Текст книги "После Чернобыля. Том 1"
Автор книги: Ленина Кайбышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 42 страниц)
Было бы грубой ошибкой считать, будто наших дорогих парней просто бросили на произвол судьбы, словно неодушевленные и бесчувственные предметы. Инструктировали, конечно же, абсолютно каждого. Вот памятка воину, работающему в условиях радиоактивного заражения: “Воин, помни! Радиоактивные вещества не имеют цвета, вкуса и запаха. При попадании в организм они могут вызывать тяжелые заболевания... Воин обязан: использовать средства защиты... после окончания работ обязательно пройти дозконтроль. В случае заражения радиоактивными веществами индивидуальных средств защиты и обмундирования свыше допустимых норм обязательно заменить их.
Запрещается: принимать пищу, курить, пить и отдыхать на рабочих площадках; снимать или расстегивать средства защиты без разрешения командира; ложиться, садиться на зараженную местность или прикасаться без необходимости к зараженным предметам...” Вполне доступно пониманию любого нормального человека.
Уместно напомнить, что термин “заражение” – чисто военный. Об эпидемических болезнях речь не идет, такого заражения радиация не вызывает.
Однажды военные командиры при каких-то важных погонах (они представились, но, виновата, я не записала их имена) пригласили меня в палаточный городок воинской части и с гордостью показали улыбающихся симпатичных дежурных, идеальный порядок и даже уют в каждой палатке и разную музыкальную радиоаппаратуру, которую парни, вероятно, сами привезли, чтобы не было скучно, газеты и журналы. Хорошая воинская часть и нормальные командиры. Только вот расположены были эти палатки километрах в 7-10 от Чернобыльской АЭС. Может, так нужно, не берусь судить.
В жизненно опасных условиях, на мой взгляд, мало создать уют и повесить инструкции о правильном поведении. Надо еще постараться контролировать исполнение этих инструкций, иначе они останутся благими пожеланиями. Человек легко адаптируется к опасности психологически – это нормальное защитное свойство любого живого организма, иначе он просто не сможет в опасных условиях находиться. Поэтому чрезвычайно важно напоминать об осторожности и даже заставлять серьезно к ней относиться.
Строительные обломки и графит убирали, в основном, с помощью бронированных ИМР (инженерных машин разграждения), оснащенных соответствующим оборудованием, а также манипуляторами типа “человеческая рука”. Работали здесь и бульдозеры, и БАТы с освинцованными внутри кабинами.
Они неплохо действовали, но не могли убрать мелкую пыль, с которой в воздух поднимались радиоактивные аэрозоли, которые переносило ветром с места на место. Поэтому приходилось непрерывно выяснять и перепроверять радиоактивную обстановку. В начале это нервировало экипажи машин. Они суетились, торопились. Один солдатик убежал, когда его машина ни с того, ни с сего забралась в канаву. Другие спокойно подъехали к ней на легком УАЗе, вывели за три минуты из канавы и... были поощрены за умение и самоотверженность.
История ИМР (инженерные машины разграждения) – самостоятельная эпопея. Они не были новостью военной техники. Но для Чернобыля требовались особенные, хотя поначалу и никому не известно, какие именно. В конце апреля специалисту по защите военной техники Е.С. Фриду позвонил по телефону давно знавший его начальник одной из лабораторий Карбышевского института А.А. Носач, и они вместе поехали в минсредмашевский НИКИМТ (Институт монтажных технологий), а в дальнейшем возглавили работы по повышению защиты машин от радиации.
В Чернобыле собирались применять военные машины с еще более высокой степенью защиты чем те, которые проходили проверку на Семипалатинском полигоне. У “семипалатинских” защита позволяла работать при 70-кратном ослаблении радиации.
Директор института Ю.Ф. Юрченко попросил сделать защиту, в 10000 раз снижающую мощность излучения (у развала энергоблока могло быть и такое). Но в тот период недостаточно был известен характер излучений, поэтому решили ориентироваться на худший вариант.
Теперь сотрудникам НИИ стали и ЦНИИ инженерных войск впервые предстояло работать не на проблематичный ядерный взрыв ради защиты на случай гипотетической ядерной войны (для этого машины и проверяли в Семипалатинске), а для конкретной реальной цели, однако на первых порах с множеством неизвестных параметров. Здесь же тренировались и экипажи, которым предстояло отправиться в Чернобыль.
Итак, первую ИМР с повышенной защитой сделали 25 мая. Одновременно была разработана методика проверки надежности защиты – машину облучали специальным источником (до 50 Ки) со всех сторон и определяли, откуда идет “подсветка”. Однако в нее ведь надо входить, потом выходить; на ней установлены системы дистанционного действия, перископ и пр., то есть неизбежны места, защитить которые полностью невозможно. Словом, на первую ИМР навешали очень много свинца, и она от тяжести оказалась не очень маневренной. Последующие облегчили, однако на первой удалось въехать в здание машинного зала – впервые после аварии – и через перископ посмотреть, что там творится.
На многих заводах страны с помощью откомандированных туда специалистов по защитным средствам выполнили серию разнообразных машин для Чернобыля, в основном усиливали защиту. Головным изготовителем комплекса “Клин” стал ленинградский ВНИИТРАНСМАШ. В частности, на Краматорском заводе сделали 10 ИМР с защитой, вдвое превышавшей принятую на серийных машинах. В г. Горьком – восьмиколесные БТРы с дополнительной защитой, в 5-6 раз выше обычной, а также несколько машин на базе ремонтно-эвакуационных машин, обычно предназначавшихся для эвакуации танков на поле боя. На ЗИЛе изготовили около 20 грузовиков с усиленной защитой. Кроме того, в НИКИМТе переоборудовали 3 машины для перевозки персонала и технической разведки, 2 БТРа с вдесятеро усиленной защитой, а также дооборудовали несколько бульдозеров, а также кабину для гигантского башенного крана ДЕМАГ, которая снижала уровень радиации в несколько сот раз. В этом институте руководил работами замдиректора А.А. Куркумели.
Казалось бы, главная проблема – высокие уровни радиации. В действительности – то, что излучение шло со всех сторон: сверху, снизу, сзади, с боков. Откуда защищаться? Но еще труднее оказалось найти “просветы” в корпусе машины и возможность их закрыть. До аварии на такую работу отводилось бы полгода. Теперь – несколько недель.
Главное бронетанковое управление Минобороны выделило разработчикам для испытаний два ЗИЛовских фургона, в них установили источники излучения и аппаратуру. Все испытательные измерения Фрид с коллегами делали ночами, чтобы поблизости не оказались люди, не связанные с испытаниями и дозиметрическими измерениями – ведь искусственно создавали как бы зараженную территорию.
Однажды эти, в общем-то, кабинетные ученые по звонку утром выехали в Ленинград на своем фургоне, прибыли ночью, а через два часа развернули свою аппаратуру и источники излучений. Наутро изготовители уже усиливали защиту машин. Так было не раз. Или – два молодых инженера отправились с оборудованием на Украину, в Краматорск, где изготавливали ИМРы. В Харькове вынуждены были заночевать. При них – бумага с требованием оказывать содействие в пути, вот ребята и позвонили из отделения милиции дежурному по городу, чтобы помог пристроить на ночь опасный груз, источник излучений мощностью 50 Ки. Их отправили с мигалками через весь город на специальную площадку, самих же устроили в лучшей гостинице.
Машины работали верой и правдой: бульдозеры расчищали площадку АЭС, ИМРы возили людей в самые радиоактивно опасные места. С помощью первой машины запустили кран-балку в машзале АЭС – без этого нельзя было работать на энергоблоках. Вскоре почти все машины и сами начали “светиться”.
Понадобились новые машины, появилась новая тематика работ в 30-километровой зоне. Разработчики изучили условия ни станционной площадке, в лесу, в поле.
Появился заказ на разработку конкретных машин мелкими сериями. В районе с.Чистогаловки разработчики выбрали площадку для проведения испытаний – туда привозили танки, боевые машины пехоты, трактора и т.д. Но они требовались уже не столько для работы в Чернобыле, сколько для того, чтобы в будущем радиационно-опасные ситуации нс застали врасплох. В 1990-91 гг. эти опытные образцы были испытаны, как и новые, более совершенные ИМРы для инженерных войск. Но... теперь нет денег для завершения работ и создания серийных образцов. Авторы машин резонно считают, что есть прямой смысл хотя бы создать музей этой уникальной техники, чтобы она не валялась на свалках. Сами же в порядке конверсии занимаются созданием защит от рентгеновских излучений.
* * *
Самые большие надежды в мае 1986-го возлагали на радиоуправляемые роботы. Для них на предприятиях, в институтах страны срочно изготавливали комплекты аппаратуры и других изделий, готовили водителей.
С их помощью работники треста “Спецатомэнергомонтаж” наступали на реактор и снизу, и сверху, и “в лоб”. Е.М. Сергеев отвечал за жизнеспособность и работу радиоуправляемых механизмов. Но действительность оказалась далека от желаемого.
– И ученые считали использование роботов с первых дней аварии очень заманчивым делом. О проведении каких-либо работ вблизи развала или хотя бы о доставке средств диагностики обычным способом в первые дни не могло быть и речи. Основные мечты ученых были сосредоточены на желании иметь дистанционно управляемые летательные аппараты типа вертолетов, а также дистанционно управляемые танки. Первыми такими управляемыми аппаратами стали советские трактора из Челябинска.
Вот к реактору двинулся первый из двух ярко-желтых бульдозеров – исполин робот на гусеничном ходу. На радиаторе эмблема: “ЧТЗ”. Машина весит 19 тонн. Она закована в броню. Вместо водителя у нее электронный мозг, которым по радио с расстояния в 150 метров управляет из другой, также бронированной машины водитель М. Чибышев. Электронный пульт управления висит у него на груди. Машиной управляет офицер В. Скачков. Рядом сидят другие водители, практиканты. Позже и им придется так же вот направлять трактор-робот к подножию четвертого блока. Робот с ревом движется к груде обломков. Вот его нож вгрызается в остатки конструкций и оставляет на асфальте глубокую борозду... Здорово!
А в это время срочно дооборудовали второго “челябинца”: специалисты из Челябинского филиала научно-исследовательского Института тракторостроения (HATИ) и других институтов из Киева, Калуги, Мелитополя, Москвы и Ленинграда “приучают” его не бояться высоких температур и радиации. Электронный мозг на нем установили еще в Киеве, куда он прибыл на борту ИЛ-76 из Челябинска. Оказывается, даже к аэропорту на трейлере этого мастодонта было доставить непросто: он нарушал городское движение.
В киевском институте автоматики десятки добровольцев – от лаборантов до докторов наук – осаждали директора, требуя именно их и притом немедленно отправить в Чернобыль с этим роботом. Не было и случаев проволочек, задержки работ ни на одном из многих этапов оснащения роботов – наоборот, любое дело ускорялось раз в десять против обычного. И речи не заходило о ведомственных барьерах, таких частых в мирное время.
Но машины оказались несовершенны, пользы от них поначалу большой не было. Понадобились существенные поправки – ведь они не только не предназначались для работ в радиационных полях, но и вообще были практически экспериментальными. Однако, поскольку вместе с машинами в Чернобыль отправились их авторы, испытатели и опытные механики-водители, то дорогу к четвертому блоку эти и другие, следом созданные, машины все-таки проложили, расчистили ее от радиоактивных обломков. А для этого потребовался энтузиазм всех разработчиков и эксплуатационников.
Одновременно стали срочно закупать роботов в ФРГ и Японии. В ФРГ такая “скорая помощь” для атомных электростанций была создана более чем за 15 лет до чернобыльской катастрофы. Она включала специальные машины, в том числе многоцелевые, с четырьмя гусеницами; с супервизорным управлением. А в мае такие машины из ФРГ прибыли в Чернобыль. Однако и они оказались не очень-то эффективными. Советские специалисты корили себя за то, что понадеялись на соседа, сами заранее не позаботились, посчитали это для себя необязательным... И вот теперь оказались безоружными перед бедой.
На территории станции испытывали и японского робота. Он внешне был похож на человека. Вот по команде робот зашагал к четвертому блоку. Но, не дойдя нескольких метров, остановился и замотал головой – не понравилось. Наблюдавшие эту картину разразились хохотом. И ведь никому не пришло в голову, глядя на заупрямившийся механизм, отказаться от своей работы. Привыкли, что человек сильнее машины. Интересные у нас нормативы для работы. На Севере и в Сибири существует порядок, по которому машинам разрешается работать при морозе 40 °С: металлический пруток, упав на землю, может рассыпаться, будто стеклянный... А людям полагается работать при температуре не ниже 45 °С – они крепче стали... Впрочем, в Чернобыле все понимали, что работать все равно нужно, несмотря ни на что, оттого и уговаривать никого не приходилось.
Между тем, еще до аварии сообщая об этих машинах, заведующий отделом Киевского института автоматики Липкин говорил, что в разработках иностранцев ничего нового нет, мы в состоянии сделать лучше...
А вот другой случай из поздней осени 86-го.
– К ноге, – командовал человек в белом костюме работника 30-километровой зоны, – А теперь – фас! Фас, тебе говорят! До чего же глупый зверь. – “Зверь” не слушался. Эта картина могла развеселить... в другой обстановке. Но все происходило на крыше машзала над третьим энергоблоком. Там был сильно повышен фон, роботам предстояло заменить человека. Но работать в условиях повышенного радиационного фона роботы отказывались. Это было новостью для ученых и инженеров. Бульдозеры оказались “покладистее”– покорно собирали мусор, строительные обломки, срезали верхний слой грунта. Но все-таки человек и за рулем зашитого в латы бульдозера оказывался более надежным, чем электроника.
Вообще-то в Советском Союзе робототехника имелась – в экспериментальном варианте. Например, “Правда” писала о первом отечественном пожарном роботе, разработанном в Петрозаводске, он был предназначен для защиты всемирно известного памятника деревянного зодчества в Кижах, поскольку традиционная противопожарная система не подходила ни по эстетическим, ни по техническим требованиям. Новый вариант противопожарной защиты избавил наш “деревянный Парфенон” от километров металлических труб на куполах древних храмов. Робот был установлен на “горячем пятачке” между двумя деревянными исполинами, иссушенными ветрами – в месте, где нельзя быть человеку, когда бушует огненная стихия... Управлять им, задавать ему различные программы можно дистанционно. Специалисты единодушно одобрили его и рекомендовали также для применения в других отраслях народного хозяйства. Понимали, что особенно актуально применение пожарных роботов на атомных электростанциях, например, в машзалах вместо ручных лафетных стволов, работать которыми и аварийной обстановке крайне опасно, а то и просто невозможно. По инструкции пожарный должен охлаждать с помощью стволов перекрытие машзала, оно при большом пожаре может обрушиться через 3-5 минут. А вот пожарный робот способен трудиться в условиях задымленности и отсутствия видимости, по заранее составленной программе.
Однако, несмотря на многократные предложения, ответственные представители служб безопасности АЭС не проявили интереса к этим роботам.
Но грянул гром. В 1986 году по телеграмме Министра внутренних дел СССР пожарный робот из Кижей был срочно доставлен на Чернобыльскую АЭС. Одновременно за эти три недели изготовили еще три робота. “Они позволили выполнить важный объем работ в условиях повышенной опасности. Считаем выбранные решения правильными и глубоко перспективными”. Заместитель главного инженера Чернобыльской АЭС В. Галущук. В 1987 году этот пожарный робот был удостоен золотой медали ВДНХ за всесезонную работу как в суровых северных условиях 1984-1986 годов на острове Кижи, так и в экстремальных условиях на ЧАЭС,
Главное управление пожарной охраны и ВНИИ противопожарной обороны Минобороны СССР участвовали в работах по созданию роботов и были готовы оказать их производству полное содействие. Главспецавтоматика была готова наладить их серийное производство на своих заводах. На применение роботов поступали многочисленные запросы. Но вот заказчики – министерства, для которых они предназначены в первую очередь, в том числе и Минатомэнерго – снова, уже в марте 1988 г. проявили к ним непонятное безразличие. Нет, они согласны: роботы применять нужно. Однако считают, что с финансированием их серийного производства можно еще подождать – ведь для этого требуется вложить четыре миллиона рублей (в деньгах 1986 г. Теперь это, вероятно, 4 миллиона долларов). Между тем, несколько импортных роботов для ЧАЭС обошлись в 86 г. не в один миллион валютных рублей.
... “Вспомните, что я писал вам в газету про радиоуправляемые тракторные агрегаты, мы ведь еще в 1959 году под Красноярском опробовали их со скоблящими, саморазгружающимися скреперами, увозящими снятый слой земли. Управляли ими с далеко отстоящей высокой вышки и наблюдали за их правильной работой в бинокли. Они были способны без нахождения в них людей снимать необходимый слой земли, в том числе и зараженный радиоактивными выбросами, и увозить ее”, – написал 14 мая в газету “Известия” пенсионер из Симферополя В. Михайлов, в прошлом директор “Красноярскпромавтоматики”.
Специальные корреспонденты “Известий” В. Сбитнев и А. Щербаков в конце февраля – в начале марта 1987 года опубликовали длинную историю “в лицах” о том, как на различных отечественных предприятиях, в различных институтах многочисленные энтузиасты с почти нулевым эффектом пробивали различные разновидности радиоуправляемых машин. Однако подключенные к работе многочисленные ведомства тянули каждое в свою сторону, хотя технические проблемы давно уж были межотраслевыми. А призванный координировать их работу Государственный комитет по науке не очень-то старательно ее координировал. Идеи вспыхивали и затухали. Их подхватывали иностранные фирмы многих стран и успешно претворяли в жизнь... как собственные находки, что-то в них изменяли и превращали во вполне современные машины. Ведь они действительно необходимы в условиях Севера, лесоразработчикам, металлургам, шахтерам, на взрывоопасных работах, в лавиноносных горах... У нас же их и сейчас практически почти нет.
В конце 1986 года 19 европейских государств создали программу научно-технической кооперации “Эврика”. Есть в ней и направление “Евроробот” – для выпуска самодвижущихся устройств, в том числе в условиях повышенной радиации. Но когда-то они еще будут!
...Телефонный звонок в квартире генерального директора Красноярского НПО “Сибцветметавтоматика” М. Царегородцева раздался ночью 9 мая. За две недели требовалось на бульдозеры установить радиоуправление, которого по сути не было в природе. Как он позже рассказывал, по спине пошли мурашки. Правда, пять лет назад объединение делало для байкальского “Балейзолото” такую систему, но что-то не слышно о ее использовании. К счастью, она обнаружилась там на складе. “От Балея до Красноярска тысячи верст и три пересадки. Подключаем Читинский, Иркутский обкомы партии – и днем аппаратура у нас. Достаем из архива чертежи и за ночь размножаем. Наутро собираются руководители ведущих предприятий объединения, раздаю каждому по чертежу одного узла. И на пятые сутки докладываю наверх: “Одиннадцать систем готовы к монтажу на тракторы" В порту хватаем первый же самолет, загружаемся и, минуя промежуточные посадки, с сухими баками плюхаемся в Челябинске”.
В Чернобыль отправились лучшие бурильщики БАМтоннельстроя. Во Всесоюзном объединении “Сибцветметавтоматика” срочно реконструировали две погрузочно-разгрузочные машины. Новое дистанционное управление установили на роботах, которые применяли на Норильском горно-металлургическом комбинате. А экипажи подобрали из числа лучших рабочих рудников “Комсомольский” и “Октябрьский”.
...За месяц создал и предложил Чернобылю тепловоз-робот организованный для этой цели по инициативе кандидата технических наук А. Пырова временный научно-производственный коллектив во Всесоюзном научно-исследовательском институте железнодорожного транспорта, коллектив включал конструкторское бюро и опытное производство. Идею поддержал министр. А главной движущей силой стали энтузиасты.
...А вот распоряжение, изданное в Чернобыле 29.05.86: “В целях создания средств механизированной уборки высокоактивных обломков с территории АЭС и крыш: 1) Поручить ЦНИИРТК на основании технических требований разработать и поставить на ЧАЭС робототехнические средства... Координацию использования роботехнических средств поручить главному инженеру Чернобыльской АЭС Штейнбергу Н.А.; Главснабу УССР выделить необходимые материалы и покупные изделия по заявкам ЦНИИРТК...” И подпись: председатель Правительственной комиссии Л.А. Воронин. Написано от руки, хотя и четко. Не на глянцевом бланке, без “исходящего” номера, буднично.
ЦНИИРТК – это Центральный научно-исследовательский институт робототехники и технической кибернетики при Ленинградском политехническом институте имени М.И. Калинина.
В документе написано: “Разработать и поставить”. Не пустяковину – современные, а следовательно самые совершенные роботы с электроникой и прочими техническими премудростями... Эти роботы создали за два месяца вместо двух лет по обычным меркам и при этом по эффективности разработок обошли зарубежные фирмы. Собственно, сделали то, чего ни у кого нет – целый робототехнический комплекс из одинаковых унифицированных частей – модулей.
Из них разные типы роботов можно комплектовать прямо на месте, по надобности. Тут и малыши весом всего 38 килограммов – роботы-разведчики. Их задача – пройти по “лунной поверхности” крыши, осмотреть и обнюхать каждый обломок, оценить радиационную обстановку...
– Два разведчика у нас погибли, – рассказывал корреспонденту “Литературной газеты” И. Фонякову директор и главный конструктор ЦНИИРТК Е.И. Юревич. – Один упал на бок на крыше и не смог подняться, когда его туда доставляли вертолетом, второй спустился в колодец в одном из коридоров здания станции. Здесь оказался слишком высокий уровень радиации, чувствительный и для робота, и для его электронной начинки. Еще сутки разведчик был “живым”, докладывал обстановку, когда с ним выходили на связь. А на вторые сутки угас: телевизионная установка вышла из строя”. – Евгений Иванович говорил о своих роботах, как о живых людях – об их “способностях”, “чувствах”. “Эти роботы могут видеть и слышать и даже прятаться на ночь в свои домики-контейнеры. Они живут и умирают”.
Работники ЦНИИРТК – вузовской науки, о которой у нас почему-то привыкли думать как о науке низшего разряда, – доказали свой истинный уровень самого высокого класса.
Еще был робот-бульдозер (очищал дно прудов-отстойников); робот-подборщик с комплектом инструментов, которые он сменял по команде оператора; робот-грузовик и робот-спасатель. Одни могли работать на аккумуляторах и самостоятельно подзаряжаться, другие – кабельные или с электрогенератором от бензомотора.
– Прибыли в Чернобыль 17 мая. Ознакомились с обстановкой. – Продолжает рассказ Юревич. – Увидели немало импортной техники. Но… красивые роботы ФРГ, оказывается, боятся переоблучения еще больше, чем наши. Однако радиоуправляемые бульдозеры отечественного производства нужно “пасти”, стоя рядом с ними: на них нет телекамеры: до аварии считалась ненужной. Да и сами приехавшие изобретатели, хотя и создавали прежде неплохие машины, но совсем другого назначения – способные измерять лишь очень малые дозы излучения.
В Ленинграде, когда потребовалось переставить робота с колес на гусеницы, люди работали, не уходя домой, пятеро суток. Потом установили на машину бутылки с молоком и погнали по институтским коридорам и лестницам к столовой – испытыывали. Убедились: не пролилось ни капли молока. С Чернобылем выходили на связь трижды в день: незачем писать о том, что можно обсудить по телефону.
А вот акт от 19 июня, подписанный Н.А. Штейнбергом: “Работа выполнена качественно и в установленные сроки. Созданные ЦНИИРТК роботы показали высокую эффективность и будут использованы в ходе работ по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС и при эксплуатации станции.”
Ленинградский обком партии тогда “замкнул” на институт около тридцати предприятий. А всего по стране было больше ста таких смежников. Но не команды начальства руководили этими людьми. Они – “горели”, работали азартно, самоотвержении и... с чувством патриотизма, да простится мне это высокое слово в применении к производственной обстановке. Оно конкретно, точно.
Сказать по правде, не очень красивые были эти роботы – дизайнеров стали привлекать лишь осенью. Но работали они здорово.
От радиоуправляемого “землехода” в условиях радиации требуется совершенство, может быть, даже большее, чем от “лунохода”. Вообще, радиоуправление в Чернобыле оказалось самым уязвимым делом. Вот ведут 130-й трактор. А он поработал немного – и отправился к каналу, да прямо в воду и забрался. Люди сначала растерялись – куда это он? а водитель Кильдюшов, шутник и балагур, и говорит: “Да мы его замучили, пошел охлаждаться”. Кругом смех... А ведь не очень-то по сути и смешно. В самый неподходящий момент такой трактор застрял на дороге среди трейлеров, когда шел к реактору. Его оттуда пришлось вызволять живым людям.
К сожалению, роботы массовым видом техники в Чернобыле так и не стали. А работа для них нашлась не только на территории станции.
По улицам г. Чернобыля в мае, июне практически никто не ходил. Даже расстояние в несколько домов старались проехать на машине, обычно легковой, благо недостатка в них не было – “роскошный” автопарк в разной степени радиоактивно загрязненных брошенных автомобилей создала беда. Эти машины в большинстве еще недавно принадлежали местным жителям или учреждениям. Но они не поддавались очищающей обработке, и выезжать из зоны им было запрещено. Хозяева же получили компенсацию. А командированным пользоваться такими машинами было очень удобно: время пребывания в салоне невелико, да все равно на улице еще “грязнее”. К тому же работы у всех было много, и машины очень ускоряли перемещения... Теперь по их борту или прямо на “носу” красовались огромные номера, аккуратно намалеванные белой масляной краской.
Правда, через несколько месяцев эта “роскошная жизнь” стала ужиматься в новых рамках – каждой организации выделили конкретное число автомобилей, впрочем, для работы вполне достаточное.
На улицах можно было увидеть солдат в рабочих комбинезонах. Из шлангов они поливали крыши, стены домов, ворота, разные постройки, деревья и кусты. А уходя, мелом обозначали на воротах: “Обеззаражено”. И подпись. Как в войну: “Разминировано"… Часто на воротах писали достигнутый результат: “Крыша – 0,8 миллирентгена/час, стены – 0,2, двери – 0,1” или что-то в этом роде.
Начало работы положил эксперимент по дезактивации различных зданий на окраине Чернобыля, который уже 29 апреля был проведен под руководством генерал-лейтенанта М. Максимова. Для этого использовали пожарные машины, оснащенные мощными насосами. Загрязненные радионуклидами стены и крыши зданий многократно промывали специальными дезактивирующими растворами. Но сразу все-таки не удавалось снизить уровень фона до безопасного. Как ни странно, выяснилось, что стены зданий, покрытые керамической плиткой, практически не поддаются очистке, не снижается уровень их загрязнения. А крыши из шифера после соответствующей обработки удавалось очистить лишь не более чем в 2-3 раза. Словом, убедились, что работа предстоит немалая и достаточно тщательная. Она действительно заняла не один год и потребовала не один миллиард рублей.
С целью дезактивации здание и оборудование опрыскивали жидкостями, очищали паром; применяли полимерные покрытия; использовали метод вакуумной очистки всасыванием; вручную протирали тканями, пропитанными специальными дезактивирующими растворами. Некоторые крыши пришлось заливать жидким стеклом специально разработанным способом. Использовали даже разработанные для этой цели биохимические методы.
На фоне этого "такси" – административно-бытовой корпус
Вот солдаты моют крышу, а на ней – аистиное гнездо. Не хочет покидать свой дом птица. Когда струя достигает (не касаясь) гнезда, аист взлетает на мгновение и – возвращается. Я видела аистов неподалеку от Чернобыля и через три года. Говорят, их в зоне стало больше прежнего: по сути сам по себе возник заповедник
Методично, дом за домом воины-химики приводили в порядок города Чернобыль и Припять. Отмывали и подъезды, и лестницы, срезали на газонах дерн на всю глубину и вывозили за пределы города в “могильники”, а наготу планеты укрывали песочком. Специальными машинами очищали деревья. Дезактивировали дороги, мосты и другие сооружения.
Каким образом всю эту программу дезактивации осуществлять, какие механизмы, вещества, технологии применять – решали ученые. Однако, любой ликвидатор – гражданский или военный – мог предложить и свой метод. И его с интересом выслушивали. Было немало очень серьезных, конкурсных решений, например, по мерам пылеподавления. Однако в начале и в этом вопросе все оказались перед полем не только не засеянном решениями, но даже не вспаханным. Но решения отыскались довольно быстро... Через три года капитан первого ранга Г.А. Кауров рассказал об эксперименте, который предложили и осуществили военные моряки для дезактивации г. Припяти в один из первых месяцев после аварии.
– Чтобы скрыться от врага и подготовиться к атаке, моряки применяют дым, – начал он свой сверхпопулярный рассказ.
– Ну да, это ведь и называется дымовой завесой.
– Но, вероятно, вы не знаете о том, что кислотный дым активно взаимодействует с известковой побелкой на стенах зданий. Кислотой разлагают известь, а затем, вместе с радиоактивными нуклидами, легко вымывают водой. Вот мы с моряками Черноморского флота и решили таким образом дезактивировать квартиры в одном из припятских кварталов. Словом, дыму было много.
