Текст книги "Мир Приключений 1990 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Анатолий Безуглов,Глеб Голубев,Сергей Другаль,Ростислав Самбук,Мадлен Л'Энгль,Валерий Михайловский,Марк Азов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 52 страниц)

Через полчаса взвод молодцов из сектора психологической обработки, щурясь от хитрости, трудится в поте лица.

Отец Джон, пророк и основатель движения агнцев божьих, каждое публичное выступление готовит со всей возможной тщательностью, памятуя, что в деле воздействия на души людские обряд, как показывает многовековой опыт церкви, обеспечивает девяносто процентов успеха. Тезисы, поступающие от репрезентанта Суинли, дают лишь канву, общее направление. Конкретизация – этим занимается сам пророк. Второстепенных деталей нет. Явление пророка, темп, текст, интонация, настроение, музыка, тембр, свет, запах, уход – из этих элементов пророк лепит сценарий каждого выступления. Не повторяться в деталях, не стать привычным – это самое трудное. И потому исследовательский центр шумит круглые сутки, перерабатывая огромное количество информации. Это подслушанные в домах, на заводах, в конторах, на улицах, в рудниках, на плантациях разговоры, это съемки скрытой камерой и в темноте, таблицы опросов анонимных и таблицы опросов именных на ту же тематику, у тех же людей, статистические данные в таблицах и графиках, вырезки из газет, выборки из речей общественных и политических деятелей и, главное, главное – сводки о действиях язычников, этих политических и религиозных отступников. Сведения, сведения! Они закладываются в логические машины, анализируются и пересчитываются в исследовательском центре пророка, который ведет небывалую битву за душу обывателя.

О, эта душа! За нее сражаются политики, по ней равняются президенты и министры, к душе обывателя обращаются газеты, видео, книги и радио, ее изучают социологи, статистики и психологи десятков центров, фондов и институтов, для нее работает реклама, ее, наконец, ведет к вечному блаженству святая церковь.

Исследовательский центр пророка со своей могучей вычислительной техникой сумел синтезировать душу обывателя. За год работы была получена математическая модель души. Она оказалась неожиданно сложной. Более сотни независимых переменных, входящих в коренное уравнение, исключали решение в детерминированной форме, и, как показал анализ, именно в этом крылась причина политической гибели большинства крупных деятелей. Они пытались объять необъятное, разменивались на многотемье и, измельчавшие, уходили в забвение.

– Я это предполагал, – говорил тогда, в самом начале кампании, репрезентант Суинли. – Уравнение и должно быть нелинейным. Ну и что? Если нет решения в общем виде, то всегда можно получить частное решение. Это знали отцы церкви еще в незапамятные времена, хотя плохо разбирались в математике. Что обещает церковь? Одно: райское блаженство! Заметьте, только одно блаженство, да и то не всем – праведникам, коих раз-два и обчелся. И больше ничего! И в этом суть частного решения.

В те времена пророк еще высказывал сомнения. И он усомнился: к чему тогда затеяно столь громоздкое и дорогостоящее исследование? Ведь, по словам репрезентанта, итог заранее известен.

– Мы ищем пути утешить страждущее человечество. – Суинлн выговаривал каждое слово с присущей ему несокрушимой серьезностью. – Прежние методы воздействия на массы устарели, и подтверждение тому разгул язычества явного и еще более – тайного. Прогрессивная церковь ищет новые формы. Для того и создан исследовательский центр, для того и нужен церкви пророк, да благословит вас господь, Джон.

– И ради этого финансирует нас господин Харисидис и иже с ним?

– Перед господом все равны, – непонятно ответил репрезентант и добавил, что господин Харисидис из тех хозяек, что не кладут все яйца в одну корзину: известны его греховные контакты как с Джольфом Четвертым, так и с посланцами язычников – воинами Армии Авроры, как они себя называют.

В конце концов, не важно, кто финансирует, важен результат. И потому пророк дает своим парням алгоритм сценария и требует лишь одного ответа: какова будет реакция того математически обобщенного обывателя, идеального обывателя, полученного в машине, в ее электронном воображении?

Да, много, очень много забот и дел несет пророк на своих широких плечах. Несет с удовольствием.

К воскресенью фирма “Воздушные замки” закончила строительство. Надувная пластиковая полусфера перекрыла гектар асфальтированной площади. В середине – решетчатое сооружение, увенчанное небольшой площадкой. Низкие перила огораживают ее. После захода солнца огромная толпа заполнила помещение. Загремел хор, и могучий бас запел о наступающем конце света, о том, что Земля, как и прежде, будет стоять, и не разверзнутся небеса, и не явит лик свой господь, а железный кибер, порождение человека, затмит солнце, и будет мрак, как возмездие за грехи, язычество, крамолу и неприятие сущего. И не уцелеет никто.

А когда стихает реквием, возникают они. Они – это кибер Ферро и затянутый в отливающее медью трико пророк. Они стоят, взявшись за руки, на медленно вращающейся площадке. Пророк в темных очках, ибо сотни прожекторов скрестили на нем и Ферро свои лучи. Снова музыка, теперь это гремящий марш, сочиненный в вычислительном центре пророка совместными усилиями трех вычислительных машин. Темп марша нарастает, потом музыка обрывается всхлипом. Пауза. И многотысячная толпа вздрагивает, когда молчание нарушает смех кибера. Монотонный, без модуляций хохот мечется над толпой нескончаемую минуту, вторую… Робот перегибается через перила, протягивает вниз четырехпалые руки. Фигура его расплывается в лучах прожекторов, растет, теряя очертания, и уже одни гигантские манипуляторы тянутся сверху к запрокинутым лицам. И трудно отвести взор от шевелящихся клешней. Смех обрывается неожиданно, и свистящий шепот ударяет в толпу.

– Скоты, погрязшие в грехах, рожденные в грехе, не способные предвидеть результаты дел своих! Живете в суете и мраке душевном и задыхаетесь от собственной пакости. Кайтесь! – Робот кричал и бесновался возле неподвижного пророка, знающего тайну утешения. – О чем думать вам, несчастные, на что надеяться? Кайтесь! Но нет вам прощения. Ищите! Но что искать? И не обрящете вы! Смиритесь, говорю вам. Я говорю, порожденный вами, неизбежный и вездесущий. Стяжатели, вы погибнете от меня, ибо я – бич божий. Воистину бич, я развратил вас доступностью благ, и нет возврата к прошлому…

Голос его сверлит мозг, проклятия одно страшней другого падают на людей. Наэлектризованная толпа колышется, слышутся вскрики и плач.

– В чем вина каждого? Не мне – себе этот вопрос задайте. В души свои смотрите, и кто из вас увидит свет? Кто свободен хотя бы от одного из семи смертных грехов? Я вам напомню их, ибо коротка ваша память, люди.

От зависти кто свободен? Чему завидуете? Не уму, не праведной жизни, не трудолюбию, не мастерству! Завидуете силе, деньгам, власти.

От скупости кто свободен? Я не говорю: кто ближнему отдал рубашку? Кто милостыню подал, спрашиваю?

Чревоугодие уже и грехом не считаете, рабы животов своих ненасытных. Спрашиваю, кто очищает тело свое постом?

Гордыня вас обуяла, и смирение ваше полно злобы и лицемерия. А гордость – смертный грех, ибо чем гордиться каждому, не жизнью ли своей, короткой и убогой, не слабостью ли своей перед лицом власть имущих?

Богопротивному унынию поддаетесь и в тоске проводите дни свои, а тоска ваша от невозможности утолить стремление к греху, и нет у ней иной причины.

О седьмом смертном грехе спрошу: от гнева на ближнего кто воздержался? Свои грехи прощаете, чужие – никогда. Кто из вас не обидел друга злопамятностью и гневом своим?..

Вальд, один из немногих, кому в этой толчее удалось сохранить способность рассуждать, видел вокруг искаженные лица и сам ощущал странную приниженность, слыша оскорбительный смех и вопли человекоподобного автомата. Рядом с ним лысый толстяк, взвизгивая, раздирал на себе рубаху. Парень в ярком свитере выхватил из губ соседки сигарету, та даже не повернула голову. Вальд почувствовал сладкий запах эйфорита. Толпой овладевала массовая истерия. Вальд это понял, пробираясь к выходу. Он двигался, расталкивая людей, но на него не обращали внимания, и только иногда он ловил на себе внимательный и понимающий взгляд и тут же забывал о нем. Вальд отодвинул женщину, которая, подняв руки, бессознательно выкрикивала что-то. Сжатая толпой, она уже не могла опустить рук. Вальд подмял под себя парня с неподвижными глазами и, карабкаясь по чужим плечам, выбрался наружу.

Он долго стоял, судорожно вдыхая пропитанный бензином и серным ангидридом воздух. Рядом чавкал компрессор фильтра. Вальд вспомнил о маске, натянул ее; пошатываясь от головокружения, побрел к своей машине. На уровне вторых-третьих этажей репродуцировались фигуры кибера и пророка. Голограммы давали увеличенные изображения, и пророк, казалось, заглядывал в самую душу своими добрыми изумрудными глазами. Ферро смолк, и в пространстве зазвучал утешительный баритон пророка:

– Робот прав, ведь он свободен от пристрастий. Да, мы рабы! Рабы грехов своих. Своей лености, рабы вещей, своих страстей. Мы грешны, да! Но мы таковы изначала, я и каждый из вас. И если тысячелетия не переделали нас, то неужели надо доказывать, что ничто уже не способно изменить нас, таких, как мы есть, я и каждый из вас. Но одному-то мы должны были научиться. Смирению! Готовности воспринять мир таким, каков он есть. И прожить свое, думая о себе и не пытаясь переделать данное. И мы смиримся, я и каждый из вас! Ибо сказано в писании: “Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться: и нет ничего нового под солнцем”.

Не зря получали паунты молодцы из сектора психологической обработки, нет, не зря. Этот рефрен – “я и каждый из вас” – действовал безошибочно: чем дальше, тем больше хотелось слушать пророка, который принимает меня, маленького человека, таким, каков я есть.

Вальд стряхнул наваждение, уселся в машину, загерметизировал салон, включил аппарат очистки воздуха, сдернул маску и приник губами к раструбу, вдыхая свежий холодный воздух. Он положил под язык таблетку, помедлил с минуту, прислушиваясь, как разливается по телу тепло и яснеет голова, набрал на щитке шифр маршрута. Машина тронулась с места, протискиваясь в промежутки между плотно стоящими лимузинами прозелитов 44
  Прозелит – человек, принявший новое вероисповедание или учение. Новый горячий приверженец чего-либо.


[Закрыть]– новообращенцев в агнцы божьи. За машиной увязался юродивый без маски, кривляясь и крича:

– Милостивец, дай подышать!

Его отогнал центурион – полицейский автомат-андроид.

Хорошая у него машина. Вальд истратил на нее треть денег, полученных от Тима за робота. Кстати, где Тим? Он как сквозь землю провалился. А поп наверняка надул его там, на берегу, после сделки на Тиме лица не было.

Вальд вспоминал о чем угодно, только бы забыть этот проклятый смех Ферро, еще звучащий в мозгу, только бы не думать об этой сумасшедшей толпе. Кошмарное наваждение. Видно, они что-то подмешивают к атмосфере, иначе почему этот окаянный пророк всегда выступает в закрытых помещениях. А добрый кибер Ферро, что они сделали с ним?

Вальд уловил собственный взгляд в зеркальце и вздрогнул: какое бессмысленное выражение лица! Что ему, собственно, до этих фанатиков, кто заставляет его посещать их сборища? Мысли его метались в заколдованном круге: кибер, пророк, рев пьянеющей толпы и изредка спокойные, сосредоточенные лица – конечно, язычники. Что в этом главное? Зачем это, кому нужно? Бесконечные шествия агнцев божьих вперемежку с центурионами и их автоматическими помощниками – андроидами, а рядом медленно плывущие такие же бесконечные ленты машин. Пророк через день принимает эти угрюмые парады. Зачем? Зачем агнцы часами орут цитаты из пророка, какой в этом смысл? Почему он, Вальд, должен начинать рабочий день молитвой Великому Киберу? Высший шик – преклонение перед Роботом. Любите машину, делайте машину! Покупайте машину – это патриотично. Машина несет вам счастье, смотрите на машину: какие формы, какой экран! Обратите внимание, как это кресло обнимает ваше тело, разве вы ощущаете собственный вес? Глупо иметь двух детей, еще глупее не иметь двух машин: воздушная и магнитная подушки, автоматический маршрутизатор, единственное место, где гарантирован чистый воздух! Браслет сюда, нет, чуть повыше, и через несколько минут вы уснете. Синтезатор запахов. Любому суррогату – аромат говядины. Что вы, эту программу наберет ребенок! Великий Кибер освобождает вас от любого бремени, бремени труда и бремени размышлений. Думать – это так трудно. Главное – иметь машину, пока не поздно… Мы стали людьми, чтобы делать машины, в этом цель и смысл бытия! Почему, почему?

Великий Кибер! Он давно пришел и поселился в домах как хозяин. Это он орет и кривляется на экранах визофонов, перед его бледным фонарем все замирают в экстазе. И прекращается общение в семье, и дети растут, не зная родителей. Он гремит на кухне тарелками, сопит в ванных комнатах, шьет платье, плавит сталь, бежит по улицам в смрадном шлейфе, летит по воздуху, роется под землей. И везде, куда приходит он, человек становится ненужным. Человек перестает быть хозяином, отныне он лишь слуга, безличный и покорный. И кибер, его Ферро, прав: человеку на Земле делать нечего…

Вальд сжался, ему внезапно показалось, что он понял причину своего состояния. Дело здесь не в наркотике – пророк показывает, сколь глупую шутку сыграло с собой человечество. Толпа, сама того не понимая, стыдилась собственного унижения. Рабы божьи, рабы Кибера. Последнее убедительнее, поскольку наглядно. Бытие божье, как говорил Тим, еще надо доказывать – бытие и могущество Кибера видно каждому.

Франтоватый наладчик с его ненужными усиками корчился на мягком сиденье своей новой, с программным управлением машины, он размахивал руками и что-то бормотал, кому-то грозил несвязно и дико. На светящейся ленте энергетического шоссе, урча вентиляторами фильтров, скользили и обгоняли его темные лимузины агнцев божьих.

Вальд пришел в себя от тишины. Вылез из машины, разогнул онемевшие ноги. Она стояла, уткнувшись в запертую дверь гаража. Вальд помедлил возле замка, вспоминая шифр. Когда дверь отошла в сторону, машина, хрюкнув компрессором, вползла в гараж. Оттуда донеслось щелканье контактов зарядного агрегата и всхлипывающий звук присосок. Вальд передернулся от глупой мысли: черт ее знает, может, она тоже соображает что-то? Слегка побаливала голова, он нехотя побрел в свой пустой дом; не зажигая света, прошел в кабинет, уселся за письменный стол, потом дернул шнурок старинного бра. “Словно ничего и не было”, – подумал Вальд. А может, действительно приснилось ему, что его скромный кибер Ферро кричал людям: “Скоты, прах от праха!”

Вальд словно со стороны увидел себя, сжатого потной толпой, втягивающего запрокинутую голову в плечи, и призрачные четырехпалые хваталки у самого лица. Если он, кибернетик-наладчик, никак не может забыть это сборище, то как же действует пророк на людей, знающих о роботах только то, что они есть. “Я-то знаю, что кибер орет по готовому тексту, он всегда орет по готовому, он иначе не может. А я могу? Может, я тоже только по готовому, тоже повторяю чужие слова? Может, мне только кажется, что я сам по себе, а на самом деле я под сеткой, и сверху некто наблюдает за исполнением программы: работай, ешь, спи, вставай, включи видео, сделай кибера, продай кибера”.

Предопределение и безысходность, программа, заданная воспитанием, средой, образом жизни, программа, не имеющая цели, спонтанный хаос…

Вальд тупо смотрел на телефон, который звонил не переставая, потом медленно поднял трубку.

– Проверка. – Голос был хрипл и безразличен. – Сообщаю: отключать аппарат запрещено законом о контроле над перепиской и телефонными разговорами. Сегодня принят.

– Как это? Не может быть, – машинально произнес Вальд.

– Ты, никак, из мысляков? – Голос не изменился. – Смотри, парень! Не вздумай отключить.

Вальд положил трубку, руки его дрожали. Он сам не понял, почему его так затронуло сообщение, скрывать-то ему, собственно, нечего, а вот поди ж ты. Ему казалось, что он принял пророково “прожить свое, думая о себе”, но, видимо, гражданское чувство, сколько ни вытравливай его из человека, в нем живет. Кажется, его нет, но оно притаилось, и жжет душу, и понуждает к действию.

Это был вечер сюрпризов. Почти сразу дверной динамик забасил:

– Откройте входную дверь. К вам с миром агнцы божьи вашего прихода.

Вошли два дюжих мужика. Отодвинув Вальда в сторону, быстро и умело разместили в комнатах микрофоны.

– Ты теперь, парень, у нас как на ладони. Распишись-ка здесь. Пропадет что из приходского имущества – шкуру спустим. Понял, да? – сказал старший агнец. Свитер обтягивал его мощный торс с выпуклым животом, а на свитере фотоспособом было изображено что-то невообразимое.

– Дай ему между глаз, – возясь с проводкой, посоветовал тот, что помоложе.

Вальд без мыслей рассматривал лэйб на его обтягивающих брюках.

Когда они, топая и сморкаясь на пол, ушли, Вальд не стал закрывать двери: к чему? Он выдвинул ящик стола, машинально достал толстый блокнот с кодами. Блокнот остался от того времени, когда Вальд пытался разобраться в псевдопсихических аномалиях Ферро. У него тогда действительно ничего не получилось – он не обманывал отца Джона, – а теперь, что ж, теперь уже поздно. Да и кому это нужно?.. В динамике послышалось чье-то деликатное дыхание.

– Входите, открыто. И микрофоны включены.

Никто не ответил. Вальд поднял голову. В дверях стоял Вальд.

– Ага, так и должно быть, – сказал Вальд. – Я этого ждал. Я знаю, что вполне созрел. – Он хихикнул. – Но у меня еще хватит ума добраться до психиатра.

Он засунул блокнот под бумаги в ящик, бодрой походкой прошел мимо посторонившегося двойника, направляясь к машине в гараж. Двойник пошел за ним и молча уселся рядом Вальд вывел машину на дорогу.

– А что, могу я сам с собой поговорить? Себе-то я все могу сказать. Доверительно, а? Вообще это даже тривиально – тронуться умом. В моем положении, в наше время.

Двойник улыбнулся.

– Поезжайте прямо, Вальд. Я рад, что мы так похожи. И мне нравится ваша реакция на мое появление, мы у себя не ошиблись в выборе. Меня зовут Нури Метти, а вас я знаю.

– Рад знакомству. – Вальд покосился в зеркальце на собеседника. Похожи до озноба. – Зачем я вам, куда мы едем и кто вы? Я к язычникам и вообще к политике отношения не имею. Я наладчик мыслящих автоматов! Вам понятно? И фирма мной довольна. Я фирмой тоже. Мне вообще все нравится. Все! Понятно?

– И отравленный воздух?

– Ничего, дышу.

– И псиной пахнущая вода?

– Пейте кипяченую.

– И молитва перед работой?

– Великому Киберу! Почему бы нет? Достоин!

– И закон о дозволенных пределах мысли?

– Привыкнем. А мне и скрывать нечего. Мне! Нечего! Они долго молчали, глядя на дорогу, перечеркнутую рекламными отблесками.

– Я понимаю, что выгонять вас из машины не имеет смысла, – сказал Вальд. – Я вам зачем-то нужен, и вы наверняка не один. Говорите, и… Я устал.

Нури рассматривал собеседника и думал, что пока все идет как надо: из дома увести удалось без усилий, почти сразу. Если дело сорвется, об их встрече Вальд будет молчать. Лучшего варианта собственной легализации вообще не придумать: и внешность, и специальность, коттедж отличный, место удобное.

– Нам нужна ваша внешность, ваша работа и ваш дом.

Вальд справился с собой, и только голос выдавал его состояние:

– Я исчезну? Как это будет? Если можно, без боли.

Нури секунду недоуменно смотрел на него.

– А, вот вы о чем! Нет, это все временно. Потом вы сможете вернуться, если захотите. А сейчас мы вас переправим на материк, и у вас будет что-то вроде отпуска. Хорошо оплаченного.

– Значит, вы оттуда. – Вальд перевел дыхание. – И когда это произойдет? Изъятие?

– Сейчас. Доберемся до побережья. Выйдете в море на моторке, а там вас подберет парусник. Красивый, днем вы увидите его белые крылья… Сверните, пожалуйста, вон у той развилки. Поскольку отныне я буду изображать вас, мне нужны подробности из вашей жизни. Много подробностей и бытовых деталей. И сведения о фирме. Не беспокойтесь, я знаком с работой наладчика мыслящих автоматов.

– Вы и там собираетесь меня заменить?

– Да. Мне нужно легальное положение в вашей стране, – ответил Нури и непонятно добавил: – Пока не поздно. А то скоро пацанам искупаться негде будет.

Нури был единственным в группе, прибывшим в Джанатию без официального прикрытия. Второй воспитатель дошколят в детском саду при Институте реставрации природы, а ныне торговый советник Хогард Браун заменил в торгпредстве заболевшего сотрудника. Для Олле была продумана сложнейшая операция юридического характера, в результате которой он явился на остров для вступления в наследство, доставшееся ему от весьма далекого родственника. Изящная жизнь пришлась Олле по душе, и он предпочел остаться в обществе, где деньги еще что-то значили. Он со своим псом Громом жил в лучших гостиницах, крайне неудачно играл в казино и беднел не по дням, а по часам…

Сейчас Олле сидел у Нури, развалясь в кресле, штиблеты из тонкой кожи стояли рядом, и он с удовольствием шевелил пальцами. Дорогие хлопчатобумажные носки спускались с икр модными складками.

Было прохладно и сумрачно, потрескивал под потолком озонатор, по-лесному чуть шумел фильтр-кондиционер. Старинное бра мягко освещало бумаги на письменном столе и раскрытый портсигар, не дорогой и не дешевый, как раз такой, какой мог купить себе преуспевающий наладчик мыслящих автоматов, если бы он курил. Вообще в кабинете было уютно и приятно.

Нури поднял с пола пачку газет, кресло под ним скрипнуло. Он смотрел на Олле покрасневшими глазами.

– Если б ты знал, сколько я читаю! Какой странный у них принцип отбора информации…

– Страшное дело, не могу смириться… А ты неплохо устроился. Дышать можно, книги вот различные. Сам прибираешь?

– А ведь они лгут! В газетах, в передачах!

– В самом деле?

Разговор был бессвязным и сумрачным. Они пытались уразуметь случившееся и, как это бывает, когда в доме беда, инстинктивно избегали затрагивать болевые точки и говорили о вещах посторонних, к делу не относящихся…

Сообщения о катастрофе были куцыми и невнятными: газ, скопившийся за ночь в подвальных помещениях здания конгрессов Джанатии, взорвался днем во время открытия долгожданной и много раз откладываемой сессии регионального Совета экологов… Раскопано более ста трупов…

– Готовились помочь, а теперь кому? – Нури мрачно смотрел в сторону и постукивал пальцами по столешнице. – Мы здесь уже третью неделю, а что выяснили? Я, пока знакомился с обстановкой в стране, все понимал, всю раскладку: с одной стороны, кучка политиканов и демагогов – эти за власть отца родного придушат; с другой – равнодушные массы, которые на своем опыте знают, что любая борьба у них в Джанатии приводит лишь к замене одних руководящих мерзавцев другими, и решают, что не стоит копья ломать, пусть уж старый бандит сидит у кормила, примелькался.

Нури покопался в стопке газет, вытащил одну из них.

– Вот она. Шикарное название: “Т-с-с”. Выпускается с разрешения министра общественного спокойствия.

– Ничего особенного. Мне там предлагают должность, – сказал Олле. – Я вчера просадил в казино пару сотен монет. Потом… как это… надрался. Да. И не в ту машину сел. Ну, конфликт, в общем. Не успел оглянуться, а сзади, спереди, с боков, знаешь, эти броневички с инфрасиренами. Доставили в участок. Тех троих, которые не пускали меня в машину, как вы, наверно, догадались, увезли в больницу. Пока звонили в посольство и выясняли, кто я, что я здесь делаю, явился какой-то тип, улыбается, говорит, что от меня все отказались, а при моем образе жизни я через месяц свои штиблеты без соли кушать буду. И предложил работу. Не очень обременительную и не требующую смены моих привычек, и даже с Громом расставаться не надо будет. Сильные люди, как он сказал, всегда сильным людям нужны. А ты что скажешь?

– Что за работа?

– Рядовым в охране у Джольфа Четвертого.

– У какого, черт побери, четвертого? Говори яснее!

– Святые дриады, Нури! Ты хоть эту самую “Т-с-с” читал?

– Ну! Сильно пишут о преступлениях, дух захватывает.

– Еще бы! Орган бандитского синдиката, а Джольф Четвертый – председатель этого синдиката. И ему нравятся молодые и здоровые лоботрясы, каковым он меня и считает.

– Так бы сразу и сказал. Раскинем мозгами: что нам это даст? – Нури сильно задумался. Потом сказал: – Прежде всего среди лоботрясов легче найти прохвоста, который нужен нам в консультанты. Он должен быть немолодым, компетентным, с меркантильными наклонностями, с задатками интеллекта. Надо же нам разобраться, кто есть кто.

– Хорошо бы прохвоста, – мечтательно сказал Олле. – Но трудно. Их здесь полным-полно. Как узнать, что это тот самый, который нам нужен?

– Кто найдет, как не ты? Ты ж вращаешься среди этих подонков. Хогард обложен со всех сторон, мне высовываться нельзя. Думаю, тебе стоит дать согласие этому типу. Охранником – не так уж плохо. Организованная преступность не может у них не иметь контактов с юстицией – это я уже усвоил. – Нури помолчал, покосился на портсигар. – Время кончается, у них там в участке сейчас сплошное чириканье… А выдержишь в лоботрясах?

Олле не ответил. Повесив на палец смокинг и небрежно посвистывая, он поднялся по винтовой лесенке на крышу коттеджа, угнездился на открытом сиденье малютки орнитоплана. Он лишний раз порадовался, что сумел переправить в Джанатию этот аппарат. Сверху была хорошо видна крошечная лужайка перед домом Нури, в лунном свете пластиковая зелень ограды ничем не отличалась от натуральной. Неподалеку тянулась серая лента эстакады энергетического шоссе, а за ней мерцали багровые всполохи горящей речки. В низком небе темным золотом мерцали слова: “Перемен к лучшему не бывает”. Обочины шоссе шевелились, покрытые телами спящих. Олле достал из боксика полумаску-присоску и прилепил ее к подбородку.

Он укрепил на бицепсах и запястьях браслеты и тем самым включился в систему биоуправления. Через секунду он ощутил контакт. Потом нажал на педаль, подав первый импульс бионасосу. Заработало сердце странной птицы и погнало глюкозу в синтетические мышцы орнитоплана. Олле шевельнул крыльями и ощутил их приятную упругость.

Пропев утреннюю молитву Великому Киберу, Нури сдал листок с текстом механическому дирижеру, вложив в щель на его животе растопыренные пальцы. Взяв жетон, он прошел к себе на рабочее место. По пути его окликнул игровой робот:

– Сыграйте, господин, вам повезет.

Робот собирал утреннюю мзду в пользу синдиката Джольфа Четвертого, и Нури подчинился заведенному порядку. Робот проглотил монету и произнес утешительно:

– Господину повезет завтра.

Громадный зал был разделен на ячейки-боксы, и когда Нури поднялся на пульт, он увидел десятки прямоугольных ячеек, образованных стенами двухметровой высоты, цех психоналадки. Его коллеги – наладчики занимали свои места. Нури, опустив руку в карман комбинезона, скатал до маленьких дисков напальчники с отпечатками пальцев Вальда и сунул жетон в прорезь на пульте. Загорелся зеленый огонек, мягко шумнул в высоте мостовой кран, застыл над головой и опустил в бокс недвижимого будущего центуриона-андроида. Магнитный захват пополз вверх. Рабочий день наладчика мыслящих автоматов начался.

Нури с пульта вывел защитную сетку и накрыл ею бокс. Теперь кибер был защищен от посторонних излучений. Дисковые антенны излучателей были намертво встроены в стены бокса и закрыты пластиковыми экранами… Робот лежал животом вверх, Нури увидел его номер, крупно написанный светящейся краской, и вызвал программу наладки на экран дисплея. Программа давала сведения о частотах излучений, вызывающих к действию двигательные реакции. Давала она и список предпочтительных частот и типов излучений, которыми можно было воздействовать на робота при отработке его псевдопсихических реакций. Остальное зависело от опыта и интуиции наладчика.

Профессиональный инженер-наладчик должен обладать выдержкой укротителя, эрудицией психолога и реакцией боксера. Мыслящий универсальный автомат всегда индивидуален; начиная его отладку, никогда нельзя предвидеть, что получится: робот-полицейский, кибер для домашних услуг, сварщик-универсал или грузчик-укладчик? Миллионы самопроизвольных связей, возникающих в блоках модулей, не поддаются анализу, поэтому поведение новорожденного кибера всегда неожиданно. Отладка ведется по реакциям на контрольные ситуации, и здесь все зависит от искусства наладчика. Доктор математики, воспитатель дошколят Нури Метти был кибернетиком высочайшего класса и легко, почти машинально выполнял работу, которая давалась Вальду с каждым годом все труднее. Нури, поглядывая сверху на беспокойно снующего в боксе робота, брал на клавиатуре пульта аккорды, одному ему известные сочетания частот влияющих излучений. Повинуясь этой неслышной музыке, кибер сначала замирал, потом возобновлял движение, но жесты и походка его уже теряли угловатость, становились осторожными и расчетливыми. С этого момента Нури начинал обучение. Фирма никогда не торопила наладчиков, в среднем на воспитание робота высокого класса затрачивалось десять рабочих дней. Асы справлялись с этой работой за неделю и предъявляли дирекции тихого, исполнительного кибера с нормальными реакциями и ровным характером, кибера, навсегда лишенного агрессивности, незаменимого в быту неутомимого слугу, превосходного собеседника, имеющего в запасе могучий набор анекдотов, и терпеливейшего слушателя. Несмотря на высокую цену, эти автоматы не залеживались, имущие приобретали их охотно: иметь в доме кибера – это так престижно.

Нури работал неспешно, он мог бы отладить кибера за смену, но не хотел привлекать к себе внимания. Он размышлял о деле и о Вальде, который там на берегу выложился весь. Нури, чтобы не выйти из образа, ежевечерне прослушивал запись их разговора. Кажется, банк Харисидиса финансировал обучение Вальда. Да, именно. Этот крупнейший банк Джанатии старался облагодетельствовать молодых людей, подающих надежды. Вальд подавал надежды и получил ссуду на весьма льготных условиях.

“Банк поддерживает таких, как вы, Вальд, молодых и со склонностью к технике, – говорил банковский агент. – Техники нам нужны”.

Вальд не послушал тогда предостережений Нормана Бекета, своего компаньона по квартире. Норман говорил, что банк закабаляет студентов, а потом годами сосет проценты из инженеров. Вообще во многом оказался прав немногословный товарищ его студенческих лет. Норман готовил себя в космолетчики, электроникой интересовался только в пределах курса и был славным парнем. На жизнь он подрабатывал журналистикой и здорово разбирался во всяких скучных вещах вроде истории профсоюзов, политики и прочем подобном. Правда, Вальд уже плохо помнил, чем увлекался Норман Бекет, – пути их разошлись сразу после колледжа. Вальд устроился в фирму, а Норман уехал в другую страну на стажировку по обмену молодыми специалистами, который тогда еще практиковался Джанатией. Вальд читал, что Норман был в составе второй Венерианской экспедиции, потом работал пилотом в рейсовом транспортнике и то ли был уволен, то ли сам ушел из космонавтики и занялся журналистикой. Года три назад Норман звонил Вальду, рассказывал, что недавно вышел из тюрьмы, что снова работает в журнале, но Вальд не поддержал разговора. Почему не поддержал? Наверное, они слишком разные – Норман и Вальд.