Текст книги "Строго между нами"

Автор книги: Кэти Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)

– Просто перспектива общения с таким человеком не очень захватывает, – улыбнулся Том.

– Ну, это слишком, – сказала Холли. – Стелла, моя старшая сестра, и надежна, и разумна, и замечательна. Лично я в трудную минуту положилась бы на такого человека. А Кэролайн со своей теорией, пожалуй, права. Тара, средняя сестра, и честолюбива, и в чем-то даже жестока.

– Ну а тебя, как младшую, конечно, дико баловали и потому испортили, – сказал Том с сомнением в голосе.

Теперь уже вздохнула Холли.

– Совсем не так, – сказала она. – Мои родители – очень занятые люди. Мама работает в комитете по распределению благотворительных средств и в силу своего воспитания мало меня балует. К тому же, как я подозреваю, мои родители ждали мальчика, а вместо него родилась девочка.

– И из-за этого с тобой плохо… – На добром лице Тома отразилось беспокойство.

– Нет, со мной обращались неплохо, – быстро ответила Холли. – Но я уверена, маме хотелось мальчика. Ему даже имя выбрали – Эмлин Гектор. Моей маме нравятся необычные имена.

Поняв, что сказала лишнее, Холли замолчала. Ведь об этом не знают даже Кенни и Джоан. Холли решила про тайну имен в их семье никому не рассказывать. Но с Томом было так легко общаться – с ним так легко давалась нелегкая наука доверять людям.

– Сожалею… – начала Холли.

– Не стоит, – прервал ее Том, давая понять, что все понял и что лишние слова не нужны.

– У меня замечательные родители, честно, – сказала Холли, еще надеясь исправить свою оплошность, однако Том нежно прижал палец к ее губам.

– Не извиняйся. Даже в самых лучших семьях допускают ошибки, – сказал он. – Твои родители могут быть святыми. Но иногда и они дают промах, и ты, оттого что заметила его, не становишься хуже. Ты можешь оставаться любящей дочерью, даже если видишь ошибки родителей и говоришь об этом.

Холли чувствовала, что не может сказать ни слова. Словно она решилась открыть дверь, к которой боялась притронуться многие годы. Ее переполняли эмоции, которые она испытывала по отношению к мифическому Эмлину Гектору, вместо которого на свет появилась она. Холли никогда не критиковала своих родителей, никогда не возражала матери, словно наказанием за это могло быть изгнание из семьи Миллер. А теперь ей говорят, что те запретные чувства были искренними и потому правильными.

– Я знаю, – прошептала Холли настолько тихо, что Тому пришлось наклониться к ней. – Ты первый человек, которому я это сказала.

– Не надо сожалеть об этом, – также шепотом ответил Том, и его теплое дыхание ветерком пробежало по щеке Холли.

– Только не говори никому, – попросила она.

В ответ Том прижался к ее виску мягкими губами. Поцелуй показался Холли очень нежным – она не могла ожидать ничего подобного от такого большого человека.

– Если хочешь, ты можешь всегда поговорить со мной.

Холли прижалась к Тому, вдруг почувствовав необычайную слабость оттого, что выпустила на свет свои потаенные чувства. Он обнял ее сильной рукой и, желая утешить, наклонился над ней. Прикрыв глаза, Холли почувствовала, что мир вокруг нее изменился.

– Холли! – донесся до нее раздраженный крик Джоан. – Скажи Кенни, чтобы он сменил диск. Я уже сыта по горло его чертовым Мартином.

Квартира встретила Тару тишиной.

– Привет, дорогой, это я, – горько проговорила она в темноту.

Тара прошла на кухню и рывком открыла дверцу бара. Первое, что она увидела, – это была бутылка бренди. Как она ненавидела бренди! Из-за нее выглядывала бутылка джина. Тара знала, что лучше бы сейчас выпила белого вина, но его, похоже, не было. Тара никогда не держала в холодильнике белое вино, как это делают различные знаменитости. Сколько она об этом читала в толстых глянцевых журналах! Вспомнить хотя бы рубрику «А что у вас в холодильнике?». Чего только нет в холодильнике у известных артистов: салат руколла, перепелиные яйца, шампанское. Странно было лишь то, что ни у кого из них в холодильнике не оказалось заплесневелого от времени сыра или старого, слежавшегося салата, который потерял и вкус, и свежесть. А у них с Финном в отличие от звезд в холодильнике не хранилось дежурного вина. Еще хорошо, если там был пакет молока. Тара знала, сколько стоит вся эта бакалея, и поэтому прекрасно понимала, когда Финн начинал ругаться на цены. Сейчас бы ей помог черный кофе, но она его ненавидела. В баре за строем бутылок она все-таки отыскала бутылку белого вина, наполнила стакан и бросила туда кубик льда. Мрачно ругая про себя всех алкашей мира, она выпила одним махом полстакана. Наполнив его вновь, она пошла со стаканом и бутылкой в гостиную, включила телевизор и принялась ждать.

Когда Финн пришел домой, бутылка была почти пуста.

– Привет, дорогая, – сказал он, всматриваясь немного туманным взглядом в освещенный угол гостиной. – Извини, я опоздал. А ты что делаешь?

– Я была у Стеллы, – ровным тоном ответила Тара и тут же повернулась к телевизору. Ей совершенно не хотелось смотреть на мужа.

Тара уставилась на экран, но ничего не видела. От ее натянутой как струна прямой спины веяло холодом, а сознание переполняли горячие слова ярости. Ей сейчас так хотелось повернуться и накричать на мужа, но Тара понимала, что это было бы ошибкой. Оба они пьяны, да и причина, по которой она злится, можно сказать, ушла в прошлое.

Наконец Тара повернулась к мужу.

– Где ты был, черт возьми? – прошипела она. – Ты должен был забрать меня от Стеллы.

– О черт, – произнес Финн, замирая в дверном проеме. – Я совершенно забыл об этом. Прости, дорогая, это все Билл, который…

– Престань обвинять других!!! – закричала Тара, сама удивленная собственным взрывом ярости. Несколько секунд стояла тишина. Наконец Тара обрела дар речи и смогла продолжить более спокойно: – Ты оскорбил меня, унизил перед сестрами! Мне пришлось лгать и притворяться, что ты работаешь допоздна. Это же верх черствости, когда муж даже не беспокоится о том, чтобы позвонить супруге.

Финн безмолвным манекеном стоял в дверях, вздрагивая при каждом слове.

– Я действительно сожалею, – повторял он подобно молитве.

– И это все?! – лишь смогла спросить Тара. – Из-за своей работы ты почти каждую ночь приходишь за полночь, причем почти всегда пьяный.

Тара смотрела на мужа, ожидая, что он скажет что-то в свое оправдание, но он ничего не сказал – только смотрел на нее со странным, прежде незнакомым испугом в глазах.

– Я сыта этим по горло, ты слышишь, сыта! Тебе лучше собирать свои вещи… или уеду я.

Тара встала с кресла, покачнувшись:

– А пока ты можешь спать сегодня в другой комнате.

Она была столь взвинчена, что не удивилась бы тяжелой бессоннице. Но усталость и выпивка сделали свое дело, едва Тара коснулась головой подушки. Проснулась она в пять утра – в жарком поту и с жуткой головной болью. Чувствуя, что сон не принес облегчения. Тара лежала с открытыми глазами и ждала рассвета.

Первые лучи солнца медленно проникали в комнату сквозь неплотно задернутые синие шторы. Реальность дня постепенно рассеивала ночные грезы Тары. Она начинала понимать, что происходит. Дело было даже не в вечеринках, которые так любил посещать Финн. Просто он постоянно пил. Тема алкоголя красной нитью проходила через все время, что они жили в браке. Ни один вечер, который они проводили вместе на кухне, не обходился у Финна без выпивки. Каждый ужин включал в себя пару аперитивов, а то и вино или что покрепче. С друзьями он никогда не встречался в кафе – только в пабе. И в кризис, и без кризиса постоянным оставалось одно – Финн пил.

Тара взглянула на часы. Без десяти шесть. Наверное, рано будить Финна. «Не рано», – настойчиво подсказывала ей интуиция.

Тара вообще никогда не умела ждать. Не стала ждать и теперь. Момент для разговора настал. Сбросив пуховое одеяло, она пошла к Финну, даже не потрудившись надеть халат на совершенно непрезентабельную футболку. Распахнув дверь в комнату, откуда раздавался могучий храп, она увидела, что одежда Финна тщательно развешана на велотренажере.

– Просыпайся! – громко сказала Тара.

Финн в легком шоке приподнялся. Его волосы торчали в разные стороны.

– Что случилось? – спросил он.

– Я знаю, – сказала Тара, – знаю, что не так.

Сквозь завесу сна во взгляде Финна проступила осторожность.

– Я сожалею о вчерашнем, – сказал он. – Тебе не нравится, что я задерживаюсь на работе допоздна…

Больше он сказать ничего не успел. Тара наклонилась над ним и посмотрела с недвусмысленной угрозой.

– Дело не в том, что ты работаешь допоздна, – раздельно произнесла она. – Дело в том, что ты пьешь.

Финн откинулся на подушку.

– Ну и что? – сказал он с категорической ноткой в голосе.

– Ты пьешь каждый день, Финн, – продолжила Тара. – Каждый день и каждую ночь.

– Это из-за работы, – ответил он. – Если я не выпью, то не смогу нормально общаться, а от этого зависит моя работа с клиентами.

– Ты хочешь сказать, что ни разу не выходил на работу, не выпив рюмку? – Лицо Тары вдруг стало жестким.

– Но я не могу иначе.

– Я знаю многих людей, которые могут. Например, я могу, – сказала Тара.

– Хорошо, признаю, – ответил Финн. – Ты совершенно права.

– Ты должен остановиться. Алкоголь разрушает наши отношения. Теперь ты больше не будешь задерживаться допоздна и приходить пьяным. Только утром я вижу тебя трезвым. Вечером ты всегда приходишь навеселе.

Осознание этого факта искренне поразило ее. Завтрак был действительно единственным временем суток, когда в дыхании мужа не чувствовалось запаха алкоголя, который, казалось, был с ним повсюду. Свирепая маска спала с лица Тары – осталась лишь усталость и боль.

– Зачем ты пьешь?

Эта быстрая смена настроения поразила Финна даже больше, чем вчерашняя вспышка ярости. Спрятав лицо в ладони, он наблюдал, как Тара, словно вдруг уставшая от борьбы, опускается на кровать.

– Из-за чего? Отчего ты бежишь? От меня?

Тара выглядела настолько потерянной и несчастной, что Финн схватил ее в объятия.

– Не из-за тебя. Тара. Только не из-за тебя. Я люблю тебя, как прежде, сильно, – хрипло говорил он. – Просто я иногда не знаю меры. На работе я душа всех вечеринок. Кто же мне напомнит, что жизнь – это не только праздники?

– Ты уверен, что все дело только в этом? – спросила Тара.

Она теперь и сама прижималась к нему, чувствуя, как под несвежей футболкой колотится сердце. Ей так хотелось, чтобы все было в порядке.

– Конечно, в течение месяца я брошу пить совсем. Но мне нужна ты, – ответил Финн.

Тара смеялась сквозь слезы:

– Как приятно это слышать.

– О Тара! – Финн спрятал лицо на плече Тары, целуя нежную кожу ее шеи. – Если бы ты знала, как я тебя люблю.

Руки Финна двигались под футболкой Тары, доставляя ей мучительную радость.

Да, своими ласками он мог заставить ее растаять. Его нежные руки горячими прикосновениями рождали в ней неистовое желание, волнами пробегавшее по всему телу. Достаточно было лишь взглянуть в его лицо, и было понятно, как он желает ее. С ней ничего подобного никто никогда не делал. Только Финн был способен на такие любовные ласки. Когда они встретились первый раз, этот пока еще незнакомый ей человек именно этим и поразил ее.

– Я люблю тебя, – простонала Тара.

Финн снял с нее футболку, а она стащила футболку с него. Неистово целуясь, они слились в объятиях на той самой кровати, где Финн провел в одиночестве ночь, словно сила любви могла защитить каждого из них от всех жизненных невзгод.

Глава 18

Стелле казалось, что следующую неделю она не переживет. Уже в эту субботу ей предстояло знакомство с дочерьми Ника, а в парикмахерской ее оболванили так, что хоть на людях не появляйся. Именно оболванили – точнее не скажешь. Со своей новой стрижкой Стелла чувствовала себя словно голой. Она осторожно коснулась не прикрытыми волосами ушей. Ее волосы, прежде доходившие до плеч, теперь были острижены, как ей показалось, совсем коротко. Она провела рукой по волосам и подумала, что, пожалуй, не найдется и пряди длиннее пяти дюймов.

«Хотя, как ни странно, такие почти мальчишеские стрижки сейчас в моде», – размышляла Стелла, глядя на свое отражение в зеркале. Даже в этой неудачной, как она полагала, стрижке она была готова увидеть знак судьбы. Прическа была исполнена блестяще, но, увы, Стелле совершенно не шла.

Порекомендовавшая ей этот салон Кристал с завидной регулярностью раз в два месяца стриглась здесь вот уже в течение шести лет. Стелла хорошо знала вкусы Кристал – она предпочитала практичные прически, отвергая все то, что демонстрируют на авангардных подиумах в Нью-Йорке. Но оказалось, что так было лишь до последнего времени. И именно на встречу Стеллы с дочерьми Ника пришлась эта злополучная перемена вкуса. Навевал тоску и юбилей свадьбы, который был уже на следующей неделе.

Стелла вспомнила, как зашла в этот ультрамодный салон. Ей сразу предложили пачку глянцевых журналов и кофе со взбитыми сливками. Именно тогда она произнесла самые ужасные слова в своей жизни: «Я пока еще не выбрала. Мне хочется сменить имидж. Я могу положиться на ваш вкус?»

– И кто меня за язык тянул? Положилась, называется, – бормотала Стелла, кляня себя за глупость.

Ее мучил вопрос, как рука закона еще не взялась за парикмахерские, чтобы запретить эти «на ваш вкус, пожалуйста», особенно если вас обслуживает незнакомый мастер. Но такого в законе, кажется, пока еще не существовало. Давясь от смеха, Стелла даже придумала, как будет называться этот закон: «Четвертый подраздел Уголовного кодекса об оказании парикмахерских услуг». Парикмахер должен гарантировать, что клиент ознакомился с мнением специалиста, прежде чем согласился на… нечто другое. Ну или прежде чем произнес самоубийственную фразу: «На ваше усмотрение». Закон должен требовать, чтобы присутствовали два независимых свидетеля, один из которых должен быть лучшим другом или подругой – такой, как Вики. До начала стрижки они должны ознакомиться с предложением мастера и высказать свое мнение. Что-то вроде: «Короткие волосы не будут гармонировать с линией скул…»

Она вспоминала, как мастер уговаривал ее, показывая с помощью второго зеркала затылок:

– Это действительно вам идет.

Но Стелла видела, что и спереди, и сзади было плохо. В том смысле, что ей совсем не нравилось.

– Как вам это идет, – ворковал другой парикмахер, обходя ее. – Просто фантастика.

«Значит, этот стиль мне не идет катастрофически», – обреченно подумала Стелла. Она понимала, что просто так не хвалят. Это может значить одно из двух: либо вы Николь Кидман, либо вас подстригли садовыми ножницами. Но изменить что-либо уже было невозможно. Это была только ее ошибка. Даже будь такой закон о парикмахерах, она сама дала мастеру карт-бланш. Если бы она просто подумала, есть ли у нее одежда, соответствующая такому имиджу, то уже поняла бы, что сама идея неудачна. «И как я прежде не замечала свою крупную нижнюю челюсть?» – размышляла Стелла. Чтобы носить такие милые короткие прически, нужно иметь лицо в форме сердечка.

Стелла вышла из салона и побрела обратно в офис.

Если бы по пути в офис продавали парики, она купила бы обязательно. Но вместо этого перед ней расстилались фасады из зеркального стекла, в котором она видела свое отражение.

По пути она встретила секретаршу адвокатской конторы Маккены.

– Ваша прическа… просто чудо, – сказала она, быстро моргая длинными накладными ресницами.

Это был верный признак обмана, и Стелла поспешила к лифту, молясь, чтобы не встретить там никого из знакомых. Она решила, что первым делом изучит свою прическу в огромном зеркале дамской комнаты.

Вики, ее ближайшая подруга, оказалась такой же плохой обманщицей, как и секретарша. Едва завидев Стеллу, она вскочила из-за стола Лори и преградила ей дорогу, не дав спрятаться в своем кабинете.

– Какая у тебя шикарная прическа! Стелла, что случилось?

Стелла смущенно закусила нижнюю губу.

– Просто я попросила чего-то иного, – неопределенно пробормотала она.

– Иного? – спросила верная своему чувству юмора Лори. – Например, чтобы тебя подстригли газонокосилкой?

Стелла знала, что Лори все еще дуется на нее за то, что она увела у нее такого шикарного мужчину.

– Зачем ты так? – взмолилась Стелла. – Я и без того знаю, что это ужасно. Но что теперь поделаешь? Через неделю юбилей свадьбы родителей, а в это воскресенье я иду знакомиться с дочерьми Ника. Эта прическа – настоящая катастрофа. Я глупо с ней выгляжу.

– Косметика, воск для волос, и все дела, – твердо заявила Вики. – Мы создадим в парикмахерском искусстве новый стиль.

– Короткие стрижки нынче в моде, – добавила Лори, словно пытаясь извиниться за свою шутку о газонокосилке.

– Только для таких, как моя сестра Тара. Она модно одевается, моложе меня, и у нее не такой массивный подбородок, – в отчаянии возразила Стелла.

Дома Стелла не находила себе места. «Все, хватит нервничать», – сказала она себе, наверное, уже в пятый раз за последние двадцать минут подбегая к окну, заслышав хлопок закрывающейся дверцы автомобиля. Стелла решила, что сейчас заварит себе ромашковый чай и попытается забыть о том, что очень скоро придет Ник со своими дочерьми, Дженной и Сарой. Она уже заливала пакетик кипятком, когда услышала негромкий хлопок двери подъезда. Ее сердце вновь пустилось в галоп, но Стелла приказала себе не суетиться и спокойно добавила в чай мед, не торопясь размешала его и снова, уже в который раз, пригладила волосы.

– Привет, – произнес с порога Ник.

«Странно», – подумала Стелла. Обычно он говорил: «Привет, Стелла».

С чашкой в руках, словно это был щит, способный защитить психологически, она вышла в гостиную, чтобы встретить дочерей Ника. Неловко переминаясь с ноги на ногу, в комнате стоял Ник только с одной девочкой. «Должно быть, это Дженна», – решила Стелла. Она знала, что ей исполняется только пятнадцать, и потому была крайне удивлена, что перед ней стояла уже вполне взрослая девушка, выглядевшая на все девятнадцать. Наверное, фотография, которую Ник показывал Стелле пару месяцев назад, была сделана довольно давно.

«Тонкая, как фотомодель, и довольно симпатичная», – решила Стелла, разглядывая ее длинные светлые волосы. Только вот серые глаза смотрели на нее презрительно и губы сжались в неприязненную черту. Стелла отметила и плоский загорелый живот, и, пожалуй, чрезмерное количество косметики.

– Дженна, это Стелла, – немного смущаясь, сказал Ник. – Сара приедет позже. Она в колледже.

– Привет, Дженна, – сказала Стелла, делая шаг вперед. Она бы по традиции обменялась с ней рукопожатием или воздушным поцелуем, но перед лицом этого непомерно взрослого существа чувствовала себя крайне неуверенно.

Неожиданно Дженна взяла все в свои руки. Она отпрянула назад, словно не желала, чтобы Стелла к ней прикасалась, и смерила ее презрительным пристальным взглядом.

– Вот и хорошо, – беззаботно сказал Ник, сознательно игнорируя тот факт, что Дженна не ответила на приветствие Стеллы.

– У меня есть ромашковый чай, – сказала Стелла. – Тебе чай, или будешь сок?

– Нет.

Стелла не могла не отметить то, что Дженна не удосужилась даже сказать «спасибо», но замечания высказывать не стала. Она лишь стояла и наблюдала, как Дженна осматривает комнату. Уголки ее губ иронически поднялись. Очевидно, то, что она увидела, не впечатлило ее – ни типографские копии картин в самодельных рамках, ни диван с ярким покрывалом. По надменному выражению ее лица Стелла поняла, что ее, безусловно, не новая, но такая удобная мебель не шла ни в какое сравнение с великолепием обстановки ее собственного дома.

Стелла почувствовала, как солнечную улыбку, которую она готовила, заволокли тучи. «Видимо, полюбить свою новую семью окажется несколько сложнее», – подумала она.

– Стелла сделала обед для всех нас, – сказал Ник.

– Я не хочу есть, – с вызовом сказала Дженна.

– Вот и прекрасно, – совершенно спокойно ответила Стелла, представляя себе кухонный стол, уставленный тарелками. – Мы можем поесть и позже.

– И не захочу, – все тем же вызывающим тоном ответила Дженна.

Больше чтобы успокоиться, Стелла сделала глоток чаю.

– А у Стеллы есть записи Мейси Грей. Тебе ведь нравятся ее песни? – произнес Ник.

Он быстро просмотрел коллекцию компакт-дисков Стеллы, нашел нужный и вставил в проигрыватель. От Стеллы же не укрылось, с каким удивлением Дженна наблюдает за своим отцом. «Очевидно, она потрясена тем, какие дружеские отношения сложились у него со мной, что он даже знает, какая музыка у меня есть и где лежит», – подумала Стелла. Она ясно увидела, что Дженна даже внешне изменилась.

Заиграла музыка. Ник стоял между Стеллой и дочерью, искренне улыбаясь, словно бы доброжелательность могла сломать между ними барьер.

Стелла решила, что должна взять ситуацию в свои руки. «Не бойтесь в разговоре щекотливых тем», – рекомендовали книги.

– У меня есть дочь, – сказала Стелла. – Ей семь лет, ее зовут Эмилия. Я хотела, чтобы вы познакомились, но решила, что сначала будет лучше если мы встретиться так. Я понимаю, как это трудно для тебя.

– Трудно для меня? – спросила Дженна. – Вы не знаете, что для меня трудно. Вы вообще ничего обо мне не знаете. Я не хочу сидеть здесь, не хочу ничего знать о вашей дурацкой дочери…

Для Стеллы это было слишком. Тема Эмилии для нее была священна.

– Почему ты так со мной говоришь? Ты ведь в моем доме.

– Ну и что? Я могу уйти! – заявила Дженна. На глазах ее выступили слезы.

– Дорогая, не огорчайся, – проговорил Ник, прижимая к себе дочь.

Дрожа от гнева и бессилия, Стелла могла лишь стоять и смотреть.

– Ну тише, моя хорошая, – успокаивал Дженну Ник.

Внезапно дочь оттолкнула его и помчалась к двери.

– Мне очень жаль… – проговорил Ники побежал за Дженной.

Стелла опустилась на диван. Проигрыватель наполнял комнату звуками музыки. Спустя минут пять вернулся Ник – в одиночестве.

– Дорогая, – произнес он.

«О, теперь дорогая я», – подумала Стелла с раздражением.

– Дженна расстроилась, ей нужно время, чтобы привыкнуть к мысли, что у меня кто-то есть. Если бы ты купила ей что-нибудь…

– За что? – прошипела Стелла. – За плохое поведение? Теперь так воспитывают детей?

Стелла знала, что сама невежлива в своем сарказме, но сейчас ее это не заботило.

– Но это несправедливо по отношению к ребенку. Ей так много пришлось сегодня пережить. Пойми, ей нелегко.

«А мне легко?» – хотела спросить Стелла, однако Ник уже умчался обратно к дочери. Из окна Стелла видела, как он сел в машину, сказал что-то, от чего Дженна улыбнулась, а затем отъехал.

Стелла искренне не знала, на кого из них следовало бы сердиться больше – на Ника, который воспитал такую грубую дочь, или на Дженну, которая отвечала на его заботу такой грубостью. «Как здорово, что я решила оставить Эмилию у Хейзл», – подумала она. Стелла сделала это на всякий случай. Если бы Эмилия стала свидетельницей такой неприкрытой ненависти, ей бы хватило сил прогнать Дженну – уж в этом Стелла не сомневалась.

– Ну как все прошло? – спросила Хейзл, когда спустя полчаса Стелла зашла за Эмилией.

– Даже не знаю, как сказать. Выбирай – ужас, катастрофа, кошмар.

– Так плохо? – сникла Хейзл. – Хочешь стаканчик вина?

– Я не против, – ответила Стелла, усаживаясь на жесткий деревянный стул. – Объясни мне, почему в семье Ника Кавалетто я никому, кроме Ника, не нравлюсь. Невестка Кларисса отменила приглашение на ужин, сказавшись больной. Но я-то знаю, что она просто не хотела видеть меня в своем доме. Теперь эта Дженна…

Чувствуя, что вот-вот расплачется, Стелла несколько раз моргнула, и по щеке ее побежала слеза.

Хейзл подумала и вытащила вместо маленьких рюмочек большие бокалы.

– А где девочки? – спросила Стелла, пораженная тем, что в расстройстве даже не поинтересовалась, как дела у Эмилии и ее подруг.

– Эйван повел их в бассейн, – сказала Хейзл, наливая Стелле бокал белого вина. – Они в любой момент могут вернуться. Булочку будешь?

– Только если она не последняя, – ответила Стелла. – И, если есть, шоколадное печенье.

Так, после двух бокалов вина, четырех съеденных булочек и часового разговора, за время которого Хейзл успела дать подруге множество советов, Стелла с дочерью, взявшись за руки, пошли домой.

– Я хочу Саре и Дженне показать свою комнату, – взволнованно говорила Эмилия. – А еще игрушки.

Маленькая Эмилия без умолку болтала о Дженне и Саре, и Стелла вновь начинала чувствовать напряжение. Она понимала, что Эмилия воспринимает этих двух девочек как старших сестер, и не знала, как рассказать ей, что все далеко не безоблачно.

– Мама, не сжимай так сильно руку, – пожаловалась девочка.

– Извини, – ответила Стелла, ослабляя руку.

Она тихонько молилась о том, чтобы Дженна и Сара оказались добрыми к ее Эмилии. В том, что случилось, никакой ее ошибки не было, и Стелла это понимала.

Придя домой, она обнаружила на автоответчике сообщение Ника. Он сказал, что вернется с Дженной в шесть, а Сара подъедет отдельно.

Стелле вспомнился совет Хейзл: «Улыбайся, что бы там ни было, и повторяй себе, что ни в чем твоей вины нет».

– Только робот может улыбаться на выходки этой девочки, – мрачно ответила тогда Стелла.

– Но ты не забывай, что такая встреча трудна и для Дженны, и для Ника. Ведь это его дочь, и он старается не причинять ей боли.

– Но я не причиняю ей боли, – возражала Стелла. – Ее родители развелись еще до того, как я встретила Ника. А она хочет во всем обвинить меня.

– Знаешь, дети не всегда логичны.

– Дети – да, но Дженна Кавалетто просто дурно воспитана.

– Стелла, успокойся. Ты же хочешь, чтобы все было в порядке, не так ли? Так учись иметь дело и с такими людьми. Вспомни одну из заповедей: «Если тебя ударили по одной щеке, подставь другую». Разве это не тот случай?

– Совсем другой, – попыталась объяснить Стелла. – Если кто-то подрезает тебя на дороге или врезается своей тележкой в супермаркете в твою, они тебя лично не знают. Тут нет ничего личного. Если бы ты только могла видеть, как эта девочка смотрела на обстановку в моем доме!

Она чувствовала, как от одних лишь этих воспоминаний у нее все закипает внутри.

– Но она ребенок, а ты взрослая. Позанимайся йогой, это поможет тебе успокоиться, – посоветовала Хейзл.

Стелла переоделась, поменяла платье на старую футболку и гетры и, расстелив в спальне циновку, не раздумывая долго, начала заниматься йогой. Обычно расслабление приходило сразу, но сегодня спокойствие ускользало от нее. Тишина не только не укладывала все на свои места – наоборот, она, кажется, только усиливала проблему. Стоило Стелле освободить свой разум от забот дня, как его начинали заполнять неприятные воспоминания. Дженна никак не выходила у нее из головы.

Сегодня Стелле пришлось признать, что йога, которая помогла ей пережить развод с Гленом и годы финансового неблагополучия, оказалась бессильна. А прежде она не раз говорила, что нет такой проблемы, которую не могла бы решить йога. «Все так, – размышляла Стелла, – но только не сегодня».

Все еще в костюме для занятий йогой, Стелла вышла в гостиную и присела около Эмилии. Вскоре во второй раз за этот день она услышала, как в двери поворачивается ключ. «Вот и Ник», – подумала Стелла, чувствуя, как внутри ее с этим звуком что-то переворачивается. Но того напряжения нервов уже не было.

– Привет! – раздался радостный и вместе с тем взволнованный голосок Эмилии.

Стелла подняла голову и увидела Ника с обеими дочерьми.

– Привет, Эмилия, – ответил Ник, поднимая ее.

С дивана Стелла хорошо видела выражение лиц девочек. Высокая и немного смущенная старшая неловко улыбалась, а Дженна, стиснув зубы, смотрела на отца, обнимающего Эмилию. Обе девочки поздоровались.

«Хоть небольшое продвижение», – с облегчением подумала Стелла.

– Привет, Сара! – сказала Стелла, протягивая руку.

Смущаясь, Сара ответила:

– Здравствуйте.

– И с чего мы начнем на этот раз? – поворачиваясь в сторону Дженны, спросила Стелла. Хоть она и улыбалась, ее голос звучал, как никогда, твердо.

Дженна секунду поколебалась, а потом напряженным голосом проговорила:

– Все в порядке.

– Вот и замечательно, – сказал Ник, появляясь между ними.

– Я ничего не готовила на ужин, поскольку не знала, когда вы придете, – произнесла Стелла ровным тоном. – У меня только салат, который я приготовила раньше. Мы можем его съесть.

– Замечательно, – ответил Ник.

– Эмилия, ты можешь мне помочь? – попросила Стелла. Ей так не хотелось оставлять ее наедине с Дженной.

Во время ужина Дженна говорила односложно, но хотя бы была вежлива. Зато Ник говорил за четверых. Стелле удалось наладить контакт с Сарой. Вначале девочка была немного напугана, но, кажется, все же смогла принять тот факт, что у ее отца кто-то есть.

Сара рассказывала Стелле об учебе в колледже и вроде бы с юмором отнеслась к шуткам Ника относительно ее бойфренда.

– Так серьезно? – шутливо интересовался он. – Так мне можно начинать готовиться к твоей свадьбе?

– Папа, ну вернись же к реальности, – смеялась Сара. – Я пока еще даже и не думала об этом.

Ник так громко хохотал, что даже заметно погрустневшая Стелла не могла удержаться от улыбки. Но как трудно веселиться, когда знаешь, что за тобой наблюдает пара недоброжелательных глаз! Стелла буквально чувствовала на себе взгляд Дженны.

Эмилия суетилась, помогая Стелле убирать тарелки. Ни Дженна, ни Сара, глядя на них, не двинулись с места. «Какая мать могла воспитать детей такими невежливыми?» – мрачно размышляла Стелла, вспоминая свое детство. Она даже сейчас боялась себе представить, что бы было, если бы она вот так вот сидела в гостях, – а Роуз часто брала Стеллу в гости, когда приглашали ее.

Эмилия принесла накрытый прозрачным пластиковым колпаком пирог, над которым так долго трудилась Стелла.

– Этот пирог испекла мама, – сообщила девочка Нику, аккуратно ставя блюдо на стол.

– Твоя мама хорошая, и все, что она делает, достойно высшей похвалы, – нежно произнес Ник.

Предчувствуя остроты со стороны Дженны на слово «мама» в устах Ника, Стелла даже затаила дыхание. Но на сей раз никаких грубостей не последовало.

Наконец Стелла решила расслабиться. «Должно быть, Ник сделал Дженне внушение», – рассудила она.

– Вкусно, – проговорила Сара с полным ртом.

В ответ на эту скупую похвалу Стелла лишь улыбнулась.

Дженна от пирога отказалась. Но Стелла поняла, в чем была причина отказа, еще прежде заметив, как придирчиво та выбирает, что взять со стола.

– Ну все, папа, мне пора идти, – сказала Сара, закончив пить кофе. – У меня еще встреча в городе.

– Мы все сейчас пойдем, – моментально ответил Ник.

– Я могу воспользоваться ванной? – вежливо спросила Сара.

– Я покажу, – сказала Эмилия, вставая из-за стола и вопросительно глядя на Стеллу. Та одобрительно кивнула.

– Ну а я немного посмотрю Си-эн-эн, – сказал Ник, тоже вставая.

В оглушительной тишине Стелла осталась наедине с Дженной. Стремясь сохранить спокойствие и контроль над ситуацией, что бы ни случилось, Стелла решила молчать. Она и прежде почти все время молчала, хотя понимала, что ради Ника за общим столом ей лучше было бы участвовать в разговоре. Но внезапно накатившая усталость сделала свое дело, и сил осталось ровно на то, чтобы улыбаться гостям, а потом, проводив их, убрать со стола тарелки. «Первый день всегда трудный», – думала она.