Текст книги "Мир Приключений 1990 г."

Автор книги: Кир Булычев

– Пока мы живы… Вспомни убиенных экологов, Джольф!

Олле привстал на сиденье орнитоплана; застонав от страшной боли, вырвал из крыльев обе руки вместе с браслетами и приросшими к ним синтемышцами и толчком выбросил себя из аппарата. В каком-то сумасшедшем движении он еще успел заметить, как рухнул сверху его аппарат, ломая лопасти винта вертолета, и как мгновенно синей радугой разлетелись брызги подкрашенной глюкозы – голубой крови его чудесной птицы. Он весь сосредоточился на одной мысли: войти в воду вертикально, ногами вниз, – и это ему удалось. Опускаясь в черную глубину и замедляя в ней движение, он видел, как неподалеку, быстро теряя очертания, погружался в океан вертолет с разорванной от удара о воду кабиной.

Олле вынырнул, работая ногами, в руках – предплечьях и запястьях – рвущая боль. Олле знал, что руки у него целы, а боль – это реакция на разрушение крыльев, поскольку аппарат на время полета включался в нервную систему пилота. Но боль обездвижила руки, и он не мог даже сбросить браслеты. Он лег на спину, качаясь на малой волне, берег скрывался в туманной дымке, спешить было некуда.

Океан дышал, как живое существо, безмолвное в этом прохладном утре. Семья чистильщиков просыпалась на берегу от утренней росы. Люди вылезали из своих тележек, выпускали воздух из матрасов и, зябко ежась, брели к воде сполоснуть лица. Рокот донесся сверху, и они увидели над океаном черный вертолет и большую птицу над ним, розовую в первых лучах солнца, еще не коснувшихся воды и берега. Они видели, как, сложив крылья, птица сверху ударила по вертолету и сломала ему винт, и вертолет, вращая уцелевшей лопастью, рухнул в океан.

Чистильщики переглянулись и увели свои тележки с пляжа подальше в дюны. Мало ли что может случиться: приедут на своих ревущих машинах, схватят, станут задавать вопросы, угрожать, гнать от берега. Чистильщика всякий обидеть может.

Они видели, как из воды выполз на коленях странный человек, длинные руки его неподвижно висели. Выползи остался лежать вниз лицом на мокром песке. Они смотрели и тихо обсуждали вопрос: подойти, помочь? Боязно, конечно, но ведь человек…

Внезапно из-за прибрежных валунов выскочил огромный черный зверь. Он двигался прыжками, на толстых лапах, и шумно дышал, вывалив красный язык. Зверь подбежал к лежащему, засуетился, тонко завыл. Человек поднялся на колени, потом на ноги, и они ушли в дюны – человек и зверь.

Нури достал гостевой билет – результат невероятных усилий Хогарда. Билет был заодно и пропуском в столицу: все магистрали были перекрыты оперативными отрядами лоудменов, их черные машины образовывали непроницаемые дорожные пробки. Движение на автострадах замирало с восьми вечера до шести утра – таков был главный результат объявленного в Джанатии чрезвычайного положения.

Нури спешил. Норман не выходил на связь уже вторую неделю, Олле тоже не давал о себе знать, накопилась целая коробка кассет с записями. Нури подчинился тогда решению штаба Армии Авроры остаться на связи с Ферро, но сейчас это решение казалось ему неоправданным, а привлечение его к акции против Джольфа Четвертого выглядело как некая уступка его темпераменту. А ведь Нури и просил всего-то разрешения остаться в резиденции Джольфа, превращенной язычниками в детский приют. Какой-то смешанный отряд лоудменов и полиции пытался захватить резиденцию, но был наголову разгромлен воинами Армии Авроры. Нури участвовал в обороне резиденции и кислородного завода в роли консультанта-кибернетика, не более того. И он был вынужден сразу вернуться к себе, как только угроза захвата приюта миновала…

Пророк Джон, как узнал Нури из сообщения кибера Ферро, закончил подготовку к перевороту и не сомневался в успехе. Это ощущалось и в наглой самоуверенности агнцев божьих, проверявших документы на дорогах, и в безлюдности притихших в предчувствии еще горшей беды городков, мимо которых мчался лимузин Нури, и в той лихорадочной спешке, с которой правительство издавало законы. Закон об организации приходов на предприятиях взамен профсоюзов – в каждом священник, центурион и кибер-секретарь; закон о принятии присяги на верность фирме; закон, объявляющий веру в Великого Кибера государственной религией; закон, объявляющий язычество ересью, караемой заключением в концлагерь на срок, достаточный для обращения в веру истинную. Правительство объявило, что замурует бездействующие линии метро, но это решение после эпизода с отключением электроэнергии пришлось отменить. С концлагерями тоже не получилось. Это доказывало, что Армия Авроры превратилась в силу, способную ограничивать произвол власть имущих.

После захвата резиденции Джольфа и одновременных уничтожающих ударов по местным филиалам гангстерский синдикат был разгромлен и потерял значение как сила, противостоящая язычеству. Во всяком случае, Джольф Пятый на смену Четвертому не появился, а с уцелевшими бандитствующими элементами, в случаях когда они проявляли себя, справлялись даже обитатели обочин.

Миновав последний пикет лоудменов у въезда в столицу, Нури переключил машину на ручное управление и по вымершим гулким ущельям улиц двинулся к “Фениксу”, надеясь застать там Нормана Бекета и отдать, наконец, ему пакет с пленками. Здание мятежного журнала располагалось вдали от центра, по соседству с серыми коробками домов рабочей окраины. Небольшая площадь перед ним была заполнена толпой. Желтые агнцы вперемежку с медными лоудменами угрожающе орали, размахивая лучевыми пистолетами.

Нури вышел из машины, на него никто не обратил внимания. Но когда он попытался пробраться через толпу к входу в здание, колоссальный, трехметрового роста, кибер, по-видимому основной здесь распорядитель, прогудел что-то теснящимся рядом с ним лоудменам, и Нури был схвачен и вышвырнут на узкую панель. Напрасно он размахивал пропуском и пытался что-то доказывать. Толпе было не до него. Дожили, черт возьми! Шахтный кибер, даже не требующий психоналадки, примитивный, как арифмометр, командует людьми!

Встав на сиденье своей открытой машины, Нури увидел, как десяток агнцев ломились в двери редакции. Он видел, как двери распахнулись и вышли три сменных редактора, люди, известные всей Джанатии. Среди них был Норман Бекет, он возвышался над толпой в своем шлеме и стоял спокойно, положив руки на пояс астронавта. Толпа отхлынула, когда рядом с ним появился Олле.

– Генерал! – послышалось в толпе.

– Ну, – сказал Олле, не повышая голоса. – В чем дело?

Из толпы выдвинулись двое агнцев:

– Мы хотим войти внутрь!

– Так войдите. – Олле не тронулся с места.

Агнцы переминались с ноги на ногу, оглядывались на толпу.

– Бараны! – сказал Норман. – Примитивные бараны…

Он не договорил, на груди его на мгновение вспыхнула и погасла огненная полоса. То, что случилось вслед за этим, было подобно вихрю. Олле выбросил вперед кулак, и лучевой пистолет, выбитый из рук агнца, взлетел над толпой. И пока агнец, перегнувшись, медленно опускался на асфальт, второй уже летел плашмя в толпу, сбивая передние ряды. Олле врезался в толпу, как нож в масло, и через минуту площадь опустела. Двое остались на площади – трехметровый кибер и Олле, замерший перед ним в сутулой позе борца. Олле повернул голову, Нури увидел его непривычно усталое, будничное лицо. Он, видимо, что-то сказал, потому что Норман исчез.

– Это ты их привел? – громко, как глухому, растягивая слова, спросил Олле, обращаясь к киберу.

– Я здесь главный. Их мне подчинил тот, кто задает программу! – прорычал кибер голосом генерала Баргиса. Он согнул колени и подался корпусом вперед, готовясь к броску.

– А чем ты занимался раньше?

Олле явно не замечал намерений кибера, Нури в отчаянии подумал, что это неправильная линия поведения. Нет, правильная – это бежать: автомат может кинуться в любое мгновение, человек не в состоянии противиться натиску полуторатонной громадины, нет на Земле такого человека. Нури нащупал под мышкой пистолет… Бесполезно, его и гранатой не взять. Был бы крикун…

– Раньше я складывал в штабель медные вайербарсы.

– Вот теперь подумай, почему все разбежались. Ты не можешь командовать, ты не умеешь составлять программу. Убирайся!

Робот медленно выпрямился. Он долго молчал, и были слышны стоны поверженных агнцев.

– А что нужно, чтобы составлять программу?

Нури увидел, как появились и стали у входа в редакцию два больших автобуса. Их, видимо, ждали: с десяток сотрудников, торопясь, грузили в машины ящики и связки бумаг.

– Что нужно? – повторил Олле. – Я помогу тебе, робот. Раздели для начала длину окружности на диаметр с точностью до сотого знака. Только не спеши, чтобы я успел проверить.

Помещение редакции опустело, машины скрылись, оставив за собой пыльные смерчи. Олле, переступая через агнцев, медленно пошел по шоссе…

На площади недвижимо стоял робот, выкрикивая цифры квадриллионных долей “Пи”, вокруг него снова гуртились агнцы. Он не дошел и до пятидесятого знака, когда на площадь выкатился сферический низкий танк и завис на своей воздушной подушке. Из середины его вырвался слепящий белый луч и неровным зигзагом пробежал по фасаду здания. Косо, на уровне пояса перерезанный робот тяжело рухнул на асфальт, послышался треск, и в то же мгновение, словно облитое напалмом, здание вспыхнуло. Танк ворочался на площади, белая нить луча связывала его с горящим домом, и Нури, чувствуя опаляющий жар, тупо думал, что незачем тратить энергию, если дом и так горит, и что, видимо, экипаж танка сейчас дышит эйфоритом. Дико выли увязающие в жидком асфальте агнцы и лоудмены. А потом над танком на уровне пятого этажа завис в воздухе Норман, опоясанный бледным сиянием. Он швырнул в танк какой-то большой цилиндр и тут же исчез в клубах дыма.

Взрывная волна сбила Нури с ног, он сполз к рулю и поднял машину над дорогой. Танка на площади не было, вообще ничего не было, кроме мечущегося адского пламени.

Нури, набирая скорость, двинулся к центру. Поскольку не удалось отдать пленки, а теперь это вообще не имело смысла, оставалось действовать самому. Он еще надеялся найти Олле и попасть к открытию парламента, но надежда эта почти угасла у первого виадука: на проезжей части перекатывались циклопические полусферы танков и маячили патрульные лоудмены.

Нури отвел машину назад и нашел стоянку неподалеку от входа в метро. Он протиснулся через молчаливую, колышущуюся у эскалаторов толпу, удивился: улицы пусты, а здесь, под землей, не протолкнуться. Ленты двигались почти пустые, к центру с окраин никого не пропускали. Густая цепь агнцев божьих под командой киберов-андроидов сдерживала толпу. Нури, размахивая пропуском, пролез к старшему киберу – его можно было узнать по эмблеме атома, мерцающей на панцире, – сунул ему карточку. Робот взглянул на символы, отодвинулся, освобождая проход.

Через несколько минут Нури вышел на площадь перед зданием парламента. Массивное, но зажатое между титаническими цилиндрами жилых домов, уходящих в низкие мутные облака, оно выглядело старым и тесным. Над крышей парламента сияло: “Грешите! Пророк приемлет вас такими, какие вы есть”.

Его остановил патруль агнцев: “Пропуск? Подождите!” Ждать пришлось долго: через площадь тянулись колонны, скорее, компактные гурты агнцев и лоудменов, у каждого возле бедра болтался массивный блик. Нури заметил, что” нигде не было видно излюбленного в Джанатии лозунга “Перемен к лучшему не бывает!”. Вместо него появилось звонкое, но абсолютно бессмысленное изречение пророка “Подлинное равенство – это равенство во грехах”.

Агнцы шли не менее получаса. Они пересекали площадь и скрывались в темнеющей пасти тоннеля у основания жилого цилиндра. Нури помнил схему метро и знал, что там находится вход в давно забытую линию, ведущую в рабочие кварталы. Линию открыли, но где остановятся поезда, увозящие агнцев, знают только диспетчеры Армии Авроры. Было очевидно, что генерал Баргис чего-то не доработал и явно лишался значительной части своих боевых отрядов. Нури мельком подумал об этом, рассматривая колонны.

Каждую возглавлял андроид, человекоподобный робот. Походка робота была более плавной, чем у марширующих в рядах. Агнцы явно подражали роботам, угловато дергаясь при каждом шаге. Это было трудно, это замедляло движение, но они старались с маниакальной настойчивостью.

Иногда андроид, не сбиваясь с шага, поворачивал голову назад и начинал размахивать манипуляторами, тогда из него вырывалась грохочущая музыка, и агнцы начинали ритмично орать железный марш. Этот марш, по заверениям пророка, как нельзя более отражал внутреннюю потребность усредненного джанатийца, уставшего от официального вранья, в откровенном излиянии.

 
Мы серые!
            Мы у власти!
По миру идет серота!
Одной мы подвластны страсти —
Грести
            в кошель
                     живота!
            Высоты последние смерьте.
            Какой здесь быть может выбор?
            Злорадное горло смерти
            Зияет во весь калибр!
Мы спали,
            жрали,
                     пили.
Плевали на рай и ад!
Но киберы нам влепили
Железным мокасом в зад!
Дошли до конечной вехи,
И робот всему наследник!
Мы ржем абсолютным смехом.
Нам дадено ржать последним!
 

… Нури все-таки опоздал, и его кресло в гостевой галерее оказалось занятым. Пришлось стоять, и он примостился у барьера. Отсюда хорошо просматривался зал, расходящийся вверх полукруглым амфитеатром. На сцене, за длинным столом, сидели министры и еще какие-то люди в бронзового цвета костюмах. Этот назойливый цвет преобладал и на скамьях депутатов. С краю возвышалась широкоплечая фигура пророка, кресло рядом с ним пустовало, репрезентант Суинли не явился, как того и следовало ожидать.

Нури оглядел зал – свободных мест не было. На это столь долго рекламируемое заседание прибыли все депутаты. Премьер-министр – его респектабельная фигура уже виднелась за трибуной – склонился над листками с текстом, но смотрел исподлобья в зал. Он стал говорить о долге правительства перед страной, о том, что правительство сознает свою ответственность за то несколько необычное решение, которое он будет иметь честь предложить избранникам и представителям народа.

– Я буду откровенен, господа, я, может быть, буду резок. Общество переживает глубокий кризис, ибо внешние силы не оставляют надежд на перемены в Джанатии. Нам пытаются диктовать, что нам делать в своей стране, как нам вести свое хозяйство. Нам навязывают так называемую экологическую конвенцию. Принять ее – это значит добровольно наложить на себя ограничения в потреблении. Ассоциаты пошли на это, но мы, заботясь о благе граждан, не пойдем на снижение уровня потребления – правительство отвергает конвенцию. Мы сами кормим, обуваем и одеваем себя. Кто хочет, пусть ограничивается, мы в чужих советах не нуждаемся…

Нури слушал. Да, это сильный аргумент против экоконвенции, подсказанный пророком и взятый теперь на вооружение премьером.

– Нам говорят, что мы кому-то мешаем, сбрасывая свои отходы в океан. Но мы очищаем свою страну и отходы сбрасываем в свои территориальные воды, и если наши действия кому-то не нравятся, то это не наша забота… Я знаю, язычники не разделяют наше мнение, но мы, господа, и не стремимся к единомыслию, мы стремимся к порядку. Чего нам не хватает, так это порядка. Растет хаос во всех сферах общественной жизни и в экономике Джанатии…

“Ну, если он заговорил о порядке, – подумал Нури, – то тут не обойдется без пророка, который вместе с Баргисом, собственно, и провоцирует стремление к порядку. Нет, разгром гангстерского синдиката был своевременной мерой, премьер лишен возможности говорить о борьбе с организованной преступностью как о первоочередной задаче в деле наведения порядка”.

– …Правительство особо отмечает заслуги пророка, его энергичную деятельность, направленную на защиту основ общества торжествующей демократии. Мы все отлично понимаем, в каких сложных условиях работает отец Джон, мы приветствуем новые движения, в которых сплотились истинные патриоты. Когда я думаю о словах пророка нашего, я думаю, не есть ли стремление человека удовлетворять свои гордыню, жадность, лень, чревоугодие, сластолюбие – главный двигатель прогресса? Но если это так, а это так, то не греховен ли сам прогресс и не карает ли нас господь за грех прогресса? Карает! Карает депрессией, которую мы переживаем. Производительные силы выросли настолько, что предложение во всех сферах производства превышает спрос. Насыщенность промышленности автоматикой привела к тому, что количество незанятого населения превысило все мыслимые пределы. Вот кара за грех прогресса!.. И если мы примем бесплатную технологию, то, я спрашиваю, что останется делать джанатийцу? Отсюда один вывод, и я взял на себя смелость донести его до нации: мы отклоняем помощь так называемого Ассоциированного мира. К этому зовет нас здравый смысл и наша гордость!

Имея в виду все сказанное, перед лицом народа и нации, сознавая свою ответственность перед историей, мы приняли единственно возможное решение…

Премьер сделал паузу. Шорох пробежал по залу, желтые и бронзовые выпрямились, на скамьях оппозиции озабоченно притихли, и только телеоператоры по-прежнему перемещались по проходам со своими камерами.

– Единственно возможное решение: призвать к управлению государством того, кто полностью свободен от предрассудков, присущих нам от рождения, того, кто обладает непогрешимой логикой, железной последовательностью, неограниченными возможностями, чей рассудок не связан традициями, а разум безупречен и чист. От имени правительства я предлагаю вам, избранники народа, всю полноту власти передать в руки достойного…

С грохотом распахнулись двери, и, ровно топая, по главному проходу замаршировала шеренга агнцев божьих.

Премьер тихо просиял, снова стал серьезным и, срывая голос, закричал:

– Кто более достоин этого, нежели Великий Кибер Ферро! Да здравствует железный диктатор!

Что-то двухсложное рявкнули агнцы. В наступившей вслед за тем тишине были слышны шаркающие шаги премьер-министра. Он, горбясь, сошел с трибуны, а навстречу ему двигался кибер Ферро. И когда они поравнялись, в зале раздался смех. Премьер вздрогнул. Слева, в первом ряду, негромким (но было слышно всему залу), срывающимся от смеха голосом сменный редактор “Феникса” произнес:

– Прохвосты! Нашли-таки себе фюрера!

– Я арестую вас, Норман Бекет! – прохрипел премьер.

– Знаю! Но разве вы не сдали полномочия? Вот только что и на глазах всей страны.

– Проклятый мысляк! Язычник! – загремел, не вставая, генерал Баргис. – Вывести его!

И пока агнцы, потея от усердия, выволакивали из зала Нормана, Нури напряженно рассматривал его худощавое лицо с обожженной кожей и отекшими от перегрузок глазами, редкие волосы и большие, с синими венами руки пилота-межпланетника.

– Где же право открытой дискуссии? Боитесь пустить меня на трибуну!

Нормана увели. За столом правительства замешкались, зашептались… Потом пророк Джон отодвинул кресло, направился к трибуне. Но Ферро, его кибер, одним движением четырехпалого манипулятора остановил пророка, и голос его загремел в зале. “Ну да, он не нуждается в усилителе”, – вспомнил Нури.

– Люди, вы призвали меня, чтобы я разрешил противоречия, которые вами порождены. – Кибер, кажется, принял игру всерьез. – Гомо фабер, способный строить мыслящие устройства, оказался не в состоянии построить простейшую схему производства – потребления, хотя критерий оптимальности такой схемы очевиден и вытекает из принципа экономии энергии: потреблять все, что производится, производить не больше, чем нужно для потребления. Тот, кто задает программу (жест в сторону пророка), усматривает противоречие в том, что производится больше, чем можно потребить. Нужен ли я для решения столь примитивной задачи: следует сократить производство. Я это предлагаю, поскольку схема общества по заданной мне программе считается неизменной!..

Нури слушал. Речь кибера, его однолинейная примитивная логика создавала впечатление какой-то карикатуры на глубокомысленные рассуждения премьера. Но ведь и решения государственного масштаба, судя по результатам, принимаются правительством на столь же убогом уровне мышления. О, Мардук!

Но одновременно Нури отмечал какие-то необычные выбросы в речи робота. “Что-то в нем неладно”, – подумал кибернетик. Он несчетное число раз имел с Ферро телеконтакты, но видел его впервые: кибер как кибер, слегка утрированная внешность, присущая роботам для домашних услуг. Отличная машина. И конечно, он весь во власти формальной, машинной логики. Но не может быть, чтобы пророк не отрепетировал, не проиграл много раз программу поведения и выступления кибера в парламенте. Откуда же тогда эти флуктуации в поведении и в словах Ферро, незаметные пока для окружающих, но очевидные для него – наладчика кибернетических устройств.

…– Следует сократить число автоматов, – продолжал кибер, – увеличится занятость…

Ну вот, все становится на свои места: луддизм, чистейший пример формальной логики, не способной не то что оценить значимость связей, а просто выявить действующие факторы. Это уже было, и даже жрец-хранитель, обсуждая стратегию Армии Авроры, высказывал опасения, не есть ли разрушение предприятий язычниками проявлением неолуддизма на данном витке истории. “Не есть, – ответил ему Дин, – поскольку язычники не против промышленности и назад в пещеры не зовут, они против убийства человечества несовершенной, расточительной и вредоносной технологией производства материальных благ”.

…Формулирую вывод: противоречие устраняется уменьшением количества машин. Я – машина!

Робот сел на пол и неуловимым движением отделил у себя сначала левую, а потом правую стопы и осторожно положил их на пол.

В зале и за столом правительства оцепенели. Через секунду на пол легла ось коленного шарнира и шлепнулась бедренная часть ноги. Ферро отвернул кисть манипулятора, крутанул в плече культю – за ней тянулись цветные жилки проводов.

– Нет! – закричал пророк. – Нет!

– Ах, Джон, отец Джон! Вам же говорили, что мозг Ферро собран из нестандартных элементов, он чреват сбоем программы. Не вняли предупреждению, честолюбец!

Норман Бекет стоял в проходе между креслами. Рядом с ним, просветленный и прекрасный, Олле со своим Громом. За их спинами офицеры Армии Авроры квалифицированно и без шума заменяли караулы лоудменов.

Норман поднялся на трибуну, придвинул панель с микрофонами.

– Пока мы там в кулуарах убеждали многих, что агнца божьего украшает кротость, а оружие кроткому ни к чему, вы здесь, кажется, все проблемы успели решить? – Со странным выражением он смотрел, как корчится на полу несчастный кибер. – Людям нечем дышать, мы пьем отравленную воду. Разрушена сама основа жизни. И никакие софизмы, а они продиктованы властолюбием, личными амбициями или невежеством наших властителей, не могут оправдать отказ от экологической помощи. – Норман говорил, не повышая голоса. – Мы предлагаем эту помощь принять незамедлительно. На этом условии Армия Авроры, командование которой я представляю, прекратит свою деятельность.

Верхняя палуба пятимачтового фрегата, поднятая над волнами на десяти метровую высоту, звенела детскими голосами. Соленый бриз, опережающий паруса, был сладок и опьянял маленьких джанатийцев.

– А если не будет ветра, Нури? Тогда мы остановимся на самой середине океана? Воспитатель Нури, если не будет ветра?

Веерный строй парусных барков и гафельных шхун уходил за далекий горизонт, и Нури думал, что сверху, с высоты полета дирижабля-катамарана, сопровождающего флот, парусники, наверное, кажутся цветами, уроненными на складчатую скатерть океана.

– Ветер будет…