Текст книги "Строго между нами"

Автор книги: Кэти Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)

Кэти Келли
Строго между нами

Пролог

Март

Адель рассматривала пригласительный билет и гадала, во сколько могла бы обойтись печать хотя бы сотни таких приглашений. Отпечатанный на плотном картоне кремового цвета, с виду билет казался очень дорогим. Адель хотелось верить, что она держит в руках свою судьбу, такую же красивую и с дорогим тиснением. «Да… тот, кто заказал такое, наверняка не считает денег». Самой же Адель все это казалось ненужной роскошью. Ее бы устроила и стандартная пригласительная открытка, которую можно купить в любом газетном киоске. Однако для ее невестки Роуз такое заурядное приглашение казалось слишком скромным. Впрочем, Роуз никогда не отличалась скромностью.

Неодобрительно покачивая головой, Адель принялась разбирать выдавленные на картоне причудливые буквы:

Роуз и Хью Миллер организуют торжественный ленч по поводу своей рубиновой свадьбы и приглашают на него Адель Миллер. Ленч состоится в субботу, 25 апреля, в Мидоу-Лодже, Кинварра.

Адель пробежала глазами стандартный текст и остановилась на словах «дресс-код». Дальше значилось – «повседневный, но со вкусом». Что хочешь, то и думай!

Адель решила надеть одну из своих вязаных вещей, которые так любила. Хотя ей исполнилось уже шестьдесят пять, она гордилась тем, что неплохо выглядит для своего возраста. Вязаная шаль ей шла, но, наверное, в ней было бы холодно. Ведь торжественный ленч пройдет в апреле, а место, куда ее приглашали, напоминало скорее охотничий домик. Адель не нравилась идея устраивать встречу в маленьком домике. Она подумала о том, что опять начнутся пересуды, кто как тратит деньги, не говоря уже об этой показной роскоши. Хью когда-то сам признавался Адель, что это была его идея. Неожиданно для него самого эта задумка оказалась настолько удачной, что переросла в целый план, как отметить торжество.

– Знаешь, Делла, большая вечеринка способна разнести дом. Деревянные полы, поцарапанные каблуками, на креслах пятна вина, – говорил Хью не далее как неделю назад, когда заскочил к ней после поездки в ближайший городок к очередному клиенту.

Адель улыбалась, глядя на брата, уплетающего сандвич с бифштексом, который она только что приготовила. Он один во всем мире мог называть ее просто «Делла», и Адель это очень нравилось. И дело было даже не в том, что она запрещала кому-либо еще называть ее этим ласковым именем. Просто никто так ее не называл. Даже врач, которого Адель знала вот уже сорок лет, звал ее не иначе как «мисс Миллер». Нахальный мальчишка, сын почтальона, вначале было называл ее по имени, но Адель сама вскоре приструнила его. Она была человеком старых взглядов, и ей претила столь модная нынче фамильярность.

Однако Хью позволялось многое.

– Ты просто обязана прийти на прием в честь сорокалетней годовщины моей свадьбы, – продолжал Хью, не отрываясь, впрочем, от сандвича. Ему нравилось, как готовила сестра.

«В конце концов, – думала Адель, – Хью замечательный и притом такой красавец!» Действительно, в нем было более шести футов росту, широкие плечи и роскошная грива светлых волос. Почти все старые друзья Адель души не чаяли в ее брате. Порой она с тоской думала, что если бы много лет назад встретила в жизни такого человека, как Хью, то, наверное, и сама вышла бы замуж.

Адель снова бросила взгляд на приглашение. За привычным скупым сокращением RSVP стояло – «Просьба ответить». Времени на раздумья не оставалось. Следовало хотя бы позвонить.

Роуз сняла трубку после третьего гудка.

– Привет, Адель, – сказала Роуз. – Я только что пылесосила ковровые дорожки. У нас такой беспорядок!

Адель подумала, что ее звонок сейчас совсем некстати. Невестка проживала в собственном доме в восьми милях от нее, на другой стороне городка Кинварра, раскинувшегося на довольно большой территории и состоящего в основном из одноэтажных построек. Роуз всегда была полна энергии и находилась в вечных поисках изящества. Хотя все это очень раздражало Адель, она не могла не признать, что у Роуз все же есть вкус, причем утонченный. Ну кто еще мог придумать снести в доме все внутренние стены, превратив довольно темные комнаты в пропорционально спланированное открытое пространство? Адель нравились большие ковры. Однако она не могла не признать, что полы из светлого дерева, лишь прикрытые ковриками неброской расцветки, смотрятся по-современному элегантно и свежо на фоне насыщенных красно-коричнево-малиновых больших ковров – убранства, которое было так модно в домах викторианского стиля.

– Я принимаю приглашение, – чопорно-сухо сказала Адель.

– Тебе оно понравилось? – спросила Роуз. – Эскиз нарисовал Хью. Знаешь, Адель, печать обошлась довольно дорого, и я чувствую себя немного виноватой за то, что потратила так много денег. Совсем недавно с фабрики по производству автопокрышек уволили еще двадцать человек, а мы снимаем там коттедж и устраиваем вечеринку с обильным столом и цветами. Знаешь, как нужны сейчас средства тем, кто борется с бедностью. По-моему, мы не имеем права так гулять…

Голос Роуз совсем сник, но Адель в своем негодовании не заметила этого.

– Послушай, брат не последний человек в Кинварре, – ответила она. – Наоборот, люди не поймут, если он не отметит годовщину свадьбы с должным размахом. Все же рубиновая свадьба.

«Роуз, должно быть, забыла, что семья Миллер в этом городке – одна из самых уважаемых, – подумала Адель. – И как это будет смотреться, если они вдруг нарушат привычный порядок вещей. Непременно пойдут разговоры». Адель очень не нравилось, когда об их семье сплетничали.

– Ты права, Адель, – уже беззаботно сказала Роуз. – А вот я на старости лет впадаю в паранойю, переживаю о таких глупостях. Надеюсь, ты сможешь прийти? Хью будет огорчен, если ты не придешь. Мы будем все, и нам тебя будет очень не хватать.

Адель поджала губы. Это не входило в ее планы. Она хотела лишь заскочить на официальную часть, а предварительная запись подразумевала то, что человек пробудет от начала до конца. Но упаси Боже даже намекнуть Роуз, что она, Адель, может сбежать с такого мероприятия! Ведь это вечеринка ее любимого брата. К тому же они просто обязаны были посоветоваться с ней, назначая день торжественного ленча. Она все-таки натри года старше Хью и считается старейшим членом клана Миллеров. Вдруг у нее что-нибудь запланировано именно на третью субботу апреля?

– Тут звонят в дверь, – проговорила Роуз низким и мягким голосом. Адель часто гадала, как ей удалось добиться такой непринужденной речи. – Наверное, флорист. Спасибо, что быстро ответила. Береги себя. Пока.

С этими словами Роуз повесила трубку, оставив Адель в состоянии глубокой растерянности. Впрочем, такое состояние у нее часто бывало после разговора с невесткой. «Флорист… – рассеянно подумала Адель. – Интересно, не из-за него ли Роуз была в таком возбуждении?» Семейство Миллеров, кажется, всегда имело собственного флориста. А еще всегда держало прислугу, даже когда ни у кого в округе не было такой роскоши. Если же говорить о Роуз, она была откуда-то из Уэксфорда. Говорили, что в доме, где она жила, не было водопровода, а на крыше требовалось заменить черепицу. В семье ее родителей не хватало средств на питание. Какие уж тут цветы! Замужество стало для Роуз билетом в рай.

Адель продолжала сердито смотреть на телефон. Ее не оставляло желание перезвонить невестке и посоветовать разводить цветы самой, чтобы не тратить деньги на флориста. Адель была уверена, что Роуз обладает той природной сноровкой, которая необходима, чтобы обращаться с цветами. По иронии судьбы Роуз обожала розы. В ее заказах роз всегда было больше, чем других цветов. Большие и желтые, они хорошо гармонировали с желтыми, цвета полевых лютиков, стенами. Большая китайская ваза для цветов на низком скандинавском кофейном столике тоже не пустовала. Цветы немного небрежно наполняли вазы, придавая единственной комнате дома своеобразную дикую красоту. «Впрочем, с собственным богатым гардеробом Роуз обходится так же, как с цветами», – не без доли обиды подумала Адель. Даже ее старая белая юбка смотрится очень элегантно. А еще Роуз закалывает свои темные волосы в большой мягкий узел на затылке, и это придает ее образу неповторимое очарование.

Многие годы Адель безрезультатно заставляла себя не обижаться на невестку и не завидовать ей. Это было не так легко, поскольку Роуз была подчеркнуто внимательна к ней. И это, впрочем, как и чужое счастье, всегда вызывало далеко не самые позитивные эмоции. Адель часто думала об этом и понимала, что Роуз по-настоящему счастлива. У нее был любимый дом, три взрослые дочери – Стелла, Тара и Холли, которым всегда было интересно друг с другом. А благодаря Хью у нее не возникало и финансовых проблем.

Адель не могла устоять перед обаянием младшего брата. Он был не только умен, но и мил. Адель все чаще думала, что у Хью были весьма веские причины обеспечивать Роуз такую райскую жизнь. Хью познакомился с ней, когда она работала секретарем – занималась до крайности скучным делом и влачила нищенское существование. Хью ворвался в ее жизнь и сделал ее миссис Миллер. А теперь они уже отмечают руби новую свадьбу. У них есть собственный поставщик продуктов и флорист.

В приближении очередной годовщины их свадьбы Адель снова и снова с горечью вспоминала о том, как она выступала в роли подружки невесты. Все взгляды были направлены на невесту с крошечным бутоном розы в волосах. Даже Колин, молодой человек Адель, и то заметил, как мило смотрится Роуз. «Старина Хью, должно быть, счастлив, – с завистью заметил тогда Колин. – Он ведь женится на такой красивой девушке».

Адель так и не простила Колину того, что он не заметил ее собственной красоты, а также ее чувств. Тогда ей казалось, что она теряет Хью навсегда. Перед той церемонией Адель несколько часов провела перед зеркалом, закалывая шпильками немыслимую прическу, которая хорошо подчеркивала ее длинную шею. И даже нарумянила щеки и накрасила губы, что в обыденной жизни делала крайне редко. Адель ужасно нервничала перед свадьбой Хью. И как оказалось, совершенно напрасно, поскольку Роуз все равно ее затмила своей красотой. С тех пор Адель и не могла простить этого жене брата.

Ах, если бы тогда она ответила Колину «да»! Может быть, у нее была бы семья – такая же, как у Хью и Роуз. Колин был милым и интеллигентным юношей. «Просто он проигрывал по сравнению с Хью, – вдруг подумалось Адель. – Ему все проигрывали». Она и сейчас эталоном мужской привлекательности считала брата – правда, немного поменялись критерии. Но как бы то ни было, Адель все эти годы оставалась одна. Ни мужа, ни любовника. Адель смотрела, как другие строят свою жизнь, и временами ей казалось, что она сама уже перестала быть частью всей этой жизни. У ее невестки жизнь била ключом. Роуз имела все. Ну почему удача повсюду следует за ней? Она ведь вошла в семью Миллер лишь благодаря удачному браку с Хью. Самой же Адель казалось, что удача безнадежно отвернулась от нее.

Даже когда осенний душный воздух, как вспоминала Адель, пригнул к земле ее буковые насаждения, казалось, что он совершенно не тронул живую изгородь невестки. Три дочери Роуз купались в любви всех членов семьи Миллер – поистине ангельские создания. Адель не отпускала мысль о том, что эти дети ведут беззаботную – пожалуй, слишком беззаботную – жизнь. И все благодаря потворству Хью.

Адель открыла ящик стола, где хранила марки и блокнот для записей. Взяв блокнотный листок, она записала на нем пару сухих строк о том, что принимает приглашение. Телефонный звонок в таком вопросе ничего не значил. Всего лишь информация. Необходим был письменный ответ. Адель Миллер получила хорошее воспитание и знала, что письменное приглашение требует письменного ответа. Такого рода поведение было фирменной чертой новой аристократии. Простым людям, живущим в маленьких домишках, этого было не понять.

«С удовольствием принимаю приглашение…» – начала писать она тем формальным стилем, который сохранился, наверное, в переписке королевы Англии.

Адель вздохнула. Несмотря ни на что, она действительно с нетерпением ждала этого торжественного ленча. Приемы, которые устраивал Хью, всегда отличались веселой и легкой атмосферой, а уж сорокалетие свадьбы обещало быть и вовсе чем-то особенным.

Поразмыслив, по такому случаю Адель решила уложить волосы. Почувствовав себя спокойнее при этой мысли, она принялась планировать свои дела.

Глава 1

Накануне: декабрь, две недели до Рождества

Роуз Миллер ненавидела всякого рода комитеты, поскольку ее роль в них всегда была ничтожно мала. Комитет благотворительной помощи города Кинварры сильно раздражал ее по той простой причине, что там постоянно происходили всякого рода склоки. Вопросами распределения благотворительной помощи там почти не занимались – просто не хватало времени. На одни лишь споры о том, каким шрифтом распечатывать меню для ежегодно проводимых дамских ленчей, а также семгу подавать или мясо, уходило два длинных заседания, не говоря уже о бесконечном количестве телефонных звонков. Когда Роуз теряла терпение, все на нее злились.

«Какая разница, как будет выглядеть меню и что мы будем есть?» – истошно выкрикивала она под конец какого-нибудь затянувшегося заседания, вскакивая со своего места, отчего остальные дамы судорожно сминали листы, которые держали в руках. Однако Роуз Миллер редко выходила из себя до такой степени, чтобы срываться на крик и в гневе метать молнии своими черными глазами. Неустанно трудясь в местном комитете по распределению благотворительной помощи, она была известна скорее спокойствием и выдержкой, а также своими организаторскими способностями. Высокая и стройная от природы, она казалась еще выше из-за своей узнаваемой прически. Даже в гневе она сохраняла свои по-королевски аристократические манеры.

– Мы собираемся здесь для того, чтобы распределять деньги, а не тратить их. Делаем ли мы все возможное, чтобы непредвзято делить средства? Обсуждая, как потратить пенс, мы тратим фунт стерлингов за стойкой бара, выпивая не одну чашку кофе и поглощая кремовые пирожные, – выступала Роуз.

– Неплохо замечено, – смеялась мисс Фрейдленд, занимавшая кресло председателя и упрямо выступавшая за декоративный цветочный шрифт и непременные тушеные моллюски после мясных блюд. Большинство же дам хотели получить в качестве главного блюда лосося и тигровые креветки на закуску. – Мы тратим слишком много времени на разговоры. Давайте перестанем спорить и просто проголосуем.

Смущенная своим срывом, Роуз садилась на место. Такие заседания бывали каждый год, и Роуз недоумевала, почему все еще не сдалась и не занялась чем-то более спокойным – например дрессировкой акул. Однако из года в год она не возражала против того, чтобы ее имя вписывалось в состав очередного комитета. Роуз понимала, что в случае ее отказа участвовать в работе средства не будут разделены вообще. Она всегда хотела помогать людям и не считала неполноценным эгоистическое существование. В этом состояло ее жизненное кредо. Единственной трудностью в его реализации было то, что для некоторых участников благотворительная помощь была в первую очередь признаком социального статуса, а уж затем желанием помогать людям.

Комитет помощи госпиталям собирался лишь два раза в год и досаждал Роуз гораздо меньше. Работа в нем представляла собой пару деловых ужинов, на которых присутствовали представители нескольких приходов. Иногда проводилась еще одна встреча по поводу визита какого-нибудь миссионера.

Третьим комитетом, в работе которого она принимала участие, была группа активистов «За прокладку автомагистрали через Кинварру». По личной шкале отвращения работа с этой группой набирала почти половину шкалы. Речь шла о прокладке через природный парк Кинварры новых автомобильных дорог. Надо сказать, что окрестности городка славились своей красотой. Группу активистов представляли весьма успешный адвокат, несколько бизнесменов и три представителя местных политических кругов. Такой сильный состав гарантировал им успех. Однако встречи этой группы с общественностью были для всех сущим кошмаром до тех пор, пока не было принято решение о том, что комитет должен выработать по меньшей мере четыре кардинально различающихся подхода к этой проблеме.

После встреч с ними Роуз отпаивалась джином с тоником и рассказывала Хью о своих передрягах. Тот в ответ лишь говорил со странной ухмылкой, что крепкие напитки лучше пить до встречи, и добавлял, что это его личный опыт.

Как один из лучших адвокатов, Хью и сам некогда участвовал в работе многих комитетов. Несколько лет, проведенных в кресле мэра Кинварры, давали ему моральное право со смехом говорить о том, что со временем он научился не соваться ни в какие комитеты. У Роуз даже сохранилась фотография Хью в мантии мэра на фоне камина. Высокий и стройный, с безукоризненно уложенными светлыми волосами и ясным взглядом, он просто излучал благожелательность. Но камера не могла передать знакомый Роуз недобрый блеск его глаз. В этом блеске читалась отнюдь не нелюбовь к работе, наоборот, в нем было желание сделать дело без помпы, без той шумихи, с которой руководители города порой обставляют свои дела. Хью не нравилась традиция, по которой мэру вручали особый знак для ношения на шее по торжественным случаям. Этот знак болтался на цепи и придавал всему, что Хью делал, оттенок формализма.

– Невозможно угождать всем и всегда, невозможно всегда всем нравиться, – глубокомысленно советовал Хью тем, кто работал в комитетах. – Практически каждый, с кем вы имеете дело, ходит со своими делами по кругу в надежде решить наболевший вопрос. А что касается публичных выступлений, то, уверяю вас, это всего лишь трата времени, если только вы не хотите поупражняться в риторике.

– Если потребуется, мы будем этим заниматься, – запальчиво отвечала Роуз, – но мы должны проявить единство и выступить против прокладки автомагистрали. Или тебя это не волнует?

– Магистраль пройдет далеко от нашего дома, – сказал Хью.

Это сломило сопротивление Роуз. Она силилась, но никак не могла понять, как Хью может быть столь прагматичным в таком принципиальном вопросе. Она со всей душой занималась всеми вопросами – как касающимися ее, так и не касающимися. Хью же внешне не принимал все настолько близко к сердцу.

Их дочери пошли в этом вопросе в мать. Стелла, которой исполнилось тридцать восемь лет, стала адвокатом. Она уже сама воспитывала собственную дочь, отдавая этому много сил. Под ее строгим костюмом скрывалась романтическая душа. Другая их дочь, Тара, была на семь лет моложе Стеллы и прославилась в колледже как любительница спорить. Как и Роуз, Тара всецело отдавалась тому, что делала. Она встретила Финна Джефферсона, продавца компьютеров, влюбилась и спустя всего лишь полгода вышла за него замуж, удивив такой поспешностью многих. Все, кто знал ее, были убеждены, что Тара выберет себе кого-нибудь более экстравагантного – например выйдет замуж за артиста.

Что касается Холли, то в свои двадцать семь лет она все еще оставалась любимицей семьи. Однако Роуз знала, что, несмотря на все внешнее благополучие домашней девочки, в груди дочери бьется легкоранимое и полное страстей сердце. Там, где Тара и Стелла вступали в борьбу, отстаивая то, во что верят, Холли лишь уходила в себя. Холли втайне боялась, что Роуз обойдет ее своей любовью, и росла неуверенным в себе ребенком. В какой-то момент Роуз почувствовала, что перестает понимать Холли. Сама эта мысль показалась ей настолько невыносимой, что она, всегда встречавшая проблемы со спокойной уверенностью, решила просто об этом не думать.

Не без душевной дрожи думая о работе в комитете по распределению благотворительных средств, Роуз припарковала свою машину у отдельно стоящего особняка Минни Уилсон. Внезапно она почувствовала сумасшедшее желание забыть обо всех этих встречах и просто пройтись по магазинам. Но она знала, что в очередной раз начнет изображать из себя разумную матрону. Роуз подкрасила губы, вновь уложила свою своенравную черную косу в элегантный узел и захватила с сиденья испеченный дома лимонный пирог.

– А что, уже пора? – удивилась Минни, когда Роуз открыла дверь. – Я иногда бываю такой неорганизованной.

Роуз широко улыбнулась и прошла внутрь. Минни было примерно столько же, сколько и Роуз. В таком возрасте манеры молодой девицы выглядели слегка вызывающе. Минни относилась к числу тех, кого всерьез беспокоил размер шрифта, которым будет напечатано меню ленча. Эта женщина переехала в Кинварру три года назад, после того как ее муж ушел на пенсию. Переезд с головой окунул Минни в жизнь маленького городка, и вскоре она уже стала чувствовать себя чуть ли не коренной жительницей Кинварры.

– Не беспокойся, Минни, я помогу тебе, – успокоила ее Роуз и тут же спросила: – Что мне делать?

– Так… – с беспокойством огляделась Минни. – Чайник, кажется, закипает, а чашек нет. И сделать прическу не успела.

Волосы Минни действительно выглядели растрепанными. «Правда, Минни бывала и позабавнее», – подумала Роуз.

– Можешь заняться прической, пока я готовлю чай, – спокойно произнесла она.

Минни упорхнула вверх по лестнице. Роуз мрачно подумала, что, чем заседать так, лучше бы каждый год просто выписывать чеки. Это бы сэкономило средства, которые тратятся на бесконечные чаи. Добрая половина времени их заседаний уходила на рассаживание и чаепитие с непременными пирожными.

Пока Роуз на скорую руку готовила чай, ее мысли витали где-то далеко. Она часто гадала, как и при каких обстоятельствах закончится ее земной путь. Ей вовсе не хотелось быть столпом местного общества, заниматься бесконечными проблемами – и теми, которые касались ее лично, и теми, которые ее не касались. Когда ей было восемнадцать лет она мечтала работать в современном офисе в центре города. К ней бы почтительно обращались «миссис Риордан» и каждую неделю вручали заветный конверт с зарплатой. Уважение и финансовая стабильность всегда были очень важны для Роуз. На маленькой ферме, где она провела детство, никогда не было стабильности. Они с отцом жили временами бедно, а временами и совсем бедно. С красивой и умной девочкой никто не считался, не говоря уже об особом уважении, ведь она была всего лишь дочерью мелкого фермера. Роуз уже с детства замечала, как уважительно обходятся с детьми местных врачей и крупных землевладельцев. Она также хотела получать такое внимание и уважение, не считая эти амбиции чем-то плохим. Спокойная работа в офисе и конверт с деньгами каждую неделю вполне могли бы удовлетворить эти амбиции. Свою карьеру Роуз начала с самой младшей секретарской должности в одной строительной компании. Почувствовав в себе желание учиться, она целиком отдалась самосовершенствованию. Не жалея красивых ногтей, училась работать на старой печатной машинке, спрашивала у опытных сотрудников, как должен одеваться секретарь. Затем произошла встреча с Хью, молодым адвокатом и другом сына начальника. Хью воспитывался в той среде, где взрослым людям уже не рассказывают, как одеваться и как держать вилку. Однако, несмотря на такую разницу в общественном положении, молодые люди влюбились друг в друга, почувствовав, что встретили родственную душу. Эта любовь перевернула все жизненные планы Роуз – и вскоре она вышла замуж за Хью и родила ему дочь.

Временами Роуз гадала, как бы повернулась ее судьба, если бы она тогда отказала Хью. Может быть, она стала бы настоящей бизнес-леди, вела бы интересную, но эгоистичную жизнь. И не было бы никаких комитетов, где практически вся работа выполнялась благодаря ее, Роуз, усилиям. На ней был и ремонт ломающихся холодильников, и помощь Хью в организации рождественских поздравлений для наиболее важных клиентов компании.

Этим вечером их компании предстояло организовать очередной раздел благотворительных средств. Планировалась встреча с группой, объявившей о своем желании сделать рождественские подарки всем бедным и неимущим в окрестностях Кинварры. Проблема состояла в том, что волна увольнений, прошедшая на местных фабриках, породила значительное количество безработных. Роуз предстоял официальный ужин с вышколенными официантами и шикарно одетыми представителями. Роуз и самой нравилось одеваться красиво, но во время таких встреч неизбежно начинались разговоры о политике, от которых Роуз клонило в сон. Хью же никогда не скучал во время таких приемов.

Роуз поняла, что опять задумалась, и заставила себя возвратиться к более насущным делам. Ожидалось, что придут семь человек, так что она извлекла семь чашек с блюдцами. Минни всегда держала наготове целую кучу китайских чашек, но, как на грех, не было ни одной кружки. Выставив на стол молоко и сахар, Роуз принялась разрезать лимонный пирог. К тому времени как Минни спустилась, все приготовления уже были закончены.

– О, Роуз, ты сделала такое великое дело! – воскликнула Минни, оглядывая стол. – Я не знаю, что бы мы без тебя делали.

Роуз хотела сказать что-то типа «нет проблем», но, подняв взгляд на Мини, изумленно замолчала. Страшно худая («хлеб да вода по утрам!»), она выглядела какой-то серой и уставшей. Белки ее глаз были красными и водянистыми. «Это не просто усталость, а что-то посерьезней», – подумала Роуз.

– Минни, ты в порядке? – тихо спросила Роуз.

Минни знала, что Роуз едва ли можно чем-то удивить, и теперь искренне не понимала, с чем был связан этот ужас в ее глазах. Минни всегда восхищалась манерами Роуз, которая никогда не теряла грациозности и элегантности телезвезды. Роуз внешне немного напоминала Джеки Кеннеди, да храни ее Господи. Минни в жизни мало довелось общаться с интеллигентными людьми, и, встретив Роуз, она с удовольствием восполнила дефицит такого общения. Роуз в ответ тоже была дружелюбна, как дружелюбно относилась к подающим чай официанткам Селия Фрейдленд, председатель комиссии.

До прихода Роуз Минни специально навела порядок в доме. Она завидовала Роуз – та живет в прекрасном доме в самом дорогом районе города, имеет трех дочек, а ее муж занимает высокое положение в обществе. При каждой встрече ей всегда хотелось впечатлить Роуз.

– Минни, – повторила Роуз, – ты уверена, что с тобой все в порядке? Может, что-то не так?

В ответ Минни покачала головой.

– Ничего, – ответила она. – Просто я немного устала. Сейчас начнут приходить члены комитета. – Натянуто улыбнувшись, она продолжила: – Надеюсь, у нас все готово?

– Да, – ответила Роуз. Она понимала, что это далеко не «просто усталость». Но если Минни не хочет говорить сама, то и не надо.

В дверь позвонили, и Минни бросилась открывать, словно это пришли самые долгожданные гости на свете.

Когда началось заседание, Роуз никак не могла собраться с мыслями. В половине пятого все начали вставать с мест, рассуждая о том, что уже пора домой, кормить семьи. Роуз немного задержалась и уже на ступеньках пожала руку Минни.

– Если надумаешь поговорить, позвони мне, – почти шепотом сказала она.

Роуз уже приехала домой и занялась делами, как вдруг обнаружила, что не может выбросить из головы Минни Уилсон. С ней было что-то не так. Роуз так хотелось ей помочь. «Бедная Минни», – думала она. Размышляя над тем, как обошлась с ней судьба, Роуз обнаружила, что совершенно не может думать о себе, радоваться тому, как ей повезло в жизни.

Адель часто с явным недоброжелательством говорила о счастливой звезде Роуз. Что ж, она права. Роуз действительно везло в жизни. Своими дочерьми – Стеллой, Тарой и Холли – она могла только гордиться, причем даже не потому, что она их мать. К тому же у Роуз уже была внучка Эмилия, в которой она души не чаяла. Девочка смотрела на бабушку большими серыми глазами и лепетала: «Бабуля, заведите с дедушкой ребенка, чтобы я могла играть с ним».

Стелла, мать Эмилии, очень смеялась, когда Роуз рассказала ей об этом.

– А что ты ответила?

– Сказала, что мы можем завести щенка.

– О нет, – застонала Стелла. – Не напоминай ей о щенке. Она и так его просит каждый день.

Роуз подумала, что Стелла, пожалуй, самая неудачливая в личной жизни из всех ее дочерей. Тара счастливо жила с Финном – даже счастливей, чем могла представить себе Роуз. Глядя на свою среднюю дочь, Роуз уже давно желала такого же счастья для Стеллы. Она бы ничего не пожалела, чтобы увидеть Стеллу довольной жизнью. Но ее старшая дочь не любила говорить о том, чего бы хотела для себя в жизни.

Ее младшая дочь Холли также никому не рассказывала о своих желаниях. Роуз всегда старалась быть рядом с Холли, чтобы помогать ей, но та решила уехать из Кинварры. Отчаявшись, Роуз была вынуждена принять ее отъезд. Она надеялась, что Холли в конце концов обретет свое счастье. «Никогда не знаешь, где его найдешь», – успокаивала себя Роуз.

Хью настаивал на том, чтобы Роуз меньше беспокоилась о детях.

– Они уже взрослые женщины. Неужели они должны жить по понятиям стародавних времен? – говаривал он, гордясь тем, что Роуз воспитала таких умных дочерей. Когда они приезжали в гости в Кинварру, Хью всегда звал их выбраться в кафе на ленч или ужин. «Показывал», – как шутила Роуз.

– Я удивлена, как ты не устроил в честь них выставку невест, – однажды шутливо сказала Роуз, – чтобы каждый мог вывести своих дочек показать и на других посмотреть.

– А это мысль, – серьезно ответил Хью. – Ты же не раз говорила мне, что занимаешься больше организацией вечеров с танцами и продажей пирогов. Так что такая встреча позволила бы выявить лучшую из невест.

«Ах, Хью, ты всегда был наделен великолепным чувством юмора», – думала Роуз, хотя временами его шутки сводили ее с ума. А если добавить к этому его уникальную способность разводить по всему дому беспорядок… Хью действительно почти не заботился о наведении порядка. Сколько бы Роуз ни ругала его, он по-прежнему оставлял ванну в таком виде, словно там побывала крупная собака. По всей ванной были разбросаны мокрые полотенца, гель для душа оставался открытым, а до коврика под душем тянулся след из крупных капель липкого густого геля. Но несмотря на все это, Роуз любила Хью и считала замечательным отцом. В ее жизни бывали времена и похуже. Но она благополучно пережила все штормы.

Хью Миллер возвратился домой уже довольно поздно. Свет в окнах не горел. Сорок лет Мидоу-Лодж был довольно ветхим домиком. Он принадлежал мелкому фермеру и стоял в окружении нескольких сараев с сеном. Яма с силосом располагалась прямо за окном кухни, из которого были видны мирно пасущиеся в саду овцы. Порой овец специально выгоняли в то или иное место, чтобы удобрить его природными средствами. Вокруг домика было три акра приличной земли и сад. Поженившись, Хью и Роуз пришли сюда, чтобы купить участок. Супругам пришлось поднимать дом буквально из руин. Если же сейчас взглянуть на Мидоу-Лодж, то никогда и не подумаешь, что прежде здесь стояли развалины. Теперь это был добротно сложенный дом с прекрасными большими комнатами, огромной и удобной кухней и газовым обогревом. Этот дом превосходно противостоял ураганным ветрам, которые иногда прокатывались по городу Кинварре и его окрестностям. Роуз обставила комнаты удобными диванами, красивой мягкой мебелью, на стенах висело множество картин. Повсюду стояли лампы с золотистыми абажурами, украшенными необычными орнаментами.