ответила она. Юноша в глубине души был доволен, что можно хоть временно отложить мозголомную математику и пересел к ней за стол.

Практически все выписанные девушкой в столбик неизвестные слова из текста он знал без словаря, так что не успел он оглянуться, как работа была окончена.

– Спасибо, – сказала Лилия, – без тебя бы ещё полдня сидела.

– Да, мне латынь учить не надо, и больше времени на другие науки есть. Может, со временем я её даже преподавать начну.

– А когда?

– Не знаю. Но точно не в этом году.

– Жалко, – сказала Лилия со вздохом, – а то у нас такая латинистка вредная...

Бывший монах со смущением подумал, что всё равно не смог бы преподавать у девушек. Привыкший отслеживать все свои греховные помыслы, он понял, что в нём постепенно пробуждается крепко спавшая до того юная плоть. И это только от того, что Лилия невзначай касалась его руками... А девушка от него отходить явно не желала, и искала предлог его не отпускать.

– Хочешь, я тоже помогу тебе с геометрией? – сказала она. Юноша не знал что ответить, очень хотелось согласиться, но... было страшно так или иначе оскандалиться. И в этот момент в библиотечный зал вошёл Золотое Перо.

– Друзья уже собрались, а ты, я вижу, уже с девушкой познакомился?

– Ну... – сказал Золотой Подсолнух и зарделся, – Лилия, я тут, ну в общем я с ним идти должен.

– Золотое Перо, можно я с вами пойду? – спросила девушка, – или у вас чисто мужское сборище?

– Можно, пошли.

Несчастный бывший монах понимал только то, что он ничего не понимает. Золотое Перо болтал с принцессой как с простой приятельницей!

В саду, прилегающем к библиотеке на скамьях вокруг небольшого стола расположилось несколько юношей. Заблаговременно приготовившись к долгой беседе, они поставили на стол еду и напитки. Золотое Перо представил их, но бывший монах никого кроме Моро и Черношеего Лебедя не запомнил. Прекрасная Лилия как ни в чём не бывало обменялась приветствиями с юношами, а потом села за стол рядом с бывшим монахом, а поскольку места было не то чтобы много, он просто обалдел от того факта, что она сидит с ним вплотную, и никто не видит в этом ничего непристойного. Впрочем, вопросы быстро заставили забыть его о таких мелочах.

– Ну приступим, – сказал Моро, – скажи, а правда ли инквизиция была создана изначально для того, чтобы искоренить науки и учёных людей? И что в Испании каждый год их на кострах жгут?

– Это не совсем так, – ответил бывший монах, – во-первых, в Испании учёных мужей не настолько много, чтобы их жечь каждый год, так что на кухне инквизиции учёный муж – это не ежедневное блюдо, а редкое праздничное лакомство. Но если смотреть на это с точки зрения учёного человека, то да, его род занятий и в самом деле сопряжено с риском поджариться.

– Но кого тогда жгут инквизиторы, если не учёных? – спросил Лебедь, – Может, ведьм?

– А правда что монахи в качестве ведьм специально выбирают самых красивых женщин, и когда видят их горящими, этим удовлетворяют свою похоть? – спросил какой-то из юношей.

– Насчёт ведьм я не знаю точно, – сказал Золотой Подсолнух, – их жгут во многих христианских странах, но не в Испании, так как ещё до моего рождения один богослов доказал, что их не существует, и куда важнее борьба с настоящими врагами – еретиками. Это было принято инквизиторами, так как еретиков в Испании довольно много. Но насколько я знаю, за колдовство осуждают не только женщин, но и мужчин, хотя последних – реже.

– А почему в Испании так много еретиков?

– Ну так всегда получается, когда пытаются запретить разномыслия. Раньше там жили и арабы, и евреи, но потом Корона решила, что места иноверцам на полуострове быть не должно. Ну и поставили перед ними вопрос ребром – или креститесь, или покиньте страну. Те, кто покинул, оказались мудрее, так как крещёных силой не без оснований подозревали в тайном исповедании своей прежней веры и мятежных настроениях. Да и трудно быть лояльным подданным при таком подходе. Вернее, тем, кому мыслить не хочется – тем, конечно, так даже легче. Есть мы, есть они. Есть христианнейшие и законнейшие монархи, а есть иноверцы, которые только и мечтают, как бы добрых католиков извести. Простой народ в Испании всерьёз думает, что вы, если только доберётесь, их младенцев на кострах жарить будете! Простой народ верит всему тому, что ему рассказывают в Церкви, именно поэтому Испанская Корона в спешном порядке насильно крестит всё подвластное ей население.

– А мы думали, что нас просто так христианством пугают... – сказал один из юношей.

– Нет, если бы Испанская Корона добралась бы до этих земель, то перед вами бы тоже поставили вопрос – крещение или смерть. А может и не поставили бы, а как языческих жрецов отправили бы на костёр без разговоров.

– Мне всё-таки это кажется странным, – сказал Черношеий Лебедь, – неужели испанские монархи столь глупы, что не понимают – от развития наук напрямую зависит могущество державы. Ведь они же хотят быть могучими, или нет?

Бывший монах тем временем взял со стола лепёшку и стакан с соком. Еда, помимо всего прочего, позволяла делать небольшие паузы, чтобы обдумать вопрос, да и смотреть на жующих собеседников было немного голодно.

– Хотят. Но ещё больше хотят искоренить ересь, то есть сделать так, чтобы люди были настолько управляемыми, насколько это вообще возможно. А человек учёный не может не знать, что многие полезные вещи придуманы этими страшными иноверцами. А это было бы невозможно, будь они целиком и полностью исчадьями зла. А от этой мысли недалеко и до идеи, что и их вера не так ужасна, и что в каких-то вопросах они могут быть более правы, да и вообще разные мнения не такое уж преступление, чтобы из-за них превращать людей в жаркое....

– Я всё-таки не понимаю, как мыслят в Испании, – сказало Моро, – я читал в библиотеке Евангелие, там ничего про сжигание на кострах нет.

– Многие добрые католики верят не собственно во Христа, а в то, что вера в него необходима для того, чтобы народ был хотя бы относительно нравственный, а страна была Великой Империей. А если кто подтачивает веру, он этим самым покушается на державность и нравственность. А такое не прощают, – бывший монах вздохнул, – да, Томас знал, что он обречён. Еретик уже самим фактом своего существования подтачивает устои, а за это смерть.

Отхлебнув ещё сока, Золотой Подсолнух продолжил:

– Я ведь раньше тоже верил в спасительность католической веры и в то, что без неё люди якобы не люди, а грязные животные. И стыдился своего происхождения из Тавантисуйю. Вам почти невозможно представить, сколько трудов стоило Томасу открыть мне глаза. Я ведь искренне боялся думать на запретные темы, но во мне природная тяга к знаниям и стремление разбирать все вопросы до конца победило. А книги из Тавантисуйю были для меня глотком свежего воздуха посреди окружающей мерзости. Я помню, как помогал Томасу с переводом их на испанский и был счастлив этой работой. Я и теперь вспоминаю об этом времени с радостью, но только теперь к ней примешивается горечь не только от гибели Томаса, но и от того, что все его ученики отреклись от него и попытались его оговорить.

– Совсем все? – спросил Чёрношеий Лебедь.

– Ну было одно исключение. Один из его учеников оказался талантливым художником, и Томас позаботился о том, чтобы тот смог продолжать обучение в Италии, так что к моменту осуждения Томаса его в Испании уже не было. Так что не знаю, предал бы он учителя, или нет. Тем более что он сам еретические картины рисовал.

– Еретические картины? А как это? – спросил одни и юношей.

– Ну например одна такая была – распятие, но нарисованное не по канонам. Христос специально изображён так, что лица не видно, голова вниз, а волосы всё загораживают. А тело при этом... он специально просил, чтобы я ему позировал. А до того Христа полагалось как европейца рисовать, хотя он был сыном еврейского народа. Ну а под крестом стоят священники и монахи, только вид у них отнюдь не скорбящий, скорее деловой. У любого при виде их мысль закрадывается – оплакиватели это или палачи? А сзади обычный испанский городок, живущей своей жизнью. Мне было ясно, что картина была навеяна идеями Томаса, что всякий раз, когда церковники кого-то убивают и пытают за веру, они в его лице ещё раз распинают Христа. А другие живут при этом как ни в чём не бывало... – бывший монах вздохнул и углубился в лепёшку.

– Я понимаю, почему Томас увлёкся Тавантисуйю и стал распространять её литературу, – сказал Черношеий Лебедь, – но почему он не готовил путей к отступлению? Тебя послушать, так он знал, что обречён, но сознательно шёл ягуару в когти... Вот это мне непонятно.

– А кто теперь скажет, готовил или нет, – ответил Золотой Подсолнух, – я не могу быть уверен, что знал о нём всё. Он знал что рискует, однако не боялся смерти. Он верил, что умрёт не зря. Странно, издали Тавантисуйю мне казалась страной героев, так почему же вам его трудно понять?

– Ну даже в самой лучшей стране не все могут быть героями, – ответил Золотое Перо, – Но Лебедь очень у нас любит рациональность, и потому не принимает героики. Или делает вид, что не понимает.

– Да, героизм – это всегда последствия чьей-то глупости, – сказал Черношеий Лебедь, – вот если кто-то по неосторожности устроил пожар, то потом его приходится героически тушить. А если бы все были острожными, героизм был бы не нужен.

– А если бы пожар сам случайно случился? – спросил Золотое Перо, – вот послушав таких как ты, я начинаю больше понимать своего отца. Он боится, что став учёным, я буду слишком дрожать за свою драгоценную тушку, потому что иные, получив образование, начинают мнить себя какое-то особенной драгоценностью, ставя свою жизнь много выше жизней простых людей. А с его точки зрения способность жертвовать собой ради других – самое главное качество в человеке. А ум, образование... этого может и не быть, не это человека человеком делает.

– Но ведь ты же с папашей не согласен, раз звездочётом стать хочешь?

– Хочу. Но становиться тряпкой не хочу. Начнётся война – пойду воевать не дожидаясь призыва.

– Да хватит вам спорить, – вмешался Моро, – лучше скажи нам, Золотой Подсолнух, правда ли в христианских странах все тавантисуйские книги запрещают? Выучился же ты читать и писать на кечуа?

– Да, – ответил бывший монах, – я около года проучился в школе для детей эмигрантов, там я выучился читать и писать на родном языке. Потом мой отец умер, и мне пришлось покинуть школу, так как было нечем платить за уроки, но мать пыталась обучать меня самостоятельно. Так что читать на кечуа я умею, пишу, правда, с ошибками... Но это я исправлю.

– А как это – платить за школу? – спросил один из юношей.

– Обыкновенно, – сказал Золотой Подсолнух, – как в лавке за товары платят. Образование таким же товаром считается. Так вот, в этой школе, конечно, в старших классах были книги на кечуа. Но что это были за книги? Эпопея Алехандро Лукавого, да вирши Идущего-в-брод-через-Туман. Я читал их уже во взрослом возрасте – они мне показались невозможно убогими.

– А что убогого в трудах Алехандро Лукавого? – спросил Моро.

– Как что? У него всё тупо – есть хорошие христиане, и есть плохой Манко и его сторонники, которых он всех поголовно иначе как палачами не называет. А в одном месте говорит даже, что если бы для уничтожения Манко нужно было бы сжечь весь Куско со всеми его жителям – он бы это одобрил. Да и по языку Лукавый туп и зануден до невозможности. Вот Томас мне привез совсем другие книги.

– Да что же это за книги такие особенные?

– Ну, цикл пьес о жизни Манко Юпанки, "Позорный мир" я даже перевёл. Потом поэму о гибели Тупака Амару, исторические повести о Великой Войне...

Вдруг бывший монах заметил, что юноши смотрят на него как-то странно, и даже отодвигаются. Потом все вышли из-за стола и стали неловко прощаться. Вскоре Золотой Подсолнух, Золотое Перо и Прекрасная Лилия остались втроём.

Золотое Перо улыбался, видимо, пари он таки выиграл.

– А их ничем не обидел случайно? – спросил бывший монах, – отчего они так?

– То, что ты объявил нужным и скучным у некоторых считается чтивом для особенно продвинутых, – сказал Золотое Перо, – а вот пьесы о Манко Юпанки и поэму о гибели Тупака Амару они считают скучным официозом, который уже в школе всем надоедает.. Глупцы они просто.