Текст книги "Тучи сгущаются (СИ)"

Автор книги: Лориана Рава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 41 страниц)

"Куда они так торопятся?" – спросил Асеро, – "Или у них просто "время-деньги", и им надо побыстрее снять прибыль? Или за всем этим кроется какая-то другая причина... Неужели был прав Слепой Старец?"

Слепой Старец считался одним из самых авторитетных предсказателей, и когда ему пару лет назад прочитали все книжки об Англии, которые были доступны на тот момент, он сказал, что рано или поздно с этой страны сорвёт крышку как с перегретого котла. И только отток населения в чужие земли способен оставить там порядки как есть. Горный Ветер сорвал отток населения в Новую Англию, значит... Значит, там скоро должны будут произойти большие перемены. Киноа, собственно, и рассчитывает на эти перемены повлиять, однако тут его надежды скорее тщетны.... Пусть купцы не поселенцы, но вдруг прав Горный Ветер в своих опасениях, что это могут быть разведчики врага, и Английская Корона готовит для Тавантисуйю большую войну, в которой просто сплавит "излишнее население"? Но что тут ни думай, всё равно придётся готовиться к приёму "дорогих гостей", хоть и следить за ними как можно зорче. Впрочем, время ещё есть. Можно будет поговорить с Золотым Слитком, который должен прибыть сюда послезавтра. А пока есть другие дела...

– А как ты думаешь, Старый Ягуар, где в Чиморе наиболее тонко и может порваться.

– Сложно сказать. Между бывшими рабами и местными сейчас трения. Местные их, кстати, чёрными зовут. Надо бы тебе туда съездить и разобраться. Дело в том, что эти в университете, которые против инков, они не просто к чиморской древности апеллируют, они проталкивают идею, что если люди принадлежат к разным народам, то мол, у них настолько разные культуры, что они ужиться не могут. Хотя казалось бы, чиму и кечуа сколько вместе уживаются, и ничего. Но вот эта история с одним бывшим рабом, она тут любителям чиморской древности очень кстати. Короче, там ситуацию надо как-то аккуратно разрулить.

– А что случилось-то?

– Да там один парень встретил на побережью девушку из соседнего селения и насильно овладел ею. Вот теперь его должны судить.

– Ну я не понимаю, в чём проблема, есть же суд и закон. Если человек виноват, то казнить его надо. Он же про наши законы знал?

– Знал. Но вроде этот парень ничем дурным себя до того не замарал, и был даже в авторитете. Иные говорят, что та девушка его чуть ли не оклеветала, хотя зачем бы ей это? Позор ведь! Тут не столько судьба преступника важна, сколько важен общественный отклик на это дело. Короче, суд послезавтра, а завтра можешь к бывшим рабам съездить? Нелишнее это будет.

– Хорошо, поеду.

На следующий день с раннего утра Асеро отправился в селение бывших рабов, радуясь, что погода в этот день была относительно приличной. Прохладно, ветрено, но хоть без дождя и бури. Внешне селение казалось вполне благополучным. Опрятные, хоть и в большинстве своём однокомнатные дома, люди, занятые делом... Впрочем, при появлении Первого Инки они отрывались ото всех дел и всячески выражали почтение своими белозубыми улыбками. Некоторые пытались падать на колени, но Асеро старался пресечь такие попытки. Следуя заветам своего деда Манко, он считал чрезмерные демонстрации почтительности вредными. К тому же когда человек бухается ниц, как прочесть, что у него на лице?

Потом его представили местному старейшине по имени Слоновий Зуб, и Асеро пожелал потолковать с ним наедине, что и было исполнено.

– Я попал в рабство юношей, по вашим меркам мальчишкой, и до того как меня освободили, успел пройти много хозяев. И языки приходилось учить по ходу дела.

Асеро с надеждой спросил:

– Значит, ты знаешь европейские языки? И мог бы быть переводчиком на переговорах?

– Увы, нет. Для общения с рабами они используют не обычный язык, а пиджин, язык очень ломаный и упрощённый. Это здесь меня стали учить нормальному кечуа и грамоте. Я так был счастлив под сорок выучиться читать. И вообще мне хоть и трудно порой приходится, но свою нынешнюю жизнь я бы ни за что не променял даже на христианский рай.

Старейшина улыбнулся своим беззубым ртом. Судя по всем, зубы выпали не от старости, выбил кто-то из прежних хозяев.

– А как у тебя люди в целом себя чувствуют? Тут иные говорят, будто за годы рабства человек так привыкает к нему, что потом ему трудно отвыкать. Так ли это?

– Полная чушь. Большинство рабов живут просто слишком мало, чтобы привыкнуть, 5-7 лет и ты мёртв. Вот меня избрали старейшиной, хотя мне ещё сорока нет, но ведь остальные куда моложе.

– Я думал – тебе лет шестьдесят, ну пятьдесят. Ведь мне самому сорок, а рядом с тобой я выгляжу просто юношей.

– Конечно, тебя ведь не били плёткой и зубы у тебя все целы. Было бы странно, если бы тебя не холили и не лелеяли.

– Ну в юности мне пришлось повоевать. Да и сейчас я стараюсь не изнеживаться, всё-таки война возможна в любой момент. Кстати, о чём я и беспокоюсь – если на нас нападут, твои люди способны взять в руки оружие?

– Думаю, они это смогут. Если их научить. Но пока учить не спешат, и без того временами конфликты...

– Отчего?

– У нас очень мало девушек и женщин. Оттого наши юноши проявляют интерес к девушкам окрестных селений. Ну а это часто не нравится местным юношам, как-то не хочется лишних соперников. Было несколько драк, дело удалось уладить мирно, был случай внебрачной беременности – уладили браком, но вот теперь непонятно что делать.

Старейшина немного помолчал и добавил:

– Пойми, не считай нас неблагодарными, вы дали нам больше, чем можно было и мечтать. Нас тут лечат и учат, мы не страдаем от голода, мы можем прокормить себя сами честным трудом, но есть голод и другого рода. Юноши тоскуют о женской ласке, но возможности научиться вести себя прилично у них было не очень много. Вот Слоновий Бивень и соверши роковую ошибку, за которую он может поплатиться жизнью.

На глазах у старейшины блестели слёзы. Он сказал:

– Это был один из самых толковых моих помощников, к тому же я любил его как сына. У меня, раба, не могло быть жены и детей. Вот ты спрашивал – трудно ли после рабства привыкать к свободе? Белые люди говорят, что раб не может привыкнуть распоряжаться собой, потому что когда они освобождают ставшего им ненужным раба, разумеется, немолодого и нездорового, он порой на коленях умоляет, чтобы его не выкидывали, а они говорят, что раб любит рабство. Но дело не в этом. Труднее привыкнуть к тому, что у тебя есть будущее. Будучи рабом, я жил одним днём, я не мог отложить что-то на завтра или послезавтра. Есть что-то вкусное, ешь его сейчас, не жди до завтра, также и с любовью. У меня была любовная связь с рабыней, порой, вспоминая об этом, я чувствую угрызения совести. Мы спали друг с другом не думая о последствиях, разве можно об этом думать, живя одним днём... Она забеременела, но не дожила до конца срока. Если бы она не была беременна, то прожила бы может ещё и год-два, а так не выдержала... Порой я чувствую себя убийцей.

– Ты не виноват, Слоновий Зуб, виноваты те, кто так жестоко обращается с людьми, низводя их до скотины.

– Да, это так. Однако и с меня это не снимает ответственности. Я понимаю, что нас не будут прощать до бесконечности. Нашим соседям нужна безопасность, и они правы в этом своём желании. Я стараюсь сделать всё, чтобы к нам относились без неприязни, но не всё в моей власти.

– Ты мудр, Слоновий Зуб, и вижу, что тебя избрали старейшиной отнюдь не зря. Но что всё-таки натворил этот юноша?

– Он стал ухаживать за девушкой из соседнего селения. Она сперва принимала его ухаживания благосклонно, согласилась выйти на свидание на берегу, и даже дала себя поцеловать. Во всяком случае, он уверяет, что она была согласна. А потом он решил, что если она согласна на поцелуй, почему бы ей не согласиться на всё остальное. Ведь если она любит его, то она должна быть довольна... Во всяком случае, потом довольна.... Ну и совершил недозволенное.

– А что твой народ думает по этому случаю?

– Пойми, мы не единый народ. Нас объединяет только цвет кожи и наше рабское прошлое. Языки и обычаи до попадания в рабство у нас были разные. Поэтому и смотрят на это по разному. Одни считают, что если женщина дала хоть намёк на свою любовь, это даёт мужчине самые широкие права, другие – что нельзя что бы то ни было делать с женщиной без её согласия... Но тех, кто сочувствует Слоновьему Бивню – много.

– Дело не только в сочувствии. Насколько люди согласны жить по нашим законам?

– Сложно сказать. Работы непочатый край. Я ведь и от Слоновьего Бивня ничего такого не ожидал.

– А что говорит девушка? Конечно, юноша поступил плохо, но если она готова его простить...

– Не знаю. Знаю, что её отец страшно разгневан и хотел бы на основании этого случая поставить вопрос о нашем удалении с Побережья. Мне бы очень не хотелось, чтобы дело приняло такой оборот.

– Удалении куда?

– На шахты в горы. Оно бы не страшно, но обидно бросать уже обжитую акваферму....

– Я понимаю тебя. Нет, последнего точно нужно избежать.

– Я знаю, что многие местные недовольны нами. То, что о нас так заботятся, кажется им обидным. Как будто их этим обделяют... И для многих эта некрасивая история – лишь предлог заявить об этом.

– Я понимаю, но вот что получается. И наказать его сурово плохо, и не наказать плохо. Требовать с него как с урождённого тавантисуйца и в самом деле не вполне справедливо, но и даже ограничиться рудниками тоже может быть принято не всеми. Нет решения, которое бы устроило всех. Правда, я не судья и не могу решать за него. Кстати, имени судьи ты не знаешь?

– Мозговитый.

– Слышал о нём. Он умеет самые сложные случаи разрешать. В своё время я встречал его...

Асеро не договорил, так как не знал, известно ли старейшине что-либо о войне с каньяри, а пускаться в объяснения сейчас не хотелось.

– Так как я лицо заинтересованное, то мне нельзя общаться с судьёй до суда, а наедине – и до вынесения приговора. Но ты.... ты ведь можешь рассказать ему о некоторых важных деталях? Это ведь не запрещено?

– Я понял тебя, Слоновий Зуб. Да, конечно, я поговорю с ним до того, как он вынесет приговор.

Старейшина посмотрел на него с какой-то смесью мольбы и надежды в глазах. Асеро понимал его и в то же время понимал, что некоторые вещи невозможны. Девушке уже не вернуть потерянную честь, а значит, люди будут требовать казни насильника, и хорошо, если дело ограничится только им, и не пострадают невинные.

На суд пришли почти все жители обоих селений, да и много из окрестных. Приходили старики и старухи, приходили женщины с детьми за спиной, видно было, что дома остались или совсем уж немощные, или совсем уж занятые. Общественные работы в этот день, разумеется, отменили, ибо согласно тавантисуйским законам работа не должны препятствовать участию в общественной жизни, куда входила возможность посещать собрания и суды, тем более что последние случались крайне редко, далеко не каждый год. Конечно, все работы отложить нельзя ? если ты, например, повитуха, а у тебя в деревне кто-то рожает, то ничего не поделаешь, долг есть долг. Но всё кто только мог, точно пришли.

Для Асеро, разумеется, было приготовлено почётное место, с которого было всё хорошо видно и слышно. Он оглядывал сидевшего под стражей преступника, главного обвинителя, которым был отец девушки и саму пострадавшую, которая куталась в платок, то ли от холода(было ясно, но ветрено), то ли от стыда. Судья должен был прибыть с минуты на минуту, но он что-то задерживался. Во избежание лишних контактов он должен был ночевать в Тумбесе (сам Асеро провёл ночь в селении бывших рабов), но было неясно, что могло задержать его там. Карету и лошадей в таких случаях выдают без задержек.

Потом судья прибыл. Перед всеми он извинился за опоздание, вызванное неожиданной задержкой, потом подошёл лично к Асеро и сказал: "Государь, мою карету обстреляли по дороге. Мне лишь задели руку", – он показал на перевязь на локте, – "но кое-кто из сопровождавших ранен серьёзнее. О них позаботятся, однако я подозреваю, что наши кареты могли просто перепутать, и метили в тебя". Асеро невольно вздрогнул. Скорее бы Горный Ветер приехал разбираться, что ли... Хотя сам ведь накануне послал тому сообщение по спецпочте, чтобы тот в столице разобрался с Тухлым Пирожком. Инти собирался, да не успел... А тот со скандальными связями наведывался в обитель, вполне мог увидеть письмо Чистой Верности и запомнить адрес.

Был, правда, ещё один момент, который Асеро тревожил. Спецпочтой могли пользоваться только люди Инти. Ни он, ни Старый Ягуар прямого доступа к ней не имели. Конечно, Инти и Горный Ветер им доверяли, но... порядок есть порядок, да и как говорил ему Горный Ветер, координатор Ворон тут бы их не понял.

Так что Асеро был вынужден пересылать сообщение через Ворона, который для этого дела вызвал некоего Цветущего Кактуса.

Асеро также спросил юношу, знает ли тот по-английски(испанский они-то уж точно все знают), получив утвердительный ответ, попросил скопировать торговый договор на двух языках, и переслать Горному Ветру, чтобы тот с ним ознакомился сам и показал Искристому Снегу.

Накануне Асеро не думал о возможности измены, но теперь, когда случился обстрел кареты, нельзя было не подумать и об этом. Во всякому случае, Инти в таких обстоятельствах всегда проверял такую возможность самым тщательнейшим образом. С другой стороны, Ворон и Цветущий Кактус должны были знать, что Асеро отъехал из Тумбеса вчера... Может, всё-таки это было именно против судьи? Могут же у него быть враги и из-за этого дела, и вообще...

Тем временем спешно искали человека, который мог бы исполнить обязанности секретаря, так как тот был тяжёло ранен...

Начался суд. Первым излагал дело отец девушки. В его устах ситуация выглядела так – мол, Слоновий Бивень коварно подкараулил его дочь, когда она мирно шла по берегу моря, собирая морские раковины, схватил её и совершил своё мерзкое дело. Мотивами была якобы не только красота его дочери, но и ненависть и презрение к чиму как к слабакам. Он прямо уверял, что все чёрные согласны с поступком их собрата, и сами просто спят и видят, как бы надругаться над местными девушками. Закончил он тем, что желал бы видеть этих чёрных высланными с глаз подальше.

Потом дали слово самому подсудимому. В его изложении история выглядела так: он состоял с девушкой в романтических отношениях, сам назначил ей свидание на берегу моря, и пришла она туда добровольно. Также добровольно она дала себя поцеловать. Ну а после он решил, что раз она согласна на поцелуй, то должна быть и согласна на всё остальное, и приступил к делу. Он подтвердил, что девушка вырывалась и кричала, но сказал, что не воспринял это всерьёз. Намерения кого-то погубить или опозорить у него не было. Впоследствии он собирался на ней жениться. Он боялся, что если он отступится, то девушка сочтёт его слабаком, и не будет уважать. На вопрос, считает ли он себя виновным, он ответил, что раньше не считал, но теперь понимает, что раз вышло так как вышло, то значит и в самом деле сделал что-то не так. И вину готов искупить даже собственной кровью.

Среди публики после этой речи пошли шум и разговоры. Одни осуждали юношу, но были и такие, кто его если не оправдывал, то понимал. Пришлось подуть в рожок, чтобы восстановить порядок. После дали слово девушке. Звали ей Морская Трава:

– Прежде всего, я скажу, что мой отец неправ. Я действительно вышла к Слоновому Бивню на свидание. Однако зная, что любовь к чёрному мой отец не одобрит, я скрывала эту связь. Для начала я хотела убедиться, что с ним действительно можно связать свою судьбу. Увы, он не оправдал моих надежд, применив ко мне насилие.

– Скажи, Морская Трава, ты желаешь смерти своему бывшему возлюбленному? – спросил судья.

– Нет. Он виноват, но смерть мне кажется слишком жестокой карой. Кроме того, у него не было цели унизить наш народ, тут мой отец ошибается.

– А примириться со своим бывшим возлюбленным ты могла бы на каких-то условиях?

– Не знаю. Сейчас нет. Я не хотела бы иметь своим мужем человека, который способен на то, что он совершил. Мне было очень больно и унизительно пережить это. Я не знаю, как я буду жить дальше. Но его кровь не вернёт мне прежней чести.

– Твоё мнение понятно. А теперь пусть выступит Слоновий Зуб, отец подсудимого.

Слоновий Зуб встал и поклонился:

– Я не являюсь кровным отцом этого юноши, но он мне действительно был дорог как сын. Прежде всего хотел бы подчеркнуть, что ни он, ни кто-либо из моих людей никакой ненависти к чиму никогда не выражали. Наоборот, мы очень благодарны вам за то, что вы нас приютили и я очень надеюсь, что эта досадная история не будет причиной охлаждения отношений. Наша беда, что многие из нас из разных народов, у которых приняты разные обычаи, и потому нам трудно усвоить местные, хотя я понимаю, что мы должны это сделать, иначе не ужиться. Вот этот юноша рассказывал мне, что у его народа юноша, не сумевший осилить девушку, считается опозоренным, и над ним смеются все женщины и девушки, а признаком силы считается, что молодая жена после первой брачной ночи даже встать не может. Такой обычай мне самому кажется бессмысленно жестоким, какой смысл так уродовать молодых женщин? Я старался объяснить своим людям, что тут другие обычаи, и что силу применять нельзя, также что лучше не вступать в связь до свадьбы, но увы, он меня не послушался. Мне будет горько, если его убьют за то, что он сделал, но я смирюсь с любым приговором суда, ибо нужно отбить желание следовать этому примеру пусть пока из страха, если пока не все могут по совести.

Мозговитый ответил:

– По нашим законам за насилие над женщиной полагается смерть, однако наши законы позволяют смягчать наказание, если судят тех, кто не усвоил наши законы в должной мере и кого ещё есть шанс перевоспитать. Так не были казнены предатели из тех народов, где этих предателей было большинство. А сейчас перерыв. Я должен подумать.

Мозговитый умолчал об одном. Ему надо было заново перевязать руку, старая повязка ослабла.

– Это ещё ничего, – говорил он Асеро, морщась от боли, – рука заживёт, никуда не денется. Лишь бы мой секретарь выжил, валяется сейчас в жару между жизнью и смертью. Точно мы снова на войне с каньяри.

Асеро ответил:

– Я тоже сейчас про это вспомнил, ведь из тех, кто тогда Острого Ножа судил, мы вдвоём остались. Остальные...

– Да, только один умер от болезни, и то иные яд подозревали. Остальных убили каньяри-мстители. Самое поганое, что иные до сих пор в нём видят народного героя.

Асеро ответил:

– Вот ты мне объясни – откуда это у молодёжи берётся? Теперь там все дети обязательно в школу четыре года ходят, а пока они в школе, их обязательно свозить на мемориал разрушенной бандой Острого Ножа деревни с обязательным рассказом истории. Жили, мол, тут люди, такие же как вы, трудились, детей воспитывали, а потом пришёл Острый Нож со своим кланом и их всех поубивал, не щадя ни женщин, ни детей. Как негодяя, совершившего такое, можно героем считать?

Мозговитый пожал плечами:

– Людей, которые бы не знали эту историю, среди молодёжи и в самом деле нет. Значит, тут возможно только одно объяснение – те, кто считает Острого Ножа героем, не считают это преступлением. Значит, до сих пор считают приемлемым убивать не своих, хотя бы они ни были ни в чём лично виноваты. Что взять с каньяри, если даже среди чиму такие попадаются?

– Хуже всего, если вся эта ситуация со Слоновьим Бивнем сыграет таким на руку. Мозговитый, я не вижу тут хорошего выхода. Какое решение ты бы не принял, казнить согласно закону, или помиловать, учитывая обстоятельства, отправив на десять лет на рудники, всё равно начнётся куча недовольных этим решением, а это чревато большими осложнениями.

– Я уже думал над этим, Государь. Мне уже вспомнился случай суда над англичанином. Некоторые подозревают, что я заранее знал, что Инти подготовит инсценировку народной расправы, но я не знал этого. Если бы знал, был бы против, а так меня поставили перед фактом и пришлось смириться. Тем более что самого англичанина мне ни капли не жаль, он заслуживал смерти без оговорок. Просто сама идея народной расправы создала весьма опасный прецедент. Хотя с Англией он тогда разрулил ситуацию, это не отнять.

– А что ты предлагаешь на этот случай?

– Народное голосование. Пусть люди сами проголосуют казнить его или миловать, тогда какое бы решение не было принято, это не пошатнёт авторитета власти и мира между селениями. А последнее в этом случае важнее всего.

– Знаешь, Мозговитый, это и в самом деле мудрое решение.

– Не мог бы ты сам его и озвучить, я из-за этой раны оратор неважный. Кое-как вытерпел заседание, но боль изматывает. Скорее бы всё закончилось...

– Я понял тебя, друг. Не бойся, сделаю как ты сказал.

Когда Асеро объявил, что в виду сложности и неоднозначности ситуации доверяет самому народу решить судьбу преступника, это было встречено одобрительным гулом.

К удивлению Асеро, голосование не было жёстко связано с цветом кожи. Многие из чёрных голосовали за смерть, многие из местных голосовали за жизнь. О мотивах Асеро мог только гадать – вероятнее всего, больше всего люди хотели мира между народами, и считали, что именно их вариант такому лучше поспособствует. Но куда важнее, что любому из находящихся на площади отсутствие жёсткой связи между цветом кожи и выбором было очевидно, а это был самый важный результат.

После скрупулёзного подсчёта голосов выяснилось, что с небольшим перевесом победили сторонники помилования. Смертную казнь заменили отправкой на рудники. Отец девушки был явно недоволен, но вслух ничего не возражал.

Также Асеро улучил минутку и переговорил с Вороном, прибывшим по поводу покушения на судью. Он сказал, что служба безопасности теперь должна позаботится о Морской Траве. Во-первых, оставаться ей здесь попросту опасно, убить могут, так как папаша, не имея возможности отомстить обидчику за оскорблённую честь, мог отыграться на дочери, а то и близкие сторонники папаши, видя что девушка не настроена непримиримо к чёрным чужакам, могут счесть её «предательницей». Во-вторых, она может оказаться ценной свидетельницей и знать об этих самых противниках бывших рабов больше, чем на суде рассказала. Так что пусть ей предложат трудоустройство где-нибудь в Тумбесе(после случившегося девушка скорее всего сама будет рада уехать отсюда куда угодно), и не выпускают из поля зрения служб. Ворон сказал, что это несложно, и он выполнит.

Асеро планировал задержаться в Тумбесе ещё несколько дней, дождаться Золотого Слитка и Горного Ветра, и потом обсудить с ними текст договора по возможности обращаясь за консультацией к местным специалистам по внешней торговле. За это время он осмотрел несколько мастерских, и даже планировал посетить университет, но его Главный Амаута сказал, что сейчас это крайне нежелательно, поскольку у студентов сейчас экзамены, и их ни к чему отвлекать. Асеро догадывался, что дело не в экзаменах, но решил, что ничего дурного не будет, если попробовать неожиданно заявиться после экзаменов. Точную дату он может и косвенно через того же Старого Ягуара разузнать. Думал Асеро посетить и своего старого учителя Хромого Медведя, но увы, тот оказался болен.

Потом прибыли вместе Золотой Слиток и Горный Ветер, и вдруг неожиданно объявили, корабль с англичанами прибыл в санитарный порт, стоит на карантине, но так как судя по всему больных там нет, то принять их надо будет уже завтра, а значит, надо спешно готовиться к церемонии.

Золотой Слиток сказал, что торжественные церемонии не для него, тем более у него есть другие дела, а с англичанами он предпочтёт потом поговорить более предметно. Асеро и Горный Ветер обсуждали дела за чаем перед сном..

– Вот что я думаю, – сказал Горный Ветер, – про Тухлого Пирожка достоверно известно, что он исподтишка пробирался в обитель Дев Солнца, и там с ними тайно развратничал. Возможно, он использовал это момент для шантажа. В каких-то не таких связях его тоже можно заподозрить. Но всё осложняется тем, что его остальные амаута выгораживают.

– Но почему?

– Типа "свой", которого "чужие" не должны обижать.

– Кто "чужие"? Твои люди?

– Да, – мрачно сказал Горный Ветер, – мои люди для амаута чужие.

– Ну а сломанные судьбы девушек из обители? Они что, считают, что это хорошо – девушек развращать?

– Асеро, пойми... они не то что это хорошим считают. Думаю, никто бы из них не хотел бы видеть обесчещенной свою дочь. Но они считают, что мы им не судьи. Кого они видят во мне? Палача, готового пытать задержанных самым бесчеловечным образом. По сравнению с этим похозяйничать у девчонки под юбкой – мелкая шалость.

– А с чего они взяли, что ты людей пытаешь?

– Когда люди признаются в том, что от них не ждали – всегда возникает мысль о пытках, хотя бы на самом деле мы никого и пальцем не тронули, – когда Горный Ветер произносил эти слова, он смотрел куда-то в сторону, будто вспоминая что-то не очень приятное. В неверном свете свечи его лицо показалось Асеро старше, чем оно есть, – они почему-то думают, что мы всемогущи. Но только на деле наше могущество напрямую зависит от того, насколько люди готовы нам доверять. Если нам не доверяют, то мы.. тогда мы почти бессильны.

Асеро решил сменить тему разговора:

– Послушай, что ты скажешь насчёт документа? Ты ведь его внимательно должен был изучить. Где там подвох?

– В самом документа я подвоха не вижу. А мы с Искристым Снегом его под увеличительным стеклом изучали, – Горный Ветер вздохнул, – и скорее всего подвох не в документе. Его можешь подписывать спокойно.

– А в чём тогда подвох?

– В том, что у них база неподалёку. Впрочем, ты, я думаю, об этом и без меня догадался.

– А твои люди не могут эту базу найти.

– Не могут. И расспросы бывших пленников ничего не дают. Там пленников специально держат так, чтобы они не могли о её расположении сказать. Так что остаётся два варианта, один другого сквернее. Первый, что база находится на испанской земле. Однако это не может быть в тайне от испанцев. Тогда приходится предположить, что они против нас сговорились. А натиск обеих держав наша страна может и не выдержать...

– А второй вариант?

– Измена в наших рядах. То есть что изменники итак знают где эта база, но не сообщают.

– И как ты это можешь проверить?

– Перетасовать людей. Но это просто так не сделаешь, без естественного предлога. К тому же... понимаешь, Асеро, это ведь всё те, с кем я в Новой Англии воевал! Мой отец видел много всякого, но никогда! Слышишь, Никогда, его не предавал никто из "амазонских"!Что может быть чудовищнее – предать того, с кем делил многочисленные опасности. Кроме того... моряков так просто на других не заменишь.

– Ты не знаешь что делать?

– Да нет, почему же. Остаётся следить за англичанами. Может, что-то и выудим. Но ты понимаешь, я ведь был за то, чтобы выпроводить их потом как можно скорее... а теперь не получится. И с отцом не посоветуешься, нельзя ему про это знать. И моя жена теперь одна с двумя детьм, а скоро будет и с тремя, не может обучать английскому языку наших людей. В общем, скверно всё складывается.

– А найти детям няню?

Горный Ветер покачал головой:

– Связываться с непроверенным человеком в этом отношении слишком опасно.

– А разве нет проверенных? Ну та же Звезда... она с детьми возиться любит.

– Любит, но с девочками. Ну с Унау она бы ещё могла, может быть... А вот с Тамарином никак. Ему бегать надо, прыгать, носиться.... А Звезда располнела, ей бы сидеть и вышивать... В общем, не может она за ним уследить. И разлучать братьев нельзя. К тому же ты понимаешь... Наши враги могут рассматривать моих детей тоже как возможных кандидатов на Алое Льяуту.

– Что ты думаешь насчёт завтра?

– Пока ты будешь любезничать с послами, я их буду наблюдать со стороны. Вряд ли я кого из них узнаю, но всё может быть. А теперь надо спать, если мне удастся заснуть. Ну а ты по-любому должен отоспаться.

– Да я тоже не думаю, что засну. Потому что мы... мы фактически сдались, Горный Ветер. И я и ты. Мы всё-таки пускаем их в страну. Хотя и с возможностью выдворить в любой момент. Но я не уверен, что это будет просто на самом деле.

– Наша беда, Асеро, в том, что большинство не на нашей стороне. Мы и нам всё равно пришлось бы или прогнуться под большинство, или расстаться с властью, а возможно и с жизнью. Раскол среди носящих льяуту, если о нём стало бы известно извне, а стало бы с такими утечками, всё равно бы спровоцировал войну на очень невыгодным для нас условиях. Повторились бы времена Уаскара и Атауальпы. Будь мой отец здоров, у нас ещё были бы шансы на победу, хоть и не очень большие, но теперь... Впрочем, ты и сам понимаешь.

– Понимаю. Честно говоря, раскол среди тавантисуйцев опаснее англичан. Вопрос именно в том, чтобы переубедить большинство, но это газета, а на Газете Жёлтый Лист. Впрочем, если англичане выкинут что-нибудь из ряда вон, он всё равно замолчать это не сможет... в общем, нужно чтобы большинство поменяло своё мнение, тогда мы сможем всё переиграть. Ну а пока приходится плыть по течению, потому что выгрести против у нас всё равно сил не хватит. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

С погодой в день встречи англичан как-то особенно не повезло. Бури не было, но моросил дождь и стоял густой туман. Тавантисуйцы отговаривали английского капитана от столь опрометчивого шага как путешествие по морю в тумане, но тот и слушать не желал, так что теперь официальные представители Тавантисуйю, скрыв свои торжественные наряды под пончо, стояли на портовой площади зябко поёживаясь и моля всех морских богов, чтобы с англичанами ничего не случилось, иначе дипломатические осложнения было сложно предугадать.

Старик наместник выдержал только полчаса, но потом пожаловался, что ему плохо, разнылись старые кости и надо лечь, так что пришлось его отпустить. Асеро с грустью подумал, что через какое-то время и он может не выдержать, и что же тогда делать? Юпанаки наместника был в отъезде из-за аварии на одной из удалённых акваферм и ждать его в этот день явно не следовало, так как тавантисуйцы в такую погоду точно бы не стали выходить в море.

– Послушай, – спросил он у Горного Ветра, – а зачем англичанину так бессмысленно рисковать собой и своими людьми?

– Затем что их капитан – рубаха-парень, "драйвер", на их языке.

– Но ведь он рискует не только собой, но и другими, – возразил Асеро.

– Ну и что? Жизнь простых матросов для них вообще не имеет значения. А рисковать они любят.

– Почему?

– Потому что если рискнут и им повезёт, то они радуются не просто удаче, а тому, что высшие силы к ним благосклонны, и им будет по жизни везти и дальше. А если неблагосклонны, то жизнь для них всё равно ценности не представляет.