Текст книги "Хамза"

Автор книги: Камиль Яшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)

Кара-Каплан спал в конюшне, которую арендовал для лошади и пролётки. Собственно говоря, никакого другого дома у него не было.

Каре снился сон. Они с Эргашем – оба ханы Коканда.

Равноправные. И всё у них пополам – гарем, драгоценности, слуги. Но потом Эргаш, как это всегда бывало, стал забирать себе две трети. Кара этого не стерпел. Он организовал свой мухтариат и повёл против Эргаша подпольную борьбу. В результате Эргаш отрёкся от ханства. Кара нанял его швейцаром к себе в конюшню.

Вот Кара подъезжает в пролётке к своей конюшне. Эргаш любезно открывает лошади ворота... А потом лошадь куда-то пропала. И Кара стал запрягать в пролётку самого Эргаша. Тот всё время кусался. Кара регулярно давал ему кнута. А однажды огрел оглоблей по лбу. Эргаш присмирел... Вот как-то едут они по Самарканду. Эргаш стучит подковами, грызёт удила. Навстречу плетутся Садыкджан-байвачча и Алчинбек. Просят подвезти.

Эргаш отказывается.

"Не повезу Садыкджана, – говорит Эргаш, – он эксплуататор трудовых лошадей, лучше я его зарежу".

"Отправьте его в эмиграцию, – говорит Садыкджан, – пусть тоскует по родине".

"Лошадей не пускают, – говорит Алчинбек, – у них нет валюты".

...Кара-Каплан проснулся. Рядом жевала овёс лошадь. Кара отодвинул от себя её глупую морду, перевернулся на другой бок и снова заснул.

И снова ему приснился сон.

...Он курбаши большого отряда басмачей. Они победили всех красных. Остаётся взять только Самарканд. Но столицу защищают Ахунбабаев и Хамза. Нужно применить военную хитрость.

Кара надевает на каждого басмача паранджу. Ходят все в паранджах. Ни попить, ни поесть, ни покурить чилим. Наконец Ахунбабаев и Хамза захвачены. "Плетей им обоим без счёта", – приказывает Кара. "Ну, ты, чучело! – говорит вдруг ему Хамза. – Кто тебя здесь боится?.. Ты же убийца. Зачем убил Ташпулата? Он тебе каждую ночь будет сниться. И Рустам Пулатов будет сниться. А пока получи плетей сам". Хамза берет кнут, которым Кара погоняет свою глупую лошадь, размахивается и бьёт изо всех сил его, Кара-Каплана, по спине. Р-раз!

...Что такое? Снится или... Р-раз!

– А-а-а! – с криком вскочил Кара-Каплан, ощутив сильный ожог на спине.

Перед ним с перекошенным злобой лицом стоял Алчинбек.

В правой руке у него был кнут, которым он успел уже два раза хлестануть своего верного возницу. В левой – наган.

– Что?.. Что такое? – забормотал со сна Кара-Каплан.

– Ты что наделал, сволочь?! – зашипел Алчинбек. – Ты где убил этого дурака? Меня вызывал сегодня Рустам Пулатов, за мной слежка... Ты понимаешь, грязная скотина, что провалил перед чекистами меня и нашу организацию?

И он медленно начал поднимать наган.

– Н-не надо... не надо, – загородился ладонями Кара-Каплан, – не делайте этого...

Он как будто не совсем ещё проснулся.

Вдруг он выпрямился во весь рост и сказал скучным и даже равнодушным голосом:

– Какой вам толк убивать меня?

– Ты почему убил его в Доме дехканина?! – завизжал Алчинбек, целясь гражданину Капланбекову прямо в голову.

– Я же всё сделал как надо, – опустил руки Кара-Каплан, – подбросил две бутылки из-под водки...

Похоже было, что ему всё равно, застрелят его сейчас или нет.

– А вскрытие?.. Ты подумал об этом?.. Он же был трезвым!

– Свалился с балкона, ударился головой о камни, – тупо бубнил Кара-Каплан. – Там же были камни, на дне оврага.

– А медицинская экспертиза? Разве ты не знаешь, что врачи теперь могут определить, как умер человек – сам или его убили?

Кара молчал. Его безразличие к собственной смерти постепенно остудило Алчинбека. И кроме того, он понял, что Кара-Каплан не только никогда не слышал такого слова – "экспертиза", но даже никогда и не задумывался о том, что отправленным им когда-либо на тот свет человеком могут заинтересоваться какие-нибудь врачи.

Тёмная душа гражданина Капланбекова была порождением какого-то неизрекаемого зла, с которым даже товарищу Назири в последние годы, при Советской власти, как-то не часто приходилось сталкиваться. Это зло было рождено иной, практически уже исчезнувшей жизнью, когда зло было самой жизнью, когда такое зло было ненаказуемо, ибо оно составляло саму кровь и плоть той, ушедшей жизни. И поэтому сейчас оно не вызывало к себе даже гнева. Из-за своей беспредметности, бестелесности, бессмысленности, безадресности. Оно было уже внеисторическим анахронизмом.

И все эти мысли окончательно расхолодили Алчинбека. Он опустил наган. Какой, в самом деле, толк был в том, чтобы убивать этого живого мертвеца? Лишний труп никому ещё не помогал.

– Запрягай, поедешь со мной, – сказал Алчинбек. – И не вздумай шутить по дороге. Получишь пулю в затылок без предупреждения.

И он вышел из конюшни.

Хамза только ещё собирался зайти к Юлдашу Ахунбабаеву, когда председатель Центрального Исполнительного Комитета республики вызвал его к себе сам.

– В нашем городе произошла трагедия, – сказал Ахунбабаев и рассказал Хамзе историю гибели Ташпулата, дехканина из Шахимардана.

Хамза напряжённо слушал.

– Убийцу нашли? – отрывисто спросил он.

– Нет, не нашли, – вздохнул Ахунбабаев. – Ташпулат приехал ко мне, он хотел поговорить со мной... Но его направили к Алчинбеку Назири, который до этого уже занимался Шахимарданом.

– К Алчинбеку? – нахмурился Хамза.

– Я попросил вас зайти ко мне вот по какой причине. За голенищем сапога Ташпулата нашли тетрадь, в которой подробно описаны события, происходившие в Шахимардане после гибели там во время пожара гробницы святого Али кавалерийского эскадрона седьмой Туркестанской бригады...

– Этим эскадроном командовал Степан Петрович Соколов, – тихо сказал Хамза. – Это был мой друг. Он привёл меня в революцию и в партию. Я был женат на его племяннице... Он тоже сгорел заживо в мазаре.

Ахунбабаев молчал.

– Я не знал этого, – произнёс он наконец после долгой паузы. – Извините...

– Прошло уже много лет, боль утихла.

Ахунбабаев встал, подошёл к окну.

– Как всё тесно переплетено в жизни, – задумчиво сказал он. – Революция проходила через наши сердца и души...

– Что написано в этой тетради?

– Это потрясающий документ нашей истории. Его писали простые люди, свидетели тех событий. Я знаю, что у вас сейчас совсем нет времени... Но в связи с чрезвычайным характером всей этой истории, не смогли бы вы подготовить тетрадь Ташпулата для печати со своими комментариями? Такая публикация в газете имела бы огромное агитационное значение. Подумайте, Хамза... Вот она, эта тетрадь... А чтобы вам сразу всё стало ясно, прочитайте сначала коллективное заявление от дехкан Шахимардана, которое привёз с собой покойный Ташпулат... Если хотите, можете читать прямо здесь. Я вернусь через час.

Он вышел.

Хамза взял коллективное заявление.

"Лично в руки нашему бесценному Юлдашу Ахунбабаеву.

Мы, батраки Шахимардана, отослали Вам, уважаемый товарищ Ахунбабаев, послание о тех преступных делах, которые творятся в нашем кишлаке. Но наше послание осталось без вашего ответа. Возможно, с ним что-то случилось или оно попало в руки какому-нибудь ленивому человеку. Поэтому теперь мы направляем к вам нашего друга Ташпулата, просим вас верить его словам. Он вас не обманет.

Мы все решили войти в артель по совместной обработке земли, но вблизи нас нет такой артели, хотели бы создать сами, да шейхи препятствуют. Обо всём этом также расскажет вам подробно Ташпулат.

Ночами из гробницы святого Али Шахимардана доносятся голоса, уговаривающие дехкан не сеять хлопок, не вступать в колхоз, не покушаться на собственность баев. Не знаем, чьи эти голоса. Но мы полагаем, что всё это хитрости людей, которые боятся лишиться своих богатств. Обо всех наших подозрениях на этот счёт расскажет Ташпулат.

Валихан, пробравшийся в кишлачный Совет, сам является тайным муллой и шейхом, поэтому он поступает по-ихнему. Как скажут шейхи, так он и делает, если даже это вредно для Советской власти. Он расположен не к Советской власти, а к шейху Исмаилу. Об этом вам подробно расскажет Ташпулат. Валихана надо снять с работы. Кишлачный Совет должны возглавлять батраки.

Товарищ Ахунбабаев, окажите нам помощь, передайте через Ташпулата, что мы должны сделать, чтобы вступить в колхоз.

С этим заявлением согласны все мы, батраки и большинство бедняков Шахимардана. Мы не подписали его по причине своей неграмотности. Поэтому прикладываем только пальцы. Простите нас за это".

Хамза открыл тетрадь. На первой странице было написано:

"Эти воспоминания Ташпулата по его просьбе и с его слов записал член комсомола Алиджан в январе 1927 года... Вот уже почти десять лет прошло, как победила Советская власть. Но у нас в горах ничего не изменилось. Шейх Исмаил и его сторонники восстановили гробницу. Они восстановили также полностью и свою прежнюю славу. Шейх Исмаил, будто бы ничего не случилось, снова превратив Шахимардан в гнездо предрассудков, живёт себе, наслаждаясь вовсю. В Шахимардане властвует и распоряжается судьбами людей по-прежнему богач, тиран и фанатик Исмаил, предводительствующий сворой себе подобных убийц, людоедов и паразитов, для которых религия только повод, способ наживы и отравления сознания народа. Вот такие-то дела... Никто у нас вроде бы уже и не помнит, что мазар восстановлен на костях и пепле бойцов Красной Армии, погибших за трудовой народ. С этим мириться больше нельзя, надо что-то делать. Неужели никто не поможет нам прогнать шейхов и баев?

Ведь были же люди, которые совершили революцию. Куда же они все делись?.. Получили большие должности и сидят себе спокойно в городах на своих стульях, так говорит Валихан. Но я в это не верю. Есть люди, которые помогут нам. Надо их искать. Надо сделать, чтобы в Шахимардане стоял памятник погибшим красноармейцам и их героическому командиру товарищу Соколову, который один из пулемёта скосил несколько сотен басмачей...

Теперь начинаю по порядку рассказывать, как снова пришёл к власти шейх Исмаил, как он обманывал Советскую власть..."

Дверь открылась, и в кабинет Ахунбабаева вошёл Рустам Пулатов.

– О, Хамза-ака, здравствуйте!

– Здравствуйте, Рустамджан.

– А где Юлдаш-ака?

– Скоро будет.

– Он вас оставил вместо себя? – улыбнулся Пулатов. – Ну и как, тяжело осуществлять на деле власть рабочих и крестьян? Если бы такой вопрос задали мне, я ответил бы: очень тяжело. Может быть, это самая тяжёлая работа на всём белом свете... Но многие думают совсем наоборот. – Он сел в кресло напротив Хамзы. – У нас в последнее время появились десятки чиновников, которые считают, что новая власть – это только слова, только речи, выступления на митингах, призывы, статьи в газетах, письма братьям по классу за границу, торжественные поздравления друг другу... А власть – это огромный физический труд, если только руководитель по-настоящему осознает себя властью. Ведь мы же всё создаём заново – мораль, нравственность, законы, право, мы заново учимся понимать, как писал Маяковский, что такое хорошо и что такое плохо. И всё это надо сделать своими руками, своим горбом, нам всем надо пролить свой пот, а иногда и свою кровь...

– Скажи, Рустамджан, – начал Хамза, – ты, конечно, знаешь, что это за тетрадь?

– Знаю. Я сам вынимал её из сапога убитого Ташпулата.

– А почему заявление батраков Шахимардана попало к Алчинбеку?

– Он занимается антирелигиозной пропагандой.

– При чём тут антирелигиозная пропаганда, когда люди пишут, что у них ничего не изменилось после революции, что они хотят вступить в колхоз и не могут?

– Весь вред идёт от мазара. Пока существует гробница святого Али, Советской власти в Шахимардане не будет.

– Мазар один раз уже сожгли, – сказал Хамза, – вместе с людьми... А он снова вырос, как поганый гриб на помойке. Надо вырывать корень.

– Корень – в шейхах. Они поддерживают мазар, а мазар кормит их. А если говорить шире, то корень в людском невежестве. Паломники идут в Шахимардан толпами, все хотят по душам поговорить с шейхом Исмаилом. А что мы можем противопоставить этому?

– Помнишь наш первый разговор, после того как ты вызвал меня из Коканда обратно сюда, в Самарканд?

– Помню.

– Ты спросил тогда, почему Алчинбек и Шавкат выступили вместе против меня? Что их объединяет?.. Для чего тебе это понадобилось?

– Хамза-ака, в моей работе есть такие моменты, о которых я не могу говорить даже вам. Не обижайтесь.

– Я не обижаюсь... Но я понял это так: по Хорезму Шавкат был известен своей ориентацией на Турцию. И тебя интересовало, мог ли он вовлечь в эту ориентацию и Алчинбека, не так ли?

– Предположим.

– Тогда я ничего не мог ответить тебе конкретно. В Коканде я хотел кое-что узнать об Алчинбеке, но не успел. Теперь же, после убийства Ташпулата, мне ясно, что если Алчинбек связан с зарубежными антисоветскими центрами, то эта связь идёт через Шахимардан.

– А доказательства?

– Ташпулат. Алчинбек намеренно оборвал эту нить.

– Нет никаких улик. Если бы они были, Алчинбек сидел бы уже в тюрьме. А он сегодня с утра сидит у себя на работе. И даже рвётся в Шахимардан...

– Зачем?

– Хочет закрыть гробницу и разогнать всех шейхов.

– Его нельзя пускать в Шахимардан – уйдёт за границу!

– Его никто и не пустит туда. За ним установлено наблюдение.

– Он рвётся в Шахимардан потому, что туда всё время идут иностранные паломники. И среди них могут быть связники.

– Мы пытались закрыть этот официальный "коридор" для прохода на нашу территорию шпионов и диверсантов, но его снова открыли... А вообще-то в Шахимардане сейчас много подозрительных лиц. Нам бы очень был нужен там надёжный человек... Но некого послать, нет людей.

В кабинет вошёл Юлдаш Ахунбабаев. Молча поздоровался за руку с Пулатовым, сел за свой стол.

Несколько секунд длилось молчание. Председатель ЦИК был погружен в какие-то свои и, видимо, невесёлые мысли. Может быть, ему надо было побыть одному... Или вдвоём с Рустамом Пулатовым...

– Я подготовлю тетрадь Ташпулата для публикации в газете с моими комментариями, – поднялся с места Хамза. – Но мне бы не хотелось ограничиваться только этим... Я хочу написать книгу о Шахимардане. Большой роман... Потому что это действительно очень яркая страница нашей истории... Помните, вы говорили, когда приехали из Москвы, что мы идём на последний классовый бой – с кулаком?

Ахунбабаев молча смотрел на Хамзу. Дела, по которым он уезжал, ещё не отпускали его из напряжения.

– Как коммунист, – продолжал Хамза, – я не смогу оставаться в стороне, пока будет продолжаться этот бой. Я это понял ещё тогда, когда вы приходили ко мне с профессором Степановым... Поэтому прошу направить меня в Шахимардан для организации там колхоза.

– Что, что? – переспросил Ахунбабаев. – Куда вы просите вас направить?

– В Шахимардан...

5

Да, были, были ещё у Алчинбека Назири в Самарканде такие места, где он мог спокойно проводить время, не опасаясь посторонних глаз.

В тот самый день, который чуть было не стал последним днём в жизни бывшего гражданина Капланбекова, Алчинбек приказал Кара-Каплану ехать на далёкую окраину города.

Здесь они расстались.

Товарищ Назири постоял некоторое время на улице, потом вышел на берег арыка, пересёк большой пустырь, на краю которого среди кустов бежал второй арык, и неожиданно лёг на землю, в кусты, словно ему стало нехорошо.

Открытое пространство пустыря позволяло товарищу Назири проверить, шёл кто-нибудь за ним или нет...

Спустя двадцать минут Алчинбек поднялся, перепрыгнул через арык и снова углубился в лабиринт узких улиц с глухими глинобитными заборами.

В одном из безлюдных тупичков он наконец нашёл то, что искал, – заднюю дверь в сплошной стене большого одноэтажного строения. Своим ключом открыл и закрыл дверь и оказался в полной недосягаемости от внешнего мира.

Его встретила молчаливая пожилая женщина, подавшая домашнюю одежду. Алчинбек переоделся (тонкий полосатый халат, тюбетейка, мягкие туфли с загнутыми вверх носками) и вышел во внутренний двор. Здесь, под сенью деревьев, журчал маленький арычок. Вода наполняла небольшой бассейн, выложенный мрамором. Вокруг бассейна зеленели невысокие пышные кусты, цвели розы.

Товарищ Назири устало полюбовался красотой искусственного уголка природы, созданной сочетанием бегущей воды, цветов и деревьев, пересёк двор и вошёл во второй дом. В комнате, убранной туркменскими коврами, его ждал красивый мальчик с одутловатым лицом.

– Что делают гости? – спросил Алчинбек.

– Спят, – односложно ответил мальчик, не поднимая взгляда на хозяина.

– Разбуди их, – сказал Алчинбек и, скрестив ноги, сел на шелковые подушки за низкий стол, уставленный едой и напитками.

Стены комнаты были украшены нишами с роскошной фарфоровой, золотой и серебряной посудой. Особенно выделялся китайский сервиз: чайник-дракон, яркие подносы, блюда, миниатюрные пиалушки – тонкие, как яичная скорлупа.

Минут через десять появились гости – Гиясходжа и Сайд Агзамхан, хромой дервиш. Молча склонили головы. Хозяин жестом, без слов, пригласил садиться.

Красивый мальчик разлил чай и исчез.

– Прежде всего разрешите поблагодарить за предоставленную возможность хорошо и уютно отдохнуть после многих дней нелёгкого пути, – чопорно произнёс шейх Арчибальд. – Как вам удалось при Советской власти сохранить этот райский уголок?

– Как образец быта свергнутых эксплуататорских классов, – улыбнулся Алчинбек.

Гость оценил шутку хозяина.

– Что нового в мире, господа? – спросил товарищ Назири. – Как здоровье уважаемого шейха Исмаила? Всё ли хорошо в обители Али-Шахимардана?.. Слава аллаху, нам удалось восстановить гробницу, и теперь, надеюсь, снова наполняются опустевшие было на время амбары при усыпальнице. Утешьте наши души, истомившиеся в ожидании, нектаром ваших благополучных новостей.

Они виделись второй раз. Первая встреча произошла в другом месте и была очень коротка. Осторожный Алчинбек приглядывался к новому человеку. (Гиясходжу он знал давно.) И хотя никаких сомнений вроде бы не должно быть – посланец-генерала Маллисона уже прошёл через фильтры Шахимардана и Коканда, – тем не менее заместитель народного комиссара решил не торопиться. (Кара-Каплан ещё, проклятый, создал ненужное напряжение.)

И вот теперь все сроки были выдержаны, и пришло время для главного разговора.

– Слава аллаху, здоровье нашего почтеннейшего шейха Исмаила прекрасно, таксыр, – сказал Гиясходжа. – И обиталище святого Али в Шахимардане также процветает, день ото дня становясь всё благоустроеннее. Гробница, полностью восстановленная, приняла свой прежний облик. Паломники прибывают со всех сторон, дары и пожертвования растут день ото дня. Ради целей газавата мы уже сейчас можем выделить большие средства. Часть исламского войска нашла убежище под сенью гробницы святого Али.

– Сколько их на сегодняшний день? – спросил Алчинбек. – Назовите по возможности точную цифру.

– В ущельях и в горах, неподалёку от святого места, постоянно находятся около двух тысяч аскеров. При гробнице под видом шейхов живут двенадцать их предводителей.

– Значит, средства, выделенные Москвой на восстановление памятников древности, использованы для нужных целей?

– Именно так, таксыр. Ваша помощь предохранила усыпальницу святого Али от полного разрушения. Настоятель гробницы, шейх Исмаил, человек прочной веры и убеждений, оказался прекрасным хозяином мавзолея. Не менее рассудительным и экономным, чем их святейшество Миян Кудрат.

– Вы серьёзно считаете могилу святого Али памятником древности? – неожиданно усмехнулся Сайд Агзамхан. – А известно ли вам, что весь шум вокруг Шахимардана подняли мы, англичане, после того, как Россия сунула своё рыло в Туркестан. Самой гробнице не более пятидесяти лет. Если в Москве узнают об этом...

– Москва далеко, – твёрдо сказал Алчинбек. – Что же касается усыпальницы, то вряд ли стоит даже в своём кругу брать под сомнение истинность этой святыни мусульманского мира. В Шахимардане находится одна из семи могил святого Али. И это нерушимо... Как поживает Миян Кудрат? – повернулся Алчинбек к Гиясходже.

– Их святейшество Миян Кудрат ради славы исламской веры не жалеют ни сил, ни своих редчайших способностей. Новый сподвижник хазрата, его правая рука по военным делам Насырхан-тура, просил передать вам, что все преданные исламу и нашим идеям люди, пребывание которых в городах опасно или затруднительно, могут быть приняты в горах и будут полностью обеспечены за счёт пожертвований и подношений паломников.

Отряды, руководимые Насырханом, этим достойнейшим слугой ислама, готовы в любое время выступить со своими отточенными саблями на газават во имя аллаха против большевиков.

Алчинбек удовлетворенно кивнул головой:

– Очень хорошо, но следует ещё немного подождать. Сейчас мы не можем приступать непосредственно к военным действиям. Хотя лично я за начало газавата в самое ближайшее время. Моё положение после стычки с Хамзой сильно ухудшилось...

– С Хамзой? – оживился хромой дервиш. – Вы знакомы с Хамзой?

– Немного знаком, – усмехнулся Алчинбек. – Последние тридцать лет в моей жизни нет ни одного дня, а может быть, даже часа, чтобы это имя не кружилось вокруг меня как оса. Хамза – это злой гений моей жизни.

– Нам нужно поговорить с вами с глазу на глаз, – сказал Сайд Агзамхан.

Алчинбек сделал знак Гиясходже. Тот встал, поклонился и вышел.

– В развалинах старой мечети дует сильный ветер, – сказал шейх Арчибальд.

Алчинбек прищурился – это был пароль от Медынского и Китаева.

– Ветер скоро утихнет, – сказал он.

Это был отзыв.

– Ваши старые друзья шлют вам свои лучшие пожелания...

– Как они там, на берегах туманного Альбиона?

– Горят желанием вернуться. Они передают в ваше распоряжение новый список своей, то есть бывшей царской агентуры, законсервированной ещё до революции. Позже я продиктую вам имена и адреса... Теперь у меня один вопрос лично к вам. Когда большевики будут свергнуты, кем вы хотите быть в новом Туркестане?

– Мне надо отвечать на этот вопрос уже сейчас?

– Конечно. Нам нужно знать, во сколько вы оцениваете свои усилия.

– Заранее отвергая все будущие обвинения в тщеславии, а только исходя из реальной ситуации, я считаю себя наиболее подходящей кандидатурой на пост премьер-министра.

– Вам не откажешь в недооценке своей личности и своих заслуг.

– Из всех ваших друзей я занимаю наивысшее положение в служебной иерархии большевиков. Я знаю местные условия и кадры...

– Для того чтобы ваше желание стать премьер-министром осуществилось, вам, господин Назири, придётся значительно улучшить свою работу.

– Я не отказываюсь.

– Боевые действия в Туркестане начнутся с весны следующего года, – тоном приказа произнёс хромой дервиш. – Надо не допустить проведения большевиками весенней посевной кампании. Военное вмешательство ликвидирует уже созданные колхозы и затруднит организацию новых.

– Рискну ещё раз повторить, что для открытых военных действий у нас пока мало сил. Нужно подождать...

– Ждать, чтобы уменьшились уже имеющиеся силы?! – резко перебил его Агзамхан. – Стоит вам только начать, как мы тут же бросим вам на помощь свои отряды. Фузаил Махсум ждёт только сигнала, чтобы ворваться со своими пятью тысячами йигитов в Бухару. Немало есть и других войск, которые стоят наготове. Медлить больше нельзя. Вы знаете, во сколько обходится нам ваша организация "Союз тюрков"? Или вы принимаете нас за сердобольных монахов, безвозмездно оказывающих помощь угнетённым большевиками узбекам? Что мы конкретно получили от вас за те средства, которые предоставили вам? Вы совершенно забросили все агитационные методы борьбы с большевиками. Я пытался по пути сюда обнаружить хотя бы малейшие признаки пропаганды против колхозов. Их нет. Вы не ведёте никакой агитации, а большевики ведут. Куда ни приедешь, везде сталкиваешься с агитацией большевиков. Вот вам один наглядный пример: с тех пор как я перешёл границу, я всюду слышу песни этого большевика Хамзы. В каждом кишлаке распевают "Да здравствуют Советы!". Про вас же нигде не слышно ни звука, потому что вы сами не издаёте ни звука. Так почему же вы молчите, дьявол вас бы побрал?! Почему не могли перетянуть Хамзу на свою сторону? Ведь он же ездил в Мекку... Вы представляете, какое впечатление на верующих мусульман произвели бы его стихи или песни, написанные против Советской власти?!

Алчинбек улыбнулся.

– Чему вы смеётесь?

– Песня Хамзы против Советской власти?.. Скорее небо упадёт на землю, чем кто-нибудь на земле услышит такую песню!

– А какая стычка произошла у вас с Хамзой?

– Мы закрыли его театр.

– Это очень хорошо... Чем же он сейчас занят?

– Сочиняет первую узбекскую оперу.

– А разве он ещё и композитор? Насколько я успел изучить его творчество, он же только поэт и драматург? Чтобы писать музыку, нужно долго учиться.

– Он овладел музыкальной грамотой самоучкой. Правда, ему помогает опытный музыкант, но знатоки говорят, что у Хамзы неожиданно проявились очень большие способности в композиции.

– Очень жаль, что этот человек находится не в наших рядах. Очень жаль... Я вспоминаю нашу встречу в Индии...

– Вы встречались с Хамзой в Индии?!!

– Представьте себе, встречался. Очень давно.

Алчинбек вскочил на ноги, лицо его побледнело, руки не находили себе места. Казалось, он был совершенно потрясен этим неожиданным сообщением.

– Это произошло случайно. Но потом мы вместе побывали у Рабиндраната Тагора...

Алчинбек сел, пальцы его забегали по краю стола.

– Вы знаете, что Хамза в Самарканде?

– Знаю... Думаю, что он уже забыл меня.

– У него богатейшая память. Если один раз видел человека, запоминает на всю жизнь.

– Мы провели с ним довольно много дней...

– Значит, он узнает вас даже ночью.

Хромой дервиш был встревожен не на шутку. Несколько секунд глаза его изучающе сверлили Алчинбека, оценивая ситуацию.

– Что же делать?.. Уповать на то, что судьбе будет неугодно свести нас на улицах города?

– Я думаю, вы сами понимаете, что в вашей профессии ставить на такие шансы нельзя.

– Может быть, вернуться в Шахимардан?

– Для вашей личной безопасности именно так и нужно поступить.

– Но вообще-то мне надо быть в Самарканде, в центре всей нашей работы.

– Фактически центр нашей работы давно уже находится в Шахимардане. В ближайшее время я сам собираюсь отправиться туда.

– Для чего?

– У нас здесь произошла одна неприятная история. Досадный, но неопасный срыв. Неудачно ликвидировали случайного человека...

– И подозрение упало на вас?

– Косвенно. Чтобы снять его, я хочу просить руководство республики направить меня в Шахимардан для борьбы с шейхами и религиозным засильем.

– Неплохо придумано. И соответствует нашим конечным планам. Находясь там, вы, очевидно, сумели бы принести делу подготовки вооружённого выступления не меньшую пользу, чем оставаясь здесь. Да и я, живя в Шахимардане, вдалеке от Хамзы, и не опасаясь встречи с ним, смог бы оказать вам помощь в сплочении наших сил. Неожиданное, но рациональное решение. Пожалуй, следует остановиться на этом варианте. Он выгоден для нас со всех сторон. Итак, мы объединяем наши усилия и действуем в Шахимардане сообща... Когда встретимся там?

– Вы можете ехать через два дня. А я двинусь, наверное, через неделю. Мне нужно закончить здесь некоторые дела.

Хромой дервиш был доволен – всё складывалось относительно удачно. Он бросил на Алчинбека удовлетворённый взгляд.

– Дамбу против волн революции надо строить, пока волны не очень высоки. – Видимо, этим философским обобщением шейх Арчибальд решил закончить беседу. – Иначе будет поздно, иначе они смоют нас с той земли, которую мы хотим удержать за собой.

В оставшееся до весны время мы должны коренным образом перестроить всю нашу работу. Надо повсюду сеять семена безверия, растерянности, страха, клеветы, надо использовать малейшие возможности, чтобы подрывать веру людей в Советскую власть... Вселять ужас в сердца бывших баев, говоря, что их всех скоро начнут арестовывать. Пустить в ход всю силу религии и шариата, настроить фанатиков против большевиков. Разжигать ненависть к ним! Непрерывно говорить везде о святости и неприкосновенности частной собственности, о привилегиях собственников, о правде всех назидательных и устрашающих притчей из корана, о реальности всех ужасов светопреставления.

Решаться ради этого на любое дело, не жалеть денег!.. Тут ничем нельзя брезговать. Пусть люди всего боятся, пусть постоянно носят с собой ножи в рукавах и в голенищах сапог. Мы должны наполнить сознание всех сомневающихся правильностью их сомнений... Преувеличивать каждую ошибку местных властей, выдавать любую глупость администрации за продиктованные из Москвы указания. Нужно расшатать до предела доверие к законам, срывать все кампании, чернить всех руководителей, коммунистов, ответственных работников... И тогда на подготовленной нами почве пышно расцветут нужные нам настроения, и вооружённое выступление против Советов принесёт безусловный успех!

– А как же опера? – спросил Юлдаш Ахунбабаев.

Он ходил по своему кабинету из угла в угол.

– Придётся отложить, – вздохнув, опустил голову Хамза.

– Первую узбекскую оперу? – посмотрел Ахунбабаев на Рустама Пулатова, молча сидевшего сбоку около его письменного стола. – А если её поставят в Москве? И русские братья будут слушать её и думать: "На Востоке у меня есть брат-узбек. Я горжусь этим хорошим, умным, талантливым братом!"

– Я буду продолжать писать оперу в Шахимардане.

– А инструмент? Где вы найдёте там пианино?

– Привезу из Ферганы.

– Вас засосёт текучка, вы забудете, как выглядят ноты.

– Это очень серьёзно для меня. Я думал много дней. Партия идёт на последний классовый бой внутри страны. На последний... Эти слова не дают мне покоя. Я должен пойти в этот бой. Иначе все мои стихи, песни и пьесы были написаны не мной, а другим человеком... Я не могу иначе... Там, в Шахимардане, под пеплом мазара, лежит мой друг. Все забыли о нём, даже я. А простой, неграмотный деревенский парень Ташпулат не забыл. Я не успокоюсь до тех пор, пока не найду тех, кто записывал его воспоминания... И кроме того, я хочу увидеть шейха Исмаила и взглянуть ему в глаза...

– Такому желанию, когда оно возникает, трудно сопротивляться, – подал голос Рустам Пулатов.

– Я хочу взглянуть в глаза шейху Исмаилу и сказать ему: в Шахимардане будет колхоз.

– Хамза, дорогой, – вернулся Ахунбабаев за свой стол, – у нас есть много людей, которые смогли бы помочь дехканам Шахимардана организовать свой колхоз. Но у нас нету таких людей, которые могут написать первую узбекскую оперу.

– Я не смогу сейчас писать музыку...

Юлдаш Ахунбабаев долго сидел молча. В приёмной председателя ЦИК гулко пробили большие часы. И мелодичный их звон как бы напомнил о том, что время не стоит на месте, время не ждёт, время движется вперёд.

– Ну хорошо, – сказал наконец Ахунбабаев, задумчиво глядя на Хамзу, – будем считать, что вы едете в Шахимардан заканчивать оперу. Горный воздух даст вам новый творческий импульс, прибавит силы. О здоровье тоже не нужно забывать.