Текст книги "ДНК бога (СИ)"

Автор книги: Лилия Брукс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 63 страниц)

Я не понимаю, что ты хочешь этим...

– Часто ли ты замечаешь, что травоядные косятся на твои клыки? – не дает мне закончить Ирина, наседая на меня своими вопросами. – Пробовал ли ты кого-нибудь чужую кровь?

У нас нельзя пробовать чужую кровь!

– Почему? Опасаетесь, что вкус может вас понравиться?

Нет! Не знаю! Просто нельзя и все! Это негигиенично, неэтично и вообще отвратительно!

– Так, значит, моя кровь не может повлиять на тебя таким образом, что ты можешь вспомнить о своей хищной натуре?

Э? Что? О чем ты... А, теперь я понял, на что ты намекаешь. Хм... А ведь пока ты не сказала, я даже не почувствовал солоноватый металлический привкус. Я подумал, что опять язык прикусил. Стоп, до меня только сейчас дошло! Так я твою кровь проглотил?!

– А ты думал о переливании? Или что из нее приготовили сыворотку? Прости, но времени на подобное у меня не было.

Гадость! Фу-у-у-у! Как представлю, что мои клыки протыкают чью-то кожу и впиваются в плоть, так сразу дурно становится! Да кто там меня трогает?! Перестаньте!

– Голова не разбита, но возможно сотрясение, – услышал я голос волка – “типа моего хорошего знакомого”, о котором я знаю лишь со слов человека.

Я чувствовал, как его большие когтистые пальцы осторожно прощупывают каждую мою косточку, избегая почему-то лба и груди, на которых что-то находилось. Сейчас он осторожно, опасаясь меня потревожить, просунул ладонь мне под спину. Я, оказывается, лежу на чем-то теплом, что меня приятно согревает.

– Позвоночник в норме, сломано несколько нижних ребер.

Это он нащупал другой лапой, коснувшись опухшей области, и я почувствовал, как некоторые из них сдвинулись от нажатия. Да хватит нажимать! Боль в сломанных костях я не чувствовал, но ощущения все равно неприятные! И Ирина вдруг начала испускать сильное раздражение на его манипуляции. Ого, первая настоящая эмоция от нее!

Оставив мои бедные кости в покое, волк несильно надавил мне на живот, чтобы прощупать органы, и иринино раздражение немедленно переросло в четкое желание сломать ему лапу. Я же опять не испытал никакой боли, хоть и почувствовал, как внутри меня что-то хлюпнуло.

– Это потому что я забираю твою боль, – раздалось сердитое шипение моей единственной собеседницы. – Вы, звери, имеете слишком низкий болевой порог. Ниже, чем люди. Твое сердце снова остановится от боли, если я перестану это делать.

Но тогда получается, что ты все чувствуешь вместо меня?! Почему ты не можешь забрать хотя бы часть боли?

– Это так не работает. Чтобы блокировать твою зону мозга, отвечающую за болевые ощущения, я должна быть полностью сосредоточена на ней и в полной мере ощутить на себе то, от чего я тебе помогаю. Либо забираю все полностью, либо корчись в агонии. Разрыв внутренностей – это не поход к стоматологу. Здесь все серьезно.

И ты так спокойно это выносишь?! Сколько времени мы с тобой уже в таком положении? Кажется, что целый день уже прошел! А ведь я не услышал от тебя ни одного намека на боль!

– Верасы выносливые твари. Я не боюсь боли и могу терпеть ее сколько потребуется. Именно поэтому нас очень сложно убить. Мы живые мертвецы. Раны нас нисколько не задерживают, и даже будучи смертельно раненым, но не убитым на месте, Верас еще сможет разорвать на части стрелявшего. Причем я не преувеличиваю. Я пусть и ослабляю себя длительными голодовками, но у меня еще достаточно сил, чтобы вырвать позвоночник существу своей комплекции.

Жуть какая! Все, все, хватит рассказывать! Я понял, что тебе абсолютно плевать на боль, только больше не говори об вырванных позвоночниках!

– Слабак. Даже представить боишься, – холодно сказала та, и моя шерсть приподнялась, когда я почувствовал, что ее невидимый мне взгляд начал на меня давить значительно сильнее, чем до этого. – А ведь мне это приходилось делать. И не раз. Так что перестань испытывать ко мне теплые чувства, зверь, и уясни, что ко мне нельзя привязываться. Я все равно не смогу этого оценить.

Да больно надо, злюка! Еще запугивать меня здесь пытается! Раз ты такая плохая, то и разговаривать я с тобой не буду! Все! Я обиделся!

– На первый взгляд ничего смертельного, значит дело, скорее всего, в повреждениях органов, – в это время волк перестал меня щупать и уже успел что-то про себя решить.

Жаль, что его мысли нельзя читать и сказать точно, о чем он думает, потому что по одним лишь эмоциям сложно составить точную картину, если не знать, что послужило причиной их возникновения.

– Ему срочно требуется операция, пока не стало слишком поздно!

И тут я почувствовал, как исчезло тепло с моего лба. Эй! Стой! Что ты делаешь?! Разве уже можно?

– Тебя еще нельзя... – успел я услышать раздраженный голос Ирины прежде, чем ее ладонь отняли от моей головы.

Я перестал слышать ее мысли. И мне стало становится страшно, от подозрений насчет того, что случится дальше. Похоже, что и эмпатия человека тоже перестала действовать. Такое чувство, будто зрения лишили. Я перестал ориентироваться в происходящем!

Нет! Не хочу! Я передумал, Ирина, я буду с тобой разговаривать! Я говорил не серьезно насчет обиды! Только не оставляй меня одного в темноте! Мне страшно!

Тепло исчезло с груди тоже, отчего мне стало еще и холодно. Особенно после того, как мое тело взяли с теплых коленей чужие лапы. Стало еще страшнее, чем до этого. Словно отрывают от чего-то родного и безопасного, чтобы бросить в грязь. Совсем как в тот день, когда я лишился матери. Премерзкое чувство, не думал, что когда-нибудь смогу ощутить его снова, да еще и таким образом!

Верни! Верни меня обратно! Положи, где взял!

Боль пришла не сразу, а только когда остыл теплый след от ладони. Она медленно расползалась по моим внутренностям, постепенно становясь все сильнее. Вначале я лишь недовольно морщился, продолжая метаться по своему сознанию в поиске выхода из темной ловушки, но очень быстро меня скрутило настолько сильно, что я не удержался и заорал во всю мощь легких.

Вслух.

Я нашел выход и открыл глаза.

Слабый свет от работающих мониторов высветил надо мной мутное расплывчатое серое пятно, в котором я никак не мог опознать животное. Да и мне было плевать на это пятно. Я горел заживо!

Боже, как же мне хрено-о-ово-о-о!!!

Огонь охватил меня полностью. Он сводил судорогой конечности, заставлял выгибаться дугой, отчего становилось еще больнее. Но самый эпицентр боли сосредоточился где-то у меня в кишках, отвратительно хлюпая натекшей в брюхо кровью при каждом резком движении. Словно мне в живот вонзили огромный раскаленный тесак и поворачивали в ране, отчего я не мог сдержаться от оглушающих даже меня воплей.

Я не мог терпеть эту сводящую с ума боль, но и спастись от нее ТАМ я не мог, все еще отлично помня, что скрывается за обманчиво спокойной темнотой. ТУДА я точно возвращаться не хочу! Я же только что воскрес! Но в первый раз умирать было не так больно!

Я старался терпеть изо всех сил, цеплялся за жизнь, как утопающий за соломинку, но все равно проигрывал. Моей силы воли оказалось недостаточно. В глазах потемнело. В ушах возник шумовой фон, сквозь которую звуки доходили до меня с трудом. Или это я просто оглох от собственных криков? Даже и не заметил, как сорвал голос, продолжая неразборчиво просить о помощи.

Ирина! Знаю, ты сама боишься возвращаться ТУДА! Я знаю, что ты так и не смогла избавиться от тех непонятных нитей, которыми тебя обмотали в предыдущий раз и потому Кира замолчала, но услышь меня, прошу! Умоляю, помоги мне еще раз! Я не справляюсь один! Не дай мне снова почувствовать это ужасающее чувство свободного падения в бездну! Я не смогу выбраться сам из этого дерьма! Мой невидимый защитник, пожалуйста! Я хочу жить! Мне так страшно! Я сделаю все, что захочешь! Отдам все, что имею! Стану твоим самым преданным слугой, только не дай мне исчезнуть! Не отпускай! Держи... Держи меня! Хотя бы просто держи, чтобы я просто знал, что ты рядом...

Я просто хочу жить...

Темнота сгущалась, радостно возвращая меня назад в свои холодные объятья. Свет сужался, превращаясь в маленькую точку, пока не исчез полностью.

Тяжело дышать.

Появляется ощущение дежавю, но пустота, в отличие от тьмы, не спешит принимать меня обратно, колыхаясь где-то с краю. Кажется, я застрял где-то посредине.

Потерянный.

Напуганный.

Одинокий.

Хочется свернуться в клубочек, закрыв мордочку хвостом, и остаться в таком положении до скончания веков. Боли нет, но легче мне от это не стало. В абсолютно пустом пространстве не понятно, жив я или уже не очень, а боль хотя бы точно давала знать ответ.

Время здесь протекало до умопомрачения медленно. Сколько прошло в реальности я не знаю, но от тоски я бы уже начал кусать себе лапы, если бы не витал сейчас где-то в виде бесплотного духа. Я уже тысячу раз перелистал все свои воспоминания, вздыхая по своей обыденной жизни афериста. И с каждым разом меня все больше угнетало, что прожил я ее зря, ничего не оставив после себя на память. Грустно осознавать, что несмотря на все мои ухищрения по выживанию в большом городе я исчезну молодым, превратившись в безликое тире между двумя датами. Как же хочется вернуться и постараться все исправить. Даже не все, но хоть немножко.

Но видимо я остался здесь навсегда.

– Ты действительно слабак. Так быстро впал в кому, что остается только удивляться твоей выдержке, происходящей от слова никакая.

Это тепло. Этот голос. Неужели? Это не мое воспоминание?!

Я бросился к источнику раздражения, так быстро, как это только было возможно, мечтая вцепиться в него всем, чем доступно, и никогда не отпускать. Поразительно, но вцепиться мне действительно удалось, хоть это и вызвало новую волну недовольства со стороны Ирины.

Теплая.

Живая.

Не бросила и вернулась за мной, не смотря на боль, которую забирала у меня.

Святая!

Единственная, на кого я действительно могу положиться.

Это странно, ведь знаю я ее, по идее, всего несколько минут. Но не здесь. В этом темном мире только она является моим источником света, освещая мне дорогу. Здесь мне кажется, будто я знаю ее с рождения. Мы знакомы совсем не несколько минут, прошедших в физическом мире. Нет. Я знаю ее уже целую вечность. Именно столько времени Ирина сопровождает мою душу, спасая меня от смерти и страха.

Мой божественный покровитель.

– Отвали, лис, ты меня напрягаешь! – ого, она даже голос повысила. – Ты не умер, а просто впал в кому, так что отпусти меня.

Не отпущу! Вдруг ты просто мираж?! Прошу, не замолкай! Я так соскучился по твоему голосу, пока был здесь один.

– Всего десять секунд прошло. Я быстро отобрала тебя, но мне пришлось поднапрячься, чтобы снова получилось вступить с тобой в телепатическую связь.

Надо же Ирина и вправду растерялась! Кто бы мог подумать?

– Это странно, – выдала она, немного подумав.

Спасибо, спасибо, спасибо! Я не устану тебя благодарить, моя спасительница! Спасибо!

– Перестань, – уже с угрозой.

Но меня тебе не запугать! Даже если ты прямо скажешь, что явилась в ответ на мои молитвы лишь для того, чтобы самолично запихнуть в болото пустоты, я все равно останусь тебе бесконечно благодарен! Ведь благодаря тебя я не буду одинок, сколько бы мне еще не осталось!

Ирина, свет души моей, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!!!

.

.

.

Шок и длительное молчание.

– Пиздец мы с тобой влипли, Ирка! – пораженно выдохнула явившаяся ради такого случая Кира.

Комментарий к По ту сторону вечности Походу Джуди ее все-таки прибьет!

Пускай Верас прячет свою винтовку

====== Чего боится Верас? ======

– М-м-м...

– Тебе не кажется, что это уже чересчур?

– М-м-м...

– Кира, я к тебе обращаюсь.

– М-м-м? – подняла та голову, выглядя донельзя несчастной. – Что тебя не устраивает, Ир?

– Это, – развела лапками темно-бурая лисица с черными лапками и ушками, демонстрируя всю себя, – это, – указала она на свою точную копию, щурящую на нее узкие карие глаза, – и это, – тонкий когтистый пальчик сместился на влюбленно пялящегося на обеих Ника. – Почему он представляет меня именно так? Я уже говорила, что люди мало похожи на животных. Когда я сказала, что в коме необязательно находиться в темноте и можно представить все, что угодно, то не рассчитывала, что воображение Николаса коснется меня тоже.

Кира перевела блестящие карие глазки со своего альтер эго на молчаливого лиса, тут же навострившего ушки, когда на него, наконец-то, соизволила обратить внимание одна из дамочек.

С подачи человека поняв, что в своем воображении во время комы тот может нафантазировать все, что угодно, Ник представил тихое уютное набережное кафе с красивым видом на море. Музыканты еле слышно что-то бряцали в углу, дополняя интимный шепот волн, свечи отбрасывали длинные тени, придавая загадочности и определенный шарм, и умопомрачительный запах еды, которая, пусть и была ненастоящей, но оказалась очень вкусной. Ник был очень доволен тем, что у него получилось все так натурально и вовсю развлекался с возможностями своего разума, но его собеседницам не понравилась подобная обстановка, что расстраивало. Судя по всему, обе на него вообще забили и не обращали внимания на его попытки заговорить, что даже немного злило, и поэтому Ник решил молчать и ждать, когда те сами решат пойти на контакт. Он игрался с освещением, зажигая то луну, то солнце щелчками пальцев, дожидаясь, когда близняшки выяснят отношения между собой по поводу подаренного им облика. Не, ну а что? Не может он представить себе прямоходящее бесхвостое существо ростом метр шестьдесят с лишним, которое не покрыто шерстью, а имеет легкотравмируемую тонкую светлую бежевую кожу, без когтей, без длинных хищнических клыков или выступающих резцов, с длинной темной шерстью на голове, черными глазами, овальной плоской мордой и неподвижными ушами похожими на раковину по бокам круглой головы. Лучше уж красавицы-лисички, чем непонятный пришелец, хотя близняшками они представились ему сами собой и ничего поделать с этим он, почему-то, не мог. И вообще, Ник хотел представить только Ирину, но неизвестно откуда взявшаяся Кира тоже обрела “плоть” в его фантазии. Хорошо хоть Уайлд додумался представить их в одежде, а не как обычно. Опасно допускать непотребные мысли в присутствии существа, первой мыслью которого после его любовного признания было желание засунуть назад в бездну наглое животное. И все-таки это чувство всемогущества офигенно! В своей голове он настоящий бог – может создавать целые миры! И почему раньше не додумался, мучаясь от одиночества? Придумал бы давно себе какой-нибудь крутой фантастический боевичок со своим участием, так нет же, надо было в прошлом покопаться!

– С каких пор тебя начало волновать подобное? – подперла мордочку грустная лисичка, снизу вверх разглядывая Ирину, замершую в стойке смирно с нечитаемым выражением и сверлящую ее нехорошим взглядом. – Обычно тебе абсолютно плевать, что о тебе думают другие, а я переживаю. И вообще, мы ведь договаривались, что во время своих верасовских штучек меня не трогаешь! – Кира состроила жалобную мордашку, опустив ушки. – Люди терпеть не могут боль в отличие от тебя! Неужели сама не можешь разобраться?

– Мне нужны человеческие эмоции, чтобы разобраться с возникшей проблемой, – ничуть не изменившись, холодно сказала Ирина, отказавшись от предложенного стула. – С подобными ситуациями Верас справиться не может с тем же успехом, какого может достичь человек.

– Ир, давай потом, а? Мне нехорошо, – развалилась грустная близняшка на столешнице, желая растечься бурой лужицей. – У меня нет сил...

– Ты не можешь мне отказывать, – нахмурилась ее постоянно недовольная копия, не испытывая никакого сострадания к ее мукам. – Зверь представил меня в привлекательной для себя форме, что лишь усугубляет ситуацию. Как донести до него, без применения силы, чтобы он перестал разглядывать меня в качестве своего любовного интереса?

Кира показала беленькие острые зубки, выражая этим, что тоже сейчас сердита, но оскал быстро сменился тем самым несчастным видом, с каким она сидит здесь с того момента, как появилась. Ей больно и она не скрывает этого.

Ник с любопытством разглядывал обеих близняшек, пытаясь понять, кем они друг другу приходятся. Один голос, один облик. Как бы он не старался их сделать разными, но даже заложенный за ушко цветок жасмина, которым он пытался выделить Ирину, автоматически появился на головке Киры. Они абсолютно одинаковые, различаясь лишь в характере. Ирина воплощала в себе удивительное сочетание вселенского ледяного покоя и раздражения, практически не ощущаясь в эмоциональном плане. От нее просто веяло опасностью и силой, когда как Кира чувствовалась чем-то теплым, живым, но слабым, уставшим и чем-то очень напуганным. Вот уж точно Инь и Янь. Может, они сестры?

– Мы не сестры, – зло зыркнула на лиса Ирина, нависая над лисичкой-близняшкой с серьезным выражением морды. – Мне нужны варианты решения проблемы с человеческой точки зрения.

Ник фыркнул, отвернувшись в сторону окна, давя в себе горькую обиду. Глупо было надеяться, что его вырвавшееся признание примут и разделят, но простое игнорирование со стороны обеих сущностей да и еще немедленное неприкрытое наименование его любовного послания проблемой кажется уже просто оскорбительным.

– Сама-то что об этом думаешь? Как бы поступила? – Кира вновь подняла голову и попыталась хотя бы сделать вид, что хочет помочь.

– Убила, – немедленно отозвалась Верас.

Ник закашлял, поперхнувшись кофе от столь откровенных мыслей, и ошалело посмотрел на спокойную бурую лисицу. Как-то он уж очень реалистично все представил. Горло в самом деле заболело.

– Я определенно против! – поднял тот лапку, но опять оказался проигнорирован.

– Макнула бы еще раз в бездну, чтобы он снова потерял память, после чего бросила бы назад зайчихе это животное и пошла работать, – развила свою мысль Ирина и уставилась в ожидании на сжавшуюся при упоминании потустороннего мира Киру.

– Ну, прогресс налицо, – кисло похвалила ее та. – Ты хотя бы научилась думать об остальных.

– Нелогично было бы снова отправлять лиса за грань безвозвратно, когда я сама едва там не осталась, – покачала головой Ирина. – Долгое время в пустоте повлияло на меня тоже, хотя не могу точно сказать, повредилась ли моя память и на каком уровне. Эмоциональное состояние оценивается, как беспросветная депрессия.

– Я не знаю, как выпутаться из этой гадости, – согласно буркнула Кира с печальным видом.

Она взмахнула лапками, словно хотела от чего-то избавиться, и Ник на миг увидел множество свисающих серебристых нитей паутины. Он аж подпрыгнул.

– Покажи!

Встав со своего места, Ник обошел столик, приблизившись к Кире.

– Ир? – тревожно посмотрела она на свою никак не отреагировавшую на вторжение близняшку.

– Нет, не бойся, я тебя не обижу, – успокаивающе подняв ладони, Уайлд протянул лапу, желая коснуться эфемерных пут и понять, что это такое. – Я просто хочу посмотреть.

Лисичка с именем Кира опасливо посмотрела на приближающиеся пальцы, недовольно поджала губы и исчезла. Исчезли и исходящие от нее эмоции, зато застывший с опущенной челюстью зверек отчетливо ощутил пробежавший по спине холодок от тяжелого взгляда единственной оставшейся близняшки.

– Любопытство не доведет тебя до добра, Николас, – сказала Ирина, когда тот, медленно обернувшись, посмотрел на нее. – Прямой контакт наших сознаний может тебе повредить.

– Куда она исчезла? – растерянно посмотрел лис на опустевший стул.

– Я ее отозвала.

– Что-что сделала? – навострил ушки рыжий, развернувшись к ней полностью.

– От Киры все равно нет никакой пользы пока она в таком состоянии, – пожала та плечами. – Страх довольно противная штука. Я привыкла его насылать с помощью эмпатии, улавливать от других, но не испытывать. Мне до сих пор приходится разбираться с ассоциацией грозы и реальным боем, из-за чего мне трудно контролировать свое боевое состояние. Сейчас же для меня все стало куда хуже, – бурая лисица немного склонила голову, отмечая непонимание на мордочке Ника. – Вераса очень сложно сломать, но даже я имею предел прочности. И по ту сторону я приблизилась к своему пределу как никогда раньше. Думаю, что моя человеческая часть обрела фобии.

– Та-а-ак, погоди-ка, похоже я начинаю понимать, – скрестив лапы, приложил пальцы к губам рыжий и задумчиво нахмурился. – Хочешь сказать, что ты боишься?

Он прислушался получше к эмоциональному фону собеседницы, но уловил от нее лишь терпеливое ожидание. Никак не страх. Вообще ничего. Боялась Кира, а не Ирина, у которой на душе всегда пасмурная погода. Но эти свои “я” с очень редким “мы” обе наверняка не просто так употребляют. Особенно, когда говорят об одних и тех же вещах. “Человеческая часть”. Ирина постоянно называет Киру человеком, а себя Верасом, подчеркивая свою непохожесть. Но что если они превращались в абсолютно идентичных близняшек тоже не случайно?

– У тебя раздвоение личности? – сказал он самое очевидное, пришедшее на ум.

– Скорее расслоение, – исправила та его.

– Расслоение? Это как? – о таком он еще не слышал.

– Я Кира, – после небольшой паузы, лисичка положила лапку на грудь.

– Э-э-э, я думал, что тебя зовут Ирина, – непонимающе почесал затылок запутавшийся Ник.

– И я Ирина, – согласно кивнула та, окончательно загнав парня в тупик. – Я и человек и Верас одновременно. Просто обе стороны моей личности существовали в разное время.

– Ничего не понимаю, – честно сказал рыжий, сев на освободившийся стул, и жалобно посмотрел на слабо покачивающую хвостом бурую лисицу.

– Нейропрограммирование довольно сложная штука, – скопировала лисица его недавний озадаченный вид. – Согласен ли ты принять большой объем информации по этой теме? Я это спрашиваю, потому что обычно других разумных угнетает обилие слов.

– Согласен, – вздохнул Ник, лапой указывая ей на соседний стул, чтобы не стояла, как на плацдарме. – Можешь не торопиться и говорить все что захочешь. Все равно мне отсюда никуда не деться.

– Знаком ли ты с компьютером, Николас? – послушно заняла указанное место Ирина.

Она постаралась придать себе как можно более непринужденный вид, чтобы не нервировать единственного слушателя своей каменной физиономией.

– Разумеется! – удивился Уайлд такому вопросу.

– Согласен ли ты с утверждением, что все живые существа – это органические машины из плоти и крови, а мозг – это суперкомпьютер, управляющий всеми процессами?

– Э-э-э, да. Наверное. Странное утверждение, никогда об этом не задумывался, – еще больше растерялся лис. – А что?

– Благодаря достижениям в области компьютерных технологий и исследования мозга, в человеческом обществе постепенно развивалось амбициозное междисциплинарное учение о сознании, в основе которого лежит идея о том, что люди и... животные, – качнула она ладонью в сторону недоуменно хлопающего глазами лиса, – как и компьютеры – это информационные процессоры. Согласен?

– Пожалуй, да, – кивнул тот с умным видом. – Это же вполне логично, разве нет?

Что это? Она... Ирина улыбнулась?! От нее явно повеяло неким торжеством, словно только что загнала свою добычу в тупик и уже предвкушает свою расправу. Но он думал, что... Разве она не полностью безэмоциональная? Или ей недоступен только определенный спектр чувств? А может ей просто поводов не выпадало? Это как-то связано с исчезновением Киры? Но от этой улыбочки ему стало как-то не по себе. Слишком уж злодейской она вышла.

– Представление о мышлении как об устройстве обработки информации доминирует в человеческом сознании как среди обычных людей, так и среди ученых, – довольно прищурилась на него лисица, хотя ее достаточно сформированная эмоция уже через несколько секунд потухла, и Ирина вновь стала “ледышкой”. – Но это, в конце концов, просто еще одна метафора, вымысел, который мы выдаем за действительность, чтобы объяснить то, что на самом деле не понимаем. Мы не храним слова или правила, говорящие нам, как ими пользоваться. Мы не создаем образы визуальных импульсов, не храним их в буфере кратковременной памяти и не передаем затем образы в устройство долгосрочной памяти. Мы не вызываем информацию, изображения или слова из реестра памяти. Все это делают компьютеры, но не живые существа. Компьютеры в буквальном смысле слова обрабатывают информацию – цифры, слова, формулы, изображения. Сначала информация должна быть переведена в формат, который может распознать компьютер, то есть в наборы единиц и нулей («битов»), собранные в небольшие блоки («байты»). Компьютеры перемещают эти наборы с места на место в различные области физической памяти, реализованной в виде электронных компонентов. Иногда они копируют наборы, а иногда различными способами трансформируют их. Правила, которым следует компьютер при перемещении, копировании или работе с массивом информации, тоже хранятся внутри компьютера. Набор правил называется «программой» или «алгоритмом». Это известные факты, но их нужно проговорить, чтобы внести ясность: компьютеры работают на символическом представлении мира. Они действительно хранят и извлекают. Они действительно обрабатывают. Они действительно имеют физическую память. Они действительно управляются алгоритмами во всем без исключения. При этом живые существа ничего такого не делают.

– Чего? – потупив какое-то время, выдал Уайлд. – Ты же сама только что сказала, что мозг – это компьютер! И я даже согласился с этим! А теперь говоришь, что это просто предрассудок?! Что же тогда верно? Не хочу тебя обижать, Ирина, но твои “понятные” выражения мне совсем не понятны! Я уже забыл о чем вообще шла речь! Может, поговорим о чем-то другом? – склонился он к ней с явным намеком, протягивая бокал.

– Чувства, рефлексы и механизмы обучения – это то, что есть у нас с самого начала, и, если задуматься, это достаточно много, – проигнорировала его предложение та, не пожелав отклоняться от темы, так что Нику пришлось смириться и слушать ее дальше. – Но вот, чего в нас нет с рождения: информации, данных, правил, знаний, лексики, представлений, алгоритмов, программ, моделей, воспоминаний, образов, процессоров, подпрограмм, кодеров, декодеров, символов и буферов – элементов, которые позволяют цифровым компьютерам вести себя в какой-то степени разумно. Мало того, что этих вещей нет в нас с рождения, они не развиваются в нас и при жизни. Несмотря на все усилия, неврологи и когнитивные психологи никогда не найдут в мозге копии Пятой симфонии Бетховена, слов, картинок, грамматических правил или любых других внешних сигналов. Конечно же, мозг человека не совсем уж пустой. Но он не содержит большинства вещей, которые, по мнению людей, в нем содержатся – даже таких простых вещей, как «воспоминания».

– Погоди, а что же тогда в нем есть? – еще больше удивился лис. – И где тогда находятся воспоминания?

Та прокомментировала его слова все той же улыбкой, что и несколькими минутами ранее:

– Продвигаемая некоторыми учеными идея о том, что отдельные воспоминания каким-то образом хранятся в специальных нейронах, абсурдна. Помимо прочего эта теория выводит вопрос об устройстве памяти на еще более неразрешимый уровень: как и где тогда память хранится в клетках?

– А где еще быть памяти, как не в мозгу? В почках? Селезенке? – фыркнул Ник, покачнувшись на стуле и вытянув лапы.

– Интересное предположение, – растянула она губы в ухмылке, хотя никаким весельем от нее и не пахло. Симуляция? В реальности бы сработало, но не при обоюдной эмпатии. – Но если ты не понимаешь, то, может быть, тогда на примере покажешь, где может храниться память? – приглашающе развела лапки Ирина.

– На тебе? – мазнул взглядом по ее идеально сложенному телу модели Ник, пытаясь удержать тут же взыгравшую фантазию при себе. – Эм... Здесь, – легонечко ткнул он пальцем ей в лоб.

Стоило лишь коснуться темно-бурой шерсти, как внезапно все исчезло. Их столик, музыканты, море, кафе – все испарилось. Лопнуло, словно мыльный пузырь. Даже его тело исчезло, отчего Ник снова начал чувствовать себя бесплотным. Он опять очутился в темноте, застряв в нигде.

Но на этот раз он не был один. Только теперь в нем осталось маловато уверенности насчет того, что это есть хорошо. Может быть, коротать вечность одному в темноте и тишине не так уж и плохо. По крайней мере, тогда бы на него не пялилось огромное непонятное существо, оказавшееся на месте лисицы. Раньше в потустороннем мире Ник представлял Ирину как нечто большое и теплое, сейчас же он видел ее более ясно.

– Ну же, покажи где у моей души находится мозг, Николас, – сверкнула светящимися серебристым глазами сотканная из дыма, крови, стали скорлупы и просачивающегося через эту смесь белого огня безликая звероподобная фигура размерами в несколько раз больше охреневшего лиса, нарочно добавив в голос издевку, которую не испытывала. – Или, быть может, объяснишь, как моя память могла сохраниться спустя тысячелетия иным способом?

– О. Мой. Бог... – в полном охуевании пискнул тот под холодным серебряным светом.

Пробивавшийся сквозь черный дым и сталь “тела” неведомого создания белый огонь заметно всколыхнулся, ненадолго приняв красноватый оттенок. Именно в этот промежуток Уайлд почувствовал ее быстро улегшееся раздражение.

– Не называй меня богом, неразумное животное, – склонилась ниже Ирина, отчего ее пригвождающий излучаемой силой взгляд оказался еще ближе. – Иначе я начну называть тебя одуванчиком.

– Оду... Кем?! – а ведь он только посчитал, что дальше уже некуда удивляться.

– Я вижу твою суть как нечто маленькое, теплое, желтое и пушистое, будто летний одуванчик, – ее серебристые глаза без зрачка, белка и радужки на фоне заостренного овального безносого и безротого темного лица смотрелись просто фантастически нереальными особенно в сочетании с множеством искорок, похожих на звездочки. – А как я тебе представляюсь? На что похожа душа Войны?

Кровоточащие обожженные металлические длинные и заостренные на конце кости пальцев, оказались в опасной близости от того места, где у Ника должен быть нос, и он почувствовал исходящее от белого огня живое, но не сжигающее тепло. Готов поклясться, что он даже ощутил тихий звон стали от малейшего ее движения. Щекочущее ощущение силы и опасности заставляли все его естество трястись от благоговения перед намного более страшным хищником.

– Ой! – опомнившись, отдернул лапу Ник, перестав ее касаться.

Бурая лисица с вопросом склонила голову к плечу, как ни в чем не бывало. Уайлд лихорадочно оборачивался, убеждаясь, что он в самом деле вернулся назад в свое воображаемое прибрежное кафе, после чего вытаращился на мировое зло, наряженное в шкурку безобидной красотки.

– О, неужели я настолько тебя напугала, что вся твоя любовь враз прошла? – посмотрела на него бурая, и ее невинный взгляд овечки остро констатировал с плотоядной ухмылочкой классического злодея. – Не могу даже представить, как ты меня видишь. Сама я не знаю, как я для тебя выгляжу, но это наверняка должно быть что-то очень отталкивающее для таких чистых созданий, как вы. Верасы ведь далеко не святые...