Текст книги "После Чернобыля. Том 1"
Автор книги: Ленина Кайбышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)
Случалось, грузы от Госснаба СССР и Украины шли автотранспортом. Принимал их В.И. Милованов, хотя нередко никакими специальными документами это не оформлялось. “Был такой случай, – вспоминает он. – Около часа ночи звонят из штаба Госстроя Украины: “Гидроспецстрой”, в ваш адрес пришел груз – графит”. Назвал я ему адрес доставки. Приезжают. Разбудили рабочих. Разгрузили машину. Я спрашиваю: “Давайте ваши товаротранспортный и путевой листы”, – “А у меня ничего нет”, – отвечает водитель. – Подняли меня в первом часу ночи с постели, дали автомобиль, послали в аэропорт к самолету, погрузили и сказали, чтобы немедленно доставил по назначению, написали только на бумажке адрес: “Гидроспецстрой”. – Графит как материал нам не был нужен. Когда бетонировали плиту под реактором, средмашевцы не без основания опасались, что потребуется графит кик защитное средство для поглощения радиоактивности. Но все знали, что монтирует и бетонирует плиту, в основном, именно “Гидроспецстрой”.
Энергостроителям понадобились 5 автобусов, чтобы возить прикрепленных к ним военных, которые квартировали в с. Хочево, а питались в столовой “Гидроспецстроя” и у него же получали зарплату. Вместе отправились в транспортное управление – военные по телефону в Киев сделали заявку. Вопрос был решен за минуты, а письмо “Гидроспецстроя” пошло уже в досыл. Назавтра получили автобусы.
Чернобыль – это беда. Но все вспоминают это время с особым чувством: почему в экстремальных условиях можно работать быстро и четко, целеустремленно, а в обыденной жизни так не получается? Вопрос о тех же автобусах решался бы неделями.
“Энерговысотспецстрой” как головная организация объединения из Чернобыля давал задание в Москву по всем управлениям “Гидроспецстроя”: в какие сроки оттуда должны прибыть специалисты в Вышгород. Никто ни разу не отказался.
– А меня все ругали, – рассказывает Л.A. Титов, которого в те напряженные месяцы оставили в Москве “на хозяйстве”, за диспетчера. Работа его была такой напряженной, что даже собравшись выехать в воскресенье за город, он был обязан спросить на это разрешение у начальства,– Ругали за то, что “сорвал”, “не обеспечил”, хотя все затребованное шло буквально с колес. Но время было такое. Он работал хорошо. А ругали на всякий случай, для подстраховки, чтобы не расслаблялся. Например, вечером он получил телеграмму из Чернобыля от своего руководства с требованием собрать по управлениям в разных регионах страны немалое число рабочих. На утро же последовал разнос: почему люди еще не в Чернобыле?
“Зеленая улица” для нужд Чернобыля – даже не вполне емкое понятие. Это слово – “Чернобыль” – для многих служб приобрело, можно сказать, магическое значение – так глубоко понимали люди общую беду. До курьезов. “В 1986 г. в Москве были огромные очереди за водкой – действовал президентский “сухой закон”, и спиртное почти исчезло из продажи, – вспоминает Лагодиенко, – Меня знакомые попросили купить бутылку для них; “Пойди, тебя пустят без очереди!” Я подошел, и, действительно, лейтенант милиции отдал честь и пропустил. Какой-то алкоголик даже предложил 50 рублей за мое удостоверение. В то время это были существенные деньги”. – Да я и сама с этим столкнулась, возвращаясь из Чернобыля в Киев вечером, когда магазины закрывали и ни о каком вине уже не могло быть и речи, потому что его разрешалось продавать до 19.00. Мой водитель всего-навсего показал чернобыльское удостоверение милиционеру – и тот сам попросил магазинное начальство его обслужить.
Руководителями работ были первые лица строительно-монтажных управлений “Гидроспецстроя” – и до “войны” внутренне организованные, компетентные люди. Только образ жизни и стиль работы были экстремальными. Вот типичный пример: В.Н. Неучев, в тот момент дежурный штаба объединения, заступил на дежурство в 21 час, после работы, голодный и усталый. Ночь прошла нормально (работали круглосуточно). Н.В. Дмитриев вопросов ему почти не задавал, лишь вручил письмо замминистра Ю.Н. Корсуна и сказал: “Срочно езжай к министру автотранспорта и реши вопрос о выделении 18 цементовозов для бентонита”. – “Но я же 24 часа на ногах!” – “Ничего, в машине до Киева поспишь”. Только и успел переодеться в чистую робу.
В Киеве не было ни одной организации, которая бы оказалась в стороне от чернобыльских дел. Вскоре Неучев вернулся на свое рабочее место. А когда вечером он с Дмитриевым поехали в Зеленый Мыс отдыхать, и Неучев доложил Дмитриеву о результате своей миссии, тот был недоволен: “Почему не сообщил сразу? Ведь от твоего доклада вовремя во многом зависит своевременность решения других вопросов. Я тут волнуюсь, а ты не приходишь!” – “Извините!”
Одним словом, война!
...Всегда уравновешенный, даже внешне медлительный и очень добродушный заместитель начальника объединения И.П. Борщ обеспечивал поставку материалов и оборудования, не считаясь со временем. “Однажды я, войдя утром в штаб, застал там несколько человек, спящих на стульях. Когда я их окликнул, первым поднялся Борщ – они не успели доехать до места ночлега” (Н.Г. Селиванов). По его возвращении в Москву было видно, что Иван Петрович чувствует себя неважно. Через пять лет он попал в больницу с инсультом. Казалось бы, явной причины для болезни не было... Вскоре он умер. Относительно молодой – родился в 1936 г. Но разве внезапное резкое ускорение темпа жизни и непомерно возросшая ответственность – не достаточные причины для такой болезни? Эффект возникновения эйфории под действием радиации, как и сама радиация, могут подтолкнуть этот процесс. Но и без радиации вызванный Чернобылем стресс был бы вполне достаточным толчком, и он – медицинское последствие Чернобыля.
...Примечательно, что позднее, когда постепенно начала улучшаться обстановка в Чернобыле, кое-какие снабженческие начальники там переменили тон, стали хамить. Придирались и дозиметристы на дорогах – не нахватали ли рентгенов автомашины. Постовые не позволяли вечером после работы ехать по спрямленной и укороченной на 12 километров дороге в Зеленый Мыс, где многие жили, – хоть и голодный, усталый, а поезжай в обход, не загрязняй дорогу! Но это – позднее...
Да, прежде объединение строило в Союзе подобные сооружения, была кое-какая техника. Но, во-первых, всю наличную технику надо было бы приспосабливать для этого конкретного дела, а времени не было, во-вторых, имевшихся у объединения отечественных машин типа СВД-500Р явно не хватало, требовалось быстро изготовить новые, и притом в небывалом количестве. Но все равно без покупки импортных их не хватило бы для всех видов работ на “стене”. Установку СВД, находившуюся в Вышгороде, в Днепровском управлении, вывезли на ЧАЭС, смонтировали, отработали технологию и запустили в работу сразу же, как только появилось решение о “стене”.
Минстройдормаш СССР обязался срочно изготовить и поставить в Чернобыль автотранспортом 50 комплектов машин типа СВД-500Р на общую сумму 16 млн. руб. Основным поставщиком стал Никопольский крановый завод, который получал комплектующие элементы от 30 других заводов страны.
– Воскресенье. Мы с Н.В. Дмитриевым – на совещании у Министра Минстройдормаша. Присутствуют и представители других 5-6 министерств, – вспоминает главный механик объединения М.П. Дружинин. – Там решили в течение 2-3 месяцев изготовить эти установки. Составили график, подготовили поручения заводам (Никопольскому крановому, Ижорскому машиностроительному, Свердловскому Тяжмашу, Тюменскому заводу строительных машин и др.). Я уверен, что всем без исключения сроки казались нереальными, а темпы – фантастическими. Однако задание было выполнено в названные сроки. Конечно, то было проявление и свойств директивной системы, но в большей мере все-таки – личной гражданственности. Я, машиностроитель, знаю их условия работы и не понимаю, как они смогли это сделать. В обычных условиях мы не могли добиться в течение нескольких лет, чтобы нам сделали одну штуку СВД-500 – ссылались на недостаток времени. А тут за 3 месяца изготовили 50 штук, и притом не в ущерб основной, текущей работе.
Машины прибыли в разборе, но укрупненными, 18-, 15– и 10-тонными блоками. Хотя впервые Днепровское СУ освоило СВД на строительстве Киевской ГАЭС еще в 60-х годах, позднее такие установки в объединении использовались мало, и вообще их было выпущено в СССР около десяти экземпляров. А потому практически не было и специалистов, знакомых с такими машинами.
Из г.Никополя установки СВД-500Р направлялись сразу на площадку, расположенную в 12 км от ЧАЭС. Но прежде ее предстояло соответствующим образом создать и обустроить.
26 мая по поручению Н.В. Дмитриева телеграммой срочно вызвали в управление в г.Вышгород А.Л. Запорожца в роли начальника участка на строительстве Кяйшядорской ГАЭС, который меня знал еще по Литве (теперь он – главный инженер Днепровского управления). При первой встрече Дмитриев сделал комплимент его цветущему виду и сразу перешел к делу: предложил организовать участок для монтажа первой СВД-500Р и запуска ее в работу.
Площадку размером 200x100 м с покрытием из сухой бетонной смеси (затем залитой, чтобы образовался бетон) и освещением по периметру создали в течение недели. Оснастили ее двумя гусеничными кранами ДЭК-50 и ДЭК-85. Оборудование разгружали круглосуточно, за день принимали до 35 машин. Руководители всех рангов работали по 16 часов в сутки. По выражению A.Л. Запорожца, особенно в первый период в Чернобыль приезжал, наверное, цвет управлений – очень благородные и профессионально подготовленные люди. Никто не считался со своими чинами и званиями, выполняли именно ту работу, которая требовалась в данный момент. И хотя весь Чернобыль в тот период работал уже по вахтам, для этих руководителей сроков не было, их “вахты” составили 35-40 дней. Например, Халиулин с Запорожцем просто сменяли друг друга.
Сегодня считается, что первую СВД-500Р довольно быстро собрали. Но по тем меркам срок ее запуска – 15 июня – считался сорванным на 5 дней. Халиулину подчинили около 10 инженерно-технических работников. Он 28 мая провел с ними собрание, познакомился, кто чем дышит, кто чем занимался прежде. Вместе распределили обязанности.
Первая из прибывших машин прежде не была в эксплуатации, Но при перевозках очень сильно пострадала ее электрическая схема: вышли из строя предохранители, транзисторы. Все это – мелочи. Но они здорово сбивали темп.
Вызвали заместителя директора Никопольского завода и начальника цеха, которые изготавливали эту машину. Они тоже дневали и ночевали на монтажной площадке. Вероятно, они пережили несколько очень неприятных минут, когда писали объяснения о состоянии электрики представителям КГБ. А работников КГБ здесь называли “пианистами”, потому что в Чернобыле они жили в здании бывшей музыкальной школы.
Любопытна психологическая позиция разных участников чернобыльской эпопеи. На мой вопрос о наиболее запомнившемся кто-то сформулировал ситуацию коротко: “Все это был один сплошной случай”. А Е.В. Михайлов, заместитель начальника техотдела объединения, придерживается иной оценки: “Особенных случаев не было – все решалось в рабочем порядке”.
В технической части действительно ничего особенно нового, вроде бы, не было, разве что при подготовке площадок для монтажа первой СВД-600-1М и первого растворного узла привлекли воинские части и военную технику. Они на инженерных машинах разграждения очистили площадку от леса, сняли верхний слой зараженного грунта, сделали котлован под водорастворный узел, под фор-шахту для стены. А группа Михайлова на месте монтировала сборный железобетон, который раньше в Чернобыле предусматривался для других строительных целей. Вообще и организационные и технические предложения были связаны в основном со строительными работами и работой растворных узлов.
В действительности новыми здесь были не столько состояние трассы, грунты, техника, состав строительного материала, бентонита, сколько условия труда и психологическое состояние людей.
До Чернобыля в бывшем Советском Союзе несколько институтов занимались разработкой и совершенствованием оборудования непрерывного действия, применяемого для устройства гидронепроницаемых грунтовых завес. Это, например, траншеекопатель конструкции НИИГС. Он позволяет разрабатывать траншеи до глубины 20 м. Есть и барражная машина конструкции ВИОГЕМ, обеспечивающая глубину до 50 м. Я уже говорила об установке СВД-500Р института Гидропроект, обеспечивающей глубину разработки траншеи до 45 м. Все названные установки имеют один общий недостаток – малую мобильность. А это означает необходимость их монтажа на месте хранения и устройств рельсовых путей для работы. Однако простота их конструкции и относительно большая производительность на слабых грунтах делают эти машины конкурентоспособными с зарубежными аналогами.
Среди них на первом месте СВД-500Р-1М. После 1986 г. ее и взяли на вооружение не только спецуправления “Гидроспецстроя”, но и Горьковский метрополитен, различные организации Минмонтажспецстроя РСФСР и Украины, строители Минчермета СССР. У этой установки немало достоинств. Их сформулировал главный механик Днепровского СУ В.А. Шахотин: “Машина СВД-500Р-1М ведет проходку путем фрезерования передней стенки траншеи породоразрушающим инструментом, который приводится во вращение электробуром. Электробур перемещается сверху вниз по направляющему шаблону, который в свою очередь может устанавливаться на определенную глубину и одновременно служит эрлифтом для извлечения из траншеи выбуренной породы. Шесть установок СВД-500Р в Чернобыле имели производительность 5 погонных метров (175 м3) в сутки.
Отдельные машины при хороших условиях (отсутствие пересечений с коммуникациями, хорошо подготовленная фор-шахта, обеспечение раствором) показывали производительность до 30 погонных метров в сутки. Сдерживающими факторами оказались работающая в комплекте ситогидроциклонная установка для очищения глинистого раствора от бурового шлама, необходимость пробуривания лидирующих скважин для опускающего шаблона на требующуюся глубину, неудобство использования установки при сложной конфигурации траншеи, а также серьезно ограничивающие транспортные условия: машина движется по платформе, перемещающейся по рельсовому пути, кабина машиниста недостаточно комфортна”.
Итак, СВД бурят только по прямой и при том непрерывную траншею. Такого рода трасса была только к югу от ЧАЭС. Северная же часть насыщена многочисленными пересечениями и подземными коммуникациями, поворотами трассы под прямым углом. Преодолеть все эти препятствия возможно и с помощью СВД, однако повороты существенно удлинили бы весь путь и время на его прохождение. Условия Чернобыля этого не допускали. Стало очевидным, что придется покупать оборудование за рубежом.
Советское правительство обратилось к правительствам и фирмам ряда стран с просьбой о помощи. Нужные машины были в ФРГ и в других странах, но отовсюду пришел отказ. Лишь итальянская фирма “Касагранде” сразу же откликнулась на этот призыв.
Фирма “Касагранде” гарантировала поставку в течение трех месяцев 14 комплектов оборудования типа С-50 (экскаватор с телескопической штангой и напорным грейфером для глубины до 45 м), а также оборудование для подготовки и очистки раствора. Гарантировалась и дальнейшая поставка 10 комплектов сменного оборудования С-90 (стреловое оборудование и фреза) для глубины до 100 м, а также дополнительное растворное оборудование. Все это – с запасными частями. Весь контракт оценивался в 28 млн. американских долларов.
Головные машины из Италии стали прибывать в середине июня. Первой же проблемой, возникшей при получении этого оборудования, стал вопрос, где и как принимать технику. Из Италии машины доставляли автомобилями “Совтрансавто”. Тяжеловесное и негабаритное оборудование (база экскаватора, фрезы) прибывали на трейлерах поставщика. В связи с тем, что иностранный автотранспорт из-за опасности радиоактивного загрязнения в 30-километровую зону не допустили, руководство Минэнерго СССР по просьбе Днепровского СУ приняло решение разгружать их на площадке Киевской ГАЭС в г.Вышгороде Киевской области. Самих итальянских специалистов, по контракту обязанных обеспечивать техническое руководство сборкой и наладкой машин, в 30-километровую зону тоже не допустили. По этому двоих рабочих из Днепровского СУ: А. Горохова и М.Ф. Шведенко, а также главного механика объединения A.M. Мариничева заранее срочно командировали в Италию для освоения таких экскаваторов.
Эти люди стали основными наладчиками итальянских машин. В помощь им привлекали и других рабочих и специалистов объединения, в том числе машинистов буровых установок С-10: "Касагранде” близки по устройству установкам С-50.
– В Италии мы должны были освоить машину во всех режимах, – вспоминает Шведенко, – Освоили быстро: в течение одного дня пробурили 12 метров. Правда, я ее сначала сломал – не тот двигатель для такой операции поставил. Но все-таки итальянцы по столько не бурят, работают по 6 часов за смену, не торопясь. Затем обязательная профилактика. А мы всю проходку в тот день пришли за 4 часа, до обеда.
Оборудование от фирмы “Касагранде” было на особом счету. Для его приема устроили площадку в 2 га, с покрытием сухой бетонной смесью, политой водой. Оснастили двумя козловыми кранами грузоподъемностью 25 и 50 т. Площадку огородили, осветили, обеспечили электроэнергией от отдельной подстанции и даже выставили милицейскую охрану.
Работа по приему грузов была организована круглосуточно. Даже в темное время при электрическом свете там работали 1-2 машиниста крана и двое рабочих. В день здесь принимали до десятка автомашин из Италии с оборудованием. Затем на эту же площадку стали прибывать транспорты из Никополя с установками СВД.
– Доставку оборудования строго контролировали. Однажды на площадку заехала даже Правительственная комиссия во главе с зампредом Совмина Маслюковым. Замминистра Корсун бывал на этой площадке чуть ли не ежедневно. От Украинского правительства се часто посещал Костенко в сопровождении работников КГБ, – вспоминает главный механик Днепровского СУ В.А. Шатохин, “дирижер” приемочной кампании.
В то время все дороги в Чернобыль были забиты грузами. Случалось, конкретную машину разыскивали по телефонам. В Чернобыле находился транспортный штаб, и начальники дорог порой там работали, как рядовые диспетчеры. Это никого не удивляло, главное – результат.
Случалось, водители привозили свой груз ночью. Напуганные рассказами про радиацию, они требовали немедленной разгрузки. Но приемочную документацию имел право подписывать только Шатохин. За ним посылали машину в г.Чернобыль. Водитель же, видя, что никто не умирает прямо на глазах, успокаивался, ложился спать. А Шатохина отвозили обратно – какой уж тут сон. Обычно его вез один и тот же водитель, кажется, Магомедов. Он работал на ЗИЛе-самосвале на монтажной площадке. Весь день он работал, а спать оставался здесь же в машине. Отбыв положенный месяц, попросился на второй срок.
Выезжал, бывало, по три раза в ночь по первому звонку и сам Шведенко: то лампочка загорится на “Касагранде”, то еще какой-нибудь сигнал на машине сработает – люди ведь не знают, в чем дело. Боялись поломать.
Но были и такие, что не очень горели на работе (из среднеазиатских управлений). В Чернобыль их направили работать для приема оборудования. Однако они заявили, что они – подземщики по квалификации, будут работать только под землей. И усаживались в сторонке. Вскоре выяснилось, что эти рабочие опасались, как бы не прервался подземный стаж их работы, который дает немалые льготы при выходе на пенсию. В той суете им никто не объяснил, что на стаж здесь не влияет никакая работа.
Оборудование поставлялось и использовалось комплексно; проходческий агрегат, растворные узлы и магистрали. Это, в конечном итоге, позволило оперативно и мобильно организовать работу по сооружению “стены в грунте”. И все-таки непосредственно монтаж машин “Касагранде” сам по себе стал историческим событием. Их конструкция была мало знакома, а сроки на монтаж – фантастически малые. Представители фирмы находились в Киеве. Вот и лазали в радиоактивной пыли под машины не только монтажники да наладчики, но и генеральный директор объединения “Гидроспецстрой” Н.В. Дмитриев, главный инженер М.Н. Розин и будущий директор Гидроспецпроекта, а в то время – главный технолог объединения А.М. Мариничев.
И при этом в их сердце еще оставалось место для душевного тепла, даже нежности... На одной из стен пострадавшего энергоблока птичка нашла укромное местечко и свила гнездо, высиживала птенцов. Так вот каждое утро взрослые, бывалые мужчины находили минутку, чтобы пройти сотню метров до стены и убедиться, что птичка – на месте. А у нее вылупились птенцы, она учила их летать и, наконец, вся семья улетела по своим делам... Жизнь продолжается.
Порой проблемы возникали с самых неожиданных сторон, часто буквально из-за мелочей. Например, однажды Дмитриев приехал на площадку посмотреть, как бригада рабочих прокладывает рельсовый путь под СВД. Народу много, из разных управлений объединения, все в белых или синих спецовках. Вот и Дмитриев в своей синей спецовочке спрашивает рабочего, почему так медленно работает. Пилили шпалы – пропитанную, прочную древесину – обыкновенной двуручной пилой. Из-за пропитки зубья быстро забивались, опилки налипали на металл. Рабочий отвечает: “Если ты такой сильный, то становись и пили”. Дмитриев молча согласился и вместе с рабочим эту шпалу распилил. Вытер пот и уехал. А на следующий день участок получил 4 бензопилы.
Мнение доктора физико-математических наук А Г. Зеленкова:
– Ликвидаторы работали в варварских условиях. Например, в пыли 30-километровой зоны присутствуют чрезвычайно опасный плутоний и другие радиоактивные элементы, которые никто никакими счетчиками не контролирует, но они представляют большую опасность для здоровья. Увидев это, я обратился к В.А Легасову: “Хоть водой пыль прибейте!” Но тут воспротивились киевские медики: нельзя, попадет в грунтовые воды. Однако такие опасения совершенно нереальны, практически бессмысленны
Пыль подавляли с самолетов жидкими полимерными растворами. Смысл в этом был, но для защиты работавших на поверхности земли, такие меры, конечно, недостаточны. Люди эти полимерные покрытия даже не замечали.
...Решили собрать сразу несколько машин типа “Касагранде", чтобы с помощью них и СВД можно было выполнять работы одновременно на нескольких участках, в зависимости от характера трассы. Так как “Касагранде” – грейферные машины, очень верткие, на гусеничном ходу, то их решили использовать для работы под ЛЭП, возле мостов, в районе трубопроводов, на северном участке трассы. Они рассчитаны на секционное сооружение стены из твердого материала-заполнителя. Агрегаты сами же и выкапывают траншею на глубину до 50 м. Фреза навешивается на экскаватор-кран марки С-90. Разбуренная пульпа удаляется насосом, смонтированным непосредственно под фрезой. Оборудование это производительное, не требует больших площадок, не загрязняет территорию, с его помощью можно производить выемку “щеки” даже в скальных породах. Разработку более прямолинейного, южного участка поручили отечественным роторным СВД-500-1М. В Чернобыле одинаково нужны были и те и другие машины.
Правда, из Италии вместо обещанных 14 комплектов получили только 6, а из 50 установок СВД Никопольский крановый завод Минстройдормаша прислал только 10 комплектов.
...Работы по устройству “стены в грунте”, или завесы, начались в первой половине июня. Вначале действовала одна установка СВД-500Р, а с 23 июня – и С-50 “Касагранде”. В дальнейшем в течение каждой недели вводились по одной итальянской и отечественной машине.
Максимум одновременно работало 11 машин. Такой производительности ни в Союзе, ни за рубежом, вообще в мире никогда прежде не достигали. Да и вряд ли это произойдет в будущем.
Наши специалисты одновременно учились работать на этих итальянских машинах, а они сложнее отечественных. Поэтому импортное оборудование приобрели и для подготовки кадров рабочих, его использовал Можайский учебный комбинат объединения, который в Чернобыле развернул свой филиал. И все-таки проблему составляло в первую очередь отсутствие мало-мальски обученного персонала и вообще нехватка людей. Ведь работали круглосуточно, но предел для рабочего 6 часов в смену – больше не разрешала дозиметрическая служба. При таком графике на каждую итальянскую установку, не считая растворного узла, требовалось по 8 человек в день, а на отечественную – по 12.
Трасса траншеи насыщена инженерными коммуникациями (трубопроводами, кабелями и др.). Это – естественно. Однако подземная сеть была серьезным препятствием в процессе проходки и траншеи. Все понимали, что подземные коммуникации станции где-то соединены между собой и что крайне важна их общая целостность. Но где именно? Это может знать только дирекция АЭС. Однако как-то так вышло, что часть исполнительной документации на ранее выполненные работы по инженерным сетям была утрачена. Сети оказались нарушенными.
– Например, нам говорят, – вспоминает Ф.Г. Халиулин, – здесь проходит труба, ее нельзя повредить. Но, когда мы выполняем проходку, то обязательно на нее натыкаемся и выводим из строя: местоположение этой трубы указано неточно. Восстановление нарушенных подземных коммуникаций в то время, когда нужно быстрее прокладывать нашу стенку, очень осложняло работу. Вообще их восстановление – дело не по нашему профилю. И всe-таки мы вынуждены были его выполнять, так как без инженерных сетей невозможен пуск остановленных первого и второго блоков АЭС. Работы эти для нас – архисложные. Тем не менее, наше руководство вызывали для “разборок” на госкомиссии, требовали ускорить дело.
– Возле пожарки было особенно много труб и кабеля, мы боялись их повредить, – рассказывает бурильщик скважин М.Ф. Шведенко.– Когда сделали последнюю закладку, то гидравлический шланг намотки барабанов порвался, и из него потекло масло. Там был высокий фон, дозиметр сразу зашкаливал: мы старались быстрее все исправить, чтобы уехать оттуда. Пытались там фотографировать – пленка каждый раз “сгорала”. Потом взяли кинопленку специального качества у корреспондентов, и цветные слайды снял бурильщик Петя Брияк. Но фотоаппарат пришлось после этого выбросить: много в себя набрал радиоактивности.
Рассуждая формально, они имели право сказать дирекции АЭС: “Коммуникации – ваши, занимайтесь сами их восстановлением”. Но никому не приходило в голову формальное отношение к общей задаче в этой общей беде, так они воспринимали аварию. Психологически в этот момент решающими стали простые слова М.Н. Розина: “Виноватых сегодня нет. Будем восстанавливать”. Все согласились. Оперативно организовали бригады сварщиков. Ремонт инженерных сетей не задержал основные работы, так что своевременный пуск первого и второго энергоблоков, можно сказать, обеспечили и гидроспецстроевцы на своем участке “стена в грунте”.
* * *
...Итак, чтобы построить сооружение под названием “стена в грунте”, сначала нужно выкопать траншею. С помощью установки С-50 подготавливали лидирующие скважины для последующей работы СВД-500Р и осуществляли сопряжения участков траншеи, которые сходятся под углом. Рабочие Азербайджанского управления “Гидроспецстроя” под руководством Е.Л. Андриенко выполнили фор-шахту: расчистили целину и уложили кондуктор – бетонные угольники по краям будущей шахты. Защиты от радиации на открытой площадке поначалу не было никакой. “Но Евгений ничего не боялся...”
Установки “Касагранде” должны справляться в целом с делом без предварительной подготовки. Но для бурильщика такая работа сложна: копая, одновременно нужно обязательно в полость закачивать бентонитовый раствор и вынимать грунт через него: раствор скрепляет разрыхленную породу и одновременно укрепляет стенки траншеи, не дает ей обваливаться. Бентонит – это раствор из специальной бентонитовой глины в виде порошка. На месте он разводится водой. Но раствор этот – дорогой материал. СВД-500 по технологии работ должна его регенерировать, очищая, с помощью специальных сит-гидроциклонов и затем возвращать в траншею на следующем участке работ. Но на практике действовали эти сита плохо, часто забивались и вообще они конструктивно неудачны. В конце концов, изрядно помучившись, начальник Волжского управления Ф.Ф. Головань их вообще отключил и начал работать без регенерации. Раствор стал просто изливаться на поверхность земли. Оказалось, что это даже хорошо: лужа укрывала радиоактивную поверхность, как дезактиватор. В конце концов, глина на земле оставалась, а вода высыхала. Для условий Чернобыля это было технически, да и экономически смелое и оправданное решение.
Создание и отладка растворных узлов здесь превратились в самостоятельную проблему. Их монтаж и работу возглавил В.Г. Маслов. Этот молодой, улыбчивый и, вместе с тем, очень деловой специалист приехал с Дальнего Востока. Он сразу завоевал всеобщие симпатии и уважение, умело создавая в любых условиях ровный трудовой и доброжелательный психологический климат. В сложном растворном хозяйстве, включавшем разнообразные механизмы, насосы, компрессоры, энергообеспечение, работали хорошие механики. Но Маслов старался все перепроверить сам.
Затем траншею заполняли комовой глиной. Глина в бентоните разбухает, и она сама по себе настолько тяжела и плотна, что не требует дальнейшей утрамбовки. Она создала водонепроницаемый барьер на пути грунтовых вод, который как раз и называется “стена в грунте”. Качество всех работ проконтролировали специалисты института Гидроспецпроект: они использовали пьезометры с добавлением красящего раствора. Кроме того, глинистый раствор систематически проверялся в лабораторных условиях. Все работы шли с опережением графика и были сданы государственной комиссии с оценкой “отлично”. Но это – позже.
На “Касагранде” и СВД обычно работают трое: бурильщик и два помощника, которые наращивают трубы при бетонировании и монтаже каркаса, принимают из миксера бетон, поднимают наверх трубы. Здесь дело осложнялось тем, что трубы и материалы приходили не всегда в соответствии с заказом, и тогда проект корректировали.
Работали по такому принципу, чтобы одна монтажная бригада обслуживала все установки и исключила простой. Наряду со специализированными, использовали механизмы, оставшиеся на стройке: бульдозеры, экскаваторы. Как я уже говорила, была и своя радиометрическая служба на базе гидроспецстроевских военизированных горноспасательных частей. Руководил ею В.П. Пашкин. Эти люди следили за радиационной чистотой оборудования.
