Текст книги "Тучи сгущаются (СИ)"

Автор книги: Лориана Рава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 41 страниц)

– Зависит от того, насколько тесно он был связан с Эстебаном Лианасом, – сказал Инти, – В любом случае я попробую сначала допросить его. В доме есть зеркало?

– Есть одно, – сказал Консуэла, – его почему-то очень глубоко в шкафу прятали. Сейчас принесу.

– Знаю почему, – сказал Инти, улыбнувшись, – оно этому мерзавцу про пытку зеркалом напоминало.

– Пытку зеркалом? – спросила удивлённо Консуэла, – что это за пытка?

– Ну, когда подследственного допрашивают, заставляя глядеть на себя в зеркало. Лгать так гораздо труднее.

Консуэла достала зеркало и Инти глянул в него на себя и поневоле поёжился:

– Когда я так поседеть успел? – спросил он.

– Когда я пришла к тебе в сарай, твои волосы уже были в серебре, – грустно сказал Морская Волна.

– Ничего, это даже удачно, – сказал Инти, силясь улыбнуться – тем труднее меня будет найти и опознать. А в городе можно будет купить покраску для волос, так как седина в Тавантисуйю слишком в глаза бросается.

К вероломным священникам Инти был всегда беспощаден. Это ведь даже ужаснее и мерзче, чем убийца-лекарь. Лекарю доверяют тело, а священнику – душу. Консуэла сразу поверила, что отец Педро оказался двуличным предателем, однако девочка сомневалась в том, что можно убить служителя божьего.

– Он говорил, что любого нечестивца, который поднимет руку на священника, поразит молния, – сказала девочка.

– Врёт он всё. Сейчас увидишь, что это не так.

Отец Педро встретил их в ночном халате и колпаке. Кажется, он ждал кого-то но явно не их, потому что открывал он дверь с блаженной улыбкой, но увидев грозное лицо Инти, он изменился в лице и даже уронил светильник. Дрожащим голосом он спросил:

– Что привело тебя сюда, язычник? Тебе же не нужна исповедь среди ночи.

Инти в ответ съязвил:

– Нужна. Только твоя исповедь. Отвечай, добровольно или силой Эстебан Лианас добился от тебя рассказа о письме Изабеллы?

– Я всё расскажу, всё... – дрожащим голосом ответил священник, – только не убивайте меня! Да, я виноват, я не просто так сменил приход, я соблазнил несколько девочек, которых вызвался обучать грамоте... Тут я думал начать новую жизнь и завязать с пороком, но Эстебан Лианас откуда-то узнал про мою постыдную тайну и сказал, что будет молчать о ней, если только я помогу ему в одном дельце. Я согласился. Я должен был войти в доверие к Изабелле и посоветовать ей написать письмо родным, а самому его отправить. Естественно, содержание письма узнал Эстебан Лианас.

– Зачем ему это было нужно?

– Он хотел использовать Изабеллу как приманку, чтобы выманить сюда своего врага... Не знаю, почему он был уверен, что именно он приедет за ней, я не вникал. Моё дело было отследить момент, когда здесь появятся тавайтисуйцы-язычники, и донести... Я это сделал, а потом он приказал мне ударить тебя по голове, когда он будет отвлекать тебя разговорами.

Инти ответил:

– Значит, как только ты понял кто я, ты уже знал, что обречёшь меня на смерть? А поначалу ты мне показался человеком...

– Не смей судить меня, язычник! Ты и так и так погибнешь, ибо твоя душа лишена Света Христова. А Изабелла хотела убежать в языческую страну, где бы она погубила бы свою душу и душу дочери. Пусть здесь Консуэла станет хоть проституткой – но ведь и блудницы, и мытари наследуют Царствие Небесное! А язычники, и тем более те, кто сбежал из христианских стран – никогда!

– Видите, какова его подлость! – сказал Инти, обращаясь к стоявшим сзади жене и дочери, – ну что, заслуживает мерзавец смерти?

– Разумеется, – холодно сказала Изабелла, – Я многое могу понять и простить, но растление ни в чём не повинных девочек... Неужели, Консуэла, он мог и тебя...

– Я бы ему не далась, – угрюмо ответила Консуэла, – он не Лианас, от него вывернуться можно.

– Нет-нет, я бы не стал делать этого... – пролепетал священник.

– Может и не стал бы, – угрюмо заметил Инти, – потому что знал, что Лианас эту девочку для себя припас. Таковы вы, служители христовы – бога своего не боитесь, а сильных мира сего – очень даже.

– Да хватит тут вам рассусоливать, – подал голос из темноты Ворон, – прибить гада и все дела.

– На сей раз ты прав, – мрачно сказал Инти.

Священник ещё лопотал что-то, но от страха его голос стал неразборчивым, а потом он замолк навеки...

– Пошли, – сказал Инти, когда с этим неприятным делом было покончено.

Вышли под вечер. Инти решил не брать с собой лошадей – может, у крестьянина были и личные мотивы, и лошадей из конюшни хотели присвоить местные, но его предупреждение со счетов не сбросишь и в легенду, придуманную Инти, лошади тоже никак не вписывались.

К ночи вышли на дорогу. По счастью, было ещё не так темно, чтобы можно было найти верное направление, так что заблудиться они не боялись. Но вскоре наступила глухая ночь и к тому же вскоре стал накрапывать дождь. Идти под ним было не особенно приятно, особенно по размокшей просёлочной дороге, ведущей к городу, но зато дождь смыл все следы, и найти их уже вряд ли кто мог.

Инти шёл рядом с женой, поддерживая её под руку. Поскольку дождь заглушал все слова на расстоянии вытянутой руки, можно было шептаться, не сильно опасаясь быть услышанными спереди или сзади. Морская Волна шептала:

– Сколько лет я мечтала об этом... Видеть тебя, быть с тобой рядом, прикасаться к тебе... Только мне немного страшно, что будет с нами дальше.

– Да всё страшное уже позади. Дойдём до города, там найдём гостиницу, поедим, помоемся и отоспимся. О том, что мы натворили, никто не узнает, не бойся.

– Я не об этом. Но что со мной будет, когда мы вернёмся в Тавантисуйю?

– Как что? Тебе восстановят имя, и ты вступишь в мой дом как моя законная жена. С именем тебя все права вернутся. Или ты боишься, что скажет общество?

– Да, что, прежде всего, скажут твои жёны? Потерпят ли они меня среди них?

– Никаких жён, кроме тебя у меня нет. А если бы и были, всё равно приоритет за тобой, ты же первая и старшая.

– Как это нет? Куда же они делись?

– Все на том свете, но эту печальную историю я тебе позже расскажу. Правда, у меня остались дочери, но они учатся в Куско, так что даже если посмотрят на тебя немного косо, то это не будет иметь особого значения. Хотя они знают, что их отцу всё равно жениться положено, не маленькие.... Может, у Консуэлы с ними будут трудности, но что загадывать?

– Я её Утешей зову, по-нашему. По-счастью, на кечуа говорить в доме этот негодяй не запрещал. Хоть родную речь девочка слышала в детстве.

– У тебя же родной – чиму. Как и у него...

– Будешь смеяться, но он на чиму говорил плохо, и потому не любил, когда на нём разговаривают – мол, что-то секретничают...

– Да, многие националисты родного языка не знают. А потом жалуются, что им якобы родной язык инки утесняют. Им только повод дай – инков ненавидеть....

– Мне всё-таки очень стыдно будет смотреть в глаза людям в Тавантисуйю.

– Да каким людям? Не бойся на приём у входа я тебя сажать не буду, понял уже, что твоим нервам это не на пользу. Будем нянчить внучат. Они, я думаю, к тебе без труда привыкнут.

– Скажи, а как поживает Горный Ветер? Он ведь женат?

– Да, он счастливо женат. И собирается придерживаться единобрачия. Детей уже трое, но я надеюсь на дальнейшее прибавление семейства.

– А его жена ко мне как отнесётся?

– Ну, учитывая, что сама она была спасена из рабства, где тоже горя и позора хлебнула, чего ей к тебе-то придираться? Похоже, жениться на женщинах, спасённых из рабства, становится нашей семейной традицией...

Сказав это, Инти вздохнул. Каково ему будет рассказать про вечную каторгу Ветерка? Лучше мёртвый сын, чем сын– изменник... Морская Волна сама заговорила:

– Знаешь, когда Ловкий Змея делал какую-нибудь мерзость, касающуюся моих близких, он всегда хвастался мне этим. Хвастался, что отравил моего отца, хвастался, что Ветерок стал изменником и теперь обречён на лесоповал... А о хорошем всегда молчал... Так что расскажи мне про ещё что-нибудь хорошее...

И Инти стал рассказывать о сыне, о том как тот женился и какую хорошую помощницу обрёл в лице своей жены, о маленьких внуках...

О своей болезни он умолчал.

– Жаль, что я не очень много их видел в последнее время... Но ничего, теперь, когда мы вместе, мы сможем брать внуков к себе в замок, потому что я думаю все дела текущие окончательно передоверить сыну и уйти на покой.

– Ты не сможешь уйти на покой, – сказала Морская Волна, – жизнь в тишине не для тебя, ты даже тут лично поехал.

– Чутьё подсказало, что надо лично. Но всё-таки я уже слишком стар, чтобы шататься по заграницам. Конечно, совсем бездельничать я не могу, но вот думаю руководство с обобщением моего опыта издать, чтобы он не пропал, документы Ловкого Змея опять же разобрать надо, тут на полгода работы, да и вообще мало ли. Всё равно сыну по сложным делам советы давать надо будет... Но прежние темпы давно не для меня. Раньше я уходил в работу от сложностей с жёнами, от страха перед одинокой старостью... а теперь мы встретим старость вместе. Это ведь счастье – жить и любить друг друга...

– Ах если бы я ещё не была так изуродована!

– Ничего, может у лекаря найдётся какая-нибудь мазь, которая сглаживает шрамы... Обещать тут, конечно, ничего не могу, но в конце концов, разве шрамы помешают тебе быть хорошей женой?

Морская Волна вздохнула и ничего не ответила, думая, что. Инти любил всё-таки не её нынешнюю, а ту красавицу, которую похитили четырнадцать лет назад. Скоро, очень скоро он сам в этом убедится, поняв разницу. Но сейчас говорить об этом не след, пусть хоть немного побудет счастливым...

Они долго шли, остановившись только одни раз на не очень длинный привал, когда уже сон начинал смаривать на ходу. К облегчению Инти, Морская Волна не жаловалась, Утеша тоже вела себя терпеливо. Больше всего Инти опасался, что у него в какой-нибудь неподходящий момент заболит сердце, но ничего, работало как часы. Наконец и Сан-Сальвасьон.

Инти стал рассказывать хозяину постоялого двора заранее заготовленную историю – они мол, купцы-христиане из Королевства Серебряных Рудников, того, что у Основания Конуса, пострадали от пиратов, которые потопили их корабль, но кое-какие средства им удалось спасти, за ужин, ночлег и баню они заплатить могут.

– Да ладно вам – все вы говорите, что вы не пойми откуда, а на самом деле намётанный глаз тавантисуйца легко отличит. Ты не бойся, я вас не выдам, какая мне выгода вас выдавать, если после такого ни один тавантисуец ко мне не заселится? А вы – самые выгодные клиенты, у вас всегда баню подавай и пишу приличную не только главному, но и всей честной компании. Но про пиратов охотно верю, расскажи подробнее.

Кивнув, Инти согласился, тем более что горячий обед располагал к хорошей беседе:

– Как ты понимаешь, Тимотео, нас и раньше не очень-то защищал закон, а теперь и вовсе каждого тавантисуйца любой обидеть норовит. А я... короче, сделал я некоторую ошибку – решил взять с собой в путешествие жену и дочь. Очень моей жене хотелось хоть на старости лет на заморские земли поглядеть, да и самому мне расставаться с ними грустно было... Я понимал, что это опасно, но жена смеялась – кто, мол, меня такую, похитить захочет? Она несколько лет назад пострадала при пожаре, отсюда и шрамы....

– А... понятно.

– Да вот только ошиблись мы, в ближайшем порту, стоило моим жене и дочери чуть-чуть отойти к ларьку с женскими безделушками, какие-то люди их схватили, и потащили на свой корабль. Отбить на месте не удалось, мы в погоню. Догнали в конце концов, взяли на абордаж, освободили пленниц. Настрадались они в плену, конечно, но хоть целы.... Только в результате боя мы в итоге остались без корабля, слишком его повредило. Так что пришлось нам, пристав к безлюдному берегу, забрать оттуда всё ценное, что только унести можно, и топать до вас.

Вздохнув, Инти добавил:

– Скажи, а новый корабль приобрети тут можно? Хотя бы под долговую расписку? Ты знаешь, мы, тавантисуйцы, никогда в таких вещах не мухлюем.

– Боюсь вас огорчить, но любой корабль, который ещё только закладывают на судоверфи, уже считай продан, так как без предварительной продажи едва ли кто решится даже начинать, ибо торговля в упадке. Хотя поинтересоваться можно. А вот скажи, тавантисуец, что тебя дома за такое ждёт? Отрубят тебе голову али нет?

– Голову мне никто рубить не будет. В худшем случае запретят ездить по заграницам.

– И как же ты тогда жить будешь?

– Ну куда определят... могу рыбу ловить, могу на аквафермы... С голоду не помру.

– А у нас люди говорят, будто за малейшую провинность у вас головы рубят, если простолюдин. Принцам, конечно, только выговор светит. Так что я думаю, что ты принц... Оттого и жену с дочерью у тебя кто-то ушлый похитить решил, за принцесс выкуп большой можно ухватить.

– Думай что хочешь, но закон у нас на родине для всех один. Да и обращались с ними в плену не как с принцессами, если можешь заметить. За то, что я за своих родных вступился, меня ни один суд не накажет. Корабль – это важно, но люди по-любому важнее.

Этим вечером они ещё успели зайти в лавку и купить для Морской Волны и Консуэлы новые платья. Девочка радовалась как ребёнок. Его жена тоже была довольна, тем более что высокий воротник по испанской моде скрывал большую часть шрамов. Инти был доволен, что удалось добыть чёрную краску для волос.

Инти тщательно продумал вопрос о размещении по номерам. Тимотео предложил ему номер с двуспальной кроватью, и с дверцей, соединяющей с соседним номером "Там вы можете положить вашу дочь". Там была и вторая кровать, которую можно было оставить пустой, просто оплатив её, но Инти счёл наиболее надёжным положить кого-то из своих людей. Вызвался Ворон, сказав что уж на него-то в моральном плане можно положиться, а кроме того он надеется, что девочка уж точно храпеть не будет. Инти согласился. В общем-то ему было всё равно, кто ляжет спать рядом с Утешей, не тронет её никто.

После этого его жена и дочь наконец-то пошли отмываться в баню, а когда они оттуда вышли, Инти, вопреки настояниям лекаря, последовал их примеру.

– Не могу же я лечь с женой грязным после того как она отмылась дочиста, – заявил он.

– Как будто ты с ней и в самом деле собираешься разделить с ней ложе, – проворчал Ворон. Пользуясь тем, что в предбаннике их некому было подслушивать, да и едва ли кто понимал тут на чиму.

– Как мужу и жене нам выделили номер с общей постелью, так что ложе мы и в самом деле разделим, – ответил Инти.

– Ты знаешь, что я не в прямом смысле.

– Ну такие вещи мне лекарь точно запретит и будет прав, – отмахнулся Инти.

– И верно, запрещу, – сказал Видящий Насквозь, – мыться ещё туда-сюда, но не хватало ещё, чтобы тебя здесь паралич разбил.

Во время мытья в бане юноша по имени Коралл спросил:

– А всё-таки, Саири, расскажи, что там было? Я так и не понял ничего, если честно.

– Ну я встретил Изабеллу, она сказала, что сейчас этот мерзавец в замке один и лёг спать, а его слуги куда-то смотались. Я не подумал, что они вас крошить идут, и решил воспользоваться моментом. Ну а на самом деле меня там ждали...

– Но почему ты так уверен, что тебя выдала не Изабелла?

– То, что она рискнула пойти вперёд в спальню Ловкого Змея и её тут же схватили за горло, грозясь убить. Я мог бы в этот момент ринуться на Ловкого Змея, но... я не хотел жертвовать жизнью Изабеллы, и не решился. А тот вступил в беседу, стал мне старые раны бередить... Подробностей говорить не буду. Я знал, что слуга в замке должен быть только один, и он её за горло схватил. С Ловкого Змея я тоже внимания не спускал. Но по сторонам не смотрел. Так со стороны подкрался отец Педро и шлёпнул по голове, потом меня бесчувственного связали и оставили ожидать расправы. Этот мерзавец надо мной всерьёз поглумиться планировал, а над живым это делать интереснее, чем над мёртвым. Но Изабелла опоила слугу и меня развязала, я и был в силах докончить начатое.

– Далась тебе эта Изабелла, – проворчал Ворон, – может, было бы лучше, если бы она умерла. Ну пусть она и в самом деле искренне стремилась нам помочь... Но как ей теперь жить? Обесчещена, изуродована, родным, скорее всего, не нужна...

– Насчёт родных ещё неизвестно, – сказал Видящий Насквозь, – но даже если её и не примут, то жить-то всё равно можно. Пристроить её куда-нибудь кухаркой или ткачихой, работы для женщин в Тавантисуйю хватает.

– Да не обращай внимание, – сказал Инти, – у Ворона просто по жизни претензии к женщинам. Похоже, за этим что-то личное.

– Почему ты так думаешь, Саири? – спросил Ворон.

– Да потому что когда юноша сам лично не считает для себя приемлемым жениться на девушке с тяжёлым прошлым, то это ещё понятно. Но когда он других за это порицает – это всё-таки не совсем нормально.

– Ты что имеешь в виду?

– То, что ты порицал Горного Ветра за его брак с Ланью.

– Я просто удивляюсь, как отец ему такой брак разрешил...

– А что удивительного, – сказал один из юношей, – как же не разрешить, если он сам... говорят, что Морская Волна тоже была с подмоченной репутацией. Вроде бы её в плену поимели немного...

– Да Горный Ветер с Ланью в чисто династический брак вступил. Вроде как она дочь одного вождя и племянница другого. Сплошная выгода, – ответил другой.

– С её мёртвого папаши какой толк? – спросил Ворон, – А что у неё дядюшка жив и вождь, так это она сама не знала. Нет, за браком с бывшей рабыней никакой особенной прагматики не стояли. Видно, тут по любви...

– А если по любви, то какие к нему вообще претензии? – спросил Инти, – ну если бы ты был против операции в Новой Англии, тогда понятно ещё, а так что не так?

– Когда мужчина женится не на девственнице, он неправ.

– А Инти тоже был неправ? – спросил Инти.

– Если сплетни верны, то да, – сказал Ворон.

Коралл возразил:

– Да полно тебе, красота Морской Волны была такова, что её многие чуть ли не богиней считали. Как же на такой было не жениться, если шанс выпал? Я её как-то видел маленьким ребёнком ещё. В силу возраста я не мог оценить в полной мере её красоты, но не пойму Ворона – неужели такую красоту запирать в Обители Дев Солнца надо было? Или ей после плена надо было с собой покончить? По-моему, Ворон просто красоты не любит...

По ходу дела они перешли в баню и стали мыться. Инти было не очень приятно, что его жизнь так полощут. Нет, решительно нельзя сознаваться, что Изабелла и Морская Волна – одно и то же лицо, последствия будут непредсказуемы... В слух же он сказал:

– В твои годы я тоже значение красоте придавал, потом понял, что душа куда важнее. Да и что теперь всё это обсуждать?

– Вопрос в том, как быть с Изабеллой, – сказал Ворон, – каких сюрпризов от неё ожидать? Может, она возненавидит нас за то, что мы её спасли?

– Ну если некоторые из вас будут подчёркивать своё презрение, – ответил Инти, – то ссоры неизбежны, а это нам совсем ни к чему.

– Иным словами, ты собрался за ней ухаживать? – спросил Ворон, – о чём ты так долго с ней любезничал в пути?

– А может я оперативную информацию из неё доставал? Узнал, например, что старик Живучий был отравлен Куйном по наущению Ловкого Змея.

– Да ты больше сам говорил. Так ты будешь за ней ухаживать, отвечай прямо?

– Допустим, буду. Всё равно мы должны изображать законных супругов. Умоляю вас только в наши отношения не лезть, и на тему её прошлого намёков не делать. И всё пойдёт как по маслу.

Сделав паузу, Инти продолжил:

– Я понимаю, отчего вам, юноши, так не нравится Изабелла. Я же вижу, как вы молоды, красивы, стройны, и вам теперь страшно думать, что вы можете лишиться своих сокровищ. А она напоминает вам о том, что может случиться с вами. Я помню себя девятнадцатилетним юношей накануне свадьбы, когда ещё вся жизнь казалась впереди. И вот теперь, когда мне уже сорок пять, когда не за горами старость, когда всё тело и душа у меня в шрамах, когда выросло брюшко и этот иней с волос мне уже не смыть уже никакой настойкой, я, как ни странно, люблю жизнь никак не меньше, чем любил в юности. И Изабелла, я уверен, хочет жить. Раз уж она даже в таком кошмаре на себя с отчаянья руки не наложила... От нас требуется сущая малость – показывать, что мы доверяем ей, что уважаем её и не считаем ни в чём виноватой. Она и в самом деле не виновата ни в чём, и перед законами Тавантисуйю чиста. Думаю, что её вполне можно поручать какую-нибудь посильную работу, потому что когда человек при деле, он чувствует себя нужным и нет почвы для мыслей о собственной никчёмности. Я повторяю, что основную задачу по её реабилитации беру на себя. А с вас сущая мелочь – не мешать мне в этом деле.

– Вот в том-то и дело, что она жила с ним и рук не наложила, – буркнул Ворон.

– А по-твоему, она должна была? – спросил Инти.

– Должна не должна, но раз она вытерпела жизнь с таким негодяем, значит, и у неё внутри была гнильца. А ты... не просто её с собой взял, ты предлагаешь ей доверять! – не унимался Ворон.

– А почему она раньше не пыталась до нас достучаться? – спросил Коралл.

– Пыталась как минимум один раз. Да откуда мы знаем, сколько было неудачных попыток и во что это ей обходилось? И сколько возможностей попытаться? Одна и в чужой стране, она ничего не могла сделать без чужой помощи, а помочь ей было некому. Кроме того, одна из попыток стоила ей красоты, а могла стоить и жизни. Ведь это такой кошмар, когда заживо горишь...

– Не пойму, что ты её так оправдать стремишься, – сказал Ворон, – не будь она столь уродлива, я бы решил, что ты на неё и в самом деле виды имеешь.

– А имел бы – что такого?

– А что если она замужем была? И сейчас у неё муж есть?

– Но ты же сам сказал, что родным она не нужна, скорее всего.

– А представь себя на месте её мужа? Узнать вдруг, что жена жива, но много лет тебе изменяла, тем самым опозорив твоё честное имя? А ты тут нас учишь уважать столь грязную и бесчестную женщину?

– А ты сам, Ворон? Если бы ты был на месте её мужа, накинулся бы на неё с упрёками, почему мол, не убила себя и дочь? Что до меня, то я подневольную измену изменой не считаю.

– А если кто предаст нас под пытками, тоже, по-твоему, не считается?

– Ну это другое дело. Когда человек предаёт других, он обрекает их на смерть и пытки, то есть считает, что его собственная жизнь и избавление от мучений важнее, чем жизни тех, кого он предаёт. А эта несчастная никого не погубила, она лишь сама мучилась.

– А ты уверен, что не погубила?

– Да, – сказал Инти, глубоко выдохнув, – я верю ей.

Потом облившись водой из ковша, добавил:

– Вот что ребята, спорить тут можно до бесконечности. Главное вы уже или поняли, или не сможете понять. А мне здесь больше торчать уже опасно, слишком обидно будет получить сердечный приступ выпутавшись изо всех передряг.

Сказав это, Инти вышел.

Мрачный Ворон на это ответил:

– Точно втюрился в неё. Ради неё и намывался с риском для жизни.

– Допустим, – спросил Видящий Насквозь, – что с того?

– То, что он с ума сошёл!

– Почему? Он ведь не женат даже. Почему ему нельзя?

– Потому что влюблённый себя не контролирует. Не видит опасности...

– Ну, ему не девятнадцать... От этой женщины никакой опасности я не вижу. Я поговорил с ней на тему того, не больна ли она сифилисом, она признаки этой страшной болезни знает, но уверяет, что сам Ловкий Змей этой болезни опасался, потому предпочитал позорить только совсем юных невинных девушек, которые ещё не могли нигде заразиться. К ней же он не прикасался много лет, так что будь она заражена ранее – всё бы проявилось. Однако нос у неё на месте, волосы довольно густые...

– А если она – ведьма? Ведь если при всём своём уродстве он... он решится ею овладеть, не значит ли это, что она колдовать умеет?

– Да брось ты – колдовать. Кабы могла – разве смирилась бы со своим жалким положением? Всё проще: от долгого голода мужчина может на кого угодно запасть. Думаю что его, старого и некрасивого, женский пол вниманием не баловал. А перед этой "красоткой" он выглядит героем и спасителем.

– Всё равно это неправильно! Нельзя! Я нажалуюсь!

– Да кому ты нажалуешься? Горному Ветру?

– А хотя бы ему! Пусть всыплет этому Саири.

– А вот истериковать не надо, а не то я уже тебя лечить буду. От нервов. У меня в аптечке есть успокоительное.

Когда Инти вышел из бани, Утеша и Морская Волна уже спали. Утеша в отдельной комнате, а жена на широкой двуспальной кровати, часть которого была предназначена для него.

Инти скинул с себя и аккуратно повесил на стул верхнюю одежду, и заснул крепким сном...

Проснулся он на рассвете оттого, что услышал рядом рыдания. Морская Волна не спала, а рыдала, пытаясь спрятать лицо в подушку.

– Ты чего? Тебе дурной сон приснился?

– Инти, я люблю тебя, и не могу... не могу так. Я верю твоим обещаниям взять меня с собой, поселить у себя в замке, и чтобы я ни в чём не нуждалась, но это будет куда хуже, чем если бы я вдали от тебя работала бы где-нибудь кухаркой или горничной. Видно, ты не понимаешь, какая это пытка...

– Пытка? Какая пытка?

– Быть рядом с тобой и не мочь быть твоею женой на деле... Это ведь от твоей воли не зависит.

– Ну что ты за глупости говоришь, что не зависит? – сказал Инти, целуя жену, – я люблю тебя, и вовсе не собираюсь от тебя отказываться. Если я пообещал, что ты будешь моей женой, то значит пообещал.

– Тут достаточно светло, ты же не слепой и видишь, что со мной сделали....

Морская Волна была обнажена, и Инти воочию увидел следы того, о чём говорила Консуэла.

От этого зрелища даже ему захотелось отвернуться, но он сдержал себя, поняв, что это будет последним ударом. В горле у него застрял ком, хотелось плакать от жалости и отчаяния.

– Вот что осталось от груди, вскормившей твоих сыновей. Когда ты увидел меня в первый раз, я была нагой, и покорила тебя своими прелестями. Я знаю, сколь важна для мужчины телесная красота... А теперь разве ты сможешь обнять это сморщенное худое тело, ласкать руками эти пустые сухие мешочки на месте грудей? Проще тебе обнять труп...

– Когда я увидел тебя приготовленной к погребению, я был готов и твой труп обнять и расцеловать, только твой строгий папаша меня удержал от этой непристойности. Послушай, любимая, я хочу быть твоим мужем и я буду им, несмотря ни на что. Пусть эта сволочь в своём христианском аду обзавидуется. Право, жаль, что он умер так легко... Но теперь когда я тебя освободил, ты вознаградишь своего героя? Или ты сегодня не можешь, особый день?

– Особых дней у меня уже несколько лет как нет, плен состарил меня раньше срока...

– Значит, красавица моя, нам ничего не помешает. Сейчас я поплотнее задёрну занавеску, чтобы никто за нами не подглядел и не вздумал лишить меня моей принцессы. Ещё раз тебя потерять я просто не перенесу.

Инти стал спешно скидывать с себя бельё.

– Ты... ты... ты с ума не сошёл с горя?

– А что такого безумного в том, что я хочу любить свою жену? Кажется, я веду себя нормальней некуда... Хотя да, у христиан это может считаться безумием, они уверены, что любить можно только любовниц, а жён нельзя. Наверное, никто из них так не любил, как я люблю тебя.

Сказал Инти, и поцеловал свою возлюбленную. В темноте был виден только силуэт. И слышен голос. Точно такой же, как у той красавицы, которую он похоронил пятнадцать лет назад... Увы, пальцы упрямо возвращали его к реальности, кожа да кости. Как же он её голодом морил, должно быть.... У Инти на глазах слёзы наворачивались. Но ничего, главное, что она здесь, жива, и потому что сейчас или никогда... О том, что это опасно для сердца, лучше не думать, потому что ему всё равно не жить, если он сейчас её потеряет... В конце концов всё получилось, после чего Инти провалился в сон...

Проснулся Инти от того, что кто-то его будит, тормоша за плечо. Вокруг было уже совсем светло, если и утро, то не раннее. Морская Волна спала и улыбалась во сне, и на какое-то мгновение она вновь показалась ему той юной девушкой, на которой он женился 25 лет назад. Впрочем, наваждение быстро прошло, так как будивший его Ворон явно требовал возвращения к реальности.

– Ты меня просто так будишь, или случилось что?

– Случилось. Консуэла чуть тебя не зарезала. Она вошла к вам с ножом, стащенным из кухни, и некоторое время пробыла тут у вас. Хорошо я успел проникнуть за ней и её скрутить. Ну а ты спал как будто у себя дома, и ничего не заметил.

– А с чего она? Чем я её обидел?

– А то не догадываешься. Тут и слепому ясно, как ты спал. И на советы лекаря наплевал. А если бы тебя тут же удар хватил?

– Ну тут виноват. Впрочем, я хорошо себя чувствовал, и всё обошлось, как видишь. Я также вчера говорил, что её на себя беру. И потому делаю то, что считаю нужным, – сказал Инти, пытаясь выполнить две противоположные задачи – найти в кровати своё бельё и при этом не потревожить спящую жену. Насколько все эти европейские заморочки с нижним бельём глупы. Тавантисуйские костюмы состоящие из рубашки-туники, коротких штанов и сандалий куда удобнее, их можно за одну минуту одеть. А тут возись ос всеми этими рюшечками... Женщинам тут ещё хуже...

– Про "делаю то, что считаю нужным" ты Консуэле объяснишь. Её это оскорбило. Я, конечно, понимаю, что вы мужа и жену изображать должны, но уж до такого опускаться....

– Слушай, хватит уж на эту тему меня пилить, с Консуэлой я сам поговорю. Только без свидетелей. Где она?

– Заперта у себя в номере. Сидит и злится.

Девочка сидела в уголке как затравленный зверёк и смотрела на Инти со злостью.

– Почему ты хотела меня убить?

– Ты обманул меня, – сказала она, – я больше не верю ни одному твоему слову. Ты клялся, что не причинишь нам с матерью вреда, а сам уже залез к ней под юбку. Ты овладел ею ночью, тайно, подло! Я заглянула к вам на рассвете и увидела, что ты сверху лежишь на ней. Мерзавец!

– Если ты думаешь, что я применил силу – ты жестоко ошибаешься. Она сама хотела этого.

– То есть ты её соблазнил?

– Ну сложно сказать, кто кого соблазнил... ну оба мы этого хотели, тебе это трудно понять...

– Всё равно ты поступил подло, – отрезала девушка.

– Ну что уж тут такого подлого?

– Потому что потом, когда мы приедем в Тавантисуйю, ты её бросишь!

– Нет!

– Я знаю, что бросишь. Или ты сделаешь своей женой немолодую и изуродованную женщину, с которой знаком только пару дней? Такую, которая уже не родит тебе детей? Я уже не ребёнок, чтобы верить в такую чушь! Да ты просто привык спать с первой встречной, но нельзя же на всех, кого встретишь, жениться! А моя мать итак опозорена, обесчещена... чего мол ей терять... Так ты рассуждаешь?

– Утеша, пойми, ты просто всего не знаешь. Я вовсе не такой распутник.... И самом деле я знал твою мать много лет до этого. До того как её похитил этот мерзавец, мы были мужем и женой. Я – твой отец, Консуэла.

– Я не верю тебе, Саири!