Текст книги "Мир Приключений 1990 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Анатолий Безуглов,Глеб Голубев,Сергей Другаль,Ростислав Самбук,Мадлен Л'Энгль,Валерий Михайловский,Марк Азов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 52 страниц)

Беспокойная натура Вольской-Валуа не могла смириться с тем, что Нина не замужем.

Застав племянницу взволнованной, с горящими глазами, Полина Семеновна поинтересовалась, что с ней происходит. Нина рассказала о Виленском и его приглашении.

– Знаем мы этих командированных, – попыталась охладить ее пыл тетка. – Кавалеры на неделю…

– Да что вы, тетя Поля! – воскликнула Нина. – Сергей Николаевич не такой… Серьезный, внимательный…

– Ты, голубушка, не обольщайся… Разведет с тобой шуры-муры, а придет время – помашет на прощанье ручкой, только его и видели. Даже имя твое забудет в своей Москве…

– А если у него серьезные намерения? – не сдавалась Нина. – Он мне говорил, что такой одинокий…

– Все они так начинают, – вздохнула бывшая жена трех мужей. – А вот как заканчивают…

– Выходит, мне следовало отказаться от прогулки? – с отчаянием произнесла Нина.

Тетка помолчала, подумала.

– Отказываться не надо, – вынесла она свое решение. – Только воли ему не давай. Приглядись хорошенько, что у него на уме. А там видно будет…

Нина надела свое лучшее платье, при помощи тети Поли сделала модную прическу, поколдовала с косметикой и в условленный час отправилась на место свидания.

Все было как в сказке – изумительное море, великолепный катер, цветы, фрукты, шампанское. Сергей Николаевич не сводил с Нины влюбленных глаз. Ухаживал не так, как современные молодые люди. Осторожно держал ее за руку и даже… читал стихи Ахматовой, Вознесенского и современных зарубежных поэтов.

Нина вернулась домой с охапкой пунцовых гладиолусов, очарованная встречей и опьяненная не то шампанским, не то легкой качкой, не то своим чувством к этому необыкновенному человеку. Она поведала обо всем Полине Семеновне в самых восторженных выражениях.

– Ну вот что, – выслушав племянницу, сказала тетка. – Пригласи-ка ты его к нам. Хочу сама посмотреть, каков твой Сергей Николаевич. У меня глаз – алмаз, ты сама знаешь…

– К нам? – испугалась Нина. – Его же надо принять как полагается!..

– Примем, – твердо заверила Полина Семеновна. – Я в свое время умела встретить гостей. И еще как!

– Боже мой! А где достать деликатесы? Не кормить же его котлетами…

– Ты говорила, что у тебя знакомый парень поет в ресторане…

– Антон? Это идея! В “Прибое” все есть!.. Виленский был приглашен в воскресный день.

Хлопоты начались с утра. Полина Семеновна сбегала на рынок, купила овощи, фрукты, свежую рыбу и птицу. Нина через Антона достала в ресторане “Прибой” – красную и черную икру, балык, крабы, семгу.

Вольская-Валуа, вспомнив приемы, которые она закатывала прежде, решила тряхнуть стариной. Из кухни доносились умопомрачительные запахи.

Нина штудировала книгу “О вкусной и здоровой пище”, чтобы поизысканней сервировать стол.

Посоветовавшись, тетка и племянница решились на кощунственный шаг – выставили коллекционный фарфор и хрусталь. Столовое серебро было тоже извлечено из сафьяновых футляров.

Чем ближе подходил намеченный час, тем сильнее волновалась Нина.

– Бог ты мой! – сокрушалась она, примеряя платья и не зная, на каком остановиться. – Надеть нечего! Сергей Николаевич, наверное, насмотрелся за границей… Нет, надо подновить гардероб! Только ума не приложу, как достать модные вещи.

– Ты уж постарайся, – советовала тетка. – Ничего не жалей! Как на бегах: на хорошего коня надо ставить все! Зато потом сорвешь куш – ого!

– Ну что вы, тетя Поля! – смутилась племянница. – Главное – чувство…

– Было бы у него в. кармане, – Вольская-Валуа хлопнула себя по карману фартука, – а уж чувство приложится. – И она положила руку на сердце…

Перед самым появлением Виленского раздался звонок в дверь.

Думая, что это Сергей Николаевич, Полина Семеновна, сняв фартук, пошла открывать дверь сама.

На пороге стоял здоровенный детина с огромной корзиной цветов.

– Мажарова тут проживает? – строго спросил он. Нина выскочила из комнаты в коридор.

– Я Мажарова…

– Мы из фирмы услуг “Заря”, – сказал парень.

Но прежде чем вручить цветы, он потребовал паспорт, потом попросил расписаться в получении.

– Какая прелесть! – восхищалась Нина, ставя розы в хрустальную вазу.

– Интересно, от кого? – спросила Полина Семеновна.

– Я уверена, что это Сергей Николаевич…

Тут Нина увидела среди листьев небольшой квадратик картона. На нем было четыре строчки:

 
Если нас восхищает роза
И птица, что гнездышко вьет.
Если нас восхищает роза.
Значит, древний не высох мед…
 

Подписи не было.

– Ну конечно же, это он! – воскликнула девушка. – Читал эти стихи мне на катере… Сергей Николаевич влюблен в поэзию…

– Неужели же есть на свете такие мужчины? – покачала головой Полина Семеновна. – Мне никто никогда не читал никаких стихов…

Она с завистью посмотрела на племянницу.

Снова позвонили в дверь. На этот раз появился Антон. Нина провела его в гостиную. Он осмотрел стол, присвистнул:

– Полный порядок!

Затем сел в кресло и просидел в нем безмолвно, пока не появился Виленский.

Приезд Сергея Николаевича возбудил любопытство соседей: еще бы, возле дома остановился большой черный лимузин, из которого вышел элегантный мужчина в великолепном светлосером костюме. Правда, по случаю жары пиджак Сергей Николаевич перекинул через руку.

Из открытых окон глазело несколько десятков пар глаз.

Московский гость отпустил шофера и направился к подъезду.

Он поцеловал руку Нине, вежливо кивнул Полине Семеновне, которая приняла у него пиджак и повесила в прихожей в шкаф.

С Антоном поздоровался, как со старым знакомым.

– Ну и ну! – улыбнулся Сергей Николаевич, оценив великолепие стола. – Русский размах. Западные люди встречают гостей очень скромно. Был я у одного англичанина-бизнесмена… Прямо скажем, не нищий. Фамильный особняк, “роллс-ройс”… А подали несколько сэндвичей… И все!

В дверях появилась Полина Семеновна с серебряным ведерком, в котором изо льда торчала бутылка шампанского.

– Прошу за стол, – пригласила Нина.

Видя, что Полина Семеновна не садится, Виленский спросил у нее:

– А вы?

– Спасибо. Дела на кухне, – ответила она и вышла. Сергей Николаевич вопросительно посмотрел на Нину.

– Тетя Поля у нас по хозяйству…

– Я так и подумал, – кивнул Виленский. – Простите, а где ваши родители?

– Они не любят бывать летом в Южноморске, – ответила, несколько смутившись, Нина. – Курортники, шум, суета…

Антон откупорил шампанское.

– Сергей Николаевич, вам слово, – сказал он, наполнив бокалы.

– Да, мы слушаем вас! – подхватила Нина.

– Ну разве можно отказать такой очаровательной хозяйке? – Виленский встал, подумал и прочувствованно продекламировал:

 
Ранним утром, о нежная, чарку налей.
Пей вино и на чанге играй веселей.
Ибо жизнь коротка, ибо нету возврата
Для ушедшей отсюда… Поэтому – пей.
 

– Здорово сказано! – воскликнул Антон.

– Да, – улыбнулся Сергей Николаевич, – хоть и восемь веков назад, но истинная поэзия не стареет…

– Тоже испанский поэт? – спросила Нина.

– Хайям… Персия.

Мажарова смутилась и, чтобы сгладить неловкость, поспешно подсунула Сергею Николаевичу тарелочку с осетриной.

– Не беспокойтесь, Ниночка, я сам…

– Ну, хорошо, чувствуйте себя как дома.

– Спасибо. Соскучился я по домашнему уюту, – с чувством произнес Виленский. – Я даже стал забывать, что это такое… Гостиницы, рестораны, самолеты… Калейдоскоп лиц, стран…

– Ух как здорово! – не выдержал Антон. – Так хочется повидать свет!

– Все имеет свои хорошие и дурные стороны, – произнес Виленский. – Кстати, не думайте, что там молочные реки и кисельные берега. Тысячи проблем. Возьмите хотя бы экологический кризис. В городах нечем дышать: смог. Дожили до того, что просто питьевая вода продается в бутылках в магазине, как у нас минеральная или лимонад. – Сергей Николаевич махнул рукой. – Впрочем, вы все это сами прекрасно знаете из газет и программ телевидения.

– Конечно, – кивнула Нина. – Но когда живой свидетель…

– Уверяю вас, это скучно…

– Все равно расскажите, – потребовала Нина. – Интересно…

– Ну о чем? Как один мадридский миллионер поселился в пещере? И что он охотится с первобытным луком? И носит вместо одежды шкуру?

– Во дает! – вырвалось у Антона. – Чокнутый, что ли?

– Вероятно, не без этого, – улыбнулся Сергей Николаевич.

– А кто же ведет его дела? – поинтересовалась Нина. – Или забросил все?

– Представьте себе, нет. Раз в месяц возвращается в город, в свой офис, дает нужные указания – и снова в пещеру… Или вот еще. Один лондонский бармен пролежал под землей в гробу шестьдесят один день…

– Неужели?! – ужаснулась Нина. – Для чего же?

– Реклама, – пожал плечами Виленский. – Двигатель бизнеса…

Полина Семеновна, которая стояла возле чуть приоткрытой двери, чтобы не пропустить ни слова из разговора за столом, вошла в комнату.

– Рыбу подавать? – обратилась она к Нине.

– Несите, – ответила та.

Воздали должное кулинарному искусству тети Поли – форель была выше всяких похвал, о чем Виленский не преминул сказать бывшей наезднице.

Антон снова заговорил о загранице. Сергей Николаевич признался, что там его охватывает ностальгия, и он каждый раз с радостью возвращается домой.

После рыбы была подана жареная курица. Потом – кофе. Сергей Николаевич попросил Антона спеть.

– Хорошо бы что-нибудь ваше, южноморское, – прибавил он.

– Сделаем! – весело откликнулся Ремизов. Настроив гитару, он запел.

Мелодия были игривая, Виленский развеселился.

– А что, недурно, – смеялся он. – Очень даже недурно.

В прихожей раздался звонок. Затем послышался женский голос и голос Полины Семеновны. Хлопнула входная дверь, и в комнату зашла тетка. Нина спросила, кто приходил.

– Крюкова, соседка, – буркнула Полина Семеновна. – Странные люди, все им нужно знать… Кофе еще сварить?

Не успела Нина ответить, как зазвонил телефон. Нина сняла трубку, потом благоговейно протянула ее Виленскому.

– Сергей Николаевич, вас…

– И тут нашли, – вздохнул он.

Он некоторое время отвечал по телефону “да” или “нет”, затем несколько раздраженно сказал:

– Замминистра не министр, может подождать… А машину пришлите к гостинице. – И положил трубку.

– Покидаете нас? – огорчилась Нина.

Сергей Николаевич посмотрел на часы и спокойно произнес:

– К сожалению, пора.

Уходя, Виленский со всеми сердечно попрощался, нашел теплые слова и для Полины Семеновны, сказав, что так вкусно готовила лишь его мама

Вольская-Валуа была покорена.

– Вот это мужчина! – сказала она, оставшись вдвоем с племянницей (Ремизов ушел вслед за Виленским). – Манеры, культура, обхождение – все как в прежние времена!

– Я же вам говорила, говорила! – радовалась Нина.

– Да, на современных вертопрахов он не похож, – подтвердила Полина Семеновна.

– Скажите, а как он ко мне, а? – допытывалась Нина. – Нравлюсь я ему?

– С одной стороны, цветы, ваша прогулка на катере… – Тетя Поля задумалась. – А с другой…

– Что с другой? – насторожилась Нина.

– Влюбиться в таком возрасте… – Вольская-Валуа покачала головой. – Тем паче в наше время. Девицы теперь такие распущенные. Если уж у нас в Южноморске такое творится, представляю, что делается в Москве! – Она помолчала. – Впрочем, в жизни всякое бывает. Не надо торопить события, милая. И действуй с умом. Не вздумай первая бросаться ему на шею. Дай надежду, обласкай…

– Ах, тетя Поля! Легко вам говорить! Ведь времени в обрез!.. Вдруг он завтра уедет?

Вольская-Валуа развела руками:

– Что поделаешь? Если у него серьезные намерения, скоро вернется… А сейчас давай убирать…

И пошла на кухню.

– Господи! – донесся вдруг из коридора ее голос.

Нина выскочила из комнаты. Полина Семеновна показала на стенной шкаф в прихожей.

На вешалке висел забытый Виленским пиджак.

– Как же это он! – воскликнула Нина.

– Голову ты ему вскружила, вот и забыл, – улыбнулась Полина Семеновна.

– Надо срочно отнести в гостиницу! – сказала Нина, снимая пиджак с вешалки и перекидывая через руку.

Вдруг из внутреннего кармана выпали какие-то книжечки и мягко шлепнулись на ковровую дорожку. Нина нагнулась, но Полина Семеновна опередила ее.

– Записная книжка с телефонами, – произнесла Вольская-Валуа. – Интересно, много в ней телефонов женщин…

– Тетя Поля, – запротестовала Нина, – это некрасиво!

– А красиво будет, если у него там, в столице, целый гарем? – сказала Вольская-Валуа, листая странички с фамилиями и телефонами. – А что, и в самом деле, кажется, человек порядочный. Посмотри, – протянула она записную книжку племяннице, но та смотреть не стала, хотя и сгорала от любопытства.

– Я верю Сергею Николаевичу, – как можно спокойнее заявила Нина.

– Да ты только взгляни, какие у него тут телефоны: вот Водолазов Семен Семенович – министр, а это Верхоянский – заместитель председателя комитета… Чувствуется масштаб… А это что такое? Ба, да это же его сберкнижка! – воскликнула тетушка. – Посмотрим, какие у него накопления.

– Тетя Поля! Неприлично…

– Неприлично, милая, воровать, – ответила тетка поучительным тоном. – А посмотреть… Надо же знать, ради чего стараться. Теперь-то он шишка. Впрочем, это ничего не значит. Говорят, министры и те получают всего семьсот рублей в месяц. В наше время это разве деньги? А если вдруг дадут по шапке?

– Как вы можете так говорить о Сергее Николаевиче? – возмутилась Нина.

– Все по земле ходим, – философски заметила Полина Семеновна. – Сейчас, милая, когда идет перестройка, погореть может каждый. И чем выше человек стоит, тем больнее ему падать. Но если человек умный… – Вольская-Валуа, охнув, протянула Нине раскрытую сберкнижку. – Да ты хоть одним глазком взгляни, дуреха! – осипшим голосом сказала бывшая жена директора цирка. – С ума сойти можно!

Нина наконец заглянула в сберкнижку. На текущем счету Виленского было семьдесят три тысячи пятьсот рублей. Сумма, как говорится, прописью.

– Ну, Нинка, – с трудом придя в себя от потрясения, произнесла Вольская-Валуа, – заполучишь такого мужа – считай, что родилась в сорочке. – И заворковала: – Книжечки положи в карман, пиджачок повесь. Да, да, милая, повесь. Словно мы до него и не дотрагивались… Когда спохватится, сам заедет…

Нина покорно повесила пиджак на вешалку.

За пиджаком заехал референт. На следующее утро. Зайцев извинился за беспокойство и передал Нине букет цветов от Сергея Николаевича, а также записку: “Дорогая Ниночка! Позвольте отныне называть вас так и пригласить сегодня на оперу “Травиата”. Мне забронированы места. Ради бога, если вы заняты, обижаться не буду. Ваш Сергей Николаевич”.

Текст был отпечатан на машинке, лишь свое имя Виленский написал от руки.

Как только Зайцев ушел, Нина бросилась искать Антона. Он сидел в погребке на Капитанском бульваре.

– Ну что, старушка, претензий нет? – весело спросил солист “Альбатроса”.

– Спасибо, Антоша, спасибо, дорогой, – совершенно искренне сказала Мажарова.

– Я-то сделал свое дело, а ты? – укоризненно произнес Ремизов.

– Погоди, Антоша, сделаю. Только мне сейчас…

– Нет, давай разберемся, – настаивал тот. – Обещала кадр – выкладывай! Кстати, я видел тебя в воскресенье с такой, синеглазенькой… В маечке “Адидас”. Подойдет!

– Вера? Рада бы, но место занято… Моряк-офицер.

– Замужем, что ли? – разочарованно протянул Антон.

– Пока нет, но…

– “Пока” не считается! – воспрянул духом Антон. – Морячки, сама понимаешь, приплывают и уплывают, а мы остаемся…

– Ладно, ладно, это мы обсудим… лотом… Ты мне вот как нужен! – провела она ребром ладони по горлу.

– Опять насчет деликатесов?

– Нет, другое. Понимаешь, срочно необходимы вещи…

– Джинсы?

– Господи, какие джинсы! Платье, туфли… Но чтоб самое-самое! Фирма затрат не пожалеет! Все нужно сегодня!

Ремизов присвистнул:

– Ну, ты даешь! Я же тебе не золотая рыбка! Требуется время… Надо встретить кой-кого из деловых людей…

– Антоша, миленький, выручай! – взмолилась Мажарова.

– Ладно. Антону сказали: надо, и Антон расшибется в лепешку, но сделает… Условие прежнее. Твой покорный слуга и та синеглазенькая блондиночка должны не позднее следующей субботы отправиться на яхте на пикник…

– Спасибо, Антончик! – обрадованно воскликнула Нина. – Я знала, что ты не подведешь.

– Да, – заметил солист “Альбатроса”, – если синеглазка боится качки, то у меня в городе есть отличная хата. “Джи-ви-си” – стерео, четыре колонки. Записи – полный атас…

Он допил свой бокал и вместе с Ниной покинул погребок.

– Топай, старуха, и жди, – сказал Ремизов на улице. – Жди. Если Фаина Петровна в Южноморске, ты сегодня же будешь одета, как звезда эстрады…

Вечером, когда раздался звонок в дверь и на пороге появилась женщина, отрекомендовавшаяся Фаиной Петровной, Нина подумала даже, что Антон прислал не того человека, который так был нужен ей.

Но стоило лишь Фаине Петровне выложить на стол целлофановый пакет, как Нина прямо-таки застыла на месте.

– Сорок шестой тебе, верно? – астматически продышала спекулянтка, вынимая платье из упаковки.

– Да, да, – прошептала Нина. Ее руки сами потянулись к платью.

Золотисто-зеленое чудо переливалось, играло тысячами искорок, словно было сотворено из кожи неведомого, сказочного змея.

– Фирма, – с невольным уважением сказала Вольская-Валуа и подавила вздох, вспомнив, какие наряды даривал ей второй супруг.

– Нога тридцать шесть, как мне сказали? – продолжала Фаина Петровна, вынимая из волшебной сумки коробку с красочным рисунком и надписью: “Саламандра”.

А в коробке…

Нина боялась взять в руки бежевую лодочку на высоком тонком каблуке, как будто это был башмачок Золушки.

– Высоковат каблук, – заметила Вольская-Валуа.

Заметила для того, чтобы хоть чем-то умалить достоинство вещей (а значит, и будущую баснословную цену) и умерить восторг племянницы (который не даст возможности эту цену сбавить).

– Что вы, тетя! – еле дыша от восхищения, проговорила Нина. – Самый шик!

– И сколько просите? – постаралась взять торг в свои руки бывшая наездница.

– Иди, дочка, прикинь на себя, – игнорировала вопрос Фаина Петровна.

И ее тусклые глаза прикрылись дряблыми веками, похожими на куриные.

Фаина Петровна была величайшим психологом. Она знала: стоит женщине надеть на себя красивую вещь – расстаться с ней она уже никогда не согласится. Сколько бы ей за это ни пришлось заплатить презренных бумажек.

Через пять минут Нина вошла на кухню. Вошла, как входит в тронный зал королева.

– Платье – четыреста, туфли – двести пятьдесят, – астматически прохрипела Фаина Петровна.

– Может, сбавите немного, любезная? – начала было ошеломленная Вольская-Валуа.

– Скинут тебе, дражайшая, на Загорянской барахолке, – без тени эмоций ответила Фаина Петровна. – Я вам по-божески… И только потому, что Антоша рекомендовал…

– Мы согласны, согласны, – торопливо сказала Нина, стрельнув в тетку недовольным взглядом.

– Ну и по рукам. Носи, дочка, на здоровье, – подобрела спекулянтка. – А это не интересует? Шанель.

Фаина Петровна достала из сумки изящную коробочку, которая золотилась так же, как платье на Нине.

Что и говорить, флакон знаменитых французских духов был тут же куплен за сто двадцать рублей…

– Ну и цены! Это просто кошмар, ужас какой-то! – никак не могла успокоиться Полина Семеновна, когда Фаина Петровна покинула квартиру.

– А что вы хотите? Теперь так! – ответила Нина, вертясь перед зеркалом. – За дефицит платят в пять – десять раз дороже, чем в магазине.

Раздался телефонный звонок. Нина бросилась к аппарату, думая, что звонит Виленский.

Но это был Ремизов. Он был серьезен, не такой, как всегда.

– Нинон, – сказал солист “Альбатроса”, – обижаешь…

– Кого? – удивилась девушка.

– Запомни: с Фаиной Петровной не торгуются.

– Это все тетя Поля, – виновато ответила Нина.

– Учти, Фе Пе – поставщица самых избранных домов. Так что, если впредь тебе понадобятся…

– Поняла, Антоша, поняла, – поспешно сказала Нина.

– Вот и умница. Чао!

– Чао!..

В назначенный час к дому, где жила Нина, подкатил на “ЗИЛе” Сергей Николаевич. В строгом темно-синем вечернем костюме.

Почти все жильцы дома, как по команде, высунулись из окон дома. Еще больше любопытных было, когда Виленский появился из подъезда, слегка поддерживая под руку Нину.

Она была неотразима в своем переливающемся на солнце платье и чудесных туфельках. Видно было, что волосы ее побывали в руках искусного мастера (двадцать рублей). Вечерний туалет дополнял кулон старинной работы.

Черный лимузин повез эффектную пару к зданию оперного театра, а весь дом еще долго не мог успокоиться, обсуждая это событие.

Сергей Николаевич во время спектакля больше смотрел на свою спутницу, чем на сцену, отчего Нина смущалась и краснела.

После оперы ужинали в ресторанчике на воде. С цыганами…

– Тетя Поля! Тетя Поля! – возбужденно говорила Нина, вернувшись домой. – Он меня любит! Честное слово, любит!..

– Что, уже предложение сделал? – всплеснула руками Полина Семеновна.

– Нет, до этого еще не дошло. Но я ведь чувствую! Вы бы слышали, какие он мне слова говорил!..

– Ладно, ладно, – примирительно кивнула Вольская-Валуа. – Но что он сказал конкретно?

– Что хочет познакомиться с моими родителями…

– А ты?

– Но ведь они же в Пацловске… Я так и ответила.

– А что, – заволновалась Полина Семеновна, – если уж разговор зашел о родителях… Кажется, дело действительно на мази… Ну, девка, ну, держись! – Вольская вдруг вздохнула глубоко и тяжело. – Небось выскочишь за Виленского и забудешь меня, старую… – Она шмыгнула носом.

– Вас?! Что вы такое говорите, тетя Полечка! – Нина обняла тетку и закружила по комнате. – Я возьму вас с собой в Москву!

– Спасибо и на том… А вообще ты решила правильно. Если хочешь зажить по-настоящему, надо уезжать в столицу. Там красота! Масштабы! И если уж положение, так положение.

– Тетя Полечка, – глядя ей в глаза, по-дочернему спросила Нина, – скажите, как мне вести себя дальше? Знаете, хочется, чтобы он решился поскорей…

Полина Семеновна предложила смелый, граничащий с дерзостью план – пригласить Виленского пожить у них.

– Вы что! Да он никогда не согласится! – замахала руками племянница.

– Попытка не пытка, – сказала бывшая наездница. – А уж если даст согласие, тут мы его и взнуздаем…

Как уже было сказано, обитателей солидного четырехэтажного дома на Молодежном проспекте очень интересовали визиты в квартиру Мажаровых представительного мужчины, приезжавшего на “ЗИЛе”. Но больше других интересовало происходящее Валентину Павловну Крюкову, жившую на первом этаже.

Валентина Павловна была натурой сложной, противоречивой. Но, как у всех людей, у которых желания возобладают над логикой и разумом, во всем многообразии их чувств доминирует одно, которому подчиняются все их жизненные силы. Таким чувством у Крюковой была зависть.

Она завидовала сослуживцам, попавшим в график отпусков в самое теплое время; завидовала женам, чьи мужья имели более высокое звание и зарплату, чем ее Юрий Алексеевич (она звала его Юликом); завидовала соседям, которые занимали двух– и трехкомнатные квартиры, тогда как ее семья прозябала (иначе она не говорила) в однокомнатной. Она даже как-то искренне позавидовала своим знакомым, имя которых упоминалось в газете “Вечерний Южноморск” по поводу того, что их сынишка, унесенный на лодке во время шторма в открытое море, был спасен. Пусть мальчик был на краю гибели, но зато слава по всему городу! А вот об ее Игоре, победителе смотра школьной художественной самодеятельности, ни одна газета не написала ни строчки! Где же справедливость?

Эти слова Крюкова чаще всего обращала к своему супругу – громоотводу и глушителю ее оскорбленного самолюбия.

Нужно подчеркнуть, что Юрий Алексеевич (Юлик) был создан природой так, что умел выдерживать натиски супруги. И не только ее.

Работал Крюков в институте, проектирующем ирригационные сооружения. Что греха таить, в институте этом (да и только ли в нем) на одного стоящего работника приходилось не менее семи бездельников. (Ох, и верна же русская пословица про тех, кто с сошкой, а кто с ложкой!) Так вот, Юрий Алексеевич был с сошкой. И пахал с утра до вечера. Кого посадить за самый срочный и невыгодный заказ? Крюкова. Кому в командировку куда-нибудь в раскаленную степь или в залитую осенними дождями хлябь? Конечно же, Юрию Алексеевичу. Дежурства в учреждении по праздникам тоже доставались ему. Крюков был из тех, кто неизменно занимал последнюю строчку в списках на улучшение жилплощади, получение путевок, премий, и числился в списке первым, если надо было отправиться на овощную базу, уборку картофеля или субботник.

При всех вышеперечисленных условиях Крюков сумел защитить кандидатскую диссертацию, воспитать неплохого сына и оставаться при этом неунывающим, добрым и отзывчивым человеком. Замечено, что именно на таких все держится. И работа, и семья.

Про работу мы уже сказали. А что касается семьи…

Пока он находился в Южноморске, все шло отлично. Любые попытки Валентины Павловны создать грозовую атмосферу он пресекал в корне. Но стоило кандидату технических наук отбыть в командировку (они, считай, отнимали половину его жизненного и календарного времени), как Крюкова пыталась сотворить что-нибудь такое, что, по ее мнению, должно было, наконец, помочь восторжествовать справедливости.

Взять, к примеру, жилищный вопрос. В отсутствие мужа Валентина Павловна как-то пошла к самому директору института и спросила в лоб: почему до сих пор одному из лучших сотрудников не предоставят, на худой конец, двухкомнатную квартиру, хотя Крюков мог по положению претендовать и на трехкомнатную?

Ошарашенный начальник удивился:

– Но Юрий Алексеевич никогда даже не заикался об этом! – И что-то отметил в своем блокноте.

Вернулся кандидат наук из очередной командировки, узнал о походе супруги к директору института и тоже задал ей вопрос в лоб:

– Кто тебя уполномочивал ходить с жалобами?!

Жена расплакалась.

Но Юлик был неумолим.

– Пойми же, Валя, – более мягко сказал он, – я терпеть не могу клянчить, жаловаться, просить… Пусть за человека говорят его дела. А уж как там решат – на их совести…

– Это ты не хочешь понять меня, Юлик, – отвечала жена. – Сколько можно ютиться в одной комнате? Игорю уже семнадцатый год… Да и не солидно. Стыдно перед знакомыми…

– Так у нас, считай, две комнаты…..

– Как две? – От удивления Крюкова даже огляделась вокруг.

– А кухня? – в свою очередь удивился Юрий Алексеевич. – Большая, светлая. Сыну там здорово! И где живем? В самом центре! Теперь ведь новые дома строят в тринадцатом микрорайоне… Хочешь жить у черта на куличках? Утром и вечером в автобус не втиснешься…

Валентина Павловна, вздохнув, согласно кивнула – муж тоже был прав.

– А на Сиреневой набережной строят дом-башню, девять этажей, – робко сказала она. – Лоджии в сторону моря… Там нельзя?

– Ого куда замахнулась! – присвистнул Крюков. – Не те мы с тобой птицы…

Один раз задуманное Крюковой дело удалось, но…

Как-то в доме зашел разговор о приобретении автомобиля (вести экономно хозяйство Валентина Павловна умела и ежемесячно откладывала кое-что на сберкнижку). Для нее приобретение “Жигулей” стало бы поводом кое-кому утереть нос. Для Юрия Алексеевича же этот вопрос был далеко не самым главным в жизни.

– Машину? – почесал он затылок. – Даже не знаю. Не думал… Вообще-то неплохо было бы, но как подумаешь: идти к начальству, просить, унижаться… – Крюков махнул рукой.

И вскоре отбыл в очередную степь, привязывать к местности очередной проект насосной станции.

Валентина Павловна же решила сделать мужу сюрприз.

И снова в кабинете директора института был задан вопрос в лоб:

– Почему ведущий специалист не может получить легковой автомобиль?

– Разве Юрий Алексеевич хочет иметь машину? – пуще прежнего удивился директор. – Так это запросто. Нам как раз выделили трое “Жигулей”.

На сей раз он не стал ничего чиркать в своем блокноте, а вызвал заместителя и дал указание поставить Крюкова первым на получение вазовского красавца.

Но торжество супруги было сорвано.

– Зачем нам машина? – грозно спросил кандидат наук, когда вернулся из степи с облупившимися от беспощадного солнца носом и ушами.

– Как зачем! – словно пораженная громом, воскликнула Валентина Павловна. – Ты же сам хотел!

– Откуда ты взяла?

– Но мы ведь обсуждали этот вопрос перед твоим отъездом!

– Это я так… Гипотетически… А ты снова пошла с жалобой!

Валентина Павловна многозначительно шмыгнула носом.

– Валя, – опять смягчился Юрий Алексеевич, – ты, как женщина, просто понятия не имеешь, что значит машина. Это добровольное закабаление себя в рабство. И к кому? К железке! Во-первых, гараж, во-вторых, запчасти, в-третьих – стать личным шофером всех наших родственников… Я уже не говорю о расходах на бензин и амортизацию. И еще. До твоей и моей работы – не более пятнадцати минут ходу… Я, между прочим, люблю ходить пешком… Полезно…

Короче, никакие доводы жены в пользу приобретения “Жигулей” не помогли. Одна только мысль, что придется, к примеру, доставать какие-нибудь шины через темных лиц (в автосервисе, а тем более в магазине запчастей в Южноморске их еще никогда в свободной продаже не было), приводила Крюкова в ужас.

Первая очередь на машину была отдана одному из молодых сотрудников института, который опрометью бросился в рабство к железке на четырех колесах…

В описываемое время в доме Крюковых сгущались новые тучи. Игорек окончил школу и подал заявление в Южноморский университет. Самый престижный вуз в городе.

– Надеюсь, ты все сделаешь, чтобы Игорь поступил? – с вызовом спросила Юрия Алексеевича жена.

– Я уже все сделал, – ответил муж.

– Ты говорил с Журавским? – обрадовалась Валентина Павловна.

– С Журавским я не говорил и не буду говорить, – отрезал Крюков.

Журавский был декан факультета и бывший сослуживец Юрия Алексеевича.

– Так что же ты тогда сделал? – трагическим контральто произнесла Валентина Павловна.

– Передал нашему сыну любовь к науке – раз…

Последовал глубокий вздох жены.

– Научил его трудолюбию – два…

Последовал еще более глубокий вздох.

– Воспитал его честным и порядочным – три. Этого мало?

– В наше время – даже очень мало! – парировала жена. – Блат или деньги – вот чем можно взять любую крепость! Подумай, что будет, если Игорька срежут на экзаменах!

– Чушь! Если он достоин – пройдет.

– Я узнавала: на приемных экзаменах по математике всегда свирепствует какой-то Гаврилов… Ты его не знаешь?

– Не знаю и знать не хочу…

– Но ведь, если Игорек не поступит, это армия! – в ужасе заломила руки Валентина Павловна.

– Армия так армия. Хорошая жизненная школа…

Некоторое время Крюкова молчала. Затем бросила в лицо мужу:

– Идеалист несчастный!

Были слезы, была истерика. Но это на Юрия Алексеевича не подействовало. Он уехал на строительство важного ирригационного объекта, в проект которого надо было срочно внести коррективы.

– Валентина, – сказал Крюков на прощание, – прошу тебя, ни в коем случае не ходи к Журавскому. У старикана железные принципы. Ты только испортишь мои с ним отношения.