Текст книги "Опасные пути"

Автор книги: Георг Хилтль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 51 страниц)

VI
Крушение на опасном пути

Прием в Лувре у Людовика XIV только что окончился. Придворные кавалеры и дамы расходились группами, разговор оживился. У одной из золоченых колонн зала стоял граф Лозен. Он был в большом нетерпении, так как уже две недели ожидал решения своей судьбы. Он все время следил за королем и ждал знака, о котором ему говорила Монтеспан; однако его все не было, и он подумал, что либо Монтеспан сказала ему неправду, или же король утратил свое влечение к красивой женщине. На этот раз Лозен заметил, что король во все время приема оглядывался по сторонам, и подумал, что это должно было что-нибудь означать. Поэтому он не спускал взора с Людовика и скоро увидел, что взгляд короля устремлен на то место зала, где среди других дам стояла Монтеспан. Людовик вдруг обернулся, и Лозен заметил на его пальце сверкающий бриллиант, которого раньше не было. Граф тотчас же перенес свое внимание на Мотеспан и увидел, что она дважды с шумом распустила веер.

Как только Лозен заметил эти безмолвные переговоры, он тотчас же выскользнул из зала, спустился с лестницы, вышел на улицу, и, сев в наемный экипаж, отправился к Орлеанскому дворцу. Когда он входил в парк, прилегавший к нему, часы на башне пробили половину третьего.

“Я явился как раз вовремя, – сказал себе граф, – через полчаса я, наверное, узнаю все”.

Лозен отправился в темную аллею, где его встретила Лаиса, камеристка Монтеспан.

– Торопитесь, граф, – прошептала она, – если бы Вы еще немного опоздали, все пропало бы!

– Незаменимая девица! – воскликнул граф. – Вот тебе! – и с этими словами он бросил в передник горничной горсть золотых.

– Тысячу раз благодарю Вас. Но только не забудьте, граф, что я могу поплатиться головой, если только будет услышан хоть малейший шорох.

Лаиса через спальню провела графа в гостиную Монтеспан.

– Оставайтесь здесь, граф, теперь Вы сами за себя отвечаете.

Она вышла, оставив графа одного.

Лозен внимательно осмотрел комнату и увидел нишу, завешенную тяжелыми занавесами. Граф остался очень доволен избранным местом, так как даже в случае, если бы занавеси были раздвинуты, он мог бы укрываться за большой группой. Окончив свой осмотр, Лозен подошел к окну. Ко дворцу подъезжали различные экипажи, из них выходили дамы и мужчины, но короля не было. Граф вооружился терпением; он был убежден, что его ожидания не напрасны, так как ясно видел условные знаки.

Однако время шло, а никто не приходил. Наконец в соседней комнате послышались громкие голоса, и граф поспешил спрятаться за занавес.

Дверь гостиной отворилась, и в нее вошел король под руку с Монтеспан.

– Ах, как хорошо! – воскликнул Людовик. – Наконец-то я вижу Вас вне всех этих церемоний! – Он страстно поцеловал маркизу и продолжал: – Вы знаете, что я бываю счастлив только с Вами.

– Надеюсь, – со вздохом проговорила Монтеспан. – О, как многое изменилось с тех пор, когда мы впервые виделись в этом дворце!.. Я стала гораздо увереннее и смелее, но в этом виноваты Вы, Ваше величество, так как Вы избаловали меня… Но я прекрасно сознаю, что я не единственная, которую Вы балуете, а потому не позволяю себе гордиться.

Она опустила головку и хорошо рассчитанным движением бросилась на роскошный турецкий диван. Король опустился рядом с ней и, взяв ее за руку, произнес:

– Вы видите, дорогая, как меня мучают Ваши упреки; но скажите сами: что я должен сделать? Луиза готовится стать матерью, а потому было бы жестокостью отталкивать ее теперь. Я твердо решил узаконить ребенка и сделать Луизу владетельницей большого имения; может быть, это утешит ее. Но любить ее я не могу больше, с тех пор как увидел Вас.

– О, Ваше величество, – воскликнула Атенаиса, – как Вы любили ее! Вы становились на колени перед ней и клялись в верности, а теперь? Теперь Вы хотите подарком возместить ей потерю Вашей любви! Если Вы, Ваше величество, когда-нибудь поступите так со мной, пожертвовавшей для Вас своим мужем, которому я клялась в верности и который живет только мной, то лучше убейте меня здесь сейчас же!

– Атенаиса, – сказал король, – Вы взволнованы и раздражены злыми толками толпы. Но подождите! Наступит время, когда все будут преклоняться перед Вами.

– Все? О, Ваше величество, я боюсь дружбы не меньше любви. Около Вас есть люди, которые становятся между нами, которые руководствуются только стремлением к славе.

“Ага, – подумал Лозен за занавесом, – она наверно будет сейчас говорить обо мне и подготовляет почву для свержения министров!”

Король немного подумал, а затем спросил:

– О каких людях Вы говорите? Министры, вероятно, не интересуются моими сердечными делами, они могли бы сильно поплатиться за это. Мои родные? Я – король, этим все сказано. Кого же Вы подразумеваете?

Лозен напряженно вслушивался.

– Ваше величество, – ответила Монтеспан, – Вы не должны долее разделять свое сердце между дружбой и любовью к той, которая так всецело и бескорыстно предана Вам и не имеет никаких честолюбивых замыслов.

“Черт возьми, – подумал Лозен, – к чему это она ведет?”.

– Вы говорите загадками, Атенаиса; я ничего не понимаю.

– Вспомните, – сказала маркиза, – разве один из Ваших друзей не обращался к Вам недавно с самыми смелыми просьбами?

– А, теперь я понимаю! Вы говорите о графе Лозен?

– Именно.

– Он хочет получить место главнокомандующего артиллерией. Но ведь Лувуа, Кольбер, Тюренн – все против этого. Конде даже сказал, что это может сделать армию всеобщим посмешищем. Однако Лозен все время осаждает меня просьбами. Что Вы скажете на это, моя милая подруга, мой разумный советчик? Соглашаться ли мне на просьбы Лозена, или нет?

“Какое счастье! – подумал Лозен, – все идет как по маслу. Место будет за мной”.

Он прислушался к дальнейшему разговору, но каков же был его гнев, когда он услыхал ответ маркизы! Он даже побледнел, как полотно, его зубы стучали и колени подогнулись, когда Монтеспан произнесла:

– Если Вы спросите меня, Ваше величество, то в интересах государства, которые я ставлю выше интересов отдельных людей, во имя Вашей славы, на которой я не хочу видеть ни малейшего пятнышка, должна сказать, что министры вполне правы. Граф Лозен – начальник артиллерии! Тут есть от чего умереть со смеха! Нет, Ваше величество, во имя Вашей славы Вы не должны допускать подобное назначение. Я представляю себе нарядного графа среди пушек! Ха, ха, ха!.. Он, пожалуй, начнет заряжать их папильотками!

Король рассмеялся.

– Змея, – прошипел Лозен в своей засаде, с трудом сдерживая свой гнев, хотя малейшее движение могло погубить его.

– Не истолкуйте превратно моих слов, Ваше величество, – продолжала между тем Монтеспан, – я никогда не забываюсь настолько, чтобы вмешиваться в Ваши распоряжения, но Вы спросили меня, и я ответила, как подсказали мне разум и сердце. Я высоко ставлю славу короля Франции и не променяю ее на благосклонный взгляд Вашего любимца.

– Как это благородно, Атенаиса! – воскликнул король. – Вы правы. Итак, прочь его прошение! – и с этими словами Людовик вынул из кармана бумагу и разорвал ее на мелкие кусочки.

– Начальник артиллерии валяется на полу, – со смехом проговорила Монтеспан, указывая на клочки бумаги, разлетевшиеся по полу.

Граф Лозен должен был прислониться к стене, даже его железные нервы не выдержали подобного испытания. Он, любимец короля, никогда не ожидал, что может потерпеть подобное поражение, и благодаря кому же? На это решилась женщина, не державшая еще власти в своих руках; как же будет поступать она, когда сделается повелительницей монарха? Графа страшно убивали то легкомыслие, с которым Людовик отказался от своего любимца, и готовность, с которой он согласился с маркизой.

– Оставим Лозена, – с раздражением проговорил Людовик, – это дело решено бесповоротно. Придите в мои объятия, Атенаиса! Время бежит немилосердно; Лувуа и Кольбер ждут меня, надо опять приниматься за работу.

– Мой бедный государь! – нежно проговорила Монтеспан, проводя рукой по волосам короля.

Король обвил руками ее стан и тихо прошептал:

– Дорогая, любимая!

– Ваше величество, – вдруг проговорила маркиза, – пустите меня! Мной овладел смертельный страх; мне кажется, что Луиза де Лавальер опять подслушивает нас, как тогда в оранжерее.

– Где? – проговорил король встрепенувшись. – Нет, она не будет больше подслушивать. Я уверил ее, что тогда она видела все во сне, что все только показалось ей.

– Ах, Ваше величество, – с улыбкой возразила Атенаиса; – она не верит этому: она чувствует, что гибнет, и молча переносит свои страдания. Мне показалось, что я вижу ее призрак здесь в комнате.

– У Вас часто бывают такие видения во время наших свиданий. Помните нашу первую встречу? Вам все казалось, что за креслом тень Вашего супруга, – и король громко рассмеялся. – Я стоял за занавесом, как на иголках; это был совсем такой же занавес, как вот этот.

Лозен собрал все свое мужество при этих словах и выхватил шпагу, твердо решив покончить с собой, если его присутствие будет открыто; однако занавес не поднимался.

Между тем Атенаиса, заметив, что разговор о привидениях неприятно подействовал на короля, решила приложить все усилия к тому, чтобы развлечь его, Лозен видел, что она опустилась около Людовика на колени и стала ласкаться к нему, шепча какие-то слова, и наконец, осыпаемая страстными поцелуями короля, снова опустилась на оттоманку…

Прошло несколько времени.

– Вы неотразимы, Ваше величество! – проговорила маркиза, подымаясь с дивана, – я же простая смертная, а потому уверена, что небеса простят мне мою слабость.

Людовик улыбнулся и воскликнул:

– Вы прелестны!.. Я становлюсь Вашим рабом, а – Вы – моей очаровательной госпожой.

– О, Ваше величество, – сказала маркиза томным голосом, – не говорите со мной так, если не хотите сделать меня глубоко несчастной. Это я – Ваша раба, Ваша покорная служанка. Король Франции не должен говорить: “Я опускаюсь”. Вы возвышаете меня до себя, и я благодарю Вас.

“Она скоро будет править Францией, – подумал Лозен, – я знаю короля, как свои пять пальцев; но я не прощу ей моего поражения”.

Довольный и веселый Людовик протянул руку Атенаисе и произнес:

– Вы должны вернуться к герцогине Орлеанской, а я – в Лувр. Но скоро настанет время, когда мы будем иметь возможность встречаться открыто.

Он поцеловал руку маркизы, а затем оба они вышли из комнаты.

Как только они переступили порог, Лозен, забыв всякую осторожность, выскочил из своей засады и через спальню прошел в комнату горничной, где последняя ждала его.

– Вы должны поскорее уходить, – сказала Лаиса, – маркиза может каждую минуту позвать меня.

– Куда она теперь пойдет? – хрипло спросил Лозен.

– Она, вероятно, вернется в покои герцогини, как всегда.

– Значит, она пройдет через большой коридор, окна которого выходят в сад?

– Да ведь он ведет прямо в большой зал.

– Благодарю, – сказал граф, выбегая из комнаты.

Он поспешил в коридор и встал в одной из оконных ниш.

Атенаиса, проводив короля, вернулась в свою комнату и позвала горничную.

– Подбери эти бумажки, – сказала она, указывая на разорванное прошение графа, и, когда та исполнила приказание, приказала: – а теперь помоги мне привести в порядок мой туалет.

Оправив платье и прическу, Атенаиса направилась в коридор, ведущий в приемный зал герцогини. Недалеко от входа она заметила на полу темную тень, и тотчас же граф Лозен, к великому ее удивлению, заступил ей дорогу.

Граф решил не показывать своего волнения; он с самым непринужденным видом подошел к Атенаисе и, взяв ее руку, крепко сжал ее.

– Вы делаете мне больно, граф! – воскликнула маркиза, отнимая свою руку. – Вы сжали мою руку так крепко, как самый страстный любовник.

– Я действительно любил Вас когда-то, Атенаиса, – ответил граф, – но где уж мне тягаться с королем?!

– Вы все же владеете кусочком моего сердца, – шутливо возразила маркиза. – Правда, я не могу и не должна отвечать Вам на Вашу любовь, но всегда останусь для Вас верным другом.

– О, благородное существо! – воскликнул граф срывающимся голосом, но тотчас же овладел собой и нежно добавил: – Я наблюдал сегодня и был награжден за свой труд.

– Чем же, граф?

– Я заметил знаки, которыми Вы обменялись с королем, и надеюсь, что Вы дадите мне благоприятный ответ.

Взор графа, полный глубокой ненависти и страшной злобы, остановился на лице маркизы, но она была так смущена, что не заметила ужасного демонического выражения глаз графа.

После непродолжительного молчания, которое маркиза умело скрыла небольшим кашлем, она овладела собой и, дерзко взглянув в глаза графа, проговорила:

– Да, Антуан, Вы не ошиблись: Ваш друг ходатайствовал за Вас.

– Место за мной? – воскликнул Лозен.

– Еще нет, но это уже решено. Желаю Вам успеха.

– Вы… – чуть не вырвалось у графа, но он прикусил язык и спокойно продолжал: – Вы действительно – верный друг. Король показывал Вам мое прошение?

– Да.

Лозеном овладело любопытство узнать, как далеко Монтеспан зайдет в своей лжи.

– Что же король сделал с моим прошением? – спросил он.

– Он прочитал его с дружеским расположением, а затем сказал мне: “Атенаиса, я хотел бы слышать Ваше мнение”.

– А Вы? Что Вы сказали?

– Ну, граф, я уже сказала Вам, что место за Вами; что же Вам еще надо?

– Мне очень хочется знать, что Вы сказали.

– Я сказала: “Ваше величество, Вы должны дать графу это место в награду за его заслуги. К чему обращать внимание на Тюренна и Лувуа? Вы, быть может, дадите Франции нового героя”.

– Это прекрасно, маркиза, но это чересчур, право, чересчур!

– Вы довольны?

– Без сомнения. Только позвольте сказать Вам одно, – воскликнул он, подходя совсем вплотную к маркизе: – Вы поступили, как негодная женщина, и солгали, как последний плут перед полицейским.

Эти слова Лозен прямо-таки выкрикнул, не сдерживая больше своего гнева, и схватил маркизу за руки.

– Оставьте меня! – воскликнула Атенаиса со страхом. – Вы сошли с ума…

– Нет, мерзкая женщина, я не сошел с ума. Я не пущу тебя, пока не скажу тебе всего! Я заряжаю пушки папильотками? Тут есть от чего умереть со смеха? Что? Говори!

Атенаиса была не в состоянии выговорить ни слова; она старалась вырваться, но граф сжал ее руки, как тисками.

– Вы – раба короля? Небесные силы уже простили Вам Ваше падение? Вы – его служанка? Ну, так подите, подметите обрывки моего прошения, которые валяются у Вас на полу! – и с этими словами граф с силой оттолкнул маркизу.

Она разразилась громкими рыданиями и почти вслед за тем двери открылись, и со всех сторон прибежали дамы, слуги, горничные. Скандал был полный.

Атенаиса указала на Лозена, который стоял как вкопанный, и упала в обморок; все бросились помогать ей.

– Позаботьтесь о маркизе, – с ледяным спокойствием проговорил граф, – это – очень благородная особа!

Сказав это, он вежливо раскланялся и ушел.

Очнувшись, маркиза тотчас же сообразила, как поступить. Никто из присутствующих не знал причины, вызвавшей сцену в коридоре, и обморок маркизы мог быть объяснен крупным разговором с графом, завидовавшим ее возраставшему влиянию. Но ее тайна была известна графу, и Атенаиса решила опередить его. С наступлением вечера она поспешила в Лувр, где была назначена репетиция балета. Смутные слухи о происшедшем уже дошли до короля, но никто не решался рассказать ему все подробно.

Людовик вошел в зал и поздоровался с участвующими в балете. Атенаиса умышленно держалась в стороне; она подперла голову рукой и казалась больной. Король подошел к ней и приветливо поклонился.

Монтеспан тотчас же встала.

– Вы больны, Атенаиса? – шепотом спросил Людовик, – я уже слышал кое-что. Правда ли, что у Вас была сцена с Лозеном?

– О, Ваше величество, – проговорила маркиза с притворным смирением, – все уже прошло. Прошу Вас, не заставляйте графа расплачиваться за ту обиду, которую он причинил мне. Ведь он – Ваш друг.

– Атенаиса, я приказываю Вам говорить, я хочу все знать; нет, я прошу Вас рассказать мне все.

Все присутствующие стояли в отдалении от короля и Монтеспан. Каждый видел, что происходит что-то необыкновенное и что теперь выяснится, как велико расположение короля к Монтеспан.

– Если Вы приказываете, Ваше величество, то… Я лишь прошу Вас не гневаться на него; я лично уже простила графа, но особа Вашего величества…

– Как? – вспылил король, – он осмелился коснуться меня?

– Не совсем, но… одним словом, он знает, какое близкое свидание было сегодня между Вами и мной.

Король гневно откинул голову.

– Что Вы говорите? За мной осмелились следить?

Это было больное место Людовика, и он становился врагом каждого, кто был хоть однажды свидетелем его слабости. Он не желал, чтобы кто-нибудь мог считать его подверженным человеческим недостаткам и слабостям.

– Я не знаю, подслушивал ли Лозен, но он повторил мне многие слова Вашего величества; он знает, что его прошение разорвано… Откуда ему известно все это, не могу Вам сказать.

– Ого, граф, – сказал король, – Вы зашли слишком далеко и узнаете меня как строгого властелина и короля!

– Ваше величество, Вы не…

– Это – уж мое дело. Граф должен будет сознаться, откуда у него эти сведения, и горе тому, кто выслеживает меня.

В этот момент граф Лозен очень непринужденно и грациозно подошел к королю и проговорил с глубоким поклоном:

– Ваше величество, исполнители следующей кадрили готовы начать репетицию.

Король медленно обернулся и, смерив Лозена презрительным взглядом, ни слова не говоря, повернулся к нему спиной.

Несмотря на всю свою светскую выдержку, Лозен отскочил назад. Атенаиса бросила на него из-за веера торжествующий взгляд.

Репетиция началась. Людовик сел в кресло, Лозен по обыкновению встал позади него. Все ожидали, что он шепнет королю несколько слов, но он стоял не шевелясь, пока репетиция не окончилась. Король удалился в свою комнату, где его ждали придворные, чтобы помочь при раздевании. Оборачиваясь, Людовик увидел входившего Лозена и громко произнес:

– Я не нуждаюсь в Ваших услугах, граф!

Лозен увидел, что все взоры обращены на него, и почувствовал, что отступать уже поздно, а потому смело ответил:

– Я же нуждаюсь, чтобы меня выслушали, а потому прошу меня впустить!

Король был очень вежливым человеком, а потому быстро овладел своей досадой и холодно, но учтиво проговорил:

– Я всегда готов выслушать того, кто нуждается в этом. Войдите, граф!

Король и Лозен скрылись в соседней комнате.

– Ну-с, – сказал король, войдя в спальню и останавливаясь у ночного столика, на котором горели восковые свечи, – что Вам угодно?

– Государь, – проговорил Лозен, несколько смущенный холодностью короля, – Вы – первый рыцарь Вашего государства.

– Кажется, я всегда и держал себя, как подобает рыцарю.

– Всякого, кто усомнился бы в этом, я пронзил бы своей шпагой! – горячо произнес Лозен.

– Позвольте мне самому заняться своей защитой.

– Прекрасно, но я позволю себе спросить Вас, Ваше величество; должен ли рыцарь держать свое слово, да еще вдвойне, если он – король?

Людовик сделал гневное движение.

– Я знаю, что Вы хотите сказать. Не раздражайте меня, граф Лозен! Вы осмелились следить за мной, Вашим королем; я подозреваю, что Вы были свидетелем… Оставим это. Бойтесь моего гнева!

– Я не боюсь Вашего гнева, Ваше величество… Я думал, что король Франции должен держать свое слово, но оказывается, что я ошибся.

– Что Вы хотите этим сказать? – воскликнул Людовик, пораженный его дерзостью.

– Я хочу сказать, что Вы, Ваше величество, обещали мне пост начальника артиллерии и не дали мне его, – сказал Лозен.

– Да, но я дал Вам это обещание с условием, чтобы Вы держали его в тайне; однако Вы хвастались, говорили, покупали голоса. Не волнуйтесь!.. Я знаю все.

– Вы знаете все? – воскликнул Лозен, не владея больше собой, – но, может быть, Вы кое-что забыли, и я Вам напомню. Вы были расположены ко мне, хотели дать мне это место, но тут вмешалась женщина, а Вы скорее можете устоять перед целой армией, чем перед красивой женщиной. У Вас есть такая же уязвимая пята, как у каждого смертного. Не будет унижением короля Франции, если он сознает свою неправоту и исправит свою ошибку, предоставив своему другу тот пост, который у него отняли бабьи сплетни и низкие интриги!

– Черт возьми! – воскликнул король вне себя, – это чересчур! Это – неслыханная дерзость! Подобные слова никогда еще не раздавались в этих стенах.

– Ваше величество, – проговорил граф с язвительной улыбкой, – Вы забываете времена, когда фронда диктовала здесь свои условия.

Король побледнел, как полотно, ухватился за стол и глухим голосом проговорил:

– Оставьте эту комнату!.. Я – не друг Вам больше.

Лозен отступил на несколько шагов; он весь трясся от бешенства, его глаза налились кровью.

– Хорошо же! – воскликнул он, – теперь мне осталось только одно; сломать свою шпагу, для того, чтобы мне никогда больше не пришла охота служить монарху, который не держит своего слова!

С этими словами граф выхватил из ножен свою богато разукрашенную шпагу и сломал ее над коленом так, что куски со звоном посыпались на пол.

Людовик не мог вымолвить ни слова; ему казалось, что это – сон; он пришел в себя только тогда, когда рукоятка сломанной шпаги коснулась его ноги. Пылая гневом, он подскочил к графу и высоко замахнулся на него тростью, бывшей у него в руке. Но вдруг рука монарха остановилась, и удар не упал на спину графа. Медленно, борясь с самим собой, король отступил назад, его рука опустилась, и, как бы боясь, чтобы проявление гнева, недостойное монарха, снова не овладело им, он быстро подошел к окну и, открыв его, выбросил свою драгоценную трость. Затем Людовик снова подошел к Лозену и, овладев собой, проговорил твердым голосом.

– Я выбросил трость в окно, чтобы не быть вынужденным употребить ее против Вас; никто не должен иметь право сказать, что король Франции поколотил в своей комнате французского дворянина.

Лозен был уничтожен.

Не удостоив его даже взглядом, король прошел мимо и, открыв дверь, крикнул:

– Господин д‘Артаньян.

Вошел капитан личной охраны короля.

– Немедленно отвезите графа Лозена в Бастилию, – проговорил Людовик, указывая на своего бывшего любимца.

Лозен, поклонившись королю, последовал за мушкетером, не выказывая ни малейшего волнения. Никто из присутствующих в другой комнате не поклонился ему.

– Подождите Вы, продажные твари, – пробормотал граф, – когда я вернусь, я припомню Вам Вашу подлость. Вы считаете меня побежденным? Ха, ха, ха! Я знаю короля!

Д‘Артаньян приказал подать экипаж и вместе с графом поехал в тюрьму.