Текст книги "После Чернобыля. Том 1"
Автор книги: Ленина Кайбышева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 42 страниц)
Разбили группу на звенья. Они подъезжали на вездеходе-бронеранспортере (БТР) к месту работы, чтобы хоть по дороге не набирать лишние бэры. Вскоре привыкли, и фон в 200-300 миллирентген в час уже и за “фон” не считали. Это опасный вид адаптации к опасности. Но иначе нельзя было бы работать. Особенно рвались и бой бригадиры Волынский и Княжевский. Не только потому, что они признанно – одни из лучших в управлении. Просто оба по характеру не согласны чувствовать себя “вторыми”.
Постепенно скованность проходила, плечи распрямлялись. Некоторые вели себя даже слишком смело – это осуждалось как глупость и вред делу. Были и скрупулезно настойчивые: “Дайте нам дозиметры”. Законное требование, но в первые дни нс хватало даже дозиметристов для бригад, приходилось довольствоваться их оперативными картами. Подавляющее большинство работало молча и сосредоточено.
Сегодня можно услышать: “Трипольские монтажники – это золотой фонд нашего треста. И они все в большей или меньшей степени облучены”. В Чернобыле для этого управления наступил “звездный час”, если позволительно трагедию считать достаточным для этого поводом. Многие самые опасные и высококвалифицированные виды монтажных работ выполнили именно трипольцы, И не только сделали необходимое, но еще сумели сохранить работоспособность большинства своего состава, это тоже было далеко не простым делом, притом во многом благодаря их руководителю Гиденко.
Руководители ЮТЭМа вызвали в Чернобыль также свои Печерское, Западно-Украинское управления – кто мог, тот и приехал. Если Киевское и Трипольское управления небольшие, то Западно-Украинское состояло из 1300 человек, в мае и июне оно должно было участвовать в пуске энергоблока Ровенской АЭС, поэтому свободных было немного. Одну или две бригады задействовали из Запорожского управления. По существу, весь трест ЮТЭМ участвовал в чернобыльских работах – кроме женщин, которых они берегли.
Мнение заместителя управляющего ЮТЭМа В.П. Токаренко;
– Из всех начальников, которые были привлечены для работы в Чернобыле, Гиденко лучше других сориентировался в обстановке, создал своим людям условия для работы и для отдыха и даже в лесу организовал им возможность помыться. Хороший хозяин и хороший специалист. Без команды сверху, а естественным путем принял функции генподрядного монтажного управления и отлично с ними справляется. Но ведь кроме трипольцев в Чернобыле оказались люди и из других не эвакуированных управлений треста – без чистой одежды, без механизмов и оснастки и т. п., хотя всех централизованно обеспечивал трест. У трипольцев же все заблаговременно оказалось в достаточном количестве, надежным и работоспособным. На их базе в Украинке мы заказывали конструкции, они их быстро изготавливали, а машины день и ночь курсировали между базой и станцией. Постоянно здесь и там, сменяя друг друга, работали и руководители этого управления, и первую очередь Гиденко, Науменко и Плахотнюк.
Почти тридцать лет, сразу после окончания Штеровского энергетического техникума проработал в отрасли В.В. Гиденко, и все последние годы – в Трипольском управлении ЮТЭМа. Быстро проявились его способности организатора – стал производителем работ, потом заместителем начальника по производству, главным инженером, а восемь лет до аварии возглавлял свое управление.
Обычная рабочая обстановка для трипольцев в мае 1986 года
Он депутат городского Совета депутатов трудящихся г.Украинки. В его активе все шесть энергоблоков Трипольской ГРЭС, четыре энергоблока Чернобыльской АЭС. Он участвовал во вводе энергетических мощностей на Запорожской ГРЭС, Южно– Украинской АЭС, Черниговской ТЭЦ, Киевской ТЭЦ-6.
В Чернобыле вместе со своим заместителем И.У. Дериглазовым Гиденко три месяца почти безвыездно руководил работами, а потом – по очереди с Науменко. Ивана Ульяновича мне встречать не пришлось – он был отстранен врачами от работы в зоне.
“Гиденко отличают глубокие технические знания, умение работать над собой, умение анализировать обстановку, выделять главное; умение организовать коллектив и принять личное активное участие в выполнении работ; чуткость, забота о людях”, – написано в представлении В.В. Гиденко к награждению орденом Октябрьской Революции. “Заслуга Гиденко в организации работы в Чернобыле очень велика, – мнение парторга трипольскою ЮТЭМа Погорельчука. – Он умеет мобилизовать людей и организовать их действия практически в любых условиях”.
Все поступки трипольских монтажников, включая и организацию быта – нестандартны по меркам мирного времени, хоте вполне обоснованны. И естественно, что они первыми в тресте заслужили правительственную благодарность, получили наибольшее количество правительственных наград.
Итак, убедившись, что радиоактивный лес – не лучшее место для жилья, они остановили свой выбор на центральной усадьбе колхоза “Дружба” в с. Залесье. По договоренности с эвакуированным руководством колхоза и сельсоветом заняли под свою контору здание колхозного правления, а под общежитие – здание школы. Вскоре здесь сформировалась лучшая база ЮТЭМа: грамотно оборудованный санпропускник, теплые туалеты, а позднее и роскошная, с бассейном и украшенная фресками сауна. “Когда вернутся местные жители, дети получат школу лучше прежней”, – размышляли монтажники. А пока – в классах размещается кроватей помногу, но люди имеют возможность спокойно отдыхать: каждую огородили простынями на каркасах, как ширмами. Оборудовали свою столовую.
В 1986 г. такое решение было очень прогрессивным, даже пионерным и по-хозяйски оправданным. Ведь не было гостиничного сервиса, все организации и предприятия должны были сами искать себе и конторы, и жилье, даже привозили с собой столы, кровати и постели, которые получали через базы Минэнерго.
Аккуратное, добротное было село Залесье. Ни одного покосившегося забора, разбитого стекла, неисправной кровли. Люди здесь жили трудолюбивые, хозяйственные и колхоз их давно стал “миллионером”. Хорошее, богатое хозяйство: отличные фермы, машинный парк, свой комбикормовый завод. Недаром председатель у въезда в главную усадьбу предложил своим односельчанам установить бронзового могучего, норовистого красавца быка – буквально по народному выражению: “Взяли быка за рога”.
Между прочим, однажды, года через три я заметила блеск позолоты на некоторых частях его тела...
– Так пасха же! – ответили мне. И до аварии золотили. Милиция каждый раз в поту стирала эту краску, а через год она сияла снова.
Председатель колхоза мечтал перевезти этого быка на новое место жительства... Но кто-то его опередил.
Теперь пусты дома в Залесье. Поросли дворы бурьяном. А к заборам клонится высокая с черными былинками-стеблями местная полынь – чернобыль.
Руководители ЮТЭМа постоянно работали вместе со своими коллективами. В.В. Токаренко сменил другой заместитель начальника А.И. Заяц, потом снова приехал Токаренко, затем Ф.М. Хлыстов, а Токаренко пришлось на месяц лечь в больницу. Попеременно работали В.В. Федоренко, начальники отделов Е.Г. Штейн, А.П. Матвеев, И.С. Демченко, B.C. Худолей, В.И. Бородей, парторг Серик. А осенью 86-го я снова увидела в Чернобыле Токаренко, умного и очень уставшего человека, и убедилась: он – руководитель и человек – пользуется колоссальным уважением окружающих.
Институт Энергомонтажпроект выполнял проектирование большинства крупномасштабных работ. Никто не мог точно предвидеть, какую конкретно работу придется выполнять, и, следовательно, какая потребуется предварительная подготовка: подбор людей, материалов, машин и т. д. А ведь продуманная инженерная подготовка – это половина успеха.
Монтажникам сказали, что потребуются новые системы коммуникаций. Казалось бы, привычное дело. Кое-что, конечно, известно и о характере радиационной обстановки. Но как себя вести? Такого опыта не было. Где и как смогут работать люди? Все – неизвестно. Но ведь... “если не мы, то кто же? Наша станция!”
ЮТЭМовцы выполнили все операции своего профиля работы по обеспечению технологического цикла работы станции и объектов 30-километровой зоны. Тысячи тонн оборудования прошли через их руки. Однако о деталях пережитого кое-кто отказывается рассказывать до сих пор: “это незаживающая рана...” Настаивать было бы жестоко. Но все-таки по крупицам картина складывалась.
В начале 1986 г. ЮТЭМ полностью перешел на атомную тематику. К этому времени в тресте уже был накоплен 20-летний опыт монтажа АЭС, в портфеле заказов на год были энергоблоки №5 и 6 Чернобыльской АЭС, энергоблоки на Ровенской АЭС, вместе с Харьковским институтом Теплоэлектропроект – на Запорожской АЭС.
Чернобыль. Июнь 1986 г. В центре – автор.
В помощь эксплуатационникам ЮТЭМовцев часто приглашали прежде и приглашают теперь на плановые ремонтные работы действующих энергоблоков. Монтажные и ремонтные работы по своей специфике различны, но одинаково сложны и ответственны. Оборудование же им известно.
Но если профессиональная сложность не была новостью, то в условиях чрезвычайной радиационной опасности эти два фактора взаимно усиливались – такое явление называют синергизм.
В неожиданной для всех чернобыльской ситуации монтажники, тем не менее, сумели использовать свой опыт из мирного, на пример, двадцатилетней давности времени, когда строили Лaдыжинскую ГРЭС. Тогда, в 1978 г., они решились на невиданное – смонтировать и пустить в действие за один год пять энергоблоков по 300 мегаватт каждый – отрабатывался принципиально новый метод поточного строительства.
Нужно было продумать и задействовать в одно целое хозяйственный, организационный и даже политический механизмы, потому что в реальность поточного метода сооружения ТЭС и АЭС в то время никто в нашей стране, да, возможно, и за рубежом не верил, – рассказывал главный инженер ЮТЭМа А.И. Заяц. – Можно было также увлечь идеей и подключить к этому делу также наше общесоюзное объединение ТЭМ. Впервые опробовался поток на Бурштынской ГРЭС, свое логическое совершенство получил на Запорожской АЭС благодаря таланту начальника стройки Р.Г. Хеноха и других строителей этой станции, заместителя министра Ф.В. Сапожникова. Потом туда зачастили иностранцы: знакомились с опытом. Но 5 энергоблоков за год – это почти фантастика. В Чернобыле ситуация была схожа с точки зрения ее непредсказуемости.
Использовали конкретный опыт монтажа крупномасштабного оборудования на ТЭС и АЭС, когда в пиковые периоды на стройплощадке собирали прежде и собирают теперь команды из многих подразделений одного треста. Это существенно ускоряет дело.
Вообще весь строительно-монтажный комплекс и монтажная база Минэнерго СССР изначала создавались по принципу централизации, как единый организм. Это существенно экономило силы и средства. Как теперь обстоят дела на Украине, не знаю, а в России этот принцип всеми силами сохраняется.
В Киеве уже в первый день аварии был организован штаб ЮТЭМа, который в первые полтора месяца работал круглосуточно, а потом – как и вся 30-километровая зона, только без выходных. В штабе были сменные операторы С.В. Опенько и А.З. Сидорко, а также их бессменный начальник Д.И. Олешко. Работы много: то приходило оборудование, и его следовало срочно отправить в Чернобыль, то из зоны приходили запросы на металл, одежду – их необходимо срочно где-то найти и так же срочно доставить. Люди прекрасно ориентировались в обстановке и могли оперативно вмешаться в любой производственный процесс. Этот штаб очень помог делу, когда на станции людям ЮТЭМа предстояло решать принципиальные инженерные вопросы: выбрать диаметр трубопроводов, их протяженность, методы трассировки и др. Ведь на процесс проектирования Правительственная комиссия давала не больше недели, а то и одну ночь. За это время институт Энергомонтажпроект готовил свою часть, а трест с помощью Госснаба полностью обеспечивал исполнителей всем необходимым.
О конкретных действиях в Чернобыле УС ЧАЭС, ЮТЭМа, других трестов и институтов можно будет рассказать ниже, при описании отдельных этапов работ.
БАРБОТЕР
Наступил момент, когда потребовалось доказательно проверить, идет ли реакция в разрушенном реакторе, то есть поднимается ли в связи с этим температура у его днища.
Если быть точными, обследование помещений разрушенного четвертого энергоблока практически было постоянным, начиная с первых же послеаварийных дней. Вначале станционники убедились в очень большом радиационном фоне в большинстве помещений, поэтому на несколько недель походы внутри энергоблока несколько сократились, однако не прекратились вовсе. Необходимо было проверить состояние ряда систем, непосредственно связанных с реактором, а также его самого – в этом активно участвовали и курчатовцы.
В первые несколько дней, судя по расчетам крупнейших физиков Института атомной энергии им. Курчатова, опасались нового взрыва, притом с непредсказуемыми последствиями. Предположение держалось в секрете, так как незачем пугать людей предположениями. В конечном итоге взрыва не было, если не считать небольшого вечером 26-го. Однако упреждающие меры принять все-таки следовало. Одна из них – исследование состояния бассейна-барботера – помещения, расположенного под реактором и обычно наполненного водой для охлаждения днища реактора, если там в штатных условиях температура превысит норму.
Несмотря на то, что реакция прекратилась сразу после аварии, по разным измерениям было ясно, что реактор, тем не менее, нагревается. Возможно – причина в толстом слое насыпанных материалов, которые могли образовать в нем нечто вроде пробки, и немалый вес. Во всяком случае, опасались, что днище реактора проплавится, содержимое попадет в барботер, вызовет мощнейший паровой взрыв и заодно проплавит бетонную подфундаментную плиту.
Нужно было выяснить, сколько в барботере воды. Опытный эксплуатационник, член Правительственной комиссии Е.И. Игнатенко и главный инженер ВО “Союзатомтехэнерго” Э.С. Сааков предложили открыть входные задвижки и таким образом определить уровень воды. Но к задвижкам надо было идти по глубокой луже высокоактивной воды, налившейся во время тушения пожара и, возможно, из разорвавшихся трубопроводов. Э.С. Сааков и начальник реакторного цеха ЧАЭС В.В. Грищенко с большим трудом сумели открыть задвижки и убедились, что воды в барботере относительно немного. Затем станционники (жаль, не знаю имен), облачившись в гидрокостюмы, эту воду из барботера слили. Душой и непосредственным руководителем всей этой эпопеи был Е.И. Игнатенко.
Однако необходимо было все-таки проникнуть в сам бассейн-барботер, разместить приборные датчики и вообще увидеть, что там делается, расплавилось ли днище реактора и, если нужно, принять возможные меры. Из немногих предложений одобрили закачку жидкого азота для охлаждения днища и реакторной массы, если она упадет в барботер.
Мир не знал подобной ситуации. Прежде чем “посмотреть", нужно пробить толстенную стену помещения барботера. “ Военные предлагали пробить стену методом направленного взрыва, но из этого ничего не вышло, – вспоминает бывший заместитель министра энергетики и электрификации СССР В.А. Лукин. – Взрыв не пробил полтора метра железобетонного монолита. Обратились в трест “Энергомеханизация”, чтобы отверстие “прожгли”. Наглядный пример того, как сложные работы в 30-километровой зоне приходилось выполнять именно энергетикам, профессионалам высшего класса.
Под руководством заместителей начальника треста В.Я. Диордицы и А.П. Фалалеева, а также начальника украинского участка этого треста А.В. Шевченко московские и украинские механизаторы ювелирно сложную работу выполнили. По расчетам физиков, находиться там можно было минуты, не более.
Одно отверстие поменьше – для закачки азота. Протащили и трубы. Все это – за два дня, с помощью отечественной техники. Для большего отверстия использовали шведскую технику – ее предложили авторы как последнее слово науки и техники: полудюймовые трубы, плотно забитые металлическими стержнями, которые предварительно нагреты. К концу трубы подводят кислород. Стержни начинают гореть и врезаются в стену. Это – грубое описание, без деталей. Но в процессе работы создавалась немыслимая жара и дым такой, что нельзя разглядеть 500-ваттные лампы. Поэтому приходилось часто прерываться и независимо от радиации. К тому же в толще стены эти трубы размягчались, загибались и уходили в непредсказуемом направлении. Все-таки прожгли...
В барботер проникли три киевлянина: Ю.Л. Цоглин, В.А. Шеховцов и Ю.Н. Гаврилюк, заместитель, директор Института ядерных исследований Украины.
Курчатовские ученые в это время решали свои задачи. Они быстро определили, где в здании можно ходить относительно спокойно, где – только бегом. Им самим приходилось мириться с таким режимом работы, чтобы анализировать состояние реактора, а также найти более или менее приемлемый путь на кровлю. И это были ученые, добровольцы, большинство которых до аварии к данному реактору непосредственно отношения не имели.
Теперь речь шла об относительно продолжительном пребывании в подреакторном пространстве и одновременно выполнении различных сложных и трудоемких работ. Руководили командой физиков Е.О. Адамов и В.Д. Письменный, а непосредственно квалифицированными институтскими учеными-дозиметристами – заведующий лабораторией, “играющий тренер” В.Ф. Шикалов. “То был большой коллектив профессионалов, мы меняли их еженедельно”, – рассказывает Шикалов. Сам он оставался на станции.
9 июня курчатовские и станционные физики совместно сдали по акту объединенную систему контроля нижних подреакторных помещений и приступили к систематическому обследованию всех помещений разрушенного энергоблока. К этой работе в тот период подключилась и третья команда – специалисты Союзного НИИ приборостроения во главе с И.С. Крашенинниковым и Научно-исследовательского и конструкторского института энерготехники под руководством Ю.С. Никитина.
Без этой предварительной работы были невозможны все дальнейшие практические действия как в самом разрушенном здании, так и на его кровле.
Ни один учебник не может предусмотреть все возможные погрешности в поведении человека. Ясно лишь, что при работе и экстремальных условиях требуется прежде всего высокая культура труда.
До начала работы в Чернобыле иностранную технику испытывали на базе минэнерговского института Гидропроект, отрабатывали приемы работы. Тогда все прекрасно получалось, но институт располагал “стенкой” меньшей толщины. Трудно было предположить, что именно толщина окажется принципиально осложняющим фактором. Трехсотмиллиметровую плиту будущие исполнители операции прожгли за две-три минуты.
В Чернобыле работа растянулась более чем на 10 дней. Работали в три смены бригадами по четыре человека. Жили тут же на станции, в бункере под АБК-1 – административно-бытовым корпусом первой очереди. Руководил тогдашний заместитель управляющего трестом А.П. Фалалеев. Он предложил свою кандидатуру, когда подбирали команду, поскольку другой начальник, вызванный для этой цели, ехать в Чернобыль отказался.
Вот это был действительно ад для рабочих, выполнявших эту задачу. В дополнение к радиации – дым, жарища, духота и еще нечто вроде изощренной пытки, когда костюмы абсолютно герметичны ради достижения огнестойкости и потому нс пропускают воздух, не дают телу дышать. Когда костюм снимали, пот буквально стекал ручьями. А сам Александр Павлович работал в обычной для зоны хлопчатобумажной плотной “штормовке”. Он был с рабочими во всех трех сменах: организовывал дело и, что не менее важно – вдохновлял людей. В той кошмарной ситуации именно этот веселый гигант, да еще украшенный лихими пышными усами был как нельзя уместен. Еще он должен заботиться о питании и доставке воды для всей группы.
Не ушла бригада, окончив проходку – не могли эти люди уйти, не сказав вслед Прянишникову: “Ну, счастливо!” Это он, работник Управления строительства ЧАЭС – был тем смельчаком, который отправлялся в неизвестное исследовать содержимое бассейна-барботера и устанавливать там температурные датчики.
К счастью, температура днища реактора была 19 °С и, как выяснилось впоследствии, не повышалась. Почти ничего туда не натекло, барботер не вызывал беспокойства. Чтобы убедиться в этом, понадобился поистине титанический труд многих людей. Кое-кто получил правительственные награды, денежные премии.
Позднее большинство из этих людей выполняли уже работы по своему профилю деятельности – достраивали ХОЯТ (хранилище отработанного ядерного топлива), строили вахтовый поселок Зеленый Мыс.
Руководил группой, в которой шел Прянишников, и сам в ней непосредственно участвовал эксплуатационник, старший мастер цеха централизованного ремонта ЧАЭС С.В. Климов. Такие люди на электростанциях знают все оборудование и помещения буквально на ощупь. Но Прянишников поменьше ростом, поэтому ему было легче проникнуть в барботер. Позднее под руководством Климова разбирали завалы в трансформаторном коридоре, ведущем к третьему энергоблоку, выполняли ремонтные работы на трубопроводах первого и второго энергоблоков. Больше всего этот опытный специалист, за свою жизнь подготовивший к самостоятельной работе около 60 молодых рабочих и 8 мастеров, заботился о том, чтобы все операции были выполнены с наименьшими дозовыми нагрузками и чтобы люди полностью сохранили трудоспособность. Прежде он не раз переходил на отстающие участки и быстро выводил их в передовые. Но всегда особенно бережно он относился к человеку.
...Да, воды в бассейне-барботере оказалось относительно немного. Но все-таки спокойнее ее оттуда убрать.
То была самостоятельная и весьма громоздкая операция, объединившая усилия людей многих профессий. Вот к реакторному отделению медленно, будто торжественно движется автотягач Киевэнерго. Сначала трудно даже понять, каким образом удается управлять этой машиной. Ведь из кузова тянутся сразу 12 труб по 24 метра длиной, хотя обычно их укладывают нс больше шести. Оказывается, это водитель А.С. Косяков усовершенствовал крепления, благодаря которым утяжелил свой груз. Спокойно, без суеты выгрузил трубы и отправился за следующей партией. Другие люди их соединяют в трубопровод. Вскоре врачи потребовали отправить Косякова в больницу – он свою дозу уже получил. Но водитель отказался: откачивать воду из-под реактора без его труб невозможно. Косяков считал, что закончить эту работу обязан именно он, а не кто-то другой: он уже освоился, а другому на это нужно время. Подлечился немного – и снова к своей машине (вскоре после этой работы его увидели уже на другом участке, за перевозкой крупногабаритных трансформаторов для строящихся в 30-километровой зоне подстанций).
“На улице” соединяли трубы в трубопровод монтажники ЮТЭМа.
“Откачивали воду из барботера пожарные из подразделения гражданской обороны. Особенно отличились подчиненные подполковника В. Примака, – пишет генерал-полковник Б.П. Иванов. – Из-за повышенного радиационного фона работать им приходилось по несколько минут, сменяя друг друга”.
Борис Петрович Иванов руководил всей работой воинских подразделений Гражданской обороны СССР, участвовал в решении многих проблем. Он прошел весь путь Великой Отечественной войны, начав его в должности командира танковой роты и закончив штурмом Берлина в должности командира танкового полка, за мужество и отвагу и умелое руководство получил Звезду Героя Советского Союза. На высоких командных постах он служил и служит все послевоенные годы. В Чернобыле он вел дневник, благодаря которому удалось воспроизвести многие детали участия воинских подразделений.
Нельзя забывать, что на открытой территории станции радиационный фон был выше, чем во многих помещениях четвертого энергоблока, и там находиться можно было лишь очень малое время.
Старший инспектор управления пожарной охраны МВД Украины В. Задорный показывает смонтированную на красно-белой машине дождевальную установку – изобретение, позволяющее значительно снизить уровень радиации в районе насосного пункта. Это важно, ведь экипажи добровольцев, сменяясь, работают больше суток...
Опыт, навыки пожарных оказались бесценны на сложнейших участках работ, где требовались сноровка, скорость, даже просто физическая ловкость. Приходилось заменять людей. Приходилось заменять и технику: она становилась радиоактивной от окружающего фона в такой степени, что ею уже нельзя было пользоваться.
Начальник Музея Гражданской обороны СССР B.Л. Гришин показывал мне воинские листовки-памятки, посвященные работавшей тогда пожарной роте полка гражданской обороны Киевского военного округа и фотографию Петра Зборовского, награжденного за этот труд боевым орденом Красной Звезды. Петра не раз приглашали в музей. Рассказывал, что серьезно болен, порой неожиданно теряет сознание и “обнаруживает” себя лежащим па земле в окружении обеспокоенных прохожих.
Бассейн осушили 8 мая.
...В это время ЮТЭМовские монтажники без специальной защитной одежды и даже без респираторов собирали трубопровод для бетона и жидкого азота на открытой и очень пыльной площадке станции.
A.Л. Шакула “схватил” 14 бэр в первый же день. Еще до Чернобыля на его пиджаке красовались ордена Знак Почета, Трудового Красного Знамени, Октябрьской Революции, хотя прожил к этому времени еще только 36 лет. Орден Октябрьской Революции получил за пуск четвертого энергоблока ЧАЭС (возглавлял тогда комсомольско-молодежную бригаду монтажников). После Чернобыля появился еще один орден.
...Но закачивать азот не понадобилось: днище реактора не нагревается.
В это же время ЮТЭМовцы вручную разрезали коммуникации и другие соединения между третьим и четвертым энергоблоками, расчищая пространство для внутренней стены саркофага. А из реактора шли выбросы.
