355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирина Ванка » Секториум (СИ) » Текст книги (страница 13)
Секториум (СИ)
  • Текст добавлен: 12 мая 2017, 16:31

Текст книги "Секториум (СИ)"


Автор книги: Ирина Ванка



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 62 страниц)

Когда удалось сделать первый самостоятельный вдох, со мной уже никто не разговаривал. Календарь на часах говорил о том, что прошло еще двое суток. Теперь я точно знала, где и когда умру.

Одинаковый сон посещал меня с нелепым постоянством. Интерьер не менялся, смысл не прочитывался. Очнувшись, я смотрела на часы и плакала оттого, что еще жива, оттого, что здесь меня никто не найдет. Может быть, Миша уже отправился на поиск, но я не оставила приметы тех, кто вывез меня их Хартии. Я все еще в сознании, но уже «ничто» и «никто». Сон был единственным способом выбраться отсюда. Сон был странным и жутким. Мне снилась Земля, и по прошествии месяца меня уже ничто другое не волновало. Едва проснувшись в «гробу», я снова мечтала оказаться в палате для приговоренных, а, вернувшись в палату, боялась, что скоро мне придется покинуть мир, ставший вдруг таким непонятным.

Несколько раз желтая голова появлялась надо мной. С каждым новым появлением мне все меньше хотелось заявлять о праве на жизнь. Образы прошлого почти перестали являться в воспоминаниях. Мне не было жаль… «Когда-нибудь это должно было случиться, потому что человек не может жить вечно, – думала я. – А если может, то ему не дают». Я догадывалась, что однажды умру, но представить не могла, что это произойдет так скоро.

Жизнь меня оставила, но смерть не торопилась забрать. Настал день, когда мне не хватило сил сдвинуть крышку гроба. Я желала еще раз привлечь желтого гуманоида, чтобы схватить его за горло, прежде чем отправиться в мир иной. Это была последняя мысль, которая согревала меня в липкой луже. Это была почти мечта, но однажды крышка сдвинулась сама. Я очнулась от удушья. Воздух выходил из ящика. Гуманоида не было. Чтобы подняться, я повернулась на бок, но сил не хватило оторвать себя от дна; я перевернулась, но плащ намертво влип в грязь. Силы оставили меня. Смерть пришла, она стояла рядом, а я беспомощно ворочалась, вместо того, чтобы выйти навстречу.

Гравитация ослабла, головокружение лишило меня способности ориентироваться, но туман опустился. Гуманоид не подошел. Вместо него надо мной возвышался призрак из нереального мира. Образ, знакомый мне когда-то, но забытый. Идея, подобно удару молнии, пронзила рассудок: вдруг я еще живу, я обозналась и это вовсе не смерть. Я еще помню того, кто пришел, и он узнает меня. Я бросилась вперед и почувствовала, как волосы отрываются от лужи запекшейся крови. Руки провалились в пустоту, я нахлебалась ватного тумана, нырнула в него с головой, а когда выбралась, призрак снова стоял предо мной, побелевший и напуганный. Я снова кинулась к нему навстречу и снова провалилась в туман. Я узнала его, только имени не могла вспомнить.

– Птицелов!!! – закричала я из последних сил. – Я здесь!!! – и попробовала схватить его, но передо мной была пустота. – Я живая! Забери меня! – просила я, сбиваясь с фальцета на хрип. – Я жива, жива! Возьми меня с собой! – я ползла вперед по цилиндру, хватая руками пустые галлюцинации.

Неподвижная фигура флионера с той же скоростью удалялась в неизвестность, пока я не провалилась в яму. Сферическое пространство сомкнулось вокруг. Я нащупала решетку и почувствовала, что качусь вниз, как шар по дорожке кегельбана.

– Птицелов, не оставляй меня здесь! – газ с могильным привкусом забивал легкие. – Не уходи! Только не уходи!

Шар стукнулся, отпружинил, тонкие струи воды вонзились в меня со всех сторон.

– Не уходи! Не уходи! – повторяла я как заклинание. – Я выживу, только не бросай меня здесь! – а шар вертелся в струях, с одежды сползали селевые потоки, телу возвращалось забытое ощущение чистоты и покоя.

В дороге я только плакала, положив голову на мантию Птицелова. Он гладил меня теплой ладонью, как котенка. От этого еще больше хотелось плакать. Мы почти не разговаривали. То есть мои оголтелые вопли благодарности в обмен на его молчаливое благодушие, нельзя было назвать разговором. Я запретила себе думать о том, что произошло. Я желала только добраться до Индера, чтобы он вычистил мою память. Птицелов меня не разубеждал, он молча выслушивал истерики. Он не ругал меня, ни жалел, только смотрел и слушал… Разумеется, я являла собой отвратительное зрелище, только мне было все равно. Наверняка, я удивила его еще раз, но меня и это не волновало. Мне надо было убедиться в том, что я живу и возвращаюсь домой, что самое страшное позади. Казалось, я могла убедить в этом всю хартианскую аудиторию и самого Господа Бога на Страшном суде, но возле меня был только Птицелов и мертвая пустота пассажирской капсулы.

В Галактике я стала приходить в себя. Идея чистить память уже казалась слишком радикальной. Мне пришлось самой заказывать транспорт, самой устраиваться на ночлег в порту и просить препарат, который позволит расслабиться, но не отключит сознание во время «сна». «Чего так?» – спросил тамошний биотехник. «Могу не проснуться», – пошутила я. Никто не смеялся. Второй раз я пошутила на родной Магистрали, когда диспетчер спросил, почему я все время сижу и не хочу принять состояние анабиоза. Я ответила, что моя жизнь не так ужасна, чтобы проживать ее под наркозом. Наврала с три короба. Не могла же я признаться машине, что сновидения меня пугают больше чем смерть. Тогда бортовой компьютер впервые меня заметил. Точнее, перестал воспринимать содержимое капсулы как безмозглый биоресурс. Когда челнок прошел Диск, мне предложили разгерметизироваться и выйти на смотровые палубы. Я надела дыхательный аппарат, вышла, но смотровую палубу не нашла. Побродила по пустым и одинаковым коридорам, увидела лифт, но войти побоялась. Когда корабль прошел зону, мне сообщили, что телескоп отключился и искать смотровую палубу бессмысленно. Борт делал маневр, упала гравитация и я напугалась до смерти. «Нет, – решила я, – лучше сидеть на койке. Второго чудесного спасения не будет».

Индер вскрыл капсулу и отпрянул.

– Здравствуй, – сказала я.

Крышка закрылась, но тут же открылась опять.

– Ты? – спросил Индер. – Я думал, Вега.

– Да ладно, я посижу…

– Выходи, все равно разгерметизировал! Как же так? Я думал, что Вега… Ты, что ли, добиралась сама? Надо было предупредить.

– Прости, я не знала, как это сделать. И потом, у меня никогда не было осложнений от неполного карантина.

– Ты заблудилась или случилось что?..

– А вы беспокоились?

– Вега отправился в диспетчерский узел узнавать твой маршрут. Он тебя заждался.

– А Миша?

– С Мишей все в порядке, – успокоил меня Индер, – хорошо ест, много работает. А у тебя вид не очень… – он оглядел меня, словно просветил рентгеном. – Плазма светится. Тебе чем-то разбавили кровь?

Мое сердце екнуло, и Индер не мог этого не заметить.

– Ничего страшного. У меня кровь шла из носа.

– Иди-ка на сканер, – засомневался Индер.

Я покорно легла на медицинский стол. За время моего отсутствия кактус на сканерной тумбе обзавелся желтым цветком, на стенах лаборатории появились занавески, а над дверью колокольчик.

– У меня с детства кровь из носа идет. Это наследственное…

– Не моргай, – попросил Индер, – не болтай, не дыши.

Луч прошел по глазам и отправился дальше, «нарезать» ломтями мои внутренности на экране монитора.

– Ты облучилась…

– Нечаянно, – сказала я.

– Где?

– Не знаю.

– Сильно облучилась. Вечером будешь лежать в камере.

– Ладно.

– Если не сойдут изотопы за сеанс, буду делать химическую коррекцию.

– Делай.

– Мне надо взять на анализ плазму.

– Бери, пожалуйста, Индер, хоть прямо сейчас.

Индер выключил сканер.

– Что с тобой?

– Все прекрасно. Хочу переодеться и прогуляться. Мне можно выйти наверх?

– Да, – сказал Индер и отправился в кабинет к шефу. Я последовала за ним. – Переоденься и прогуляйся к Алене, – он выгреб из стола охапку российских денег и отдал мне. – Возьми все. Такси теперь неохотно идет за город.

– Что случилось? – испугалась я. Индер занервничал. – Она разбилась на машине?

– Нет, но будет лучше, если ты к ней поедешь.

Я была уверенна, что Алена треснулась на своем новом джипе, который Петр преподнес ей в подарок к тридцатилетию. У меня сразу появилось дурное предчувствие, как только я увидела этот громоздкий черный «самосвал». Алена была от него без ума, и слушать никого не хотела. То же самое предчувствие не покидало меня на протяжении всего пути, и отпустило лишь в тот момент, когда я узнала издалека «самосвал», в полном ажуре стоящий у гаражных ворот. Потом я узнала Володю с измерительной рулеткой, прогуливающегося по крыльцу. Стекло парадной двери оказалось разбитым.

– О! – сказал Володя, увидев меня. – Какими судьбами?

В холе, забившись под одеяло, сидела Алена, растрепанная и зареванная. Ее рука была замотана бинтом. У меня опять екнуло сердце. Рядом сидел Олег Палыч, размешивая в чашке таблетку и, пытаясь по ложечке влить раствор в свое капризное дитя. Алена фыркала, вертела головой, но, увидев меня, преобразилась:

– Вот она, полюбуйтесь! – воскликнула Алена. – Явилась, не запылилась. Чего тебе надо? – она отвела от себя руку Палыча вместе с чашкой и выбралась из-под одеяла. Какого черта ты вернулась в наш милый гадюшник, я спрашиваю?

– Тихо, тихо… – увещевал ее Олег Палыч, и укрывал одеялом.

– Нет, пусть ответит! Пусть объяснит… Нагулялась, да? Соскучилась?

Олег Палыч виновато обернулся ко мне. Голова закружилась, перед глазами поплыли разноцветные пятна, я стала восстанавливать события последних дней, подозревая, что случилось нечто, гораздо более ужасное, чем мне казалось.

– Ничего, – ответила я, – пусть скажет, – и не узнала свой голос.

– Я скажу! – подтвердила Алена. – Еще как скажу, и нечего затыкать мне рот. Ты что, не видишь, что происходит?

На крики, из кухни выбежал Адам:

– Ну, что опять? Что ты разоралась? Ирина здесь причем?

– Пошел вон!!! – рявкнула Алена, и Адама вынесло в коридор.

Олег Палыч продолжил накрывать ее голые лодыжки.

– И ты, Олег! Нечего меня окучивать! Ступай к себе!

Олег не ушел. В дверь просунулось несколько физиономий, желающих убедиться в том, что Алена не станет меня убивать.

– Зачем ты вернулась? – спросила она спокойнее. – Ты не знаешь, что таким, как мы, на Земле не место? Таких, как мы, здесь быть не должно! Ты понимаешь, что шанс бывает раз в жизни, и ты опять его упустила. Сколько жизней тебе надо прожить, чтобы поумнеть?

Я не знала, что ответить. Я понятия не имела, что случится, если вдруг я начну реагировать на странности, происходящие вокруг меня. Мне надо было убедиться, что я на Земле, только убедиться, а потом пусть бьют, хуже не будет. Мне надо было только понять, что я не сплю, но под ногами хрустели осколки стекла и бинты на руках у Алены светились в полумраке зашторенной комнаты.

Она сделала попытку спрыгнуть с дивана, но Палыч схватил ее. К нему присоединился Адам. Как они урезонивали Алену, мне видеть не позволили. Можно было только догадываться по доносящимся из комнаты крикам: либо они ломали ей кости, либо она откусывала им носы.

Володя вздохнул и пошел в гараж, потрясая стеклорезом. Я забрела на кухню, и, увидев Петра в обществе бутылки, стала приходить в себя. Петр откупоривал коньяк, не дожидаясь счастливой развязки.

– Примешь? – спросил он.

– Я на изотопах.

– Заходи, – он вынул из шкафа две мелкие рюмочки. – Под изотопы хорошо пойдет…

Среди кухни лежала сметенная в кучу горка битой посуды. На стене застыли свежие капли крови. Петр подошел, разминая плечи под лоснящейся кожей пиджака, установил емкость с коньяком в моих дрожащих пальцах и жестом указал, в какое отверстие головы его следует влить. Так я и сделала, к его бесспорному удовольствию, но крики из комнаты от этого тише не стали.

– Да ну… – махнул рукой Петр. – Обычное дело. Вега отлучился. При Веге она бы себе не позволила… паршивка такая! Хоть бы о матери подумала.

– Врача надо вызвать…

– Не надо! – Петр недоверчиво поглядел в мою сторону. – Не надо врача! – и вернулся к бутылке.

– Отвяжись! – кричала Алена. – Дай поговорить с человеком!

Олег Палыч устроил торг:

– Сейчас ты выпьешь лекарство, и мы уйдем, – настаивал он. Алена еще мотала головой, но в глубине души уже согласилась. – Пока не выпьешь… – грозил Палыч и вливал в нее содержимое чашки, пока чашка не опустела.

– Подойди, сядь, – сказала Алена, когда мы остались в холле одни.

Я села.

– Ну? – спросила она.

– Что «ну»?

– Рассказывай…

– Зачем я вернулась?

– Только не говори, что ради человечества. Этому человечеству будет лучше, если такие, как мы, вымрут вслед за мамонтами.

– Какие мы? Что в нас не так?

– Все не так, – ответила Алена, – и притяжение Земли на нас действует иначе, и притяжение звезд… Какая звезда тебя притянула?

– Плохая звезда. Лучше я поработаю под Солнцем.

– Ты уверенна, что человечеству на пользу твоя работа?

– Алена, что с тобой? Раньше ты рассуждала иначе.

– Просто я в здравом уме. Именно сейчас. Остальное время я в состоянии наркотического опьянения от воздействия гравитации.

– Месяц назад я мечтала о том, чтобы остаться в живых. Прости, мне трудно тебя понять. Я думала, вернусь, каждого встречного прохожего расцелую. Теперь у меня странное ощущение, будто вернулась не целиком. Хочу… а не получается.

Алена разозлилась, но успокоительное Палыча подействовало и заставило ее, если не согласиться, то хотя бы не броситься на меня с кулаками.

– Не рассказывай мне ни о чем!!! – сказала она. – Я знаю, чтобы полюбить родину, нужно отъехать от нее подальше. Я так надеялась, что ты найдешь для нас более достойное место во Вселенной, а ты вернулась целоваться с прохожими! Знаешь, что Вега понесся тебя искать? А я сказала: «Ты ее больше не увидишь! И Мишкин не увидит…» Ты знаешь, где этот маньяк? Он способен думать о чем-нибудь, кроме секса? Я тебя предупреждаю, будешь последней дурой, если станешь с ним спать! А ты станешь, я знаю! За этим ты и вернулась. Потому что этот кретин тебя обработал!

– Ничего подобного, – ответила я. – Он водит девиц в мой верхний дом и представляет меня двоюродной сестрой.

Алена улыбнулась, хоть и не без внутреннего усилия.

– Да… – согласилась она, – видно, что вы близнецы.

А я подумала: «Что со мной? Ради чего я оклеветала ни в чем не повинного Мишу Галкина, к тому же, своего лучшего друга? Он, конечно, не эталон нравственности, но столь откровенного свинства за ним никогда не водилось». Потом поняла. Я сделала это ради ее улыбки. Потому что только после этой улыбки я стала возвращаться домой. И сделала бы еще раз, потому слишком желала этого возвращения.

– Да… дела. Как кобель он еще ничего, но как мужик – дерьмо полное. Как на такого положиться?

Я не поверила ушам:

– Ты с Мишей?.. Не могу представить!

– Сама не могу представить. Вроде как не со мной было… Ай, – отмахнулась она. – Забытая история. – И, вдруг опомнившись, с удивлением уставилась на меня. – Он что, ни разу не проболтался? Ты действительно ничего не знала?

– Может быть, люди все-таки лучше, чем ты о них думаешь?

– Это Мишкин-то человек? – воскликнула она. – Ну, если Мишкин человек, то мы с тобой поплавки унитазные! Он же гений! – Алена расхохоталась, потом расплакалась, и Адам с Олегом Палычем снова заступили на пост.

К вечеру Алена уснула в холле у холодного камина, а я вышла в сад. Володя заканчивал ремонт двери и собирал инструменты. Петр с Палычем тихонько выпивали, запершись на кухне. Адам разгуливал вокруг джипа.

– Как думаешь, – спрашивал он Володю, – если мы с Иркой доедем до гаражей, она не убьет?

– Убьет, – заверил Володя.

– Тогда лови такси.

– Щас! Все брошу…

Адам уже нарядился в белый плащ и побрякивал ключами от запретной машины.

– Тогда сам вези.

– Она не разрешила лапать машину, понял?

– Так, а нам что делать? По небу лететь?

– Вызывай свою «кастрюлю», – ворчал Володя. – В небе хоть на мента не нарвешься.

– Ладно, – вмешалась я, – под мою ответственность, едем.

– Куда? – удивился Володя. – Не видишь, он в сиську пьян. Куда ты поедешь с таким водилой? До первой канавы? Ложись вон… в спальне наверху. А он пусть катится!

Володя собрал инструментарий и удалился, точнее, присоединился к Олегу и Петру. Нас с Адамом не пригласили. Меня – потому что от моего присутствия компания переставала быть мужской. Адама – потому что он выпил сегодня больше всех, и от него несло перегаром дальше, чем до поста ГАИ. По свидетельству очевидцев, он час назад лыка не вязал и принимал вертикальное положение с помощью шведской стенки. Но не было такой силы, которая могла удержать Адама от глупости, которую ему хотелось совершить, и в Секториуме то и дело ходил слух, что, выпивши, Адам Славабогувич больше похож на человека, чем в какой-либо иной ипостаси.

За рулем, он вмиг протрезвел и всю дорогу не произнес ни слова, словно мы ехали с похорон на поминки, и я решилась задать вопрос:

– Алена информал? – спросила я у Адама.

– Нет, – ответил он.

Я удивилась, что с Адамом можно говорить серьезно, минуя его ехидную усмешку. В тот вечер он был слишком серьезен.

– Ты в этом абсолютно уверен?

– Уверен, – подтвердил Адам.

– Тогда почему?..

– Она на вредной работе, – напомнил он и не позволил мне углубиться в тему.

Ночью Адам позвонил и тем же серьезным тоном осведомился о моем самочувствии.

– Лучше не бывает. Всегда рада быть разбуженной среди ночи, – ответила я, не смотря на то, что с вечера не ложилась в постель. – А что, Миша вернулся?

– Вернулся шеф, – объявил Адам. – Так что собирайся на ковер. Если у тебя есть оправдательный документ, не забудь его захватить.

– Какой еще документ?

– Допустим, справка о временном приступе слабоумия, заверенная участковым психиатром…

У меня был единственный оправдательный документ – белое пятно, выжженное на запястье вместо кода. Но предъявлять его не имело смысла, жалкие оправдания наших неудач шефа интересовали в последнюю очередь.

Шеф сидел в медкабинете, пил горячую воду и смотрел на меня воспаленным взглядом поверх очков.

– Может быть, вы отдохнете, а завтра я все объясню?

В знак протеста шеф потряс головой и проглотил полчашки. После карантина на Земле все альфа-сиги пили горячее. Чем длиннее был путь, тем больше приходилось пить. Перед шефом стоял полный чайник.

– Ты не пробовала выяснить, что это было? – спросил он.

– Пробовала. То есть, нет… Птицелов не стал объяснять. Сказал, что это вояжерная станция, которая дрейфует в свободных зонах, и замолчал.

– В каких зонах?

Я покраснела.

– Не знаю… Он сказал «свободные», я так и запомнила.

– Что еще ты успела спросить?

– Вы шутите? Я два месяца пролежала в гробу и после этого…

– Ты отсутствовала шесть дней, – остановил меня Вега.

– Не может быть!

– Шесть дней, – повторил он.

– Но мой хронометр…

– …испортился. Зато мой в полном порядке. Объясни мне, что за «свободная зона»? Как это трактовать?

– Не знаю. Птицелов сказал, лучше все забыть, ни о чем не думать…

– Кому лучше?

– О чем я должна была спрашивать? Это навигационные термины, а я даже астрофизику не изучала. Разве я могу грамотно сформулировать вопрос?

– С сегодняшнего дня будешь изучать астрофизику.

– Хорошо.

– Не по школьным учебникам!

Индер налил новый стакан и подал шефу манжетный монитор, измеряющий давление и температуру, но шеф не торопился его надеть.

– Что делать будем? – спросил он.

Впервые я наблюдала шефа таким растерянным, к тому же, выходящим из карантина, и готова была со стыда провалиться.

– Тебя не удивило появление Птицелова?

– Нет, – призналась я. – Мне показалось, что это галлюцинация.

Шеф поперхнулся.

– То есть, я хотела сказать, что он действительно странно себя повел. Не думала, что Птицелов кинется мне на помощь.

– Его отправил за тобой Юстин.

– А… так вот кому я обязана жизнью.

– Жизнью ты обязана родителям, – строго произнес мой суровый начальник. – Всем остальным ты обязана только отсрочкой своих похорон!

И, погодя немного, добавил:

– Действительно, странно. Он не обязан был тебя выручать. Насколько мне известно, фроны не имеют таких этических традиций. Но… – шеф задумался, проглотил еще полстакана и забыл, о чем речь.

– Так что? – осторожно спросила я.

– Мне не удалось выяснить, кто он. Флионеры относятся к цивилизации фронов. Они имеют много генетических ветвей, но все «нисходящие». Очень большая, рассеянная раса. Есть поселения, о которых просто ничего не известно. Есть поселения, от которых следует держаться подальше, таким как мы с тобой. Зачем ты понадобилась этому существу, понять не могу.

– Я так и знала, что приглашать его сюда без вашего согласия…

– Ирина, ты в своем уме? – возмутился шеф. – Он нашел тебя на краю Вселенной и доставил в Галактику, не имея точных координат. И ты полагаешь, что для посещения Земли он нуждается в нашей «визе»?

Я и без того ощущала себя первоклассницей.

– Откуда мне знать? Разве вы меня посвящали в систематику цивилизаций? На эту тему я могу только читать фантастику.

Слово «фантастика» сразило шефа наповал. Он вскочил с табурета, начал бегать по медицинской комнате от шкафа к шкафу, в поисках, надо полагать, успокоительной таблетки.

– Будешь изучать! – постановил он. – С сегодняшнего дня будешь получать любую информацию по запросу. – Опрокинув на себя склянки, он успокоился, и вернулся на табурет. – Кто знал, что ты так фривольно начнешь вести себя в космосе? – полушепотом произнес он.

– Вы поставили передо мной задачу, – таким же полушепотом ответила я. – По мере сил, я стараюсь ее выполнять.

Индер вышел на шум, и шеф повел меня в кабинет.

– Ирина, пойми, ты бутылка, брошенная в океан. Куда тебя прибьет течением? В чьи руки ты попадешься? В тебе информация, которая может быть кому-то небезразлична. Кто-то распорядится ею. Осознай, наконец, что в космосе степень риска многократно возрастает.

– Знаю, что сделала глупость.

– Нет, ты не глупость сделала. Ты совершила преступление. И я не знаю, какие это может иметь последствия. Хуже того, моя цивилизация не обладает достаточными техническими возможностями, чтобы защититься от фронов.

– Может, нам лучше пригласить Птицелова?

– Ты уверена, что это не он затеял с тобой игру?

– Уверена.

– Подумай как следует, есть ли у нас основания для такой уверенности?

– К сожалению, только моя интуиция.

– Я не понимаю, – занервничал шеф, – кому ты могла понадобиться в Хартии? А главное, для чего? Тебя умыкнули без следов. Просто так из Хартий никого не крадут. А твоего Птицелова… – он попытался успокоиться, приняв таблетку, сел на рабочее место перед темным полем экрана и снова забыл, о чем речь.

– Что Птицелова?..

– В Хартии информация о нем отсутствует. Других источников я не нашел.

– Короче говоря, его приглашение на Землю нежелательно?

– Исключено.

– Мой визит к нему тоже под большим вопросом?

– Без вопросов. Я не стану рисковать.

– Соответственно, в Хартии я больше не появлюсь?

– Это не последняя Хартия. Я найду, чем тебя занять.

– Когда?

Шеф снова ушел в себя, и, казалось, уже не собирался возвращаться, как вдруг вспомнил:

– Тебе звонили родители месяц назад. Скоро разыскивать с милицией будут. Поезжай домой, дай мне от тебя отдохнуть две недели, а там видно будет.

– Две недели слишком много.

– Месяц! – рассердился шеф. – Нормальный плановый отпуск. Выдержишь больше – получишь премию. Отправляйся сегодня же. И не вздумай оставить информацию о том, где ты. Возьми мобильник на экстренный случай, но пользуйся только городскими линиями.

– Все действительно так серьезно?

– Если бы я мог знать, – шеф вынул из ящика несколько стодолларовых купюр. – На, уезжай сейчас же.

– Хорошо.

– Немедленно!

– А можно еще спросить?

– Еще? – удивился шеф. – Спроси.

– Что такое алгоний?

– Алгоний? – удивился шеф. – Где ты услышала про алгоний?

– Алгоний, тело алгония… Можете мне объяснить, что это? Вроде бы тело алгония дает излучение, которое притягивает хартиан.

– Дементальное излучение, – уточнил шеф. – Да. Я тебе говорил об этом, но причем здесь алгоний?

– Притом, что именно тело алгония распространяет дементальное излучение. Кроме того, Птицелов утверждает, что то же самое тело присутствует на Земле.

Если бы шеф на секунду усомнился в моем невежестве, он умер бы от инфаркта.

– Что? – воскликнул он, не понимая, смеяться ли ему, или хвататься за голову. – На Земле?

– Глупость сказала? Может быть, Птицелов некорректно выразился по-русски или я неправильно его поняла?

– Послушай меня, – сказал шеф. – Алгоний – «белая плазма», иначе его называют «гелиосомной плазмой», это особая материя, которая составляет половину всего мироздания…

– Вот, и Птицелов так говорил! – согласилась я, но шефа такое откровение не смутило.

– Алгоническое вещество присутствует везде и во всем, на том же уровне природы, на котором фиксируются ментальные матрицы. Это информационный срез пространства. Говорить о том, что существует алгоническое тело, все равно, что рассматривать мысль в твердом состоянии.

– Вы уверенны, что нет среды, где мысль могла бы принимать твердое состояние?

– Есть, – ответил шеф. – Эта среда называется фантастикой. Ты же будешь изучать физику по другим источникам.

– Откуда же в Хартии дементальное излучение такой силы?

– Если изучить природу планеты, объяснение найдется, – заверил шеф. – Можно предположить сочетание геомагнитных и радиационных аномалий. Не надо думать, что дементальные зоны во Вселенной редкость.

– А чем можно объяснить белое смещение в спектре? В Хартии оно в фиолетовом диапазоне. У нас – в синем. Птицелов утверждает, что это верный признак присутствия тела.

Вега казался совершенно выбитым из равновесия.

– Вы же не будете спорить, что чистый спектр состоит из шести цветов?

– Из трех, – поправил Вега. – Солнечный спектр состоит из трех цветов. Остальные – производные от смешения. Ты хочешь сказать, что алгоническое тело присутствует в Солнце? – он умолк, глядя на меня с подозрением.

– Наверно, да. Так будет правильнее, – согласилась я, – если учесть, что возле Хартии нет светила. Там в недрах светится какое-то звездное вещество. Что? Не так?

– Не знаю, – сказал шеф, – это слишком сложная тема, чтобы обсуждать ее в суматохе. Есть разные типы спектра, есть разная природа деформации и миллион причин, которые могут давать «белые смещения». Поезжай домой! Сейчас же поезжай. Дай мне, ей-богу, от тебя отдохнуть.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю