Текст книги "Хамза"

Автор книги: Камиль Яшен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 43 страниц)

– Теперь, значит, мы виноваты? – вспыхнул Назири. – Вы, наверное, не ведаете и о том, чем занимались здешние босяки до приезда Хамзы! Письмо, посланное на имя Ахунбабаева, писали всем кишлаком, а вы, кажется, не знали и об этом!.. Послали делегата! Вы его тоже не видели!.. Если бы этот Ташпулат дошёл до Ахунбабаева, гробницу давно бы уже закрыли, а вы с вашими шейхами любовались бы не столь отдалёнными местами, откуда, как говорят, возврата нету! Вы сами стали причиной приезда Хамзы сюда!

Шейх Исмаил мрачно молчал.

– Как заявился этот проклятый, так всё тут перевернулось вверх дном! – злобно заговорил Бузрук-ишан. – Вчерашние рабы поднимают на нас руки – вот что трудно стерпеть! Даже женщин, которые сидели взаперти, они привлекают к выборам, втолковывают им какие-то права...

– Новый местный Совет Шахимардана хочет установить здесь памятник Ленину, – тихо сказал Гиясходжа. – Хамза предложил, остальные с радостью поддержали.

– Доходы гробницы после приезда Хамзы резко упали, – буркнул Исмаил.

– Надо уничтожить его, как бродячую собаку! – крикнул Бузрук-ишан.

Ненависть недавнего жениха к Хамзе не имела предела. Он был опозорен сегодня перед всем кишлаком, перед всеми гостями, прибывшими на той. Это была смертельная обида.

– Перестаньте нервничать, – вдруг сказал паломник из Гилгита.

Все обернулись к нему.

– Этим мы ничего не добьёмся. Надо думать о более крупных делах. – Хромой дервиш посмотрел на Валихана: – Где заявление против Хамзы?

Валихан, поклонившись, протянул бумагу.

– Сколько человек подписало?

– Двое, а сто шесть приложили пальцы.

Арчибальд Лоу, развернув бумагу, быстро пробежал её глазами: "Заявление ста восьми людей... спасите нас от Хамзы Хаким-заде... пусть пришлют комиссию... он с плохими помыслами зарится на наших женщин и девушек... хочет заставить бросить паранджу насильно..."

– Мы написали всё, что вы нам говорили, – исподлобья взглянул на англичанина шейх Исмаил.

– Очень хорошо написали, – сказал паломник и протянул бумагу Алчинбеку Назири. – Необходимо, чтобы она как можно скорее попала в Центральный Комитет...

– Нет ничего более простого. Как только вернусь в Самарканд, сразу же пошлю верного человека, чтобы опустил в почтовый ящик приёмной ЦК.

– Это будет хороший удар, – кивнул хромой дервиш.

Он был раздражён Бузрук-ишаном. "Эти тщеславные дикари думают только о себе. Им лишь бы мстить за личную обиду. Не хотят знать ни о чём другом. Даже не думают о том, что из-за ничтожных сумм, которые они потеряли на этом комическом свадебном тое, может рухнуть самое главное".

– Убить Хамзу не так легко, как вы думаете, – сказал Сайд Агзамхан. – Он человек знаменитый в народе, его любит народ. Как только вы убьёте Хамзу, вас сразу всех арестуют, и никому не удастся избежать кары Советской власти. И тогда уже не может быть никакой речи о вооружённом восстании, которое мы все с вами готовим. И наше великое дело – полное освобождение от тирании большевиков – будет обречено на поражение. А на него возлагают большие надежды наши друзья за границей. Они потратили на это очень большие деньги. Я думаю, уважаемый шейх Исмаил, что вам нужно написать письмо нашему глубокоуважаемому Мияну Кудрату и просить его о том, чтобы он прибыл сюда на молитву, а заодно и помог бы нам разобраться в наших трудностях. Мы не можем терять Шахимардана почти накануне восстания... – Хромой дервиш сделал небольшую паузу. – У меня есть ещё одно предложение, – сказал он. – Вы, уважаемый Бузрук-ишан, и вы, Валихан, должны оба вступить в колхоз.

– Я – в колхоз?! – вскочил как ужаленный Бузрук-ишан. – Боже праведный! Боже праведный! Что это вы такое говорите, таксыр?

– Да, вы, – спокойно сказал паломник. – Это приказ. И он не подлежит обсуждению... Умоляйте, уговаривайте, дайте всем знать, что вы ни за что не примиритесь с отказом. Вы обязательно должны вступить в колхоз.

– А что будет с моим имуществом? – со слезами на глазах спросил Бузрук-ишан. – Ведь его же отберут!

– Оно и сейчас почти уже не ваше. Его могут отобрать в любое время. Так что будет лучше, если вы отдадите свои богатства добровольно. Приобретёте права и доверие. Нам это необходимо. Нужно уметь приносить жертвы, уважаемый, в нашей великой борьбе с большевиками.

3

Вечер. Хамза сидит у себя дома. Что-то напевая вполголоса, то и дело наигрывает этот же напев на дутаре, потом хватает карандаш и быстро записывает отрывок мелодии в нотную тетрадь...

Вдруг вскочил с места, вырвал страницу, смял, швырнул на пол. Тут же сел, снова начал записывать. На полу уже валялось много скомканных бумаг с нотными знаками.

Пришла от матери Алиджана Зульфизар. С печальным видом села на кровать. Поднялась, перевесила платье с одного гвоздя на другой. Снова села и принялась что-то шить. Словно намереваясь о чём-то спросить, несколько раз поднимала голову и подолгу смотрела на Хамзу, но каждый раз, не желая отвлекать его, снова принималась за своё шитье.

Наконец не выдержав, взглянула на мужа и позвала:

– Хамза-ака!

Помолчав немного, повторила:

– Хамза-ака! Вы бы подумали о своей жизни...

Хамза ничего не ответил жене, даже не обернулся в её сторону. Только махнул рукой: не мешай, мол!

Зульфизар обиженно замолчала, затем, волнуясь, снова позвала мужа:

– Хамза-ака!

– Что скажешь? – недовольно оторвался от дутара Хамза.

– Когда мы уедем отсюда?

– Ещё не скоро, ещё не скоро! – пропел Хамза на мотив наигрываемой им мелодии. – Я перекладываю на музыку для оперы одну замечательную газель поэтессы Зебунисо, которая, как тебе известно, была дочерью знаменитого Абу Зафара Мухиддина Авранзеба. Эта поэтесса однажды вот что сказала о книгах: "И муж, и счастье, и рай для меня – книги".

– Замечательные слова, – усмехнулась Зульфизар. И неожиданно почти крикнула: – Сейчас уедем! Сегодня уедем! Мне здесь страшно!

Упав на подушку, она спрятала в ней лицо и горько заплакала.

Хамза, опустив дутар, с досадой посмотрел на Зульфизар, потом поднялся, подошёл к кровати, сел рядом с женой и погладил её волосы.

– Кто тебя обидел? Что, собственно говоря, случилось?

– Вы! – села на кровати Зульфизар. – Вы обидели меня! Я выскажу сейчас всё, что у меня на душе... Вы не хотите уезжать отсюда специально. Вы упрямитесь нарочно...

– Уехать сейчас отсюда для меня невозможно, – вздохнул Хамза. – Мне поручено очень важное дело. Я не могу отказаться от него.

– Но я не могу больше жить здесь, потому что знаю, из-за чего вы не хотите уезжать! Причина этому – Санобар!

– Почему же она причина? – грустно улыбнулся Хамза.

– Потому что она влезла вам в душу! Она для вас красивее меня! Моложе, поэтому и красивее!

– Глупенькая ты моя, – сказал Хамза, пытаясь обнять жену. – Что это тебе взбрело в голову? У Санобар есть жених... Если Алиджан услышит такой разговор, он обидится. Неужели ты думаешь, что я способен на такую неверность – и тебе, и Алиджану?.. Зачем мне кто-то, если у меня есть ты?

И он снова попытался обнять жену.

– Не трогайте меня! – отстранилась Зульфизар. – Идите и обнимайтесь со своей Санобар. Покажите на деле свою новую мораль, о которой вы так много говорите.

– Зульфизар, тебе всё это мерещится! Оставь свои подозрения, худой мир лучше доброй ссоры... О каких объятьях ты говоришь? Мне даже и во сне не снилось такое.

Он поднялся и начал шагать по комнате из угла в угол.

Внезапно резко остановился у стола, взял лист бумаги с нотами, долго смотрел на него, положил и сказал взволнованно:

– Если бы ты слышала её голос!.. Когда-нибудь она будет настоящей актрисой. Большой актрисой. Наш народ, может быть, будет гордиться ею. Она ещё прославится на всю нашу республику!

– Пока ею гордитесь только вы... А этот самый простофиля Алиджан доверил овцу волку...

– Хватит! Счастье посещает дом, где цветёт улыбка... Не говори мне больше таких глупостей!.. – Не выдержав, Хамза ударил кулаком по столу. – Или ты хочешь поссорить Алиджана со мной? Хочешь лишить меня друзей, на которых я опираюсь в своей борьбе против шейхов!.. И не стыдно тебе повторять всю эту ересь? Я думал, что ты мне друг, готовый делить со мной все радости и горести, а ты собираешь чьи-то сплетни!..

– Уедем отсюда, уедем, – упрямо твердила Зульфизар. – Если вы послушаете меня, я буду знать, что вы ещё любите меня, что я вам нужна...

– Уж не шейхи ли посоветовали тебе увезти меня из Шахимардана? – спросил Хамза, еле сдерживая бушующую в груди ярость.

– Да, шейхи! – немного подумав, с вызовом сказала Зульфизар. – Все шейхи видеть вас не могут. Все они желают, чтобы вы как можно скорее покинули Шахимардан...

– Вот оно как! – Хамза остановился, словно наткнулся на что-то. – Значит, и ты, бальзам души моей, против меня?.. Это предательство, Зульфизар, понимаешь, предательство с твоей стороны!.. Шейхи, проклятые шейхи! Они преследуют меня как тени. Даже ты, ты, жена, ни в чём не разобравшись, говоришь словами шейхов... Великий Навои плакал кровью от них! Шейхи вонзили кинжал в грудь такого великого человека, как Улугбек... И вот теперь этот же кинжал, как меч, снова висит над головами тех, кто хочет жить для народа... Так вот что, Зульфизар! Ты можешь передать своим советчикам, что я до тех пор не уеду из Шахимардана, пока не очищу это место от своры мракобесов, кровопийц и прочей нечисти... Я от своих убеждений не отступлюсь, чем бы мне ни грозили мои враги.

Зульфизар испугалась. Она поняла, что наговорила лишнего.

Со слезами на глазах начала она умолять мужа:

– Дорогой мой, простите меня, простите!.. У меня только одна просьба. Если вы любите меня, прекратите свои занятия с Санобар. Умоляю вас! Не идите на поводу у своих чувств. Вы же сами говорили, что умом можно и волосок разрезать вдоль на сорок частей...

Чаша терпения Хамзы переполнилась. Он едва сдерживал себя.

– Я тебя не узнаю, Зульфизар, – дрожащим голосом начал он. – Я счастлив оттого, что могу оказать помощь человеку, который в ней нуждается. Санобар будет учиться у профессора Степанова. Но сейчас моя помощь нужна ей как вода, как воздух. Ведь ты же сама актриса, ты должна понимать это. Если бы кто-нибудь помог мне в молодости овладеть музыкальной грамотой, я, может быть, не так мучился от своей необразованности в музыке, как мучаюсь теперь. Я должен помочь Санобар. Поэтому, пока она здесь, я буду заниматься с ней... Ты должна знать, как дорога, как незаменима для меня твоя любовь. Санобар же дорога для меня как редкий талант. Она одна из жемчужин в сокровищнице народных дарований. И я не хочу, чтобы ты думала что-то нехорошее о наших отношениях с ней... А шейхов ты не слушай, прошу тебя. Они, заставляя людей поклоняться развевающимся над могилами и гробницами тряпками, думают вовсе не о религии и заповедях шариата, а о своих доходах и богатствах, ради которых они совершают даже убийства. Если бы ты только знала о настоящих делах шейха Исмаила! Они, эти шейхи, рады всех нас натравить друг на друга, разделить и расправиться с каждым порознь. Ради этого они и нас с тобой хотят поссорить.

Зульфизар, слушая Хамзу, сидела молча. Потом на ресницах её заблестели слёзы.

Когда Хамза устало опустился на табуретку, Зульфизар встала и набросила на себя паранджу.

– Далеко? – обернулся к ней Хамза.

– К соседям, я быстро вернусь.

– Зачем же тогда паранджа? Верни ты этот балахон тому, у кого брала.

– Ладно, завтра же отнесу хозяйке. А сейчас уж пойду в парандже.

Она подошла к двери, остановилась, грустно улыбнулась и повторила:

– Я быстро вернусь.

Могильная плита под большим куполом восстановленной после пожара гробницы святого Али сразу привлекала внимание человека, который входил в мазар. Плита эта напоминала своей формой утюг. Она была накрыта покрывалом бурого цвета. Сверху свешивалось знамя из зелёного шёлка. От колеблющегося пламени свечей, установленных у изголовья могилы святого, по высоким стенам усыпальницы иногда скользили таинственные тени. Но в основном внутри мазара царила тьма. Эта картина производила на человека, впервые входящего в мавзолей святого Али, жутковатое впечатление.

Со скрипом открылась низкая дверь в воротах гробницы, и в мазар вошли двое – шейх Исмаил и закутанная паранджой женщина.

– Дочь моя! – внушительно произнёс шейх Исмаил. – Если ты от всей души своей будешь молиться этой могиле, оросишь её камни своими слезами, откроешь ей тайны своего сердца, то тогда дух святого Али станет для тебя опорой и поддержкой. Признавшись во всех сомнениях, умоляй о прощении всех грехов... Если твои мольбы дойдут до всевышнего, то из иного мира донесётся до тебя глас божий и ты увидишь великое чудо...

Зульфизар – это была она – подошла к могильной плите и опустилась перед ней на колени.

– С искренней верой во всемогущество аллаха молись от всей души, дочь моя. Ничего не бойся. Сейчас тебя охраняют десять тысяч ангелов. А я буду молиться за тебя там, на площади, около дерева чудес, – сказал шейх и тихо вышел.

Зульфизар, низко склонив голову, несколько минут стояла неподвижно, потом сняла паранджу, прижалась щекой к могильной плите, обняла её и тихо зашептала:

– О святой Али, покровитель Шахимардана, возьми моего Хамзу под свою защиту... Он ни в чём не виноват, он желает людям только добра, но если он ошибается, то ниспошли ему просветление. Я пришла к тебе, веруя в твоё всемогущество... – Зульфизар ещё сильнее приникла к камню и поцеловала его.

– О Али всемогущий! Наставь Хамзу на путь истины, внуши ему мысль покинуть эти места. Он стал рассеян, и в мыслях его нет постоянства. Он всё более и более остывает ко мне... Заставь моего Хамзу уйти с пути греха и сам руководи нами, грешными...

Зульфизар вдруг чего-то испугалась и умолкла. Под могильной плитой, как показалось ей, кто-то тяжко вздохнул и застонал.

В следующее мгновение из-под плиты раздался голос:

– О грешный и слабый человек, знаешь ли ты, о прощении чьих грехов умоляешь? Поддавшись наущениям шайтана, погрязла в грехах и ты сама... Твой муж презрел священный шариат, он зарится на чужое имущество, он поганый, он бессовестный... Кайся, иначе на том свете гореть тебе в адовом пламени...

У Зульфизар от ужаса заломило затылок, она отшатнулась, на секунду замерла в растерянности, но под тяжестью обвинений, только что услышанных ею, припала к могильной плите.

– Нет! Нет! – Взгляд её заметался по окутанному мраком мазару. – Кто-то наговорил вам на Хамзу, всё это клевета! Он хороший человек, но немного горячий, ошибается порой...

Таинственный голос снова прервал её:

– Нет среди мусульман места жене Хамзы, который осквернил своими еретическими деяниями священные места ислама! Для двух этих грешных людей закрыты двери рая... Но если желаешь, только ты можешь спасти душу своего греховного мужа, а заодно и свою. Это нелёгкое дело, но без этого тебе не удостоиться милости аллаха...

– Я согласна на всё, наш святой покровитель Али, – прошептала Зульфизар, – что вы скажете, то я и исполню. Говорите же, что я должна делать?

Воцарилось молчание. Пламя свечей металось по высоким холодным кирпичным стенам. Купол гробницы терялся во мраке.

Зульфизар ждала ответа. Ей казалось, что всё в её судьбе решат слова, которые она сейчас услышит.

И потусторонний голос повелительно изрёк:

– Убей Хамзу!

У Зульфизар, услышавшей это, невольно вырвалось:

– Боже, как же я могу сделать это!..

Но она тут же закрыла ладонями рот, глядя на плиту, из-под которой снова прозвучало:

– Убей! Своими руками убей!.. Знаю, ты слабая женщина, но, опоясавшись ремнём священного желания, даже муравей становится львом!.. Грехи твоего мужа смоет только смерть! И тогда вам обоим откроются двери рая...

Зульфизар, чувствуя, что она сходит с ума, тем не менее не могла оторвать взгляда от могильной плиты. Через мгновение, сделав над собой усилие, она нагнулась, схватила паранджу и, волоча её по каменному полу, начала пятиться назад...

А вслед ей звучал всё тот же голос:

– Если ты проговоришься кому-нибудь об этой воле всевышнего, то позорнейшая смерть ждёт тебя, бесчисленные муки ада станут твоим уделом. Спасение твоё только в исполнении воли всевышнего. Если ты хочешь надеяться на милость всемогущего аллаха, убей Хамзу!

Зульфизар, шатаясь, вышла из мазара, накинула паранджу и медленно начала спускаться вниз. В ушах её всё ещё звучал страшный приказ, как бы повторявшийся на каждом шагу. Её охватило беспокойство за Хамзу, какая-то ужасная мысль мелькнула в её голове... Казалось, что ей снился страшный сон. Всё перемешалось в её мыслях. Растерянная и рассеянная, выйдя на ровное место, она не заметила камня под ногой, спотыкнулась и упала. Ушиблась сильно, но, несмотря на боль, тут же вскочила и побежала к дому. Ей казалось, что кто-то гонится за ней.

Шейх Исмаил, выйдя минут десять спустя из подвала мазара, долго отряхивал с себя паутину и пыль.

Глава пятнадцатая. ВЕЛИКОЕ ДЫШИТ БУРЯМИ

1

Тёплый весенний вечер. Уже наступили сумерки. Хамза, приближаясь к дому, догнал человека, в котором узнал Шадмана-ходжу.

– Как поживаете, Шадман-ата? – приветствовал его Хамза.

Шадман-ходжа похудел, заметно осунулся. Как-то грустно взглянув на Хамзу, сказал запинаясь:

– Ассалям алейкум, Хамзахон! Как ваше здоровье, как ваши дела?

– Мои дела хорошо, а как ваши дела? Что-то вас не видно? Не участвуете в наших собраниях, до сих пор не были в нашей артели?

– Некогда было. Отлучался из дома, уезжал, – смущённо ответил Шадман-ходжа.

Хамза внимательно посмотрел на старого человека. Это был отец Санобар. И какое-то тёплое чувство шевельнулось в груди у Хамзы.

– Шадман-ака, давайте зайдём ко мне, посидим, поговорим по душам. Зульфизар заварит нам крепкий чай, приготовит что-нибудь вкусное. Пойдёмте, гостем будете.

Шадман-ходжа не знал, как быть. Он ещё не успел принять какого-либо решения, а Хамза уже вёл его к себе.

Пришли. Вошли в комнату. На кровати лежало что-то завёрнутое в газету.

– Куда же ушла Зульфизар? – удивился Хамза.

В комнате был какой-то странный беспорядок. Хамза забеспокоился, открыл завёрнутое в газету – паранджа!

– А где Зульфизар? – с ещё большим удивлением спросил Хамза как бы сам у себя.

Шадман-ходжа, стоя у входа, наблюдал за ним.

– Ах, да!.. – вспомнил вдруг Хамза.

Он вынул из кармана конверт, нетерпеливо разорвал его, достал сложенный вчетверо лист бумаги, развернул...

Быстро пробежал глазами по строчкам. Рука с письмом невольно опустилась.

Зульфизар писала: "Хамза-ака! Мой дорогой, мой любимый!

Я уезжаю в Коканд, оставаться в Шахимардане боюсь. Я знаю, что вы любите меня, и верю, что мы будем вместе. Если любите, как раньше, приезжайте скорее... Хамза-ака, поверьте мне, дорогой! Вам нельзя больше оставаться в Шахимардане. Встретимся, поговорим, подумаем, как нам жить дальше. Ваша Зульфизар".

Хамза сидел грустный.

– Что-нибудь неприятное случилось, сынок? – с участием спросил Шадман-ходжа.

– Да нет... Я просто забыл, что сегодня Зульфизар должна была поехать в Коканд.

– Не надо, сынок, – вздохнул Шадман-ходжа. – Твоя жена Зульфизар уехала в Коканд без твоего разрешения. Она боялась здесь жить, об этом знали многие... Послушай меня, старика, хотя я и сам не знаю, нужно ли мне говорить тебе это... Ладно, скажу, ты хорошо относишься к Санобар.

Хамза рассеянно взглянул на старика, кивнул головой:

– Говорите, ата.

– И ты тоже уезжай, сынок. Скорее уезжай отсюда... Ещё до твоего прибытия шейхи начали точить камни гробницы против тебя. Они знали о твоём приезде заранее. Кто-то сообщил Исмаилу из Самарканда... Я знаю обо всём. Это страшные люди. Настоящие разбойники... Шейх Исмаил способен на всё... Да ты сам знаешь это, мне ли говорить тебе... Пока ещё не поздно, уезжай, побереги себя.

– И вы хотите, чтобы я уехал, – печально усмехнулся Хамза. – Почему так много людей хотят этого?

– Да, тебе надо уехать.

– Но почему?

– Уезжай, сынок! Остальное тут доделают без тебя...

– Сейчас нельзя, рано ещё, – заскрипел зубами Хамза. – За ваш совет я вам благодарен, ата. Я действительно скоро отправлюсь, но сначала должен завершить здесь свои дела.

Хамза посмотрел на Шадмана. Поймёт ли он, что нужно будет рассказать другим то, что он сейчас услышит?.. Поймёт. Санобар поможет.

– Помимо всех прочих дел, ата, я занимаюсь здесь ещё и музыкой. Пишу оперу. В Шахимардане хороший воздух, легко дышится... У меня больные лёгкие, а здесь очень хорошо работается. Вы знаете, что такое опера?

Старик отрицательно покачал головой.

– Это такая большая песня для многих людей. Её поют в театре, играет оркестр, очень много музыкантов... У нас, узбеков, оперы ещё нет, мы учимся у русских, как нужно её создавать. Вот я и хочу написать здесь первую узбекскую оперу...

Рассказывая, Хамза поднялся, несколько раз прошёлся по комнате, навёл порядок. Узелок с паранджой положил около двери.

– В Шахимардане многие не знают, что я пишу музыку. Думают, что я приехал только для того, чтобы ругаться с шейхами и раскулачивать баев. А про то, что я ещё и лечусь здесь, вообще не знает никто. Вам первому говорю.

Шадман-ходжа кивнул – он всё понял.

– Ата, когда вы намерены вступить в артель? – вдруг спросил Хамза.

Отец Санобар удивлённо посмотрел на него – он не привык так быстро менять тему разговора.

– У меня нет своей земли, чтобы добавить её к артельной. Как я вступлю? Меня будут упрекать в том, что я сажусь около чужого котла.

– Никто вас ни в чем упрекать не будет. Я обещаю... Не думайте об этом и не беспокойтесь. Земли хватит всем! Отберём всю землю у баев и шейхов!

– А верно ли это будет, сынок, отбирать насильно землю у других, а? Бог не накажет за это?

– Скажите мне, Шадман-ата, у вас, кажется, ещё совсем недавно была земля? А теперь её нету. Правильно?

– Правильно. Мой покойный отец, взяв у шейха деньги в долг, так и не смог вернуть их. Не расквитался за отца и я. Шейх ждал очень долго, и только в этом году моя земля, по законам шариата, перешла к шейху Исмаилу за неуплаченный долг.

– Я знаю законы шариата, ата... Скажите, а если бы Санобар вышла замуж за Бузрук-ишана, шейх простил бы вам ваш долг?

– Бузрук-ишан отдал бы за меня мой долг шейху Исмаилу.

– Выходит, что шейх отобрал у вас землю только потому, что Санобар не стала четвёртой женой Бузрук-ишана?

– Выходит, что так.

– И бог не наказал шейха Исмаила за то, что он отобрал у вас землю?

– Он не отобрал, он взял землю взамен долга.

– Вот и мы теперь возьмём у шейха Исмаила его земли взамен всего того, что он задолжал народу. Шейхи взяли у бедняков в долг очень много. Теперь для них пришла пора расплачиваться за свои долги народу. Расплачиваться по справедливости. Для этого мы и делали революцию, чтобы победила справедливость. Справедливость для большинства народа. Поэтому и победила революция, потому что она была справедлива для большинства народа.

– Сынок, возможно, ты и прав, но как-то страшно так думать... Мы привыкли к шариату. Трудно забыть о нём. Я верю твоим словам, но боюсь поступать так. Я уже стар.

– Мебува ещё старше вас, а не побоялся. Вы не должны больше слушать сплетен и наговоров шейхов. Смело вступайте в артель. Если мы все будем действовать сообща, дружно, шейхи будут бессильны перед нами.

– Хоть и страшные слова ты говоришь, сынок, но, наверное, правдивые. Я должен подумать. Нельзя забывать о боге.

– При чём тут бог? И о чём вы будете думать? У вас нет земли – как вы будете жить? Ваша дочь уже работает в артели. У вас нет другого выхода, кроме вступления в нашу артель.

– Не знаю, не знаю...

Внезапно в комнату вошла женщина. Она была в парандже, но чачван был отброшен назад. Хамза, удивленный внезапным вторжением незваной гостьи, молча наблюдал за ней. Кокетливо изогнувшись, женщина игриво смотрела на Хамзу.

– Мулла-ака, извините за то, что не вовремя пришла.

Зульфизархон брала у меня бархатную паранджу. Я пришла, чтобы взять её у вас. Очень нужна сегодня мне самой.

– Вот, возьмите, – показал Хамза на свёрток, лежавший около двери.

Женщина взяла приготовленную Зульфизар паранджу, затем опустила чачван и вышла.

Шадман-ходжа с недоумением, во все глаза смотрел на Хамзу. В глазах у него был немой вопрос. Он как бы спрашивал у Хамзы: как могла попасть к вам в дом эта женщина?

– Зульфизар, кажется, брала у неё паранджу на время, – поспешил объяснить Хамза. – Все в кишлаке пока ходят закрытые, и ей, наверное, неудобно было выделяться...

Хамза задумался. Эту молодую женщину, которая только что приходила, он вроде бы раньше не видел в кишлаке... А чья она жена? Как познакомилась с ней Зульфизар?

– Шадман-ака, я эту женщину, кажется, вижу в первый раз. Вы знаете её?

– Знаю. Конечно, знаю.

– Кто она?

– Рукия-биби, младшая жена нашего духовного наставника шейха Исмаила.

– Шейха Исмаила? – Удивлению Хамзы, казалось, не было предела.

– Да, шейха Исмаила... Я глаза вытаращил, когда она к вам вошла.

– И ведь как вошла! Тихо, неожиданно, в дверь не постучала... Как змея вползла.

– У шейха все жёны такие.

– Какие такие? Вертлявые, кокетливые?

– Нет, бесшумные. Ходят неслышно, тихо...

– Вот уж никогда бы не мог себе представить, что жена шейха Исмаила может носить заграничные туалеты и вести себя как девица лёгкого поведения. Я думал, что его жёны более сдержанны и строги...

Шадман-ходжа улыбнулся.

– Признаться, и я раньше так думал. А потом... Я почти пятнадцать лет прислуживал в их доме, отрабатывая долги отца и свои собственные. За это время повидал многое... Такие же люди, как все, те же грехи. А старшая жена Исмаила, ишан-айи, знаете, какую шутку выкинула, когда Санобар чуть было не стала женой этого краснорожего толстяка Бузрук-ишана?

– Ответила вместо Санобар: "Я согласна"?

– Вы знаете?

– Весь кишлак знает... Получается так, что у ишан-айи два мужа...

– Как два мужа?

– Оставаясь женой Исмаила, она дала согласие и Бузрук-ишану.

– Но так не может быть. По шариату женщина не может иметь двух мужей.

– Конечно, не может. Но в этом и заключается вся нелепость брака по шариату, что жених и невеста не видят друг друга. Разве это по-человечески?

– Не нужно ругать священный шариат.

– Священный? А вы хоть знаете, Шадман-ходжа, что калым за Санобар получил шейх Исмаил...

– За мою дочь?..

– Вот именно, за вашу дочь... Шейх Исмаил продал вашу дочь, которую вы растили и кормили, Бузрук-ишану, да ещё отобрал у вас землю.

Шадман разволновался. Лицо его покраснело.

– Не может этого быть!..

– А вы всё ещё считаете его своим духовным наставником. Это волк в овечьей шкуре, а не духовный наставник. Он всю жизнь наживался на вашем отце и на вас, а теперь сумел нажиться ещё и на вашей дочери, которую вы пожертвовали ему.

– Мне никто ничего не говорил о калыме... Значит, они оба обманывали меня тогда, на свадебном тое?

– Конечно.

– Значит, шейх всё-таки получил мой долг с Бузрук-ишана за Санобар?.. Значит, он неправильно отобрал мою землю? Не по шариату?

– Шейх дважды получил ваш долг. И деньгами Бузрука, и вашей землёй. И аллах не наказал его за этот грех, за попрание шариата.

– Проклятый! Проклятый! – У Шадмана задёргалась щека.

Он опустил голову, закрыл лицо руками. И вдруг встал, выпрямился.

– Я пойду к нему, я скажу ему...

Он шагнул к двери, резко повернулся, подошёл вплотную к Хамзе.

– Я не хотел говорить вам, не мог говорить... Но теперь скажу! В доме у Исмаила живёт один человек... Он говорит по-нашему, молится по-нашему. Он носит одежду шейха. Но это не муслим, не мусульманин!.. Это иностранец!.. Его трудно отличить от наших, с виду он настоящий шейх... Но в его лице нет истинной веры, он притворяется... Однажды они молились вдвоём с Исмаилом, и я по спине понял, что он не мусульманин... В его спине нет покорности аллаху... Это чужая спина, это спина военного – она не гнётся, не просит милости у всевышнего... К этому человеку часто приезжают курбаши, он сам всё время уезжает в горы и подолгу живёт там... Он знает старшего брата Мияна Кудрата – Мияна Башира, который живёт в Индии и знается с англичанами. Я слышал однажды его разговор с Исмаилом о Мияне Башире...

Хамза еле сдерживал волнение. Наконец-то!

Наконец-то появилось то самое, что нужно Рустаму Пулатову.

Только бы не дать понять Шадману, что его, Хамзу, интересует всё это, только бы не спугнуть этого шейха-иностранца...

Он всё-таки появился здесь, как это и предвидел Рустам Пулатов. И от него идёт связь в Самарканд. Надо немедленно дать знать Пулатову.

– Бог с ним, с этим иностранцем, Шадман-ходжа, – как можно равнодушнее сказал Хамза. – У нас есть свои заботы...

– Нет, нет, вы сообщите о нём куда следует! От этого человека веет бедой. Он иногда смотрит на наших как на самых низких людей, как на своих слуг. Он презирает нас. Я прислуживал ему. Это нехороший человек.

– Зачем мне сообщать о нём? У меня хватает своей печали. Вот Зульфизар уехала...

– Да, да, у вас сегодня невесёлый день... Я как-то забыл об этом со своими разговорами, извините.

Шадман сник. Его разочаровало то, что Хамза совсем не заинтересовался его рассказом.

– Я вас только попрошу, Хамзахон, никогда не говорить, что вы впервые услышали об этом шейхе от меня. Вам, наверное, ещё будут о нём рассказывать. Не ссылайтесь, пожалуйста, на меня... Очень прошу вас.

– Хорошо, Шадман-ходжа. Но вряд ли у меня ещё будет с кем-нибудь разговор об этом человеке. Да и он сам, я думаю, надолго не задержится здесь.

– Я пойду. До свиданья.

"Какой забитый, униженный Исмаилом человек, – подумал Хамза, когда Шадман ушёл. – Всю жизнь прожил, как говорится, не поднимая головы. А ведь у него есть ум, наблюдательность. Как тонко он заметил, что у этого шейха не гнётся спина... Нужда не дала развиться его способностям. Только вспышка гнева заставила вспыхнуть его ум. Но это была короткая вспышка. Сейчас он придёт домой, и забота о куске хлеба снова заставит его забыть о своей наблюдательности. Как часто это бывает с людьми, лишь оскорбление, обида или обман пробуждают их истинную натуру и сильные чувства – желание защититься, дать отпор. А в остальное время эта натура дремлет, задавленная заботами о хлебе насущном, о мелочах жизни..."