Текст книги "Опасные пути"

Автор книги: Георг Хилтль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 51 страниц)

– Я не согласен с Вами, герцог. Изучением зловредных веществ можно научиться предохранять себя от опасности. Отравители, конечно, уже многих научили своему искусству; кто может поручиться, что зло не будет распространяться далее? Против этого необходимо принять меры. Если преступники увидят, что найдены средства для борьбы с ними, они бросят свое страшное ремесло. Человек, который может дать нам ключ к этой книге, существует: это – итальянец Экзили. Его можно принудить к этому строжайшими мерами: пытка заставит его говорить, прежде чем он расстанется с жизнью на Гревской площади, как я решил. Через него мы можем также узнать, откуда взялась эта книга, кому прежде принадлежала, и таким образом, тайна преступлений будет раскрыта и, может быть, исчезнет навсегда.

Герцог вздрогнул. Его испуганный взор невольно поднялся к небу. В эту минуту он заметил женскую фигуру, мелькнувшую в галерее, которая проходила на уровне слухового окна, и испуганно спрятавшуюся за золочеными перилами. Мортемар узнал в ней свою дочь.

Пока король разговаривал с Пикаром, а остальные присутствовавшие были заняты рассматриванием книги, герцог несколько оправился. Затем король оставил комнату; придворные последовали за ним; Пикар также ушел. Тогда герцог, не спускавший взора с галереи, бросился наверх по лестнице и увидел женщину, лежавшую на полу. Он не ошибся: это была Атенаиса.

– Зачем ты здесь? Ты не должна была подслушивать! – прошептал герцог.

– Ах, отец! Я хотела удостовериться… меня мучают страшные предчувствия. Я знаю, что причина всех несчастий эта книга.

– Уйдем! – стал упрашивать герцог, увлекая за собой дочь. – Как могла эта книга выйти из стен замка Мортемар! – простонал он.

– Как? – повторила Атенаиса. – Ее унесла женщина, которая теперь отдана в руки палача, и именно Мария де Бренвилье!

– Атенаиса, ты бредишь?

– Ах, я желала бы, чтобы это был бред! Но это так, отец, Мария похитила книгу из Вашей библиотеки; наш покойный духовник дал ее ученому монаху, чтобы тот объяснил ее содержание, а после смерти духовника книга, очевидно, попала в руки злодеев, которые соблазнились ее преступным содержанием и применили то, что написано в ней… Ах, мне все теперь ясно! Итальянец Экзили добыл откуда-то книгу; Сэн-Круа был его товарищем по заключению в Бастилии; потом к ним присоединилась и маркиза… Любовь и алчность, честолюбие и преступление! Вооруженная разрушительными, губительными силами, поддерживаемая своими сообщниками, Мария пошла по ужасной дороге; но средства идти по ней достались ей от семьи Мортемар. О, какие злобные насмешки возбудило бы здесь известие, что эта книга, причина ужасных преступлений, вышла из библиотеки герцога Мортемара, что король благосклонен к той семье, на которой лежит проклятие! Правду сказал монах: “Пусть падет вся вина на твою голову, весь позор на твою семью за то, что ты не уничтожил этой книги!”.

Разоблачения Атенаисы и ее волнение так подействовали на ее отца, что он не мог произнести ни одного слова. Он уже предвидел возможность следствия и суда. Что будет с его благородным именем? Он покорно склонил голову под тяжелым ударом и тихо промолвил:

– Ты права, Атенаиса… проклятие перешло на нас… Ах, если бы мы никогда не поднимались так высоко!

Маркиза хотела возразить, но в это время в галерее, по которой они шли, показался Лозен с толпой придворных, а это означало, что сейчас появится король.

Людовик вошел в блестящем костюме и направился в зал, где сегодня давал аудиенцию голландскому послу. Увидев герцога Мортемара и его дочь, он подошел к ним и произнес:

– Герцог Мортемар, я надеюсь видеть Вас сегодня у себя на вечернем собрании. Я нуждаюсь в развлечении, мне хочется развеселиться.

– Государь, – сказала герцогиня Орлеанская, подошедшая вместе с мужем, – Вы слишком принимаете к сердцу всякое дело. Вот я так вовсе не боюсь. Слава Богу, маркиза Бренвилье далеко от нас.

Филипп Орлеанский бросил на свою прелестную жену язвительный взгляд и со злобной насмешкой сказал:

– Та-та-та! Вот как мы заговорили! А я помню время, когда Вы очень охотно болтали с маркизой Бренвилье, когда эта опасная женщина была идолом всех гостиных, благодаря своим светским талантам, а также своему благочестию, когда д‘ Альбрэ, д‘Уданкуры и все, как их там звали, разрывались для нее, когда Вы даже в приемной королевы-матери целовали ее. Откуда же теперь такой страх? Подождите же, пока ее вина будет доказана. Видите, я снисходительнее к Вашим друзьям, нежели Вы были всегда к моим.

Герцогиня вспыхнула, как зарево.

Между тем король в это время шептал на ухо Атенаисе:

– Что случилось?

– Государь, мы говорили о маркизе Бренвилье.

– Не упоминайте ее имени! Оно наводит на меня ужас! – воскликнул Людовик.

– А на меня нисколько! – с несколько принужденным смехом сказала герцогиня Орлеанская. – О, у меня сильная душа, я нисколько не боюсь ядов!

– Смотрите, не вызовите злых духов, Генриетта, – поспешно прервал Людовик, – у нас и так довольно всяких ужасов!

– Обратите внимание: большая часть преступлений отравителей имела основанием или любовь, или месть, – прибавил герцог Орлеанский.

Король и его свита оставили галерею, и Атенаиса опять осталась наедине с отцом. Вдруг она слегка ударила себя веером по лбу.

– У меня явилась одна мысль! Скорее, отец! – воскликнула она, а затем поспешно спустилась во двор и подозвала пажа. – Попросите ко мне господина Пикара, вон он садится в свою карету.

Комиссар тотчас явился.

– Как Вы думаете, – сказала ему шепотом Атенаиса, – значу я что-нибудь при дворе?

– О, Вы, маркиза, – божество, перед которым преклоняется весь двор! – с низким поклоном ответил Пикар.

– Не преувеличивайте! Вот в чем дело: где заключен итальянец Экзили?

– В тюрьме Консьержери.

– Я хочу говорить с ним.

– Как? Вы? – Пикар отшатнулся.

– Без колебаний! Когда я могу видеть его?

– Послезавтра вечером, если уж Вы этого хотите.

– Моя благодарность не замедлит.

Пикар снова поклонился.

– Вы знаете дом, в котором живет вдова Скаррон? – продолжала Атенаиса.

– Знаю.

– Встретьте меня там послезавтра вечером. В котором часу это возможно?

– В девятом, маркиза.

– Итак, Вы придете к мадам Скаррон.

Пикар отвесил глубочайший поклон; когда же он поднял голову, маркиза уже исчезла.

– Ах, черт! – бормотал Пикар, садясь в карету, – я вижу на горизонте своей будущности золотые облака, из которых польется дождь дукатов… В Париж, и скорее! – крикнул он, и экипаж быстро выехал из-за железной решетки дворцового двора.

VI
Беглянка и преследователь

Экипаж маркизы Бренвилье мчался через Тиашский лес, по узким дорогам, среди холмов, густо заросших кустарником. При выезде из леса расстилалась огромная прогалина, замыкавшаяся вдали отрогами Арденских гор.

Экипаж приближался к крепости Рокруа; маркиза уже могла разглядеть блестящие каски часовых на валу. Часы пробили девять, когда она въезжала в город. Вскоре она была уже у почтовой станции.

– Лошадей до Живэ! – крикнула Мария, завидев содержателя почты.

– Лошадей? – повторил он, – невозможно!

– Почему невозможно? – с испугом спросила маркиза.

– Раньше трех часов нельзя получить лошадей, потому что архиепископ едет из Сэн-Кантена в Люттих и взял всех лошадей под свою свиту. В Шинэ они меняют лошадей, тогда наши лошади придут обратно. Угодно Вам подождать?

От гнева и беспокойства маркиза невольно стиснула руки.

– Друг мой, – сказала она почтальону, который ее привел, – не отвезешь ли ты меня дальше, до Живэ?

– Никак нельзя, сударыня: лошади не выдержат. Притом дорога через лес очень плоха.

– Вы знаете, я хорошо плачу.

– Да, но если лошадь падет?

– Я заплачу за лошадь.

– Мы можем не найти другой лошади: ждут войны, и лошади стали редким товаром.

– Тогда мне придется ждать, – сказала маркиза и вышла из экипажа.

– Только бы не напрасно, – заметил почтарь, – может быть, лошади воротятся из Шинэ порядочно усталые, и Вам придется прождать еще часа два лишних. Ведь и скотине надо дать вздохнуть.

Маркизу передернуло; ее озабоченность превратилась в настоящий страх; она считала минуты. Что-то теперь в Париже? Известно ли ее бегство? Преследуют ли ее? О, как ползут часы, минуты, секунды! Шинэ всего в двух милях, почему же лошади не возвращаются? Роковая судьба!

Она смотрела на церковные часы, старалась разглядеть, сколько они показывают; ее острые глаза следили за стрелками; она хотела бы заставить часовые колеса вертеться вдвое быстрее. Потом она вынула свои драгоценные часы и сверила время. Наконец она спросила, где здесь можно позавтракать, и пошла в дом напротив, который ей указали.

Она заказала себе завтрак и села к столу в комнате, пропитанной запахом пива, вина и табачного дыма. Но только что принесли завтрак, как на улице раздался стук копыт: это пришли лошади из Шинэ. Не дотронувшись до кушанья, маркиза побежала на почтовую станцию.

– Четверку лошадей до Живэ! – сказала она содержателю почтового двора, вежливо снявшему перед ней шляпу.

– Не знаю, возможно ли это, прекрасная госпожа: коням надо отдохнуть.

– Мне надо в Льеж!

Только что вернувшиеся почтальоны сердито заворчали:

– Неужели опять ехать!

Ужас маркизы возрастал; еще один час был потерян.

– Послушайте, – сказала она содержателю почты, – я так тороплюсь потому, что хочу застать еще живым умирающего родственника. Будьте милосердны, дайте мне лошадей! А ты, – обратилась она к стоявшему около нее почтальону, – получишь втройне, если повезешь меня сию минуту.

– Дама очень торопится… к умирающему, – сказал содержатель почты, – по-христиански следует ей помочь. Живо, Жан! Запрягай четверку и с Богом в путь!

– Тройная плата? – повторил Жан.

– Тройная, мой друг, – подтвердила Мария.

– Ну, так уж поедем, коли так! Только если что случится, так я не при чем.

Маркиза заплатила за лошадей, заплатила страшно дорого за тот завтрак, которого не съела, затем вскочила в карету, и колеса загремели по мостовой.

– Вишь как торопится! – засмеялся один из почтальонов. – Заметили ли Вы, как она побледнела, когда Вы сначала сказали, что нельзя дать лошадей?

– Как не заметил! Да и то сказать: спешит к умирающему.

– Она, по-моему, не похожа на опечаленную женщину, – возразил почтальон.

Когда маркиза проезжала ворота Рокруа, был уже полдень. Она потеряла три часа, – Дегрэ их выиграл.

* * *

Была поздняя ночь. По тихим улицам Рокруа мчалась карета. Она остановилась у почтового двора, и громкие удары посыпались в закрытые ставни, между тем, как почтальон звонил в колокол. Но обитатели почтового двора спали, по-видимому, мертвым сном и ничто в доме не шевелилось, хотя шум, поднятый проезжими, был так силен, что в противоположном доме, где помещалась гостиница, отворилось окно и слуга, высунув голову, закричал, заглушая своим голосом шум и стук:

– Господа, если Вам угодно отдохнуть и закусить, пожалуйте сюда! Здесь гостиница!

– Убирайся к черту! – ответил чей-то голос, – в твой кабак я не собираюсь. Мне нужно лошадей.

– Ну, достать их Вам будет трудно, – продолжал слуга, – уж очень большой нынче разгон. Еще третьего дня проезжала дама, которая сюда приехала в своем экипаже, а чтобы ехать дальше с почтовыми, должна была заплатить тройную плату. И то хозяин только потому дал ей лошадей, что она торопилась в Льеж к умирающему.

– Ага! – воскликнул вдруг проезжий, – тут была дама? Небольшого роста, красивая, бледная дама, которая приехала из Лана, сорила деньгами, спешила в Льеж, за границу?

– Все совершенно верно.

– Почтальон! – закричал проезжий, – отвори, не то разнесу твой дом! Отворяй же! – заревел он таким страшным голосом, что окна начали быстро отворяться и раздались голоса, испуганно спрашивавшие, не горит ли где.

Наконец явился содержатель почтового двора, в сопровождении своих людей с фонарями.

– Тысяча чертей! Кто тут смеет… – начал он.

– Потише, пожалуйста! – крикнул Дегрэ (читатель, конечно, узнал его), поднося приказ к фонарю, – по приказу короля, требую немедленно лошадей!

В мгновение ока весь дом очутился на ногах; лошадей Дегрэ выпрягли, запрягли свежих. Сержант тем временем подкрепился стаканом вина.

– А куда поехала та дама? – спросил Дегрэ.

– Она наняла лошадей до Живэ.

– И лошади были уже езженные?

– Да, я жду их не раньше завтрашнего утра.

– Лошади готовы, – доложил почтальон.

– В Живэ!.. Погоняй! – крикнул Дегрэ, садясь в экипаж, и снова помчался по следам беглянки.

– Это – погоня, – сказал почтальон. – Неужели этот господин и вправду из судейских?

– По-моему, он больше похож на ревнивого мужа, – ответил содержатель двора.

* * *

По полям и лугам вилась быстрая речка. На одном ее берегу виднелись дома города; на другом – высились стены цитадели. Это были: городок Живэ и крепость Шарлемон. Река, отделявшая город от крепости, была Маас; маркиза Бренвилье добралась до границы, ей оставалось только переехать мост, и она вступила бы на голландскую землю, очутилась бы под защитой голландских законов.

Выехав из Рокруа, Мария увидела, что почтальон нисколько не преувеличил: лошади действительно были утомлены и бежали все медленнее. Таким образом она кое-как доехала до окрестностей Живэ, как вдруг на вершине одного холма ее острые глаза заметили двух всадников. На них были шляпы с кокардами; маркизе показалось, что они оба в форменном платье. Один из них показал рукой на экипаж маркизы, затем оба пустили лошадей рысью. Ужас Марии достиг крайнего предела: она была уверена, что это – погоня.

– Скорее! Скорее! – кричала она вознице, – я заплачу вчетверо!

Он пробормотал какое-то проклятие и ударил по лошадям. Измученные животные сделали последнее усилие. Темнота надвигалась; всадники были уже недалеко от кареты маркизы.

– Неужели нет ближайшей дороги прямиком? – воскликнула маркиза.

– Есть! – ответил почтальон и быстро свернул с большой дороги.

Но тут раздались треск и громкий крик, и карета свалилась в ров. Две из лошадей барахтались в грязи; лошадь, на которой сидел почтальон, билась и брыкалась, потому, что оборванная постромка била ее по ногам, а четвертая лошадь оторвавшись ускакала в поле.

– Ведь я предсказывал это, предупреждал! – кричал взбешенный почтальон. – А ее, наверное, раздавило, тысяча чертей! А все оттого, что летели, как сумасшедшие, словно ее сам черт погонял!

Он слез с лошади, обмотал поводья вокруг дерева и подошел к карете. Одно колесо разлетелось вдребезги; карета лежала на боку. Лошади дрожали от напряжения и ужаса; пот лил с них градом. В эту минуту на дороге показались всадники.

– Помогите, господа! – обратился к ним почтальон, – тут случилось несчастье с дамой.

Один из всадников тотчас спешился и, отдав поводья своего коня товарищу, подошел к почтальону, который вынимал из кареты разбитые стекла.

Маркиза лежала на сиденье без всяких признаков жизни. Вынув ее из кареты, мужчины увидели, что она ранена; из ее головы текла кровь и запачкала ее платье.

– Что нам делать? – спросил всадник, помогавший почтальону.

– Нельзя терять ни минуты, – ответил другой, которого его товарищ назвал Луи, – она, кажется, получила серьезные повреждения. Я останусь у кареты, а Вы двое несите ее в гостиницу “Единорог”. До нее всего каких-нибудь двести шагов.

Завернув раненую в плащ, двое мужчин понесли ее в гостиницу, где пострадавшая возбудила всеобщее участие, тем более что почтальон рассказал, какая это щедрая и богатая дама. Через самое короткое время маркиза уже лежала в лучшей комнате гостиницы, на чистой, мягкой постели. Около нее хлопотали сама хозяйка, две служанки и еще одна из обитательниц городка.

Почтальон принес вещи маркизы, а сам уселся ужинать.

Холодные компрессы привели маркизу в себя; она открыла глаза.

– Спасите! Я не так виновна! Спасите, меня хотят убить! – были ее первые слова.

– Успокойтесь, – сказала хозяйка, – Вы у добрых людей.

– Где я? – закричала маркиза, дико озираясь, – где же палачи? Их было два, они гнались за мной. Где они?

Ее с трудом убедили, что два всадника были просто конные стражники из Живэ.

Мария опустила голову на подушку, а потом вскочила; лихорадка придала ей силы.

– Я должна ехать дальше? – простонала она, – мне грозит опасность!

Так как почтальон рассказал всем, что путешественница торопится застать при жизни одного умирающего, то ужас маркизы приписали этому обстоятельству.

– Вы должны остаться лежать, пока не придет доктор, – сказала хозяйка, – он осмотрит Вас и решит, можете ли Вы ехать.

– Не надо доктора! – простонала Мария и снова упала в обморок.

– У нее страшная лихорадка, – сказала женщина из города, – бедная барыня очень страдает. Вы должны позвать доктора: помочь ей – христианский долг.

– Николай уже стоит на улице и ждет доктора. Это – прекрасный доктор, и все обращаются к нему: наш городской доктор господин Ру уж очень стар.

– Путешественница, кажется, очень богата, – сказала женщина из города, – на всех ее вещах серебряные цепочки да гербы. Вон, смотрите, буквы “М” и “Б” и корона.

В этот момент в дверь постучал слуга и объявил, что доктор приехал.

– Скорее, Пикль, веди его сюда!

Доктор был молодой, сильно сложенный мужчина. Войдя в слабо освещенную комнату, он снял шляпу и попросил всех бывших в комнате, удалиться, чтобы не мешать ему осмотреть больную. Осторожно подойдя к постели, он увидел, что в полутьме не может рассмотреть ни самой пострадавшей, ни ее повреждений. Он взял со стола лампу, защищенную с одной стороны абажуром, и повернул ее так, что свет упал прямо на лицо больной. Крик изумления и ужаса вырвался из его груди, когда его взгляд упал на пострадавшую. Он схватился рукой за спинку стула, чтобы удержаться на ногах.

Его крик и яркий свет лампы заставили Марию открыть глаза. Увидев неподвижно стоявшего у ее постели врача, она, словно наэлектризованная, подняла голову и, протянув руку, точно желая отогнать видение, прохрипела:

– Камилл Териа!

– Да, это – я, – глухим голосом ответил доктор. – Маркиза, – продолжал он, – я прошу Вас иметь ко мне доверие.

Она схватила его за руку и чуть слышно прошептала:

– Камилл, ты послан мне свыше! Спаси меня!

Териа почувствовал прикосновение горячей, лихорадочной руки, и по его жилам пробежал огонь. Старая, страшными усилиями подавленная любовь проснулась в его сердце. Он взглянул на бледное, прекрасное лицо той, которую так пламенно любил, и забыл ее неверность, забыл свои страдания. Воспоминания о часах блаженного счастья властно завладели им, и эта встреча стала казаться ему намеком судьбы, что с этих пор его жизнь навсегда будет связана с жизнью маркизы.

– Спасти тебя, Мария? – нежно сказал он, – дай, я посмотрю твою рану; она, вероятно, не опасна.

Думая, что маркиза считает свои повреждения опасными для жизни и ждет от него спасения от смерти, Териа внимательно осмотрел ее и скоро убедился, что рана на голове сама по себе не опасна, но что больная потеряла много крови, что и было причиной ее обморока и слабости. Перевязав рану, он нагнулся к самому уху больной и произнес дрожащими губами:

– Где Сэн-Круа?

– Умер, – прошептала Мария.

Камилл прижал руку к бьющемуся сердцу.

– Говори правду, Мария! Он…

– Умер, Камилл, умер! О, спаси меня! Мне необходимо ехать!

– Ехать? Невозможно! Ты должна пробыть здесь, по крайней мере, два дня. У тебя жар, ты вся в синяках и дрожишь от лихорадки! Отъезд может убить тебя!

– Я должна ехать, хотя бы это и стоило мне жизни, – повторила Мария.

– Тут какая-то тайна, – сказал Териа, – будь со мной откровенна, Мария, я должен знать все. Как ты попала сюда? Да, да, я слышал: ты торопишься переехать границу? Почему такая спешка? Чего ты боишься?

Маркиза с трудом приподнялась на постели.

– Закрой дверь, – сказала она, – сядь поближе и слушай!

Териа запер дверь на задвижку и сел возле нее. Тогда маркиза обняла его и, положив утомленную голову на его грудь, прошептала:

– Ты все еще любишь меня?

– Да, Мария, да! У меня нет сил бежать от тебя.

– Я верю тебе. Если ты любишь меня, то уедем отсюда немедленно! Я должна бежать… Выслушай, но не отталкивай меня! Я – убийца.

Териа хотел вскочить, но руки маркизы крепко обнимали его. Он застонал, как человек, получивший смертельный удар, и почувствовал такую слабость, что чуть не упал, но объятия Марии поддержали его.

– Маркиза, – мрачно сказал он, – я – не монах, не священник; избавьте меня от выслушивания Ваших тайн!

– Значит, я должна погибнуть? Ты покинешь меня?.. Выдашь?..

Камилл встал.

– Позаботьтесь прежде всего о своем выздоровлении! О, Мария, Мария! – с рыданием воскликнул он потом, закрывая лицо руками, – зачем все так случилось? Отчего я не могу увезти тебя в мой маленький, уютный домик! Ах, ведь я все-таки люблю тебя!

– Так было суждено, Камилл. К моей судьбе примешалось проклятие, которое должно было исполниться. Но теперь все кончилось; встреча с тобой – знак того, что теперь наступит счастье… Я сойду с опасного пути, и в этом будет мое спасение.

– За тобой гонятся? – спросил Камилл, приняв твердое решение.

– Не знаю, наверное.

– Хорошо; значит, пока еще нет особенной опасности. Ты должна встать и подкрепиться.

– Камилл, я должна скорее перебраться через границу!

– Отдохни один день; потом я спасу тебя. – Териа отворил дверь. – Притворись, что ты в обмороке, – шепнул он Марии, а потом громко позвал: – Мадам Регина!

Явилась хозяйка.

– Эта дама очень больна, – сказал доктор, – боюсь, не было бы воспаления мозга. Нет ли кого, чтобы я мог послать?

– Можно послать Николая.

– Велите оседлать лошадь и пошлите его в Шинэ. Я сегодня не поеду домой, потому что положение больной внушает опасения. Вот список лекарств, которые мой помощник должен прислать мне. Торопитесь.

Когда хозяйка вышла, Териа снова подошел к постели, обвязал голову Марии новым компрессом, сел около нее и, пригнув ухо к ее губам, сказал с глубоким вздохом:

– Теперь расскажи мне все…

* * *

Прошло больше часа. Регина услышала, как доктор сошел с лестницы, а, выглянув в окно, увидела, что он вошел в конюшню. С фонарем в руках он внимательно осмотрел свой легкий экипаж, попробовал, крепки ли ремни, прочно ли дышло, в порядке ли постромки и гужи. Так же внимательно осмотрел он своих лошадей, а потом вышел на двор и о чем-то переговорил с конюхом. Хозяйка почувствовала любопытство. Отворив дверь, она смотрела на доктора; к ее изумлению, он прошел через сад в маленькую часовню, двери которой не закрывались ни днем, ни ночью, и при свете луны Регина увидела, что доктор вошел в нее и запер за собой дверь.

“Дама-то, верно, очень больна, – подумала хозяйка, – доктор просит помощи у Господа Бога”.

Вернувшись из часовни, Териа спросил у хозяйки:

– Могу ли я получить завтра рано утром хорошую лошадь? Мне необходимо навестить некоторых больных.

– Наш рыжий к Вашим услугам, – ответила Регина, – я велю оседлать его к пяти часам утра.

Териа вернулся в комнату Марии; она спала или была в забытьи. Сев около постели, Камилл долго смотрел на больную. Часы проходили между страхом и надеждой. Пока не замечалось ничего подозрительного.

Утром Териа уехал, но вернулся очень скоро. В полдень он съездил в город и нашел человека, который помогал перенести маркизу в гостиницу. В качестве врача Териа мог расспрашивать, не навлекая на себя подозрений. На душе у него было страшно тяжело, но он решился во что бы то ни стало спасти женщину, которую когда-то горячо любил, по крайней мере – хоть от руки палача. Он очень обрадовался, узнав, что вчерашние всадники не имели никаких подозрений; но его встревожило известие, что до Живэ уже дошли слухи о событиях в Париже: он сам услыхал рассказы в одном кабачке. Камилл поспешил к одному своему знакомому, а затем вышел от него с каким-то узлом в руках. Потом, сев снова на коня, он поехал по дороге в Рокруа, сунув в кобуры пару пистолетов. Спрятавшись в придорожных кустах, он долго сторожил, не проедет ли подозрительный экипаж или всадник; но наступил вечер, – никого не было. Тогда Териа вернулся в гостиницу и сказал Марии:

– Спи спокойно и старайся окрепнуть!

Следующий день прошел таким же образом.

– Завтра мы можем уехать, – шепнул Териа вечером своей больной.

Ночью он снес в свой экипаж вещи Марии.

– Запряги моих лошадей к семи часам, – сказал он слуге, – а мне оседлай лошадь; я поеду провожать больную до Льежа.

– Все благополучно? – дрожа, спросила маркиза, когда он вошел в ее комнату.

– Да. Завтра в это время ты будешь уже в безопасности.

Расстроенный, взбешенный ехал Дегрэ через леса, поля и деревни. Он напал на след, но где искать беглянку? Граница была уже недалеко; вот уже заблестели струи Мааса. Вот показался и Живэ. Очевидно, преступница находится уже в полной безопасности. Стоит ли продолжать преследование? Но в его кармане лежала выданная им Шателэ бумага, в которой голландские власти приглашались оказать содействие поимке преступницы. Дегрэ не сомневался, что убийцу никто не станет укрывать. Только бы настигнуть ее!

В семь часов утра Живэ был уже близко. В это время на дороге показались два всадника: один из них был Камилл Териа, который хотел еще раз взглянуть, безопасна ли дорога, а другой – тот всадник, который присутствовал при катастрофе с маркизой.

– Добре утро, товарищ! – сказал Дегрэ, высовываясь из окна кареты, – не знаете ли… Что за черт! Да это, кажется, – Луи Лавиолетт, занимавший когда-то вместе со мной сторожевой пост во дворце в Париже?

– Господин Дегрэ? – воскликнул всадник, останавливая коня.

В эту самую минуту Териа выехал из кустов и очень испугался, увидев, что стражник разговаривает с каким-то путешественником: он мог оказаться полицейским, расспрашивавшим собрата относительно преступницы. Как раз в этот же момент путник высунулся из кареты, и Камилл узнал страшного сержанта Франсуа Дегрэ, которого он часто встречал в Париже и который явился сюда, конечно для того, чтобы захватить преступницу. Ни минуты не колеблясь, Териа вернулся в лес и самой короткой дорогой помчался в город. В это же время и Дегрэ, узнав от стражника то, что ему было нужно, погнал лошадей по дороге к городу. Маркиза была теперь в его руках!

Мария встала с постели с величайшим трудом и едва могла одеть дорожное платье. Служанка причесала ее великолепные волосы, но даже и это страшно утомило больную. Она с трепетом прислушивалась к малейшему шуму, ожидая Териа и известия, что путь еще свободен. Она уже начала надеяться, что благополучно избежит опасности, как вдруг на лестнице раздались тяжелые шаги, дверь распахнулась и в комнату вбежал Камилл, запыхавшийся, покрытый пылью и потом.

– Скорее! – крикнул он, – нельзя терять ни минуты!

– Ради Бога, что случилось? – простонала маркиза.

– Погоня!.. Сержант из Парижа… Его карета уже близко! Скорее!

Мария вскочила. Демоническая сила ее духа заставила повиноваться слабое тело. Ее щеки покрылись румянцем, глаза засверкали. Она схватила шляпу и вуаль.

– Я иду! Спаси меня!

– Карета уже на дворе, иди скорее!

– Вот деньги, – сказала маркиза, передавая ему тяжелый кошелек, и бросилась к двери, но силы изменили ей, и она пошатнулась.

Отчаяние овладело Камиллом. Уже не думая скрываться, он схватил почти бесчувственную женщину на руки и сбежал вниз по лестнице. Пройдя со своей ношей мимо хозяйки и служанок, он вышел на двор, положил маркизу в угол кареты, захлопнул дверцу и шепнул кучеру:

– Скачи как можно скорее к воротам, выходящим на Шинэ; старайся переехать пограничный пост!

Легкий экипаж, запряженный сильными, притом отдыхавшими два дня лошадьми, выехал на улицу и в одну минуту скрылся из вида.

– Вот Вам за услуги, – сказал доктор хозяйке, кладя в ее руку тяжелый кошелек. – Я буду лечить эту даму у себя, в Шинэ: она очень опасно больна.

Затем он вскочил в седло и также выехал на дорогу.