Текст книги "Мир Приключений 1990 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Анатолий Безуглов,Глеб Голубев,Сергей Другаль,Ростислав Самбук,Мадлен Л'Энгль,Валерий Михайловский,Марк Азов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 52 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

– Ребята, Шелюка убили!

Андрей увидел испуганное мальчишечье лицо над изгородью. Сергейка стоял на нижней перекладине и показывал рукой в сторону улицы, ведущей к озеру.

– Какого Шелюка?

Глупее задать вопрос было трудно, Андрей сразу понял это, но слова уже вырвались. Он швырнул тяпку и, перепрыгивая через грядки, бросился к забору.

– Ивана, “ястребка”, – услышал.

– Осторожно, картошку потопчешь! – крикнул сзади Филипп.

“К черту картошку! Шелюка убили!” – подумал Андрей, пробрался между густо посаженных подсолнухов вдоль изгороди и одним махом перепрыгнул через нее.

Сергейка мчался по тропинке вдоль огородов вниз к озеру, Андрей видел, как мелькают его черные, растресканные пятки, слышал сзади прерывистое дыхание Филиппа и Верки. Немного замедлил бег и, когда Филипп догнал его, сказал с присвистом:

– А я его сегодня видел… Шел с карабином и косой к Змеиному яру.

– Угу… – кивнул Филипп. – Он и отца звал косить, но отец не смог.

Еще издали увидели Белку и дядю Антона. Демчук тащился рядом с возом, тяжело припадая на левую ногу, в одной руке держал вожжи, в другой – карабин.

Андрей подумал: “Почему дядька Антон не повесил карабин на плечо, ведь так тяжело нести!” – и остановился, пораженный: с воза свешивалась рука – огромная рука с мозолями на ладони; она безвольно раскачивалась, и пальцы оставляли след на песке.

За возом шли несколько женщин, босоногая детвора бежала рядом, удивленно поглядывая на убитого, обегали Демчука, что-то спрашивали, но дядька Антон шел молча, кажется, ничего не видел и не слышал, смотрел прямо перед собой, иногда понукая Белку по привычке – кто же станет подгонять лошадь, если на возу покойник?

Андрей подождал, пока воз поравнялся с ним, и пошел рядом, не спуская глаз с руки, что мертво свисала с воза.

– Кто его?

Конечно, это могла спросить только Верка. Андрей глянул на нее недовольно, но сразу и поостыл: что с нее возьмешь – глупая девчонка, наверно, никогда в жизни не слышала стрельбы.

– Бандеровцы, кто же еще! – Веркины большие зеленоватые глаза стали еще больше от испуга, и он, смягчившись, добавил: – “Ястребок” он, ну и…

Девочка шла рядом по узкой тропинке, касаясь голым загорелым плечом руки Андрея. Вдруг он застыдился и замедлил шаг, пропустив ее вперед, – теперь Верка шла рядом с Филиппом и задавала свои наивные вопросы ему.

Андрей даже пожалел об этом, но сразу обо всем забыл, потому что из ворот выскочила женщина и заголосила пронзительно, тонко, и неподдельное отчаяние было в ее крике.

– На кого же ты покинул нас? – голосила женщина. Она схватилась за борт воза, стараясь откинуть ватник, которым было покрыто лицо убитого. – Родная кровь моя!

Это была тетка Текля, сестра Шелюка, и Андрей подумал, что действительно ей теперь будет плохо. Муж погиб на фронте, дождалась брата – дважды был ранен, но выжил и вот уже полгода, как вернулся в Острожаны. Жил у сестры, и она со своими тремя дочками – одна другой меньше – наконец хоть полегче вздохнула.

– Проклятые ироды! – Голос взлетел высоко и там, на верхней ноте, захлебнулся.

В конце улицы появился человек с карабином на плече, и Андрей издали узнал второго сельского “ястребка” – Богдана Вербицкого.

Демчук остановил воз, протянул Богдану карабин Шелюка. Тот взял молча, забросил на второе плечо, так и стоял с двумя карабинами.

Демчук отвернул ватник с лица убитого и, наконец, поднял руку покойного и уложил вдоль тела. Шелюк лежал на свежей траве – наверно, он сам накосил ее, – смотрел в небо раскрытыми глазами, прядь мокрых от пота волос прилипла ко лбу. Казалось, он живой, просто прилег на минутку отдохнуть, и коса с нестертой травой была рядом.

– Как случилось? – спросил Вербицкий.

– В спину из автомата, – объяснил Демчук. – Он косил на поляне, стреляли из леса. Подошли шагов на тридцать и ударили из кустов. Я гильзы нашел.

– Сколько их было?

– Двое. По следам определил… Убили и ушли, даже карабин не взяли.

Тетка Текля крикнула в отчаянии:

– В спину стреляли! Вы слышите, люди? В спину, бандиты безбожные! Что же это делается, люди?

– Такое и делается… – как-то безразлично сказал Богдан, а может, только показалось Андрею, что безразлично, ведь могли убить и его.

С прошлой осени не появлялись бандеровцы в Острожанах, люди уже привыкли к покою.

Половину дома занимал магазин, в двух комнатах находился сельсовет, красный флаг висел над крыльцом, и у входа была прибита дощечка, на которой печатными буквами по просьбе отца Филипп вывел: “Острожанский советский сельсовет. Добро пожаловать!”

В маленькой комнатке с окном на улицу, за простым сосновым столом, покрытым красной скатертью, обычно заседал Антон Иванович Демчук – председатель Острожанского сельсовета. Правда, застать его здесь бывало трудно: дядька Антон томился в комнате и решал иногда все вопросы на озере, на улице или на чьем-то огороде, тут же ставил печать, сначала долго и тщательно подышав на нее.

Тело Шелюка перенесли в сельсовет. Начали сходиться люди – известие об убийстве быстро облетело все село.

Андрей, Вера и Филипп стояли возле крыльца, прислушивались к разговорам.

– Теперь в лес не сунься! – возбужденно говорила молодица в цветном платке.

– А они только активистов трогают, – возразила тетка с длинным морщинистым лицом. – Мы им ни к чему!

– Активистов? – уперла руки в бока молодица. – У тебя сын где? Я ведь сама тебе от него письма читала: японцев бьет, значит, в Советской Армии. И ты, выходит, активистка…

– Ну их всех к черту, твоих бандер! – огрызнулась тетка.

– Моих? – взвизгнула молодица. – Да я бы их!.. – Вдруг оглянулась, видно испугалась. – Да бог с ними, – скривила губы в улыбке.

– Чего это она? – толкнула Андрея локтем Вера.

– А-а, – отмахнулся, – разве не понимаешь?

– Откуда же ей? – вставил Филипп.

В самом деле, откуда? Андрей глянул на девчонку, будто впервые увидел. В серо-зеленых глазах интерес и удивление – что поделаешь, нездешняя, про бандеровцев только слышала, да и то, наверно, лишь краем уха.

Вера тонкими длинными пальцами теребила конец туго заплетенной косы. Одета в дешевенькое ситцевое платье, коленями светит (сельские девчата носят широкие и ниже колен), на ногах желтые кожаные сандалии – предмет тайной зависти местных модниц. Но главное – Верка комсомолка. В Острожанах до войны была небольшая организация, которую возглавлял Степан Дуда. И теперь в селе есть один комсомолец – Богдан Вербицкий. Он вступил в комсомол в армии, демобилизовался по состоянию здоровья и приехал в Острожаны. Полсела гордится им, полсела боится за него: бандеры вот шастают.

Когда Верка сказала мальчишкам, что, перед тем как отец привез ее сюда, она вступила в комсомол, Андрей пренебрежительно захохотал. Тогда Верка показала им комсомольский билет – настоящий билет, с номером, фотографией и печатью.

Андрей даже растерялся.

Филипп взял у Веры билет, рассмотрел внимательно, чуть ли не понюхал, вздохнул, шмыгнул носом и спросил:

– Ну, хорошо, а правительственные награды имеешь?

– Нет, – замотала косами.

– А у Андрея медаль “За отвагу”!

– Не может быть! – округлила глаза Верка.

– Почему это не может быть? Мы советских разведчиков спасали, Андрей бой принял и скосил двух бандер.

У Верки вытянулось лицо. Это понравилось Андрею, но он сделал вид, что все, о чем шла речь, – пустяки, даже махнул рукой: мол, что же тут такого – принять бой! Но перехватил взгляд Филиппа и немного смутился. В самом деле, чего петушиться перед девчонкой!

А она протянула руку, потребовала:

– Покажи!

– И чего бы я ее с собой носил?

– Тогда пошли!

Андрею хотелось пойти показать награду. Иногда он доставал из сундука гимнастерку, ощупывал приколотую к ней медаль, любовался ею и даже надевал гимнастерку. Потом сам презирал себя за слабость. “Неужели, – думал, – и Петр Андреевич вот так вытаскивает свой офицерский мундир и примеряет его, когда оказывается один, перед зеркалом?” У Петра Андреевича три ордена и пять медалей, но “За отвагу” у него нет, и у Вербицкого нет, так что он один из их села удостоен такой награды. Солдаты сказали ему, что “За отвагу” – очень почетная медаль.

Выручил Филипп – вот что значит настоящий друг! – сказал небрежно:

– Я бы тоже посмотрел, давно не видел. Пошли втроем. С этого дня они с Филиппом признали Верку своей.

В тот же вечер они увидели во дворе школы директора, он что-то увлеченно строгал.

Петр Андреевич Ротач – демобилизованный капитан – носил пулю в легких, часто кашлял. Он умел плотничать и своими руками уже многое сделал в школе – выстругал доски для парт, отремонтировал в классах полы, сейчас хотел заменить ступеньки на крыльце – старые почти сгнили.

Завидев ребят, отложил топор, выпрямился, но сразу тяжело закашлялся. Когда успокоился, спросил:

– С чем пожаловали, друзья?

– Да как-то нехорошо получается, Петр Андреевич! – неуверенно начал Филипп. – Нам уже скоро по пятнадцати будет, а…

– А вы еще не комсомольцы, – опередил его директор.

Вот так всегда: не успеешь о чем-то подумать, а у директора уже и ответ готов.

– Я уже говорил в райкоме комсомола, на будущей неделе секретарь приедет к нам, соберем молодежь вашего возраста, потолкуем…

Ребята счастливо переглянулись.

– Может быть, что помочь вам? – спросил Андрей.

Петр Андреевич скосил хитро глаза. Вот как оно получается: так не допросишься, а услышали про комсомол – пожалуйста!..

– Пришкольный участок зарос сорняками, прополоть надо бы…

– Завтра сделаем, – пообещал Филипп твердо. – Детвору заставим и сами… – Осекся: достойно ли будущему комсомольцу вместе с малышней выпалывать сорняки?

– И сами обязательно! – понял его колебания директор. Андрей заглянул в конюшню, где когда-то стоял Серко.

Хороший был конь, где-то он теперь?

Года еще не прошло, как Андрей вернулся в Острожаны. Тогда, после боя с бандеровцами, Демчук провел разведчиков через болота, а сам с сыновьями подался на один только ему известный хутор разыскивать жену. Андрей вместе с разведчиками перешел линию фронта. Разведчики зачислили его в состав своего подразделения. Бутурлак пригрел его, как брата. Но когда фронт двинулся вперед и Острожаны были освобождены, лейтенант сам доставил его в село.

“Надо учиться!” – такой был его аргумент, и Андрей не мог не согласиться с этим. Тем более что на селе, в доме Северина Романовича Жмудя, который убежал с гитлеровцами, открыли семилетку.

В конюшне стоял неказистый рябой конь. На нем держалось все школьное хозяйство: завозили дрова, вспахивали жмудевский огород, который теперь назывался пришкольным участком, ездили в райцентр за стройматериалами и учебными пособиями.

– Петр Андреевич, – спросил Андрей, – а можно будет в пятницу в город съездить?

Директор посмотрел внимательно:

– Зачем?

Андрей вытянул из кармана серый конверт – не солдатский треугольник, а настоящий конверт, да еще с маркой в углу. Помахал с гордостью:

– От Бутурлака. Он был ранен, лежал в госпитале, а сейчас выписывается, спрашивает: может ли месяц пожить у нас? Ему отпуск дали. Пишет, что мечтает порыбачить, и вообще понравилось ему здесь.

Директор, который был наслышан о прошлогодних событиях, не удержался от иронии:

– Понравилось, говоришь? Едва голову не снесли – что же здесь может понравиться?

– Не об этом он… – попробовал объяснить Андрей. – Природа…

– Ну, если природа, то давай. Не возражаю.

– Мы с Филиппом вместе съездим, встретим его. – Андрей почему-то постыдился сказать, что собирается пригласить и Веру. Но может быть, она еще и не поедет.

– Заедете в роно, – поставил условие директор, – получите мел.

– Конечно, заедем! – обрадовался Андрей. – Может, еще чего?

Со времени того разговора прошло уже три дня. Ребята, как и обещали Петру Андреевичу, организовали работу на пришкольном участке, пропололи грядки, заканчивали взрыхлять землю на кукурузной плантации, когда прибежал Сергейка с сообщением об убийстве “ястребка”. И теперь, стоя у сельсовета, Андрей думал, что не следует завтра брать с собой в райцентр Веру. Если бандеры начали шататься вокруг села – опасно. Кому-кому, а бандитам год назад они хорошо насолили, могут и отомстить теперь. Андрей представил себе длинную дорогу через лес – выстрелить могут из-за любого куста, из-за любого дерева.

Отозвал Филиппа, спросил прямо:

– Как считаешь, будем завтра брать Верку?

– В райцентр? А почему нет?

– Да бандеры ведь появились…

– Может, это какой-то один, дурной? Случайно напоролся на Шелюка…

– Слышал, твой отец же сказал: двое!

– Если отец сказал, то это уже точно! – подтвердил Филипп. – Он по следам определяет.

– Возьмем! – решился наконец Андрей. – Раз обещали, нехорошо от слова отступать. Комсомолка она! И должна ничего не бояться!

Филипп не очень уверенно кивнул: девчонка остается девчонкой…

– Рыбная ловля, конечно, дело хорошее, – говорил райвоенком, но смотрел осуждающе, давая понять, что на словах он приветствует идею лейтенанта отдохнуть у Щедрого озера, на самом же деле относится к этому отрицательно. – А вы слышали о наших, так сказать, специфических условиях?

– Вы имеете в виду бандеровцев? – спросил Бутурлак спокойно.

– Здесь, знаете, до сих пор стреляют.

– Товарищ майор, – решил прекратить этот разговор Бутурлак, – вам известно, как я познакомился с Щедрым озером? Мы вчетвером пробивались через здешние леса после разведывательной операции и на берегу озера впервые столкнулись с бандеровцами.

– Вас было четверо, и вы были вооружены.

– Нас было больше, – уточнил Бутурлак, – с нами были еще трое симпатичных местных мальчишек. Кстати, они тоже были вооружены.

Лицо военкома расплылось в добродушной улыбке:

– Не про острожанского ли Андрея Шамрая вы говорите?

– Именно о нем.

– Ну, тогда я о вас наслышан!

– Пустяки… Теперь вы понимаете, что ваши специфические условия для меня не новы.

– Не говорите, – не сдавался военком. Он снял телефонную трубку и попросил Ярощука срочно зайти к нему. – Наш начальник милиции, – объяснил. – Милиция в соседнем доме, сейчас придет.

И действительно, начальник не заставил себя ждать. Был он уже в летах, о чем свидетельствовали морщины на лице и седина в волосах, но лицо было розовым, а глаза молодо блестели.

– Это лейтенант Бутурлак, разведчик. После госпиталя получил месячный отпуск. Хочет отдохнуть на Щедром озере – рыбу половить, так сказать…

Бутурлак сердито посмотрел на военкома: зачем так сразу настраивать человека против него?

– В Острожанах вчера “ястребка” убили, летчика демобилизованного. – Ярощук сел на стул напротив Бутурлака. – Косил сено, а они его в спину из автомата…

– Так вот я и говорю, – подхватил военком, – что же это за отдых, если все время должен будет оглядываться? Тебе лечиться надо. Бледный, щеки ввалились…

Бутурлак незаметно подвигал левой рукой. Пуля пробила ключицу, плечо до сих пор ныло.

– Ничего, – ответил весело, – гитлеровцев добили, с японцами на Дальнем Востоке разделаемся, а потом уже и здешним хозяйством займемся.

– Нет людей, – вздохнул капитан. – Леса бы прочесать…

– Год тому назад какой-то Коршун здесь шатался, – вспомнил Бутурлак.

– Убежал, – ответил капитан. – По нашим данным, подался на Запад вместе с братом – острожанским старостой Северином Жмудем. – Он улыбнулся Бутурлаку вдруг как-то предупредительно и сказал: – Ты, лейтенант, вот что… Мы тебя на всякий случай вооружим, хочешь? Ну, чтобы и рыбу ловил, и о себе думал!

Лукавый огонек блеснул в глазах Бутурлака.

– Хитрый ты, капитан, – засмеялся и похлопал Ярощука по колену. – Хочешь вот так, даром, еще одного “ястребка” заиметь?

– Я ведь о твоей безопасности забочусь. Да и боевой офицер – он всегда в строю! А в Острожанах еще один “ястребок” живет. Я ему прикажу: в случае чего – в твое полное распоряжение.

– Вот что, – уже серьезно сказал Бутурлак, – ты меня на пушку не бери! Я сам, если будет нужно, помогу Договорились?

Военком обошел стол, стал напротив Ярощука.

– Хитрый ты, капитан, – сказал. – Я тебя себе в помощь позвал, а ты за пять минут сам помощником обзавелся.

– На вас только и надежда, товарищ военком, – не принял шутки начальник милиции. – На демобилизованных. Иначе нам всем крышка.

За окном послышался скрип колес, Бутурлак выглянул и широко, радостно улыбнулся.

– Это за мной, – сообщил. – Персональная карета…

Военком подошел к окну, увидел рябого коня, запряженного в телегу.

– Андрейка Шамрай? – спросил удивленно. – Зачем это он?

– А я еще неделю тому назад из госпиталя письмо ему написал, – признался Бутурлак. – Выходит, почта у вас работает неплохо.

Он потянулся за маленьким обтрепанным чемоданчиком, что стоял возле стола, хотел встать, но двери резко распахнулись, и в кабинет ворвался возбужденный Андрей, а за ним дежурный по военкомату.

– Я ему говорю, у меня срочное дело, а он не пускает, – пожаловался Андрей майору, но, увидев Бутурлака, бросился к нему. Наверно, хотел обнять, но остановился в шаге от него, протянул руку – неумело и смущенно.

Бутурлак прижал его нестриженую голову к груди.

– А ты вырос, Андрейка, эк какой стал! – Взял ласково за ухо, отклонил голову, заглянул в глаза. – Как я рад тебя видеть! Но что случилось?

Тревожный огонек, который было погас в глазах Андрея при встрече с лейтенантом, снова вспыхнул при его вопросе.

– Что случилось? – повторил Бутурлак, и теперь Андрей увидел и военкома, и капитана в милицейской форме. Заговорил взволнованно:

– Мы только что Гришку видели. На рынке. Смотрим, идет с корзиной, а в корзине картошка и кусок сала. Заметил нас, опешил от неожиданности и постарался смешаться с толпой… Но мы его выследили…

– Подожди, – прервал его военком, – что это за Гришка?

– Да Жмудь… Гришка Жмудь! Сын Северина.

Военком переглянулся с Ярощуком. Капитан подошел к Андрею.

– Интересно, – сказал многозначительно. – Григорий Жмудь? Родственник Коршуна?

– Племянник, – подтвердил Андрей. И добавил с огорчением: – И мой двоюродный брат!

– Куда он пошел?

– От рынка по улице Первомайской. Потом свернул – не знаю, как называется улочка, на ней еще небольшой магазинчик, рамы на окнах зеленым выкрашены…

– Яблоневая, – уточнил Ярощук.

– Третий дом направо – из красного кирпича. Гришка туда пошел.

Дом на Яблоневой принадлежал бывшему преподавателю городской гимназии Ленартовичу. Два года назад он умер, в доме проживала его вдова – старушка лет семидесяти.

Работники милиции незаметно окружили дом. Лейтенант, заместитель Ярощука, одетый в гражданское, взошел на крыльцо, постучал. Открыла старушка, до бровей повязанная платком.

– Соседи сказали, комнату сдаете? – поинтересовался лейтенант.

– Сдавала, – ответила старуха, – но уже заняли.

– Жаль… А кто же занял?

– Не все ли равно? Заняли, и все.

– Но может, не надолго?

– Не знаю. Это мой старый постоялец, я незнакомым не сдаю.

– А можно его повидать?

– Ушел, нет его.

– Вот что… – Лейтенант вынул удостоверение. – Проверка документов! – Отстранил старушку, ступил в полутемный коридор. – Где его комната?

От калитки к дому уже бежали Ярошук и двое вооруженных милиционеров. Протопали по деревянным ступенькам на мансарду. Ярощук бросился в полуприкрытые двери гостиной, обставленной старинной мебелью. Никого, только кот спит на подоконнике. На кухне тоже никого.

Сверху позвал лейтенант:

– Идите-ка сюда, товарищ капитан!

В небольшой светлой комнате две кровати. Одна расстелена. На столе – прибор для бритья, зеркало. Дверцы шкафа открыты, на дне – грязное белье. Корзина с картошкой сиротливо стоит возле дверей.

Ярощук прошелся по комнате, заглянул под кровать, вытащил стоптанные домашние туфли. Осмотрел, бросил на пол. Спросил лейтенанта:

– Считаете, убежал?

– Не сомневаюсь.

Капитан кивнул. Спустился на первый этаж, позвал старуху, которая стояла в передней.

– Кому вы сдали комнату, гражданка Ленартович? – спросил строго.

– Грише, – спокойно посмотрела ему в глаза. – Он у меня всегда останавливался.

– Какому Грише?

– Григорию Жмудю из Острожан.

– Почему не прописан?

– Так только ведь позавчера приехал.

– Один?

Старуха отвела глаза:

– Один, конечно. Сказал, что снова будет учиться в нашей школе.

– Странно, – усмехнулся Ярощук. – Григорий Жмудь – подросток, а уже бреется и туфли сорок третьего размера носит.

Пани Ленартович не растерялась.

– Родственник какой-то с ним приехал. Сегодня должен возвращаться, вот и поехали…

– А прибор для бритья забыл?

– Неужели? – удивилась.

– Григорий с ним поехал?

– Не знаю.

– Какой он из себя, родственник Жмудя?

– Человек он в годах уже, лет за шестьдесят, сухой такой и кашляет.

– Климук, – обратился капитан к лейтенанту, который стоял на нижней ступеньке лестницы, – принеси, пожалуйста, сверху рубашки. В шкафу там, грязные, видел?

Когда лейтенант возвратился, взял рубашку за плечи, растянул перед старухой.

– Сухой, говорите, а рубашки почему-то пятьдесят шестого размера носит!

– Не знаю, не знаю… – смутилась. – Может, это не его.

– Все может быть, – ответил капитан. – Жаль, гражданка Ленартович. Да, – повторил, – жаль, возраст у вас такой…

– А я еще не жалуюсь! – блеснула глазами сердито.

– Позовите понятых, – распорядился капитан, – сделаем обыск.

Бутурлак сидел на скамейке в небольшом скверике за райотделом милиции. Рядом пристроилась Вера. Андрей и Филипп лежали животами на густом спорыше.

Филипп дрыгал голыми ногами, рассказывал оживленно:

– Школа у нас теперь – семилетка, и мы с Андреем за год прошли пятый и шестой класс. Петр Андреевич сам вам скажет – знания у нас и за седьмой есть, но не твердые…

– Кто это – Петр Андреевич?

– Директор школы. Он историю преподает. Еще и географию, и немецкий. Учителей не хватает, всего четыре, да из роно обещают еще прислать.

Бутурлак положил на колени чемодан, расстегнул.

– А я вам подарки привез, – сказал подчеркнуто равнодушно. – Это тебе, – протянул Андрею часы с черным циферблатом. – Трофейные, это от наших разведчиков. Васюта и Иванов персональный привет передавали. Тебе тоже привет и это… – протянул Филиппу почти такие же часы. – Еще и Сергейке подарок есть. – Переложил что-то в чемодане. – А тебе, Вера, вот…

– Шоколад! – радостно воскликнула девочка. Действительно, Бутурлак держал большую плитку шоколада, аккуратно завернутую в серебряную фольгу.

Андрей прижал часы к уху, слушал, как мягко и бесшумно тикают. Глянул на часы Филиппа: тоже хорошие, но, наверно, не такие, как у него. Вот это подарок! У них на все село только и есть одни ручные часы у Петра Андреевича, а так несколько ходиков по хатам, вот и все.

Филипп держал свои часы на ладони, смотрел, как двигается секундная стрелка, не отводил взгляда и даже побледнел от волнения. Поднял глаза на Бутурлака, сказал робко:

– Но ведь это такая ценность… Я не смею…

Лейтенант взъерошил ему волосы.

– Смеешь, смеешь! – засмеялся весело. – Ты, Филипп, все сейчас смеешь!

Послышался гул мотора, и во двор въехал милицейский газик. Ярощук соскочил с переднего сиденья и остановился перед скамейкой. Спросил Андрея:

– Какой из себя Коршун?

– Поймали Гришку? – вскочил на ноги Андрей. – И Коршуна?

Ярощук покачал головой.

– Опоздали. Наверно, вы спугнули их. Так какой из себя Коршун?

– А такой… Ну, как вы, огромный…

– Как я, говоришь? – задумчиво сказал капитан. – Что ж, это подходит.

– Что подходит?

– А-а… – махнул рукой Ярощук. – Предположение.

Капитан подозвал Бутурлака, рассказал про результаты обыска.

– Мне кажется, – сказал под конец, – проворонили мы сегодня самого Коршуна. И появился он здесь не случайно. Подумайте, лейтенант, может быть, и в самом деле не стоит ехать в Острожаны?

– Если уже и вы начинаете уговаривать меня не ехать, то я обязательно поеду, – ответил Бутурлак. – Иначе что скажут обо мне эти ребята?

– Ну, счастливого пути, – протянул ему руку Ярощук.

…Андрей проснулся, когда еще не начало светать. Бутурлак спал, сладко посапывая. Мальчик зажег свечку в сенях, написал лейтенанту несколько слов на оберточной бумаге. Достал из погреба кувшин молока, поставил на стол рядом с запиской и, не скрипнув дверью, вышел во двор. Подхватив плетеную из лозы корзину, побежал по тропинке между огородами к лесу.

Вчера вечером лейтенант спросил, есть ли в окрестных лесах грибы, и Андрей решил с утра пораньше набрать хоть половину корзины. Знал недалеко от села грибные места, там попадались и рыжики, и белые.

Небо на востоке посветлело, но в лесу еще было темно. От росы сразу намокли штанины стареньких брюк. Андрей шел быстро, скоро согрелся, даже захотелось пить.

Напился из лесного родника. Разгреб еще прошлогодние, полусгнившие листья, вода сразу набежала в ямку. Наклонился и пил прямо из нее, чувствуя приятный запад мха и какого-то горьковатого корня. Подумал, что вкуснее воды не пил еще никогда.

Начало светлеть и в лесу.

Андрей поколебался немного: куда идти? Налево, где начинался густой еловый лес, могли быть рыжики, а прямо под дубами – боровики. Решил: лучше принести боровики, все же считаются королевскими грибами, хотя сам считал: нет ничего вкуснее поджаренного елового рыжика – твердый, хрустящий и пахнет лесом!

Пошел к дубам неторопливо. Солнце еще не пробилось сквозь чащу, а боровик хорошо прячется в сухой листве, и в полумраке его не заметишь.

Время от времени Андрей прикладывал к уху часы и, услышав тихое тиканье, улыбался.

Думал о Бутурлаке. Лейтенант будет жить в Острожанах месяц. Тридцать дней. И эти дни представлялись ему сплошным праздником.

Поселился лейтенант в его хате, которую после смерти матери так бесстыдно присвоил себе его дядька.

Парня тревожило, сможет ли он прокормить лейтенанта. Собственно, картошка есть, у соседки была корова, Андрей обеспечивал ее сеном, а она его – молоком. Рыба ловилась, молодая морковь и другие овощи поспевали на огороде, но как быть с хлебом?

Андрей сам обходился почти без хлеба, лишь иногда получал буханку, когда привозили хлеб учителям, – Петр Андреевич оформил его школьным завхозом, и Андрей добросовестно работал. Но он – одно дело, а лейтенанту после госпиталя необходимо усиленное питание!

Бутурлак вытащил из солдатского мешка три большие буханки хлеба, несколько банок консервов и большой кусок сала.

– Это сухой паек на две недели. – объяснил, – а через полмесяца съезжу в город и получу еще по аттестату.

Теперь Андрей успокоился. К грибам можно будет сварить чугунок картошки с салом или поджарить леща… А днем Сергейка с товарищами притащит корзинку черники.

Чудесно жить в таком райском месте, как Острожаны!

Андрей присел под огромным деревом, ожидая, чтобы посветлело. Почему-то сразу подумал о Вере, как вчера, когда возвращались в Острожаны, она рассказывала о ленинградской блокаде.

Верина мама была острожанка. Давно, еще в гражданскую войну, когда красные полки громили Пилсудского и какая-то кавалерийская часть забрела в их село, она приглянулась красному командиру, и он увез ее с собой. Жили они в Ленинграде – большом и сказочном городе. Когда-то баба Мотря показывала несколько цветных открыток, полученных от дочери. Андрей сам видел их и не мог поверить, что все эти дома и дворцы можно было сотворить человеческими руками.

Видел он и первую фотографию внучки Мотри, она не понравилась ему: платьице с какими-то причудливыми финтифлюшками, смотрит важно, а на голове огромный бант. Не девчонка, а барышня какая-то…

Когда началась война, Вера с матерью остались в Ленинграде, отец бил гитлеровцев на разных фронтах и дослужился до полковника.

Мать умерла от голода, а Веру вывезли из блокадного города. Жила в детдоме, но отец, получив двухнедельный отпуск, забрал ее и привез в Острожаны к бабушке. Теперь баба Мотря ежемесячно получает с почты деньги по какому-то аттестату, как с гордостью она объясняла. Еще бы, никто и никогда в Острожанах не получал так деньги – ежемесячно из рук самого почтальона.

Сначала на Веру бегало смотреть все село: как-никак, а полковничья дочь! Но потом привыкли, и нарядная девочка с ее кожаными сандалиями уже не привлекала внимания.

Первый солнечный луч пробился сквозь крону дубов и осветил сухие листья на земле. Андрей посмотрел вокруг и сразу увидел в нескольких шагах от себя коричневую блестящую шляпку боровика. Срезал осторожно – ножка крепкая, белая, совсем не червивая. А рядом еще один…

Андрей спустился в лощину и вскоре набрал уже полкорзинки грибов. Вышел на небольшую полянку и остановился, пораженный: посередине ее вытянулся на толстой ножке огромный, может быть на килограмм, белый гриб.

Андрейка подошел осторожно, будто мог испугать его, обошел вокруг и сел рядом. Снял с шляпки сухой дубовый листок, погладил, ощутил ее здоровую упругость, вздохнул и срезал.

Действительно, гриб хотя был и огромный, но без единой червоточинки, и Андрей представил себе, как удивится Бутурлак. Наверно, и не видел таких грибов сроду, точно не видел, даже и в их грибном краю такие встречаются редко.

Боровик занял все оставшееся место в корзине, и Андрей по привычке посмотрел на небо, определяя время, но сразу вспомнил о часах – посмотрел, еще не было и шести.

Растянулся на траве, подложив ладонь под голову, лежал и слушал, как тикали и тикали возле уха маленькие секундочки и отбивали время. Тогда Андрей отбросил левую руку, чтобы не слышать этого мерного времени, чтобы покорить его себе, чтобы время принадлежало ему.

Было совсем тихо. Пахло медом, травами и грибами. Рядом раскачивался большой лиловый колокольчик, раскачивался гордо и победно, будто был настоящим церковным колоколом, и нужно лишь наклониться к нему, чтобы услышать тревожную музыку.

Андрей наклонил колокольчик к себе, и… автоматная очередь разорвала тишину.

Мальчик схватил тоненький стебелек, потряс его, автомат молчал. Но ведь он точно слышал очередь, даже узнал по звуку: очередь из “шмайсера”.

Схватив корзинку, Андрей перебежал в густые заросли ежевики, замер, прислушиваясь.

Кружат бабочки над поляной, голосистые птицы ссорятся на дубе.

Андрей спрятал корзинку в кустах и, обойдя ежевичные заросли, осторожно углубился в лес.

Сразу начинался орешник, потом шел молодой дубняк; дальше – мощные дубы, солнечные лучи почти не проникали сквозь их густые кроны, лес помрачнел.

Вдруг мелькнула тень, и Андрей, прижавшись к дубу, увидел: человек наклонился над чем-то, и автомат свисает у него с шеи. Он не разглядел ни лица, ни одежды – видел только, что незнакомец высокий, а на голове у него обыкновенная шляпа с полями.

Человек с натугой поднял что-то двумя руками с земли и забросил на спину.

“Косуля…” – догадался Андрей.

Согнувшись под тяжестью туши, человек двинулся между дубов. Что-то в его фигуре показалось знакомым, будто где-то уже встречался Андрей с этим великаном. Напряг память, но образ сразу расплылся. А высокий уже исчез за стволами, будто и не было ни его, ни косули, ни автоматной очереди. Лес молчал, и лишь вдали громко трещала сорока.