Текст книги "После Чернобыля. Том 1"
Автор книги: Ленина Кайбышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 42 страниц)
ПЕРВОПРОХОДЦЫ
“Кто осмысленно устремляется ради добра в опасность и не боится ее – тот мужественен, и в этом мужество... Не тот мужественен, кому вообще ничего не страшно – тогда мужественны были бы камень и прочие неодушевленные предметы: нет, мужественный непременно боится, но стоит твердо”. – Это сказал Аристотель более 2400 лет назад.
Пожалуй, теперь самое время поговорить непосредственно о конкретных работах по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Эти будни были бы тяжелы для любого человека. Энергетик и без того постоянно испытывает повышенную нервную нагрузку из-за высокой сложности оборудования и обостренного чувства ответственности за сохранность врученных ему огромных ценностей и свой личный долг перед потребителями энергии.
Энергостроители, как и эксплуатационники – то есть энергетики любого из подразделений отрасли – восприняли аварию как общую беду. Возмутились, оскорбились самим фактом ее возникновения. И были правы. Но это – общая беда, притом не одних только энергетиков. Беда всего нашего народа. Значит, хочешь или не хочешь, а надо спасать положение.
Боюсь, что при нынешнем, искусственно насаждаемом, хотя и не характерном для россиян эгоизме и вообще жлобстве это не все понимают и тем обедняют свою душу.
С мая по сентябрь 86-го в Чернобыле было самое напряженное время. В первой половине июня я спросила В.Т. Гору, в то время начальника УС ЧАЭС, какие именно работы в данный момент выполняют его подчиненные.
– Дезактивируем территорию. Отделяем защитными железобетонными стенками второй энергоблок от первого, – рассказывал Владимир Тимофеевич, – строим подреакторную плиту, приступаем к сооружению нижнего яруса саркофага, так называемой стенки биологической защиты (он назвал самые опасные участки. Даже на месте строившегося канала – относительно безопасном – было 250 миллирентген в час); строим пункты унифицированной санитарной обработки (ПУСО), системы ливневых стоков, столовые. Особенно хорошо отмечу Южтеплоэнергомонтаж (ЮТЭМ), Южэнергомонтаж (ЮЭМ) и Спецатомэнергомонтаж (САЭМ). Все работают без выходных, с 8 утра до 9 вечера. Радиационная обстановка очень сложная, а сроки для выполнения этапов работы крайне жесткие. Понятия о сроках вообще приобрели совсем другие значения, чем в мирной жизни. Но в таких условиях мы приказывать не можем, даем задания людям только с их согласия. Однако не было случая, чтобы кто-нибудь отказался.
Практически все строительно-монтажные и организационные работы на Чернобыльской АЭС, на ее территории, а также на территории всей тридцатикилометровой зоны, за исключением собственно саркофага, все годы выполняли подразделения Минэнерго, притом в большинстве из них самым непосредственным образом участвовали ЮТЭМовцы. Очень хорошо помогали военные. Наружные стены “Саркофага” над семиметровым основанием возвело управление строительства Средмаша № 605 (УС-605), да и в сооружении плиты под фундаментом четвертого энергоблока активно участвовали шахтеры Донбасса и московские метростроевцы. Вот, пожалуй, крупномасштабно и все основные наши спасители.
Летом 86-го жизнь у энергостроителей, если можно так выразиться, нормализовалась, стала системной. Обзавелись своей производственной базой.
Самостоятельная проблема – бетон. Его требовалось много на всех строительных объектах, в том числе и при создании могильников: бетон – хороший поглотитель, а, следовательно, изолятор излучений. Поначалу огромное количество жидкого бетона в автомиксерах приходилось возить из-под Киева. По дороге от жары он значительно утрачивал свои качества. А для его производства в Чернобыле еще предстояло построить заводы. Но бетон нужен был “сегодня”. На территории АЭС в запасе оказалось много сухой бетонной смеси. Поэтому ЮЭМу (трест “Южэнергомонтаж”) поручили сделать транспортную эстакаду. По ней на КамАЗах и “Татрах” возили автомиксеры, в которые загружали в нужных пропорциях эту смесь.
Три “своих” бетонных завода построили в невиданные сроки. Они обеспечивали непрерывную подачу бетона изо дня в день. Словно челноки, машины его возили в миксерах к строящейся эстакаде у четвертого энергоблока. Многие из этих машин пришлось потом отправить на “кладбище” – так они были “грязны”, но часть все-таки удалось вернуть к жизни.
Проект организации строительства заводов и эстакады разрабатывал институт “Оргэнергострой”. В институте также подбирали составы бетона; продумывали технические решения и для абсолютно новых работ, например, перевалки 180 тысяч кубометров грунта в грязной зоне.
Во всех институтах Минэнерго были созданы челночные группы, которые работали в круглосуточном режиме на самой станции и в ее окрестностях. И в Чернобыльском штабе Оргэнергостроя свет в окнах можно было увидеть каждую ночь. Любой проект немедленно осуществлялся на практике. Во всяком случае, из-за несвоевременной выдачи технических решений не произошло ни одного сбоя.
Часто обращалась я к главному инженеру УС ЧАЭС Ю.Е. Сергееву: его можно было увидеть в Чернобыле практически всегда и всюду. Он прошел здесь все ступеньки служебной лестницы – от старшего инженера участка до главного инженера УС ЧАЭС. Юрий Егорович местный, чернобыльский житель. После эвакуации в Киев вернулся, остался жить в своем родном городе, но уже в общежитии. Он придумал особую систему – памятку, с которой никогда не расставался. По ней было нетрудно представить весь комплекс объектов и состояние дел на каждом из них.
Я попросила у Сергеева его записную книжку и раскрыла наугад. Вот перечень объектов, названия исполнителей и дата сдачи готовой работы на июль-октябрь 1986 г. Главный, а чаще единственный исполнитель всюду – Минэнерго. В некоторых случаях помогают, помимо уже названных участников, МинМонтажспецстрой, Минстроймонтаж, Миннефтегазстрой, Минстройматериалы. Перечень из 23 пунктов. Это – 23 достаточно крупных самостоятельных строительных объекта. Они включают строительство временных автодорог, пунктов дезактивации, переволалочных баз, водосооружений; возведение разделительных стен между первым, вторым и третьим энергоблоками; сооружение “стены в грунте”, завершение строительства хранилища отработавшего ядерного топлива (ХОЯТ), устройство инженерных сетей на промплощадке и т. д. На листах графиков детально обозначены все виды работ. Например, требуется выполнить дезактивацию тяжелого подъемного крана и перегнать его в зону четвертого энергоблока. Срок – середина июля. Исполнители – Минэнерго и Минобороны. Указана степень радиоактивной зараженности техники, материалов, грунта во всех точках этих строительно-монтажных работ. Радиационный фон здесь достигает двух рентген в час. Указаны объем работ, необходимая техника, строительный автотранспорт, спецавтомобили.
Вот, например, пионерная производственная строительная база близ пос.Вильча: видно, как и откуда будут принимать цемент, бетонитовый порошок. Цветные рисунки обозначают платформы, цистерны, вагоны, склады, перегрузочные узлы. Схема в разрезе показывает и технику, которую там будут использовать. В красках – детальная схема вахтового поселка Зеленый мыс, с указанием жилых кварталов, инженерных сооружений, клуба, столовых, базы отдыха, медчасти. На каждом квадратике дома написано число будущих квартир и график предстоящих работ. Составлен план-график и для работ в Гомельской области Белоруссии. В нормальной обстановке для выполнения всех этих работ потребовались бы многие месяцы, а то и годы. Но здесь срок выполнения последнего пункта плана, а это “Подготовка объектов комплекса энергоблоков №1 и 2”, то есть подготовка их к началу пусковых операций – 10 октября.
Фантастика. Невероятно и немыслимо – так скажет любой нормальный строитель. И будет прав, для обычных условий. Но в действительности многие из этих плановых сроков удалось опередить, кстати, во многом благодаря таланту и авторитету В.Т. Горы и Ю.Е. Сергеева.
Можно было бы много хорошего рассказать о каждом из рядовых участников Чернобыльской эпопеи. Но тогда понадобилась бы еще не одна такая книга. Когда-нибудь, возможно, расскажут и о них. Но некоторых назвать все-таки следует сейчас.
Сначала кое-что – о собственно строителях ЧАЭС. Заслуженному бригадиру строителей Н.И. Пукало уже было лет под шестьдесят, когда разразилась беда. Награжден грамотой Президиума Верховного Совета СССР. Он вполне мог отказаться от тяжелой работы хотя бы по возрасту.
Другой бригадир Г.В. Павлов еще молод, но тоже не зря удостоился правительственной награды и привык вести за собой молодежь. Они оба возглавили молодежные бригады, которые расчищали машзал и бетонировали в нем стенки.
Начальник участка №2 Ю.А. Домославский, прораб Шульгин, младший прораб А.И. Зборовский, начальник участка №1 В.И. Стоколос, рабочие В.В. Мельник, В.В. Пашун, А.Ф. Радченко. Мастер А.Г. Мельников, бригадир слесарей-сантехников A.П. Трикиш, специалист по монтажу строительных конструкций Дугин, начальник строительно-монтажного управления №3 УС ЧАЭС С.М. Громыко...
Здесь от исполнителей помимо высоких профессиональных знаний понадобилось еще и неведомое прежде умение – быстро передвигаться в наиболее опасных местах и при этом идеально выполнять работу, что бы потом не возвращаться и не переделывать, без права на ошибку.
И в сентябре еще кое-где около четвертого блока “стреляло”. Эти места можно лишь пробегать, нс задерживаясь. Были и такие места, в которых разрешалось находиться секунды. В таких случаях заблаговременно прорабатывали операцию, словно перед боем. А потом – “шли в атаку”. Бегом бежали к опасному месту, где предстояло выполнить какую-то операцию. Бегом бежали обратно... А работали спокойно, размеренно. Любое дело люди старались выполнить качественно. Каждый понимал: он уже здесь. Если не сделает, должны будут идти другие и все начинать с нуля.
– Вас интересуют удивительные случаи? Бывают. Но мы их на работе не запоминаем: работа как работа, лишь бы получилось хорошо, – отвечает на мой вопрос энергостроитель Лоза. Один из примеров – “еретическое” предложение бригадира строителей С.Л. Бражевского нарушить девственную чистоту и, следовательно, неприкосновенность машинного зала и пустить по нему бетонопровод. Правда, после обрушения части балок и появления пробоин в кровле, о “девственности” машзала говорить трудно. Но в сознании строителей на атомных станциях действующий машзал – это святая святых: полы блещут чистотой, на белоснежных корпусах турбин – солнечные блики, у стен в кадушках растут пальмы, а люди ходят в белых халатах, как в операционной. Как подать бетон в эту стерильность?
Позиция Бражевского всех удивила. Но: “Если здесь полно радиоактивной “грязи”, то чем хуже наша, строительная?” – Бражевский всегда отличался нестандартностью мышления. Бетоновод в машзале уменьшит время пребывания людей в радиоактивной зоне. Правда, для этого бетоновода еще надо разобрать завалы и выдолбить отверстие в стене. Однако решение оказалось таким удачным, что позже этот транспортный коридор с бетононасосами использовали и строители УС-605 при сооружении саркофага.
Потом Бражевский снова всех удивил: по своей воле отказался от налаженной жизни и приличных денег, оставил на прежнем месте двенадцать своих учеников (качество их работы можно не проверять) и принял самую слабую бригаду... А через год и она стала одной из самых надежных.
...На очередном заседании Правительственной комиссии летом 1986 г. докладывал представитель химических войск: “Мы контролируем всю территорию 30-и километровой зоны и в первую очередь станции. Картина в целом стабильна...” Еще доклад: В зоне пущен “свой” бетонный завод, на днях войдут в строй еще 3-5 таких заводов. Представитель Минздрава СССР: “Улучшилась организация питания командировочных... Вместе с директором ЧАЭС Э.Н. Поздышевым проверили качество водопроводной воды – она хорошая...” Своего рода этапное заседание.
А в чернобыльском кабинете заместителя министра Минэнерго СССР Ю.Н. Корсуна собрались начальники подразделений отрасли. Обсуждали, казалось бы, рядовые, ничем не примечательные для мирного времени вопросы. Но здесь и они звучали по-фронтовому. Например, можно ли разукомплектовать вышедшее из строя оборудование и машины, чтобы из двух-трех собирать одну: “Хочется спасти хотя бы то, что возможно”, – пояснил В.Т. Кизима.
– Конечно, – ответил Корсун. – Это по-хозяйски. Только необходимо отмывать до безопасного предела. Ведь мы не должны "жечь” людей. А то, что не поддается дезактивации, безжалостно списывайте и передавайте на захоронение, как положено.
В руках этих людей были огромные ценности: машины, механизмы, оборудование. Радиация “списывала” практически любые затраты, и никто бы не потребовал отчета за брошенную машину. Но им жаль народных денег, и они сами готовы на дополнительные хлопоты, лишь бы эти деньги сберечь.
Юрий Николаевич Корсун – самый молодой заместитель Министра энергетики и электрификации СССР – занял этот пост в возрасте сорока семи лет как энергостроитель-профессионал, посвятивший этому делу свою жизнь сразу после окончания института. К весне 1986-го у него уже были две высокие правительственные награды: орден Октябрьской революции и орден Трудового Красного Знамени – обе за участие в строительстве Запорожской ГРЭС по самому прогрессивному поточному методу. Следующим шагом стало сооружение атомных станций. Предложение возглавить все строительные и монтажные работы в Чернобыле Юрий Николаевич получил, будучи начальником Главного управления отрасли по возведению атомных станций в центре страны.
В 30-и километровой зоне на него обрушился вал разнохарактерных работ: надо было консервировать четвертый энергоблок, дезактивировать здание и территорию станции и окрестностей, восстанавливать и пускать три первые энергоблока. Эти работы никто ведь заранее предвидеть не мог, а, значит, не заготовили механизмы и машины, строительные материалы. Надо было определить необходимое количество рабочих рук, распределить обязанности, быстро скоординировать усилия тысяч людей, организаций, предприятий. Вскорости, одновременно стали строить вахтовый поселок для эксплуатационников “Зеленый Мыс”, приступили к созданию города Славутича. Верно говорится, что с бедой боролась вся страна. Однако специфика энергетического строительства, которое официально относят к категории особо сложных производств, требует работы профессионалов очень высокого класса. Поэтому-то выполнение практически всех ответственных и сложных работ – не только координировали и организовывали энергостроители, но основную, наиболее сложную их часть, они своими же руками и выполняли. Все это было под командой IO.H. Корсуна.
Каждый раз, когда я видела в зоне Ю.А. Матвеева, крупного, всегда по-деловому собранного, сосредоточенного и очень активного человека, я не решалась к нему подходить – настолько он был занят, увлечен ведением ли совещания, анализом ли каких то бумаг, беседой ли с подчиненными или начальством, или просто размышлял. Он неизменно приветливо здоровался, улыбался и тут же уходил в себя: не мешайте мол, я очень занят. Я и не мешала, дожидаясь “своего часа”, уверенная, что этот час обязательно наступит. Наблюдая со стороны, как он ведет совещания, как принимает решения – восхищалась его эрудицией, мастерством и талантом.
Авария застала его в какой-то не очень большой должности. Он все поднимался по ступенькам, и вскоре стал главным инженером созданного после аварии на базе УС ЧАЭС Главного управления Минэнерго СССР (ГлавПРУ), контора которого обосновалась сначала под Киевом, в Вышгороде, потом перебралась в Киев. Как уже говорилось, начальником стал Кизима. Матвеев все время был его “правой рукой”, а в действительности, по сути, – “хозяином” всех строительных и монтажных работ, которые выполнялись в 30-и километровой зоне силами Минэнерго СССР. Они как бы поделили сферы влияния: Матвеев – в зоне, а Кизима – в Киеве, в зоне ему работать уже было нельзя. Наверняка и Матвеев давно свое получил. Но он, скорее всего, просто не думал об этом. УС ЧАЭС перешло в подчинение ГлавПРУ.
Итак, “мой час” настал в Москве через три года после аварии – заместитель Министра Ю.Н. Корсун отозвал Ю.Н. Матвеева из Чернобыля и передал в его руки вновь созданное управление Минэнерго СССР по технологии атомного строительства.
Но и здесь, что называется, припертый к стенке, он, хотя и согласился на беседу, практически свел ее к нескольким минутам и потом смущенно признался, что “не хочется”. Ладно, незачем мучить человека.
Все же схематично перечислил основные виды работ за эти три года. Перечень получился внушительный. Отрезали всю ливневую канализацию от стока в реку, построили насосные станции, трубопроводы и резервные котельные. (Это – УС ЧАЭС и ЮТЭМ); проложили подъезд к четвертому блоку мимо Копачей (УС ЧАЭС); решили проблемы с бетоном (трест Южатомэнергострой и УС ЧАЭС). Разработали проект семиметровой стенки в основание Саркофага – стенки биологической защиты (Атомэнергострой Минэнерго); осуществили основной проект той же стенки, ее изготовление, монтаж (ЮЭМ, САЭМ и УС-605); забетонировали стенку биологической защиты (УС ЧАЭС).
Вырезали проем, разъединили коммуникации и построили разделительную стену от фундамента до верха между третьим и четвертым энергоблоками (в основном ЮТЭМ, а также УС ЧАЭС и УС-605). По существу, это – внутренняя стена саркофага (внешние стены и кровлю возвел УС-605). Построили разделительную стену в машзале между первым и вторым энергоблоками.
Выполнили ранние и последующие строительные защитные мероприятия водоохранного назначения (УС ЧАЭС, Гидроспецстрой, Минэнерго).
Построили первые могильники в зоне.
Продолбили отверстие в стене бассейна-барботера, чтобы узнать, есть ли в нем вода (Управление малой механизации Минэнерго).
Построили плиту под фундаментом четвертого энергоблока (шахтеры, Гидроспецстрой, Минсредмаш).
Соорудили защитную стену в грунте на территории ЧАЭС (Гидроспецстрой).
Участвовали в ремонтных и монтажных работах на первом-третьем энергоблоках ЧАЭС и в хозяйстве станции (ЮТЭМ, Химэнергозащита, УС ЧАЭС и другие).
Вынесли подземные коммуникации из-под земли на поверхность на территории станции, осуществили благоустройство территории.
Выполнили консервацию, затем демонтаж части оборудовании пятого и шестого энергоблоков... И так далее, и так далее.
Задаю дурацкий вопрос, на который ответ и так известен каждому проработавшему в зоне во время “войны”, просто чтобы занимать разговор:
“Страшно было, Юрий Александрович?” – И ответ получаю вполне искренний: “В первый момент неуютно было, а потом некогда и – ни страха, ни мыслей о нем. Просто знали, сколько времени можно и нужно быть в конкретном месте – столько и были. Отбыли и ушли. Ни у кого из строителей и монтажников не было не то что мысли, но даже чувства, что за работу следуют сверхнормативные льготы. Все относились к своему делу как к обыкновенной работе, только с соблюдением правил безопасности.
– Но ведь экзотика все же...
– Да, бывали тяжелые моменты, когда требовалось особо тщательная подготовительная организация. Например, в помещении №7001 на третьем энергоблоке, это под вентиляционной трубой – там надо было возводить стену вместе с военными, чтобы от кровли не “светило” внутрь здания. Средмаш убрал основную грязь, а мы потом забетонировали. В задачу Минэнерго входили еще дополнительные стойки для укрепления перекрытий, но сначала наши УС ЧАЭС и САЭМ должны были возвести там защитную бетонную стенку, чтобы в это помещение вообще можно было войти и строить эти стойки.
Ага, наконец-то прорезалось живое, неформальное! Но – все. На этом аудиенция окончилась. Юрий Александрович не сказал, что перед этим на нескольких заседаниях Правительственной комиссии обсуждали вопрос, как хотя бы войти в это помещение, самое грязное на третьем блоке. От решения практически зависела возможность выполнения основной части работ по возрождению всего энергоблока. Даже после предварительной уборки там “светило” весьма изрядно – ведь через эту вентиляционную шахту занесло и все еще продолжало тянуть грязь с кровли. А сразу после аварии, к тому же, через эту шахту сбрасывали топливо, графит и строительные обломки с крыши в четвертый энергоблок. Оттуда “светило” 1000 рентген в час.
Так как же все-таки справились с этим помещением? Я уже знала от других, что Матвеев тут был чуть ли не прорабом, сам организовал работы и контролировал их выполнение. Прежде на земле моделировали и изготавливали строительные конструкции, оттачивали каждое движение, чтобы не задерживаться в процессе работы. Там можно было находиться минуты, а то и секунды. Армия подавала материалы. К этому времени (в январе-феврале 1987 г.) допустимой для военных дозой стало уже не больше 10 бэр. Поэтому практически нередко они однажды вносили что-то в помещение и больше туда не заходили. Остальное делало Минэнерго...
Выступая по советскому Центральному телевидению через год после аварии Ханс Бликс (в тот период заместитель генерального директора, позднее – генеральный директор МАГАТЭ) назвал выполнение огромного комплекса строительно-монтажных работ на ЧАЭС большим достижением атомной энергетики СССР – МАГАТЭ было детально ознакомлено с обстановкой на ЧАЭС.
– В нашем мире главной задачей современности, – сказал он, – является достижение стабильности и безопасности существования всех народов, и Чернобыль может стать примером взаимного доверия.
Это – общая панорама.
Вероятно, первыми энергостроителями, которые после аварии приехали работать в 30-километровую зону на длительный срок, были монтажники ЮТЭМа (трест “Южтеплоэнергомонтаж”, в тот период – украинское подразделение союзного “Теплоэнергомонтажа”).
Вот это – мастерство! Это – уровень! Это – талант! – Я открыла рот от удивления и восхищения еще лет 20 назад, когда впервые увидела работу тепломонтажников при сборке основного оборудования реакторных отделений энергоблоков-милионников АЭС и, если можно так выразиться, до сих пор пребываю в этом состоянии. Они монтируют и котлоагрегаты тепловых электростанций, по своей сложности, точности и многоэлементности не уступающие оборудованию реакторных отделений АЭС. "Рыцари без страха и упрека” – так назвал тепломонтажников Минэнерго эксплуатационник – талантливый энергетик и организатор А.Я. Кроль, в то время главный инженер лучшей в стране Костромской ГРЭС.
На ЧАЭС ЮТЭМовцы монтировали все ее теплотехническое оборудование, это – их детище. Теперь они столкнулись с обстановкой, о которой прежде не могли и помыслить. Со многим здесь столкнулись впервые в мире.
Например, теперь монтажникам пришлось собирать трубопроводы в жуткой грязи – на территории ЧАЭС, рядом с четвертым энергоблоком, прямо на земле.
Первыми из ЮТЭМа в Чернобыль приехали трипольцы (расположенное неподалеку от Киева в г.Украинке Трипольское управление ЮТЭМа). Они быстро сориентировались в этой разрухе. Обосновались. И по существу превратились не только в самостоятельное монтажное предприятие, но даже стали заводом-изготовителем всего необходимого нестандартного оборудования. ЮТЭМовцы работают в зоне и ЧАЭС до сих пор уже на модернизации и ремонтах действующего оборудования, ведь по численности это управление прежде было одним из небольших подразделений своего треста. “Их начальник В.В. Гиденко – очень хороший человек и прекрасный организатор”, – скажет позднее его московский коллега из ТЭМа В.В. Воргунов. Вполне согласна.
До аварии на Чернобыльской АЭС работало несколько монтажных управлений. Они базировались в основном в г.Припяти. Трипольское здесь считалось рядовым, хотя его люди на других атомных и тепловых электростанциях никому не уступали, наоборот, охотно участвовали в претворении в жизнь самых прогрессивных методов сооружения энергообъектов, включая и славно известный метод потока на лучших стройках страны: Ладыжинской и Запорожской ГРЭС, Запорожской АЭС, других АЭС Украины; участвовали в сооружении Пермской, Экибастузской ГРЭС. Многое сделали и для своего района.
Образовалось Трипольское монтажное управление в г. Украинке Обуховского района Киевской области в 1968 году в связи сооружением Трипольской ГРЭС. Ее последний агрегат пустили в 1972 году, и своей последующей устойчивой работой станция обязана не только умелой эксплуатации, но и отличному качеству монтажа. В Украинке в основном живут люди с этого предприятия, здесь есть и производственная база. Лишь 20 семей обосновалось в г. Припяти. Их и эвакуировали “к своим” в г. Украинку или поблизости.
Коренных жителей г.Украинки авария задела только в отношении их трудоустройства, что само по себе не составляет проблем для таких асов – они нашли бы себе работу повсюду.
...Утром 26 апреля начальник Трипольского управления ЮТЭМа В.В. Гиденко был очень сердит. Он звонил в 8 и в 9 утра из своей конторы в г.Украинке на территорию строящегося пятого энергоблока АЭС и не слышал ответа. Неужели его команда опоздала на работу? Не может быть! Это никак не похоже на А.А. Науменко – главного инженера управления, в то время оставшегося на хозяйстве в г. Припяти. Случилось что-то серьезное. В Киеве Владимир Васильевич узнал, что произошла авария, некоторые детали. Что предпринять? Суббота... Ясно, что надо поскорее ехать в Чернобыль. Но ехать – с толком. Телефоны в Припяти отключены. А в воскресенье по Киеву ползли дикие слухи – вот и все “подробности”. В понедельник утром позвонил в Украинку начальник участка Антощук: надо организовать 30 мужчин на загрузку песка. Как уговорить людей? И надо ли уговаривать?
В такую минуту на людей действуют слова, обращенные к глубинам души, к патриотизму. И Гиденко нашел такие слова.
– Произошла трагедия национального масштаба, как в 1941 году, – сказал он. – В Чернобыле сегодня нужны 30 настоящих мужчин. Кто поедет? – Руки подняли все. Говорили с пафосом, красиво. Женщины плакали и вряд ли сами могли объяснить, почему. На то они и женщины, чтобы нутром чувствовать беду.
Первая группа выехала в Припять 28 апреля. Дважды ночевать возвращались домой, километров за 150. Но это – не дело, надо жить в Чернобыле.
В момент потрясений людям хочется быть вместе. Хочется собрания. Не митинга с лозунгами, а вроде сходки, по-семейному. В.В. Гиденко сам пустил в городе слушок, якобы “Гиденко после Первомайской демонстрации соберет собрание”. И снова пришли все. Услышали задачу. Водители автоколонны сначала отказались ехать: “Причем здесь мы? Пусть станция сама разбирается”. Жены заголосили: “Не пустим!” – Все ведь грамотные, понимают, что с атомом шутки плохи. Но это продолжалось недолго, и уговаривать не пришлось. Следующая партия выехала 2 мая и сразу на 5 дней.
Воистину, как сказал И.С. Тургенев, “...у нас у всех есть один якорь, с которого, если сам не захочешь, никогда не сорвешься: чувство долга”.
Не дожидаясь “команды сверху”, трипольцы взяли с собой необходимые инструменты для работы, снаряжение, палатки, спальные принадлежности, по несколько комплектов одежды. В один день организовали быт большого коллектива.
Разбили палаточный городок – на грязной земле, за забором “Сказочного”, поскольку в корпусах этого бывшего пионерлагеря разместились эксплуатационники ЧАЭС и другие, было полно. Монтажники построили себе и баню. Жить можно. Однако скоро стала очевидной необходимость стационарного жилья: работа явно затянется на зиму. Да и не стоит спать на земле, хотя бы и на матраце, тем более садиться на нее, даже ходить по траве, касаться веток: на них – радиоактивная пыль. О господи! Надо бояться своей земли.
Главная контора у треста “Теплоэнергомонтаж” (ТЭМ), и, следовательно, и ЮТЭМа теперь была на кладбище близ с. Ковшиловка – оно оказалось относительно чистым местом. Трипольцы из “Сказочного” перебрались в с. Залесье, что в километре от г.Чернобыля, остальные сразу приехали частью в с.Иванково, большинство же – в Ковшиловку. Обычно в 12 или в час ночи у ЮТЭМа там проходила оперативка. Обстановка после работы выглядела примерно так: люди вернулись часов в 10, сидят кто на ступеньках, кто на надгробьях – на чем придется. Ждут все свое начальство. Приезжают из Чернобыля Воргунов с Токаренко часов в 11-12 ночи (уезжали на работу они в 5.30 утра).
– Из столовой вечером мы выходили, как сквозь строй – настолько горящими были глаза людей, – рассказывает В.В. Воргунов, начальник отдела ТЭМа. – О семьях ничего не ясно, собственное будущее тоже в тумане. На столе брошены письма от родственников: многие ищут своих.
Стояла тихая летняя ночь, а обстановка накалена до предела. Однажды Токаренко взял письма и вместо объяснений сам пошел в наступление на рабочих: почему они сами не отвечают своим родным, не успокаивают их, а вместо этого еще нервничают?! – В глубине души они по сути именно этого и ждали. Успокоились,
Здесь базировалось в основном Западно-украинское монтажное управление ЮТЭМа – его начальник Е.С. Рощин (он позже возглавил трест) в тот период готовил к пуску энергоблок на Ровенской АЭС. Как говорится, не успели весла посушить – Чернобыль.
Но больше других сделали в Чернобыле именно трипольцы. И трипольские монтажники сначала грузили песок, возили свинец. Словом, как все. Но они были недовольны: “Чего мы все вокруг ходим? Когда же “там” будем работать?”
Им поручили одно из самых опасных дел: прокладывать по грязнющей территории АЭС бетонопровод к бассейну-барботеру четвертого энергоблока.
Страшно? Конечно, страшно. Со стороны было заметно, что и бригады бодрятся. Но идут... Достаточно пойти первый раз, чтобы потом работать без боязни. Трусов вообще не было.
Посылать на такое в мирное время нельзя. Надо вести за собой. Было ясно, что каждый рабочий в первый раз сможет находиться на трассе не больше 15 минут, потом его следует сменить. По ведь каждого – не поведешь... Тогда первыми пошли руководители управления: Владимир Васильевич Гиденко, Александр Антонович Науменко, Валерий Александрович Плахотнюк, Владимир Павлович Мариночкин. Вместе спокойно прошли по трассе до самого четвертого блока. Подробных фоновых карт еще не было.
Чуть прошли и замерили фон под ногами: 300 рентген в час. Подумали, что так будет всюду. Но вдруг с удивлением обнаружили полосу, где было “всего” 12. Удивились. Проверили. Точно!
