Текст книги "Крестовый поход (СИ)"
Автор книги: Лариса Куницына
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)
– Реакция на препарат, – уверенно сообщил он врачу, вошедшему с распечаткой томограммы.
– Не только, – МакЛарен присел на край кровати и подал ему лист. – Если ты так хотел посмотреть, то, наверно, что-то в этом понимаешь.
Пока Оршанин изучал распечатку, он быстро снял с него клеммы.
– Это что за скачок? Откуда? – Оршанин внимательно посмотрел на него. – Вы что, не только убрали эту штуку?
– Только убрал, но эта штука не просто мина, как ты считал, – врач достал из кармана плоскую коробочку и, открыв, показал ему каплю металла на дне. – Видишь ли, от этого устройства в твой мозг шли два сверхтонких проводника. Вполне возможно, что оно постоянно воздействовало на мозг. Убрав его, мы лишили мозг какого-то элемента, к которому он привык. Возможно, это и дало такую резкую реакцию. Не исключено, что на фоне реакции на анестезию.
– А если я не смогу жить без этой штуки? – мрачно поинтересовался Оршанин.
– Вряд ли. Слишком слабое воздействие она оказывала. Если ты оставишь мне это на время, то я выясню, какого рода было воздействие, и всё тебе объясню.
Оршанин с сомнением взглянул на коробочку, потом кивнул.
– Мне самому всё равно не разобраться.
– Можешь попытаться. Вспомни тот момент, когда тебе имплантировали это устройство. Каким ты был до этого, и каким после. Что в тебе после этого изменилось. Понаблюдай за собой. Возможно, к тебе будет возвращаться то, что было «до».
Оршанин прищурился.
– Вы знали об этих проводниках, когда я пришёл утром?
– Да.
– И ничего мне не сказали?
– А это изменило бы твоё решение убрать это?
– Может быть. Хотя, – он задумался, – скорее всего, я рискнул бы получить по мозгам, лишь бы избавиться от бубнового туза на спине. Но вы должны были мне сказать.
МакЛарен внимательно взглянул на него.
– Хорошо, тогда давай вернёмся в процедурный кабинет. Я тебе ещё кое-что покажу. Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтоб ходить?
– Достаточно, – Оршанин решительно развернулся на постели.
– Колено! – напомнил МакЛарен.
Они вернулись туда, где на стене над широким пультом медкибера висели экраны. Включив два из них, МакЛарен указал на красные снимки, похожие на головоломку «Найди семь отличий».
– Посмотри на это.
Оршанин взглянул на них и сразу сосредоточился на левом.
– Это моя клетка?
– Ты в этом разбираешься?
– В пределах школьной программы. Я знаю, как выглядит здоровая клетка крови. Вот это – моя?
– Да, я полагаю, что это последствия гормонального взрыва, вызванного препаратом, который тебе ввели перед тем, как забросить к нам.
– Не совсем, хотя и это тоже, – произнёс он, угрюмо глядя на левый экран. – До этого у меня было задание похитить из секретной лаборатории некое вещество. Я достал пробирку из бронированного сейфа и переложил в контейнер, который прикрепил к телу. Сутки я добирался до места встречи со связником. Он встретил меня в защитном костюме, переложил контейнер в кейс с толстыми стенками, а его – в металлический чемодан. Я думаю, что это вещество было опасно, а контейнер, который мне дали, давал не слишком надёжную защиту.
– Возможно, что так.
– Я умру? – он повернулся и в упор взглянул на врача.
– Да, – спокойно выдержав его взгляд, ответил МакЛарен. – Если не будешь лечиться.
– Что за лечение?
– Я не специалист в этой области, и могу только сказать, как затормозить процесс разрушения. Медикаментозное лечение и… Боюсь, что именно это тебе не понравится. Нужно будет трансплантировать в спинной мозг небольшой прибор.
– Модулятор Белова-Сэндлера?
– Ты и это знаешь.
– Слыхал.
– Основное лечение проведут на Земле.
– Как скоро я умру?
– Не думаю, что это произойдёт в ближайшее время. Организм будет бороться, это может затянуться на несколько лет.
– Тогда, не стоит беспокоиться, – Оршанин мрачно усмехнулся. – Я столько не проживу.
Он направился к двери.
– Тебе не обидно? – поинтересовался МакЛарен, скрестив руки на груди.
– Из-за чего? – обернулся Оршанин.
– Из-за того, что какой-то мерзавец получил пробирку, твои хозяева – деньги, а ты – долгую и мучительную смерть.
– А что стоит жизнь в этом мире?
– Это ты меня спрашиваешь? Я врач, я занимаюсь тем, что спасаю жизни, и каждая из них имеет для меня безграничную ценность. Хотя часто я даже не знаю тех людей, которым помогаю. А ты себя знаешь. Ты знаешь, что когда-то ты родился, тебя нянчили, пестовали, баловали, тебя учили, любили. В тебя вкладывали душу. У тебя есть своя душа. Ты же сам когда-то любил, жил, мечтал, делал что-то хорошее. И всё это отдать за дурацкую пробирку?
– Всего этого уже нет, – возразил Оршанин.
– Ошибаешься, – глаза МакЛарена гневно блеснули, и тон стал жёстким. – Всё это есть в тебе, пока ты жив. Только ты сам не хочешь почувствовать это. Ты сдался. Ты позволил кому-то продать свою жизнь за пачку банкнот. Ты смирился с тем, что у кого-то есть право распоряжаться тобой. Оно есть у них даже сейчас, когда они при всём желании не могут до тебя дотянуться. Ты оставляешь это право за ними.
– Наверно, вы просто не знаете, что значит быть рабом, – хрипло прошептал Оршанин, впившись взглядом в лицо врача. – Это ад…
– Я был в аду, – возразил МакЛарен. – Долго, дольше тебя. И это был настоящий ад. Но я шагнул в него сам. Это, по крайней мере, был мой выбор.
– И как вы выбрались? – Оршанин внимательно смотрел на этого красивого молодого, и с виду очень благополучного мужчину. Но в его тёмных глазах в этот миг, и правда, плясали отблески адского пламени. Как ни странно, вопрос потушил этот жутковатый огонь.
– Как многие, – чуть заметно улыбнулся он. – Меня вытащили оттуда. Но, честно говоря, я ещё долго не мог поверить, что могу жить в этом мире. Я просто забыл, как это делается. Хотелось покоя, раз и навсегда.
– И что заставило вас вспомнить?
– Любовь, – его ответ прозвучал, как нечто само собой разумеющееся. – Мне пришлось побороться за своё счастье, и это тоже помогло, потому что появилась цель в жизни. Теперь у меня есть друзья, семья, дом. К тому же, у меня есть работа, которая мне нравится: спасать чужие жизни.
– Рад за вас, – Оршанин повернулся к двери, но снова обернулся: – Когда мне придти в следующий раз?
– Завтра в то же время.
Он вышел из медотсека и сразу направился к лифту, чтоб спуститься на технический уровень. Видеть никого не хотелось. Док был прав, но думать обо всём этом было неприятно. К тому же почему-то именно сейчас он ощутил кожей всю неотвратимость смерти. Раньше, под пулями, в тёмных застенках, на пылающих огнём полигонах он знал, что может умереть в следующий момент, знал, что когда-нибудь точно умрёт. Но каждый раз был шанс выжить, и он использовал его. Наверно, везло, а, может, кто-то очень далеко молился за него. Он впервые за эти годы подумал об этом. И он выживал назло всему. Только для того, чтоб вернуться к хозяину за новым заданием. Он никогда не рассчитывал ни на какую благодарность, знал, что продадут, кинут под танк, просто вышвырнут за ненадобностью подыхать где-нибудь в канаве. И всё равно возвращался, даже не задумываясь, зачем и почему. И только теперь, узнав, какой она будет, далёкая и неотвратимая смерть, услышав резкие слова этого парня, который, может, всего на пару лет его старше, он вдруг задумался над этим.
От этого стало только хуже. Он уже научился уходить от таких мыслей, которые только терзали душу, не принося ничего, кроме тоски. Но теперь, на этом звездолёте, среди этих людей он всё чаще чувствовал, как эти вопросы подступают всё ближе, требуя ответа. Но ему казалось, что он знает ответ, и этот ответ тащил за собой целый шлейф новых страданий.
Всё дело в этом корабле, в этих роскошных и уютных салонах, в этих людях, спокойных, благополучных, которые пытаются вовлечь его в свой круг, туда, куда он на самом деле всегда желал вернуться. Но куда ему дороги нет. Он остановился посреди длинного коридора и упрямо мотнул головой. Лучше умереть от этой страшной болезни или от ножа такого же проходимца, как он сам. Ему всё равно другого уже не суждено. И этот звездолёт, эта сладкая и мучительная приманка только лишает его сил и покоя. Он уже готов сдаться, раствориться в этом комфортном дружелюбном мирке, но это приведёт лишь к новым страданиям. И не только для него.
Он решительно развернулся и направился в сторону командного отсека. Пройдя по длинному широкому коридору мимо дверей рабочих отсеков, он вошёл на мостик и замер, осматриваясь по сторонам.
Просторный зал с блестящим чёрным полом и огромными центральными окнами поднимался вверх на три этажа. В центре подковой стояли пять основных пультов. Дальше площадку, на которой они стояли, окаймляла дорожка, вдоль которой находились резервные пульты. Над окнами располагались дополнительные экраны разного размера. Обернувшись, он увидел, что стена, отделявшая зал от других отсеков, на верхних уровнях прозрачна. Уровнем выше зеленели растения, и виднелась белая головка какой-то скульптуры. Ещё выше он увидел широкое основание основного пульта стрелков. Слева и справа в углах отсека серебрились желоба силовых лифтов, которые обеспечивали прямое сообщение между мостиком и стрелковыми помещениями.
В командном отсеке находились трое. За пультом связи сидел Мангуст. Темноволосая скуластая девушка-лейтенант разместилась за пилотским пультом и внимательно смотрела на показания приборов. Навигационный пульт украшала собой юная блондинка, с огромными голубыми глазами и длиннющими чёрными ресницами. Она с любопытством наблюдала за посетителем, вторгшимся на мостик.
– Не отвлекайтесь, курсант, – строго произнесла девушка-пилот. – Мы выходим из скачка. Необходимо будет срочно скорректировать курс.
– Я готова, – доложила юная «Барби», вернувшись к своим планшетам.
Оршанин внимательно следил за показаниями приборов, но всё же не уловил тот момент, когда огромный корабль легко выскользнул из подпространства. На «Чёрном веере» такие выходы всегда напоминали аврал. «Барби» застучала по клавишам, а потом доложила:
– Курс скорректирован, лейтенант Эрлинг.
– Хорошо. Мангуст, в секторе шестьдесят восемь – шестьдесят пять – восемьсот четыре объект полтора на два на четыре метра.
– Вижу, Илд, – отозвался капитан-лейтенант. Он расслабленно сидел в удобном кресле, поглядывая на верхние экраны и одной рукой выстукивая что-то на панели. На экране появилось изображение большого угловатого камня, медленно вращающегося вокруг своей оси. – Обычный булыжник. Не думаю, что он нас интересует.
– Он летит прямо в сторону станции, – «Барби» обернулась к Мангусту и томно хлопнула ресницами. – Может, нам его сбить, чтоб он не натворил дел в районе цитадели?
– Вопрос на засыпку, очарование моё, – ласково улыбнулся капитан-лейтенант. – Сколько времени потребуется этому камешку, чтоб долететь до цитадели? Засекаю время.
Она разочарованно вздохнула и уткнулась в свой пульт, что-то считая.
– Двенадцать тысяч восемьсот тридцать два года шесть месяцев и восемь дней, – наконец, прозвучал ответ.
– Или около того, – кивнул Мангуст. – Продолжайте работать.
Оршанин, наконец, вспомнил, зачем пришёл сюда. Командира на мостике не было. Он решительно подошёл к Мангусту.
– Где командор Северова? Мне нужно срочно с ней поговорить.
Мангуст оценивающе взглянул на него, потом на свой пульт и так же небрежно прошёлся пальцами по боковой клавиатуре.
– Подожди, я сообщу командиру о тебе, – ответил он, взглянув на схему корабля.
– Хорошо, я вернусь позже, – кивнул он и вышел.
Мангуст подозрительно смотрел ему вслед, а потом снова взглянул на схему. Поняв, что Оршанин тоже смотрел на неё, он поморщился, быстро поднёс браслет к губам и проговорил:
– Донцов, присмотри за гостем.
Я с наслаждением вдохнула густой запах моря и открыла глаза. Надо мной сияли яркие южные звёзды, между ними мерцала нежная россыпь более далеких светил, и ещё дальше чуть угадывалась лёгкой дымкой непостижимая глубина распахнувшегося наверху неба. Подо мной мягко колыхалась тёплая ласковая вода, от которой исходил бирюзовый свет. Где-то в стороне покачивались на ветру длинные гибкие ветви плакучих ив, нависших над бассейном. Этот ветер овевал моё лицо и тело. Я снова закрыла глаза, качаясь на волнах.
Резкий молодой голос разорвал блаженную тишину ночи.
– Командор, мне нужно с вами поговорить.
Я дёрнулась от неожиданности и тут же ушла под воду, резко развернулась и вынырнула, всматриваясь туда, откуда раздался этот требовательный зов.
– Чёрт! – проворчала я. – Всё было так хорошо. Кои-то веки выбралась в бассейн, и на тебе… Свет!
В зале включилось освещение. На белом вогнутом потолке вместо звёздного неба появились ровные ряды платиновых люминесцентных светильников. Ивы, естественно, тоже пропали. На их месте стоял Оршанин, сурово глядя на меня.
Я проплыла к бортику и, выбравшись на него, подошла к скамейке, на которую бросила халат.
– Ну что там у вас? – недовольная прерванным купанием спросила я.
Он молчал. Обернувшись, я увидела, что он внимательно и слегка ошарашенно рассматривает меня.
– Я могу одеваться или вы ещё посмотрите? – уточнила я.
Он отвернулся, но, похоже, не столько смутился, сколько разозлился ещё больше.
– Зачем вы меня выпустили? – резко спросил он.
– Как зачем? – я надела махровый халат и затянула на талии пояс. – Я ж не могу держать вас взаперти. Лишение человека свободы передвижения является недопустимым действием.
– Я преступник! – перебил он. – Я могу быть опасен!
– Есть такая вероятность, – невозмутимо кивнула я. – Но преступником вас может назвать только суд, и только он может на законных основаниях лишить вас свободы. До этого момента я не могу руководствоваться вероятностью.
– Что? – опешил он. – Я же пытался убить вашего старпома.
– Это вы так говорите. А потом вы скажете, что взорвали Фаэтон и потопили Атлантиду. Мне придётся вас расстрелять?
– Разве не я стоял возле его кровати с ножом! – воскликнул он.
– Кровать была пуста.
– Я не знал об этом. Слушайте, я проник в каюту вашего человека ночью, в руке у меня был нож…
– Возможно это результат посттравматического шока, вызванного препаратом, который вам ввели.
– А зачем, по-вашему, его ввели? – рассвирепел он.
– Откуда я знаю? Вы ж ничего не говорите…
– Так, – он потёр лоб и постарался успокоиться. – Я вам говорю, что я наёмный убийца, посланный убить вашего человека.
– Когда и кем? – уточнила я. – Мне не хватает информации, чтоб составить полную картину.
– При первой встрече вам всё было ясно.
– Простите, я поддалась эмоциям. Я выдвинула против вас обвинения, доказательств которым не имела. Приношу свои извинения. Что-нибудь ещё, Кирилл Владимирович?
– Как вы меня назвали? – он взглянул на меня, чуть наклонив голову, словно, не расслышал.
– По имени и отчеству. Я что-то перепутала?
– Нет, я просто уже отвык от этого.
– Привыкайте. Я ведь не знаю, как ещё вас можно называть. И учтите, что мы живём в одном из самых гуманных обществ Галактики, а, стало быть, должны руководствоваться его основополагающими принципами. Среди них: презумпция невиновности в уголовном праве и презумпция лояльности в отношениях между людьми. Именно ими я и руководствуюсь.
– Вы что, издеваетесь надо мной? – поинтересовался он. – Я вам объясняю, что представляю реальную угрозу для ваших людей, и прошу вас вернуть меня в камеру.
– А я вам объясняю, что у меня не тюремный крейсер, а поисково-спасательная баркентина. У нас нет оснований держать вас под арестом. О своей безопасности мы можем позаботиться и иными способами. А если вам так хочется сидеть под замком, так отправляйтесь в свою каюту, запритесь там и наслаждайтесь одиночеством. Можете зайти к коку и договориться, чтоб Микки приносил вам еду. Тогда вам не придётся появляться в ресторане.
– Это всё, что вы мне скажете? – тихо, с оттенком угрозы спросил он.
– Слушай, Кирилл, – раздражённо проговорила я. – Займись чем-нибудь, и не отвлекай меня от дел. Сходи в библиотеку, полистай прессу за последние восемь лет.
– Пожалуй, я прислушаюсь к вашему совету! – разъярённо крикнул он, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов.
– Насчёт библиотеки? – уточнила я.
– Насчёт кока!
Он вышел, дрожа от гнева, и быстро направился в сторону кухни. Но, пройдя лишь несколько шагов, заставил себя снизить темп и задумался. Эта внезапная вспышка гнева стала для него совершенно непонятной. Он никогда не терял самообладания. Разве что… Он остановился и, прислонившись спиной к стене, посмотрел на матовый светящийся потолок. Раньше и родители, и преподаватели, часто упрекали его за взрывной характер. В школе его учили держать себя в руках. А потом темперамент сам собой увял и вкатился в установленные рамки. После того, как ему прилепили на спину бубновый туз.
Он вздохнул и уже спокойной походкой направился прежним путём, прислушиваясь к ощущениям в больном колене. Кажется, ничего страшного с ним не произошло. Потом он подумал о командире и усмехнулся. У них даже купальники для дам форменные: песочного цвета с терракотовыми узорами. И так изысканно облегают тело, которое, весьма, надо сказать… Он задумался, подбирая эпитет. «Изящное, стройное, красивое… Интересно, она теперь замужем? Ну, то, что она издевалась, это точно. Под арест она меня не посадит, потому что выпустила намеренно, именно для того, от чего я сейчас пытаюсь уйти. Она сама подсказала выход. Возможно вы, очарование моё, и хотите мне добра, но у нас с вами понимание о сей философской категории несколько не совпадает. Стой, стой, Кирюша, куда ж тебя понесло? Как ты заговорил? Это что ж, всё тоже было заблокировано?»
Он прошёл через ресторан к двери, из которой обычно выкатывался на роликах Микки. Постучав, он положил руку на ручку двери и отворил её.
В кухне было уютно и светло. Вокруг огромной плиты носился Микки, перетаскивая горы мытой посуды от мойки в буфет. Возле стола стояла молодая крепенькая женщина в форме лейтенанта и кружевном передничке. Она была рыжей, и взгляд её голубых глаз был решительным и властным.
– А, это ты, похититель ножей? – воскликнула она. – Почему не пришёл на обед?
– Я… – он нерешительно указал вверх. – Я был в медотсеке. Мне сделали операцию на колене.
– Причина уважительная, – констатировала она. – Есть хочешь?
Он задумался.
– Пока нет, меня слегка мутит после анестезии, так что до ужина, наверно, дотяну.
– Не дотянешь, приходи, не майся. Тебе нужно регулярно и сбалансировано питаться. Вон, какой худой!
– Я вообще-то поговорить хотел.
Она взяла с полки большую корзину и пошла к высокому шкафу в конце кухни.
– Пойдём со мной, там и поговорим. Меня зовут Бетти Фелтон.
– Кирилл, – автоматически ответил он.
Она остановилась перед шкафом и нажала на резную розочку сбоку. Он настороженно следил за ней. Лишь когда дверцы шкафа разъехались в стороны, он понял, что это лифт, и никто пока не сошёл с ума. Он поспешно вошёл вслед за ней в кабину.
Створки закрылись, и лифт спустился вниз. Когда они открылись, он увидел небольшой луг в просторном зале, и на нём – огромную черно-белую корову, которая жевала траву. На шее у нее была атласная голубая ленточка с золотым колокольчиком.
– Это?.. – он пальцем указал на корову.
– Флора, – кивнула она. – А ты думал, я сметану из дизельного топлива перегоняю? А там куры!
Он посмотрел туда, куда она указала, и усмехнулся:
– А я подумал – страусы.
– Ха! Шутка с бородой. Специально выведенные породы. Крупные, не бояться перегрузок и дают много продукции. К тому же неприхотливые и спокойные.
– Учитывая их размеры, последнее особенно ценно, – одобрил он.
Бетти тем временем окинула его оценивающим взглядом.
– Говорят, моим ножом ты пытался убить Хока.
– Хока? – переспросил он.
– Да, его так называют, и его это устраивает. Между прочим, меткое прозвище. Если ты пытался с ним схлестнуться, то ты либо герой, либо глупец.
– Только не герой, – мотнул головой он. – К тому же у меня ничего не получилось.
– Не расстраивайся, – успокоила она, – в следующий раз обязательно получится.
– Это шутка? – насторожился он.
Бетти какое-то время смотрела на Флору, а потом перевела взгляд на него.
– Знаешь, Хок из тех людей, которых многие ненавидят, но мне он нравится, – призналась она. – Он бывает резок, но он не злой человек. К тому же он прекрасно танцует медленный фокстрот. Мне будет жаль, если с ним что-нибудь случится. И с тобой тоже.
Она развернулась и пошла через луг к дальней двери. Он пошёл следом, глядя себе под ноги. Трава здесь была такой сочной и густой, что было совершенно не видно, из чего она растёт.
Бетти тем временем распахнула большую дверь в задней стене и вошла в тёмное прохладное помещение. Войдя за ней, он сразу понял, что это кладовая. Отовсюду неслись запахи, которые намекали, что он зря отказался от обеда.
Бетти подошла к ряду больших корзин, закрытых плетёными крышками. Она откинула крышки с двух, и он увидел в корзинах россыпи крупных яблок. Бетти выбрала яблоко из первой. Оно было золотистое с розовым бочком.
– Французские, сладкие, сочные, – проговорила она, поднося яблоко к носу. – Ароматные!
Она положила яблоко в свою корзинку, а вслед за этим отправила туда ещё десяток.
– А это белый налив, – она взяла крупное, белое с зелёным оттенком яблоко из второй корзины. – Берём специально для русских. Они почему-то любят свои сорта, с кислинкой. Я этого вкуса не понимаю, но моего мнения никто не спрашивает.
– Можно мне? – попросил он.
Она молча бросила ему яблоко. Поймав его, он вдохнул тонкий аромат и после этого заставил себя сунуть плод в карман. Бетти тем временем выбрала с десяток белых яблок, закрыла корзины и перешла к следующим. Там были большие оранжевые апельсины, затем гроздья винограда белого, красного и синего, и изящные небольшие бананы, похожие на молодой месяц.
– Не хватит, – бормотала Бетти, выбирая фрукты. – Придётся просить в цитадели, чтоб поделились. Что на них нашло? Осень что ли? Генетическая память напоминает, что время сбора урожая? По три раза в день выставляю в салонах и ресторане полные вазы. Всё сметают подчистую! По отсекам растаскивают. С одной стороны – хорошо. Фрукты полезнее бутербродов, которыми они раньше объедались. Но где столько набрать?
Она добавила в корзину пару десятков медовых абрикосов и направилась к выходу.
– Разрешите? – он подхватил у неё из рук корзину и пошёл рядом. Она одобрительно взглянула на него.
– Ты о чём хотел поговорить? – спохватилась она.
– Я просто хотел поблагодарить вас, – улыбнулся он. – Кажется, я никогда не ел ничего вкуснее вашей стряпни.
– Вполне вероятно, – без лишней скромности согласилась она. – Всегда приятно слышать такие комплименты. А, может, ты чего-нибудь особенного хочешь?
– Особенного?
– Ну, что тебе мама в детстве готовила?
– Я не помню, – поспешно проговорил он, опасаясь, что услужливая в последние часы память выдаст ему какое-нибудь щемяще трогательное воспоминание.
Бетти пристально взглянула на него.
– Ну, если вспомнишь, не стесняйся. Мы все здесь месяцами околачиваемся, а потому каждый имеет право на небольшие капризы.
Они снова вошли в кухню.
– Микки, – зычным голосом крикнула Бетти, – Иди мой фрукты, а потом собери вазы.
Оршанин направился к выходу.
– На ужин не опаздывай, – крикнула ему вдогонку Бетти.
– Постараюсь. Спасибо.
Он вышел из кухни. Улыбка сползла с его лица, и он мрачно пробормотал:
– Идиот…
Потом подошёл к лифту и поднялся на четвёртый уровень, где располагалась библиотека. Войдя, он увидел, что попал в достаточно просторный зал, стены которого сплошь были покрыты книжными полками, по залу расставлены в художественном беспорядке большие кожаные кресла, изящные журнальные столики и компьютерные столы с терминалами. В центре зала, возле помпезного камина стоял широкий старинный стол, вокруг которого располагались деревянные стулья с высокими резными спинками. На столе высились стопки потемневших от времени фолиантов. Он медленно пошёл вдоль стены, ведя пальцами по корешкам книг и читая знакомые и неизвестные названия и имена авторов. А потом остановился и взял тёмный томик, близнец того, что когда-то стоял на полке над его письменным столом дома.
Он, не торопясь, подошёл к кожаному дивану, стоявшему у стены напротив камина, лёг на него, опустив голову на кожаный валик подлокотника, достал из кармана яблоко и открыл книгу.
Утром он снова пришёл в медотсек.
– Привет, – кивнул он, войдя в кабинет МакЛарена.
– Как дела? – поинтересовался тот. – Болевых ощущений, нарушений сна не было?
– Нет. Ничего не болит, спал, как младенец… – он прошёлся по кабинету и остановился возле журнального столика, на котором стояла изящная алебастровая статуэтка, изображавшая рыцаря и паломника на одном коне. – Я думал, что это эмблема рыцарей-иоаннитов.
– С чего ты взял?
– Читал, – он пожал плечами и посмотрел на МакЛарена. – Хотя, вашему Ордену она больше подходит. Выяснили что-нибудь об этой штуке?
– Кое-что, – МакЛарен достал из ящика стола коробочку. – Возвращаю, хотя на Земле бы она многих заинтересовала. Кое в чём ты был прав. Это мина, и взрыв не только размозжил бы тебе позвоночник, но и снёс голову. Но там есть ещё кое-что. Она посылала постоянные цикличные импульсы в мозг, тормозя эмоции и негативно воздействуя на волю. Кроме того, она могла просто поразить конкретный участок мозга, и тогда ты превратился бы в зомби.
– Зомби? – усмехнулся Оршанин. – А вы знаете, что это такое?
– Насмотрелся на Киоте до одурения. Какие-нибудь изменения в поведении заметил?
– Ещё бы! Наорал на командира.
– Я в курсе, – врач кивнул. – И не только наорал. Ладно, ещё старпома пытался убить, – дело житейское. Но ворваться в бассейн, внаглую разглядывать командира в купальнике, а потом закатить истерику. Я, честно говоря, даже пожалел, что устранил этот тормоз.
Он вложил коробочку в руку Оршанина.
– Об этом уже весь экипаж знает? – уточнил тот.
– Нет, только те, кто за тобой наблюдают, и я.
– А вы, как лечащий врач?
– Я, как муж дамы в купальнике, которую ты вчера видел в бассейне.
Оршанин какое-то время с интересом разглядывал собеседника, потом улыбнулся.
– Да, похоже, вы друг друга нашли. Приношу извинения. Обещаю больше на вашу супругу не глазеть. Хотя посмотреть есть на что.
– Я знаю.
– Послушайте, – Оршанин взглянул ему в глаза. – Я верю, что вы стараетесь помочь, но не нужно забывать, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Не трогайте меня. Мне сегодня лучше, чем было вчера. Мне кажется, что пелена с глаз упала. Я вижу и чувствую то, чего не видел и не чувствовал довольно долго. Но я не уверен, что мне это нужно.
– Я понимаю. Никому ещё не удавалось сделать кого-то счастливым насильно. Мой принцип: «не навреди». Если я вчера сказал тебе лишнее, прости. Больше в душу не полезу. Обещаю. Но за других не ручаюсь. Пойдём, у нас сегодня не такая развёрнутая программа, как вчера, но есть чем заняться. Если не возражаешь, я ещё раз возьму кровь на анализ.
– Если вам это интересно, – равнодушно пожал плечами Оршанин.
– Мне кажется, его состояние улучшилось после удаления импланта, – проговорил Дакоста, заглядывая в свой планшет. Он сидел в моём отсеке на диване. – Похоже, он осознаёт, какое действие на него оказывает звездолёт и экипаж, и сопротивляется этому. Думаю, что именно это стало причиной сцены в бассейне. Однако после этого он очень быстро успокоился, совершенно спокойно поговорил с Бетти Фелтон, а затем поднялся в библиотеку и весь вечер читал.
– Что читал? – спросила я,
– Вы будете удивлены. «Капитанскую дочку» Пушкина. От корки до корки за несколько часов. Он очень быстро воспринимает и усваивает информацию. На ужин пошёл позже, когда многие уже ушли из ресторана, и он мог сесть за столик один. После ужина снова вернулся в библиотеку и сел за терминал. Читал молодёжные издания выборочно за последние восемь лет. Скорость работы на компьютере весьма впечатляет, как и умение быстро найти информацию. Прекрасно ориентируется в логическом поиске. Интересовался развитием техники, но, в основном, культурной жизнью. Театр, кино, новинки литературы. Очень заинтересовался программой последнего фестиваля.
– Пытался найти сведения о ком-то из близких и знакомых?
– Только о родителях и брате. Кстати, вот, – Дакоста подал мне свой планшет. – Родители всё так же преподают, отец – искусствоведение, мать – русский язык и литературу.
– Искусствоведение. Вот вам и объяснение такого интереса к культурной жизни. И к «Капитанской дочке» тоже, учитывая специальность матери.
– Брат за это время окончил педагогический университет, факультет детской психологии. Работает по специальности в детском санатории в Сочи. Женился, имеет сына трёх лет, которого зовут Кирилл.
– Что ещё?
– Как и до этого, в десять он ушёл спать, но спал плохо. Дважды выходил из каюты, ходил по коридорам жилого уровня, сидел в марокканском салоне. Думаю, что полученная информация о родственниках произвела на него очень сильное впечатление.
– Надо думать, – вздохнула я. – Что с его заболеванием?
– Мы получили консультацию специалистов с Земли, – кивнул Дакоста. – Они передали рекомендации, которые доктор МакЛарен мог бы использовать. Но он отказывается что-то предпринимать без согласия пациента.
– А тот не соглашается?
– Пока нет.
Я вернула ему планшет.
– И что вы обо всём этом думаете?
– Дело в том, что он сел за терминал, где предусмотрена система тестирования пользователя. Компьютер отслеживает скорость работы, манеру движений, мимику, движение зрачков, некоторые биометрические и биологические показатели. Я бы сказал, что он сейчас находится в очень сложном эмоциональном состоянии. Но при этом Оршанин – самодостаточная личность, и к тому же он очень упрям. Он из тех людей, которые выбирают дорогу и идут по ней, не сворачивая, куда бы она ни вела. Куда ведёт его дорога, вы понимаете. Заставить его свернуть, будет очень сложно. Если удастся – мы победили. Если нет – все в проигрыше. А действовать нужно очень осторожно. Он умён, недоверчив, очень проницателен и кое в чём циничен. К тому же нетерпим к излишнему давлению извне. Видимо, это и было причиной того, что ему поставили этот имплант.
– А как насчёт его заверений о том, что он опасен для экипажа?
– Возможно, он сам в это верит, но пока никакой агрессии не проявил, если не считать небольшой вспышки гнева в бассейне. Тестирование также подтверждает, что он не склонен к неоправданной агрессии. Но опыт показывает, что это черта многих профессиональных убийц.
Я почему-то подумала о Тонни Хэйфэне, но ничего не сказала.
– Что предлагаете?
– Продолжать, – Дакоста спокойно взглянул на меня. – У нас может получиться, но нужно учитывать его эмоциональное состояние. Если хоть немного перегнуть палку, он может сорваться и наломать дров.