Текст книги "Мир Приключений 1990 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Анатолий Безуглов,Глеб Голубев,Сергей Другаль,Ростислав Самбук,Мадлен Л'Энгль,Валерий Михайловский,Марк Азов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 52 страниц)

Глава III
МИССИС КОТОРАЯ

Наступал вечер, они шли по лесу. Чарльз и Фортинбрас весело скакали впереди. Кэльвин шел рядом с Мэг, осторожно помогая ей, чтобы она не споткнулась о корни деревьев.

– Какой удивительный, запутанный день, такого у меня никогда в жизни не было, – сказала Мэг. – Я перестала расстраиваться, не переживаю; мне просто хорошо. Почему?

– Наверно, нам не надо было встречаться раньше, – сказал Кэльвин. – Я хочу сказать, что я знал, кто ты и все о тебе, просто не был знаком. Но я рад, что мы встретились, Мэг. Мы будем друзьями, я знаю.

– Я тоже рада, – прошептала Мэг, и они замолчали. Когда они добрались до дома, то увидели, что миссис

Мюррей все еще работает в лаборатории. Она наблюдала, как бледно-голубая струя медленно движется по трубке из мензурки в реторту. На бунзеновской горелке булькало фаянсовое блюдо с тушеным мясом.

– Не говорите Сэнди и Деннису, что я здесь готовлю, – попросила она. – Они такие подозрительные, боятся, что какие-нибудь химикалии попадут в мясо, но я ставлю эксперимент и не могу готовить на кухне.

– Мама, это Кэльвин О’Киф, – сказала Мэг. – Ему хватит мяса? Пахнет просто замечательно.

– Здравствуй, Кэльвин! – И миссис Мюррей пожала ему руку. – Рада познакомиться с тобой. Сегодня на ужин у нас нет ничего, кроме тушеного мяса, но его предостаточно.

– Прекрасно, – ответил Кэльвин. – Можно мне позвонить по телефону? Я хочу, чтобы мама знала, где я.

– Конечно. Покажи ему, где телефон, Мэг.

Мэг повела Кэльвина внутрь дома.

Чарльз Уоллес и Фортинбрас уже исчезли. С улицы доносился стук молотка: Деннис и Сэнди заколачивали что-то в укреплении, построенном ими на вершине одного из кленов.

– Сюда, пожалуйста. – Мэг провела мальчика через кухню в гостиную.

– Сам не знаю, зачем я ей звоню, когда где-нибудь задерживаюсь, – горько сказал Кэльвин. – Она и не заметит моего отсутствия. – Он вздохнул и набрал номер.

– Ма? Ах, ты, Хинки? Скажи маме, что я поздно вернусь. Не забудь. А то вы опять запрете дверь. – Он повесил трубку и посмотрел на Мэг. – Ты знаешь, что ты счастливая?

Мэг криво улыбнулась:

– Не всегда.

– У тебя такая мама! А дом! Вот здорово, твоя мама просто чудесная! Если бы ты видела мою! У нее выпали все передние зубы, и папа сделал ей вставную челюсть, но она не вставляет ее и по большей части ходит непричесанная. А когда причешется, тоже не много радости. – Он сжал кулаки. – Но я люблю ее. И это самое смешное. Я всех их люблю, а им наплевать на меня. Может быть, поэтому я звоню, когда не прихожу домой. Потому что мне не наплевать. Больше никто ни о ком не заботится. Ты просто себе не представляешь, какая ты счастливая, что тебя любят.

Мэг удивленно сказала:

– Никогда об этом не думала. Принимала все как должное.

Кэльвин погрустнел; потом его щедрая улыбка вновь осветила лицо.

– Должно случиться что-то хорошее, Мэг! Хорошее! Я чувствую.

И он начал кружить по красивой, хотя и неприбранной гостиной. И остановился перед фотографией, стоявшей на пианино: небольшая группа людей на берегу.

– Кто это? – спросил Кэльвин.

– А, группа ученых.

– Где?

Мэг подошла к фотографии.

– На мысе Канаверал. А вот отец.

– Который? Тот, что в очках?

– Тот, кого надо подстричь. – Мэг захихикала, забывая о заботах, и все потому, что получала удовольствие, показывая Кэльвину фотографию. – Волосы у него того же цвета, что мои, и он всегда забывал подстричься. Обычно все кончалось тем, что мама сама принималась за его голову, потому что у него никогда не было времени, чтобы стричься у парикмахера.

Кэльвин изучающе посмотрел на фотографию.

– Он мне нравится, – объявил он беспристрастно. – Немного похож на Чарльза Уоллеса, не так ли?

Мэг опять засмеялась:

– Когда Чарльз был младенцем, он выглядел точь-в-точь как папа. Ужасно смешно.

Кэльвин продолжал смотреть на фотографию.

– Он некрасивый. Но он мне нравится.

Мэг негодующе воскликнула:

– Очень даже красивый!

Кэльвин покачал головой.

– Ха. Он высокий и тощий. Как я.

– Я считаю, что ты тоже красивый, – сказала Мэг. – Глаза отца похожи на твои. Ты знаешь, они ярко-голубые. Только ты не видишь этого, потому что он в очках.

– Где он сейчас?

Мэг окаменела. Но ей не пришлось отвечать, потому что хлопнула дверь из лаборатории на кухню и вошла миссис Мюррей, неся блюдо тушеного мяса.

– Вот и я. Удалось докончить тушение на плите. Ты приготовила уроки, Мэг?

– Не совсем, – ответила Мэг, идя на кухню.

– Надеюсь, Кэльвин не будет против, если ты займешься этим до обеда.

– Конечно, пускай занимается. – Кэльвин покопался в карманах и извлек пачку сложенных листов бумаги. – Дело в том, что у меня самого есть чем заняться. Математика. Трудно она мне дается. Там, где я имею дело со словами, все в порядке, но только дело доходит до цифр…

Миссис Мюррей улыбнулась:

– Почему же ты не попросишь Мэг помочь тебе?

– Но я старше Мэг.

– А ты попробуй.

Мэг разгладила листы и просмотрела их.

– Учительнице все равно, как ты это решишь, Кэльвин? Я хочу сказать, у меня свой способ решения.

– Думаю, все равно, лишь бы ответ получился правильным.

– Тогда сделаем это вот так. Взгляни, Кэльвин, ведь так проще, не правда ли?

Карандаш ее забегал по бумаге.

– Вот так штука! – воскликнул Кэльвин. – Мне кажется, я понял. Покажи еще раз на другом примере.

И опять Мэг начала писать.

– Всего-то надо запомнить, что обычную дробь надо превратить в бесконечную периодическую десятичную. Понимаешь? Поэтому 3/7 есть 0,428571.

– Что за сумасшедшая семейка! – воскликнул Кэльвин. – Я думал, меня сегодня уже ничем не удивишь, ведь ты одна из самых отстающих в школе и тебя часто вызывают за это к директору.

– Да, что поделаешь.

– Вся беда в том, – быстро сказала миссис Мюррей, – что Мэг часто играла с отцом в математические игры и узнала, как находить простейшие решения. Поэтому, когда учителя хотят, чтобы она решала более длинным путем, она просто отказывается это делать.

– Может, в этой семье есть еще чудаки, вроде Мэг и Чарльза? – спросил Кэльвин. – Если есть, я хотел бы с ними познакомиться.

– Мешает и то, – продолжала миссис Мюррей, – что у Мэг неразборчивый почерк. Я сама с большим трудом разбираю его, вряд ли у учителей есть желание и время разбирать ее каракули. Думаю подарить ей на Рождество пишущую машинку. Может быть, это поможет.

– Если я что-то решаю правильно, никто не верит, что я сама это сделала, – пробормотала Мэг.

– Что такое мегапарсек?

– Одно из прозвищ, которое отец дал мне, – ответила Мэг. – А также три миллиарда двадцать шесть миллионов световых лет.

– Что такое Е = mс2?

– Формула Эйнштейна.

– Что такое Е?

– Энергия.

– m?

– Масса.

– с2?

– Квадрат скорости света за секунду.

– С какими странами граничит Перу?

– Не представляю. Перу где-то в Южной Америке.

– Столица штата Нью-Йорк?

– Нью-Йорк-сити, конечно!

– Кто написал “Жизнь Семюеля Джонсона”?

– О, Кэльвин, я не сильна в английской литературе.

– Джеймс Босуэлл! – подсказал Кэльвин.

Он тяжело вздохнул и повернулся к миссис Мюррей.

– Понимаю, что вы имели в виду. Не хотел бы я быть ее учителем.

– Возможно, у нее слишком одностороннее развитие, – ответила миссис Мюррей, – хотя в этом виноваты мы с отцом. Между прочим, до сих пор она с удовольствием играет в куклы.

– Мама! – в ужасе взвизгнула Мэг.

– Дорогая, прости меня, – мягко попросила миссис Мюррей. – Но я уверена: Кэльвин понимает, что я хотела сказать.

Неожиданно Кэльвин широко раскинул руки, как будто обнимая этим жестом Мэг, и маму, и весь дом.

– Как это случилось? Ну разве это не чудо? Я чувствую себя так, будто родился в этом доме. Я больше не одинок! Вы понимаете, что это для меня значит?

– Но ведь ты один из лучших в баскетболе и по другим предметам! – запротестовала Мэг. – Ты на хорошем счету в школе. Тебя все гробят.

– Это неважно. Не было, во всем мире не было ни одного человека, с которым я мог бы поговорить серьезно. Конечно, я могу подстроиться под остальных, стараться быть как все, но тогда я перестаю быть самим собой.

Мэг достала из шкафа вилки и крутила их в руках, посматривая на мальчика.

– Я совсем запуталась, – сказала она.

– Я тоже, – весело откликнулся Кэльвин. – Но по крайней мере, теперь я знаю, что впереди нас ждет что-то хорошее.

***

Мэг удивилась, что близнецы приятно взбудоражены появлением Кэльвина за столом. Они слышали о его спортивных победах и поэтому были в восторге. Кэльвин съел пять кусков мяса, три порции желе и дюжину пирожков, а потом Чарльз Уоллес захотел, чтобы Кэльвин уложил его спать и почитал ему. Близнецы, закончив приготовление уроков, получили разрешение посмотреть телевизор. Мэг помогла матери помыть посуду и уселась за стол, чтобы приготовить уроки. Но не могла сосредоточиться.

– Мама, ты расстроена? – неожиданно спросила она. Миссис Мюррей взглянула поверх страниц научного журнала, который листала. Некоторое время она молчала.

– Да.

– Почему?

И опять миссис Мюррей замолчала. Вытянула вперед руки и посмотрела на них. Длинные, сильные, красивые руки. Потрогала широкое золотое кольцо на пальце левой руки.

– Я пока еще молодая, – наконец сказала она, – хотя это трудно понять вам, детям. И я по-прежнему люблю вашего отца. Я очень скучаю по нему.

– И ты думаешь, все происшедшее имеет отношение к отцу?

– Думаю, имеет.

– Но какое?

– Вот этого я не знаю. Но это единственное объяснение.

– Ты думаешь, что все это можно будет объяснить?

– Да. Но уверена также и в том, что при наших ограниченных способностях мы не всегда в состоянии понять некоторые объяснения. Но видишь ли, Мэг, от того, что мы чего-то не понимаем, совсем не значит, что объяснения нет.

– Я люблю понимать, – сказала Мэг.

– Мы все любим. Но это не всегда возможно.

– Чарльз Уоллес понимает больше, чем мы все?

– Да.

– Почему?

– Ну, полагаю, что он… другой.

– Другой?

– Не могу точней сказать. Ты же знаешь, что он не такой, как все.

– Знаю. И я не хотела бы, чтобы он стал как все, – сказала Мэг.

– Хочу, не хочу – все это не имеет значения. Чарльз Уоллес есть такой, какой есть. Другой. Новый.

– Новый?

– Да. Вот так мы с отцом его воспринимаем.

Мэг так вертела в руке карандаш, что сломала его. Она засмеялась:

– Извини! Я не хочу разрушать. Я хочу понять.

– Знаю.

– Но Чарльз Уоллес выглядит как все?

– Конечно, Мэг, но люди – это не только их внешний вид. Отличие Чарльза Уоллеса не физического порядка. Он по сути своей иной.

Мэг тяжело вздохнула, сняла очки и, повертев их, снова надела.

– Ну что ж, я понимаю, что Чарльз Уоллес – другой, я понимаю, что он нечто большее, чем все мы. Думаю, надо принять это как факт, без понимания.

Миссис Мюррей улыбнулась:

– Возможно, именно это я и хотела тебе сказать.

– Да? – с сомнением спросила Мэг.

Мать улыбнулась снова:

– Может быть, поэтому я не удивилась нашей вчерашней гостье, поэтому подавила возникшее недоверие. Из-за того, что есть Чарльз Уоллес.

– А ты сама – как Чарльз Уоллес?

– Я? Бог мой, конечно, нет! У меня больше способностей и более высокий интеллектуальный уровень, чем у многих, но я в пределах обычного.

– Но только не твоя внешность.

Миссис Мюррей рассмеялась:

– Тебе не хватает примеров для сравнения. Внешность моя – самая обычная.

Вошел Кэльвин О’Киф.

– Чарльз заснул? – спросила миссис Мюррей.

– Да.

– Что ты ему читал?

– Он выбрал книгу о происхождении видов. Не сочтите меня назойливым: над чем вы сегодня работали в лаборатории, миссис Мюррей?

– Когда-то это была моя совместная с мужем работа. А сейчас я стараюсь не слишком от него отстать, когда он вернется.

– Мама, – заявила Мэг, – Чарльз говорит, что я ни то ни се, ни рыба ни мясо.

– Ну уж нет, – сказал Кэльвин. – Ты прежде всего Мэг, вот ты кто. Лучше пойдем погуляем.

Но Мэг не удовлетворилась ответом.

– А что ты скажешь о Кэльвине?

Миссис Мюррей улыбнулась:

– Он мне очень нравится, я очень рада, что ему у нас хорошо.

– Мама, ты собиралась рассказать мне о тессеракте.

– Да. – Лицо миссис Мюррей стало озабоченным. – Но не сейчас, Мэг. Не сейчас. Отправляйся на прогулку с Кэльвином, а я пойду поцелую Чарльза и присмотрю, чтобы улеглись близнецы.

Трава была мокрой от росы. Луна уже взошла, в ее свете звезды стали почти невидимыми. Кэльвин протянул руку и простым, дружеским жестом взял Мэг под руку.

– Ты расстроила маму?

– Нет, не я. Но она расстроена.

– Из-за чего?

– Из-за отца.

Кэльвин повел Мэг через луг. Сменялись под ногами тени деревьев, в воздухе был разлит тяжелый, сладкий запах осени. На склоне Мэг поскользнулась, но сильная рука Кэльвина не дала ей упасть. Они осторожно пересекли огород близнецов, петляя между грядок капусты, свеклы, спаржи, тыквы. Слева неясно вырисовывались высокие кукурузные стебли. Впереди виднелась маленькая яблоня, защищенная каменной стеной, за стеной был лес, в который они сегодня наведывались. Они подошли к стене и уселись под нею; рыжие волосы Кэльвина в блеске луны отливали серебром, тело и лицо были испещрены пятнами теней от ветвей. Он потянулся к ветке, сорвал яблоко и протянул его Мэг, затем сорвал яблоко и для себя.

– Расскажи мне об отце.

– Он – физик.

– Да, конечно, мы все об этом знаем. Говорят, он бросил твою мать из-за женщины.

Мэг резко попыталась было встать с камня, на котором сидела, но Кэльвин схватил ее за запястье и усадил.

– Спокойней, детка. Я ведь не сказал ничего, чего бы ты уже не слышала?

– Это действительно так, – ответила Мэг, но продолжала дергаться. – Позволь мне уйти.

– Успокойся. Ты знаешь, что это неправда, я знаю, что это неправда. И как только взглянешь на твою маму, сразу станет ясно, что бросить ее из-за другой женщины невозможно. Но люди такие злые, правда?

– Наверное, правда, – ответила Мэг, но ее счастливое настроение улетучилось, сменившись тягучим негодованием.

– Послушай, дурочка! – Кэльвин мягко ее потряс. – Я хочу, чтобы мне все стало ясно, хочу отделить факты от выдумки. Твой отец – физик. Это факт, правильно?

– Да.

– Он доктор нескольких наук?

– Да.

– Большую часть времени он работал один, но последнее время – в Институте высшего обучения в Принстоне. Правильно?

– Да.

– Еще он проводит исследования для правительства?

– Да.

– Вот и все, что знаю я.

– И я знаю не больше, – отозвалась Мэг. – Больше может знать только мама. Кажется, он был тем, кого называют – Секретный.

– Сверхсекретный, ты хочешь сказать?

– Вот именно.

– А в чем была его секретность, ты не знаешь? Мэг покачала головой:

– Нет. Не представляю себе. Правда, зная, где он, можно додуматься, чем он занимался.

– А где?

– Сначала он жил в Нью-Мексико, и мы вместе с ним; потом переехал во Флориду, на мыс Канаверал, и мы вместе с ним. А потом он должен был много путешествовать, поэтому мы и поселились здесь.

– Ведь этот дом всегда был ваш?

– Да. Но раньше мы жили в нем только летом.

– И ты не знаешь, куда послали твоего отца?

– Не знаю. Сначала мы получали очень много писем. Отец и мать писали друг другу каждый день. Думаю, что мама до сих пор пишет ему по ночам. Почтальонша над ней смеется.

– Я уверен: они думают, что ваша мама уговаривает его вернуться в семью, или что-нибудь в этом роде, – горько заметил Кэльвин. – Не могут они понять обычной, искренней любви, даже когда встречаются с ней. Ну а что дальше? Что случилось потом?

– Ничего. В этом-то все и дело.

– Ну а письма отца?

– Они перестали приходить.

– И вы ничего не знаете?

– Ничего. – Мэг еле говорила. В голосе слышалось страдание.

Они замолчали, и тишина была так же осязаема, как и тени, что лежали у ног.

Наконец Кэльвин произнес холодно и сухо, не глядя на Мэг:

– Вы думаете, он умер?

Опять Мэг попыталась вскочить, и опять Кэльвин ее удержал.

– Нет! Нам сообщили бы, если бы это было так. Ну, послали бы телеграмму или что-нибудь еще. Обязательно сообщили бы!

– А что они говорят? Мэг подавила вздох:

– Эх, Кэльвин! Мама много раз пыталась узнать. Где только она не была! Даже в Вашингтоне. Ей сказали, что отец выполняет секретную опасную работу, что им надо гордиться, но некоторое время он не сможет нам писать. И они сообщат о нем, как только будет возможно.

– Мэг, не психуй, может, они сами не знают?

Одинокая слеза поползла по щеке девочки.

– Вот этого я и боюсь!

– А ты поплачь как следует, – мягко сказал Кэльвин. – Ты ведь просто обожаешь отца, да? Так не стесняйся, плачь. Тебе станет легче.

Голос Мэг дрожал сквозь слезы.

– Я и так слишком много реву. А хочу быть как мама. Надо уметь сдерживаться.

– Твоя мама – совсем другой человек, и она намного старше тебя.

– Как мне хочется быть другой! Я ненавижу себя.

Кэльвин снял с нее очки. Потом вытянул из кармана носовой платок и вытер ей слезы. Этот жест совершенно расстроил Мэг, и она, положив голову себе на колени, разрыдалась. Кэльвин спокойно сидел рядом и гладил ее по волосам.

– Прости меня, – всхлипнув в последний раз, попросила она. – Мне очень жаль. Теперь ты возненавидишь меня.

– Мэг, ты законченная дурочка, – сказал Кэльвин. – Ты самая симпатичная девочка из всех моих знакомых.

Мэг подняла голову, и луна осветила ее залитое слезами лицо. Без очков глаза стали неожиданно прекрасными.

– Если Чарльз мутант, то я – биологическая ошибка.

Лунный свет отразился в скобках на зубах. Ей хотелось, чтобы Кэльвин возразил. Но он сказал:

– Ты знаешь, я в первый раз вижу тебя без очков.

– Я слепа, как летучая мышь, без этих стеклышек. Я близорука, как отец.

– У тебя глаза прекрасные. Не снимай очки. Пусть никто не знает, какие у тебя потрясающие глаза.

Мэг улыбнулась от удовольствия. Она почувствовала, что краснеет, и надеялась, что в темноте Кэльвин не заметит этого.

– Продолжайте, друзья мои, – произнес голос из темноты.

В лунном свете обозначился Чарльз Уоллес.

– Я не следил за вами, – быстро произнес он, – ненавижу вмешиваться в чужие дела, но оно близится, оно близится!

– Что близится? – спросил Кэльвин.

– Мы идем!

– Идем? Куда? – Мэг инстинктивно нащупала руку Кэльвина.

– Точно не знаю, – ответил Чарльз Уоллес. – Но думаю, мы идем искать отца.

Неожиданно им показалось, что на них из темноты прыгнули два глаза, – это лунный свет отразился в очках миссис Кто. Она стояла бок о бок с Чарльзом Уоллесом. И как она ухитрилась появиться здесь, где еще секунду назад не было ничего, кроме качающихся теней, Мэг так и не поняла. Тут же они увидели, как миссис Что карабкается через стену.

– Хорошо, чтобы не было ветра, – жалобно причитала она. – Так трудно справиться с этой одежкой.

Она была одета так же, как и в прошлую ночь, но вдобавок задрапировалась в простыню миссис Банкомб. Когда она соскальзывала со стены, простыня зацепилась за сучок и упала с плеч миссис Что, шляпа съехала на глаза, а другая ветка вцепилась в розовую накидку.

– Ой-ой! Никогда не научусь справляться с этими тряпками.

Миссис Кто словно ветром понесло к миссис Что, ее крошечные ножки едва касались земли, очки блестели.

– “Какую горестную боль приносит нам ничтожная вина”. Данте.

Ручкой, похожей на клешню, она поправила шляпку миссис Что, отцепила накидку от дерева, изящным жестом подобрала простыню и сложила ее.

– О, я так тебе благодарна! – произнесла миссис Что. – Ты так умна!

– “Старый осел знает больше, чем осленок”. А.Перетц.

– Только потому, что ты немножко младше, на несколько биллионов лет… – негодующе начала миссис Что, но ее прервал резкий, необычный, вибрирующий голос.

– Ооччееннь ххоорроошшоо, ддееввооччкки. Не время препираться.

– Миссис Которая, – шепнул Чарльз Уоллес.

Слабый порыв ветра, зашевелилась листва, пятна лунного света переместились, в серебряном кругу что-то замерцало, задрожало, и голос произнес:

– Не думаю, что мне следует полностью материализоваться. Это очень утомительно, а нам предстоит много работы.

Глава IV
ОБЛАСТЬ МРАКА

Деревья неистово закачались. Мэг вскрикнула, прильнула к Кэльвину, и внушающий доверие голос миссис Которой воззвал:

– Успокойтесь, дети!

Тень ли заслонила луну или попросту луна исчезла, как задутая свеча? По-прежнему трепетали листья, и снова – неистовый, ужасающий натиск ветра. Наступила кромешная тьма. Неожиданно ветер стих, листья поникли. Мэг почувствовала, что Кэльвин отрывается от нее. Когда она потянулась к нему, пальцы ее нащупали пустоту.

– Кэльвин! – позвала она. Никто не ответил.

– Чарльз! – вскрикнула Мэг, но сама не знала, затем ли, чтобы позвать его на помощь или самой помочь брату. Крик застрял в горле, и она запнулась.

Мэг была совершенно одна.

Рука Кэльвина больше ее не защищала. Чарльз исчез. Полное одиночество. Ни света, ни звука. Точно так же, как пропали свет и звук, исчезла и она. Телесной Мэг больше не существовало. Только спустя какое-то время она почувствовала легкое покалывание в руках и ногах, как бывает иногда после сна. Она быстро замигала, но ничего не увидела. Это ничто не было просто темнотой или отсутствием света. Темнота на Земле осязаема, сквозь нее можно двигаться, в ней мир вещей существует по-прежнему. А Мэг была затеряна в ужасающей пустоте.

И тишина. Это была больше чем тишина. Глухой ощущает движение вокруг себя. Здесь его не было.

Неожиданно Мэг почувствовала, как за ребрами стучит сердце. Значит, оно переставало биться? Что заставило его биться снова? Покалывание в ногах и руках усилилось. Неожиданно она поняла, что двигается. Это было какое-то вращение. Будто она находилась в океане, вне приливов и отливов, просто лежала на двигающейся поверхности воды, воспринимая настойчивое, непреклонное лунное притяжение.

“Я сплю, я во сне, в ночном кошмаре, я хочу пробудиться. Дайте мне проснуться”.

– Ну и ну! – послышался голос Чарльза Уоллеса. – Вот так путешествие! Вам следовало предупредить нас!

Начал пульсировать и колебаться свет. Мэг взвизгнула – перед ней, негодующе уперев руки в бока, стоял Чарльз Уоллес.

– Мэг! Кэльвин! Где вы?

Она видела Чарльза, слышала его, но не могла продраться к нему сквозь непонятный, дрожащий свет.

Голос Кэльвина донесся до нее, как будто он говорил сквозь облако:

– Сейчас я проберусь к вам. Я старше… Я…

Мэг открыла от изумления рот. Не то чтобы Кэльвина не было рядом с ними, а потом он вдруг возник – ну, появились бы сначала рука, нога, глаза, потом нос… Нет, его появление напоминало мерцание света, как будто она смотрела на мальчика сквозь воду, или дым, или огонь, – и вот он уже рядом с ней, спокойный и уверенный.

– Мэг! – позвал Чарльз Уоллес. – Мэг! Кэльвин, где Мэг?

– Я здесь, – попыталась ответить она, но слова застряли в горле.

– Мэг! – неистово закричал Кэльвин, озираясь.

– Миссис Которая, вы не оставили Мэг сзади? – закричал Чарльз Уоллес.

– Если вы что-нибудь сделали с Мэг… – начал Кэльвин, но неожиданно Мэг почувствовала резкий рывок и звон, как будто ее протолкнули сквозь стеклянную стену.

– Вот и ты! – Чарльз Уоллес кинулся к ней и крепко обнял.

– Но где мы? – задыхаясь, спросила Мэг и была довольна, что наконец-то могла говорить.

Она недоуменно огляделась. Они стояли на залитом солнцем поле, и воздух был пропитан нежным запахом, веющим в те редкие весенние дни, когда солнце мягко ласкает землю и только-только начинают цвести яблони. Она поправила очки, чтобы убедиться в реальности того, что было вокруг.

Исчез серебряный глянец резкого осеннего вечера; все вокруг них теперь было залито золотистым светом. Трава нежного зеленого цвета усыпана пестрыми крошечными цветами. Мэг медленно поворачивалась и заметила гору, вздымающуюся так высоко, что вершина ее тонула в венце из белых пушистых облаков. Из кущи деревьев у подножия горы раздавалось пение птиц. Во всем царило такое невозмутимое спокойствие и радость, что неистово стучащее сердце девочки успокоилось.

 
Мы встретимся снова, неведомо где,
В громе, молнии или дожде… —
 

раздался голос миссис Кто.

Неожиданно показались все трое: миссис Что в розовой накидке, миссис Кто в сияющих очках и миссис Которая – нечто большее, чем мерцание. Изящные разноцветные бабочки порхали вокруг них.

Миссис Что и миссис Кто начали хихикать и досмеялись до того, что казалось, вот-вот упадут. Мерцание смеялось тоже. Оно становилось все темнее и определеннее. Потом появилась фигура в черной мантии, черном остроконечном колпаке, глаза-бусинки, нос крючком и длинные седые волосы; в костлявой руке была зажата метла.

– Только бы девочки повеселились, – произнес странный голос, и миссис Что с миссис Кто упали в объятия друг другу, покатываясь от хохота. – Если леди вдосталь насмеялись, я думаю, вы расскажете детям, почему вы до полусмерти напугали Мэг, протащив ее по этой дороге, заранее не предупредив.

– “Кто много говорит, мало делает”. Гораций, – сказала миссис Кто.

– Миссис Кто, я попросил бы вас больше не цитировать, – раздраженно заявил Чарльз Уоллес.

Миссис Что поправила накидку:

– Чарльз, дорогой, но ей так трудно подбирать слова. Гораздо легче цитировать, вместо того чтобы трудиться самой.

– Мы не должны терять чувства юмора, – сказала миссис Которая. – Единственный способ иметь дело с чем-нибудь очень серьезным – относиться к этому слегка легкомысленно.

– Но Мэг трудно понять, что мы на самом деле очень серьезные.

– А мне? – спросил Кэльвин.

– Ведь жизнь твоего отца не находится под угрозой, – ответила миссис Что.

– А Чарльзу Уоллесу?

Голос миссис Что, скрипучий, как несмазанные дверные петли, смягчился. Он был полон любви и гордости:

– Чарльз Уоллес знает. Чарльз Уоллес знает. Чарльз Уоллес знает, что дело идет о гораздо большем, чем жизнь его отца. Чарльз Уоллес знает, что поставлено на карту.

– Но помните, – сказала миссис Кто, – “Ничто не безнадежно. Мы должны на все надеяться”. Еврипид.

– Где мы сейчас находимся и как мы сюда попали? – спросил Кэльвин.

– На Уриеле, третья планета звезды Малак в туманности Месьер 101.

– И я должен этому верить? – негодующе спросил Кэльвин.

– Как хочешь, – прошелестела миссис Которая.

Мэг почему-то понимала, что, несмотря на вид миссис Которой и ее призрачную метлу, ей следовало полностью доверять.

– Это не более странно, чем то, что уже произошло, – сказала она.

– Что ж, хорошо, тогда пусть мне скажут, как мы сюда попали? – Кэльвин по-прежнему негодовал, у него даже веснушки ярче выступили на скулах. – Даже если бы мы путешествовали со скоростью света, нам понадобились бы годы и годы, чтобы попасть сюда.

– Здесь бессмысленно говорить о скорости, – терпеливо объяснила миссис Что. – Мы тессировали. Или, можно сказать, складывали. Мы свернули пространство.

– Темно, как в облаке, – ответил Кэльвин. “Тессировали”… – подумала Мэг. – Имеет ли это какое-нибудь отношение к тому, о чем говорила мама, – к тессеракту?”

Она хотела было спросить, но начала говорить миссис Которая – не та персона, которую можно было прервать.

– Миссис Что молода и неопытна.

– Она думает, что можно все объяснить словами, – продолжала миссис Кто, – но “чем больше человек знает, тем меньше он говорит”. Французская пословица.

– Но Мэг и Кэльвин не понимают без слов, – заметил Чарльз Уоллес. – Если вы перенесли их сюда, они имеют право знать, что происходит.

Мэг подбежала к миссис Которой. Она забыла о тессеракте, неистово задавая только один вопрос:

– Мой отец – здесь?

Миссис Которая покачала головой.

– Не здесь, Мэг. Пусть миссис Что объяснит тебе. Она моложе, и язык слов ей дается легче, чем миссис Кто и мне.

– Мы остановились здесь, – объяснила миссис Что, – просто чтобы перевести дух. И дать вам возможность узнать, что вас ждет впереди.

– Но как наш отец? С ним все в порядке? – спросила Мэг.

– В данный момент – да. Он одна из причин, почему мы здесь. Но только одна из многих.

– Но где он? Пожалуйста, отведите меня к нему!

– Пока не можем, – сказал Чарльз. – Ты должна потерпеть, Мэг.

– Но я не умею терпеть! – истово закричала Мэг. – Я никогда не была терпеливой!

Очки миссис Кто ласково просияли:

– Если хотите помочь отцу, научитесь терпению. “Поставить жизнь на карту ради правды” – вот что мы должны сделать.

– Это и делает ваш отец, – добавила миссис Что таким же торжественным и серьезным тоном, как миссис Кто. И затем улыбнулась, как всегда, доброжелательно. – А теперь почему бы вам троим не прогуляться? Чарльз вам кое-что объяснит. На Уриеле вы в полной безопасности. Вот почему мы остановились отдохнуть именно здесь.

– А вы не пойдете с нами? – в страхе спросила Мэг.

На мгновение воцарилось молчание. Затем миссис Которая властно подняла руку.

– Покажи им, – сказала она миссис Что, и Мэг уловила в ее голосе нотки страха.

– Сейчас? – спросила миссис Что, и ее скрипучий голос перешел в визг.

– Сейчас, – сказала миссис Которая. – Они должны знать.

– Должна ли я… должна ли я… превратиться? – спросила миссис Что.

– Обязательно!

– Надеюсь, дети не очень расстроятся, – пробормотала миссис Что.

– Мне тоже превращаться? – спросила миссис Кто. – Но я так забавна в этой одежке! Должна признать, что лучше пусть превращается миссис Что. “Изделие славит мастера”. Немецкая мудрость. Мне сейчас превращаться?

Миссис Что покачала головой:

– Не сейчас. Не здесь. Ты можешь подождать. Ну а теперь не пугайтесь, дорогие, – сказала миссис Что, обращаясь к детям.

Ее маленькое тело начало мерцать, трепетать, изменяться, и миссис Что перестала быть миссис Что. Резкие цвета одежды побелели. Очертания фигуры удлинились, вытянулись, раздались в ширину. И неожиданно перед ними возникло существо такое прекрасное, какое Мэг не могла бы себе представить даже в самых радужных снах. Оно было похоже на лошадь и в то же время совсем на нее не похоже: беломраморный благородный торс с прекрасно посаженной головой, напоминающей мужскую, с лицом, преисполненным такой добродетели и достоинства, каких Мэг никогда прежде не видела.

Из плеч вырастали крылья, сотканные из радуги, из игры света на воде, из поэзии.

“Нет, – подумала она, – и совсем это не напоминает греческого кентавра. Ну ни капли!” Кэльвин упал на колени.

– Нет, – произнесла миссис Что, хотя ее голос больше не был похож на голос миссис Что. – Остановись.

– Неси их, – приказала миссис Которая.

Осторожным, но сильным жестом миссис Что склонилась перед детьми, широко простирая крылья и держа их на весу. Крылья слегка трепетали.

– На спину, – произнес голос.

Дети осторожно приблизились к прекрасному существу.

– Но как вас теперь называть? – спросил Кэльвин.

– О, мои дорогие, – отозвался голос, густой голос, трепещущий теплом деревянных дудочек, чистотой серебряных труб, тайной английского рожка. – Не стоит мне называться новым именем каждый раз, когда мне придется превращаться. Вы имели удовольствие звать меня миссис Что, так и зовите меня. – Существо улыбнулось детям, и свечение улыбки было так же ощутимо, как нежный ветерок, как теплота солнечных лучей.

– Идемте. – И Кэльвин уселся на спину.

Мэг и Чарльз Уоллес последовали за ним, и Мэг оказалась сидящей между двух мальчиков. Огромные крылья затрепетали, миссис Что поднялась в воздух, и они полетели.