Текст книги "Мир Приключений 1990 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Анатолий Безуглов,Глеб Голубев,Сергей Другаль,Ростислав Самбук,Мадлен Л'Энгль,Валерий Михайловский,Марк Азов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 52 страниц)

– Ты сам знаешь, что не ведьма! – сказал Кэльвин. – Просто у них такая игра. Так, может быть, им легче побороть страх во Мраке.

– Вот именно – во Мраке, – подхватил Чарльз. – Они предпочитают жить во Мраке, чем предоставить миру разумно организоваться.

Мэг яростно замотала головой.

– Врешь! – крикнула она. – Я знаю, наш мир несовершенный, но он лучше этого. Разве можно решать все, как это сделали здесь?! Нет!

– Здесь никто не страдает, – продолжал Чарльз нараспев. – Нет несчастных!

– И счастливых тоже! – вставила Мэг. – Ведь пока человек сам не переживет свое несчастье, он не знает, что такое счастье. Кэльвин, я хочу домой!

– Мы не можем бросить Чарльза, – ответил Кэльвин. – И надо найти твоего отца, Мэг. Но вы с миссис Которой были правы: это и есть Мрак.

Чарльз Уоллес с презрением покачал головой.

– Пошли. Мы теряем время, – приказал он и двинулся по коридору, продолжая: – Как все-таки ужасно быть низшим существом!

Он ускорил шаг, и Мэг с Кэльвином едва за ним успевали.

– Загляните сюда, – сказал он и поднял руку.

За прозрачной стеной они увидели комнату. Там маленький мальчик играл в мяч. Он ритмично ударял по мячу, и стены комнаты пульсировали в такт ударам. Каждый раз при ударе мячика об пол мальчик вскрикивал от боли.

– Мы встретили этого малыша утром. Он играл не так, как все, – с возмущением сказал Кэльвин.

Чарльз Уоллес снова гадко захихикал:

– Время от времени появляются нарушения в координации, но с этим легко справиться. После сегодняшнего мальчику вряд ли захочется отличаться от всех. Вот мы и пришли.

Он быстро подошел к стене, сделал ее прозрачной, и они увидели комнату, вернее, камеру. В центре стояла круглая прозрачная колонна, а внутри нее замер человек.

– Папа! – закричала Мэг.

Глава IX
САМ

Мэг бросилась к пленнику колонны, но ударилась о невидимую, прозрачную стену.

Кэльвин подхватил ее.

– Осторожнее, – сказал он. – На этот раз через нее не пройдешь. Стена твердая и прозрачная.

От радости у Мэг так кружилась голова, что она не ответила. Она даже боялась, что ее от волнения вырвет или она потеряет сознание. Чарльз Уоллес снова рассмеялся чужим, злорадным смехом, и, злясь на него, она справилась со своей слабостью. Ее милый, дорогой Чарльз Уоллес никогда бы не рассмеялся, если бы она ушиблась. Обычно он подбегал к ней, обнимал ее за шею и прижимался мягкой щекой, чтобы успокоить. А этот оборотень Чарльз Уоллес злорадствовал. Она отвернулась от брата и посмотрела на папу в колонне.

– Папа, – прошептала она с тоской, но человек не шевельнулся и не посмотрел в ее сторону.

Его очки в толстой оправе, с которыми он никогда не расставался, куда-то исчезли, а глаза сосредоточились на чем-то внутри себя, будто он глубоко задумался. У него отросла длинная, шелковистая борода с проседью. Волосы тоже отросли без стрижки, хотя и не были такими же длинными, как на снимке в Кейп-Канаверал. Они были зачесаны назад, открывая высокий лоб, и падали на плечи, как у героев прошлого века или у моряка, потерпевшего кораблекрушение. Но все равно, несмотря ни на что, это был ее папа, ее любимый папа!

– Фу! Какой он неряшливый! – ехидно заметил Чарльз Уоллес.

– Это же наш папа, Чарльз! Папа, понимаешь?!

– Ну и что?

Мэг отвернулась от него и протянула руки к колонне.

– Он нас не видит, Мэг, – мягко сказал Кэльвин.

– Но почему? Почему?!

– Это как в дверной глазок: изнутри видно, а снаружи – ничего. Мы его видим, а он нас нет.

– Чарльз! – взмолилась Мэг. – Пусти меня к папе!

– Зачем? – спросил Чарльз безмятежно.

Мэг вспомнила, что Чарльза можно привести в чувство, если сбить его на-пол и он ушибется, поэтому она решила броситься на него. Но реакция Чарльза оказалась необыкновенно быстрой – он сильно ударил ее в поддых. Беспомощно глядела девочка на брата. Там была камера и прозрачная колонна с отцом. Придя в себя, она ничего не сказала ему, а стала с отчаянием смотреть на прозрачную колонну с отцом. Он был так близко и так одновременно далеко. Он замер там неподвижно, словно вмерз в лед, и от страдания, написанного у него на лице, сердце Мэг сжалось.

– Ты говорила, что хочешь помочь папе? – раздался сзади бесцветный голос Чарльза Уоллеса.

– Да. А ты? – обернулась к нему Мэг.

– Разумеется. Затем мы и прибыли сюда.

– Так что же мы будем делать? – Мэг старалась говорить дружелюбно, таким же бесцветным голосом, как и Чарльз, но ее слова звучали натянуто.

– Ты должна последовать моему примеру и слиться с Самим, – сказал Чарльз Уоллес.

– Нет.

– Значит, ты не так уж хочешь помочь папе.

– Если я стану идиоткой, папе от этого лучше не будет.

– Ты должна поверить мне на слово, Маргарет, – увещевал ее холодный, рассудительный голос. – Сам хочет контакта с тобой, и он его добьется. Не забывай, что я теперь тоже часть Самого. Ведь я никогда бы не присоединился к Самому, если бы он был неправ.

– Кэльвин, неужели это может спасти папу? – судорожно спросила Мэг.

Но Кэльвин сконцентрировал всю свою волю на Чарльзе Уоллесе и не обратил на нее никакого внимания. Он уставился в безбрежную голубизну его глаз и шептал слова миссис Кто.

На секунду Чарльз Уоллес прислушался. Потом дернул плечами и отвернулся.

– Перестань на меня пялиться! – буркнул он.

Тяжело дыша от волнения, Кэльвин продолжал буравить Чарльза Уоллеса глазами:

– Ты похож на духа Ариэля из Шекспировской “Бури”, Чарльз! Его взяла в плен злая колдунья и заточила в расщелине сосны. Ты тоже заколдован, и я могу тебя освободить. Смотри мне в глаза, Чарльз. Вернись к нам.

Чарльза сотрясло. Страстный призыв Кэльвина проникал в самое сердце:

– Вернись, Чарльз! Вернись к нам!

Чарльз снова содрогнулся, и вдруг невидимая рука бросила его на пол, оторвав от взгляда Кэльвина. Чарльз Уоллес сидел на полу и всхлипывал не по-детски, а как затравленный зверек.

Кэльвин покачал головой:

– Чарльз почти совсем было вернулся. Я его почти вытянул, – закричал Кэльвин.

– Кэльвин, – попросила Мэг, – лучше попробуй пробиться к папе.

– Как?

– Попробуй мысленно рассказать ему про расщелину сосны и духа Ариэля… Ведь папа самый настоящий пленник. Ему хуже, чем Чарльзу. Смотри, как ему плохо в этой колонне. Освободи его, Кэльвин.

– Я не знаю, что делать, Мэг, – устало отозвался Кэльвин. – Я не знаю, как попасть в эту колонну. Нет, Мэг, они слишком многого от нас хотели.

“Очки миссис Кто! – вдруг осенило Мэг. – Миссис Кто приказала использовать очки, когда другого выхода не будет, как соломинку. Это время пришло”.

Она засунула руку в карман. Легкие очки холодили руку и успокаивали.

– Отдай мне очки! – повелительно выкрикнул Чарльз Уоллес и бросился на нее.

Она едва успела снять свои очки и надеть очки миссис Кто, как на нее налетел Чарльз. Он поломал дужку волшебных очков, пытаясь сорвать их с Мэг. Но она метнулась к прозрачной стене камеры и в одно мгновение прошла сквозь стену к колонне, где был папа. Дрожащими пальцами она поправила очки миссис Кто и положила свои в карман.

– Отдай очки сейчас же! – злобно закричал Чарльз Уоллес, очутившийся рядом с ней около колонны.

Один Кэльвин остался за прозрачной стеной в коридоре и беспомощно барабанил в нее кулаками.

Мэг лягнула ногой Чарльза Уоллеса и влетела в колонну. Она почувствовала, что прорывается сквозь ледяной мрак. Но вот он позади.

– Папа! – крикнула она и очутилась в отцовских объятиях.

Этой минуты она ждала задолго до того, как миссис Которая вовлекла их в путешествие, до того, как перестали приходить от папы письма, до того, как люди стали болтать бог знает что о Чарльзе Уоллесе, а мама предалась горю и отчаянию. Теперь, с этой минуты, все будет хорошо.

Прижавшись к отцу, она чувствовала только безграничное счастье. Как спокойно и радостно почувствовать надежное кольцо папиных рук и его силу, вселяющую уверенность!

Она всхлипнула:

– Папа! Папочка!

– Мэг! – радостно воскликнул изумленный отец. – Мэг, что ты здесь делаешь? Где мама? Мальчики?

Она поглядела в камеру и увидела Чарльза Уоллеса с искаженным злобой лицом. Она снова прижалась к папе. Не было времени радоваться, объяснять, поговорить.

– Нам надо быстро вернуться к Чарльзу Уоллесу, – сказала она твердо.

Добрые отцовские руки трогали лицо Мэг, и вдруг, к своему ужасу, она поняла, что он ничего не видит. В панике она заглядывала в его голубые глаза.

– Папа! – крикнула она. – Ты меня видишь?! Папа!

– Нет, Мэг.

– Но, папа, я тебя вижу! – И вдруг поняла все. Она быстро сняла с себя очки миссис Кто, очутилась в кромешной мгле и ощупью надела очки отцу. – Надень, папа. Это не мои. Это очки миссис Кто, – бормотала она при этом. – Теперь ты видишь?

– Вижу, – ответил он. – Стена стала прозрачной. Я даже замечаю, как перегруппировываются атомы. – В его голосе зазвучали прежние восторженные нотки, как обычно, когда он делал какое-нибудь открытие. С такой интонацией он рассказывал что-нибудь маме вечерами дома, когда у него был удачный день. – Чарльз! – вдруг крикнул он. – Чарльз Уоллес! Что с ним, Мэг? Это ведь Чарльз?

– Сам захватил его, папа, – объяснила Мэг. – Он согласился, чтобы его втянули. Ему надо помочь, папа!

Мистер Мюррей задумался.

– Мэг, я здесь в тюрьме уже…

– Это ерунда, папа! Попробуй пройти через стену. Я же прошла. Может быть, помогут очки! Попробуй.

И она почувствовала, что осталась одна в колонне. Она повела вокруг руками. Кругом были лишь гладкие, холодные стены. Неужели она осталась совсем одна среди этого мрака и молчания? Издалека донесся голос отца:

– Я иду за тобой, Мэг!

Как странно ощущать, что атомы стен раздвигаются и пропускают к ней отца.

– Обними меня за шею, Мэг, – сказал мистер Мюррей. – Прижмись покрепче. И ничего не бойся.

Он взял ее на руки, и девочка обхватила его шею. Теперь, без волшебных очков, она чувствовала ту же липкость, холод и мрак, как при пересечении околопланетного пространства Камазота. На мгновение ей показалось, что силы мрака отрывают ее от отца. Она пыталась крикнуть, но в этом ледяном пространстве звук не распространялся. Только отец крепче прижал ее к себе, и она судорожно вцепилась в него… Мэг твердо знала, что, пока ее держит на руках папа, она в полной безопасности.

И вдруг стена колонны пропустила их. Теперь они стояли в камере, в центре которой высилась кристально прозрачная, но пустая колонна.

Мэг с удивлением отметила, что фигуры отца и Чарльза остаются расплывчатыми. Спохватившись, она надела свои очки, и все стало на свои места.

Чарльз Уоллес раздраженно постукивал ногой по полу.

– Сам не доволен, – сказал он.

Мистер Мюррей поставил Мэг на пол и присел перед мальчиком.

– Чарли, – сказал он с нежностью, – Чарльз Уоллес.

– Что вам угодно?

– Я твой папа, Чарли. Посмотри на меня.

Бледно-голубые глаза мальчика застыли, глядя отцу в лицо.

– Привет, папа, – сказал он пренебрежительно.

– Это не настоящий Чарльз! – закричала Мэг. – Папа, наш Чарльз Уоллес совсем не такой. Сам его захватил!

– Да, – устало согласился мистер Мюррей. – Понимаю. – Он протянул руки: – Чарли, иди ко мне, мальчик!

“Сейчас папа все исправит, – подумала Мэг. – Сейчас все станет хорошо”.

Но Чарльз не двинулся с места. Он стоял в нескольких шагах от папы и смотрел в сторону.

– Посмотри на меня, – приказал мистер Мюррей.

– Нет, – отрезал мальчик. Голос мистера Мюррея охрип:

– Когда говоришь с отцом, потрудись добавлять слово “папа” или “сэр”.

– Кончай это, папа, – холодно отозвался Чарльз Уоллес, тот самый мальчик, который на Земле был очаровательным, непонятым. – Ты, папа, здесь никто.

Мэг заметила Кэльвина, молотившего кулаками в прозрачную стену камеры.

– Кэльвин! – закричала она.

– Он тебя все равно не слышит, – сказал Чарльз, состроил рожу Кэльвину и показал язык.

– Кто такой Кэльвин? – спросил мистер Мюррей.

– Это… – начала Мэг, но ее бесцеремонно прервал Чарльз Уоллес:

– Придется отложить объяснения. Нам пора идти.

– Куда?

– Нас вызывает Сам.

– Нет, – сказал мистер Мюррей. – Ты не имеешь права вести туда сестру.

– Неужели?

– Не имеешь! Ты мой сын, Чарльз, и тебе придется подчиниться моему приказу.

– Но он совсем не Чарльз! – снова закричала Мэг. Почему же отец никак не поймет этого? – Чарльз совсем не такой!!! Это Сам говорит через Чарльза. Он его просто околдовал.

– Когда я вас покинул, он был совсем крохой, – тихо ответил мистер Мюррей.

– Опять взялась за сказки, – пробурчал Чарльз.

– А ты знаком с Самим? – спросила Мэг папу. – Ты его видел?

– Да, Мэг, видел. – И его голос снова зазвучал устало. Он повернулся к Чарльзу Уоллесу: – Ты ведь понимаешь, что твоя сестра не выдержит?

– Это точно, – равнодушно ответил Чарльз.

– Папа, – умоляла Мэг. – Не говори с ним, как с настоящим Чарльзом Уоллесом. Лучше спроси обо всем Кэльвина. Он все тебе расскажет.

– Пошли, – приказал Чарльз Уоллес. – Нам пора.

Он протянул руку и вышел через стену камеры. Мэг и мистеру Мюррею ничего не оставалось, как последовать за ним. Как только они очутились в коридоре, Мэг подвела отца к Кэльвину:

– Кэльвин! Это папа!

Взъерошенный Кэльвин обернулся к ним. Бледное лицо, оттененное волосами, сморщилось, и ярко проступили веснушки.

– Потом представишь, – сказал Чарльз Уоллес. – Сам не любит ждать.

Он пошел по коридору, и с каждым шагом его походка становилась все более механической. Все двинулись за ним, стараясь не отставать.

– Отец знает о наших старушках? – спросил Кэльвин.

– Не было времени поговорить. Все так ужасно!

Отчаяние придавило Мэг ледяным камнем. Она так верила, что с появлением папы все станет хорошо. Исчезнут все страхи. С нее свалится тяжкий груз ответственности.

И вместо такого долгожданного счастливого конца они просто тонут в несчастьях.

– Он никак не поймет, что с Чарльзом, – прошептала она Кэльвину, расстроенно глядя в спину отца.

– А куда мы направляемся? – спросил Кэльвин.

– К Самому. Я совсем не хочу туда, Кэльвин! Я не могу! – Она остановилась, но Чарльз Уоллес не замедлил своего деревянного марша.

– Мы не можем оставить Чарльза одного, – сказал Кэльвин. – Старушкам это не понравилось бы.

– Но они нас предали! Они затолкали нас в эту дыру и бросили!

Кэльвин удивленно посмотрел на Мэг.

– Можешь не ходить. Можешь сдаться, а я пойду с ними. – И он поспешил за мистером Мюрреем и Чарльзом.

– Я совсем о другом, – начала Мэг, догоняя его.

В эту минуту Чарльз остановился, поднял руку, и перед ними открылся лифт с его зловещим желтым светом. У Мэг сразу екнуло под ложечкой, но она крепилась.

В молчании они вышли из лифта и пошли за Чарльзом Уоллесом по бесконечным коридорам, в молчании они вышли за ним на улицу. Позади осталось мерцающее здание Мозгоуправления.

Мэг шла и молила про себя отца: “Ну пожалуйста, сделай что-нибудь! Помоги! Спаси нас!”

Они завернули за угол. В конце улицы возвышалось странное куполообразное здание. Стены ритмично вспыхивали багровым светом. Серебристая крыша так же ритмично пульсировала яркими вспышками. Излучаемый свет не был ни теплым, ни холодным, но казалось, каждая вспышка захватывала что-то живое. И Мэг поняла, что внутри этого здания их ждет Сам.

Они пошли медленнее, и с каждым шагом вспышки все больше завладевали людьми, притягивали, окутывали. Внезапно они очутились внутри.

Вокруг Мэг бился мощный пульс. Он бил не только извне, но и внутри ее, словно ее сердце и легкие стали пульсировать в такт чужой воле, чужому ритму. Так было в школе, на занятиях бойскаутского кружка, когда они проходили первую помощь утопающим и могучая вожатая показывала на Мэг, как делается искусственное дыхание: вдох, выдох, вдох, выдох; и ее сильные руки ритмично сдавливали и отпускали грудную клетку Мэг.

Она задержала дыхание, стараясь ощутить собственный пульс, но чужой ритм был сильнее. На мгновение она потеряла из виду своих спутников, перестала видеть и слышать. Она пыталась только найти собственный ритм, преодолеть чужую волю, не упасть, не потерять сознание. Зал поплыл, растворяясь в багровом свете.

Потом все вдруг восстановилось, она задышала нормально и смогла оглядеть этот огромный круглый зал под куполом. Он был совсем пустой, если не считать круглого возвышения в центре и чего-то, что пульсировало на нем. Мэг ощущала, что захватывающий пульс исходит именно оттуда. Она попробовала шагнуть вперед. Страха больше не было. Все пропало – не было Чарльза Уоллеса. Папа нашелся, но ничем не смог им помочь. Ее дорогой папа стал худым, изможденным, с длиннющей бородой, а главное, он не был всемогущим. Разве могло быть что-нибудь страшнее этого?

Подойдя к возвышению, Мэг наконец поняла, что на нем лежало.

Голый мозг. Громадный мозг, отвратительный, наводивший ужас своими гигантскими размерами. Живой мозг, который пульсировал и двигался, пленял и приказывал. Понятно, почему его называли Сам. Он был омерзительным созданием. Такое могло лишь присниться в кошмарном сне.

Сам был мозгом.

Но Мэг не боялась его.

Она оглянулась на Чарльза Уоллеса. Он стоял лицом к Самому с приоткрытым ртом, хлопая в такт мозгу пустыми голубыми глазами. От этих тупо пульсирующих век на круглом родном лице Чарльза Уоллеса Мэг похолодела с ног до головы.

Она взглянула на папу. Он был все еще в очках миссис Кто и крикнул ей:

– Не сдавайся, Мэг!

– Ни за что, – отозвался Кэльвин. – Мэг, помогай!

Под куполом царила тишина, но надо было кричать изо всех сил, чтобы услышать друг друга. Везде, отовсюду тебя захватывал ритм мощного пульса, ему подчинилось ее сердце, ее дыхание – снова перед глазами поплыло багровое зарево, и она почувствовала, что теряет сознание и попадает в полную зависимость от Самого.

Миссис Что дала ей “силу ее недостатков”.

Какие же из них самые большие? Вспыльчивость, нетерпеливость, упрямство. Да, надо спасаться ими.

Громадным усилием воли она вздохнула вопреки пульсу Самого. Но он был могущественным, и каждый раз, как она выбивалась из его ритма, он железной хваткой сжимал ее сердце.

И тут она вспомнила, как Чарльз Уоллес читал детские стишки.

– “Пусси-кэт; Пусси-кэт, где ты была!..” – завопила она истошно…

Плохо. Слишком ритмичны детские стихи. Они сразу попадали в такт с пульсом Самого.

Как начинается Декларация независимости? Ведь она совсем недавно, зимой, учила ее просто так, для себя, не для школы.

– “Мы считаем, что истина очевидна! – закричала она. – Все люди были созданы равными…”

Она почувствовала, как Сам вплотную придвинулся к ней, охватил ее, сжал до боли ее мозг.

К ней обратился Чарльз Уоллес, вернее, Сам через Чарльза:

– Именно так мы и живем на Камазоте. Все абсолютно равны. Все совершенно одинаковые.

На секунду она сбилась с мысли. Но потом поняла и закричала:

– Нет! Одинаковые и равные – это не одно и то же!!!

– Умница, Мэг! – крикнул папа.

Но Чарльз Уоллес продолжал, словно никто ничего не возразил ему:

– На Камазоте все равны. На Камазоте никто не выделяется.

Но доказательств он не привел и не ответил на ее возражение, значит, надо придерживаться избранного пути.

– Одинаковые и равные – не одно и то же! – повторила она.

Сам потерял над ней власть на минуту. Но почему?

Ведь она понимала, что ее слабый мозг не чета этому бестелесному гиганту, пульсировавшему на круглом возвышении. Ее передернуло от отвращения, стоило ей поднять глаза на Самого. В школьной лаборатории хранился в формалине мозг, и старшеклассники перед поступлением в колледж проходили его на уроках, вынимали его и исследовали. Мэг же чувствовала всегда, что ни за что не сможет дотронуться до него. А сейчас она мечтала о том, чтобы у нее в руках оказался скальпель, чтобы всадить и раскромсать это чудовище до самого мозжечка.

Слова Самого зазвучали прямо внутри ее:

– Разве ты не понимаешь, что, уничтожив меня, ты убьешь собственного брата?

Неужели, если уничтожить этот мозг, погибнут все жители Камазота, захваченные им? Неужели все жизни зависели от Самого? Неужели их никак нельзя спасти?

Она почувствовала, что Сам снова завладевает ею.

Сквозь багровую муть она едва услышала крик отца:

– Читай периодическую таблицу элементов, Мэг!

Она сразу вспомнила зимние вечера, когда она с помощью отца перед камином учила периодическую таблицу.

– Водород, гелий, – послушно начала она. “Надо все время помнить об атомном весе… Что же дальше?” – Литий, бериллий, бор… – Она кричала названия элементов, обращаясь к отцу, отвернувшись от Самого. – Натрий! Магний! Алюминий!

– Слишком ритмично! – перебил отец. – Давай лучше извлеки корень из пяти!

На мгновение ей пришлось сосредоточиться. Удалось! Береги мозг, Мэг! Не отдавай его Самому.

– Корень квадратный из пяти будет две целые и двести тридцать шесть тысячных, – торжествующе прокричала она. – Потому что если мы умножим 2,236 на 2,236, то мы получим пять!

– Корень из семи?

– Из семи! – беспомощно повторила она и замолчала.

Она не могла сосредоточиться. Сам захватывал ее мозг и не давал собраться с мыслями, не помогала даже любимая математика. Вот-вот ее втянет в себя эта громадина, и она станет его частью.

– Тессируйте, сэр!!! – услышала она крик Кэльвина сквозь багровую пелену. – Тессируйте!

Отец схватил Мэг за руку, последовал мощный рывок, который, казалось, переломал каждую косточку в ее теле, навалился бездонный мрак тессеракта.

Миссис Что, Кто и Которая умели тессировать, но мистер Мюррей не имел даже представления о тессеракте. Мэг почувствовала, что ее разрывает на части неведомая сила, и от страшной боли она потеряла сознание.