Текст книги "Мир Приключений 1990 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Анатолий Безуглов,Глеб Голубев,Сергей Другаль,Ростислав Самбук,Мадлен Л'Энгль,Валерий Михайловский,Марк Азов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 52 страниц)

– Я бы с удовольствием, – сказала Мажарова, – но жду звонка от Сергея.

– Передайте ему от меня самый сердечный привет! Вы не можете себе представить, как я благодарна ему. Я же мать!

– Будем надеяться, что и остальные экзамены Игорь сдаст на “отлично”.

– Я теперь не сомневаюсь в этом. – Валентина Павловна многозначительно посмотрела на Мажарову и вдруг хихикнула: – Вашими молитвами.

Нина допоздна просидела возле телефона, но звонка из Москвы так и не было.

Виленский не позвонил ни на следующий день, ни на третий, ни на десятый. С тех пор как его вызвали внезапно в столицу, от Сергея Николаевича не было никаких вестей. Но Нина ждала. Ждала на работе, ждала дома, никуда не отлучалась по вечерам.

Полина Семеновна первое время говорила:

– Нечего изводить себя. Смотри, на кого ты стала похожа: похудела, глаза провалились… Ты должна быть в форме! Пойди погуляй, отвлекись…

Но Мажаровой казалось, что стоит только отлучиться – и именно в этот момент позвонит Виленский.

Шли дни, а от жениха не было ни слуху ни духу.

Вольская-Валуа начала потихоньку ворчать:

– Хоть бы открыточку прислал… Всего два слова…

Теперь, отправляясь в магазин или на рынок, она все чаще вздыхала, говоря при этом:

– Пора бы Сергею объявиться…

Это был намек на то, что с деньгами у обеих было весьма туго: помолвка потребовала солидных расходов.

А когда Нина в день получки вернулась совсем пустая (зарплата ушла уа покрытие долгов), Вольская-Валуа не сдержалась:

– Обижайся не обижайся, а мне все это не нравится. Так порядочные люди не поступают… Ел, понимаешь, на наш счет, пил…

– Что за мещанские разговоры! – перебила возмущенно тетку Нина. – Вы не имеете права!

– Имею! – в свою очередь перебила племянницу бывшая наездница. – Может, у него и бешеные деньги, а я тебе последние отдаю! Он, поди, сейчас черную икру трескает, а мы с тобой на макаронах сидим, копейки считаем!.. Мог бы, между прочим, подкинуть, когда уезжал…

– Так ведь Сережа предлагал, но я отказалась… Я же вам рассказывала…

– Тоже мне гордячка нашлась! – фыркнула Вольская-Валуа.

– А кто меня учил: не мелочись! На такого жениха надо, мол, поставить все, что есть! Кто, а? – упрекала тетку Мажарова.

– Ладно, ладно, – несколько поостыла та. – Что теперь говорить…

“До чего же мы рабы ничтожных бумажек! – с отчаянием думала девушка. – Надо жить так, чтобы не они властвовали над нами, а мы над ними… Так говорил и Сережа…”

Но как обрести эту желанную свободу, эту власть, Нина не знала. Но хотела. И ради этого была готова на что угодно.

Как-то забежал Антон. Первые его слова были:

– Что слышно от Сергея Николаевича?

– Он очень занят, Антоша, – неопределенно ответила Мажарова. – Но скоро освободится…

Ей было неловко признаваться, что жених пока не дал знать о себе.

– Мне ничего не передавал?

– Господи, – раздраженно сказала Нина. – Человек только-только уехал, а ты…

– Понимаю, старуха, понимаю, – смутился Ремизов.

– Это сказка скоро сказывается, а дело… – назидательно произнесла Мажарова.

– Извини, Нинок, – виновато сказал Ремизов. – Просто все здесь уже вот так осточертело! – Он чиркнул рукой по горлу. – Я взял и послал подальше…

– Кого?

– Ансамбль.

– Уволился? – удивилась Нина.

– Ну… Пусть кто-нибудь другой поет для пьяных рож… Понимаешь, неделю назад какой-то тип заказывал одну песню за другой. Я, не щадя голоса, все исполнял, все его прихоти. А он, подлец, кинул мне всего рубль! Это было последней каплей… Нет, Антон Ремизов создан для более высокого полета, чем “Альбатрос”…

Бывший солист ансамбля улыбнулся своей шутке.

– А как у тебя с Верой? – поинтересовалась Мажарова.

– Да ну ее, – отмахнулся с гримасой Ремизов. – Рабоче-крестьянская кровь… Отсталая девица! Говорит, сначала распишемся… А на кой черт козе баян? Тоже мне богатство!

– Ясно, – усмехнулась Нина. – Не обломилось…

– Я даже рад. Свяжись с такой – крови попортишь ого-го!.. Ну, чао, старушка!

– Приветик.

– Если будет какой сигнал от Виленского…

– О чем речь, Антоша! Тут же звякну, – заверила его Мажарова.

Юрий Алексеевич Крюков позвонил домой в день, когда в университете вывесили списки прошедших по конкурсу абитуриентов. Трубку взяла Валентина Павловна.

– Ну как, Валюша? – взволнованно спросил он.

– Все хорошо, Юлик, – ответила спокойно и с достоинством жена. – Наш Игорь – студент! Да, да! Сама приказ читала…

У Юрия Алексеевича вырвалось какое-то нечленораздельное клокотание, потом он, справившись с нахлынувшей радостью, произнес:

– Ну что, мать, кто был прав? Я ведь говорил, что наш сын пройдет! И без всякого блата!

– Посмотрела бы, как ты сейчас пел, если бы не я, – усмехнулась Валентина Павловна.

– Валентина! – раздался в трубке строгий голос Крюкова. – Ты была у Журавского? Отвечай!

– Успокойся, – сказала жена, – у Журавского я не была. И вообще ни к кому в университете не обращалась…

Она решила ничего не говорить мужу. Во всяком случае, пока.

Вечером того же дня она пригласила в гости Нину.

Когда Крюкова позвонила к ней в дверь, Нина поначалу испугалась. Думала, Валентина Павловна пришла требовать долг. Девушка стала лепетать что-то, обещая отдать деньги в самое ближайшее время.

– О чем вы говорите, Ниночка? – сказала мать новоиспеченного студента. – Это я хочу с вами рассчитаться…

И вручила растерявшейся Мажаровой конверт.

– Две с половиной, – торжественно произнесла Крюкова. – Как и было условлено. Верно?

– Да, да, все в порядке, – пробормотала Нина. – Спасибо, большое спасибо…

– Милочка вы моя, – расчувствовалась Валентина Павловна, – я должна вас трижды благодарить. Вы когда-нибудь поймете мои чувства. Когда станете матерью. В молодости мы живем для себя. Потом – для семьи, детей… Собирали на машину… А потом подумала: ведь судьба сына дороже…

– Рада, что смогла помочь, – скромно сказала девушка. Крюкова стала расспрашивать о Виленском.

– Сережа настаивает, чтобы я ехала к нему, – сказала девушка. Не открывать же соседке, что от жениха ни слуху ни духу.

– А вы?

– Думаю перебраться в Москву только после того, как мы распишемся, – ответила Нина.

– Тоже правильно, – одобрила Валентина Павловна. – Надо ехать в качестве законной жены… Да, Ниночка, я все хотела у вас спросить: эта история в нашем городском тресте ресторанов… Он имеет к ней отношение?

Мажарова пожала плечами, загадочно улыбнулась.

– Понимаю, понимаю, – кивнула Крюкова. – Конечно, неуместный вопрос. Но весь город только и говорит об этом. Еще бы! Восемь человек сняли! Троих уже взяли под стражу…

– И правильно, – усмехнулась Мажарова. – Обнаглели… Эх, если бы не такие люди, как Сережа, хапуги вовсе распоясались бы…

К Нине скоро вернулись спокойствие и уверенность. Добрая тень Виленского приютила, спрятала ее от палящих лучей действительности.

И как приятно оттягивал карман халата конверт с деньгами…

– Ниночка, – вдруг страстно обратилась к ней соседка, – вы помогли мне один раз, так посодействуйте и во второй!

– Смотря в чем, – осторожно ответила Мажарова.

– Измучилась я, – жалобно произнесла Валентина Павловна. – Сами знаете, мы ютимся втроем в одной комнатке. А ведь муж – кандидат наук, имеет право на дополнительную площадь. По закону! Да и Игорьку теперь нужна отдельная комната… Если бы вы взялись… Я имею в виду Сергея Николаевича… Попросите еще один раз. Его звонок председателю горисполкома – и вопрос будет решен… Ведь мы давно стоим на очереди. Другие получают, а мы… – Она махнула рукой.

– Что вы, Валентина Павловна! Квартиры – это очень сложно, – сказала Нина. – Да и сейчас за это строго… Гласность… Перестройка…

– В университет тоже было нелегко, однако… – Крюкова многозначительно посмотрела на девушку. – Только один звонок председателю…

– Звонок… – хмыкнула Нина.

– Я понимаю, что труднее…

– А риск?

– Чем больше риск, тем больше благодарность. – Валентина Павловна вышла и вернулась с пачкой денег. – Аванс – пять тысяч…

Мажарова завороженно смотрела на внушительную стопу купюр.

“Боже мой! – мелькнуло у нее в голове. – Вот она, свобода!”

– Поверьте, вы совершите доброе дело, – словно издалека донесся до Нины голос Валентины Павловны. – Осчастливите троих людей…

– Ладно, – выдавила из себя Мажарова, ей казалось, что эти слова произнесла не она, а кто-то другой. – Какую вы хотите?

– Трехкомнатную, конечно же! – оживилась Крюкова. – И если можно, поближе к центру…

– Постараюсь…

– А на Сиреневой набережной? – выдохнула Валентина Павловна. – Ну, в девятиэтажке?

– Делать так делать, – ответила Мажарова, рассовывая, деньги по карманам.

– Ниночка! – вырвалось у Крюковой. – Я буду молиться за вас по гроб жизни, хотя и не верующая.

…Когда Мажарова вернулась к себе, Вольская-Валуа молча протянула ей телеграмму. В ней сообщалось, что через день приезжает Михаил Васильевич, дядя Нины…

– Ну, тетя Поля, – с сожалением вздохнула девушка, – лафа кончилась… Завтра придется перебираться в общежитие…

Дело в том, что эта квартира не принадлежала ни ей, ни ее родителям.

Родилась и выросла Нина в небольшом городке Павловске, неподалеку от Южноморска. Тихое провинциальное захолустье часто рождает обывателей или мечтателей. Нина относилась ко второй категории. Она всегда пребывала в грезах о чем-нибудь необыкновенном. В детстве – о славе киноартистки. И непременно знаменитой. Затем, когда подросла и окончила школу, – о жизни в большом городе с огромными домами и вереницами автомобилей. Идеалом для нее был Южноморск с его пестрой публикой и праздничным духом. Она ездила туда поступать в институт, но с треском провалилась, так как в школе училась средне. В ее родном Павловске было одно-единственное учебное заведение – финансовый техникум. Пришлось идти туда.

После техникума наступили будни – работа на старенькой мебельной фабрике и дом. Единственное увлечение – мечты. Теперь уже о блестящем муже – капитане дальнего плавания, крупном ученом, космонавте. Пищу для грез давал телевизор. Но у них в Павловске не было моря, отсутствовали крупные предприятия, а космодром находился за тысячи километров.

Местным женихам Нина отказывала. Постепенно претенденты иссякли. Годы уходили. И вот Нина решилась сама поехать в Южноморск: не придет же гора к Магомету!

В Южноморске, помимо тети Полины, родной сестры отца, жил еще один родственник – двоюродный дядя. Тоже Мажаров. Он приходился отцу Нины двоюродным братом.

Дядя, Михаил Васильевич, был человек суровый и родню не очень жаловал. Его поглощала единственная страсть – красивые, дорогие старинные вещи. Деньги Михаил Васильевич имел. И немалые. Считай, полгорода ходило с его зубными протезами и фиксами. Дантист он был отличный, от клиентов отбоя не было. Его страсть разделила Михаила Васильевича не только с дальними, но и с ближайшими родственниками. Когда была жива жена, семья еще как-то держалась. Но с ее смертью дети дантиста – дочь и сын, – повзрослев и встав на ноги, постарались уехать от скупердяя отца подальше. И общались с ним лишь посредством редких писем да телеграмм по случаю дня рождения.

Приезд Нины в Южноморск не был желанным подарком для дяди. Надо было помогать девушке с устройством на работу, предоставить хотя бы временное жилье. Михаил Васильевич болезненно воспринимал любое постороннее вторжение в его жизнь, а еще больше – в его квартиру-музей.

Полина Семеновна взяла его в оборот. Брюзжа и ворча, дантист устроил так, что Нину по лимиту приняли на вновь построенный завод химического волокна (его директор сверкал прекрасной вставной челюстью, сработанной Михаилом Васильевичем), прописали и дали место в общежитии. Но работала она– не у станка (заводу выделили лимит только для рабочих), а в бухгалтерии. Дядя попросил…

На несколько месяцев в году – в самую жару – Мажаров был вынужден оставлять весь свой антиквариат на попечение Полины Семеновны: с какого-то времени у зубного протезиста стало покалывать сердце, и врачи настоятельно советовали уезжать летом в более северные широты. С июня по август он жил в Карелии, где теперь постоянно снимал домик возле озера.

Тетке было скучно и боязно одной в его богатой квартире. Да к тому же в городе произошло несколько квартирных краж, слухи о которых с неизменными преувеличениями распространялись по всему Южноморску. Поэтому Вольская-Валуа попросила племянницу пожить вместе с ней у дантиста, на что Нина с удовольствием согласилась.

И вот теперь хозяин возвращался домой.

Свое возвращение в общежитие Мажарова отметила вечеринкой, на которую пригласила девочек и из других комнат. И даже комендант, суровая и строгая Раиса Егоровна, согласилась заглянуть к Нине на огонек, чего с ней никогда не случалось. Все только потому, что в общежитии знали, чья Мажарова невеста.

Но ни восхищение подруг, ни почтительное отношение коменданта не радовали Нину. Переезд в общежитие с его казенным бытом, мебелью, общей кухней и душем еще более обострил тоску. Ожидание становилось невыносимым.

Единственно, что не беспокоило, – это деньги. Из тех, что так нежданно-негаданно свалились, можно сказать, с неба, она отдала долги, расплатилась с тетей Полей, и у нее еще осталась порядочная толика.

Чтобы поддержать репутацию будущей жены влиятельного и состоятельного человека, Мажарова не скупилась на затраты. И деньги таяли день ото дня. Такая уж особенность у денег. Тем паче у шальных. Они, как магнит, притягивают людей, подобных Фаине Петровне.

Спекулянтка скоро проторила дорожку к Нине и в общежитие. Девушка не могла отказать ей: неудобно, она еще могла ей пригодиться (и, по мнению Нины, в недалеком будущем), а главное, Фе Пе приносила вещи, которые соблазнят кого угодно.

И вообще лихорадка приобретения захватила Мажарову. Ей казалось, что уже сами вещи делают человека значительным, возвышают над другими.

Появление у Нины дорогих нарядов, роскошного заграничного магнитофона, умопомрачительной зажигалки (девушка начала курить, считая это признаком светскости) и других безделушек она объясняла Вере, с которой жила в одной комнате, что родители выдали ей деньги на приданое.

Ах эта Вера-синеглазка…

Все ей расскажи, объясни, растолкуй. Особенно нервничала Нина, когда Вера поднимала вопрос о Виленском.

Действительно, тянулись дни, недели, а Сергей Николаевич все не ехал. Нине казалось, что девчонки втихомолку уже посмеиваются над ней (и правда, кое-кто стал уже судачить по этому поводу), а тут еще ближайшая подруга с расспросами.

Как-то у них с Верой произошел разговор, окончившийся ссорой.

– По-моему, так поступать, как твой Сергей, нельзя… – начала Вера.

Начала без всякого желания обидеть подругу и даже, наоборот, из чувства сострадания.

– Значит, занят, – отрезала Нина.

– Так невеста же… – продолжала Вера. – Я просто удивляюсь… Посмели бы со мной так обойтись!

– Ну какие у тебя кадры? – презрительно скривилась Нина. – Один шоферюга, другой – слесарь… Ты просто бесишься от зависти…

– Зато честный! – выкрикнула Вера, покраснев от обиды.

– Что ты имеешь в виду? – многозначительно прошипела Мажарова.

– А то… Может, твой Виленский – мошенник! – запальчиво ответила Вера. – Увидел, в какой квартире и обстановке ты живешь, вот и… А как узнал, что ты общежитская…

– Как ты смеешь! – Нина даже ногой топнула. – Сергей Николаевич… Сергей Николаевич… – Она задохнулась и некоторое время молчала, гневно глядя на соседку по комнате. – Да он сам имеет денег дай бог!.. И вот какое кольцо подарил! – ткнула Нина под нос подруге подарок жениха. – И не забывай, Сережа – член коллегии!..

– По телевизору тоже показывали одного, – усмехнулась Вера. – Выдавал себя за генерала. А сам стольких женщин обманул, что не сосчитать… Предлагал руку и сердце, потом обирал их – и поминай как звали… Судили голубчика, десять лет дали…

Это было последней каплей. Мажарова бросилась на Веру с кулаками, та завизжала и выскочила в коридор. Нина бросилась на кровать и разрыдалась: слова подруги разбередили в девушке сомнения, которые с недавних пор не давали ей покоя.

“Нет-нет, – отгоняла их от себя Нина. – Ведь он жил не где-нибудь, а в “Прибое”! Даже сам директор гостиницы вытягивался перед ним!.. А личный референт Зайцев? А приемы на даче “Розовые камни”? А восточный шейх со слугой? Генерал, который бегал для Сергея за спичками? В конце концов, звонки министра из Москвы…”

Она вспомнила, как Виленскому было все легко и доступно – прогулки на яхте, билеты на концерт Пугачевой, места в оперном театре и многое другое, что простым смертным дается с превеликим трудом. Нина постепенно успокоилась. Сергей Николаевич есть Сергей Николаевич, могущественный, влиятельный, богатый. И он вернется к ней. Непременно вернется. А Верке просто завидно…

Несколько дней они не разговаривали друг с другом. Но потом Вера не выдержала, попросила прощения, и мир кое-как восстановился.

А тут случилось такое…

Беря “аванс” у Крюковой под обещание помочь в получении квартиры, Нина была уверена, что дело это каким-то образом удастся со временем уладить. Расчет в основном строился на замужестве. Она не сомневалась, что богатый и всесильный Виленский выручит в любом случае – или поможет семье кандидата технических наук въехать в вожделенную квартиру, или она вернет Валентине Павловне пять тысяч.

Дом на Сиреневой набережной заложили в конце прошлого года. И хотя коробка здания была уже готова, ничто не предвещало быстрого окончания остальных работ. Всякая там окраска, оклейка, настилка полов… Строителей в газете ругали. Не сдавали они объекты в срок, и все тут.

Да что далеко ходить за примером: жилой дом для их комбината строили три года, а потом еще год устраняли недоделки после сдачи. А жильцы, получив ордера, въехали еще лишь через восемь месяцев – не ладилось то с водоснабжением, то с канализацией…

Обещая настырной Крюковой трехкомнатную квартиру на четвертом (непременно!) этаже, с лоджией на море (разумеется!), Нина была спокойна: развязка наступит еще не скоро. К тому времени она будет женой члена коллегии.

Однако Мажарову подвели. И кто бы мог предполагать – все те же склоняемые на все лады строители!

Оказывается, в той самой башне-девятиэтажке на Сиреневой набережной проходил конкурс лучших бригад отделочников, собравшихся со всей области. Так что дом сдали со значительным опережением графика и на оценку “отлично”.

Об этом невесте Виленского радостно сообщила заявившаяся в общежитие Крюкова.

– Ниночка, вы не можете себе представить, какая чудная квартирка! Я только что оттуда!

– Какая квартирка? – переспросила ошеломленная девушка. – Откуда “оттуда”?

И Валентина Павловна рассказала ей, что ходила смотреть свое будущее гнездышко (найти его не составило труда: один подъезд, а на четвертом этаже всего одна трехкомнатная квартира). Поведала и о соревновании отделочников, и о досрочной сдаче.

– Вы знаете, у нас прекрасные соседи, – возбужденно продолжала Крюкова. – Директор гастронома, дочь генерала, очень милая молодая женщина. Она была так рада познакомиться со мной… Но я – то знаю почему…

– Уже въезжают? – выдавила из себя Мажарова, чувствуя, что у нее холодеет под ложечкой.

– Ну да! Выдают ордера, – ответила жена кандидата наук. – Вот я и пришла посоветоваться: подождать, когда вызовут в горисполком, или пойти завтра к председателю…

– Нет-нет! – вырвалось у девушки. – Я сама… Узнаю и… И тут же сообщу вам.

– Понимаю, понимаю, – согласно закивала Валентина Павловна. – Зачем лишний раз афишировать? День – другой не имеет значения… Столько ждали, так чего уж…

Нине кое-как удалось выпроводить Крюкову. Уходя, та сказала:

– Скоро из командировки возвращается мой Юлик. Представляете, какой его ждет сюрприз!..

“Это конец!” – оборвалось все внутри у Мажаровой, когда за соседкой дяди закрылась дверь.

Ну сколько можно потянуть? Самое большое – неделю. И то вряд ли. Эта настырная баба не успокоится, будет надоедать, непременно опять пойдет смотреть свое “гнездышко”. А дом заселяется. И где гарантия, что уже завтра не въедут в ту квартиру настоящие хозяева? И тогда…

От этого “тогда” Мажарова пришла в ужас.

“Что делать? Боже мой, что же делать? – лихорадочно билось в голове. – Единственный выход – возврат Крюковой “аванса”… И сказать, что с квартирой сорвалось. Но где взять такую сумму?”

От денег, которые были недавно у девушки, остался, как говорится, один пшик.

Первой мыслью было – продать все! И наряды, и вещи, которыми так щедро снабдила ее Фаина Петровна. Но когда Мажарова стала предлагать их подругам, то поняла: девчонкам из общежития это не по карману. Да и на самом деле Фе Пе, мягко выражаясь, хорошо попользовалась Нининой широтой: Мажарова, оказывается, переплачивала спекулянтке в три – четыре раза. Даже избавившись от всего, не набрала бы и трети нужной суммы.

Тогда девушка перебрала всех, кто мог бы ее выручить.

Тетка? У Полины Семеновны на книжке не было и пятисот рублей…

Дядя? У того снега среди зимы не выпросишь, не то что рубль…

Антон? С тех пор как Ремизов бросил ансамбль, он сам крепко сел на мель…

Подумала Нина и о родителях. Ей стало еще тоскливее и страшнее…

Мать всю жизнь была учительницей. В последнее время ее замучил радикулит, и все же она не шла на пенсию, считала своим долгом помогать дочери. У нее болела душа за Нину, которая до сих пор так и не устроила свою семейную жизнь. Слала дочери то на новое платьишко, то на туфлишки…

Отец… Тихий, незаметный человек. В отличие от своего двоюродного брата – дантиста, его никогда не интересовали деньги. Он проработал в маленькой местной типографии наборщиком около сорока лет, не заработав не только на антиквариат – в доме не было приличного мебельного гарнитура… Какие уж там сбережения…

“За что, за что они должны получить такой жестокий удар? – терзалась Нина. – Единственная дочь – в тюрьме! Из-за кого? Из-за этой противной Крюкихи! Подавай ей, видишь ли, роскошную квартиру в центре! Может, она еще захочет, чтобы ее муженька пристроили в Москве? Министром?”

Ах, как сладко, когда есть на кого обратить ненависть! Тогда и отчаяние переносится легче…

Промучавшись пару дней, Мажарова пришла к выводу: почему, собственно, она должна возвращать Крюковой деньги? Почему?

Нина припомнила наставления Вольской-Валуа, которая учила: если хорошенько поразмыслить, то даже из безвыходной ситуации можно найти выход.

Валентина Павловна эти два дня не жила – она пребывала в золотисто-розовом сне. Наконец-то ее мечта сбывалась. Жить в новом доме на Сиреневой набережной – это уровень! Престижно! Ни один из их знакомых не мог даже и подумать об этом…

Крюкова обошла все мебельные магазины. И уже твердо знала, в какой комнате что будет стоять. В столовой – очень милый гарнитур югославского производства. Не полированный, но с резьбой! Крик моды! Для спальни, по ее мнению, вполне подходила финская мебель. Темных тонов. Игорьку тоже можно было кое-что купить. Не дорого, но со вкусом.

Проинспектировала Валентина Павловна и магазины тканей, ковров, посуды. Мысленно прикидывая, во что обойдется оборудование будущих апартаментов, она понимала: денег, оставшихся от полученного мужем наследства, не хватит. Но были ведь родные, друзья. Одолжат. А отдавать… Что ж, теперь она заставит Юлика поскорее закончить докторскую, опубликовать, наконец, монографию, которую он никак не отнесет в издательство. И вообще убедит его, что пора уже занять такой пост и положение, на которое ее муж имеет полное право.

Крюкова верила: с переездом в девятиэтажку жизнь их должна перемениться коренным образом.

Ее так распирало, что она не выдержала и похвасталась перед соседкой. Потом, засев за телефон, обзвонила кое-кого из приятельниц, сообщив, что на днях получит квартиру. Когда ее спрашивали, где именно, она с гордостью отвечала, что на Сиреневой набережной. Приятельницы охали, поздравляли. А Валентина Павловна торжествовала, радуясь произведенному эффекту.

Во время одного из таких телефонных разговоров раздался звонок в дверь. Долгий и настойчивый.

Крюкова открыла и когда увидела на пороге Мажарову, то невольно отшатнулась: на Нине, что говорится, лица не было.

– Вы одна? – бледными, дрожащими губами произнесла девушка.

– Да… А что случилось? – У Валентины Павловны нехорошо екнуло в груди.

– Не звонили? Не приходили?.. – чуть слышно спросила Мажарова, которая, как было видно, еле стояла на ногах от какого-то необычайного волнения.

– Кто должен был звонить?.. Прийти?..

Мажарова вошла в коридор и прислонилась к закрытой двери.

– Все… Все пропало… – выдавила она из себя, и от беззвучных рыданий у нее задрожал подбородок.

Крюкова подхватила ее под руки, дотащила до дивана.

– Как я могла согласиться! Зачем мне надо было связываться? – обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, причитала девушка.

Валентина Павловна бросилась на кухню и принесла стакан воды с валерьянкой.

– Объясните, ради бога, что случилось? – спросила она, с трудом заставив Нину проглотить лекарство.

– Ужас!.. Ужас!.. – бормотала Мажарова. – И все из-за вас! – Она метнула на Крюкову гневный взгляд. – Арестовали!..

– Сергея Николаевича? – воскликнула Валентина Павловна, невольно опускаясь на диван рядом с девушкой.

– Нет-нет! Сережа ничего не знает! – замахала руками Нина. – Скажите честно, вы никому не проболтались про квартиру?

Крюкова так и обмерла: буквально две минуты назад она вела беседу именно об этом. Да и раньше было…

Видя ее замешательство, Мажарова повторила настойчивее:

– Умоляю, скажите правду!

– Ну что вы, Ниночка… Я же понимаю… Конфиденциально, так сказать… – залепетала Валентина Павловна.

– Значит, никому? – пристально посмотрела ей в глаза Нина.

Крюкова как-то нерешительно покачала головой.

– Да ведь все ваши соседи уже знают! – возмущенно сказала Мажарова (эту информацию она получила от Вольской-Валуа).

Валентина Павловна совсем растерялась. Помявшись и поерзав на диване, она наконец призналась:

– Понимаете, намекнула одной знакомой… Вскользь и неопределенно… Но поверьте! – схватила она Нину за руку. – Это надежный человек. Ближайшая моя…

– Я так и знала! – выкрикнула Мажарова, вырвав свою руку у Крюковой.

Она откинулась на спинку дивана и долго сидела молча, бессмысленно глядя перед собой.

Валентина Павловна боялась даже пошевелиться.

– Что вы наделали? – повернулась к ней Нина. – Вы… вы убили меня! Слышите? Из-за вас я сяду в тюрьму!.. Да знаете, что им уже известно все? И как ваш Игорь попал в университет, и каким образом вам выделяют новую квартиру… Меня допрашивали, слышите?..

При каждом слове Мажаровой жена кандидата наук становилась все бледнее и бледнее.

– Как?.. Откуда… известно? – с трудом выдавила она из себя.

– Не надо было болтать! – пригвоздила ее Мажарова.

Валентина Павловна почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Но Нина продолжала:

– Меня три часа мучил следователь… Я все, конечно, отрицала… Но ведь на деньгах ваши отпечатки пальцев! Ваши, понимаете!.. Он показал мне экспертизу… Отпереться вам теперь не удастся…

– Господи! – охнула Валентина Павловна. – Я-то в чем виновата?

– Как в чем? В даче взятки! Любой юрист вам объяснит…

– Деньги… Отпечатки… Взятка… Ниночка, дорогая, что же делать? – заломила руки Крюкова. – И… И кого арестовали? Вы не объяснили…

– Человека, через которого устроили Игоря…

– Ага, понимаю, – машинально кивнула Крюкова.

– Он же и квартиру вам делал…

– Что же теперь будет? – Валентина Павловна с ужасом посмотрела на девушку.

– “Что, что”! – в отчаянии хрустнула пальцами Мажарова. – Ждать ареста! Уже есть ордера. И на меня, и на вас… Мне их следователь показывал… Ах, какая же я дура! – Нина снова залилась слезами.

– А Сергей Николаевич?.. Неужели он?.. – с надеждой прошептала Крюкова.

– Замолчите! Не позорьте его светлое имя! – закричала на нее Мажарова. – Мало того, что вы разбили мое счастье…

– Простите, Ниночка! Простите! Скажите, что делать?.. Что я могу?

– Поздно!.. Поздно!..

Девушка всхлипывала все тише и тише.

– Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать, – словно саму себя убеждала Крюкова, расхаживая по комнате. – Ну давайте подумаем вместе, обмозгуем!

– Есть еще один человек, – нерешительно произнесла Мажарова. – Друг Сергея… К тому же хорошо знаком со следователем…

– Так-так-так, – присела рядом Крюкова, внимая каждому слову девушки.

– Мне удалось узнать… У следователя вторая семья… Алименты… Он может пойти… Надо ему…

– Дать? – обрадовалась Валентина Павловна. – Дадим! Сколько?

– Да погодите вы! – оборвала ее Мажарова. – Уже раз дали…

– Молчу, молчу, – прижала руки к груди Крюкова.

– Надо ведь с умом… Не пойдешь же прямо… – Нина замолчала, вздохнула, приложила пальцы к губам – думала.

Валентина Павловна почтительно ожидала.

– Эх! – сказала в сердцах Мажарова. – Не доверяю я вам!.. Не умеете вы держать язык за зубами…

– Теперь буду держать! Клянусь сыном!

– Значит, следователю десять, не меньше, – хмуро произнесла Нина.

– Десять тысяч? – вырвалось у Крюковой. – Откуда у меня?

Мажарова смерила ее презрительным взглядом, как когда-то Фаина Петровна Вольскую-Валуа.

– Хорошо, – зло усмехнулась она, – выпутывайтесь сами… А уж я как-нибудь позабочусь о себе…

– Десять так десять, – обреченно кивнула Крюкова. – Но где гарантия, что все кончится и нас не тронут?

– Возьмет деньги – будет связан с нами одной веревочкой… Но главное слово за прокурором, – железным голосом продолжала Мажарова.

– Еще и ему? – простонала несбывшаяся квартировладелица в роскошном доме на Сиреневой набережной.

Подсчитывали и рядились до позднего вечера.

Громко, как это почему-то принято в ресторанах, играл оркестр. За столом, заставленным дорогими блюдами и напитками, сидели двое: Нина и Антон. Шел разговор. Не интимный. Просто дружеский. Ибо Антон не претендовал на руку и сердце Нины. Он зашел к ней в общежитие грустный и пришибленный от последних неудач – никуда его петь не брали.

– Прошвырнемся в кабак? – предложила Мажарова.

Ремизов выразительно вывернул карманы брюк.

– Я приглашаю, – сказала Нина.

В “Прибой”, естественно, не пошли. Но в Южноморске имелись места не хуже.

Бывший солист ансамбля “Альбатрос” все плакался собеседнице в жилетку.

– Предки пилят – повеситься хочется, – говорил он, смоля одну сигарету за другой. – В тунеядцы записали…

– Тебе же нельзя курить, Антоша! – переживала за него Нина. – Голос ведь!..

– На кой он мне теперь! – отмахнулся Ремизов. – Пойду на сейнер… Когда-то я ходил на путину… Возьмут.

– Хватит кукситься! – бодрилась Мажарова, сама наполняя бокалы. – Вот приедет Сергей Николаевич…

– Только на него и была вся надежда, – вздохнул Ремизов.

У Нины настроение стало несколько лучше. В ресторанах она забывалась. Казалось, что именно здесь начинается настоящая жизнь. Особенно когда с легкостью швыряешь на стол для расчета крупные купюры…