Текст книги "Мир Приключений 1990 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Анатолий Безуглов,Глеб Голубев,Сергей Другаль,Ростислав Самбук,Мадлен Л'Энгль,Валерий Михайловский,Марк Азов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 52 страниц)

…Бутурлак, заглянув в корзину, покачал удивленно головой:

– Ну и ну! – Вытащил гриб-великан, поднял над головой – еще немного, и был бы зонтик. – Такой и на сковородку жалко класть.

– Ничего, – пообещал Андрей, хотя и не совсем уверенно, – еще найдем, у нас это не диво!

Лейтенант стал чистить картошку, Андрей нарезал полную сковородку грибов и только после этого рассказал про очередь из “шмайсера” и убитую косулю.

Бутурлак слушал молча и, лишь расправившись с картошкой, поставив чугунок на плиту и обтерев руки, лишь тогда попросил:

– Познакомь меня с вашим директором.

– А я пригласил его к нам на завтрак, он тоже грибы любит.

– Вот это хорошо. И еще такое дело: в селе есть оружие, не слышал?

– Конечно, есть. Два карабина у Богдана Вербицкого, свой и убитого Шелюка, да еще в сельсовете…

Бутурлак оборвал его нетерпеливым жестом:

– Не об этом спрашиваю! Если у мальчишек поискать, что-нибудь найдем?

– Но ведь был строгий приказ о сдаче оружия, я сам отнес автомат!

– Это я знаю! – Какая-то хитринка появилась в глазах лейтенанта. – Но ведь, думаю, что-то и осталось?

– Должно быть, – согласился Андрей.

– Нужны два – три “шмайсера”. И гранаты. Побольше гранат.

– С гранатами трудно, – ответил Андрей, будто с другим оружием вопрос был решен. – Гранатами рыбу глушат.

– Значит, так: после завтрака мы с вашим директором немного потолкуем, а ты пройдись по селу – выясни обстановку.

На месте сожженной рыбацкой хижины стоял стожок сена. Антон Иванович все время собирался построить новую хатку, но сельсоветовские и другие хлопоты совсем не оставляли времени: он едва выкроил несколько часов, чтобы скосить приозерный лужок, а уже Филипп и Сергейка сами подсушили сено и сложили его в стог, – накосить еще два таких, и корова на зиму будет обеспечена кормом.

Мальчикам не хватало рыбацкой хижины: как-то уж повелось, что принадлежала она больше им, чем отцу. Здесь хранился весь их немудреный скарб, начиная от различных приспособлений для рыбной ловли и кончая одним из двух стареньких кожухов; хижина была и крепостью, и местом разных игр, и все острожанские мальчишки завидовали Демчукам – еще бы: иметь хижину, да и где – на берегу озера!

Теперь, когда хижины не было, место это обезлюдело, но все же Филипп и Сергейка считали его самым лучшим для купания и с удовольствием плескались на прогретом солнцем мелководье. Да и красноперка брала здесь неплохо.

Сергейка забрасывал и забрасывал удочку, уже наловил полсадка, но никак не мог остановиться; какая-то рыбацкая ненасытность овладела им, не заметил даже, как из-за леса выползла черная туча и хлынул ливень.

Гроза не очень испугала Сергейку – он не был человеком легкомысленным и заранее позаботился об укрытии: сделал в стогу лазейку, которая вела в маленькую уютную пещерку – здесь можно было пересидеть любую непогоду, а спалось лучше, чем дома: там отец высвистывал носом такие рулады, что хоть ноги уноси, а в стоге лишь изредка шуршали мыши да неподалеку в густых камышах квакали нахальные озерные лягушки.

Когда упали первые дождевые капли, Сергейка сразу же смотал удочку и, оставив садок с рыбой в камышах, полез в свое убежище. Прикрыл сеном лаз, чтобы не затекала вода, да так было и уютней: лежишь на мягком сене в темноте, слушаешь, как бесконечными потоками льет дождь на землю, и думаешь о своем – сладко и приятно. В такие минуты, кажется, нет преград для исполнения всех твоих желаний. А желаний у Сергейки было много, а самое заветное из них – научиться играть на рояле.

На том самом лакированном черном “Беккере”, который привез когда-то в Острожаны Северин Романович Жмудь и который стоял сейчас в той же комнате, переоборудованной в школьный зал.

В первые дни после того, как Северин Романович, нагрузив полные подводы всяким добром, подался следом за немецкими войсками, его дом под железной зеленой крышей опустел; мальчишки повыбивали стекла и залезли в комнаты, тарабанили по клавишам кому не лень, чуть ли не бегали по ним босиком…

Потом в село возвратился Демчук, он взял на учет остатки вещей Жмудя и забил окна досками.

А Петр Андреевич Ротач, приняв дом Жмудя под школу, как-то привез в Острожаны из города настройщика – глубокого старика, который колдовал над инструментом целый день.

Сергейка весь этот день просидел рядом со стариком, и не было для него более значительного человека на свете, чем этот седобородый дед. Ведь Петр Андреевич сказал недаром: единственный специалист на всю область.

Старик был молчаливым, и за день они не перемолвились ни словом. Когда на дворе легли первые вечерние тени, он собрал весь свой инструмент и пробежал пальцами по клавишам – легко, быстро. Рояль отозвался звучно, сильно – дед только крякнул удовлетворенно. Оглянулся и поманил пальцем Сергейку; тот подошел несмело, на носочках, старик разрешил ему коснуться нескольких клавиш, а сам смешно склонил голову набок и прислушался, зажмурив глаза. Потом закрыл осторожно крышку и сказал с сожалением:

– Такой инструмент для концертного зала, а не для школьных хулиганов…

С того времени рояль стоял запертым, ключ хранился у Петра Андреевича, и директор говорил, что со временем добьется в роно учителя, который будет учить музыке его синеглазых полищуков 1111
  Полищук (укр.) – житель Полесья.


[Закрыть].

Сергейка положил под щеку ладонь и представил себе, как он играет на рояле. Музыка сразу заполнила его; так бывало часто: звуки возникали в его воображении, обволакивали, возвышали, он мог сложить их в мелодию, и она была такой величественной, что Сергейка изнемогал от ее мощи, звуки рвались из него, он смотрел в темноту широко раскрытыми глазами и летел, летел на волнах музыки куда-то далеко-далеко…

Музыка убаюкала Сергейку, и он уснул, пригревшись. Не знал, сколько прошло времени, – наверно, уже наступила ночь. Рядом кто-то сказал хриплым, простуженным голосом:

– Погода собачья, я уже не хотел идти, но условились… Хотя, – вздохнул, – в такую темень безопаснее, все по хатам прячутся…

– Так что же вам от меня нужно? – спросила тонким голосом женщина и, не дожидаясь ответа, снова спросила: – А кто застрелил Шелюка?

Только теперь до Сергейки дошел настоящий смысл разговора. Лежал, боясь шелохнуться, и даже едва слышное шуршание мыши до смерти напугало его. Все еще шел дождь, не грозовой, а монотонный, обложной, скрадывая голоса. Поэтому говорили довольно громко, но Сергейке все же приходилось напрягать слух.

– Кто застрелил, тот застрелил… – Видно, вопрос не понравился человеку, потому что он добавил недовольно: – Не твое дело. Что в селе делается?

– Какой-то лейтенант приехал. У младшего Шамрая остановился. Быстро снюхались.

– Учитель как?

– Он себе под жилье в доме Северина, что под школу взяли, кладовую переоборудовал. Пробил окно и печку поставил.

– Ладно, не долго ему уже теперь…

– Можно, я его?

– Можешь! – позволил хриплый. – Только осторожненько, прошу пана, без шума, чтобы знали: твердая у нас рука и дотянется повсюду!

Женщина засмеялась злорадно:

– Для него одной пули достаточно.

– Вот я и говорю: тихонько-легонько, пальнешь разочек ночью, чтобы советским активистам не спалось.

– Долго еще возле села будешь крутиться?

– Как бог пошлет и как пан Коршун прикажет…

– Святые хлебом не накормят.

– А ты для чего?

– У меня тоже уже нет. Здесь, в корзине, две хлебины.

– Пока хватит. Мясо есть, и картошка еще осталась.

– А когда же на село пойдете?

Хриплый ответил не сразу. Наконец сказал не очень уверенно:

– Сегодня Коршун пришел. Сказал – завтра ночью.

– Погуляем! У меня руки давно чешутся! – сказала женщина.

“Кто это? – подумал Сергейка. – Какая может сказать такое у нас в селе? Может, не женщина? И неужели вообще такое возможно?”

А женщина смеялась и говорила сквозь смех:

– Разговор очень полезный состоится. – Вдруг оборвала смех, и жуткая злость почувствовалась в ее голосе: – Я эту красную сволочь, Демчука, собственными руками задушу! Вместе с его выродками!

– Никому ничего даром не проходит, – подхватил мужчина. – Наш список, знаешь, большой, но мы не торопимся, тихонько, осторожненько…

– Слышать вас не хочу… Все тихонько, осторожненько! Жечь и стрелять нужно, а вы в укрытиях отсиживаетесь!

– Заткнись! – жестко сказал хриплый. – Ты в хате живешь, а мы всю зиму в укрытии гнили. Коршуну школа нужна, документы там какие-то остались. Слышал я, в доме Северина тайник есть, вот за школу ты и отвечаешь. Коршун тебе какой приказ давал? И смотри сиди тихо, учителя тебе разрешаем – и все. Завтра вместе развлечемся, черт бы их всех побрал. Ясно?

– Что же тут неясного?

– Иди уже!

Это было сказано грубо, и женщина, наверно, ушла, потому. что разговор прекратился. Но мужчина еще стоял возле стожка. Сергейка ощущал его присутствие и не ошибся, потому что человек крякнул и сказал женщине вдогонку:

– Руки чешутся? Может, у меня они и не так еще чешутся, но, извините, выдержку надо иметь.

Он постоял еще немного, что-то бормоча себе под нос, и затем пошел к лесу.

Сергейка, переждав еще с четверть часа, осторожно выглянул из стога и, не увидев никого, побежал, разбрызгивая лужи, домой.

Антон Иванович, выслушав торопливый рассказ сына, сразу распорядился:

– Филипп, беги позови Петра Андреевича и Вербицкого. – Немного поколебался, добавил: – Подними и лейтенанта, пусть тоже придет.

Первым Филипп разбудил Бутурлака – высшего авторитета в военных вопросах, чем лейтенант, у него не было. С Бутурлаком он поднял и Андрея, послал его к Вербицкому, а сам побежал будить директора школы. Филипп понимал, что дорога каждая минута, что боевые действия уже начались.

Вскоре все четверо были в хлеву во дворе Демчука. Антон Иванович не хотел будить жену и волновать ее.

Горько пахло навозом, жевала жвачку, громко дыша, корова, а Белка встревоженно переступала с ноги на ногу и била копытом.

Не сговариваясь, все закурили.

– А теперь, сынок (светлячок цигарки разгорелся, вырвав на секунду из темноты хмурое лицо председателя и возбужденное личико Сергейки), расскажи все по порядку, что слышал…

Сергейка успел прийти в себя, рассказывал уже не так торопливо и путано, как отцу, да никто и не подгонял его, слушали терпеливо, иногда только уточняли отдельные детали.

– Что это за женщина может быть? – растерянно спросил Вербицкий. – Неужто у нас в селе есть такая?

– Я уже думал, – отозвался Антон Иванович. – Может, Груздева?.. Во-первых, муж у нее – бандеровский вояка и исчез куда-то. Во-вторых, самогонщица. Я к ней меры применял, и зуб на меня имеет. В-третьих, в город на базар ездит, спекулирует и живет безбедно. Слышали: две буханки хлеба бандерам принесла и раньше продуктами обеспечивала. Кто, кроме нее?

– Может быть, – согласился Богдан, – но неужели сама будет стрелять?

– Языкастая она… – сказал Демчук. – Но никогда бы не подумал, что может стрелять. И все же Сергейка слышал…

Вербицкий не выдержал:

– Под арест ее сейчас же, и все!

– Как под арест? – удивился Петр Андреевич. – А если не она? Сергей, подумай, – обратился к мальчику, – ты помнишь голос Груздевой? Она это была?

– Кажется, нет… А может быть, и она… Дождь шумел, – пожаловался Сергейка.

– Вот видите, – уверенно сказал директор школы, – нет у нас оснований для ее задержания.

– Вчера самогон гнала, вот и основание, – выпалил Богдан.

– Откуда знаешь? – спросил Антон Иванович. – Причащался?

– Прошу не оскорблять! – обиделся Вербицкий. – Степан Кушнир в отпуск пришел, а я что, монах, по-вашему?

– Хватит, – прекратил неприятный разговор Антон Иванович. – Итак, решаем: гражданку Груздеву задерживаем до выяснения обстоятельств.

Никто не возражал, только лейтенант Бутурлак сказал директору школы:

– И все же, Петр Андреевич, вы не должны ночевать у себя. Приходите к нам. Места много, и всем вместе веселее.

Директор кивнул.

– Итак, давайте по порядку, – сказал Бутурлак. – Первое и самое важное, о чем мы узнали: бандеровцы завтра ночью пойдут на село. Мы должны организовать оборону.

– Нас здесь четверо. Как считаете, Богдан, тот парень, что приехал в отпуск…

– Не просыхает…

– Больше, кроме стариков, насколько мне известно, в селе мужчин нет.

– Еще Игнат, заведующий сельпо, – сказал Демчук, – Игнат Суярко.

– Слабый он какой-то…

Бутурлак вспомнил заведующего магазином: длинный, тонкошеий, а голова большая, тяжелая, всегда раздражен. Вчера лейтенант спросил, можно ли будет через две недели поехать вместе с ним в райцентр. Суярко посмотрел с неприязнью, ответил, что конь у него слабосильный, а придется везти товар; может быть, правда, товара и не будет, тогда…

– Больной он: не то почки, не то печень – бог его знает… По болезни и демобилизован из армии, – ответил Демчук. – Но ведь солдат и воевал!

– Для чего он нам? – вмешался Вербицкий. – На все село два карабина, а нас уже и так четверо.

– Мы с санкции Антона Ивановича, – возразил Бутурлак, и веселые нотки прозвучали в его голосе, – провели небольшую ревизию. Точнее, не мы, а Андрейка с Филиппом. Они знали, что год назад сельские мальчишки нашли в лесу оружие. Спрятали, да потом не могли найти. Так вот, наши ребята разыскали ту захоронку. Теперь у нас три “шмайсера”, ручной пулемет, не считая гранат.

– Вот это да! – с неподдельным удивлением воскликнул “ястребок”.

Лейтенант не выдержал и весело рассмеялся, и этот его смех немного разрядил сгустившуюся обстановку.

– А я уже думал, – сказал Вербицкий, – конец нам. Что сделаешь с карабином против автоматов? Как кроликов…

– Подождите, – сказал директор школы, – никак все же не могу поверить, что Груздева собирается меня убить. На днях разговаривал с ней, еще дочку ее хвалил… А что тот бандеровец говорил про какие-то документы, спрятанные в школе, и что сам Коршун интересуется ими? Я считаю, надо сообщить обо всем этом районному руководству.

– Связи с районом нет, – сказал Демчук. – Опять линия повреждена. Или повредили, – уточнил.

– Придется ехать.

– Вы и поезжайте, Петр Андреевич! – предложил Бутурлак. – Только не задерживайтесь, ведь каждый активный штык нам важен!.. А вы, Антон Иванович, все же поговорите с Суярко. Слышали, сам Коршун прибыл, и сколько их сейчас с ним, подручных, только бог знает.

– Бог богом, а нам бы стоило знать, – отозвался Антон Иванович. – Пока что их не больше четырех-пяти.

– Откуда знаете?

– Две буханки хлеба, – сказал рассудительно Демчук. – Для пятерых буханка на день – в обрез. Мясо у них есть – косулю убили, – так хлеба им как раз на два дня.

– Логично, – сказал лейтенант. – Но ведь к Коршуну могут прийти еще на помощь.

– Могут, – вздохнул Демчук. – Кстати, Петр Андреевич, вы сейчас в школе ремонт делаете, посмотрите: а вдруг найдете тайник Коршуна…

– Ремонт? – спросил с иронией Ротач. – Ну, если это называется ремонтом…

Бутурлак усмехнулся. Завтра на село налетят бандеровцы, и кто знает, останется ли кто из них в живых и останется ли целой сама школа, а они начинают спор о каком-то ремонте… Что ж, люди есть люди…

– Давайте подытожим, – сказал он. – Вы, Антон Иванович, сейчас или утром попробуете по телефону связаться с районной милицией. Если не выйдет, в райцентр едет Петр Андреевич. Богдан разговаривает с отпускником Кушниром. Если просохнет, дадим ему карабин. С Суярко я поговорю сам. Сейчас прошу не расходиться. Андрей! – крикнул. – Тащи сюда оружие! Пулемет беру на себя, вам – по “шмайсеру”.

– А карабины нам! – отозвался Андрей.

– Детям до шестнадцати… – начал Бутурлак шутливо, но сразу понял, что ребята не примут его шутки, и закончил серьезно: – Вы будете в резерве главного командования и, если останется оружие…

– Прошу вас, – сказал Антон Иванович, – извините, но я уж по старинке, с карабином… Не привык к этим тарахтелкам…

– Мы, дядя, с вами поменяемся, – обрадовался Андрей.

– Давайте сразу договоримся, – предложил Вербицкий, – начальником обороны села назначается лейтенант Бутурлак. Антон Иванович, не возражаете?

– Согласен.

– А то анархия какая-то начинается – “поменяемся”… Все будут выполнять приказ, и точка.

– Товарищ Ротач – старший по званию, – сказал Бутурлак.

– Нет, нет, – возразил Петр Андреевич. – Я политработник, а вы – строевой командир. Вам и карты в руки.

Бутурлак понимал, что для споров нет времени.

– Есть! Село объявляется в осадном положении, – серьезно сказал Бутурлак. – Но это строгая военная тайна! Вербицкий, когда будешь разговаривать с Кушниром, ничего прямо не говори. Если согласится помочь, веди ко мне. Гражданку Груздеву задерживаем сразу. А с дочерью ее как? К соседям, что ли?..

– Да не бросим же одну, – проворчал Демчук.

– Вот и хорошо. Сейчас мы с Вербицким немного посовещаемся, а на рассвете посмотрим, где будем ставить засады. Ребята, будете легкой кавалерией. Сергейка, это к тебе тоже относится. Подберите еще трех-четырех надежных людей, будете наблюдать, кто в село приходит, кто уходит из него. Понятно, для чего?

– Еще и как! – откликнулся Филипп. – Выявить, с кем бандеры имеют связь.

– Я всегда знал, что ты умница, – улыбнулся Бутурлак.

Антон Иванович постоял во дворе, глаза привыкли к темноте. Дождь все еще шел. Он натянул капюшон старого брезентовика, чтобы лучше замаскироваться. Забросил карабин за плечо, дулом вниз, как носят иногда охотники, пощупал гранаты в карманах. Подумал: “Сколько еще война напоминать о себе будет? За день Андрей с Филиппом нашли три автомата, пулемет. А сколько еще будут подрываться на минах люди, дети, женщины? Надо за это дело браться. Покончим с бандитами, тогда…”

Прижимаясь к заборам, направился к сельсовету. Постоял на крыльце, ища ключи в карманах. Не нашел и решил уже возвращаться за ними домой, но вдруг нащупал во внешнем кармане пиджака. Выругал себя: мол, стареем, уважаемый, и делаемся забывчивым, ведь ощупывал этот карман, черт бы его побрал…

Но в дом не вошел. Скрутил толстую цигарку, высек огонь огнивом, прикурил. Ну и махорку подарил ему Бутурлак! Не то что их горький самосад, от которого дерет в груди. Сладкая, и запах неземной, такую бы курил до конца дней своих. Еще бы настоящей газетной бумаги…

Антон Иванович глубоко затянулся. Выдохнул дым и прислушался. Показалось, будто кто-то прошел по улице.

Демчук перегнулся через перила крыльца, вглядываясь в темноту. Никого нет, только дождевые капли булькают в лужах.

Антон Иванович отпер двери, сбросил у порога брезентовик, повесил его на гвоздь, аккуратно вытер о тряпку ноги и зажег свечку. Любил во всем порядок и осуждающе смотрел на тех, кто вваливался в сельсовет, как в коровник, не сняв шапки и не вытерев ноги.

Сел на удобный, реквизированный у Северина Романовича Жмудя стул, придвинул телефон, покрутил ручку.

Сразу услышал в трубке далекий девичий голос, взволнованно закричал, прикрыв микрофон ладонью:

– Алло, девушка, это острожанский председатель говорит, слышите меня? Это райцентр?

– Нет, Заозерное.

– А с районом связь есть?

– Пожалуйста, кто вам нужен?

– С начальником милиции соедините меня, девушка, и держите связь, потому что дело у меня серьезное…

– Соединяю с коммутатором райцентра, – послышалось в ответ, и эти слова прозвучали для Антона Ивановича как самая лучшая музыка.

– Алло… Алло!.. – закричал, услышав в трубке какой-то шорох, но никто не откликался, и Антон Иванович сразу вспотел от волнения. Вдруг трубка отозвалась:

– Капитан Ярощук слушает.

– Товарищ капитан! – Антон Иванович обрадовался так, что чуть не стал заикаться. – Из Острожан Демчук. У нас неотложное дело, и лейтенант Бутурлак просил срочно переговорить с вами…

– Давайте, что там у вас? – Голос капитана звучал сонно. Демчук понял, что телефонистка включила квартиру Ярощука и разбудила его, но не стал извиняться – знал, что связь может прерваться в любую минуту.

– Есть сообщение, товарищ капитан, что завтра ночью бандиты пойдут на наше село. Кажется, появился Коршун. У него тайник с документами в школе…

– Какие документы, какой тайник? – не понял Ярощук. – Вы что-то путаете…

– Я говорю все правильно. Коршун сделал в свое время в нашей школе тайник, где хранятся какие-то документы. За ними он и вернулся. Нападение бандиты назначили на завтра, ночью. Бутурлак возглавил оборону села, и мы будем держаться до последнего. Но просим прислать подмогу…

– Откуда знаете, что бандиты нападут именно завтра? И про Коршуна? – спросил Ярощук.

– От надежного человека! И все точно, как я говорю.

– Хорошо… – Капитан уже принял решение. – Сегодня утром в Острожаны выедет мой помощник с двумя солдатами. Вы поняли меня?

– Большое спасибо, товарищ капитан!

– Передайте Бутурлаку, что я полагаюсь на него и прошу… Но в трубке раздался треск.

– Алло! – покричал еще на всякий случай Демчук, но никто не отозвался, и он положил трубку.

Антон Иванович погасил свечку, сидел за столом, думал: когда разобьют группу Коршуна, надо будет заняться школой. Конечно, искать бандеровские документы будут те, кому положено. А он договорится с женщинами, чтобы помогли привести школу в порядок, да и мужики пусть помогут с ремонтом, не все же директору одному надрываться – вон как кашляет! Для своих же детей пусть потрудятся: ведь теперь каждый может учиться, поступай хоть в университет в Киеве, а еще год тому назад из всего села учился один Гришка Жмудь.

Демчук растроганно подумал о своем младшеньком. Хороший мальчуган растет. Умный, любознательный, нужно все сделать, чтобы выучить его.

Да и Филиппу пальца в рот не клади: на будущий год пойдет в техникум или будет учиться в десятилетке. А Сергея он обязательно выучит на врача. Собственный врач в Острожанах – Сергей Антонович Демчук!

Что бы было, если б Сергейка не услышал разговора бандеровцев? Антону Ивановичу сделалось холодно, и он жадно затянулся махорочным дымом. Заявились бы в хату – мучили бы, истязали, резали. Пусть бы только его, а то всех: и Катерину, и детей…

Демчук встряхнулся, встал, натянул брезентовик, вышел на крыльцо, запер сельсовет и вдруг услышал: где-то совсем недалеко бахнуло. И сразу еще раз – из карабина или из пистолета.

Антон Иванович замер, прислушиваясь, – где-то возле школы…

Щелкнув затвором карабина, вгоняя патрон в патронник, побежал под хатамл, настороженно всматриваясь в темноту.

Возле школы, тяжело дыша, остановился. Услышав голоса во дворе, стал подкрадываться к калитке.

– Кто там? – спросили требовательно. – Стой, стрелять буду!

– Не надо, – услышал голос Вербицкого, – идите сюда, товарищ председатель.

Возле бывшей кладовой Жмудя, переоборудованной Ротачем под жилье, стояли трое: Петр Андреевич, без шапки, без плаща, видно, выскочил только что из дома, Бутурлак и Вербицкий.

Лейтенант осветил фонариком окно комнатки, позвал Антона Ивановича.

– Видите, – показал, – два выстрела из парабеллума – одну гильзу я уже нашел…

– По вас стреляли, Петр Андреевич, но промахнулись? – спросил Демчук.

Ротач не ответил.

Бутурлак зашел в комнату, и все двинулись за ним. Ротач зажег свечку, лейтенант наклонился над кроватью.

– Вот она, ваша смерть, Петр Андреевич, – ткнул пальцем. – Точно стреляли, и если бы вы уже легли…

Демчук увидел в ватном одеяле две дырочки.

– Да, – покачал головой, – целился в грудь. Вернее, целилась… – Сразу заторопился: – Давай, Богдан, быстрее, может быть, на горячем поймаем…

– Успеем, не ждет же нас. – Вербицкий отодвинул кровать, осветил свечой и выковырнул из деревянной стены пулю. Подбросил на ладони. – Точно, из парабеллума… – Подтвердил так, будто от этого зависело задержание преступника.

– Я решил переночевать в сарае, на сене, – начал объяснять Ротач. – Заснул уже, и вдруг выстрелы!

– Стрелял человек местный, – сказал Бутурлак. – Видите, знал, где кровать. Два выстрела в темноте, и обе пули попали в цель.

– Рука твердая! – отозвался Ротач. – Никак не могу поверить, что это Груздева.

– Пошли, – предложил Вербицкий.

– Пошли, – согласился Бутурлак, – нельзя терять ни минуты.

– Понятых бы… – засомневался Ротач.

– Понятых – потом, – решил Демчук. – Сейчас опасно, подстрелить может.

Бутурлак с Ротачем стали возле окон хаты Груздевой, Вербицкий с Антоном Ивановичем постучали в двери.

За занавеской маленького окна мелькнуло лицо. Прижалось к раме, разглядывая.

– Кто там? – послышался женский голос.

Демчук подошел к окну, стал сбоку – проклятая баба может и выстрелить…

Сказал требовательно:

– Откройте, гражданка Груздева! Из сельсовета к вам, по делу!

– Шляются здесь ночью… – послышалось из окна. – Не открою, приходите утром!

– Именем Советской власти! – повысил голос Демчук. – Открывайте, не то выломаем двери!

– Если тебе, старый дурень, выпить захотелось, так и сказал бы!

– Гражданка Груздева, за оскорбление Советской власти!..

– Тю, придумал! – пошла на попятный женщина. – Ладно, подожди, открою уже.

Она задержалась ненадолго – наверно, одевалась, – отодвинула засов и, увидев еще трех мужчин, не испугалась.

– Проходите, сейчас зажгу свет. – Отступила, пропуская их в дом. – Потише, дочь спит.

Груздева выгребла из печи уголек и стала его раздувать, чтобы зажечь свечу. Бутурлак потряс коробкой со спичками, женщина поднесла лейтенанту свечу. Отступила на шаг, рассмотрела их. Сказала с усмешкой:

– Такая славная компания, прошу… Если в самом деле захотелось, то бутылочка найдется.

Но свеча в руке мелко дрожала, выдавая волнение.

Демчук стоял молча, осматривая комнату. На кровати в углу, прекрасной кровати с шарами на спинках, спала девочка – разбросала руки, разметала волосы по подушке, тихо дышала. Мать, видно, спала рядом – одеяло отброшено, подушка примята.

Вербицкий, опередив Демчука, выступил вперед, забрал у Груздевой свечу, ткнул Ротачу.

– Подержите, – попросил и повернулся к женщине. – Руки, – приказал, – протяни ко мне руки!

– Что тебе нужно? – спросила Груздева тихо, оглядываясь на кровать. – Врываются в чужой дом!..

– Руки! – повысил голос, и она протянула голые по локоть, полные руки.

Вербицкий потрогал их, зачем-то нагнулся и понюхал ладони.

“Парень с головой, – с уважением подумал Бутурлак. – После пистолета должны пахнуть железом, а если ошибка – холодные”.

“Ястребок” отпустил руки Груздевой, подошел к кровати, потрогал подушку и простыню под одеялом.

– Гражданка Груздева, вы никуда не выходили сейчас? – спросил Демчук, поняв Вербицкого.

– Ты что, сдурел?

– Отвечайте на вопрос!

– Куда же могла? В такую ночь!

Проснулась девочка, испуганно села на кровати. Груздева бросилась к ней, обняла, прижала к себе, будто закрывала собственным телом от тех, кто ворвался ночью в их дом.

Вербицкий повернулся к Демчуку.

– Вроде правду говорит… – Пожал плечами.

– Позови кого-нибудь из соседей, – приказал Антон Иванович. – Мы вынуждены сделать у вас обыск. – Подошел к Груздевой. – С кем виделась сегодня вечером на озере? – спросил с угрозой.

– Ты что, в своем уме?

– Я, гражданка Груздева, при исполнении обязанностей, и прошу вас!..

– Ладно уж, – махнула рукой, – я думала, как порядочные, за бутылкой…

– Вы знаете, что самогоноварение…

– Да замолчи! Немцы за самогон расстреливали, и то гнала!

– Пользуетесь гуманностью Советской власти? – спросил Петр Андреевич.

– Чего это он? – набросилась на Ротача Груздева.

– Правильно говорит, – одобрил Демчук. – Власть к вам со всем уважением, а вы!

– Это ты – с уважением? Ночью и с оружием?

– Ты помолчи, Леся Устимовна! – как-то сразу перешел на домашний тон Демчук. – Должны сделать у тебя обыск, поняла?

– Если самогон ищете – пожалуйста, есть еще… Сама покажу. Больше ничего нет.

– Сами посмотрим…

Вербицкий привел двух понятых. Молодую женщину с живыми глазами и старика – ее отца. Стали в дверях, с интересом осматриваясь.

Демчук предложил:

– Начали, товарищ Вербицкий, времени мало.

Собственно, в хате и смотреть нечего было – какая мебель в сельском жилье: сундук, шкаф, полочка с посудой…

Бутурлак сел у дверей рядом с Ротачем. Сказал тихонько:

– Я не верю, что эта женщина вместе с бандеровцами.

Тот наклонил голову.

– И я тоже. Но Демчуку виднее. Здесь иногда такие нюансы бывают… Переплелось все так, что постороннему человеку и не понять.

Обыск ничего не дал. Две бутыли мутноватого самогона, и все. Демчук написал акт, дал подписаться понятым.

– Пойдем, гражданка Груздева, – приказал. – А ты, Настя, – повернулся к молодой женщине, – посмотришь за девочкой.

Наконец смысл того, что произошло, дошел до Груздевой.

– Ты что, сдурел? – подступила к Демчуку. – Или не допил с вечера?

– Сама знаешь, непьющий я.

– Лучше уж иметь дело с пьяницами.

– Тебе, конечно… – как-то мрачно согласился Антон Иванович. – Значит, задерживаем тебя, вот так…

– Я тебе задержу! – схватилась женщина за ухват, но Вербицкий быстро перехватил ее руку.

– Ну-ну, спокойно! – прикрикнул.

– За что? – побледнела Груздева, наконец поняв, что с ней не шутят. – Неужели и правда за самогон? Да ведь не одна я…

– И до других доберемся, – пообещал Демчук. – Возьми теплые вещи, потому что в подвале замерзнешь.

– Меня – в подвал?

– А кого же?

– Ну, – пригрозила кулаком Груздева, – отольются тебе вдовьи слезы! – Но не заплакала, не заголосила, только бросила злой взгляд на всех, взяла ватник и теплый платок, попросила соседку совсем спокойно: – Посмотри за Фросей, Настя. Долго они меня не задержат, не имеют права. Не оставляй девочку без присмотра.

Она набросила на плечи ватник и пошла к двери, не оглядываясь и не обращая внимания на плач дочери, только опять недобро глянула на Демчука.

Бутурлак случайно перехватил этот взгляд и сжался – так смотрят только на заклятых врагов.

“А здесь и в самом деле нюансы – и так просто не разберешься”, – подумал.

Светало, и сизая полоса тумана, что лежала над озером, растворилась в прозрачном воздухе.

Андрей и Вера сидели на краю неглубокого рва, по дну которого сбегал в озеро ручеек. Весной он выходил из берегов, но сейчас ручей можно было перейти, не замочив колен. Берега его поросли одуванчиками, и Вера плела широкий и очень красивый золотой венок. Она уже дважды примеряла его, смотрясь в спокойную, прозрачную воду, спрашивала Андрея, идет ли ей, а он только кивал в ответ, не зная, что сказать, – она была красива, настоящая принцесса из сказки.

Они сидели уже более часа, наблюдая, кто и куда выходит из села. На рассвете Андрей с Филиппом разбудили Веру и еще пятерых надежных ребят и девочек, разделились на пары и теперь следили внимательно за всеми, кто ходил по селу.

Вере выпало быть с Андреем. Ему хотелось этого, но для отвода глаз предложил Вере пойти с Филиппом. Девушка возразила: зачем, мол, разлучать братьев, пусть уже Филипп идет с Сергейкой, к тому же и пост у них важный – дорога, что ведет к райцентру.

…Проехал на телеге старый Иванцов – Вера насторожилась, спросила Андрея, не нужно ли последить за ним. Но он сказал, что старик второй день возит сено с приозерных лугов и не может быть у него никаких симпатий к бандерам, потому что “ястребок” Иван Шелюк, убитый бандеровцами, собирался жениться на его внучке.