Текст книги "Секториум (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 62 страниц)

Глава 13. ПАРУС ВРЕМЕНИ

Талисман «белой планеты» весил легче металла, но индикатор уверял, что это сложный сплав. Изображение на талисмане кому-то напомнило шляпу, кому-то колокол, кому-то летающую «тарелку». Предмет был прорисован нечетко, напылением металлической пудры, словно утопал в облаках. Имо сделал бы аккуратнее. Его талисман Земли смотрелся как настоящий шедевр рядом с небрежной поделкой, но вместо того, чтобы похвалить, я выругала его ни за что: «Сколько раз тебя просила обращаться к Мише уважительно, – налетела я на ребенка. – Что это еще за «Мишкин»? Он тебе одноклассник? Даже я себе не позволяю…» И это вместо того, чтобы радоваться, – Имо не остался на Флио, хоть никто и не принуждал его дальше путешествовать в нашей компании.

Нервы были разболтаны. Неизвестность мучила, дорога утомляла, однообразие угнетало, бессилие раздражало. Имо не изменил своего отношения к дяде Мише после нотаций. Корабль шел новым курсом, не исследованным сигирийской навигацией, а мне казалось, что он падает в пропасть.

Сириус моего настроения не разделял: «Может быть, – говорил он, – это единственный достойный поступок, который мы будем вспоминать с гордостью. Может, спустя миллионы лет, его с гордостью будет вспоминать все человечество, которое, наконец, обретет свободу и займет достойное место в Галактике. Может, то, что мы делаем сейчас, даст начало ярчайшей, интереснейшей цивилизации Вселенной. Так ли уж важно, какой ценой мы достигнем цели? Даже если во имя нее придется отдать жизнь. Разве жизнь имеет ценность, если мы не способны жертвовать ею для будущего?»

Под проповедь Миша выпил и почувствовал себя неважно.

– Попробуй уснуть, – преложила я.

– Не хочу. Как глаза закрою, Ксюха снится. Называет меня папой, говорит, что ее обидели. Мне вообще сны не снятся, тем более в космосе, – жаловался он. – А тут ясно, как наяву: «Помоги мне», – говорит, а я все слышу, но сделать ничего не могу. «Погоди, – говорю, вот вернусь…» А она мне: «Вернешься – поздно будет».

– Прими снотворное.

– Что происходит? Такие яркие сны и такие одинаковые.

– Бывает, – успокаивала я его, накрывая одеялом. – Ты же знаешь, что двигатель работает ненормально. Наверняка он влияет на сновидения.

– А тебе снится что-нибудь?

– Ерунда всякая.

– Адам Славабогувич в эротических кошмарах?

– Хуже.

– Адам Славабогувич в образе импотента?

– Господи, Миша, сколько в тебе дури! Давай, я приготовлю снотворное?

– Не надо. У меня от него конопляные глюки. Какая гадость эта беспилотная навигация, – произнес он громко, чтобы слышали стены. – Теперь я точно знаю, отчего суждено сдохнуть рабу божьему Михаилу. Именно от ожиданий. Ничем другим меня с того света не достать.

– Разве что за длинный язык! Это же надо столько ерунды нагородить.

Он отвернулся, чтобы не видеть черное поле компьютера, и затих.

– Странно, что в таком самолете нет расчетного времени пути, – сказал Джон, глядя на календарь.

– Может быть, есть, только мы не видим панели.

– Я бы видел.

– Может, ты видел, но не смог декодировать информацию.

– Ваш хренов самолет сам не знает расчетное время, – проворчал Миша в подушку.

– Идем, сынок. Дадим ему выспаться.

Календарь отсчитывал второй месяц с момента старта экспедиции из Андромеды.

Термин «белая планета» в языке «сиги» означает «мертвая», также как «белый гуманоид» означает «нереальное существо». Белыми сиги называли планеты, на которых когда-то присутствовала жизнь. Мне казалось, что Птицелов, выбирая это словосочетание, не понимал разницы, также как Джон не понимал разницы между кораблями и самолетами. Вероятно, Птицелов имел в виду, что после фронов остается стерильное пространство космоса. Если так, то трехглазый Джон, осмотрев объект, должен будет сказать, какая участь постигла его обитателей. Если на подлете к зоне нас встретит «белый» патруль и развернет домой, – еще лучше. Если же планета пуста и опасна, – вся надежда на приборы разведки, которыми Миша завалил бытовой отсек под самую крышу.

Что может означать шляпа на талисмане? Колокол? Перевернутая тарелка? Как она вяжется с идеей Птицелова, что землянам там быть нельзя и неземлянам тоже. Его убеждения всегда отличались прямолинейной твердостью, как две параллельные рельсы железной дороги.

«Белым может быть преобладающий спектральный фон, – рассуждали мы на общих советах, – может быть скопление вещества, имеющего белый цвет. Снега, допустим. Почему бы не снега? «Белое», в том же «сиги», в разделе физической оптики, может трактоваться как нечто универсальное». Если посидеть и подумать, из одного слова можно выстроить гипотезы на все случаи жизни, даже на случай прямого контакта с фронами, на который никто кроме Сириуса не надеялся.

– Объясните мне, наконец, что такое информационная цивилизация? – раздражался Миша.

– Возможно, виртуальный интеллект, – отвечал ему Сириус, – рассудок, не привязанный к физическому носителю, который может произвольно возникать и исчезать в любой точке пространства.

– А к какому носителю он, извини меня, привязан? Хоть к чему-то он должен привязываться? Следовательно, это «что-то» существует. А если оно существует, то какой же он виртуальный? Почему тогда наша цивилизация не называется информационной? Мы тоже имеем некоторый информационный запас, привязанный черт знает к чему. Вот, чего я точно не понимаю, так это смысл слова «виртуальный»! Если есть информация, значит, есть носитель. Если носитель есть, следовательно, он реален.

Сириус молчал. Споры с Мишей его утомляли.

– Кто мне объяснит, что такое информационная цивилизация?

– Наверно, она привязана к носителям, которые мы не можем пощупать или осмыслить, – предположила я.

– Если мы не можем пощупать предмет, это не значит, что предмета нет в природе. Я, допустим, тоже не могу пощупать свои мозги, тем не менее, знаю, что они на месте. Я хочу уловить принцип: чем информационная цивилизация отличается от неинформационной?

Напряженное молчание последовало в ответ, нормальная реакция людей, для которых рисковать легче, чем думать. Людей, которые слишком мало знают о самих себе, а потому жизнь для них еще не приобрела характер абсолютной ценности. Она пока еще принадлежит идее, и только потом человеку, который пойдет на все, чтобы задать себе вопрос и найти ответ. «Парадокс», – сказал бы Сириус. Жизнь, которая складывается из парадоксов. Если бы знать, сколько ее осталось? Сколько цифр календаря? Однажды он исчезнет со стены также загадочно, как появился, но экипаж не придаст этому значения. «Батарея села», – решит экипаж.

Джон остановился у арки моего сегмента и встряхнул мокрую тряпку, так что брызги долетели до меня. Потом встряхнул ее еще раз.

– Не хотелось тебя огорчить, – сказал он, видя, что я не сплю.

– Что опять натворил дядя Миша?

– Кажется, он умирает.

– Что он делает? – не поверила я. – Как ты сказал?

– Умирает, – повторил Джон и понес полоскать тряпку в душ.

В коридоре валялась распакованная креокамера и коробки Мишиных медицинских припасов. На пороге я увидела брошенную кислородную маску из аварийного комплекта «Марсиона», а в сегменте на полу – распластанного Мишу. Он был оголен до пояса. Рыжая «шерсть» на груди слиплась от холодных компрессов. Над ним в позе мыслителя возвышался Имо.

– Инфаркт, – сообщил мне Джон и положил прохладное полотенце на Мишу.

– Пока нет, – уточнил Сириус, – но скоро будет, если не принять меры.

– Срочно в креокамеру, – испугалась я, – и домой.

– Он не хочет, – сказал Джон.

– Мало ли чего он не хочет.

Миша приоткрыл глаз, услышав мой голос.

– Все, Ирка! Мне хана, – произнес он.

Выглядел Миша, в самом деле, отвратительно.

– Надо лечь в камеру. Ты заснешь, а когда проснешься, Индер тебя полечит.

– Нет! Все кончено. Нет больше Индера. Нет моей Ксюхи. Ничего… ничего больше нет.

– Что случилось? – спросила я.

Имо отодвинулся от экрана, чтобы показать картинку с датчиков наружного обзора. Миша выпускал их полетать, как только корабль прекращал движение. Если верить изображению, мы стояли на орбите звезды, похожей на Солнце, перед планетой, сплошь укрытой белым туманом.

Миша взял меня за руку.

– Кранты! – сказал он. – Связи нет. Земли нет. Абонент отсутствует… – он хотел еще что-то добавить, но скорчился от боли.

– Посоветуй ему лежать, – просил Джон. – Меня он не слушает, ты скажи…

– Пусть командир скажет.

– На командира он обижен.

– Он на всех обижен, – добавил Сириус, – никого не слушает, никому не верит. Он считает, что мы подошли к Земле. Я сказал: «Михаил Борисович, это «белая планета!» Нет, Земля, да и все!

– Ирка, – простонал Миша, – не дай им упечь меня в ящик.

– Сейчас разберемся. Джон, посмотри, что у нас есть из сердечных препаратов. Имо, проследи, чтобы Миша не шевелился. Сириус, объясни, что за планета на мониторе?

– Один объект на орбите светила, радиус удаления соответствует Земле, – сказал Сир. – Нет признаков активности ментосферы. Вокруг шлейфы метеоритов.

Джон поставил передо мной коробку с лекарствами.

– Ищи сама, – сказал он. – Индер всем сказал, самолечением не заниматься, а если проблемы – использовать «крео» и вакуум.

– С чиреем на заднице тебя в «крео», – простонал Миша и дернулся к коробке, но боль в груди опять распластала его по полу.

– Кто-нибудь знает, что здесь от сердца? – спросила я.

Никто не знал. Джон опять пошел охлаждать полотенце, а Миша собрался с духом, сунул в коробку пятерню, извлек упаковку с капсулами, разорвал ее зубами и проглотил все, что упало в рот. Проглотил и даже не подавился.

– По-моему, это слабительное, – подал голос Имо.

Миша выплюнул капсулу, которая застрял под языком. Лекарство шлепнулось на пол. Под ним образовалось светлое пятно. Крошечные лучи превратились в нити паутины, облепили надкушенную пилюлю. Пятно померкло, образовался кокон. Мы, раскрыв рты, наблюдали. Даже Миша косился на зрелище, стараясь приподняться на локте. Имо с Сириусом подняли его за края тряпки и перекинули на матрас. Коробку Миша потянул за собой и половину рассыпал. Мы снова замерли.

– Пол поглощает органику, – заметил Сириус. – Лучше на нем не лежать, – в доказательство он плюнул себе под ноги, и все пронаблюдали, как корабль «сожрал» плевок, проигнорировав прочие предметы, раскиданные вокруг.

– Лучше обуться, – добавил Джон, намекая на мои босые ноги, которые не чуяли угрозы. Гораздо большей опасности подвергались мои замшевые тапки, и я сходила к себе, убедилась, что они не съедены. Сириус еще раз плюнул на пол, и огонек вспыхнул опять.

– Как он понимает, что можно, что нельзя? – удивился Сир. – А если плюнуть жеваной бумагой?

Хруст в коробке с медикаментами напомнил нам о присутствии Миши. Обертки летели на пол, как конфетные фантики, падали и оставались нетронутыми. Миша ел все подряд, закладывал в рот лекарства перепачканными пальцами. Глотал, не жуя. Он вцепился в коробку обеими руками, когда я попыталась забрать ее.

– Мне уже лучше, – прикрикнул он. – Дай же вылечиться человеку!

– Не давай, – заявили все хором, но я позволила распечатать следующий препарат, потому что знала: если Миша начал покрикивать, все не так безнадежно.

Наконец, он смог перевернуться на бок.

– Кушай, дорогой, поправляйся! – сказала я, собирая в коробку лекарства с пола.

Миша продолжил надкусывать пачки.

– Еще давай! – просил он.

На нас глядели, как на сумасшедших. Миша проглатывал все, что помещалось в рот, иной раз, не снимая упаковку. Джон с Сириусом вышли из сегмента, только Имо наблюдал процесс, не меняя позы в Мишином рабочем кресле.

– Дай ему подушку под голову, – попросила я, – подавится же. И принеси, чем запить.

Мише, в самом деле, становилось легче. Он ел, запивал и злобно глядел на Имо, а я вспарывала новые пакеты.

– Индер нам не оставил указаний о назначении лекарств? – спросила я, помня как скурпулезно он описывал прежде содержимое баночек, которые давал в дорогу.

Миша промямлил что-то с набитым ртом, а Имо объяснил, что на самом деле Индер не давал ничего, кроме витаминов и излучателя для общего тонуса организма. Витамины Миша потерял в багажнике, а излучателем фарцевал в Андромеде, чтобы заработать на минутку разговора со своей Ксю. Мишин взгляд стал наливаться яростью. Он бы с удовольствием полез в драку, будь на месте Имо оппонент меньшей весовой категории. К тому же, благодушие Имо наводило на подозрение: что-то между ними произошло. Не будь Имо виновен в произошедшем, не сидел бы он у ложа больного, а рисовал бы иероглиф у себя на затылке.

– Ты обокрал биотехников? – спросила я.

Миша утвердительно кивнул, отправляя в рот новую порцию лекарства.

– Индер жмот, – сообщил он в свое оправдание. – Расслабься, я знаю, что делаю.

– Ты знаешь, что он делает? – спросила я Имо, а тот пожал плечами.

– Пусть Макака уйдет. Видеть его не могу. Чего он на меня уставился?

– Сынок, ты портишь ему аппетит, – попросила я, и Макака нехотя удалился в коридор, но далеко не ушел.

– Ты не понимаешь, – объяснил Миша, – сиговы пилюли безвредны. То, что не нужно, не подействует. В этой куче точно были сердечные, я только забыл, какие…

– Разберемся. Ты, главное, запивай. Там еще одна коробка в коридоре. Сердечные могут быть на самом дне, но ты не отчаивайся. Главное, что слабительное всегда сверху.

Миша не отчаивался никогда в жизни. Он злился, ругался, совершал глупости, но никогда не терял самообладания и веры в то, что судьба вынула его с гангреной из ямы не для того, чтобы снова ставить под удар.

– Подать тебе ночной горшок? – спросила я.

– Мне гораздо лучше, – заверил он, и протянул мне горсть фиолетовых гранул, похожих на леденцы, предназначенных, насколько я помню, для дезинфекции желудка. – Хочешь?

– Спасибо, нет.

– Солененькие. Тебя не тянет на соленое после общения с Птицеловом?

– Меня тянет треснуть тебе как следует по шее.

– Не рада, что я жив?

– Почему же? Бить покойника не так интересно. Ты ешь, ешь… Пусть Индер заглянет тебе в желудок и удивится.

– Они чуть не упекли меня в морозильник, – жаловался Миша, подозрительно поглядывая на арку, за которой притаились злоумышленники. – Я сказал сразу: только вместе с тобой. Кто меня будет греть своим телом?

– Теперь, главное не подавись, – просила я.

Миша не подавился. Напротив, он стремительно шел на поправку. В это время в соседнем сегменте, очевидцы излагали мне предысторию события. Оказывается, Миша дежурил в то время, когда датчик компьютера сообщил: «борт прибыл в конечную точку маршрута». Чтобы убедиться, Миша украл из-за пазухи спящего Имо медальон, вынул пульт. Кнопка хода действительно отключилась, но корпус талисмана был совершенно не от «белой планеты». Миша не верил глазам – корабль вошел в Солнечную систему. То есть, если так все было на самом деле, торможение закончилось на марсианской орбите. Миша прикинул массу к скорости, и волосы у него на голове встали дыбом. Он выпустил трап с датчиком на разведку. Солнечный спектр уникален. Его Миша не мог бы спутать ни с одним другим светилом известного космоса. Положение Земли он вычислял на глаз, даже будучи сильно пьяным, впрочем, как и положение других планет родной системы, вместо которых теперь по кругу гуляли шлейфы комет. На месте Земли находился безжизненный геоид в плотных облаках. Миша схватился за связь, потом за сердце…

Теоретически, он действовал последовательно и разумно. В нервозной обстановке он сделал грамотный спектральный анализ, снял показания приборов и логически был абсолютно прав. Он допустил единственную оплошность, притом, давно, на заре времен, когда недооценил интеллект Имо. Почему-то он решил, что «бестолковая Макака» мыслит примитивно, а Макака, прежде чем лечь спать, спрятал белый талисман под подушку, а себе на шею повесил талисман Земли с липовым пультом, изготовленным Вегой.

– Я ж не думал, что ему сдурнеет, – оправдывался Имо.

Мише так сдурнело, что он отказывался признать свое заблуждение. Он продолжал утверждать, что всему конец, ничего святого в этом мире не осталось; а Имо называл провокатором, обманщиком, неблагодарным и жестоким существом, истинным сыном своих родителей.

– Где вы? – спросил Миша, когда смог подняться с матраса. Он вышел в коридор и осмотрелся. – Ага! Спрятались! Кости мне перемывают… А работать кто будет?

– Как вы себя чувствуете, Михаил Борисович? – спросил Сириус, но Миша показал ему кулак.

– Не дождешься!

Миша был гол до пояса, мокр, зол, бледен, но решителен, как никогда.

– Джон! Немедленно выгони корабельных из отсека, а ты… идем со мной. У тебя сегодня рука легкая.

– У меня? – удивилась я.

– Тоже надеялась, что я протяну копыта? Всем заявляю: не дождетесь! Бездельники!

Пока Миша хворал, вернее сказать, отлеживался после неожиданной боли в области грудной клетки, корабельные баловались за компьютером. Приглядевшись, можно было заметить над панелью их длинные «лапки». Компьютер глючил.

– Эти два пьяных урода запороли связь, – сделал вывод Миша. – Больше ни капли не получат. Разболтали мне всю панель. Я им щупальца оторву! Так и знай, оторву и на пол кину! И вообще, здесь надо прибраться. Что за хлам в коридоре? Почему бардак кругом? – Миша пнул футляр от креокамеры.

– Потому что ты дежурил, – напомнила я.

– Сядь, – сказал он и придвинул меня к компьютеру вместе с креслом.

В поле экрана по-прежнему маячила белая планета.

– Ну-ка, рискни сделать еще один запрос связи с Землей.

– Сиги нас за это депортируют из Галактики!

– Делай, – настаивал Миша, – а ты изыйди с глаз моих… – зашипел он на Имо, который возник в дверях.

– Нас расшифруют! Ты хочешь превратить Землю в место паломничества? Сделать из нее египетскую пирамиду?

– Делай, что сказал!

Миша побледнел, у него опять участился пульс, он принял горсть таблеток, которые показались ему приятными на вкус.

– Ксюши могло не быть на работе.

– Причем здесь работа? – Миша устроился рядом. – У нее выход с персоналки на все телефоны. Не сможет ответить – перешлет сигнал, если, конечно, жива.

– Ерунду говоришь. Она под наблюдением Секториума. Что значит, «если жива»? Кто ей разрешит умереть? Связь могла оборваться в дороге.

– Не могла, – стоял на своем Миша.

Ответа не было уже минуту.

– Долго ты ждал сигнала в прошлый раз?

– Прилично. Лучше рассказывай что-нибудь, пока я опять не завелся, – попросил он и забарабанил пальцами по подставке панели. – Веселенькое что-нибудь рассказывай.

– Не знаю…

– Рассказывай, как тебе удается дрыхнуть сутки напролет? Такие интересные сны, что проснуться не можешь? Рассказывай сны. Рассказывай, что хочешь, только не молчи.

– Сегодня снился Костолевский.

– Кто?

– Игорь Костолевский в гости приходил. Пообщаться. Это тебе интересно?

– Как пообщаться? Духовно или физически?

– Не знаю. Вел себя интеллигентно. Руки не распускал. Думаю, что духовно…

– Естественно, о чем с тобой общаться физически? Нет, мать, с тобой определенно что-то не так. Знаешь, зачем он к тебе приходил? Затем, что тебя возбуждают только артисты и гуманоиды.

– Но ведь Костолевский – не гуманоид!

– А ты знаешь? Ты его родословную проверяла?

– Господь с тобой!

– Ты что, с ним в жизни знакома?

– Только во сне.

– И он все равно пришел к тебе. Заметь, не к кому-нибудь…

– Пришел, – подтвердила я. – Думаешь, я сама не удивилась? Я ему говорю: «Сейчас родители вернутся, а у меня дома Костолевский. Представляешь?» Он говорит: «Представляю. Чего ж тут не представить?» Вот и все знакомство.

– Ах, вы уже на «ты»?

– Ну, я же не виновата, что он приснился.

– Почему, скажи на милость, мне не снится подобная дребедень? Я тебе скажу, почему, – ответил он тут же. – Потому, что я нормальный, здоровый, психически уравновешенный мужик, а ты… – он указал на расстегнутый корпус креокамеры, лежащей поперек коридора, – еще раз подцепишь во сне химеру, пеняй на себя. Я тебя с ней вместе в этот гроб упакую. Поняла?

Физиономия Имо опять появилась под аркой.

– Изыйди! Сгинь, нечистый! – повторил Миша и снова обратился ко мне. – Ну, так что?

– Что?

– Пришли родители, а у тебя Костолевский…

– Мы же ничего такого не делали.

– Нет, старуха, ты иногда меня поражаешь. К ней пришел мужик… Вай, хабиби, какой мужик! А она ничего такого не делает, еще и гордится собой.

Значок «отбой связи» положил конец Мишиному словоблудию. Развлекать его дальше не имело смысла. Миша снова был на пороге стресса. Мы замолчали. На тишину в дверях собрался весь экипаж.

– Вам прилечь бы, Михаил Борисович, – посоветовал Сир.

– И то верно, – согласилась я. – Мертвая планета никуда не денется.

Геоид с остывающим ядром был похож на глыбу камней. Химический анализ показал преобладание железа и никеля, а в атмосфере – углекислоты. Планетарный диаметр вполне соответствовал земному. Ни одного массивного спутника, только орбитальный мусор. Облака повторяли рельеф и лежали неподвижно, когда их не мяло порывами ветра. Со стороны планета действительно могла показаться белой, словно слепленной из ваты. К тому же, пригодной для жизни, если реставрировать атмосферу. Температура в световом экваторе достигала двадцати градусов по Цельсию, в теневом – минус тридцати. На полюсах держалась вечная мерзлота, а на светиле – глиосомный имплантант, такой же, как на Солнце. Той же мощности и, вероятно, того же производства. Количество орбитального мусора примерно соответствовало полутора лунным массам и увеличивалось за счет метеоритных атак, хвостов комет, блуждающих в системе. Никаких признаков цивилизации, ни прошлой, ни настоящей.

– Я не увижу через приборы, – сказал Джон. – Надо подойти к планете, тогда смотреть.

Идея мне не понравилась, но корабль уверенно стоял в системе. Приборы не обнаружили опасности, не нашли противопоказаний для выхода в космос. Вблизи геоида не нашлось даже признаков обитания «белой расы». Стерильная космическая мертвечина. Зонд отработал и вернулся. Система была похожа на учебную картинку энциклопедии, идеальна, за исключением гелиосома, под которым мы родились и прекрасно себя чувствовали, но я не успокоилась:

– Одного Джона туда не пущу!

– И я пойду, – заявил Имо.

– Вас вдвоем не пущу тем более!

– Перестань, мать, – сказал Миша. – В «стакане» еще никто не угробился. Пускай посмотрят.

– Не хочу, чтобы мои дети были первыми.

– Да, брось! Нормальная работа. Хочешь, я пойду с ними?

Мишу никто не взял. Сириуса тоже не пустили в капсулу, потому что в разведке от него пользы не было. От Имо пользы было еще меньше, но он, как командир, имел право не мотивировать свои глупые поступки. Впрочем, он себе позволял и, не будучи командиром. Все, кроме меня выразили желание совершить прогулку, хотя, по совести сказать, это была работа контактера. Лезть в капсулу надо было мне. Я имела право выбрать ассистента среди экипажа, более того, в экстремальной ситуации только контактер мог взять на себя обязанности главнокомандующего, которому обязаны подчиняться все «генералиссимусы» мирного времени. Но отсутствие жизненной ауры планеты не вовремя меня деморализовало.

– Скафандры одеть, – приказал Миша, – связь включить. Видеодатчики пальцами не лапать. О внештатной ситуации докладывать без промедления. Матери выдать успокоительное.

– Обойдусь.

– Правильно. Оно мне самому пригодится.

Галактика казалась такой же пустынной и мертвой. Приборы не обнаружили поблизости сколько-нибудь заметных очагов обитания. В нашей Галактике датчик радиофона на таком широком диапазоне поиска уже бы зашкалило.

– До чего ведь, дрянь, похожа на Землю, – загрустил Миша.

– Все нормально с твоей Ксюхой, не волнуйся.

– Успокоюсь, когда увижу своими глазами.

– Сделаем анализ и вернемся. Сириус же не будет возражать. Правда, Сириус?

Сир стоял у Миши за спиной, наблюдая космос на мониторе.

– Подкинем шефу информацию к размышлению, – продолжила я. – Если это все, что осталось от фронов, ему понравится.

– Он еще не видел такой дохлятины, – согласился Миша. – Даже на Плутоне ментосфера экранирует. Даже на самом распоследнем летучем булыжнике можно нащупать что-то вроде слэповой заготовки. А здесь что? Словно зачистку делали.

Сириус молчал. Мне стало жаль его. Не потому, что экспедиция близилась к провалу. К такому исходу готовились все. Мне было страшно представить, как Миша, по возвращении на Землю, всю оставшуюся жизнь будет смеяться над ним, припоминая фронов, как до сих пор припоминал мне Адама. Картина вдруг представилась мне так ясно, словно корабль уже подошел к Галактике. «Может быть, теперь он отцепится от нас с Адамом?» – почему-то подумала я.

– Можно для верности отстегнуть «Марсион» и пройтись над грунтом в тандеме. Ваша флионерская фиговина больно неповоротливая, – рассуждал Миша.

– Зато надежная.

– Мой движок дает в атмосфере десять световых барьеров. А ваше корыто – от силы два. Учуяла разницу?

– Там может быть агрессивная среда.

– А как я на Венере работал? По уши в серной кислоте. Ничего, выдержала даже оболочка скафандра.

– Зато «стакан» в открытом космосе быстрее твоего «Марсиона».

– Давай поспорим, что ни фига? – предложил Миша.

– Хочешь наперегонки?

– Слабо?

– Только не здесь.

– В Андромеде, – согласился Миша, – заметано! – он уставился на картинку. Появилось расчетное время прибытия «стакана» на орбиту, и Сириус, наконец, присел. Теперь мы стали ждать сидя.

– Все путем… – подбадривал себя Миша. – Еще повоюем. Что скажешь, Сир? Признайся по секрету, тебе нравится моя Ксюха?

– Вам не о чем волноваться, Михаил Борисович, – ушел от ответа Сириус.

– Я ж не слепой, вижу, что нравится. А твоим пацанам? – спросил Миша, чем застал меня врасплох.

В динамике раздался хохот, сдавленный акустикой шлема.

– Мы обсудим это, Миша, – ответил Имо, и Миша замолчал. На Имо он все еще был сердит.

– Музыку что ли поставить? – шепотом предложил он.

– Успокойся. Видишь, я совершенно спокойна, и ты угомонись.

О спокойствии не могло быть и речи, особенно, когда «стакан» достиг низкой орбиты и вошел в туман.

– Они не снижаются, – заметил Сир, – пошли по экватору. Надо сбрасывать высоту…

– Что там? – крикнул в микрофон Миша.

– Все чисто, – отозвался Джон. – Надо выйти на грунт, так я ничего не увижу.

– Так в чем проблема?

– Не идет.

– Вы набрали скорость, потому не идет. Тормознись, потом маневрируй.

Датчик показал ровный слой тумана под днищем «стакана». С места события все выглядело так, словно он встал на белое полотно, бескрайнее во все стороны горизонта.

– Что же его застопорило? – удивился Миша и вывел на экран химический анализ среды.

– Капсула не подчиняется, – доложил Джон.

– Конечно, не подчиняется, – согласился Миша, – десятипроцентный алгоний за бортом. Все! Возвращайтесь! – постановил он и поднялся с кресла. – Пошел готовить «Марсион». Игрушки флионеров меня утомили, – но, сделав шаг к коридору, вспомнил о своем недавнем самочувствии.

– Сядь. Ребята вернутся и все сделают.

– Так я им и доверил машину.

– Почему бы нет?

Миша полез в коробку с лекарствами и достал оттуда что-то розовое и прозрачное.

– Это я уже ел? – спросил он и попробовал на язык. – Не ел. Ну и гадость…

– Ты знаешь, как работает редуктивная память? – спросила я Сириуса, пока Миша выбирал себе препарат повкуснее. Сир кивнул. – Тебе это не напоминает чистый информационный носитель? – Сириус удивленно приподнял бровь. – Позитрон, с которого стерта информация…

– Где ты слов таких набралась? – удивился Миша.

– Может, ты мне объяснишь, на что похож позитрон, с которого стерта информация?

– Причем здесь позитрон?

– Ксюша мне рассказала…

– Ты не тем ухом слушала.

– Это ты не тем глазом смотришь. Сам говорил, что абсолютно чистой ментальной оболочки быть не может, если только ее не стерли. Если бы остались слэпы, Джон бы увидел с орбиты.

Миша уставился на экран. Дети возвращались, датчики работали, расчетное время прибытия уже присутствовало в соответствующей графе.

– Что-то случилось? – спросила я.

– Да ну тебя, – отмахнулся Миша. – Скажешь тоже… стерли…

Ходовой модуль «Марсиона», он же «ходок» выглядел как малая сигирийская «тарелка». К его днищу крепились грузовые и исследовательские модули, а двигатель был размещен в окружности «юбки», что давало возможность накрывать защитным полем целый состав. Внутри было одно пилотское место, второй член экипажа предусмотрен не был, но разместиться мог стоя, согнувшись над панелью управления, из которой торчал один знакомый объект – гашетка, позаимствованная у истребителя. Миша откинул спинку кресла, получилось что-то вроде скамьи, на которую можно было сесть вдвоем как на спину лошади.

– Я пойду один, – объявил Сириус, когда увидел, что Миша надевает скафандр.

– Мы пойдем вдвоем, – уточнила я.

– Вдвоем, – согласился Миша, но скафандр надевать продолжил.

– Нет, Михаил Борисович, – воспротивился Сириус. – Случись что, я не хочу за вас отвечать.

– Хочешь отвечать за Финча или Макаку?

– Миша, ты не понял? Я пойду, – пришлось повторить мне.

– Этого не хватало!

– Я все-таки контактер. Речь идет о высадке на планету.

– Очень приятно, а я – технический консультант, а там – планета с чистой ментосферой. С кем мы будем контачить?

– Не твоя проблема. Сиди и консультируй.

– Нет, это мне нравится! – возмутился Миша. – Мало того, что я пускаю в машину Сира, да еще с женщиной. Шампанского с музыкой вам в дорогу не дать?

– Мы только встанем на грунт, осмотримся, возьмем пробы…

– Заберите ее от меня, – попросил Миша, потому что я мешала ему пристегнуть шлем. – Имо, объясни мамочке…

– Имо, объясни ему, – попросила я.

– Пусть идет, – сказал Имо.

Миша застыл с открытым креплением на шее.

– Что я слышу? – удивился он. – Мать ему больше не нужна! У него на Флио есть запасная!

– Дай сюда костюм, – сказала я. – Слышал, что решил командир? Нам еще не хватало инфаркта в космосе.

– Я здоров как буйвол! – заверил нас Миша, но скафандр отдал, а через некоторое время стал объяснять технику пилотажа. – Запомни главное, твоя задача ничего не лапать на панели, – сказал он. – Движок резвый, сильно за рычаг не тяни. Отожмешь до упора – уйдешь за поле гравитации. Берешься за него аккуратно, одной рукой и… как в самолете.

– Дай-ка я вспомню, как в самолете…

– Смотри и вникай, – продолжил он. – Наклоняешь крыло вперед – машина пошла вперед, отводишь вбок… я тебе схему нарисую. Главное, ничего лишнего не трогать. Это ты будь добра, усвой!

– Больно надо.

– Одной рукой держишь рычаг, другую положила в карман. Опустилась, зафиксировалась над грунтом, отключила защиту корпуса, вывалила батьку Сира и включила защиту на две трети корпуса. Поняла? На две трети вверх, иначе его зацепишь.

– Поняла.

– И обратно: отключила поле, втащила батюшку и сразу защиту на весь контур. Ясно? Начнется самодеятельность, включу автопилот. Нечего улыбаться. Попробуй только один раз меня не послушать или вырубить связь – все! С той минуты космос тебе будет только сниться. Вместо Костолевского. Уразумела? Одно лишнее движение и больше никогда в жизни не выйдешь за борт!