Текст книги "Тучи сгущаются (СИ)"

Автор книги: Лориана Рава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 41 страниц)

– Почерк левой руки, – тут же сказал Инти, стоило ему только взглянуть на текст.

– Незнакомый? – спросила Луна.

– Почерка левой руки у всех людей похожи, так что их трудно опознать, особенно, если до этого человек писал только правой.

Некоторое время Инти спокойно читал, потом вдруг изменился в лице, схватился левой рукой за сердце. "Нет, только не это..." – шепнул он.

– Инти, тебе плохо? Говорил я, не надо тебе это письмо читать.

– Всё равно я узнал бы об этом рано или поздно. Значит, если помру от этого, значит, судьба моя такая.

– Лучше тебе лечь. Сейчас вызову воинов с носилками.

Инти отхлебнул воды из стакана.

– Не надо носилок, дойду сам. Мне уже лучше. Но лечь мне и в самом деле необходимо.

Инти встал, Асеро взял его под руку.

– Сейчас я тебя доведу.. Луна, скажи кому-нибудь из охраны, чтобы они съездили за лекарем в деревню, без него тут явно не обойтись.

После того как все необходимый в таком случае хлопоты были выполнены, Асеро вновь пришёл к столу за роковым письмом. Гонец, видя такой результат принесённого известия и не желая себе дальнейших неприятностей, тут же поспешил ретироваться.

– Вот что, дело скверно, – сказа Первый Инка, – Давайте я лучше зачитаю вам это злосчастное письмо, а потом вместе решим, что делать. Инти мне разрешил. Но для начала предыстория. Ты, Золотой Подсолнух, наверное слышал о том, что у Инти был сын по имени Ветерок, который проникся христианскими книгами, совершил измену Родине и был за это отправлен на лесоповал.

Бывший монах ответил:

– Ну, нашлись желающие рассказать мне эту историю под видом страшной тайны. Хотя, я так понимаю, особенной тайны тут нет.

Асеро ответил:

– Конечно, это не тайна, – суд в своё время наделал шума. Ветерок официально отрёкся от своего отца, однако его отец всё-таки даже на лесоповале приглядывал за сыном. Он в глубине души всё-таки надеялся на его раскаяние.

– А как он за ним приглядывал? Неужели специально своих людей посылал?

– Ну не то чтобы специально, но среди осуждённых был один человек, который был согласен на такое дело добровольно и не за награду. Почему так – долгая история. Но вот это письмо – от него.

И Асеро начал читать:

Инти, которому я обязан более, чем отцу!

Пишу эти строки левой рукой, потому что правая у меня в лубке, переломана в нескольких местах, если заживёт, то нескоро, и никогда уже не будет такой же ловкой как прежде. До крайности обидно становиться калекой в цвете лет, накануне освобождения и начала новой жизни. До конца моего срока оставалось совсем немного, и меня уже отпускали в соседнюю деревню по мелким поручениям. Там я познакомился с дочерью учителя, милой и скромной девушкой, совсем не такой как Морская Пена. Она мне понравилась, да и я ей полюбился. В этом краю к бывшим каторжникам отношение спокойное, отбыл свой срок и можешь начинать жизнь заново. В общем, моя дальнейшая судьба казалась мне довольно безоблачной: я женюсь и стану помощником учителя. О лучшем в моём положении не приходилось и мечтать.

Настроение у меня от этого было приподнятое. А Ветерок, глядя на это, от меня отдалялся. Теперь я думаю, что я его просто раздражал своими радужными мечтами и близкой свободой. Ведь ему самому ещё пять лет оставалось, да и на будущее никаких внятных перспектив. Это ведь очень тяжело чувствовать себя никому не нужным. Я его понимал, но утешить теперь не мог. Когда я был таким же одиноким, несчастным и никому не нужным, ему, наверное, было чуть-чуть легче от этого, но я не мог продолжать быть несчастным чисто ради него!

И однажды вечером случилось то, что случилось. Ветерок заметил, что я что-то пишу. До того я старался делать это только когда он уже спал, но с тех пор как у меня появилась невеста, я уже не таился, так как всегда мог отговориться, что черкаю письмецо ей. Но тут он ничего не стал спрашивать, молча подошёл, вырвал письмо у меня из-под рук и в гневе разорвал его в клочки. (Думаю, что он только первую строчку увидел)

– Так значит Инти ты ставишь даже выше родного отца?! – вскричал он, – и все эти годы доносил на меня, гнида! А я ещё с тобой откровенничал.

– Я делал это в том числе и ради тебя, Ветерок. Пойми, что своему отцу ты всё-таки не совсем чужой. Да и чем он перед тобой виноват? Да и носящие льяуту тебя пожалели.

– Ты ещё будешь оправдывать этих сволочей, живущих в разврате и роскоши?

– Не тебе их судить, Ветерок. Они могли лишить тебя жизни по закону, но пощадили тебя, будь же и ты великодушен.

– Как будто они имели право меня судить, жирные сволочи.

– Разве и твой отец для тебя жирная сволочь?

– Не смей называть эту тварь моим отцом! Да я прибью тебя, ублюдок!

С этим словами он потянулся к моему горлу и чуть не задушил меня. Я попытался защититься, пнул его в солнечное сплетение, он сложился пополам и поневоле отпустил мою глотку. Надо было бежать и звать на помощь, но мне было так неловко оставлять его после своего пинка, оказавшегося куда более сильным, чем я рассчитывал. Я тогда до конца не осознал, что он покушался на мою жизнь, но мне было страшно его покалечить. Короче, я промешкал и Ветерок, очнувшись, принялся за дело по новой. Я уже и сам точно не помню, как именно мы сцепились и ему удалось переломить мне правую руку сразу в нескольких местах. В конце концов на шум сбежались соседи и охрана, которая разняла нас. И вот рука в лубке, я теперь калека, а Ветерку за покушение на мою жизнь добавили ещё десять лет.

Искренне преданный тебе, Инти, Уайна Куйн.

– Так вот, – сказал Асеро, – Инти ужаснула как чёрствость юноши, так и то, что тот двадцать лет, считай всю жизнь, должен будет провести на каторге. Но меня в данном случае волнует другое. Допустим, Уайна Куйн мог не знать о болезни Инти и потому описать случившееся во всех подробностях, однако те, кто передавал это письмо, не могли не знать об этом. И тем не менее письмо передали! Я вот думаю, не может ли кто-либо специально попытаться Инти таким образом добить? Вот что, Золотой Подсолнух, всё равно ведь тебе по делу Шпината придётся обращаться к Горному Ветру, изложи тогда и мои соображения на этот счёт.

– Разумеется, государь. И я так понимаю, что чем быстрее я отправлюсь, тем лучше. Только я хотел бы попрощаться с Инти.

– Хорошо, только о делах с ним не говори.

В то время, когда потрясённый Золотой Подсолнух скакал обратно в Куско, Инти шептал сидевшему возле его постели Асеро:

– Как же это так, зачем он это? Ведь ещё на десять лет каторги себя обрёк и невинного человека искалечил. А меня при этом считает жирной сволочью.... Ну почему так?

– У него характер в деда. Сам небось помнишь, что старик всё делил на чистое и нечистое, правильное и неправильное. Без полутонов. Потому что на чистом не должно быть ни пятна, ни порока. Но ведь человек не водопровод, который или исправен, или неисправен. А Ветерок в его положении должен или себя считать неправым, а всех остальных – правыми, или наоборот. Но счесть себя неправым ему не позволяет гордость. Которая у него тоже от деда. А кроме того, ему просто удобнее считать себя правым, а нас – жирными сволочами. Не вини себя, ты ни в чём не виноват.

Прибывший лекарь по имени Долг-и-Честь сказал, что как минимум ещё месяц необходим полный покой и постельный режим.

– Скажи мне одно, мои дела совсем безнадёжны? – спросил Инти лекаря, когда они остались наедине, – я знаю, что на такой вопрос вы обычно избегаете отвечать утвердительно, но... ты не можешь не понимать, что ложь может больно ударить по нашему государству?

– Не беспокойся, я специально назвал как можно больший срок. Я же понимаю, что они хотели добить тебя этим письмом.

– Но кто? Его автор? Нет, он не такой человек, он не мог... Да и о моей болезни он не знал.

– А ты уверен, что это письмо именно Уайна Куйн написал? Почерком левой руки мог написать кто угодно.

– Но ведь и стиль его.

– Допустим. Но всё равно меня смущает одна деталь. Ведь это твои люди левой рукой писать привычны. А тот юноша до того едва ли развивал в себе этот навык. Я бы на его месте подождал бы, чтобы скорее зажила правая.

– Но если он на это не надеется, раз у него там всё так плохо?Перелом в нескольких местах может и в самом деле превратить его в калеку...

– А вот это ещё более подозрительно. Я так понимаю, Ветерок не богатырь, а Уайна Куйн мраморной болезнью не страдает, иначе кто бы его на лесоповал отправил? Конечно, бывают просто неудачные случаи, но тут маловероятно. Слишком многие интересуются твоим здоровьем, Инти... Иными словами я думаю так: в общих чертах там случилось то, что было описано, но при этом писал не Уайна Куйн, писали за него.

– Если ты прав. Долг-и-Честь, то это значит одно – этот кто-то очень плотно следил за нашей перепиской. Иначе он не смог бы подделать стиль Уайна Куйна. Конечно, проверка нужна. Но всё равно, мне бы хотелось знать, смогу ли я когда-нибудь вновь стать настолько здоровым, чтобы вернуться к делам.

– При обычных способах лечения шансов мало, – ответил лекарь, – однако я изобрёл одно средство, которое уже помогло нескольким больным, и если ты согласишься его попробовать на себе, то шанс на выздоровление есть.

– И давно это средство появилось?

– Идея эта родилась у меня около двух лет назад. Опробовал на пяти крестьянах, все они живы и более-менее здоровы, хотя у двух из них сердце всё-таки пошаливает... Раньше я боялся, что это наложится на яд, и эффект будет непредсказуемый, да к тому же ты всё равно выздоравливал. Если бы не проклятое письмо, ты бы мог вернуться в столицу через дней пять. Но тут придётся прибегать к новому средству. А это – очень рискованное дело. В случае неудачи я ведь тоже могу.... угодить на виселицу как твой отравитель.

– Я рисковал всю жизнь, – ответил Инти, – а чтобы тебе было спокойнее, могу написать на эту тему специальную бумагу.

Асеро глядел на замок с лёгкой грустью. Меньше месяца отдыхали, но он и сам понимал, что пора и честь знать, возвращаясь к делам. Тем более что Луна давно уже поздоровела и ни на что не жаловалась, ребёнок у неё в животе нормально шевелился, хотя конечно ездить верхом и прочие опасные вещи для неё находились под запретом. В общем-то когда Асеро говорил Инти, что хочет задержаться до Райма Инти, он в первую очередь имел в виду, что это лучше всего для жены. Впрочем, он понимал, что скорее всего так не получится – что-то случится и вызовут в столицу. И вот случилось...

Англичане побывали на шахтах и что-то там натворили. Что – понять невозможно, потому что Дэниэл опять встал в позу, и сказал, что показания только в суде давать будет, а суд только по английским законами признаёт. Инженер шахты, Аметист, при этом нёс на бумаге какую-то околесицу, каялся, говоря, что был неправ, дав обещание, а потом поняв, что оно противоречит законам Тавантисуйю. Он умолял освободить его от должности, и даже просил отправить на каторгу, и понятно, что столь эмоциональное состояние никак не способствовало ясности изложения.

Хотелось бы, конечно, получить ещё разъяснения от Киноа и от Главного Горного Инженера (вот и повод с ним познакомиться поближе), но это можно сделать только в Куско.

В Куско даже заезжая во дворец, Асеро Первым же делом отправился к Киноа:

– Приветствую тебя, Государь. Не думал, что ты так быстро. Я отчёты не успел подготовить, будут к вечеру.

– К Супаю отчёты. Давай лучше с ситуацией разберёмся. Сначала объясни мне, зачем после того разговора ты всё-таки подпустил англичан к шахтам?

– Видишь ли, Асеро... после того разговора Дэниэл через некоторое время выразил сожаление, что был так резок, признал, что многого не понимает на тему того, как у нас всё устроено, и сказал, что если бы мог ознакомиться со всем поближе, описать это, то есть шанс, что в Англии найдутся люди, которые нашими системами заинтересуются. Асеро, ты ведь понимаешь, что это именно то, чего мы жаждем всем сердцем! Чтобы англичане поняли нас! Так что я согласился несмотря на возражения Рудного Штрека...

– Кстати, он в столице? Я могу поговорить с ним по этому делу?

– Увы, Асеро... вчера пришло известие, что он погиб.... Полез лично инспектировать шахту, а там обвал... много народу погибло, и он в том числе...

Асеро так и сел на стоявшую рядом скамью для посетителей.

– И это случилось... после того как я написал тебе, что его кандидатуру следует рассмотреть на предмет синего льяуту? – глухим голосом спросил он.

– Да... вскоре после этого. Но не думаю, что тут какая-то связь...

– Я чувствую себя убийцей... Неужели они решили его убрать только из-за этого?!

– Что ты, Асеро! Ведь не могли же они убить столько людей из-за одного Рудного Штрека! Думаю что авария случилась по естественным причинам...

– Не могли? – горько усмехнулся Асеро, – Ты наивен как огнеземелец, Киноа. Всё они могут. Хоть всех тавантисуйцев убить. Если уверены в безнаказанности...

Киноа только грустно вздохнул в ответ:

– Что ты, что Горный Ветер, два сапога пара. Тот тоже сразу же убийство заподозрил, и тут же про кисеты из мошонок и женских грудей напомнил. Но он-то понятно, что на такие вещи в Новой Англии насмотрелся, да и работа у него такая – всех подозревать, а я предпочитаю просто верить в людей, когда в них можно верить.

– Киноа, я вспоминаю Алого Мрамора. Он когда-то также в людей верил. И в Горного Льва верил, не думал, что тот способен на убийство... И вот ты знаешь, чем всё кончилось. Мне страшно, Киноа, в том числе и за тебя. Я-то хотя бы понимаю, что надо беречься, и "ходить опасно", а ты... вот я к тебе зашёл запросто, никто и слова не спросил, куда мол, зачем... может, они меня узнали даже в дорожном платье, но думаю, так к тебе может зайти любой... А ведь ты теперь не просто носящий льяуту, вроде Золотого Слитка, ты ведь мой вероятный наследник. Случись со мной что, как с Рудным Штреком, и вся власть у тебя.

– Не думаю, что мне сейчас сильно поможет усиление охраны у дверей, – возразил Киноа, – злодей их перехитрит, а честных людей они отпугнут. Так что не буду я от народа запираться, будь что будет.

– Ладно, вернёмся к делу. Что всё-таки произошло на этих растреклятых шахтах?

– Асеро, ты не бойся, история со взрывом к этому отношения не имеет. Там никого из англичан и близко не было. А с англичанами и Аметистом ерунда там произошла. Насколько я понял, Дэниэл и Аметист, инженер главной изумрудной шахты из Изумрудов, напились вместе, и Аметист подписал подсунутую Дэниэлом бумагу. Дэниэл видимо, так до сих пор и не понял, что подпись нижестоящего может отменить вышестоящий. Без одобрения сверху эта подпись не имеет никакой силы. Так что дело яйца выеденного не стоит, зря Аметист так переживает.

– Не зря. Если не имеет силы, то зачем тогда Дэниэлу эта подпись, или он не понимал, что не имеет? Нет, должен был понимать.... – Асеро вспомнил слова Дэниэла, где тот сравнил Тавантисуйю с поместьем, а его, Первого Инку, с владельцем этого поместья, – А что если Дэниэл почву для будущего готовит? И эта бумажка ему после переворота будет очень кстати? Если тогда вышестоящих просто не будет.

– Асеро, мне это кажется бредом. Никаких заговорщицких планов за этим не стоит. Англичанам и так выгодно торговать с нами.

– Выгодно? Ты уверен? Хорошо, скажи тогда, что именно им выгодно продавать нам? Наша преимущество в том, что мы всё необходимое для себя можем производить сами. Но как раз англичанам и другим европейцам это крайне неудобно.

– Ну пока мы не знаем, что они что-то изобрели, мы в этом и в самом деле не нуждаемся. Но теперь трудно представить свою жизнь без ножниц и многих других приятных мелочей. Асеро, сам подумай, вот мы пишем сейчас пером, на бумаге, латинским алфавитом, а всё это изобрели в Европе! А сколько всего мы ещё не заимствовали! Там наверняка найдётся ещё немало полезного! Это просто бездонный колодец усовершенствований.

– Увы, Киноа, тут-то и кроется твоя главная ошибка. Думаю, что этот колодец мы уже вычерпали до суха. Ножницы, бумагу и прочее мы заимствовали давно, а что нового за последние месяцы?

– Наша беда, Асеро, что они изначально смотрели на нас как на дикарей, и потому не удосужились прислать сюда нормальных технических специалистов. Дэниэл очень удивился, когда узнал, что у нас в шахтах тоже насосы есть. Правда, он говорит, что они у них лучше...

– Ты сам говорил, что он тут не разбирается, значит, насчёт "лучше" может и ошибаться. Я уже понял, что с гидравликой у них не очень. Или всё-таки разбирается? Мог он лично подрыв в шахте организовать?

– Лично он нет, у него неколебимое алиби. Асеро, пойми, мы всё равно должны торговать с ними, чтобы войны не было.

– И быть готовыми свернуть торговлю в любой момент, когда поймём, что война неизбежна. И понимать это должны трезво. А ты слишком обольщаешься возможными выгодами, Киноа.

– Да, я возлагаю большие надежды на книжный обмен. Так мы поймём, что у них есть и чего нам не хватает, в полном объёме.

– Ну а если ничего такого не обнаружится? Тогда как? Ведь это значит, что война неизбежна! Если мирная торговля для них менее выгодна...

– Я понимаю, что ты хотел бы прикрыть лавочку. Однако Горный Ветер на корабле своего человека к англичанам отправил. Если прикрыть сейчас – значит его погубить.

– Понимаю. Я не говорю про сейчас. Однако я думаю о будущем и ты тоже должен думать о будущем. А если Горный Ветер сумеет доказать, что Рудного Штрека убили этим обвалом? И найдёт кто убил и зачем?

– Когда он что-то выяснит, тогда и поговорим об этом. Как у тебя Луна себя чувствует? Как она пережила случившееся? И она действительно мальчика потеряла?

– Чувствует себя нормально, выкидыша у неё не было, это был ложный слух.

Киноа вздохнул с облегчением, и Асеро ясно увидел, что облегчение у того непритворное. Вообще Киноа притворяться не умеет. На его должности это ещё терпимо, а вот с Алым Льяуту это плохо совместимо.

– Асеро, у меня просто гора с плеч свалилась. Я не хочу чтобы мои сыновья, которые сейчас ещё малыши, наследовали Алое Льяуту. Слишком это всё-таки трудно...

Асеро улыбнулся:

– Да полно Киноа, разве у нас с тобой такая уж плохая жизнь? Конечно, когда не надо возиться с англичанами. На отдыхе у меня была возможность подумать об одном проекте усовершенствования транспорта...

– Асеро, не стоит об этом думать... Я знаю о чём ты. Делать деревянные дорожки для колёс нельзя, горы облысеют... уже считали.

– Но там было предложение не из дерева, а из железа делать. И топить углём.

– Ну если уголь древесный, то опять же горы облысеют, а если уголь в шахтах добывать, то всё-таки слишком велики трудозатраты по сравнению с результатом.

– Допустим, ты прав, но вот что я понял – стране необходимы крупные проекты. Иначе у нас молодёжь закисать начинает. Почему при Манко мы не так боялись рисковать, как теперь?

– Потому что понимали, что от этого зависит само наше существование. А сейчас любой крупный проект воспринимается с сопротивлением. Это означает пусть временно, но откусить кусочек от своего благосостояния. Не всем хочется жертвовать собственным благополучием ради покорения вершин. А не учитывать народное мнение мы не можем.

Асеро на секунду задумывался, переваривая эту новую для него мысль. Неприятно, но в данном случае Киноа, похоже прав.

– Потому ты и делаешь такую ставку на изобретения англичан? И развитие, и жертвовать благополучием народа ради него не надо?

– Да, Асеро, ты меня понял наконец-то.

– Понял, – мрачно сказал Асеро, – понял я, что в стране много более серьёзные проблемы, чем я думал. Значит, придётся их решать, но над ними ещё думать и думать надо.

Наконец наступил день суда. Асеро как и положено воссел в тронном зале и к нему ввели обоих фигурантов дела. Он вгляделся в их лица. Аметист был бледен, испуган и растерян, Асеро уже знал, что тот даже и попытки самоубийства предпринимал, до того его довела вся эта история. Дэниэл был невозмутим и спокоен, возможно и оттого, что знал – перед любым судом в Тавантисуйю он как чужестранец легко выпутается. «Он меня раскусил уже», – с грустью подумал Асеро, – «Я могу сколько угодно хмурить брови на троне, он-то понимает, что моя власть имеет свои границы. Я могу сколько угодно хотеть его наказать – но без санкции носящих льяуту не могу, а они на суровое наказание едва ли дадут согласие». Секретарь уже подготовил принадлежности на письма, можно было начинать допрос обоих

– Пусть первым говорит Аметист, – сказал он, обращаясь к несчастному инженеру.

Тот начала, слегка запинаясь:

– Государь мой, я признаю что я виноват. Этот человек, – Аметист указал на Дэниэла, – говорил, что соображает в горном деле, и сказал, что знает способ, как улучшить работу наших шахт. Я показал ему наши шахты и посёлки горняков, он много расспрашивал об их работе, и было видно, что он в этом кое-что понимает, а про многое у нас говорил, что это можно улучшить.

– Дэниэл, ты подтверждаешь его слова?

– Да, я говорил, что шахты можно сделать более эффективными и прибыльными.

– Аметист, продолжай!

– Я попросил его поделиться секретами, но он сказал, что это возможно только при условии, что мы заключим контракт на совместное владение новой шахтой, которую построим на паевой основе...

– А известно ли тебе о подобном разговоре этого человека с Киноа и Рудным Штреком?

Аметист только глаза опустил ещё ниже.

– Тогда не было известно, а сейчас я знаю всё...

– Всё было так, как он говорит? – опять переспросил Асеро Дэниэла. Первый Инка не сомневался в откровенности тавантисуйца, но должен был переспрашивать для соблюдения формальностей.

– Пока не лжёт, – ответил тот гордо вздёрнув нос и поведя бровью. От этого жеста веяло высокомерным раздражением.

– Я послал запрос в столицу, разузнать возможно ли это. Точнее, мы вместе этот запрос составили. А потом нам в ответ пришло разрешение...

– От кого? От Рудного Штрека?

– Да, там стояла его подпись.

– Я видел эту бумагу, – сказал Асеро, – Потому не могу обвинять тебы в том, что ты ей поверил. Однако зная нынешние печальные обстоятельства в этом приходится сомневаться. Дата как раз соответствует дню его гибели. Но зная про тот разговор, теперь не думаю, что он мог его подписать. Есть ли свидетели, которые видели бы эту бумагу у него?

– Увы, Государь, – сказал Горный Ветер, – все люди, которые могли бы прояснить этот момент хоть немного, погибли вместе с ним. И я хотел бы добавить, что была проведена графологическая экспертиза. Подпись Рудного Штрека вызывает сомнения в своей подлинности. Но увы, так как он мёртв, мы не можем железно доказать подлог.

Асеро сказал:

– В любом случает Рудный Штрек не имел права принимать такие решения единолично. Горный Ветер, чьи подписи на ней ещё были?

– Киноа, однако он уверяет, что ничего не подписывал. И прошёл тест зеркалом. В общем-то я уверен в его честности. Думаю так – есть у злоумышленников человек, который подписи подделывает. Подписей Киноа в его распоряжении было много, а вот Рудного Штрека не очень, её достать могло быть сложнее. Сейчас бумага проходит дополнительную экспертизу, но если есть необходимость, можно послать за нею.

В этот момент в зал вбежал гонец, что-то взволнованно зашептал на ухо Горному Ветру, и тот сразу помрачнел.

– Прости Государь, но дело скверно. Бумага пропала, и похоже, с концами. Никто не был в моём доме, кроме жены детей и моих людей. Значит, среди них измена.

Дэниэл при этом как-то уж очень откровенно ухмыльнулся.

– Ты уверен, что про это стоит говорить вслух? – спросил Асеро.

– От кого скрывать, этот уже всё знает, глядите как ухмыляется.

– Жена тебе поди изменяет, вот и ухмыляюсь, – ответил тот, – Как будто для кого-то секрет, что ты женился на позорной женщине, которую до того...

– Лапали сволочи вроде тебя.

– Для персоны королевской крови ты слишком мало думаешь о своей чести.

– Да уж забочусь об этом получше твоего. В отличие от вас, блядунов, я никогда не пятнал себя развратом и тем более насилием. Мы считаем низостью пользоваться уязвимым положением женщины, и не покушаемся при этом её честь.

– Какая может быть честь у рабыни, которую уже выставили в голом виде на торги? Такая женщина годится в наложницы, если красива, но никак не в жёны, порядочному мужчине! Тем более королевской крови. Порядочная женщина, если бы ей и случилось попасть в рабство, скорее покончила бы с собой, чем вышла бы на торги!

– Было бы лучше, если бы рабовладельцы, которые сначала растлевают и насилуют женщин, а потом ещё имеют наглость разводить морализм, сами бы кончали с собой. Я не могу доказать, что ты этим занимался, увы, но мне довольно того что ты это одобряешь!

– Прекратить перепалку! – властно приказал Асеро.

– Что касается бумаги, вы не можете теперь ничего доказать, – возразил Дэниэл.

– Допустим, доказать и не можем. Но и добиться своей бумагой ты уже точно ничего не можешь. Или, может, ты радуешься беде этого несчастного?

– Он сам виноват, нечего было напиваться.

Несчастный упал на колени и зарыдал.

– Прости, Государь, но я к этой бумаге не особенно приглядывался. Не привык я быть к ним внимателен, каюсь. Я горное дело знаю, а тонкости законов мне никогда не давались. Дэниэл Гольд разработал проект и написал контракт. Я... прости меня, государь, я подписал договор не читая его очень внимательно. Государь, к тому моменту я... я считал уже этого человека своим другом. Мы ещё тогда выпили вместе, он угощал, а я не устоял....

– Всё-таки я думаю, что это мошенник тебя подпоил, чтобы ты в договор не вчитывался. Я вполне осведомлён о мерзких обычаях белых на этот счёт, – сказал Асеро, – ладно, Аметист, продолжай.

– А потом я на трезвую голову ознакомился с проектом, и понял, что не могу его воплотить в жизнь. Государь, ты знаешь наши законы. В мирное время наши рудокопы не могут работать больше одной смены, кончают они отрабатывать миту сильно раньше, чем крестьяне и многие другие работники, а пайки у них более богатые и разнообразные по рациону. Также у нас в шахтах необходимы крепи и прочие моменты, связанные с обеспечением надёжности. Этот же человек хочет всё это убрать! Мол, тогда шахта станет доходным делом! Я ужаснулся – ведь это столько калек, столько сирот, столько людского горя! Хотя я и инженер, но в дни своей юности, и и сам махал киркой в шахте, и я понимаю, что приняв все этим меры, я по сути стану убийцей! Нет, и ещё раз нет! Тогда я сказал Дэниэлу, что вынужден разорвать с ним договор, так как не могу идти против законов Тавантисуйю. А на это он указал, что в случае досрочного разрыва я должен буду заплатить ему всю неполученную им прибыль, размер которой должен оценить он сам. И он оценил... Во всей нашей казне нет столько золота и серебра, чтобы заплатить!

– Ну значит будете платить мне постепенно под проценты! – ухмыльнулся Дэниэл, – ничего, лет за двадцать выплатите!

– За двадцать лет! – вскричал Асеро, обалдев от такой наглости, – да с какой это стати тавантисуйцы должны работать на тебя?! Они что – твои рабы?!

– С такой, что нужно соблюдать договор, – ответил Дэниэл, – законность превыше всего.

– Неужели законность состоит в том, чтобы соблюдать договор, который ты обманом заставил подписать этого несчастного, подпоив его?

– Я ему насильно в рот виски не вливал. Всё было добровольно, так что пусть отвечает за свои слова. Можете продать его с семьёй в рабство, это частично покроет издержки.

– Я готов ответить, – ответил злосчастный инженер, – я итак уже отвечаю. Моя мать, узнав о моём позоре, слегла, а помолвка моей дочери на грани разрыва из-за того, что родные жениха бояться позора. А те несчастные, которых ты решил угробить, завалив в шахтах или искалечив непосильным трудом, они чем виноваты? Они с тобой даже виски не пили и никаких бумаг не подписывали...

– А что мне за дело до них? Ты дал слово – ты за него и отвечаешь, – ответил Дэниэл, потом обратился к Первому Инке, – Государь, я не понимаю одного – почему ты так жалеешь своих подданных? Твоя страна уже итак перенаселена, бабам не трудно нарожать тебе новых рабов, так что ничего страшного, если какая-то часть твоих людей погибнет в шахтах.

Асеро даже гневно привстал с трона:

– Да как у тебя язык поворачивается даже советовать мне такое?! Чтобы я обратил своих братьев в рабов и обрёк их на верную смерть?! Да, я знаю, как обстоят дела в вице-королевствах – когда испанцы только захватили эти земли, то они на неделю запирали рабов в шахтах, и из четырнадцати здоровых мужчин только половина возвращались оттуда калеками, а остальные оставались там навеки. От подобной жестокости обезлюдели целые области! Теперь там, где подвоз рабов затруднён, а местное население таким образом частично истреблено, даже испанцы вынуждены вести добычу не столь варварскими методами, потому что если истребить людей – некому будет работать на белого человека. Но тавантисуйцы не рабы, и я никогда не пожертвую их жизни в угоду твоей жадности, чужеземец. Договор, заключённый обманом, я не считаю действительным, и платить по нему мы ничего не будем. Мало того, если подобный номер повторится, то ты будешь изгнан из страны. И это уже второе предупреждение. Ты понял, чужеземец?!

– Ты думаешь, что много найдётся желающих с тобой сотрудничать, если ты прямо сейчас вырвал у меня столь лакомый кусок изо рта? – иронически спросил Дэниэл.

– Как бы кто ни ценил ягуаров, но если "кусок", который у него в пасти, моя рука или нога, я постараюсь высвободиться любой ценой. Впрочем, я уже понял, что как хищники, вам ягуары и в подмётки не годятся, разве что акулы или пираньи вам родня, – столь же иронически ответил Асеро, – ладно, ступай, я даже не буду отдавать приказа о твоём аресте, но если выяснятся новые подробности – могу и изменить своё решение.

"Знаешь, скотина, что я не могу этого сделать без санкции всех носящих льяуту" – подумал он при этом про себя.

Когда Дэниэл покинул тронный зал, Асеро сам сошёл с трона, и подошёл к несчастному инженеру, которого охрана подняла таки с колен, и поддерживала в вертикальном положении.

Асеро усадил его на стул и сказал:

– Успокойся, ты совершил ошибку, но не преступление. Так что максимум, что тебе грозит – это понижение в должности. Давай лучше говорить будем не здесь, а сядем и куда-нибудь и спокойно побеседуем. Главное, ты не бойся ничего, мы не звери, тебя не съедим. Лично мне тебя только жалко. Ну можешь теперь встать и идти?

Аметист поднялся и побрёл за Асеро во внутренний сад, где уже стоял приготовленный для разговоров столик. Аметист, который от волнения не мог до суда съесть ни крошки, понял, что проголодался, но увидев Горного Ветра тут же потерял весь свой аппетит. Несчастный инженер опять затрясся от страха. Горный Ветер ответил: