Текст книги "Хамза"

Автор книги: Камиль Яшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 43 страниц)

Глава четырнадцатая. ОСВОБОЖДЕНИЕ САНОБАР

1

Одна из комнат красной чайханы была постоянно отведена под школу ликвидации неграмотности.

За первым столом обычно сидели мужчины – – Амантай, Камбарали и Каримджан. Почти вся Советская власть кишлака в полном составе.

А последний стол, укутавшись в свои паранджи и чачваны, занимали всегда женщины. Только одна из них снимала чачван в школе. Это была Мехри – новый член сельсовета Шахимардана.

Перед каждым учащимся лежал букварь, карандаш и тетрадь. Напротив, на стене, висела чёрная доска. Хамза написал на доске две буквы – "Л" и "П".

– Вот эта буква называется "Л", – сказал Хамза. – Запомните её хорошо. Фамилия человека, самого дорогого для всех нас, начинается с этой буквы. Он основал наше государство – государство рабочих и крестьян... А ну, скажите, кто этот человек?

– Этот человек – товарищ Ленин.

– Правильно, – улыбнулся Хамза. – Значит, для того чтобы написать слово "Ленин", мы сначала должны написать букву "Л"... Теперь перепишите в тетрадь всё слово полностью... А эта буква называется "П". Видите, она похожа на калитку, через которую мы как бы входим в новую жизнь. Второе слово, тоже одно из самых близких для вас, начинается с этой буквы. Мы каждый день произносим это слово. Что это за слово?

– Я скажу, – вызвалась Мехри.

– Скажите.

– Паранджа! Мы это слово произносим каждый день, но всё никак не можем избавиться от него.

Все засмеялись.

– Товарищ Хамза, вы говорите о нашей партии, – быстро сказал Амантай, чтобы выручить смутившуюся Мехри. – Это слово – Партия!

...Шёл мимо красной чайханы Шадман-ака, встал сбоку около открытого окна, начал слушать то, о чём говорил Хамза.

– Мы прежде всего должны научиться писать эти два слова – "Ленин" и "партия", – объяснял Хамза. – Ибо именно благодаря Ленину и партии мы избавились от рабства. Но ещё не везде и не во всём. Некоторые люди и сейчас препятствуют освобождению женщин и девушек, пытаются обречь их на жизнь во мраке. Вот среди вас нет Санобар – очень способной девушки...

Судьба, сама судьба привела Шадмана в этот день к чайхане, чтобы слова Хамзы напомнили ему о дочери. Закрыв лицо руками, побрёл Шадман по берегу реки. Он скучал без Санобар.

И никакие радости молитвы, в которых он постоянно напоминал всевышнему о том, что пожертвовал дочь священному мазару ради чистоты её веры, не приносили облегчения.

Слова Хамзы разбудили тоску. Что было в его жизни, кроме дочери? Кетмень, чужое поле, палящее солнце над головой? Ему захотелось увидеть Санобар. И он повернул к дому шейха Исмаила.

Настоятель гробницы шейх Исмаил лежал на байковом одеяле, припав боком к пуховой подушке. Он выглядел больным.

Напротив шейха сидела ишан-айи и молча перебирала чётки.

Вот она подняла голову и взглянула на мужа. Будто бы разговаривая сама с собой, ишан-айи проворчала:

– Не знаю, не знаю... В нашем святом пристанище, в нашем Шахимардане, всё больше разных злых слухов...

Слова эти она произнесла весьма многозначительно. Шейх поднял голову. Вздохнул тяжело, глубоко, бросил равнодушный взгляд на ишан-айи.

– Что происходит у нас в кишлаке? Расскажите, шейх.

– Валихана лишили власти, освободили от должности. В тот день этот самый негодник, – Исмаил сморщил лицо, не желая даже произносить имени Хамзы, – прогнал его из сельсовета, а вместо него назначил батрака Амантая. Его все слушают, меня слушать перестали.

Ишан-айи не придавала большого значения изменениям в сельсовете. Вернее, она полагала, что по сравнению с положением шейха и его авторитетом всё это пустяки. Но скорбный вид шейха, словно он похоронил кого-то из близких, его бесконечные тяжкие вздохи заставили её задуматься. Желая приободрить шейха, она сказала:

– Хамза – приезжий. Амантай родился и вырос в Шахимардане. Значит, не такой уж он чужой... К нему можно найти подход, если взяться за дело с умом. А уж вам-то ума, шейх, не занимать.

Исмаила раздражала назойливость ишан-айи. Что она понимала со своими куриными мозгами? Политика – мужское дело.

Больше всего старшая жена хотела, конечно, узнать у шейха о том, что он собирается делать с дочерью Шадмана, чтобы избавиться от упрёков и капризов Рукии-биби. Видя, что настроение у шейха сейчас плохое, она решила, что наступил самый подходящий момент, которым надо воспользоваться.

Ишан-айи начала издалека:

– Вы верно рассуждаете, мой шейх. В эти дни у вас не хватает времени даже на то, чтобы молитвой наставить на путь истинный эту девушку по имени Санобар. А вам уже много лет. Но все забывают об этом... Ещё мудрецы древности говорили: "Сад не ценит соловья, а ворона горы"...

Шейх хмуро посмотрел на жену.

– Нельзя болтать обо всём, что взбредёт в голову. Тысяча благодарений аллаху за то, что мы всё ещё в силе и в разуме... Мы не вернём Шадману его дочь. Я сам выдам её замуж.

– За кого? – чуть не подпрыгнула ишан-айи. – Она же любит этого оборванца Алиджана!

Шейх в раздражении махнул на неё рукой:

– Помолчите, если ничего не понимаете в таких делах... Кто откажется от денег, посланных самим богом? Шадман пожертвовал дочь мазару, то есть мне. Бузрук-ишан хочет жениться на Санобар, уплатив мне большие деньги. Перепадёт кое-что и Шадману.

Шейх был сердит – его уже утомило многословие жены. Но ради калыма, который должен был уплатить ему Бузрук-ишан за Санобар, он решил сменить гнев на милость и даже на лесть.

– Вы очень умны. Вам ли не знать, как надо подготовить девушку к замужеству? Постарайтесь уговорить Санобар, я вас очень прошу об этом.

– Её трудно будет уговорить, – сказала ишан-айи.

– Если Санобар станет женой Бузрук-ишана, вы сразу получите жемчужные серьги и отрез на платье.

– Большое зеркало тоже.

– Хорошо, большое зеркало тоже, – несколько поколебавшись, согласился шейх.

– А Рукии-биби зеркало пока можете не покупать. Пусть наводит на себя красоту, глядясь в моё зеркало.

– Ладно, Рукия подождёт.

– Вы разрешите мне навестить мою сестру в Маргилане?..

– Как только продадим Санобар Бузрук-ишану, можете отправляться хоть на месяц.

– Чтобы навестить сестру, мне нужны новые ичиги и калоши. Кроме того, бархатная моя паранджа уже пообтёрлась, стыдишься и надевать...

Шейх метнул на жену гневный взгляд. Он только было хотел упрекнуть её в непомерной жадности, как в дверь заскреблись.

Шейх кашлянул, что означало разрешение войти. В дверь сунул голову кто-то из младших сыновей.

– Ата, явился этот босяк Шадман, пристал назойливо, говорит, что хочет сказать вам что-то важное.

Шейх, отпуская ишан-айи, твердо сказал женщине:

– Всё будет так, как мы договорились, если вы добьётесь её согласия... – Затем повелительно приказал мальчику: – Веди сюда Шадмана!

Вошёл Шадман.

– А-а, это вы, Шадман-бай! – улыбнулся шейх. – Прошу, проходите, присаживайтесь поближе.

– Ничего, я тут... от порога... Ноги в пыли, ковёр запачкаю...

– Нет, нет, садитесь ближе, при чём тут пыль? Что может быть дороже человека и беседы с ним...

Шадман, подвинувшись чуть поближе, опустил голову и сказал:

– Простите меня, таксыр, за то, что я не вовремя побеспокоил вас. Соскучился я по Санобар. Как она? Не плачет?

– А почему ей плакать? – Шейх пожал плечами. – Она для меня стала как дочь родная. Я много думаю о том, что надо предпринять для её счастья...

Шадман смотрел на хозяина дома с обожанием, как на бога.

– Почтенный Шадман-ходжа, – степенно начал шейх, – вы истинный мусульманин, честный человек. Если богу будет угодно, вам уготовано место в раю. Но дочь ваша... В её душе свил себе гнездо шайтан. Да, кстати, Шадман-ходжа, сколько за вами долга осталось?

Лицо Шадмана опечалилось, помрачнело.

– Долгов за мной много, таксыр. Проявите снисхождение к своему рабу, не гневайтесь.

– Не помню, не считал, сколько там накопилось... Ладно, сейчас нет времени считать, после подробно разберёмся. А что касается вашей дочери, то её надо выдать замуж.

Шадман, кивнув головой, выразил своё согласие.

– Вашу дочь надо выдать за человека состоятельного, за правоверного мусульманина. Он должен уплатить за невесту большой калым.

– Да кто же будет считаться с моим желанием? – грустно произнёс Шадман.

– За Санобар сватается почтенный и всеми уважаемый Бузрук-ишан. Не дав ему определённого ответа, я сказал, что посоветуюсь с вами.

Шадман, не зная, что ответить, молчал.

– Как представляется нашему уму, ваша дочь расцветёт счастьем в доме Бузрук-ишана, там взойдёт солнце её жизни. Бузрук-ишан богат, и для вас это подходящий момент, чтобы избавиться от долгов. И ещё кое-что приобрести на чёрный день.

Шадман-ходжа не верил своим ушам. Он будет тестем Бузрук-ишана? Предку которого поклонялся когда-то хан Коканда Худояр? Да неужели это сбудется?..

– Рахмат вам, мой шейх! За ваши заботы обо мне я буду служить вашей тени и в том, и в этом мире. Я и моя своевольная дочь доставили вам много хлопот. Я ваш покорный раб и не могу не внимать вашим советам.

– Вот это разумные слова.

Шейх вышел из комнаты. Послышался его повелительный голос:

– Эй, кто там?.. Пусть Санобар приведут к отцу!

Санобар сидела в углу комнаты, отведённой ей в доме шейха, и смотрела на ишан-айи, пришедшую уговаривать её выйти замуж.

– Сжальтесь надо мной! Разве я виновата в том, что люблю Алиджана? Скажите шейху, чтобы он отпустил меня домой!

– Бессовестная! Как у тебя повернулся язык сказать такое! О боже праведный, станет ли хорошая девушка говорить про мужчину, что она любит его? Бесстыдница! Мы выдадим тебя за Бузрук-ишана.

Санобар стукнула кулаком по ковру, яростно замотала головой:

– Ни за что не выйду за него! Никогда! Чем быть женой этой старой развалины, лучше брошусь в пропасть!

– Думаешь ли ты, что говоришь?

Ишан-айи была искренне удивлена. Она думала, что Санобар, услышав имя Бузрук-ишана, сразу же вспомнит о его богатстве.

– Ты пойдёшь против воли шейха?

Новые калоши, жемчужные серьги, большое зеркало и поездка к сестре в Маргилан стали отодвигаться куда-то в сторону.

Жена шейха рассвирепела.

– Твой отец всё равно заставит тебя выйти замуж за Бузрук-ишана, упрямое отродье, ослица, помесь змеи и скорпиона!

В это время из-за дверей послышался голос Рукии:

– Ишан-айи! Мне сказали, чтобы вы привели эту нищенку в гостиную. Наш шейх приказал!

...Шадман-ходжа, оборачиваясь на каждый скрип двери, уже все глаза проглядел, поджидая дочь. И Санобар, как только перешагнула через порог и увидела отца, бросилась в его объятия.

– Доченька моя, Санобар, здорова ли ты, моя ненаглядная, моя единственная? Если будет угодно аллаху, Бузрук-ишан не даст тебя в обиду. Ни конь тебя не лягнёт, ни собака не укусит, – бормотал Шадман.

– Отец! Не губите меня! В чём я провинилась? С тех пор как привели меня сюда, я сижу в заточении, точно арестованная, – умоляла Санобар, опустившись на колени перед отцом. – Как у вас душа лежит отдавать меня за человека, равного вам по возрасту да ещё имеющего трех жён! Зачем вы слушаете шейха и ишан-айи? Ведь они же чужие для меня, а вы-то отец мне! Почему вы заодно с ними? Или вы нашли меня на улице?

– Не говори так, доченька, не бери греха на свою душу... Я человек обездоленный, без гроша в кармане. Я не могу ослушаться моего духовного наставника... Я очень задолжал этому человеку. Если он отнимет у нас землю, мы умрём с голода... Я боюсь его проклятия, не могу не думать о загробной жизни. Согласись, не перечь мне...

– Я не выйду за Бузрук-ишана! – прошептала Санобар. – Я брошусь со скалы...

Неожиданно в комнату вошёл шейх Исмаил. Он слышал последние слова Санобар.

– Ладно, Шадман-ходжа, не уговаривайте больше её, – властно сказал шейх. – Ей не понять ни вашего, ни моего добра. Не хочет выходить замуж добровольно, пойдёт по вашему приказу. К следующему четвергу можете приглашать в мой дом на свадебный той своих гостей, Шадман-ходжа! Не беспокойтесь о деньгах, предоставьте всё это дело на наше усмотрение.

Шадман-ходжа, окончательно потерявший способность соображать, растерянно смотрел то на шейха, то на дочь. И не было у него сил ни возражать шейху, ни защищать дочь. Конечно, ему было жалко Санобар, но долг шейху, на который тот намекнул, терзал душу Шадмана. Он искренне верил в то, что если не вернёт долг шейху из денег Бузрук-ишана, то этот долг с него взыщут на том свете.

На две несоединимые половины разламывалась жизнь Шадмана-ходжи: дочь и земля. Если он не отдаст дочь, шейх отберёт за долги землю. А если отдаст дочь, и тем самым долг, земля сохранится за ним.

И мысленно он как бы положил обе эти половины на чаши весов: что перетянет? С тех пор как он помнил себя, он находил себе средства к существованию только на этом клочке земли.

Семь месяцев в году трудился Шадман здесь и этим обеспечивал жизнь зимой. Он вырастил Санобар тоже благодаря этой земле. Не будь у него земли, он давно отдал бы дочь в служанки...

Так что же делать теперь? Как поступить?

Будет земля – будет жизнь. Плохая, но жизнь. Без дочери, но всё-таки жизнь. И покровительство шейха останется.

Не будет земли – куда они пойдут с дочерью? Кому он будет нужен, нищий безземельный старик?

И без покровительства шейха ему не прожить. Это равносильно смерти.

И на чашах весов, которые мысленно представил себе Шадман-ходжа, чашу Санобар перевесила другая чаша – чаша земли. Чаша земли, отягощённая простотой души Шадмана-ходжи и наивной его преданности шейху Исмаилу.

И, несмотря на плач и стоны дочери, Шадман-ходжа решил по-прежнему крепко держаться за подол шейха. Он дал согласие на свадебный той в четверг.

2

В четверг в дом шейха Исмаила съезжались свадебные гости.

На центральной веранде на атласных подушках восседали самые почётные гости во главе с шейхом Исмаилом. По правую руку от него находился Бузрук-ишан. Щеки его лоснились, и не различить было на круглом, как тыква, лице ни бровей, ни ресниц.

Рядом с Бузрук-ишаном сидел Шадман-ходжа в шёлковом халате, столь просторном, что в нём, наверное, могли бы поместиться ещё трое таких, как Шадман-ходжа. Этот халат подарил отцу невесты будущий зять.

Внимательный взгляд мог бы заметить среди приглашённых троих людей, которые особо выделялись из всех гостей. Их лица были покрыты медным горным загаром. Это были предводители отрядов басмачей, скрывавшихся в окрестностях Шахимардана.

Так же, как и шейхи, они были одеты в белые камзолы, но явно чувствовали себя неудобно в этой одежде: один сдвинул громоздкую, высокую белую чалму назад, другой вбок, третий расстегнул камзол до пояса.

Этого третьего гостя звали Нормат-курбаши.

Высокий, сухощавый, с глазами, казалось, провалившимися куда-то в глубь черепа, с короткими жёсткими усами, он был похож на человека, давно уже отвыкшего от оседлой жизни.

С лица его не сходило настороженно-наглое, зловещее выражение. Всеми своими резкими движениями и жадными повадками он напоминал классического разбойника.

В разгар веселья шейх Исмаил поднялся с места и вошёл в дом. Спустя некоторое время за ним последовал Нормат-курбаши.

В глубине дома, в комнате с затемнёнными окнами, расположилось ещё двое гостей – паломник из Гилгита и... Алчинбек Назири. Вместе с ними за небольшим дастарханом сидели Гиясходжа и Кара-Каплан.

Исмаил и курбаши отвесили поклон гостю из Самарканда и опустились на ковёр.

...Алчинбек потратил немало усилий, чтобы оказаться в Шахимардане неузнанным. Он сильно изменил свою внешность – покрасил брови, приклеил рыжую бороду и усы. Долго запутывал свои следы по всей Ферганской долине, находясь там в официальной командировке. Внезапно, по ночам, переезжал с места на место. И наконец удалось выбрать несколько дней, чтобы исчезнуть якобы на отдых.

Алчинбек прибыл в Шахимардан, чтобы увидеться с руководителями басмаческих отрядов. Паломник из Гилгита также был вызван на эту встречу. Предстояло уточнить окончательные сроки начала вооружённого восстания в Ферганской долине и согласовать с ними действия "Союза тюрков" в Самарканде и других городах республики.

Поэтому и затеял шейх Исмаил свадебные торжества Санобар и Бузрук-ишана в своём доме. Чтобы прикрыть этими торжествами свидание курбаши и руководителей подполья.

– Я просил вас подготовить заявление бедняков Шахимардана против Хамзы, – сказал паломник из Гилгита шейху Исмаилу.

– Да, письмо готово.

– Сколько бедняков подписали его?

Исмаил усмехнулся:

– С подписями будет сложнее. В Шахимардане почти нет ни одного грамотного бедняка.

– Что же вы собираетесь делать? Ставить фальшивые подписи?

– Зачем фальшивые? Бедняки будут ставить под заявлением отпечатки своих пальцев.

Он вышел в соседнюю комнату, оставив дверь полуприкрытой.

– Эй, кто-нибудь! – крикнул шейх. – Позовите ко мне отца невесты!

Через две минуты в комнату, где находился Исмаил, вошёл Шадман-ходжа.

– Слушаю вас, мой шейх.

– Мы решили просить у Советской власти больше присылать нам в кооператив сахара, чая и тканей, – начал Исмаил.

– Очень верно говорите, мой шейх, – согласился Шадман-ходжа. – А то в нашей лавке всегда так пусто, как будто её начисто обворовали. Ничего там не купишь.

– Значит, вы поддерживаете эту просьбу? Вот заявление. Вы первым приложите к нему палец.

– Как вы скажете, мой шейх, так я и сделаю... Пожалуйста, готово.

– Хвала вам, Шадман-ходжа! Теперь к нашей жалобе должны приложить пальцы остальные бедняки кишлака, недовольные работой лавки.

– Только вы один, мой шейх, и заботитесь о простом народе.

...Шейх Исмаил вернулся из соседней комнаты.

– Вот и первый палец бедняка против Хамзы, – показал он заявление паломнику из Гилгита.

– Неплохо, неплохо, – смягчился хромой дервиш, – продолжайте в том же духе.

Исмаил протянул бумагу Гиясходже.

– Найди Валихана, – сказал он, – и отдай ему письмо. Пусть обойдёт всех бедняков, которые находятся здесь, и соберёт их отпечатки пальцев. Объясни ему, что каждому надо говорить то, что я говорил сейчас Шадману.

Гиясходжа вышел.

– Итак, уважаемые, приступим, – обвёл всех решительным взглядом Алчинбек Назири. – Прежде всего устанавливаем точную дату начала восстания...

А во дворе и на верандах дома шейха Исмаила продолжал шуметь свадебный той. Везде пили, ели, веселились, вели неторопливые беседы.

Два толстяка, сидевшие на боковой веранде и уплетавшие вовсю плов, разговаривали между собой.

– Зачем Бузрук-ишан пригласил на той вон тех босяков, а? – сказал недовольно один из них. – Глядите, вши с них так и сыплются...

– А вы были в новой чайхане, когда этот проклятый Хамза опозорил шейха Исмаила?

– А то как же! Конечно, был.

– Времена нехорошие настали.

– Мне теперь всё равно. Соберу с людей свои долги и уеду отсюда навсегда. Оставаться в Шахимардане стало опасным.

– Если не тайна, скажите, куда вы намерены уехать? Ведь сейчас петух повсюду кричит одинаково...

– В город. Кто вовремя спохватится, тот и уцелеет. Разве в городе, среди множества людей, будет кто-нибудь знать, батрак я или бай?.. Конечно, везде есть мера и весы. Но есть и хорошие люди. Помогут. А тут мы известны. Здесь имущему завидуют, а неимущего по миру пускают.

...А на другой веранде, за дастарханом, гораздо более скудным, сидели и беседовали совсем простые люди, бедняки.

За дверью послышались мужские голоса. И тут же всё стихло.

Громко прозвучал голос шейха Исмаила:

– Коран и шариат всегда защищают справедливость. Жених и невеста только по общему согласию добровольно вступают в брак. Если же одна из сторон ответит отрицательно, брак невозможен... Санобар, являющаяся дочерью Шадмана-ходжи, тут ли находится?

– Тут! Тут! – крикнула ишан-айи.

– Сайд Бузрук-ишан, – спросил за дверью шейх Исмаил, – являющийся сыном Кибриназара Дангарходжи, согласны ли вы, не нарушая ни одной заповеди шариата, взять себе в законные жены Санобархон?

– Согласен взять! – ответил Бузрук-ишан.

– Все ли слышали? – спросил шейх.

– Слышали, слышали! – раздались мужские голоса.

– Вы, Санобархон, – продолжал шейх, – являющаяся дочерью Шадмана-ходжи, согласны считать своим законным мужем Бузрук-ишана, являющегося сыном Кибриназара Дангарходжи?

Никакого ответа. Шейх нахмурился. Бузрук-ишан бросил на Шадмана-ходжу сердитый взгляд. Шадман-ходжа, побледнев, едва стоял на ногах.

Санобар, окружённая подругами, сидела около двери неподвижно. Мехри крепко сжимала её руку.

Снаружи снова донёсся вопрос шейха. В комнате молчание.

Ишан-айи ущипнула Санобар, но она молчала. Подошла Рукия, зашипела:

– Скажи – согласна!

– Санобар, являющаяся дочерью Шадмана-ходжи...

Ни звука. Мехри от радости вскочила с места, но в этот момент ишан-айи, зажав обеими ладонями рот Санобар, изменила свой голос и нежно ответила:

– Я согласна!

Шейх Исмаил облегчённо вздохнул. Шадман-ходжа, прислонившись к стене, вытер одинокую слезу. Бузрук-ишан, стоявший до этого мрачным, улыбнулся.

– Бисмиллах рахмони рахим! – начал читать шейх свадебную молитву.

Как это принято в таких случаях, он сказал, что Бузрук-ишан и дочь Шадмана-ходжи Санобар согласно шариату стали законными супругами, отныне принадлежащими друг другу. И, поздравив их с этим, закончил молитвенно:

– Пусть теперь хоть весь мир зальёт водой, а Шадману-ходжи она будет по колено. Ведь кто он теперь? Он тесть знаменитого и состоятельного Бузрук-ишана.

– Но никто не унесёт с собой богатство в могилу.

– Нет, вы видели этого Шадмана? Уже сейчас мы для него ничто. Муха сядет на слона и равняется с ним... Дерево мнит себя садом, а глупец умницей.

– Когда аппетит большой, он заводит в огонь... Не к добру всё это. И сдаётся мне, что Шадману просто вскружили голову...

– Всё это происходит по воле шейха. И той идёт в его доме, и деньги его пошли на угощение. Хош, кто же тут возразит, кто посмеет пикнуть?

– Найдутся, возразят. Прошли те времена, когда нельзя было возражать. Говорят, что невеста не согласна. И сельсовет новый, наверное, ещё что-то должен сказать. Амантай не из тех, кто будет стоять в стороне сложа руки...

– Смотрите, смотрите! Шейх вышел из дома! Наверное, сейчас пойдут к невесте!

– Как бы там всё дело не пошло прахом!..

Шейх Исмаил остановился в центре двора и громко, чтобы слышали все, сказал:

– Настало время совершить обряд бракосочетания согласно требованиям шариата. Вы, уважаемый Бузрук-ходжа, и вы, Шадман-ходжа, стороны жениха и невесты, следуйте за мной...

Несколько женщин, окружив невесту, наряжали её. Подруги Санобар пели свадебную песню "Ёр-ёр". Но песня эта звучала сейчас грустно. Чувствовалось, что никому в этом доме не до игр, не до смеха, не до радости и шуток, что какая-то тяжесть давит на всех.

Рукия-биби вынимала из сундука наряды и украшения, подаренные женихом, и жадно рассматривала их. Взглянув на Санобар, она проворчала:

– Видишь, оборванка, какие наряды для тебя приготовили! Если бы твой отец всю свою жизнь копил для тебя деньги, то не хватило бы расплатиться даже за половину. За всё это ты должна благодарить шейха.

Санобар, глотая слёзы, ответила:

– Берите всё это себе сами! Мне никакие наряды не нужны! Умру, а не выйду за Бузрук-ишана!

Ишан-айи сердито сказала:

– Как так не выйдешь? Той уже произошёл, уже наготове арба, запряжённая конём... Скоро увезут тебя к мужу, а ты всё упрямишься, несчастная!

Мехри, находившаяся всё время рядом с подругой, незаметно оглянулась по сторонам и зашептала на ухо Санобар:

– Амантай сказал, что если ты сама не произнесёшь: "Я согласна", – шейх ничего не сможет сделать с тобой. Поняла? Сейчас, после молитвы, тебя спросят, и ты кричи: "Нет, я не согласна!"

– Лучше мне умереть, – прошептала Санобар.

– Если ты умрёшь, что будет с твоим Алиджаном? Он сейчас вместе с Амантаем. Они думают, как выручить тебя из беды. Ни за что не допустят, чтобы тебя увезли насильно.

Распахнулась дверь, и в комнату влетела какая-то девочка.

– Шейх идёт! Бузрук-ишан идёт! Люди идут! – быстро заговорила она, задыхаясь.

В комнате стало тихо. Рукия и ишан-айи подхватили Санобар и потащили к двери. Усадили на курпачу. Чуть приоткрыв дверь, ишан-айи опустилась на корточки сзади Санобар. Рядом присела Мехри.

– Да воздарит аллах счастье вам! Живите в мире и согласии. И тогда исполнятся все ваши мечты и пожелания. Аллах акбар!..

Стороны жениха и невесты стали поздравлять друг друга.

– Поздравляем, ишан. Поздравляем с невестой, – тихо сказал шейх Бузруку. – Дёшево досталась вам эта куколка. Вот так-то. Пока я есть, будет вам и плод, и приплод, бай!.. – Потом он обернулся к Шадману-ходже: – Шадман-ходжа, поздравляю с женихом!

Санобар плакала навзрыд.

– Сейчас повезём невесту к жениху, – сказала ишан-айи.

Она подошла к Санобар.

– Подними голову. Теперь бесполезно плакать. Хватит, прекрати. Иди к жениху.

Санобар вытерла слёзы и, широко открыв глаза, долго смотрела на старшую жену шейха.

Внезапно выражение её лица изменилось. "Алиджан, где ты? – пронеслись в сознании страстные, как последняя молитва, слова. – Избавь от этих драконов! Спаси меня! Я слаба, я беспомощна, все мои мысли только о тебе... О боже! Боже! Что за мир! Что за люди! Покушаясь на твою волю, они дают согласие от твоего имени на всю твою судьбу! Не признают тебя за человека! Не примирюсь с этой подлостью! Никогда!.. Не примирюсь! Не примирюсь!"

– Почему я должна идти?! Идите сами! – взорвалась Санобар, прожигая ненавидящим взглядом глаза ишан-айи. – Согласие на брак дала не я, а вы!.. Это вы сказали: "Я согласна"... А если захотите везти насильно, я закричу! Опозорю вас всех!

Ишан-айи испуганно отшатнулась.

– Она взбесилась! – завизжала Рукия. – Свяжите ей руки и ноги!

– Связать хочешь?! – закричала Санобар, готовая на всё. – А ну попробуй подойди! Я и на улице кричать буду! Народ соберу! Прошли те времена! Мне помогут!

Мужчины одаривали друг друга нарядами. Шейх Исмаил собственноручно накинул на плечи Бузрук-ишана шёлковый чапан. Бузрук-ишан преподнёс шейху златотканый халат. Гости приготовились к молитве.

И в эту минуту во двор выбежала Санобар. Она была без платка, косы её растрепались. Все замерли, поражённые этим необычным зрелищем.

– Люди! Мусульмане! Помогите! Мне хотят связать руки и ноги! Помогите! – закричала Санобар, выбежав на середину двора.

Лицо шейха Исмаила перекосила судорога гнева.

– Что ты делаешь, бессовестная?! – заорал он на Санобар. – Как тебе не стыдно кричать около стольких мужчин, позорить себя! Ты законная жена мусульманина! Ни родители, никто не властен теперь над тобой – только муж! Так сказано в шариате!

– Согласие на мой брак дала не я, а ваша старшая жена!.. Это она крикнула вместо меня: "Я согласна!" У меня есть свидетели!

Всю жизнь в сердце Санобар жила робость, заставлявшая её подчиняться другим людям. Теперь с этой робостью было покончено.

– Люди! Меня хотят насильно отдать замуж вон за того старика!.. Мусульмане, помогите! Я не хочу быть его женой!.. Не хочу! Не хочу!

И в эту минуту во дворе дома шейха Исмаила, перепрыгнув через забор, появился Алиджан. За ним лезли через забор Амантай, Камбарали, Каримджан – весь новый сельсовет.

– Мусульмане! – завопил, вытаращив глаза, шейх Исмаил. – Почему же вы молчите?! Бейте эту прокажённую!

– Шейх, вы потише! Возьмите себя в руки! – подскочил к Исмаилу Каримджан, держа в руках толстую дубину. – Если кто-нибудь кинет в неё даже маленький камешек, от вашего дома не останется и следа. Там, за забором, собрался весь кишлак...

Кто-то сильно стучал в калитку.

– Эй, люди, откройте! – слышались голоса с улицы.

Шейх Исмаил с пеной у рта обернулся к Шадману:

– Это ты, ты, ты вырастил такую дочь! Прежде всего тебя надо закидать камнями! Что ты стоишь, вытаращив глаза? Прокляни эту неверную! Прокляни!

Шадман-ходжа растерянно поглядел по сторонам.

– Не могу, таксыр!

На шейха Исмаила было страшно смотреть. Он был похож на шайтана, на вурдалака – на всех дьяволов мира сразу.

– Ради аллаха, единственного и всемогущего! – бесновался хозяин дома. – Ради корана, каждое слово которого свято и праведно! Закидайте камнями эту развратницу, посмевшую испортить нам весь той!

Алиджан, пытаясь открыть калитку, бил по тяжёлому замку камнем. Кто-то бросил к его ногам топор. Но замок всё равно не поддавался. Снаружи били в калитку кулаками. Каким-то чудовищным, неимоверным усилием Алиджану наконец удалось вывернуть топором кольца, на которых висел замок. Обе створки калитки распахнулись, и народ хлынул во двор.

Шейх Исмаил позеленел от бессильного бешенства, губы его дрожали.

– Что вам тут надо? – крикнул он, едва сдерживаясь. – Кто вам разрешил врываться ко мне во двор?

– Нам стало известно, что здесь хотят насильно выдать замуж дочь бедняка. Мы пришли защитить её.

– Кто это "мы"?

– Советская власть кишлака Шахимардан.

– Тут никакого насилия не происходит. Кто-то ввёл вас в заблуждение. Шадман-ходжа, отец девушки, как это известно всем, дал своё согласие на свадьбу.

– У отца взяли согласие, а у самой девушки забыли спросить? – усмехнулся Амантай.

И в эту минуту во двор шейха Исмаила вошёл Хамза.

У него был вид человека, шедшего на прогулку и случайно завернувшего к месту происшествия, привлёкшего его внимание.

Казалось, он не имеет никакого отношения ко всему происходящему.

Но Амантай "разоблачил" внешнее спокойствие Хамзы.

– Всё в порядке, товарищ Хамза. Алиджан увёл Санобар. Мы пришли вовремя.

– Что же это такое? Разве это законно – уводить чужую жену? – крикнул Бузрук-ишан.

Хамза, не обращая внимания на жениха, спокойно сказал Амантаю:

– Составьте акт о том, что местное духовенство пыталось насильно выдать замуж девушку из бедной семьи за богатого старика. Укажите особо, что тут имело место проявление феодальных обычаев. И перешлите этот акт в областной следственный отдел в Фергану.

И с безразличным видом, как и вошёл, вышел со двора шейха Исмаила.

Когда всё улеглось (разошлись гости, снова закрыли на замок калитку), шейх вернулся в затемнённую комнату. Вместе с ним вошли к «особым» гостям Бузрук-ишан и Валихан. Никто уже не соблюдал никакой конспирации – неожиданный конец свадебного тоя перепутал все планы.

Но одно событие здесь всё-таки произошло: исчезли курбаши и Нормах. Звериный инстинкт самосохранения, ставший второй натурой за годы тревожной и дикой жизни в горах, заставил их покинуть место, привлёкшее внимание всего кишлака. Подпольная "конференция", ради которой председатель тайного "Союза тюрков" проделал такой длинный и опасный путь, была сорвана.

Алчинбек Назири, нервно шагавший из угла в угол, как только увидел шейха, набросился на него с упрёками:

– Вы распустили их! Они сели на вас верхом! Построили красную чайхану, организовали колхоз, врываются к вам в дом!.. А завтра могут и вовсе изгнать отсюда! И где всё это происходит? В Шахимардане, считавшемся нашим оплотом! Куда вы смотрели?

– Об этом надо спросить вас! – неожиданно вспылил шейх. – Как вы могли допустить, чтобы в Шахимардан прислали Хамзу?