Текст книги "Мир Приключений 1990 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Анатолий Безуглов,Глеб Голубев,Сергей Другаль,Ростислав Самбук,Мадлен Л'Энгль,Валерий Михайловский,Марк Азов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 52 страниц)

– Я слушаю вас.

Гауптман разложил на столе карту.

– Вот здесь, – ткнул карандашом в хутор Безрадичи, – сегодня около часа ночи группа русских разведчиков форсировала Горынь. Они сняли наш патруль и углубились в лес. Наверно, двигаются сюда, – нарисовал стрелку. – Обойти ваше острожанское озеро Щедрое им будет трудно. На их пути еще одно озеро – Черное; между озерами приблизительно двадцать километров – зона болот, и только здесь, – Либлинг ткнул палец в карту, – остается проход. Дело очень серьезное. Мы думаем, что им удалось разведать – возможно, частично – систему наших оборонных сооружений. Но есть основания считать, что разведчики не успели связаться со своим командованием.

– Сколько их? – спросил Коршун.

– Четверо или пятеро.

Коршун потер тыльной стороной ладони чисто выбритый подбородок. Начал рассуждать вслух:

– От речки Горынь до Острожан шестьдесят километров. Они уже идут часов семь. По три километра в час – ведь чащоба, больше не сделают, так что до нашего озера еще остается сорок. Ну, тридцать пять… Сегодня днем будут отдыхать – вы же им передышки не давали, – в лучшем случае будут здесь завтра к рассвету, а вернее, в середине дня. Если, конечно, будут…

Гауптман одобрительно наклонил голову.

– Наши расчеты сходятся, – сказал. – И командование рассчитывает на вас, господин Коршун!

Впервые за все время их знакомства – а знакомы они более двух лет, с того времени как Кирилл Жмудь возглавил бандеровский отряд и установил контакты с абвером, – гауптман Либлинг назвал его господином.

Коршун посмотрел изучающе: не смеется ли над ним? Но гауптман был серьезен и даже доброжелателен, и Кирилл успокоился.

– Я помешал вам завтракать, господа! – сказал, повеселев. – Продолжайте! Да и я к вам с удовольствием присоединюсь.

– Но ведь эти разведчики… – попробовал возразить Либлинг.

– Никуда они не денутся! Мы все успеем, – прервал его Коршун самоуверенно. – По территории, занятой моими отрядами, им не пройти!

Это “моими отрядами” вырвалось у него невольно, и Коршун на миг смутился. Чтобы скрыть неловкость, высунулся в окно и крикнул:

– Северин, иди-ка сюда! Составь нам компанию!

– Иду! – отозвался из конюшни Северин Романович. – Иду. Куда только этот разбойник подевался? Андрей, где ты, сукин сын? Коней купать пора!

– Оставь своих коней… – недовольно сказал Кирилл. – И вели жарить яичницу, а то на столе все остыло.

Подстегнутый кнутом жеребец поднялся на дыбы, замутив воду.

– У-у, черт придурковатый! – захохотал Гришка, отскакивая. – Я тебя сейчас!.. – Он еще раз замахнулся кнутом, но Андрей перехватил руку.

– Не надо, это же зверь! Если его бить, совсем осатанеет! Гришка недовольно опустил кнут. Сплюнул сквозь зубы.

– Сам знаю, – процедил презрительно. – Не твое дело! Мой конь, что хочу, то и делаю!

Андрей насупился:

– Но спросят с меня! А ты только и знаешь, что отцу жаловаться. Что вчера говорил? Андрей, мол, коней заездит, ему что – не свои, хозяйские.

– А что, неправду сказал?

– Еще раз скажи, – пригрозил кулаком Андрей, – не посмотрю ни на что!

Григорий отступил, похлопал по воде ладонями.

– Ой-ой, не очень-то заносись!

Андрей угрожающе двинулся к нему, но Гришка голым пузом бросился на воду, обрызгав Вороного и Андрея, сказал примирительно:

– Разошелся! Я ведь так, не со зла…

– Смотри мне! Я ведь точно знаю, кто нашептывает отцу…

Не ожидая ответа, побежал, высоко поднимая колени и разбрызгивая воду. С разгону вскочил на Серка, распластался голым телом по спине коня, обхватил руками шею. Серко скосил на него большой синий глаз, фыркнул и пошел на глубину, довольно заржал, весело, задорно, будто бы озорным жеребенком.

Купая коней, Андрей время от времени поглядывал на берег: не появятся ли в конце улицы белые кобылы Демчуков? Еще вчера Филипп говорил, что утром поедут с отцом за дровами. Уже перевалило за полдень, а их все нет. А Филипп ему так нужен!

Хата Демчуков – вторая от озера, приземистая, с маленькими окошками, крытая полусгнившим тесом. Тес порос мхом, и Демчук иногда грустно шутит, что зеленый цвет крыши роднит его жилище с домом Жмудя.

Андрей видел, как между хатой и сараем мелькнул синий платок тети Катри, матери Филиппа, – наверно, побежала доить корову.

Он соскочил с Серка, лениво обрызгал коня водой. Любил купать лошадей, но сейчас было не до этого. Смотрел, как плещется в воде Гришка.

Счастливый Гришка: каждую осень отец отвозит его в город в школу. Когда еще была жива мать Андрея, Северин Романович поклялся, что выучит и племянника; мать плакала перед смертью, просила брата Северина, а он сказал, что слово его твердое.

Мать отписала Северину Романовичу все их добро. Правда, добра того было – хата, корова да свинья, но дядька не выполнил пока своего обещания. В первую же осень, собираясь отвозить Гришку в школу, сказал Андрею:

– Не выходит в этот раз. Я говорил там, – неопределенно махнул рукой, – но отказали. Вот разобьют немцы красных, тогда уже…

Андрей глядел на дядьку широко открытыми глазами и еще не верил.

– Вы же обещали матери… – начал, сжав кулаки. – Договорились, что за деньги от хаты…

– Какие там деньги – слезы! – скривился Северин Романович. – Тех денег тебе на подштанники не хватит. Подожди год, хлопец, за год ничего не сделается.

Прошел уже не год, а два, осенью Гришка снова поедет в город, а Андрей опять останется чистить навоз в коровнике да выслушивать упреки дядьки, что ест хлеб даром.

Разве даром? Кто коров пасет и за лошадьми ходит?

Андрей похлопал Серко по крупу. Любил коней, чуть ли не спал в конюшне – это, наверно, было единственное, что держало его у дядьки. А так – не маленький уже, четырнадцать скоро, подался бы сам в город. Там жила двоюродная сестра отца, мать говорила: душевная женщина, – и советовала обратиться к ней в случае нужды. Но было страшно двинуться одному в большой и голодный город; наслышался он от Северина Романовича, как живут городские, а у тетки Михайлины два рта, не хватало ей еще одного нахлебника…

Гришка что-то кричал ему, но Андрей не оборачивался. Тот подбежал, спросил:

– Коней в ночное погонишь сегодня?

Андрей глянул исподлобья: этот Гришка будто мысли его читает…

– Не знаю… Как распорядится твой отец… – ответил уклончиво.

– Скажи отцу, чтобы отпустил меня. Это совсем не входило в планы Андрея.

– После того как ты ходил с нами в ночное, мать сказала – кашлял. И велела больше не пускать.

– Ты вот что, – заговорщически подмигнул Гришка, – не вспоминай об этом. А я тебе дам противотанковую гранату. – Он погрузился в воду по шею, осторожно похлопал по воде ладонями и вдруг ударил так, что в воздух взлетел целый сноп брызг. – Хочешь, вместе будем рыбу глушить?

У Андрея загорелись глаза: и где этот черт только берет противотанковые гранаты?

Искушение было настолько велико, что решил согласиться. В конце концов, можно было бы взять гранаты, а потом как-нибудь отвертеться от Гришки, но здравый смысл взял верх, и он ответил вроде бы равнодушно:

– Катись ты со своими гранатами!

Но Гришку трудно было сбить с толку. Он хитро посмотрел на Андрея сощуренным от солнца глазом и предложил чуть ли не торжественно:

– Ну а миномет?

– Какой миномет? – сразу не понял Андрей.

– Какой? Обыкновенный ротный миномет и ящик мин к нему. Тяжелый, черт бы его побрал, еле дотащил!

– Украл?

– Ну, ты осторожнее! – сделал вид, что возмутился, Гришка.

И Андрей понял: точно, стащил в каком-нибудь из отрядов своего дядьки. Головотяпы эти бандеровцы, у них не только миномет – что угодно можно стащить.

А Гришка продолжал:

– Хочешь, село обстреляем? С того берега? Вот будет смеху!

– Ты что, сдурел? Люди ведь!

– А мы по околицам… Для страха!

– Откуда знаешь, как стрелять? Умеешь?

– Ничто! Пристреляемся! Так попросишь отца?

– Посмотрим… – неопределенно сказал Андрей, но знал: сделает все, чтобы Гришка остался дома. – Давай гони коней, хватит им мокнуть!

Они вывели коней на берег, Андрей вскочил на Серка и подъехал к хате Демчуков. Крикнул тетке Катре, что собирается в ночное, – пусть Филипп найдет его.

Филипп прибежал во двор к Жмудю уже после обеда, когда Северин Романович лег отдыхать, а Гришка сидел под присмотром матери и решал задачки – у него была переэкзаменовка на осень по математике.

Андрей позвал Филиппа в сарай, где на чердаке у него был свой уголочек – здесь хранил самые большие свои ценности: шкатулку с фотографиями отца и матери, собственную метрику, последнее письмо отца, в котором тот сообщал, что их часть отступила от Тернополя, и спрятанный между бревнами и крышей “шмайсер”. Тут же летом он и ночевал: на мягком сене спалось лучше, чем в маленькой комнатке во флигеле, где стояли две кровати – его и Павла, молчаливого пожилого человека, который работал по найму у Северина Романовича уже несколько лет.

Мальчики устроились на сене, и Андрей сказал полушепотом:

– Я такое услышал сегодня! Клянись матерью, что никому не скажешь!

– Еще чего, будто впервые меня видишь!

– Ты не шути, – блеснул глазами Андрей, – а клянись! А то случайно скажешь кому…

Филипп, положив руку на сердце, сказал, уставившись не мигая на товарища:

– Клянусь! Клянусь матерью, пусть язык у меня отсохнет, если скажу кому-нибудь!

– Так слушай. Сегодня ночью поднял меня дядька Северин и послал верхом на Грабов хутор, а там Коршун. Тот, как только услышал, что требует его какой-то Марк Степанюк, сразу на коня – и сюда. Но никакой это не Степанюк – немецкий офицер, и с ним еще один. Приехали с охраной на грузовой машине. Тот, второй, наверно, тоже какой-то чин. В плаще таком длинном, блестящем…

– Может быть, эсэсовец?

– Нет, молний на петлицах не было. Сели в машину и поехали, а Коршун приказал своим хлопцам, двое их было, седлать коней. Пока они возились, я и услышал… – Андрей снова осторожно оглянулся. – Они с дядькой Северином сидели на веранде и не видели меня. Понимаешь, этот немец приезжал к Коршуну, чтобы тот перехватил разведчиков…

– Каких разведчиков?

– Не понимаешь каких? Советских, конечно. Они почему-то идут от Горыни сюда, почему – не услышал, наверно, пробиваются к своим, и Коршун должен их перехватить. Между нашим озером и Черным. Надо их предупредить.

– Ну да, предупредить! А как? До Черного озера двадцать верст, и вояки Коршуна не будут спать.

Андрей как-то сразу сник: он и сам понимал, что задача трудная, вряд ли удастся предупредить, но надо попробовать.

– Я думал так… – начал не очень уверенно. – Возле озер места заболоченные, без проводников не пройти. А за Голомбами сухо. Скажем, что погоним коней на ночь, а сами – за Голомбы. Может быть, встретим их.

Филипп, наморщив курносый нос, сказал поучительно:

– Сам говорил, что бандеровцы будут искать разведчиков, поставят там посты…

– А мы опередим их. Попробуем пройти через Змеиный яр. Там в чащобе есть одна тропинка, ее мало кто знает.

Филипп поднялся, подтянул и без того короткие полотняные штаны, оголив худые лодыжки. Минутку постоял, задумавшись, потом захлопал глазами и спросил нерешительно:

– А может?.. – Румянец залил его веснушчатое лицо. – А может, возьмем автоматы и…

Андрей ответил не сразу. Лежал, подложив ладони под голову. Ему и самому хотелось взять автомат, даже руки зачесались. Он совсем неплохо стрелял. Вместе с Филиппом давно-давно, когда фронт только прокатился через Острожаны, они нашли возле лесного хутора, где держала оборону рота советских бойцов, несколько “шмайсеров” и немецкий ручной пулемет. Завернутый в тряпку, он лежал сейчас в сарае под сеном. Тогда же впервые и опробовали оружие, установили в лесу мишень и стреляли, соревнуясь, пока не научились за сто шагов прошивать ее короткой очередью.

Андрей представил себе, как они пробираются по лесной тропинке верхом, с автоматами на груди, как коршуновцы преграждают им путь, а они прорываются с боем. Но сказал глухо:

– Про оружие забудь. Ты что, сдурел. Все дело погубишь!

Филипп с независимым видом положил руки в карманы и возразил с гордостью:

– Мы бы им дали прикурить! Этим коршуновским воякам…

– Хвастун! – осуждающе бросил Андрей.

Филипп обиделся, шмыгнул носом, поднял сжатые кулаки, но сразу же сообразил, что сейчас не до сведения счетов.

– Без оружия так без оружия, – неожиданно легко согласился он.

– А отец тебя пустит в ночное?

– А они с матерью собираются на ночь сети ставить. Так утром будут выбирать. Никуда не поедут. Я Белку и уведу в ночное. Только Сергейка может прилипнуть. Как с ним, брать?

– Конечно. Побудет с лошадьми, если нам придется отлучаться.

– Ладно, я побежал, а то мама велела огурцов нарвать к обеду.

Филипп шмыгнул в проем, из которого торчали концы лестницы, и бесшумно исчез, будто зарылся целиком в сваленном в сарае сене. Он вообще-то был одни кости да кожа, поэтому, хоть и были они с Андреем одногодки, никто не давал ему больше одиннадцати лет.

Андрей еще немного полежал, потом неторопливо спустился по лестнице во двор.

Гришка уже закончил занятия и был на улице. Андрей подошел к веранде, где сидела тетка. Глянув туда-сюда, почесал затылок, выражая нерешительность, и тетка Анна сразу же заметила это.

– Ну, чего тебе? – спросила. – Я ведь вижу, так и распирает тебя…

– Да ничего меня не распирает. Хотел только спросить, можно ли – Гришке со мной в ночное? Мне вдвоем лучше, но… перекупался он сегодня и снова кашляет…

– Что-то не заметила.

– Сдерживается при вас. Я и говорю, вы бы не разрешали без ватника.

– Сам поедешь. У тебя здоровья на двоих хватит, а он мальчик болезненный…

– Мне что… Я и сам управлюсь, но он просился… – Андрей был доволен: тетка Анна костьми ляжет, а ни за что не отпустит своего дражайшего сынка в ночное.

Так что и это дело можно считать улаженным.

Впереди на Серко ехал Андрей. Конь шел спокойно, изредка фыркая, и парень время от времени гладил его по крутой бархатной шее.

Следом за Серко на Белке трусил младший брат Филиппа – Сергейка. Стискивая тонкими ножками крутые бока кобылы, он сидел выпрямив спину, – наверно, представлял себя настоящим всадником, даже ветку лозы держал, как саблю, изредка взмахивая ею, хлестал по кустам.

Оглядываясь, Андрей встречал его напряженный взгляд и уже жалел, что открылись мальцу. Правда, Филипп ручался за брата, да и Андрей знал, что Сергейка проглотит язык, а не выдаст тайну, и все же тревожился: если вояки Коршуна остановят их, может испугаться и сболтнуть что-нибудь…

Придержал Серко и, когда Сергейка поравнялся с ним, предупредил:

– Сейчас Змеиный яр, и там нас могут остановить… Ты молчи, я сам буду разговаривать.

Сергейка насмешливо скосил на него свои большие глаза. Он был совсем не похож на старшего брата. Тот – беленький, как лен, что выгорел на солнце, с синими глазами, курносый, а у Сергейки глаза темные, навыкате, пронзительные, нос с горбинкой и волосы черные – настоящий цыганенок.

Мать говорила, что похож на прадеда – тот пришел в полесские леса из Карпат, убежал от суда, построил хату над озером, от нее и началось село, треть жителей его были родственниками Демчуков.

– Не делай из меня дурака, – по-взрослому ответил Сергейка и стеганул прутом молодую березку. – Ты очень чего-то перепуганный.

– Ну смотри… – Андрей почувствовал себя неловко под его насмешливым взглядом, но, чтобы не признать превосходства Сергейки – этого он допустить не мог, – строго приказал: – Держи язык за зубами! – И, не ожидая ответа, погнал Серко.

Они спустились в Змеиный яр. Теперь, оборачиваясь, Андрей видел только Сергейку, – наверно, Филипп припал к спине Вороного, уклоняясь от веток ольхового кустарника, нависавших над тропкой. Андрей и сам чуть ли не распластался на спине Серка, один Сергейка продолжал сидеть прямо, лишь иногда отстраняя особенно длинную ветку.

Кони шли осторожно, Серко перестал фыркать и подрагивать шкурой. Он вытянул голову, будто мог увидеть что-нибудь в лесном мраке, и настороженно прижал уши.

Тропа пошла вверх, кустарник поредел, мальчик ударил коня босой пяткой, но конь вдруг остановился и захрапел, будто кто-то метнулся ему навстречу. И в этот момент темноту прорезал тонкий луч фонарика. Андрей невольно поднял руки, прикрывая глаза ладонями.

– Стой! – приказали из леса сердито. – Стой, стрелять буду!

Андрей опустил руки, натянул повод, придерживая коня, и ответил неожиданно тонким голосом:

– Так стоим же, разве не видите?

– Кто такие? – вышел из кустов высокий, огромный человек в фуражке, с автоматом на груди. Осветил всадника фонариком. – Чего здесь шляетесь?

– Да в ночное! – Андрей постепенно начал приходить в себя. – На Дубовую поляну.

– Поворачивай! – высокий перевел луч на Белку, потом на Вороного. Сказал восторженно: – Кони же хорошие какие! – Схватил Серка за повод, конь захрапел и присел на задние ноги, но высокий не выпустил повод, похлопал коня по морде. – Чьи такие хорошие кони?

– Из Острожан мы, – ответил Андрей, – а кони, может, слышали, Северина Романовича, если знаете…

Высокий выпустил повод.

– У доброго хозяина и кони добрые, – сказал с уважением. – Так чего вас из Острожан сюда занесло? Прошу пана, скажи-ка!

– Там уже луга вытоптаны, а на Дубовой поляне трава! – объяснил Андрей. – И болот нет.

– Трава везде трава, – пробурчал высокий недовольно. – Приказано не пускать.

– Почему это? В лесу места уже мало стало?

– Сказано – не пускать! – выступил из-за высокого еще один, с карабином за плечом. – Ну-ка, поворачивай!

– Выходит, даром десять верст гнали? – В голосе Андрея появились плаксивые нотки. – Коней не напасем, дядька будет ругаться!

– Иди ты со своим дядькой… – начал бандеровец, но первый одернул его:

– Потише! Не слышал, что острожанские? Жмудь, наверное.

Он не договорил, но Андрей понял, что высокий знает о родственных отношениях Коршуна, и решил идти напролом:

– Сегодня утром был у нас дядя Кирилл, он не говорил, что нельзя в ночное.

– Кирилл Жмудь твой дядя? – спросил высокий. – Почему же сразу не сказал? А кто с тобой? – Снова включил фонарик, направив луч на Белку.

– Свои, острожанские, – успокоил его Андрей.

Высокий выключил фонарик. Приблизился к Андрею, сказал почему-то шепотом, будто кто-то мог подслушать:

– Вы там будьте внимательны, если появится кто-нибудь, сообщите нам, прошу пана.

– Кто теперь в лесу? – недоверчиво спросил Андрей. – Кроме ваших, никого нет.

– До сих пор, может, и не было никого, а теперь могут быть всякие… Если увидите кого, то быстро сюда или в бывшее лесничество, что за Дубовой поляной! Понял?

– Хорошо! Сделаем, как приказываете!

– Северину Романовичу поклон… – Высокий отступил, давая ребятам дорогу. – Скажешь – от Фрося Ивана Васильевича, они знают, из Подгорцев мы…

Андрей отпустил повод, и Серко легко вынес его из Змеиного яра. Мальчик придержал коня: теперь тропинка стала шире и можно было ехать рядом с Филиппом.

Спросил с гордостью:

– Ну, как я его?

– Дай бог, – засмеялся Филипп. – Принял тебя за Гришку!

– Теперь мы свои люди у бандер. Слышал о лесничестве?

Филипп кивнул.

– Вы с Сергейкой разведите костер, а я там осмотрюсь.

– Сергейка и сам управится.

– Не дело маленького бросать.

– Конечно, не дело, – вздохнул Филипп. Андрей понял его.

– Я останусь с Сергейкой, а ты пойдешь к лесничеству. Смотри только, чтобы не сцапали!

– Меня сцапают?! Да я весь в отца!

– А он как волк по лесу ходит… – добавил Андрей, улыбнувшись. – Знаю, что скажешь. Но ведь твой отец не хвастун…

– Я хвастун? От такого слышу!

– Ладно, не горячись. К лесничеству подбирайся с острожанской стороны, где не ждут.

– Там хлев старый остался, – раздумчиво сказал Филипп. – Они небось сена туда натаскали и спят, а один сторожит.

– Эти, видишь, не спали, – обернулся Андрей в сторону Змеиного яра. – Если тебя задержат, сошлись на Фрося. Мол, он сказал: в лесничестве коршуновская засада.

– Да наплету чего-нибудь, – сказал Филипп и вдруг засмеялся тихо и уверенно: – Отбрешусь!

Они уже подъехали к Дубовой поляне. Спутали лошадей, пустили пастись.

Андрей с Сергейкой пошли за хворостом. Филипп постоял немного – уже жалел, что сам напросился идти в лесничество: не потому, что боялся бандеровцев, – был уверен, что ему ничего не сделают, в крайнем случае задержат до утра, но было жутко идти одному по лесу, где в чащобе, наверно, водились лесовики и русалки. Филипп знал, что они никогда первые не трогают людей, и все же было страшно, да еще сыч завел свое монотонное “пу-гу, пу-гу”.

“Сыча испугался?” – подтолкнул он сам себя. Вырезал из орешника крепкую палку и неслышно скользнул в кустарник. Решил добраться до лесничества по балке, образованной небольшим ручьем.

Андрей поковырял веткой в пепле, выкатил картофелину. Сдул пепел, перебрасывая в ладонях, попробовал острием складного ножа и бросил картофелину Сергейке.

– Готова! – Выкатил вторую, разломил на две части, присолил и положил стыть на траву. – Что-то Филипп задерживается…

Сергейка не ответил. Ел картошку, громко вдыхая воздух, чтобы не обжечь нёбо. Достал еще одну картофелину, съел и только тогда предложил:

– А может, и нам туда смотаться?

– Скажешь! – язвительно заметил Андрей. – Коней бросим, да и те, – махнул неопределенно рукой в сторону, противоположную лесничеству, – могут подойти.

– С лошадьми ничего не случится, – легкомысленно возразил Сергейка. – И вообще…

Андрей понял. Пожалуй, Сергейка прав: разведчики не пойдут на костер – обойдут стороной. Правда, со всех сторон Дубовой поляны тянутся болота, но все равно в темноте, за деревьями можно проскользнуть незаметно и рядом. Они ведь разведчики, умеют ходить по лесу.

Андрей забыл про картофелину. Лег лицом вверх, положив ладони под голову. Смотрел в звездное небо, думал: когда же, наконец, не будет ни бандер, ни гитлеровцев, и в их селе откроют школу, приедут учителя, и он будет держать в руках учебники… Наверно, очень-очень далеко до этого дня…

Поднялся на локтях, спросил Сергейку:

– А ты не боишься смерти?

Мальчик подул на картофелину, ответил безразлично:

– Когда это еще будет… И в самом деле – когда!

Андрей и сам думал, что перед ним целая вечность, а пока он вырастет, люди что-нибудь придумают и победят смерть, потому что как можно не видеть эти леса, безбрежное звездное небо, не купаться в их теплом, щедром озере?

Вспомнил маму. Стало ее жалко до слез – закопали в сырую землю на сельском кладбище; вспомнил отца, о котором сказали, что погиб за Львов на седьмой или восьмой день войны. Андрей был уверен, что отец уложил не одного фашиста. Он гордился своим отцом, но никто не знал об этом, кроме Филиппа и Сергейки, потому что гордиться таким отцом было опасно. Северин Романович, сердясь на племянника, обзывал его красным бандитом и бурчал, что именно таких, как отец Андрея, должен презирать каждый настоящий украинец, потому что связался с красными и защищал Советскую власть. В глубине души Андрей не верил в гибель отца и ждал его.

Совсем недавно до Андрея дошел слух, уже давно ходивший по селу: мол, Северин сам пустил весть о смерти свояка, чтобы прибрать к рукам хозяйство сестры. Теперь Андрей твердо верил, что отец жив и скоро вернется, даже тайно надеялся, что он среди этих советских разведчиков. Почему бы нет? Ведь кто лучше его ориентируется в здешних лесах? А командование знает, кого посылать в разведку. Эта мысль тревожила, волновала Андрея, хотелось куда-то бежать, что-то делать.

Где же Филипп? Неужели сцапали бандеровцы? Андрей представил, как коршуновцы тянут товарища к полуразрушенному хлеву, оставшемуся на территории сожженного лесничества, и тревожно вздохнул.

– Ты чего? – спросил Сергейка.

– Да нет… подумал, не задержали ли бандеры Филиппа.

– А что сделают? Должны отпустить.

– Маленький ты еще и не знаешь…

Сергейка вытер руки о штаны, возразил с достоинством:

– Какой маленький, уже десятый пошел! И знаю, что к чему… Среди тех бандер есть не такие уж и злые. Вон дядька Евмен из нашего села – добрый.

– Так он же дурак, его кто хочет вокруг пальца обведет. Северин приказал – он и пошел в отряд.

– А Василий Байда? Тоже дурак?

– Горячий он, – вздохнул Андрей. – Когда Коршун впервые приехал в Острожаны и за бандеровцев агитировал, очень уж красиво говорил и оружие давал… Вот Василий и соблазнился на автомат. Ему всего шестнадцать было.

– Автомат – хорошая штука! – подтвердил Сергейка. – Я уже стрелял! За сто метров в бутылку попадал.

– Не бреши!

– За пятьдесят точно.

– Филипп давал “шмайсер”?

– А кто же еще?

Сергейка потянулся за картофелиной, но не взял, прислушался.

– Ходит кто-то…

В конце освещенного круга мелькнула тень, и Филипп, тяжело дыша, шлепнулся на теплую землю возле костра.

– Хорошо устроились: картошку едят, греются… – Сел, подставив огню забрызганные штанины. – Ночь росная, – пожаловался, – замерз я…

– Ну? – только и спросил Андрей.

Филипп выкатил большую картофелину, начал с жадностью есть, не очищая.

– Говори же!

– Две засады. Одна возле самого лесничества, а вторая на берегу ручья.

– Бандеры тебя не засекли? – спросил Сергейка.

– Скажешь! Я к лесничеству от сосняка вышел, где им заметить? Сидят, курят. А те, что у ручья, услышали – крикнули. Я затаился, они снова крикнули и успокоились. Пришлось назад продираться через молодняк. А у вас что? Греетесь?

– А что?

– Ну, – неуверенно сказал Филипп, – в лесу побродили бы… Подальше от костра…

– Ладно. Мы с Сергейкой пойдем, – согласился Андрей, – а ты погрейся.

– Может, Сергей с лошадьми останется? Маленький еще…

Андрей покосился на Сергейку, хотел уже сказать про автомат, но тот предостерегающе покачал головой.

– Не такой уж и маленький, – возразил Андрей. – Пойдет со мной!.. Пошли! – кивнул Сергею, и они исчезли за освещенным кругом.

Филипп, лежа на боку и грея спину, глядел им вслед. Потом съел еще несколько картофелин и пошел к ручью, где паслись лошади. Белка, стреноженная, подскакала к нему, ткнулась теплой мордой в плечо.

Вороной фыркнул недовольно, словно не одобрял угодничества Белки. Вдруг он навострил уши и втянул в себя воздух, фыркнул беспокойно, будто почувствовал опасность. Белка тоже насторожилась.

Тревога лошадей передалась Филиппу – метнулся, припал к могучему, в несколько обхватов, дубу.

Небо на востоке уже посветлело, между деревьями легли предутренние тени. Филипп выглянул из-за ствола, показалось, что кто-то осторожно двигается между дубами в сторону угасающего костра.

Филипп не спускал с движущейся тени глаз, понял, что человек, немного согнувшись, перебегает от ствола к стволу. Вдруг он исчез. А Филипп двинулся в заросли, где сгинул незнакомец.

Здесь пахло прелой травой, грибами. Филипп ступал осторожно, неслышно, отводя ветки молодых дубков, стараясь не дышать. Неожиданно увидел в нескольких шагах от себя человека, который смотрел из-за деревьев на костер. Он был в пилотке, плаще и держал в руке автомат.

Сначала Филиппу показалось, что это гитлеровский солдат, он попятился, но на какое-то мгновение взгляд его остановился на автомате. Это был не немецкий “шмайсер” с рожком, а советский автомат с круглым диском и деревянным прикладом. Филипп чуть не вскрикнул от радости.

– Дядя! – позвал он негромко. – Не стреляйте, дядя! Я здесь один…

Прошло несколько секунд… Наверно, солдат хотел убедиться, что Филипп действительно один. Наконец он вышел из-за ствола.

– Это ты развел костер? – спросил.

– Да.

– Что здесь делаешь?

– Ночуем. Кони у нас…

– Подойди!

Филипп как-то неуверенно пошел, вытянув шею и откинув назад голову. Только приблизившись к человеку в пилотке, понял, какой он высокий.

Солдат наклонился к нему, осмотрел внимательно, спросил:

– Говоришь, ночуете… А где же остальные?

– А они вас ищут.

– Как это нас? – Солдат схватился за автомат и быстро оглянулся. – Откуда знаете?

– Вы, дядя, не волнуйтесь, я сейчас расскажу. – К Филиппу возвращалась уверенность. – Вы ведь советские разведчики?

Солдат вдруг присел перед ним на корточки, теперь его глаза были вровень с лицом Филиппа. Солдат взял мальчика за плечи большими, тяжелыми руками. Филипп почувствовал, какие сильные эти руки, комок подкатил к горлу, и захотелось плакать, но он стоял, не отводя взгляда от внимательных и изучающих глаз. Филипп знал теперь точно, что это советский разведчик, которого они так долго ждали и уже почти не надеялись увидеть. Теплая волна подступила к горлу, он заговорил быстро, будто боялся, что его остановят и он не сможет сказать все, что должен.

– Если вы разведчики, то остерегайтесь! Мы специально здесь ночуем, чтобы предупредить вас… Андрей узнал, что бандеры охотятся за вами, это он точно знает, потому что слышал от самого Коршуна. Немцы Коршуну велели, и бандеры засели здесь…

Солдат слегка стиснул ему плечи, и Филипп остановился, будто конь, которого взяли в шенкеля.

– Что за Коршун и при чем здесь бандеровцы? – спросил. – Ну-ка, давай все по порядку.

Филипп шмыгнул носом, застеснялся, обтерся рукавом и рассказал то, что слышал от Андрея.

Солдат слушал, не перебивая, потом поднялся и погладил Филиппа по голове. Сказал, словно пожаловался:

– Не все слова твои я понял, но в основном ясно. Друзья твои пошли нас искать? Куда?

– К болотам.

– Это далеко?

– Версты четыре.

– Вот что, – решил солдат, – пошли!

Филипп оглянулся на Белку, что подошла совсем близко, и солдат понял его.

– О конях не тревожься, – успокоил, – здесь недалеко, расскажешь все лейтенанту. – Он взял парня за руку, будто боялся, что тот убежит, и пошел наклонившись, раздвигая плечом кустарники.

Лейтенант Бутурлак, выслушав Филиппа, помрачнел. Раскрыл планшет, подозвал мальчика.

– Карту понимаешь? – спросил.

– Нет, – покачал тот головой.

– Эх ты, а еще парень! – неодобрительно сказал лейтенант. – В каком классе учишься?

Филипп ответил, смутившись, будто виноват:

– Школы у нас нет…

Но Бутурлак уже понял свою ошибку. Глаза у него заблестели, похлопал Филиппа по плечу, пообещал:

– Не долго уже… Потерпи до осени. – Наклонился над картой. – Лесничество здесь помечено, а в нем, говоришь, засада? – отметил карандашом. – И здесь, где ручей…

– Они еще Змеиный яр стерегут. – Филипп тоже склонился над картой, стараясь что-то понять в линиях и значках. – Змеиный яр от Щедрого озера чуть ли не до Дубовой поляны. Мы ехали по нему, там бандеры тоже сидят.

– Змеиный яр – это, наверное, здесь… – Лейтенант провел на карте извилистую линию. – И много их там?

– Змей-то?..

– Да не змей! – нетерпеливо сказал Бутурлак. – Про бандеровцев спрашиваю.

– Мы видели двух, но еще есть…

– Почему так считаешь?

– В лесничестве в засаде не меньше пятерых, я сам туда ходил, и на ручье тоже. Андрейка слышал – четверо вас. Куда же двум против четырех?

– Логично. – Лейтенант покачал головой. – Все дороги перерезали, и остается болото.

– Не пройдете, – сказал Филипп, – там только мой отец ходит, он лесником был.