Текст книги "Крестовый поход (СИ)"
Автор книги: Лариса Куницына
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц)
Я снова посмотрела на экран. Оршанин сидел, не меняя позы, глядя в одну точку, словно выключенный андроид.
Хок задержался возле меня и когда все, кроме Джулиана, вышли, произнёс:
– Только один вопрос. Ты хочешь получить от него информацию или просто пожалела?
– Я должна выбрать что-то одно? – уточнила я, взглянув на него.
– Я понял. Разрешите идти, командор?
– Идите.
Он тоже вышел. Я обернулась к Джулиану. Он неопределённо пожал плечами.
– Рискованный шаг, но, по-моему, игра стоит свеч.
– Ты хотел его обследовать, – вспомнила я. – Теперь это будет нелегко.
– Куда легче, чем ты думаешь, – улыбнулся Джулиан. – Он сам ко мне придёт.
Он сидел неподвижно и думал. Торопиться теперь было некуда. Всё ясно. Задание он не выполнил, да и странно было думать, что на таком корабле так просто удастся прикончить одного из старших офицеров. Ещё меньше шансов было выбраться отсюда и вернуться назад. Ему даже не дали плана по возвращению. Приказали действовать по обстановке, зная, что Пёс войны вывернется на изнанку, но всё равно в любой ситуации будет ползти к хозяину. А если и нет? Несколько месяцев передышки, спокойной жизни, обильной кормёжки. Может, подлечат, а там отправят в Мясорубку. Говорят, там по сравнению с обычной жизнью – лафа. Ни тебе войн, ни политических переворотов. А уж среди уголовщины он не затеряется. Его и там найдут.
Волноваться было не о чем, можно на какое-то время вздохнуть спокойно. Отоспаться вволю. Где-то глубоко тяжело ворочалось неудовлетворённость из-за невыполненного задания. Первого за все эти годы. Но и к этому он относился спокойно. Рано или поздно каждый ошибается. Жертву достанут другие, а пока – пусть живёт. К тому же у него никак не лежало то, что называют душой, к этому заданию. Раньше было всё равно кого и как убивать. А тут не хотелось. Первый раз послали против своих.
Свои… Он перебирал в памяти лица тех, кого видел на звездолёте. Показалось, что лицо женщины-командира смутно знакомо по прошлой жизни, но рыться в памяти не хотелось. Память лучше не трогать. Пусть лежит в глубине тяжким грузом. Проку от неё нет, только лишние проблемы. Но, всё же, услышав родную речь, он почувствовал какую-то ноющую, но странно приятную боль внутри. Лица людей из далекого прошлого.
Нет, он честно пытался выполнить задание, но не смог. Больше пытаться не будет. Всё, теперь можно расслабиться и отдохнуть. Он медленно закрыл глаза.
Чуть слышное жужжание замка заставило его насторожиться. Дверь открылась, и в камеру вошёл тот самый высокий капитан-лейтенант с арабскими чертами лица и длинными волнистыми волосами, собранными в пышный хвост на затылке, что стоял у детектора лжи во время допроса.
– Ну, как дела? – спросил он, подходя. Потом, как ни в чём не бывало, присел рядом на койку. – Тебя покормили?
– Вон, баланды какой-то дали, – пленник мрачно взглянул на пустой контейнер, валявшийся на полу.
– Странно, что тебе не понравился её вкус после десятидневной голодовки. Я и после пяти дней был ей рад. Это специальный состав, который дают после длительных рейдов, когда приходится питаться одними таблетками. С его помощью желудочно-кишечный тракт быстро и безопасно восстанавливает свои функции. Уже на обед сможешь нормально поесть в ресторане.
– Хорошая шутка, – усмехнулся он, откидываясь спиной на стену.
– Это не шутка, – возразил тот. – Давай руку.
Он взял его правую руку и надел на запястье узкий пластиковый браслет с мудрёным замком.
– У нас ведь не галера, – пояснил капитан-лейтенант, – тюремные камеры не предусмотрены, так что перебирайся наверх. Твоя каюта номер двадцать девять. Есть будешь с экипажем в ресторане. Ходить можешь везде, кроме служебных, технических, лабораторных и подсобных помещений, рабочих отсеков и чужих кают. Если по ошибке попытаешься открыть дверь туда, куда тебе заходить не стоит, дверь не откроется, и последует предупреждение.
– Ударом тока?
– Приятным женским голосом, – поправил капитан-лейтенант. – Вопросы есть?
Пленник с мрачноватым недоверием смотрел на него.
– Вы действительно позволите мне шастать по всему звездолёту? Не боитесь, что я ещё кого-нибудь попытаюсь убить?
– Зачем? – поинтересовался капитан-лейтенант. – Тебе ещё кого-то заказали?
– Я ещё ту работу не закончил, – почему-то разозлившись, проговорил он.
– Бесплатный совет, – чёрные и томные, как у газели, глаза стрелка стали холодными и недобрыми. – Постарайся держаться от него подальше, тебе же будет лучше.
– Он так опасен?
– Не только он. Я тоже… Меня зовут Мангуст.
– Я запомню, – серьёзно кивнул пленник. – Стало быть, де Мариньи – твой друг?
– Противник, – на губах Мангуста появилась тонкая, как жало змеи, мимолетная улыбка, – столь давний и столь сильный, что мне будет очень жаль его потерять.
Он поднялся и вышел, оставив дверь открытой. Пленник какое-то время сидел на койке, задумчиво глядя на полоску света в коридоре, потом легко поднялся и вышел.
Какое-то время он бродил по трюму, глядя по сторонам. Этот звездолёт был поистине огромен. Он не мог припомнить, что когда-нибудь видел такие махины, предназначенные для поисково-спасательных работ. В некоторых местах виднелся высоко расположенный потолок нижнего уровня. Он был на высоте примерно восьми метров. В других местах его закрывали перекрытия, с укреплёнными на них кранами и подвесными эстакадами. Ему было известно, что звездолёт пятипалубный. Значит, наверху ещё четыре уровня, вряд ли намного ниже этого. Скорее всего, уровни разделены внушительными техническими этажами.
Он ходил, стараясь по привычке запомнить расположение помещений и оборудования. Несколько раз пытался открыть какие-то двери с номерами, и каждый раз браслет нежно мурлыкал: «Извините, для вас доступ закрыт». Он попытался действовать отмычкой, трансплантированной под кожу правой ладони, но она почему-то не срабатывала. Возможно, браслет каким-то образом блокировал её сигнал. Впрочем, на самом деле ему было не так уж интересно, что за этими дверями.
Осмотревшись в трюме, он решил подняться на второй уровень, но там делать было нечего. Он долго ходил по длинным пустым коридорам, но ни одна дверь не пожелала открыться. Впрочем, он прекрасно помнил план звездолёта, который видел на мониторе в медотсеке, и знал, что это технический уровень. Задумчиво посмотрев туда, где находился командный отсек, он направился к ближайшему лифту и на силовом потоке легко взлетел выше, на третий уровень. Он снова оказался в коридоре, где была та самая дверь с номером два, куда он вошёл этой ночью.
Где-то неподалеку слышались голоса и ещё звуки, которые заставили что-то встрепенуться в груди. Он прислушался. Мягкие переборы гитарных струн звучали оттуда, из поразившего его своей роскошью салона. Он медленно двинулся туда, прислушиваясь к нежно плывущей мелодии.
Он вышел из коридора и остановился, глядя на богатое, как в сказке, убранство салона. Только теперь на шёлковых диванах сидели люди, несколько членов экипажа расслаблено расположились среди расшитых шелками и золотом подушек. Он смотрел на этих молодых, здоровых мужчин в красивой форме, и ему вдруг показалось, что они из той же сказки, что и эта вычурная мебель. Что таких людей не бывает, и сейчас они растают, как мираж в знойный день на пустынной планете. Но они и не думали таять.
Заметив его, один из поймавших его стрелков – индеец с разноцветными наградными планками на груди проговорил:
– Чего стоишь? Проходи, садись.
Он подошел ближе, но садиться не стал, остановился возле витого столба арки, с которой свисала невесомая занавесь из органзы.
Красивый черноглазый капитан, лениво перебиравший пальцами струны гитары, томно вздохнул:
– Девушек у нас в экипаже мало, ребята, вот что я вам скажу.
– Опять начинается, – усмехнулся капитан-командор, сидевший рядом.
– Тебе легко говорить, Юра. У тебя в помощниках – девочка, а я один… совсем один.
– А я женщин в группу больше не возьму, – заявил индеец.
– Это почему ж такая дискриминация на женский пол? – усмехнулся капитан.
– Две были. Одна так напакостила, что еле разгребли. А вторая…
– Сбежала к другому капитану, – усмехнулся капитан-командор.
– Ладно трепаться. Лучше спой что-нибудь, соловей. Чего впустую инструмент терзаешь.
– Что спеть? – поинтересовался капитан и неожиданно перевёл взгляд тёмных, цвета чёрного кофе глаз на Оршанина, – Что тебе спеть, братишка?
Тот промолчал, но сидевший рядом капитан-командор, улыбнулся.
– Спой «Утро туманное», Антон.
– Как скажешь, – улыбнулся капитан и запел.
Голос его, звучный, нежный, пронизывающий до сердца, зазвучал, выводя давно забытый, оставшийся где-то там, в прошлой жизни, романс.
Он даже не понял, как это случилось, но перед глазами вдруг заклубился лёгкий, голубовато-серый утренний туман, из которого едва выступали тёмные купола стогов с торчащими из них шестами, пахло скошенной травой, холод росы касался кожи. Неподвижные берёзы застыли у самого края скошенного луга. И лицо, такое же далекое, как и эти слова, лицо то ли матери, то ли девушки, имя которой он давно забыл, выступило на миг из тумана и пропало.
«Вспомнишь забытые страстные речи.
Взгляды так жадно и нежно ловимые,
Первая встреча, последняя встреча,
Тихого голоса звуки любимые», – пел этот странный и прекрасный голос, и карие глаза задумчиво смотрели на него. Оршанин вдруг почувствовал, как дрогнуло и сжалось сердце, горло перехватило, а глазам стало горячо. Резко развернувшись, он вышел из салона и снова пошёл по длинному коридору.
– Что это с ним? – спросил Булатов, глядя ему вслед.
– Тихо, дай послушать, – остановил его Белый Волк.
А он быстро шёл по пустому широкому коридору, чувствуя, что внутри всё дрожит и ломается. И голос из далёкой юности звучал вокруг него, звал и манил, переворачивал и сжигал душу.
Он остановился, прислонившись спиной к стене, опустился на пол и сел. Ему вспомнился вечер в кают-компании «Чёрного веера», где он сидел с товарищами-стажёрами. Он был одним из них, юных, радостных, уверенных в будущем. Где они, эти ребята, о которых он не вспоминал так долго? Наверно, они теперь такие же, как эти, уверенные, сильные, спокойные. И счастливые. Они же сами не понимают, какие они счастливые… Дело не в красивой форме, не в наградных планках, даже не в этом фантастически уютном и роскошном салоне, а в том, что они вместе, что могут вот так просто обсуждать всякие глупости, наигрывать на гитаре и не думать, как дожить до завтрашнего утра.
Ему отчаянно захотелось быть там, с ними, не мрачной тенью на краю декорации, а среди них, на равных. По праву. Он подтянул колени к груди, обнял их руками и опустил голову, чувствуя, как по лицу текут горячие слёзы, которые он не может остановить. В ушах звучал ласковый голос кареглазого капитана: «Что тебе спеть, братишка?»
Усилием воли он заставил себя унять слёзы и, стиснув зубы, поднял голову. На него смотрели круглые голубые глаза. Тот самый пушистый кот стоял в нескольких шагах и участливо разглядывал его.
– Иди сюда, киса.
Кот с некоторым сомнением и даже опаской отдёрнул лапку назад.
– Иди, – шепнул он, – я тебя не обижу.
Кот вздохнул и с видом мученика сделал несколько шагов навстречу. Он нагнулся, распрямил ноги и, аккуратно взяв кота, усадил к себе на колени. Мягкое, тёплое, пушистое тельце нежно заурчало, завибрировало под его руками. Вдыхая знакомый с прошлой жизни запах кошачьего шампуня, он чесал коту шейку, животик, ушки, и нашёптывал какие-то ласковые глупости.
Потом кот осторожно, но решительно высвободился и потрусил куда-то в сторону салона.
– Ступай, малыш, – прошептал он ему вслед и снова остался один.
Он сидел, и уже ни о чём не думал. В голове было пусто. Он сам не знал, что с ним происходит, но что-то явно происходило. «Пусть, – подумал он. – Что будет, то будет. Я устал. Ничего хуже, чем было, быть уже не может».
В коридоре раздались шаги, и он увидел, как в его сторону направляется китаец с длинной чёрно-рыжей челкой, который, подойдя ближе, озабочено взглянул на сидевшего у стены человека и спросил:
– Что сидишь? Дуй в ресторан на обед. Или сыт?
– Я не бываю сыт, – признался он, вставая на ноги.
– Недоедал или по природе кокер-спаниель? – поинтересовался тот, притормозив.
– Да сейчас уже не разберёшься…
– Разберёмся, – успокоил его тот. – Вон дверь первая направо. Не заблудишься.
– А ты?
– А я на диете, – отозвался китаец и деловито прошествовал мимо заветной двери.
Войдя в ресторан, он остановился, осматриваясь по сторонам. Это был действительно ресторан, такой же роскошный и уютный, как всё на этом странном корабле. У него опять возникло ощущение нереальности, чего-то похожего на сказку.
Почти все столики были заняты, лишь в дальнем углу, за застеклённой беседкой, в которой зеленел небольшой зимний сад, виднелся свободный столик. Он собирался пройти туда, когда услышал знакомый голос:
– Иди к нам, братишка.
Он обернулся и увидел того красивого капитана, который недавно пел под гитару. С ним рядом снова сидел капитан-командор. Поколебавшись не больше секунды, он направился к ним. Капитан-командор тем временем пододвинул свободный стул от соседнего стола.
– Садись. Юрий Булатов, старший астронавигатор, – и протянул ему руку.
Он отвык от рукопожатий, но всё же руку подал.
– Антон Вербицкий, старший и единственный радист этого летающего дворца, – отрекомендовался капитан, тоже протянув ему руку.
Он знал, что нужно представиться в ответ. Эти двое спокойно ждали. Он мог бы и не отвечать, но вместо этого с некоторой заминкой произнёс:
– Кирилл Оршанин.
Его собственное имя вдруг прозвучало как-то непривычно, как чужое.
– Кирилл, значит, – кивнул капитан, словно ему стало понятно что-то важное.
В этот момент в зал влетел огромный плюшевый медведь в колпаке и фартуке. Он мчался на роликах, ловко лавируя по узким проходам между столиками и людьми, быстро расставляя по столам тарелки и приборы с огромного подноса, который держал на одной лапе и смешно кланялся в ответ на привычное: «Спасибо, Микки!»
Он, как ребенок засмотрелся на него, а медведь притормозил возле их столика и поставил перед ним тарелки с нарезанными свежими овощами, щедро политыми густой сметаной, и дымящейся гречневой кашей, на которую были уложены грибы и кусочки белой, пожаренной до золотистой корочки, рыбы. Аромат, струящийся от тарелок, ударил в нос, и голова на какой-то миг закружилась.
– Спасибо, Микки, – произнёс за него Вербицкий, и медведь всё также артистично раскланялся и унёсся прочь из зала.
Он остановившимся взглядом смотрел на стоявшую перед ним еду. Он уже тысячу лет не ел такого.
– За тобой наблюдают, – шепнул Вербицкий. – Обидишь кока, она тебя на концентраты переведёт.
Он вздохнул и, взявшись за вилку, решительно подтянул к себе обе тарелки. Офицеры быстро переглянулись, когда он набросился на еду, но от комментариев воздержались. Только Булатов сочувственно покачал головой.
Когда тарелки опустели, он, наконец, перевёл дыхание и посмотрел на соседей по столику. Те чинно и невозмутимо поглощали свои порции. На душе как-то полегчало. Он почувствовал, как его тело расслабилось, и появилось непривычное, но очень приятное ощущение безопасности.
– Слушайте, ребята, – заговорил он, с интересом глядя на них. – Вот смотрю я на вас. И все вы такие отзывчивые и добрые. А ведь я вашего старпома хотел убить.
– Ничего страшного, – серьёзно ответил Вербицкий. – У каждого из нас бывает момент, когда хочется убить старпома.
– Не убил же, – пожал плечами Булатов.
– Главное, сам жив остался, – пробормотал капитан. – Это не всем удаётся.
– Что, его уже пытались убить? – заинтересовался он.
– Закрой рот, Антон. Лишнее болтаешь, – проговорил Булатов и посмотрел на собеседника. – Старпом у нас – парень горячий и неприятностей на свою голову найдёт даже в раю. Но и за себя постоять может. Ты уж лучше не связывайся с ним больше. Он один из лучших бойцов на баркентине.
– А что, бойцов много?
– Здесь все бойцы, – ответил капитан.
Он снова посмотрел на Микки, вылетевшего из кухни с подносом, на котором стояли чашки, кофейники и чайники.
– Странный у вас звездолёт… – проговорил он задумчиво. – Большой, шикарный… Ребята все как на подбор, прямо гренадёрский полк. Теперь все поисковики так живут?
– Нет, только мы, – отозвался Вербицкий.
– И за что ж вам такие привилегии?
Антон усмехнулся и, нагнувшись через стол, шепнул:
– Лучшему командиру – лучший звездолёт и лучший экипаж.
– Ваш командир? – так же шёпотом переспросил он.
– Ты что, не понял? Северова.
Он нахмурился, пытаясь вспомнить, в связи с чем слышал эту фамилию.
– Оставь его, – махнул рукой Булатов. – Она ушла, когда он в начальной школе учился.
– Стойте, – он вспомнил. – Этот звездолёт, который на плакатах и футболках красовался? Похожий на кита. «Эдельвейс»!
– Видишь, – усмехнулся Вербицкий, а он быстро обернулся и посмотрел туда, где в компании молодого изящного мужчины в форме рыцаря-госпитальера сидела та женщина. Он попытался вспомнить её лицо таким, каким видел в детстве, но не смог. Она исчезла с его горизонта слишком давно.
– И она вернулась? – он взглянул на Антона.
– Через четырнадцать лет, – кивнул Вербицкий.
– И меня угораздило забрести именно на её звездолёт.
Неожиданно ему на плечо легла чья-то рука. В ином случае он бы точно вскочил в боевую стойку, так внезапно почувствовав чужое прикосновение, но это было таким лёгким и приятным, что он сам удивился своей спокойной реакции на него.
Он обернулся и увидел рядом с собой того самого госпитальера, что сидел за столиком с командиром.
– После обеда поднимешься в медотсек, – распорядился тот спокойным мягким голосом.
Ему как-то сразу хотелось доверять, но он не доверял никому.
– Зачем? – настороженно спросил он.
– Позвоночник посмотрю, – ответил врач. – Судя по посадке головы, у тебя смещены шейные позвонки. Да и походка мне не нравится. Возможно, повреждён левый коленный сустав.
Врач вышел, а он, не отрываясь, смотрел ему вслед. У доктора походка была что надо, энергичная и упругая, как у профессионального бойца. «Они здесь все бойцы» – напомнил себе он.
– Не пренебрегай приглашением, – посоветовал Булатов, поднимаясь и оправляя форму. – Таких врачей ты и на Земле днём с огнём не сыщешь.
Выйдя из ресторана, Оршанин направился к лифту. Врач был прав. Из-за смещения шейных позвонков часто побаливала голова. А чтоб не беспокоить повреждённое колено, он уже научился в любой ситуации переносить нагрузку на другую ногу. Как-то привык. У всех после нескольких лет работы появлялись такие травмы, считавшиеся неизлечимыми. Их никто никогда не лечил. Когда повреждений становилось слишком много, Пса списывали, отправляя на безнадёжное задание, а на его место вставал новый.
Через пятнадцать минут он уже лежал на высоком столе под объективами и спицами дистанционных датчиков, и приятные тёплые руки осторожно и уверенно прощупывали его спину.
– Позвонки я тебе вправлю, – говорил врач, поглядывая на экран медицинского сканера. – Несколько сеансов стабилизации, и о болях забудешь. С ногой сложнее, но тоже поправимо. А вот это что?
Оршанин повернул голову и увидел на экране белый позвонок, к которому прилепилась блестящая капля металла.
– Это вроде бубнового туза на спине, – ответил он. – Кто-то там, на другом конце, нажимает кнопку, и мой позвоночник разлетается вдребезги.
– Круто, – кивнул врач, разглядывая каплю на экране. – Убираем?
– А сможете? – Оршанин резко развернулся, чтоб взглянуть на него.
– Береги шею, – напомнил тот, положив ладонь ему на затылок. – Всё, что было искусственно поставлено, можно убрать.
– Вообще-то нам советовали не пробовать. Говорили, что эта штука соединена с нейронами спинного мозга.
– И что?
Он пожал плечами и снова лёг.
– Понятия не имею.
– Завтра уберём, и можешь не беспокоиться о своих нейронах. Ничего страшного с ними не случится.
Сеанс массажа оказался удивительно приятным, он почти заснул и лишь хруст шейных позвонков, раздавшийся, когда врач вправлял их, заставил на мгновение ощутить панику.
– Чуть сильнее и… – прокомментировал он свой испуг.
– Знаю, – невозмутимо кивнул врач. – Но сейчас у меня другие цели. На сегодня всё. Отдохни минут десять, одевайся и можешь быть свободен. Завтра после завтрака придёшь, уберём мину замедленного действия, поработаем с позвоночником и начнём восстанавливать коленный сустав.
– Спасибо, доктор, – пробормотал он, заводя руки за голову и глядя на мерцающий над ним приборный купол сканера. – Мне давно не было так хорошо.
– И советую использовать время на баркентине для отдыха и расслабления, – проговорил МакЛарен. – Сходи в бассейн, там есть гидромассажное оборудование, синтезирующее морскую и минеральные воды. Можешь завернуть в салон релаксации.
– Это ещё что такое? – он нехотя приподнялся и сел.
– Очень полезное изобретение. Сферический салон. Садишься в удобное кресло, а на стены проецируется качественное трёхмерное изображение любого ландшафта по твоему выбору, которое дополняется звуками природы и воздушной смесью с повышенным содержанием кислорода, озона и растительных экстрактов различного терапевтического действия. Можешь поваляться в шезлонге ночью на морском берегу, послушать шум прибоя, подышать морским воздухом, насыщенном солями и йодом, полюбоваться на луну.
– Вряд ли меня это успокоит, – усмехнулся Оршанин. – Скорее, наоборот… До завтра.
Он спрыгнул со стола и направился к выходу.
– Мы с тобой ещё за ужином увидимся, – напомнил врач.
Неожиданно дверь в кабинет открылась, и на пороге появился высокий молодой мужчина в чёрном костюме с белым восьмиконечным крестом на груди. У него были пышные смоляные кудри и огромные прозрачно-серые глаза.
– Вы не зайдёте ко мне? – спросил он, взглянув на Оршанина.
– Зачем?
– Я психолог и я мог бы вам помочь.
– Нет, – резко ответил тот и, стремительно пройдя мимо, вышел.
– Вы б ещё прямо сказали, что хочешь заняться коррекцией его психики, – проворчал МакЛарен. – Его мозги столько утюжили, что он ещё долго будет шарахаться от всех психологов, психиатров и прочих ребят, наименования профессий которых начинаются с «психо…»
– Может, вы и правы, – пожал плечами Дакоста. – А у вас как дела?
– У него утилитарный подход к жизни. Он использует любую благоприятную возможность для того, чтоб получить положительный эффект. Наверно, таких эффектов в его жизни не много. Его мучили головные боли и колено, и он справедливо решил, что может получить здесь бесплатную медицинскую помощь. Поэтому пришёл сам.
– Вы смогли его обследовать?
– Он и не сопротивлялся. Немного ласки, друг мой Елизар, и даже волки становятся ручными.
– Вы о старшем стрелке? – усмехнулся Дакоста.
– И о нём тоже. Идите сюда. Я покажу то, что выяснил.
Они подошли к пульту медкибера, над которым были расположены экраны.
– Пациент очень молод, но при этом его организм уже имеет признаки изношенности из-за очень больших физических нагрузок. Особенно пострадали суставы и мышечная ткань конечностей и спины. Видно, при этом он не получал ни рационального питания, ни какого-либо серьёзного лечения. Повреждён мениск левого колена, смещены шейные позвонки. Это всё поправимо. Если б у меня было время, а у него желание, через пару месяцев я вернул бы его в состояние, соответствующее его фактическому возрасту.
– Желания у него нет, – кивнул Дакоста. – Похоже, для него в настоящий момент не имеют особой ценности ни его жизнь, ни его тело, ни его душа.
– Верно, он относится к себе, как к расходному материалу, – согласился Джулиан. – Но это ещё не всё. На ладони правой руки под кожу трансплантирована микросхема. Я её заснял и сегодня же передам Донцову и механикам. Посмотрим, что они скажут.
– Спросите Тилли, он хорошо разбирается в подобных технологиях, правда, его объяснения сложно понять.
– Вы просто не умеете с ним разговаривать. Он говорит очень образно и именно то, что хочет сказать. Спасибо. Это хороший совет. Теперь, посмотрите сюда… – МакЛарен указал на экран, где поблескивала металлическая капля на позвонке. – Он говорит, что это мина, которую можно активировать дистанционно. Так ему сказали и, возможно, это правда. Но есть ещё кое-что… – он сильно увеличил изображение, и стало видно, как от капли, превратившейся в огромную блестящую скалу, в глубь позвонка уходят две тоненькие ниточки. – Эти две нити диаметром в одну молекулу проходят сквозь костную ткань в спинной мозг, а оттуда – в головной. Вот сюда.
Он переместил изображение и на экране появился человеческий мозг. Дакоста подался вперёд.
– Насколько мне известно, именно этот участок мозга поражается при зомбировании, – заметил он. – Думаете, эта штука может не только взорваться, но и превратить его в зомби?
– Не исключено. Но возможно, она уже сейчас оказывает на него какое-то влияние, подавляет волю, стремление к самостоятельности, самосознание. Я её завтра уберу. Думаю, что без неё эти ниточки не будут представлять какой-либо угрозы.
– Только будьте осторожны, вдруг там есть что-то, о чём мы не знаем.
– Я всегда осторожен в таких делах.
– А это что? – Дакоста указал на небольшой кружок, видимый в височной части черепа.
– Ещё один имплант, что-то вроде микропроцессора, подсоединённого к зрительному нерву, – ответил МакЛарен. – Он получает от этой штуки дополнительное изображение, как на экране. Она ему не мешает, даже даёт дополнительные возможности. К тому же вот её я не решился бы убирать в условиях баркентины.
– Вы много выяснили, – кивнул Дакоста.
– Я выяснил ещё кое-что, – проговорил Джулиан, и Елизар тревожно взглянул на него, почувствовав напряжение в голосе. – Мне стоило обратить на это внимание раньше, но я искал вирусы и не заметил нечто более важное. Я ещё раз проверил его кровь и вот что увидел.
На верхнем экране появилось изображение. Дакоста внимательно вглядывался в него, а потом посмотрел на собеседника.
– Похоже, этот гормональный коллапс не прошёл для него без последствий. Процесс прогрессирует?
– За сутки ничего не изменилось, так что если разрушение клеток крови и продолжается, то не столь быстро. Но они явно разрушаются.
– Это уже хуже. Что будем делать?
– Для начала я свяжусь с Землей, чтоб там нашли специалистов для консультации, передам им снимки и результаты анализов. Посмотрим, что они скажут.
– Разумно, – согласился Дакоста. – А теперь скажите мне, что вы о нём думаете?
– Не знаю, – задумчиво проговорил Джулиан. – Он полностью закрыт, раскрываться по понятным причинам не хочет. Я не настаивал, чтоб не потерять ту малую долю доверия, которую он испытывает ко мне.
– Он может быть опасен?
– Вы же знаете, что он смертельно опасен. Дело не в этом. Он слишком легко относится к жизни и смерти, живёт только сегодняшним днём. И не хочет ничего менять.
– Не хочет или не может?
– Я думаю, что он испытал слишком много боли и не хочет дополнительных страданий, которые могут причинить чувства, воспоминания, ответственность.
– Какая ответственность?
– Обычная. За себя и за других. Сейчас он ею не отягощён. По-моему, он не знает, зачем живёт, и потому не боится умереть.
– Но он может?
– Мне показалось, что он осознаёт опасность такой перемены и будет тщательно её избегать. Но то, что у него хорошая память, можешь не сомневаться.
День прошёл без происшествий. Вечером мне доложили, что в секторе ничего не обнаружено. Я решила прекратить поиски, прекрасно понимая, что лайнера здесь нет и, скорее всего, не было. Капсулу доставили сюда и сбросили в районе нашего патрулирования именно для того, чтоб мы её нашли. Я распорядилась выйти на обычный маршрут патрулирования и продолжать свободный поиск.
По сообщению Дакосты наш гость после обеда ни с кем не общался, а без конца ходил по звездолёту, осматриваясь и прислушиваясь к разговорам. Если с ним пытались заговорить, отвечал односложно или отмалчивался. За ужином снова подсел к Вербицкому и Булатову. За столом говорил в основном Вербицкий, а Оршанин внимательно его слушал. После ужина он остался в салоне, где собрались свободные от вахты офицеры, но в их разговорах участия не принимал. В десять часов по корабельному времени ушёл в каюту, не раздеваясь, лёг на кровать и проспал сном праведника до утра.
Первую половину следующего дня он провёл в медотсеке.
Для начала МакЛарен снова провёл сеанс массажа, который помог пациенту расслабиться, а заодно вернул на место все смещённые позвонки. После этого они прошли в операционную. Оршанин придирчиво рассматривал оборудование и аппаратуру, расспрашивая о том, что и как работает, как будут проходить операции и сможет ли он видеть, что происходит. От общего наркоза он наотрез отказался, поэтому обе операции пришлось делать под местной анестезией. Операции, хоть и были достаточно сложными, не повлекли серьёзных повреждений поверхностных тканей. Они были проведены с помощью медкибера и зондов-манипуляторов, так что на коже остались лишь небольшие разрезы.
Накладывая повязку на колено, МакЛарен пояснил:
– Я фиксирую коленный сустав, чтоб ткани быстрее восстановились. Под повязкой прокладка с сывороткой, поэтому будет ощущение, что она влажная, но это необходимо для скорейшего выздоровления. Постарайся минимизировать нагрузку на эту ногу. Никаких прыжков и пируэтов.
– У вас тут не больно-то поскачешь, – пробормотал Оршанин и потрогал пластырь на седьмом шейном позвонке. – Ощущение какое-то странное.
МакЛарен внимательно взглянул на него.
– Поподробнее, если можешь. Болит, зуд, ещё что-то?
– Не там, – поморщился Оршанин. – А в груди и… Такое чувство, словно, эмоциональное напряжение копится вот здесь, за грудиной.
Он тяжело вздохнул и пощупал грудь.
– Возможно, реакция на анестезию. Тогда скоро пройдёт. Пару часов полежи в палате, посмотрим, что покажет анализатор. Если ничего не изменится, будем думать, что делать дальше.
Он не стал спорить и покорно пошёл за врачом в палату, позволил уложить себя в постель и облепить клеммами датчиков. Только когда МакЛарен поднёс одну из клемм к виску, забеспокоился:
– Это ещё зачем?
– Ты же сказал об эмоциональном напряжении. Сделаем томографию.
– Распечатку покажете мне, – проговорил он, посмотрев врачу в глаза.
– Можешь взять её на память, – врач прикрепил клемму и вышел из палаты.
Он лежал, прислушиваясь к неприятным ощущениям, заполнившим его тело. Это было похоже на то чувство, которое он испытал недавно, выходя из комы, но, на сей раз, оно шло из мозга. Ему казалось, что нагнетаемое в теле напряжение вот-вот взорвётся истеричным криком, но тут же понимал, что у него нет желания не то что кричать, а даже дышать. Недомогание неожиданно дополнилось лёгкой тошнотой, а потом головокружением. На какой-то момент он потерял сознание и очнулся в холодном поту, словно пока он был без памяти, тело выжали, как выжимают выполосканное в ледяной воде бельё. И сразу стало легче. Он открыл глаза и спокойно вздохнул. Мысли снова обрели ясность, он почувствовал прилив энергии. Ему захотелось встать, но смущали эти клеммы на теле. Он нетерпеливо смотрел на дверь, и вскоре она отворилась.
